Текст книги "Чужая. Часть 2. Мёртвый дом (СИ)"

Автор книги: gernica

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

Не только волчьему обонянию Берты запах гостя не пришёлся по вкусу. Напряжённое сопение портрета миссис Блэк грозило перейти в злобный хрип. Берта предложила пройти на кухню.

– Я тут это… – засуетился гость. Пока он рылся в карманах своей мантии, которые, судя по тяжёлому грохоту многочисленных железок внутри, не имели дна, Берта лихорадочно соображала, кем бы тот мог быть. Поскольку находился он сейчас в штаб-квартире Ордена Феникса – никем иным, как бойцом бравой армии Дамблдора. «И хороши же дела у Ордена…» – в который раз грустно подумалось Берте.

– Тебя как звать-то?

– Флетчер я, – человечек оторвался от своего занятия и внимательно посмотрел на Берту. Та перехватила его взгляд – ясный, цепкий и совершенно трезвый. – Привет тебе. От Рыжей.

Тут всё встало на свои места.

Когда они с Энрике только-только приехали в Англию, жили в такой нищете, что просто есть было нечего. Энрике, конечно, был виртуозным вором, но Берте везло больше. Вот и в тот день она понадеялась на везение. Заскочила в какой-то трактир, «Дырявый котёл», кажется, так он назывался, в надежде стащить там хоть еды, хоть, если повезёт, денег.

В тот раз посетителей в трактире было всего двое: старик со всклокоченной седой бородой и красным носом да ещё какой-то нализавшийся в зюзю ханурик, который спал, положив на стол лохматую рыжую голову. Берта сперва подсела к рыжему, поскольку он не подавал признаков жизни, но быстрый обыск его карманов ничего не дал. Тогда девочка переместилась к старику, который тоже казался изрядно захмелевшим. Едва сунув руку ему в карман, Берта поняла, что фатально ошиблась, потому что цепкие, сильные, совсем не старческие пальцы тут же больно впились ей в запястье, а хриплый едкий голос прошипел в самое ухо:

– Попалась, воровка!

Вырваться не представлялось возможным, и Берта уже мысленно попрощалась с Энрике и с вольной жизнью. Но тут произошло нечто такое, что ошеломило Берту. Старик вдруг замер, будто его ахнули по голове чем-то тяжёлым, и выпустил её руку. В тот же миг, едва это случилось, кто-то другой крепко схватил Берту за руку и…

Это был её первый опыт парной трансгрессии, и он Берте совершенно не понравился. Её бы вырвало после этого, если б было чем – она уже больше суток ничего не ела.

Когда Берта слегка пришла в себя, она, наконец, посмотрела на своего нежданного спасителя. Невысокий кривоногий мужичонка с взъерошенной рыжей шевелюрой, одетый в какую-то грязную хламиду, внимательно разглядывал Берту совершенно трезвыми зелёными глазами.

– Да-а, чего только не бывает на свете! Первый раз вижу щипачку в «Дырявом котле». А ты ничего, чисто работаешь… Это я тебе как профессионал говорю. Только что же ты к волшебникам полезла? Хоть ты и мастерица своего дела, а всё равно ведь – магла, и любой тебя за руку схватит…

– Так ты что же, почуял, как я к тебе в карман залезла?! – голос ещё плохо слушался её.

– А то как же! – ухмыльнулся тот. – Да ты не тушуйся, уж я-то точно свой. Хоть сам по карманам не шарю, но ремесло ваше очень уважаю.

– Вот почему ты меня выручил! Как хоть тебя звать, избавитель?

Наземникус Флетчер к вашим услугам, сударыня!.. – рассмеялся тот.

Теперь-то Берта узнала Наземникуса Флетчера и от души подивилась судьбе, которая снова свела их в многотысячном городе.

Флетчер тоже, казалось, был удивлен, разглядев Берту поподробнее.

– Ого…вот уж говорят – Великая Британия, Великая Британия, а глянешь – теснота, как в Либерти, – он посерьёзнел. – Дело у меня к тебе, крошка.

Они сели за стол, но разговор всё никак не начинался. Берта вопросительно уставилась на собеседника.

Флетчер хрипло прокашлялся.

– Ты это…как жить дальше думаешь?

Берта нахмурилась.

– Ты про что это?

– Да вот мне тут Сириус шепнул, вроде ты замуж выходишь…

– Ни хрена себе… – поморщилась Берта. – Здоров же Блэк свистеть. Мужик, а хуже бабы.

– Да не… Он тут ни при чем. Дамблдор, когда летом Орден здесь собрал, давай к Блэку пристёбываться: почему, мол, в штаб-квартире посторонние? Ну, тот и раскололся.

– А Дамблдор что? – заинтересовалась Берта.

– Да ничего. Хмыкнул да головой покачал… Ну, вот. А я тебя раза два видел, мельком, правда. А потом Рыжей и сболтнул, что Люпин девчонку свою привёл, оборотня. А Рива-то мне и говорит: уж не наша ли это? Я ей тебя описал – и точно, оказалось, ты та самая и есть!

– Погоди, погоди, – прервала его болтовню Берта. – Это что же… Рыжая про Орден знает, что ли?

Флетчер замолк на полуслове и уткнулся взглядом в столешницу.

– Ну…это…сидели за пивом…случайно вышло, понимаешь? Ты только не говори никому, а, крошка?

Его опухшие, налитые кровью глаза взглянули на Берту с мольбой.

– Я-то не скажу… – смерила его Берта хмурым взглядом. «Я-то не скажу. А вот тебе бы знать, что у Ривы Эйвери дядя-Пожиратель Смерти который год в Азкабане на шконках загорает. И, случись чего, шиздец будет вашему Ордену капитальный. И кто тебя только взял сюда, чучело?» Но вслух произносить она этого не стала.

Флетчер заметно расслабился.

– Да… Ну, так вот. Люпин-то уже третий месяц сюда носу не кажет.

– На задании он. От Дамблдора, – напряглась Берта.

– На задании, говоришь… – крякнул Флетчер.

– Ты что-то знаешь? – по тону это было больше утверждение, чем вопрос.

Наземникус аж руками замахал.

– Не-не-не! Ничего мне неизвестно! Да и я тебе скажу, сам Дамблдор не больше моего знает, – жулик понизил голос. – Отправил его на север, Люпину оттуда даже совы не прислать. Потому – если т а м узнают, что он от Дамблдора – плохо ему придется.

– Он в опасности? – вскинулась Берта.

Наземникус Флетчер опять посмотрел на Берту своим ясным внимательным взглядом.

– Вряд ли. Он там среди своих…в смысле, среди ваших. Им его трогать незачем, а сам Люпин не из тех, кто первым на драку нарываться будет.

– Среди наших, говоришь… – прищурилась Берта. – А зачем Дамблдору оборотни понадобились?

– Ну, это дело Дамблдора… – развёл Флетчер короткопалыми руками.

А Берта задумчиво проговорила:

– Я бы тоже могла…

– А ты сиди, – неожиданно резко сказал Флетчер. – Нос ещё не дорос, чтобы его высовывать. Тебе же ещё семнадцати нет.

– Будет скоро.

– Вот о том и разговор, кстати, – сменил тему Флетчер. – Я тут тебе принёс кое-что. Гостинец от Рыжей с Бурым… Вот, возьми-ка, – на стол перед Бертой лёг свёрток, не очень презентабельный, но аккуратный. Придвинувшись поближе, Берта ощутила слабый поток магии. Девушка перевела подозрительный взгляд на посланца.

– Ты чего? – не понял тот. – А-а, испугалась? Не бойся, травить мне тебя незачем и пакость какую-нибудь подсовывать ни к чему. И порталы я делать тоже не умею.

– Что такое портал? – ещё больше напряглась Берта.

– Это ты потом у Блэка спроси, – махнул рукой Флетчер. – У него время своё, не купленное. А мне бежать надо, – он засуетился.

– Хоть что там? – растерянно отозвалась Берта.

– Ксива магловская… – начал Флетчер.

– Что?

– Ну…это…паспорт.

– Зачем?

– Затем, чтоб в каталажку тебя не замели, едва ты проветриться выйдешь без кошачьей шкурки. Бурый подсуетился, – пояснил Наземникус. – Мало ли, все ведь случиться может.

Берта улыбнулась.

– А магией тоже от магловской бумажки прёт?

– О! Это ты в самую точку. Это тебе от всей честной компании палочка волшебная.

Берта захлопала глазами.

– Где же они её взяли? Это же незаконно, наверное…

– Ну, у старика Олливандера свои понятия о законах. В галеонах измеряются.

О происхождении галеонов Берта благоразумно предпочла не спрашивать

– Что ж, спасибо тебе, Флетчер, за весточку…

– Да чего там… Бывай, крошка.

Следующий визит был ещё более необычен. В тот день собрание Ордена затянулось допоздна – или это просто дни стали такими короткими? Берта уже давно стояла на лестничной площадке и ждала, когда все разойдутся.

…Похолодало. Отчего-то захотелось натянуть школьную мантию, что Берта и сделала. Подступившая к порогу зима царапалась в стекло горстями синеватых колких снежинок. Берта стояла у окна в лестничном пролёте, прислушиваясь к гулу голосов внизу, в кухне.

Наконец, собрание завершилось. Орденцы, тревожно перешёптываясь, разошлись по своим делам. А Берта всё почему-то медлила и не спускалась вниз. За окном фонари уже осветили площадь Гриммо. Она была белой от снега, и, казалось, такой же чистой и умиротворённой стала на миг вся Земля. Светлая неизвестная планета, равная тем, которые мы привыкли называть звёздами…

– Здравствуйте, Лихт, – негромкий голос нарушил созерцательную тишину.

– Добрый вечер, профессор, – Берте не нужно было даже поворачиваться, чтобы узнать и этот голос, и запах… Сухая трава – какое-то лекарство – свежий пергамент – чернила…и ещё особый запах влажного камня – так пахли стены подземелья. Впервые за долгое время Берта поймала себя на том, что скучает по Хогвартсу.

– Как вы себя чувствуете, сэр? – «Да, я запоздала с этим вопросом на полгода, и вы сейчас дадите мне это понять».

– Неплохо, как видите. А вы?

– Благодаря вашему зелью – гораздо лучше, – улыбнулась Берта. – Превращаться почти не больно, а в доме достаточно места, где можно провести полнолуние.

– А после? – лестница не была освещена. Немного света перепадало из окна, немного – снизу, из прихожей. Берта увидела, как блеснули в этом полумраке глаза Снейпа.

– А после – танцуем, поём, на фортепиано играем…

– С Блэком? – уточнил Снейп.

– С Блэком, – серьёзно кивнула Берта.

– «Лунную сонату», надо полагать, – сквозь зубы выдохнул Снейп.

Берта чуть приподняла брови.

– Увлекаетесь магловской музыкой, сэр?

– Да будет вам известно, что Людвиг ван Бетховен был магом. А известность среди магловских бездельников он получил исключительно по причине своего скверного характера. Он, видите ли, утверждал, что для него куда почётнее развлекать маглов бренчанием по клавишам, выдавая это за новое слово в музыке, чем служить в Министерстве, например. А жаль – его семья была одной из самых уважаемых в чистокровном обществе. Кто бы мог подумать, что их последним отпрыском станет шут, притворяющийся глухим на потеху публике…

Слушать Снейпа было интересно. Но Берта ощутила напряжение. И в самом деле, каким диким и нелепым должен был показаться кому-нибудь их разговор! Как будто больше нечего им сказать друг другу!

И тут Берту осенило. Снейп нёс сейчас всю эту чушь только потому, что сам был растерян не меньше Берты и совершенно не знал, как себя с ней вести.

А у Берты зудело в горле и вертелось, но не срывалось с языка, что она чертовски рада его видеть живым и здоровым, что удавшийся летом эксперимент – это круто…что профессор Снейп напомнил ей о Хогвартсе…и о Ремусе Люпине…и вот было бы здорово, если бы Снейпу было хоть на крошечку больше известно о пропавшем без вести оборотне. Конечно, Берта каждый раз тиранила Сириуса вопросами о Люпине, вот только с этим каждым разом ей начинало казаться, что Блэка посвящают отнюдь не во все дела Ордена.

Но здесь и сейчас, на полутёмной лестнице между вторым и первым этажом, она умирала от недосказанности. И её собеседник ничем не мог ей помочь, потому что сам не знал, о чём говорить.

Может быть, о том, что он благодарен ей за спасённую летом жизнь? Но за Северуса Снейпа вместо слов говорят его поступки. Каждый месяц Сириус передавал Берте свежее зелье…и вряд ли Снейп варил его по приказу Дамблдора.

– Как в Хогвартсе? – спросила вдруг Берта – и поняла, что ей искренне это интересно.

Снейп поджал губы и издал что-то похожее на фырканье.

– Ничего особенного. Вам бы не понравилось.

– Ну, вряд ли в ближайшее время я смогу это проверить.

Снейп посерьёзнел.

– Я очень сожалею, – он помолчал, будто подбирая слова. – Я искренне сожалею о том, что вы так бездарно тратите свои юные годы. Ни один мужчина…

– Профессор, – предостерегающе остановила его Берта. – Не нужно.

– Вам надо учиться, Лихт, – тихо проговорил Снейп. – Вы же невероятно талантливы. То, что вы… – ему будто в самом деле трудно было говорить, – то, что вы сделали летом… Мне неизвестна такая магия. Я не представляю, как вы смогли совершить подобное…

– Сэр, я… – прервала его Берта, – вы же знаете, что оборотням запрещено получать образование! – не то, чтобы она особенно скорбела по этому поводу. Просто и не задумывалась особо.

– Именно, – кивнул Снейп. – Особенно теперь, когда министерские чиновники контролируют даже Хогвартс… – с горечью и отвращением добавил он. – А вы…кем бы вы могли стать – с такими данными! По крайней мере, место ведущего целителя в Святом Мунго точно было бы вашим. А вместо этого вы предпочли подставиться под чужие зубы…или безрассудно броситься в дикий магический эксперимент с непредсказуемыми последствиями. Вы хоть понимаете, что за моё спасение вы могли расплатиться жизнью? – должно было прозвучать грозно, а прозвучало тихо и даже взволнованно.

Берта удивлённо воззрилась на Снейпа и помотала головой.

– Нет, сэр, я ничего не понимаю. Вам было плохо, вы умирали… Я не могу смотреть, как умирают люди.

Снейп помолчал.

– А вот я не понимаю, как вы…такая могли связаться с убийцей. Он же сломал вам жизнь, а вы… Я этого не понимаю.

«Вы же смогли», – подумала Берта.

А вслух устало произнесла:

– Всё вы понимаете, профессор. Вам ли не знать, что такое фатум, – ей показалось, или действительно дрогнуло его лицо? – Думаете, я тогда поверила, что вы поддались на мой неумелый шантаж? Это было не так. И, тем не менее, вы ничего не разгласили и ничего не пресекли, – Берта чуть улыбалась. – Есть вещи, которым невозможно сопротивляться… Вам ли не знать.

Повисла недолгая пауза.

– Время, например, – голос Снейпа внезапно потеплел. – Мне пора. И…вот, возьмите.

Берта только теперь заметила, что всё это время Снейп что-то держал в руке – что-то тёмное, по цвету сливающееся с его мантией и полумраком. Затем он передал этот неопознанный предмет Берте.

Это был бумажный свёрток, лёгкий, шуршащий, очень аккуратный.

– Потом взглянете.

Берта улыбнулась.

– Да, конечно. До свидания, профессор.

Он тихо хмыкнул в ответ.

– Не прощаюсь. Думаю, следующей встречи нам не избежать.

Снейп повернулся и спустился по лестнице так бесшумно, что Берте на секунду показалось, будто он левитировал.

От вручённого им свертка исходил тонкий приятный запах. Берта осторожно развернула хрустящую бумагу – и почувствовала, как улыбка снова тронула её губы. В раскрытом свёртке лежали нарциссы, крупные, жёлтые, целый ворох. От их ярких лепестков исходило лёгкое сияние и, кажется, даже тихий мелодичный звон. Берта узнала эти цветы: точно такие выращивала в своей теплице профессор Стебль.

Цветы пахли тяжело, сильно, чуть горьковато. Но Берте нравилось. Она прижала их к лицу – и тут же тихо засмеялась в душистую груду лепестков и листьев.

…Это же надо – забыть про собственный день рождения!

Сириус Блэк проснулся так внезапно, будто его толкнули. И долго ещё соображал в темноте: привиделся ли ему звук удара во сне или где-то неподалёку в доме действительно что-то грохнули.

Через минуту мучительного ожидания его сомнения полностью рассеялись. Сириус отчётливо услышал громкий щелчок, будто треснуло оконное стекло, а вслед за этим эхо пустого дома повторило протяжный женский крик.

Сириус вскочил с кровати, как ужаленный, и, на ходу выхватив из-под подушки волшебную палочку, выбежал в коридор.

Босые ноги сразу же обдало ледяным сквозняком, и Сириус краем сознания отметил, что вообще-то здесь не должно быть так уж холодно. Но занимало его сейчас не это.

Кричать в этом доме могла только Берта, больше некому. Сириус бросился к её комнате.

Конечно, по правилам хорошего тона, в дверь следовало постучать. Но времени не было. То есть, времени не было – как будто вообще. Всё вдруг показалось Сириусу каким-то неправильным: тревожное мерцание газовых рожков, холод в коридоре, собственные движения – медленные, затруднённые, словно сквозь толщу воды. Что-то тяжело надавило ему на грудную клетку, когда Сириус, наконец, вплотную подошёл к двери.

Пытаясь повернуть медную дверную ручку, Блэк понял, что она адски горячая, будто возле неё долго держали факел.

Дверь распахнулась сама, так быстро и внезапно, что едва не слетела с петель. Сириус оказался на пороге тёмной комнаты. Тишину пространства нарушало хриплое прерывистое дыхание. Он попытался осмотреться по сторонам, но ничего нельзя было разглядеть. Только бледная одинокая звёздочка заглядывала в разбитое окно.

«Да черт возьми!» – подумал Сириус. – Люмос!

По глазам будто вспышкой магния ударило. Сириус только и успел, что зажмуриться и быстро пробормотать:

– Нокс!

С карниза рвануло тяжёлую штору.

«Ничего себе!» – только подумал Сириус, уже опасаясь произносить что-либо вслух. Он ощупью продвигался к кровати, на которой, судя по доносившемуся звуку дыхания, и лежала девушка.

– Берта… – он рискнул вполголоса её позвать.

Та не отозвалась – только застонала тихо.

«Мерлин, что здесь вообще происходит?» – Сириус уже начал терять терпение.

До кровати он добрался благополучно, без всяких приключений – ничего больше не взорвалось и даже не разбилось. Сириус осторожно присел на краешек постели и ещё раз тихо позвал девушку. Но ответа так и не дождался. То ли она его не слышала, то ли не понимала, то ли вовсе не осознавала, что он находится рядом.

Блэк попытался нащупать в темноте её руку, но едва его пальцы коснулись её кожи, как Берта снова пронзительно вскрикнула, а тело её свело судорогой. И, кажется, уже не в первый раз – постель была в полном беспорядке, одеяло сброшено на пол. Штора валялась там же, а из-за тучки вышел тоненький милосердный месяц, так что комнату теперь можно было рассмотреть. А по ней будто корнуэльские пикси пролетели: всё, что можно опрокинуть, было опрокинуто, всё, что можно разбить – разбито…а также сломано, залито, сожжено. Сожжено? Сириус недоуменно глянул на собственную руку – кончики пальцев покраснели и их жгло, будто он только что приложил руку к свечке.

– Не…не трогай меня! – Берта, видимо, пыталась закричать, но ни голос, ни губы её не слушались, и Сириус едва понял её.

Слава Мерлину, судорога недолго мучила девушку. Её тело перестало неестественно выгибаться. Теперь она просто вытянулась на кровати и задышала спокойнее. Если этот жутковатый хрип вообще можно было назвать дыханием…

А ещё она дрожала. Так сильно, что Сириус слышал, как стучат её зубы.

– Холодно… – это прозвучало еле слышно и так жалобно. Стараясь не делать резких движений, Сириус поднял с пола одеяло и набросил его девушке на ноги. Потом расправил его, следя за тем, чтобы ненароком не коснуться её.

И тут до него дошло. Дошло, главным образом, потому, что, приблизившись к Берте, он ощутил мощный поток магии, буквально прошивший его насквозь. Нет, эта магия не была направлена ни на Сириуса Блэка, ни на что-то ещё. Это была мощнейшая энергия без вектора, крушащая всё на своем пути. Тем она пугала, но тем же и завораживала.

Сириус заглянул девушке в лицо. Губы её были искусаны в кровь, она плакала, но смотрела, тем не менее, осмысленно.

– Ты слышишь меня? – медленно и раздельно произнёс Сириус. – Слышишь? – она с усилием кивнула. – Сколько тебе лет? Лет тебе сколько? – он чуть повысил голос.

– С-семнадцать. Сегодня мне с-стало с-семнадцать, – блестящие от слёз и от чего-то ещё глаза с невыразимой надеждой и страхом смотрели на Сириуса сквозь полумрак.

В комнате вдруг стало невыносимо душно. Одеяло снова полетело на пол.

– Что это? – Берта всхлипнула, и её опять затрясло.

Сириус улыбнулся.

– Ничего. Всё в порядке с тобой. Это твоё совершеннолетие. Тебе не трудно будет меня слушать? – Сириус забеспокоился. Несмотря на его ободряющие слова, выглядела Берта неважно.

Она медленно и так же, с усилием, покачала головой.

– Не-ет. Посиди со мной, пожалуйста. Мне очень страшно, – просьба была робкой и очень жалобной. – Говори что-нибудь. Пожалуйста.

Сириус снова улыбнулся.

– А я и должен тут с тобой сидеть. Это даже в законе прописано. Иначе ты весь дом разрушишь.

В глазах Берты отразился ужас.

– А что ты думаешь? Если за юным магом в такие моменты не присматривать, ещё и не то может случиться… – Сириус говорил негромко, размеренно, словно усмиряя окружающую магию. И магия, будто бы действительно поддаваясь действию его голоса – или его стихийному колдовству – успокаивалась.

Сириус продолжал говорить.

– Понимаешь, когда рождается волшебник, магия уже присутствует в нём самом. Но это ровным счётом ничего не значит.

Берта непонимающе взглянула на Сириуса.

– Ну, вот когда младенец появляется на свет, его организм устроен так же, как у любого из людей. Но ведь по сравнению со взрослым человеком он абсолютно слаб и беспомощен. У него есть тело, но оно слабое и неразвитое, ребёнок им почти не владеет. То же и с магией. У детей она проявляется спонтанными и бесцельными всплесками. Даже форма таких проявлений случайна. Ребёнок растет, и его магия развивается вместе с ним. Годам к десяти она уже требует управления, иначе…последствия могут быть непредсказуемыми. И даже разрушительными, да, – Сириус с улыбкой оглядел комнату. – Именно в этом возрасте детей начинают обучать искусству магии в Хогвартсе. Но это только самое начало. Чтобы стать полноценным волшебником, маленькому магу понадобится ещё семь лет. Потому у волшебников возраст семнадцати лет считается совершеннолетием. После достижения этого возраста магия подчиняется волшебнику полностью. А в момент достижения у неё остаётся последняя возможность спонтанного выплеска. Чем она и пользуется, – кивнул он Берте. – Ну, кстати, подобные всплески и у взрослых магов случаются – от сильного страха, отчаяния, ненависти…

Свой рассказ Сириус закончил вовремя. От окна сильно потянуло дымом. Он обернулся – и едва успел затушить загоревшуюся штору.

– И долго он будет…этот выплеск? – впервые голос девушки прозвучал внятно, хоть и хрипло.

Сириус пожал плечами.

– Зависит от силы мага. От наследственности. Чистокровные мучаются дольше, – пояснил Блэк.

– Понятно…

Помолчали. Потом Берта робко заговорила.

– Мне, кажется, немного лучше… Ой! – тут она зашипела, как от боли. Сириус понял, что тело девушки снова свело судорогой. Он осторожно погладил ее, дрожащую, сквозь одеяло. На этот раз приступ был недолгим.

В ноябре ночи длинные, а дни беспросветные. Но всему рано или поздно приходит конец. Сириус просидел у Берты до утра. Они почти не разговаривали: Берте было трудно, да и неосторожный возглас мог потревожить искрящую в воздухе магию.

Когда за окнами чуть посветлело, Сириус увидел, что Берта заснула. Дышала она ровно и спокойно. И чуть-чуть улыбалась. Сириус легонько коснулся ее лба и тоже улыбнулся. Прикосновения больше не обжигали.

========== Глава 9. ==========

«Некоторые люди работают без выходных. Некоторые люди никогда не берут отпусков. Некоторые люди не замечают праздников. Но работать в канун Рождества – это самое настоящее свинство».

Так думал Ремус Люпин, трансгрессируя на площадь Гриммо.

Да, он был членом Ордена Феникса и да, Дамблдор строго-настрого приказал Ремусу не покидать места дислокации стаи. И, конечно же, данное ему задание было сверхважным и сверхсекретным. Но…ведь надо же и совесть иметь, господин директор.

Самого Люпина, вопреки обыкновению, никакая совесть не мучила и даже не пыталась. Разве не заслужил он после четырёх месяцев работы хотя бы одну ночь покоя? «Не только покоя, но и радости», – улыбаясь, поправил себя Рем. Ведь это было первое Рождество за много лет, которое он мог провести среди друзей…и с самым любимым человеком. Как будто ничего плохого в мире не происходит. Ради такого чуда стоило рискнуть – ведь должны же в Рождество случаться чудеса? Поэтому у Рема Люпина не возникло никаких сомнений, когда он, дождавшись, пока угомонится стая Сивого, пробирался сквозь лесную чащу на безопасное расстояние, с которого можно было бы трансгрессировать.

И вот теперь Ремус Люпин задержался на площади на несколько минут, чтобы полной грудью вдохнуть свежий морозный воздух – а вместе с ним волшебство рождественской ночи. Весь мир будто замер в немом ожидании чуда.

Странно, воздух в лесу был свежее, звёзды вдали от электрического света горели ярче, а снег был таким чистым и белым, что, казалось, светился сам по себе, но ощущение праздника возникло у Люпина только здесь, на этой городской площади, среди чужих освещённых окон, в компании каменной русалки. Украшенная ради праздника весело перемигивающимися разноцветными лампочками, она выглядела гораздо дружелюбнее, чем обычно.

Ремус снова улыбнулся и зашагал по скрипучему снегу к тёмной подворотне между домами №11 и №13. Ведь именно там должно было находиться окно, которое горело только для него.

В дом вошёл очень тихо, чтобы не потревожить миссис Блэк и чтобы не смущать своим видом остальных. А видок был тот ещё, ведь жизнь вдали от цивилизации не могла на нем не отразиться. Ремус Люпин точно знал, что напоминает сейчас скорее разбойника с большой дороги, чем добропорядочного оборотня. Отросла и торчала в разные стороны рыжеватая борода, – Ремус старался лишний раз не использовать магию, чтобы не вызывать у вожака ненужных подозрений. Не брился и по-магловски – по той же причине. Правила гигиены пришлось свести к минимуму, особенно зимой – ручей замерз. Пили растопленный снег, умывались им же. Одежда тоже соответствовала образу жизни. Очень тёплая и очень грубая куртка, лохматая меховая шапка, унты, рукавицы… А что вы думали? Это в Лондоне такой наряд – дикость, а в лесной землянке иначе, пожалуй, дуба дашь…

Но в доме Сириуса было тепло, празднично и пахло пирогом. Откуда-то сверху доносились голоса, смех, шаги. Приглушённо играла музыка.

Ремус почувствовал, что начинает согреваться не только телом, но и душой. Он живо представил себе, что через какие-нибудь несколько минут снова увидит Берту, обнимет, заглянет в её лицо, умытое радостью. И на несколько коротких мгновений мир снова станет таким, каким должен быть.

Ремус трансгрессировал ещё раз – в ту комнату, которую занимал в доме Сириуса. Там он быстро привёл себя в порядок: вымылся, побрился, переоделся. Право же, очень удобно иметь при гостевой комнате маленькую ванную. Богачи-Блэки ни в чём не отказывали себе – как и собственным гостям.

Что ж – теперь можно было и гостям показаться. Сейчас Люпин не стал трансгрессировать, предпочёл добраться пешком до гостиной, где, судя по звукам, и праздновали Рождество. По дороге ему попалась Джинни Уизли – воздушное платье цвета чайной розы, шёлковая лента в рыжих волосах, радостная улыбка на бледном, осунувшемся личике:

– Счастливого Рождества, профессор Люпин!

Он приветливо кивнул ей и ответил на поздравление.

«Странно, столько времени прошло, а ребятишки всё ещё величают меня профессором», – пронеслась по краю сознания какая-то неуместная мысль. Он отметил про себя, что Джинни сильно изменилась с тех пор, как он видел её в последний раз. Подросла, похорошела… Сколько ей должно быть лет? Что-то около четырнадцати… От девочки пахло свежестью и цветочными духами…а ещё что-то с ней было не так. Несмотря на улыбку, в ярких карих глазах застыла тревога.

– Что-то случилось, Джинни? – участливо спросил Люпин.

– Вы разве не знаете? – удивилась девушка.

– О чём? – Люпин напрягся.

– Папа в больнице. На него напали. В Отделе Тайн, – Джинни внимательно смотрела на Ремуса. – Вы, правда, ничего не знали?

Люпин почувствовал, что бледнеет.

– Правда. Он сильно пострадал?

Джинни слабо кивнула.

– Могло быть хуже. Его успели спасти. Он поправится, – убеждённо сказала девочка, не отрывая взгляда от лица Люпина. Словно искала там подтверждения своим словам.

Мог ли он её не обнадежить?

– Конечно же, поправится. Но кто…кто мог напасть на него?

Бледные, плотно сжатые губы девушки задрожали, будто она что-то хотела сказать, но не могла.

– Это – Тот-Кого-Нельзя-Называть? – деликатно уточнил Люпин.

Джинни закивала.

«Интересно, чем его так заинтересовал Артур Уизли? Хотя если речь идёт об Отделе Тайн… Но ведь дежурства длятся уже более полугода, а никто из наших до сих пор не пострадал…» – тут же начал соображать Люпин. Джинни всё так же пристально и с какой-то надеждой продолжала смотреть на него.

– Что ж… К сожалению, это война. Твой отец – воин Ордена Феникса, не забывай об этом. Он знал, на что шёл. Всё будет в порядке. Артур справится, – Рем ободряюще ей улыбнулся. – Выше нос, Джиневра Уизли.

– Завтра мы пойдём к нему в больницу. Вы пойдёте с нами?

«Что ж, возвращение в лес придётся отложить», – без особого сожаления подумал Люпин.

– Конечно, – он ещё раз улыбнулся Джинни.

«Тем более, что у меня появилась масса вопросов к Артуру. Если только он будет в состоянии на них ответить…» Рука его непроизвольно сжалась в кулак.

Джинни чуть успокоенно кивнула и пошла дальше по коридору, оставив Люпина наедине с его мыслями. А мысли были такие, что вся его радость от предвкушения праздника как-то поувяла.

…Вот, значит, как. И дело не только в том, что Артур Уизли находился в смертельной опасности – все они привыкли к этому ещё с начала первой войны. Но на этот раз ситуация усугублялась тем, что ни одна собака не удосужилась сообщить о происшествии Люпину. Если бы не его самовольная отлучка, Рем ровным счётом ничего бы не узнал. Тут, пожалуй, весь Орден перебьют, а Дамблдор даже не дёрнется отозвать его с задания.

Настроение было здорово испорчено. Тряхнув головой, Люпин всё же приблизился к дверям гостиной. Оттуда доносилась мелодия какой-то песни. Ремус даже смог разобрать слова:

Bésame, bésame mucho

Сomo si fuera esta noche la última vez

Bésame, bésame mucho

Que tengo miedo tenerte y perderte después.

Quiero tenerte muy cerca,

Mirarme en tus ojos, verte junto a mí.

Piensa que tal vez mañana

Yo ya estaré lejos, muy lejos de tí.

Bésame, bésame mucho,

Como si fuera esta noche la última vez.

Bésame, bésame mucho,

Que tengo miedo tenerte y perderte después.

Медлительный ритм этой музыки успокаивал, словно убаюкивая, заставлял забыть о морозной ночи за окном, как будто переносил в какие-то далёкие тёплые края… И, подумаешь, в любом ведь деле случаются недоразумения. На сердце потеплело, а на лицо вернулась улыбка.

…Он увидел их сразу же, как только вошёл.

В первые секунды Рему показалось, что это Мэгги Райс много лет спустя решила навестить бывшего жениха. Но что ей делать здесь и почему у неё тёмные волосы? Ремус никогда бы не подумал о сходстве Берты с невестой Сириуса, если бы не увидел этого сходства сейчас так ясно.

Они были очень красивой парой – оба высокие, стройные, темноволосые. Лицо Сириуса было знакомо Рему до мельчайших чёрточек, он привык видеть его разным, но Берту он сейчас не узнавал. Непривычная высокая причёска, яркий макияж – даже чересчур для её небогатого красками лица – отчего-то он не казался вульгарным. Как и платье – очень короткое и очень открытое, тонкая чёрная ткань, прошитая блестящей серебристой нитью, обволакивала всю её стройную фигуру, подчеркивая каждое движение. И всё это было красиво: медленная музыка, медленные чувственные движения, долгие взгляды глаза-в глаза… Кажется, этот танец называется «румба».