Текст книги "Чужая. Часть 2. Мёртвый дом (СИ)"

Автор книги: gernica

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

Берта полюбила сумрак Гербового зала. Долгие часы просиживала она на старой софе, забравшись на неё с ногами, и рассматривала многочисленные портреты на его стенах. Похоже, коллекция пополнялась регулярно ещё со времен постройки дома. Каждый владелец оставлял в Гербовом зале свой портрет.

Особое внимание Берты привлекли три портрета, видимо, написанные совсем недавно – краски на них ещё не успели выцвести.

Первый из них невозможно было пропустить. Большое колоритное полотно находилось в центре самой просторной стены и бросалось в глаза сразу при входе в зал. В полный рост на нём изображались две фигуры: крепкий широкоплечий мужчина средних лет стоял возле великолепного кресла, в котором, чуть опираясь на его высокую спинку (но, впрочем, не теряя величавой осанки), расположилась очень красивая женщина лет тридцати. Густые тёмные локоны, выпущенные из замысловатой причёски, спускались на ослепительно белые плечи, чуть приоткрытые вырезом платья. Грациозную шею украшало сверкающее ожерелье, явно старинное и необыкновенно дорогое. Художник очень старательно выписал драгоценные камни. Но едва ли не ярче бриллиантов блестели тёмные глаза этой дамы и её жемчужно-белые зубы, приоткрытые надменной повелевающей улыбкой. Всё лицо её было выразительно, нервно, чуть порочно – и невероятно притягательно. Платье из серебристо-серого мерцающего шёлка мягко подчеркивало точёные линии тела. На правой руке рядом с обручальным, сверкало бриллиантами старинное фамильное кольцо.

Несмотря на обилие украшений, ничего в облике дамы не выглядело чересчур броско, аляповато или не к месту. Казалось, она сама излучала какое-то неземное сияние – сияние красоты, энергии, магии…

Невообразимо знать, что второй портрет этой дамы пугает резкими воплями вошедших в прихожую, там, внизу.

А та, что здесь, на портрете, милостиво и горделиво улыбается, не предполагая, что ожидает её в будущем, когда она останется одна. Но пока рядом с ней муж…

Орион Блэк (как гласила подпись на портрете) внешне казался довольно заурядным – особенно на фоне яркой супруги. Встретишь такого человека в толпе – и никак не отличишь его от тысячи других. Аккуратно стриженные тёмные волосы, правильные, но, в общем-то, вполне обыкновенные черты лица. Одет он был в простую тёмную мантию. Но Берта (хоть никогда в жизни и не была модницей), посетив однажды лавку мадам Малкин, знала, сколько может стоить такая обманчивая простота.

Единственное, что при взгляде на Ориона Блэка бросалось в глаза – это усыпанный бриллиантами орден Мерлина. Эта награда была выписана не менее тщательно, чем драгоценности миссис Блэк.

Второй портрет, на который так часто заглядывалась Берта, совершенно терялся рядом с подавляюще парадным портретом родителей. В том, что изображённый на маленьком холсте юноша – сын Ориона Блэка, усомниться было невозможно. Те же волосы, то же лицо, те же серые глаза, только у отца взгляд спокойный и уверенный, а у сына – настороженный.

Приподнявшись на цыпочки, Берта прочитала подпись: «Регулус Блэк». Брат Сириуса… Как непохожи они друг на друга! Сириус пошёл в мать – красивый, яркий, раз увидишь – никогда не забудешь. Регулус тоже мог быть красивым – если бы не взгляд исподлобья, поджатые губы и напряжённое выражение лица. Но и красота его была бы иной, более сдержанной.

Он во всем походил на отца, даже мантия, в которой его запечатлел художник, была копией отцовской. На груди юноши тоже что-то поблёскивало. Берта пригляделась и увидела слизеринский значок старосты. Регулус Блэк с портрета был едва ли старше Берты.

Позже Берте показалось странным, что портрет юноши находится как-то на отшибе, вокруг него много свободного места, хотя другим портретам явно тесновато. Подойдя поближе, она разглядела следы на тёмных обоях – два гвоздя, один из которых был погнут, а другой – и вовсе сломан, и еще два маленьких отверстия пониже гвоздей. В тех местах, где они находились, как раз могла уместиться парочка холстов.

Странно…

Ещё один портрет, нравящийся Берте, находился в стороне от портрета родителей Сириуса, возле другого двойного портрета старого мага и чародейки, таких заносчивых с виду, что и смотреть на них не хотелось.

А вот портрет трёх совсем юных девушек, сидящих рядом на бархатной софе на фоне герба Блэков, показался Берте интересным.

«Белла, Ани и Цисси Блэк – дорогой тете Вальбурге с любовью», – гласила подпись. Ясно, что сёстры. Старшей не более двадцати лет, и она – красавица. Волна тяжёлых блестящих волос – настоящее великолепие; большие выразительные глаза, чувственный рот – всё в ней было ярко, заметно, даже чересчур. Скромный покрой платья почти не мог скрыть очертаний её фигуры. Лицо её дышало энергией и имело властное и надменное выражение. Под тяжёлым взглядом тёмных глаз хотелось опустить собственный.

Как же её могли звать? Больше всего этой девушке подошло бы имя «Белла». Красавица…красавица напоказ.

Вторая сестра сначала показалась Берте копией первой – только младше. За близнецов их нельзя было принять только потому, что разница в возрасте ощущалась довольно чётко. Есть различие в манере держать себя между взрослой девушкой, уже появляющейся в свете, и девочкой, ещё не окончившей Хогвартс. Но позже Берта поняла, что дело не только в возрасте. При бросающемся в глаза сходстве сёстры здорово различались. У обеих длинные тёмные волосы – но у второй сестры пряди лёгкие и пушистые, и не кажется, что они оттягивают голову назад, делая осанку ещё более горделивой – как у старшей сестры. И вообще, если приглядеться, средняя сестра заметно сутулилась – несмотря на вероятное аристократическое воспитание.

Черты лица у обеих сестёр поразительно похожи, но у второй они как-то тоньше, и от этого лицо выглядит более сдержанным. Но не менее привлекательным – если лицо старшей сестры сразу обращало на себя внимание своей яркостью, то лицо средней заставляло в себя всматриваться и тем долго не отпускало чужого взгляда.

И глаза…глаза у неё были совсем другие. Меньше, и разрез их необычный, нежный, и цвет – серые, чуть затуманенные. И, может, более опасные это были глаза, чем у её сестры.

О третьей девочке – потому что до девушки ей оставался год или два – сразу хотелось подумать, что никакого родственного отношения к первым двум она не имеет. Но раз она тоже носит фамилию Блэк…вполне возможно, что её матушка просто-напросто согрешила с ангелом. Ибо белокурые волосы и голубые глаза девочки никак не вписывались в общую композицию полотна.

Что ещё немного удивляло – это то, что старшая сестра со своим почти-отражением-в-зеркале едва соприкасалась рукавами платьев, тогда как младшую крепко обнимала за плечи.

Берта часто смотрела на них. Такие красивые…такие разные…такие похожие…похожие в главном – в своём счастливом девичестве, в своей довоенной беззаботности. Ведь портрет явно написан до войны.

Какими они стали теперь? Да полно – стали ли? Живы ли они сейчас? И если живы, то как сложилась их жизнь?

Берта знала, что в Гербовый зал ходит не одна. Однажды девушка всё же застала там Кикимера. Стоя напротив тех же самых портретов, что так нравились Берте, домовик плакал. И Берте не нужно было спрашивать, почему.

По злым обрывистым высказываниям Сириуса, по воплям портрета миссис Блэк в прихожей, по тихому, но различимому бормотанию Кикимера Берта поняла, что когда-то давно в этой семье разразилась страшная трагедия. И что, по сути, она и разрушила эту семью. Что бы там ни было – от Сириуса, от портрета миссис Блэк, от Кикимера до сих пор веяло непреходящей болью.

Но какое дело до них было Берте?

Всё, что случилось, случилось в далёком прошлом. Незачем ворошить старое. Даже если кто-то из тех, кто теперь надменно глядел с портретов, физически остался жив, время наверняка изменило их до неузнаваемости. Той жизни и тех людей на свете больше нет. А живым остается жить.

Больше в Гербовый зал Берта не ходила.

Да, живым – жить и смотреть по сторонам. Берта не особенно вникала в дела Ордена (да и кто бы стал её в них посвящать?), но кое о чём всё-таки догадывалась.

То, что ситуация накаляется, становилось ясно – по напряжённому гулу голосов, по почти ежедневным собраниям, по постоянно приходящим в дом разнообразным волшебникам. Некоторых Берта запомнила.

Высоченный темнокожий колдун в аврорской форме выглядел весьма колоритно, и, конечно, его нельзя было пропустить мимо глаз.

Вид хромого старика, подозрительно косящего на всех жутковатым искусственным глазом, покоробил даже много чего видевшую Берту.

Звонкоголосая молодая женщина с ядовито-розовыми короткими волосами, похожая на магловскую неформалку, смотрелась в штаб-квартире настолько несуразно, что странно было думать, что она тоже из Ордена. А это наверняка было так: здесь она появлялась часто и присутствовала на всех собраниях.

Несколько раз Берта видела в доме Северуса Снейпа, но подойти к нему не решалась. Да и зачем? Главное, что он был жив и вполне себе бодр.

Дамблдор и профессор Макгонагалл тоже иногда появлялись в штаб-квартире.

А вот Уизли жили в ней постоянно. Как въехали в июле месяце, так и жили. А поскольку разговоры этого семейства частенько вертелись вокруг безденежья, причина переезда была ясна: снять квартиру в Лондоне этим орденцам было не по карману.

Берта всё никак не могла понять, сколько же их? Сначала въехала маленькая толпа, потом к ним присоединились ещё и ещё кто-то. Потом кто-то уехал. Конечно, все они были разные, но и сходства было достаточно – все рыжие, шумные и бестолковые.

Позже Берта смогла их идентифицировать. Недотепа-отец, клуша-мать, высокий симпатичный парень с длинными волосами (трудно поверить, что это старший сын этих двоих), низкорослый крепыш, весь покрытый шрамами и веснушками – ещё один сын, который приехал аж из Румынии, где, судя по всему, работал с какими-то опасными тварями; братья-близнецы – их Берта помнила по Хогвартсу (они её, кстати, тоже узнали); ещё один брат, тоже из Хогвартса, на этот раз знаменитость – Лучший Друг Мальчика-Который-Выжил, видите ли; и, наконец, девочка – маленькая, круглоглазая, в общем, совсем обычная, но Берте она не нравилась категорически. Чудилось в ней что-то до того недоброе, что даже заводить знакомство с ней не хотелось. Что, впрочем, было взаимно: младшая Уизли тоже не рвалась общаться с Бертой. Как, собственно, и все остальные члены шебутной семейки. Неизвестно, что они знали о девушке со слов Сириуса и Люпина (больше Сириуса – он и был болтливее да ещё постоянно находился дома), только впечатление у них создалось не самое хорошее.

Что ж… Берта с недоверием относилась ко всем, кто носит аврорскую форму. Ее удивляло, что делает в Ордене девушка, роняющая всё на свете и спотыкающаяся на ровном месте. При ближайшем рассмотрении оказалось, что та не такая уж и юная – по крайней мере, тинейджерские шмотки ей были явно не по возрасту. Глядя на безобидных старичков и старушек, на изрядно потрёпанных жизнью магов и волшебниц, Берта слегка цепенела. Боже, неужели э т о – армия, которая будет сражаться с Волдемортом?! Совсем не по себе девушке стало, когда на пороге особняка появилась старуха довольно безумного, но все же совершенно магловского вида.

Уизли Берту просто раздражали.

Неожиданное появление в доме еще одной студентки Хогвартса, Гермионы Грейнджер, как-то не очень исправило ситуацию. Во-первых, та обладала чисто гриффиндорским любопытством, а, во-вторых, до оскомины походила на Молли Уизли. Никакого желания пообщаться с этой девочкой Берта не испытывала.

Наконец, в августе состоялось знаменательное событие: в особняк на площади Гриммо переправили британскую знаменитость последних полутора десятков лет – Гарри Поттера. Мальчишку именно что переправили – с многочисленной охраной, словно редкий артефакт. И судя по реакции зрительного зала…то есть, конечно, обитателей и гостей дома номер двенадцать, львиная доля происходящего здесь была ориентирована на мегазвезду магического сообщества.

«Мегазвезда» оказалась худеньким, недавно и быстро вытянувшимся нервным пареньком. Чёрные взъерошенные волосы, хмурое и настороженное лицо, бедная одежда, явно с чужого плеча. Ничего примечательного. Только глаза его на миг поразили Берту – необычного разреза, зелёные-зелёные. Она в жизни не видела таких ярких глаз. И, кроме того, на лице этого мальчишки они были явно не на месте: словно кто-то другой глядел сквозь невзрачную оболочку. Эти глаза рождали смутное ощущение тревоги.

…Так проходили дни. Новые и уже привычные лица, резкие голоса Уизли (за одно Берта была им благодарна – Молли объявила-таки генеральную уборку). Правда, кое-что и коробило девушку – то, с каким остервенением выбрасывал из дома фамильные реликвии Сириус. Кажется, была бы его воля, он бы их сжег. Берте-то, в общем, было всё равно, а вот на того же Кикимера смотреть жалко. И миссис Блэк… Хорошо, что она портрет, если бы её угораздило ожить, она, наверное, умерла бы вторично.

Так проходили дни, оставляя в памяти лёгкий след, но не задевая особенно рассудка. Потому что за днями наступали ночи – сумасшедшие августовские ночи, расцвеченные удивительно яркими звёздами – вечными, с чёрного бездонного неба, и мгновенными, вспыхивающими под веками и проливающимися счастливыми слезами… После Берта, отдышавшись от стремительного полёта в бесконечность, остыв от объятий, непременно взбиралась на подоконник, чтобы поблагодарить созвездия за гостеприимство.

А Рем смотрел на неё… Впрочем, долго смотреть он не выдерживал. Подходил, обнимал крепко, и все повторялось снова. Даже сон не мог их разделить.

…Воистину, как странно устроен человек! Каких-то пару месяцев назад, имея жильё, кое-какую работу и относительно спокойное будущее, Ремус Люпин чувствовал себя страшно несчастным. А теперь, когда магическому миру грозила война, и он, Рем, мог оказаться на передовой; когда Министерство лишило его как оборотня почти всех прав; наконец, когда рядом с ним появилось существо куда более бесправное и зависимое, чем он сам – и существо это во что бы то ни стало нужно было легализовать, ибо других документов, кроме магловской метрики, у Берты (а речь о ней) не имелось. А ещё нужно было каким-то образом обеспечить её будущее, что при его собственных туманных перспективах становилось большой проблемой. И всё же…даже идя на задание, с которого мог бы и не вернуться, даже читая в газетах об очередном законе, принятом Министерством…да что там! даже превращаясь в полнолуние – он был беззаботно, по-мальчишески счастлив. Потому что в мире, где сбываются самые безумные мечты, просто не могло быть иначе, чем все хорошо.

========== Глава 6. ==========

Жаркое засушливое лето как-то незаметно сменилось холодной дождливой осенью. И также незаметно опустел дом №12 на площади Гриммо. В Хогвартсе начался учебный год, в Министерстве магии закончилась пора летних отпусков, Уизли, долго и шумно собрав свои вещи, наконец, отбыли восвояси.

Берта вздохнула с облегчением. Ей нравилась здешняя тишина, которую теперь почти ничто не нарушало.

По-прежнему здесь периодически бывали собрания Ордена. В доме появлялись довольно странные люди – и авроры были ещё не хуже всех остальных. Конечно, это разбавляло монотонную жизнь на площади Гриммо и могло бы даже здорово забавлять – если не вспоминать, что все эти фрики являлись бравыми вояками Ордена Феникса. Берта внутренне содрогалась, представляя себе кого-то из них в открытом бою.

А в остальном всё было неплохо. Летний эпизод со Снейпом забывался, ничего нового пока не происходило. Берта, в общем-то, радовалась жизни.

Чего нельзя сказать о Сириусе. Вернувшись с вокзала, на котором провожал Гарри в Хогвартс, Блэк выглядел так, будто по дороге встретил дементора. С тех пор Берта ни разу не видела, чтобы хозяин дома улыбался.

Без сомнения, Сириус Блэк был очень привязан к своему крестнику. Но возможность писать друг другу, не говоря уже о встрече, у них отсутствовала. Попробуй тут, разошли письма, если тебя разыскивает вся магическая Британия. Правда, не столь рьяно, как в первый год побега, но всё же…

Так что, Сириус совсем сник, а в доме на площади Гриммо прочно поселился запах Огненного Виски. Где он только брал его в таких количествах?

Берта тихо бесилась – по понятным причинам она с недавних пор не переносила алкоголь. Но и сделать ничего не могла – хозяин же, что ему скажешь?

И вот однажды, когда в свободную минуту Берта сидела у окна, ей в голову пришла замечательная идея.

Этот день не был похож на все прочие. Наконец-то прекратился проливной дождь, и внезапно выглянувшее из-за туч солнце выплеснуло серебристые лучи на мокрое стекло, на мокрый же асфальт за окном, на черепичные крыши, которые засияли так, точно сами были из серебра.

Берта спустилась вниз. По звяканью бутылки о стакан было ясно, где в этот момент находился Сириус.

В кухне блэковского дома архитектор не придумал сделать окна, и потому в помещении царил полумрак. Прилепленная собственным воском, на столе слабо догорала свечка.

За столом сидел Сириус Блэк, молчаливо созерцая свое отражение в бутылочном стекле.

«Мне днём и ночью не дает покоя мой чёрный человек», – отстранённо подумала Берта, невольно всматриваясь в последнего отпрыска благороднейшего и древнейшего рода Блэков. Длинные чёрные волосы, заросшее щетиной бледное лицо, воспалённые глаза, пересохший рот…

– Сириус… – негромко позвала Берта.

Тот тряхнул головой и, подняв на девушку горящие мрачным огнём глаза, смерил ее тяжёлым взглядом.

– Чего тебе?

– Виски налил бы даме, – неожиданно для себя выпалила Берта, хотя её уже изрядно подташнивало от запаха. Так, что даже коленки ослабели и пришлось присесть за стол. – Ты бы не пил один…

Сириус криво усмехнулся.

– А то – что?

– Сопьёшься, – пожала плечами Берта. – А у тебя крестник, между прочим.

– А-а… – махнул рукой Сириус, возвращаясь взглядом к бутылке. – Зачем Гарри крёстный, который свою жизнь просрал на хрен?..

Берта поморщилась.

– Что за выражения, милорд?

Блэк невесело хмыкнул.

– Да какой я теперь, в жопу, лорд? – он был действительно очень пьян, уже с утра. – Что у меня есть? Ноль без палочки? – и кроме того зол, как чёрт. – Всё мое лордство – псу под хвост… Шла бы ты отсюда, – неожиданно заключил Блэк. – Это моя жизнь и моё дело, – он опрокинул в себя очередной стакан.

– Угу. Большое дело – наливаться Виски и злобствовать на весь мир.

– Да что ты понимаешь… – устало проговорил Сириус. – Мне тридцать пять. Я всё потерял и ничего не приобрёл. Ничего! – голос его сорвался. – Ни семьи, ни друзей, ни дома, – Сириус обвёл больным взглядом закопчённые стены, – ни дела, за которое можно отдать жизнь. Да и меня самого, по сути, нет. Есть маньяк-убийца, Пожиратель Смерти Сириус Блэк, которого разыскивает Министерство и дементоры.

– Неправда, – прервала поток его излияний Берта.

– Что – неправда? – кажется, Сириус и позабыл о ней – пьян он был уже всерьёз.

– Всё неправда. Всё, что ты здесь выдумал, – спокойно произнесла Берта. – Гарри тебе почти как сын. Ты ему нужен. У него ведь больше никого нет, кроме тебя.

Сириус махнул рукой.

– У него родственники есть. Школа. Друзья.

Берта задумчиво посмотрела на Сириуса.

– Ты бы спросил у Гарри, как ему живётся у родных. Что-то мне кажется, не всё там гладко. Вид у него не очень-то счастливый. Да и не очень-то сытый.

С Сириуса будто частично слетел хмель.

– Думаешь?

Берта, состроив серьёзную гримаску, кивнула. Потом улыбнулась.

– И вообще, Блэк, кажется, ты маленько зажрался. Особняком владеешь, а говоришь, дома у тебя нет. Я все забываю, сколько здесь этажей?

– Четыре, – буркнул Сириус и снова потянулся за бутылкой. – И чердак.

Но Берта не обратила внимания на звук льющегося в стакан Виски.

– Знаешь… – голос её на мгновение прервался. – Мне всегда хотелось иметь свой дом. Такой, с большими светлыми комнатами, высокими окнами, красивой мебелью и разными милыми безделушками. Круглый стол с белой скатертью. Вазочка с яблоками из своего сада. Камин…да Бог с ними! Пусть даже маленькая бедная комнатка под самой крышей, но своя, понимаешь? Хоть какой-нибудь дом…и семью. Хотя бы воспоминания о ней…

Берта замолчала. Казалось, она совсем забыла и про Блэка, и зачем пришла на эту закопчённую кухню.

Перед глазами у неё проплывали все те места, где ей приходилось жить. Мюнхенская комнатушка, почти чердак, где Берта жила с родителями. Из того времени ей запомнилось только мокрое от дождя оконное стекло, сквозь которое виднелось серое насупленное небо, тёмные черепичные крыши соседних домов. Ветер раскачивал чёрные верхушки деревьев. Берта сидела, поджав под себя ногу, и, вцепившись в край стола, сосредоточенно раскачивалась на высокой табуретке…

Потом сказочный домик Фогелей в Грюнвальде…

Казённые спальни, холодные классные комнаты, мрачноватые коридоры монастырского интерната…

Все бедные пристанища бродячего цирка…

Все трущобы Европы, одинаковые во всех странах…

Пропитанный ужасом и смертью – и какой-то всеобщей братоубийственной ненавистью госпиталь там, на юге…

Квартира Хиллтона – «настоящий английский дом настоящего английского джентльмена»… Всё же иногда она жалела о нём…

Либерти…

Хогвартс…

Далее – со всеми остановками.

Лачуга Криса Бурого.

Дом №12 на площади Гриммо. Где Берта стала невольным свидетелем чужого, давно ушедшего уклада жизни. Где она смогла по следам былого величия воссоздать в своём воображении судьбу аристократической волшебной семьи. Задуматься о том, как мгновение становится историей.

И наблюдать сейчас, как последний отпрыск легендарной семьи топит на дне стакана не очень понятное ей горе, Берте было тяжело.

– Хватит, Блэк, – спокойно сказала она. – Ты так погибнешь.

– Пусть, – буркнул тот. – Всё равно в бою погибнуть мне не суждено… Дамблдор велел мне изображать из себя пай-мальчика.

– А боёв пока и не было, – все так же спокойно перебила его Берта. «Ну, да, ты, мол, не огорчайся, Блэк. Всё ещё впереди», – а внутри у неё всё содрогнулось от мысли, что же будет, когда бои и в самом деле начнутся. – А вот когда…станет жарко, ты должен быть в форме. Ты просто права не имеешь на саморазрушение, понимаешь ты это?!

– Когда это ещё будет… – криво усмехнулся Блэк. – Сейчас-то мне что делать?

Берта улыбнулась, вспомнив, зачем пришла.

– Сейчас я предлагаю пойти прогуляться. Сегодня будет солнечно.

Блэк наморщил лоб.

– Как ты себе это представляешь? Я не могу покинуть штаб, ты не можешь в него вернуться…

– А кто-то из нас двоих состоит в Ордене, знает тайну штаб-квартиры и вдобавок является анимагом, – продолжила Берта.

– Ну и что? Не та у меня анимагическая форма, чтобы остаться незамеченным. Большой бездомный чёрный пес очень привлекает внимание. Имел случай убедиться, – проворчал Сириус. – Видела последний «Пророк»?

– Да, это жаль, – задумчиво протянула Берта. – А нельзя ли как-нибудь…подкорректировать эту твою форму? Был волкодавом, а стал…например, болонкой…

– Я?! – возмутился Сириус. – Болонкой?! Сама же знаешь, что нельзя, – ворчливо закончил он.

Берта это, конечно, знала. Просто так спросила.

– Огромная псина, которая шатается по улицам, ясное дело, подозрительна – для тех, кто понимает. А вот породистая собака в ошейнике, наморднике, идущая на поводке у очаровательной хозяйки – это же совершенно другое дело, согласен?

То ли свет догорающей свечки стал совсем неверным, то ли, и правда, в глазах Блэка промелькнули смешливые искорки.

– А где же мы возьмём очаровательную хозяйку?

– Ну, я могу сойти… – скромно опустила глаза Берта.

– Не-а, – мотнул головой Сириус, – не выйдет. Твое личико в Министерстве тоже давно известно.

– Личико можно и поменять… – задумчиво произнесла Берта.

– Ты что, метаморф? – усмехнулся Сириус.

– Нет. Но театральным гримом владею.

Гримом она действительно овладела в цирке, но в жизни это умение почти не использовала. Только однажды был у неё такой случай…

Тогда девушка ещё только-только поселилась у Чарльза Хиллтона. Тот же, несмотря на одержимость Бертой, продолжал оставаться частным детективом.

В чём была суть дела, ради которого ей пришлось изменить внешность, девушка так толком и не узнала, но прикид, с помощью которого ей удалось тогда проникнуть в чужой дом, остался при ней.

Казалось бы, не такие уж сложные преобразования, а результат впечатляет. Игра на противоречиях: если все привыкли видеть тебя темноволосой и со строгой причёской – распусти волосы и стань блондинкой; чуть осветлить брови и ресницы, густо намазать голубыми тенями веки – и светло-серые глаза становятся почти голубыми. Стоит добавить ко всему ярко-голубую майку и юбку покороче, чтобы пялились больше на ноги, а не на физиономию – и новый образ готов.

Вышли из дома вместе: высокая светловолосая девушка, а рядом шлепающий по лужам весёлый чёрный пес. Берта угадала – день, и правда, оказался солнечный. После потоков непроглядного туманного холодного дождя потеплело, в лужах застыли золотые островки опавших листьев. Воздух был сырой и свежий. Дышалось легко.

Быстро миновали площадь Гриммо. Очень удачно, прямо за ближними домами, оказался заброшенный сквер. Ржавые, покрытые облупившейся краской прутья ограды не могли ни скрыть, ни удержать буйства осенней листвы разросшихся кустов и состарившихся деревьев. Природа, вырвавшись из-под контроля человеческих рук, проказила вовсю. Крытые мокрые галереи тесно переплетённых ветвей, тронутых осенней краснотой, бывшие когда-то стройными аллеями; пышные ворохи пахучих осенних цветов вперемежку со всякой посторонней растительностью, отдалённо напоминающие клумбы; живое золотое покрывало листьев, под которым можно было угадать тропинку – которую, впрочем, вряд ли подметали последние лет пять.

Берта шла, не торопясь и чувствуя себя счастливой. Как немного, оказывается, нужно для счастья: глоток чистого воздуха, и только-то! Ветер тихо качнул чуть пожелтевшую ветку, сквозь ее уже поредевшую листву вежливо улыбалось безоблачное небо, расчерченное серебристыми паутинками.

Сириуса уже можно было спустить с поводка, что она и сделала. Радостно гавкая, тот отправился исследовать новые горизонты. Всё же анимагическая форма здорово влияет на настроение.

Берта дошла до конца аллеи. Аллея вела к большой открытой поляне. Может, сквер здесь уже кончался, и начинался дикий луг? Вдали темнело что-то похожее на лес.

Берта остановилась. Пригретые тёплыми солнечными лучами травы сочились ароматом последних запоздалых цветов, высохших растений, напоминая об ушедшем лете. Сейчас Берта, кажется, могла ощутить дыхание каждой травки.

Заслушавшись тишиной, Берта вдруг насторожилась. В чем же дело?.. Конечно! Как она могла прозевать, что Сириуса уже некоторое время совсем не слышно! Сколько, кстати? Берта тревожно заозиралась по сторонам.

– Нюхалз! Бродяга! – громко кричать было нельзя. Конечно, сейчас здесь безлюдно, но кто его знает?..

– Си… Бродяга! – она вовремя прикусила язык и тут же мысленно выругала себя. Ещё бы транспарант с собой захватила «Сопровождаю Сириуса Блэка!»

Однако же, ругайся – не ругайся, Блэк будто сквозь землю провалился. Ясное дело, почуял волю, обрадовался, убежал, чёрт знает, куда…встретил, чёрт знает, кого…был задержан и препровождён, чёрт знает… Так, воображению лучше воли не давать. Всё-таки Сириус – анимаг. Ага. И значит, ноги у него четыре…и усвистеть он мог в любом направлении.

Берта уже успела несколько раз проклянуть свою дурацкую идею, когда кто-то обхватил её за плечи. И тут ей пришлось крикнуть в голос. Потому что это было неожиданно, сильно и очень страшно. Берта попыталась вывернуться из цепких рук, но это ей не удалось. Её только прижали крепче. Но тут нос уловил знакомый запах псины, и необходимость сопротивляться тут же отпала. Зато появилась необходимость залепить пощёчину.

– Ты что, совсем ополоумел, Блэк? – злым придушенным голосом поинтересовалась Берта.

В ответ тот только расхохотался.

– Пусти! – пустил. – Да что с тобой?

– Жить охота, Берта, понимаешь? Жить!

Да, это она понимала.

========== Глава 7. ==========

Между тем, вестей от Ремуса не было уже с месяц. Куда и зачем отправил его Дамблдор, Берте знать не полагалось. Полагалось ждать и тревожиться. Убивала полная неизвестность. Подходить с вопросами к Дамблдору Берта не решалась – правды он всё равно не скажет, а афишировать своё присутствие в штаб-квартире не хотелось ужасно. Лишние глаза, лишний язык…кто знает, как бы Дамблдор отреагировал.

Сам директор Хогвартса штаб-квартиру посещал нечасто – преимущественно, поздними вечерами, а то и ночью. С наступлением осени собрания Ордена проходили реже, зато более напряжённо. Сути Берта не знала (да и не особо интересовалась), но общую нервозность ощущала вполне отчётливо. Частенько ей приходилось видеть на площади Гриммо давних и недавних своих знакомых. Уизли, Нимфадора Тонкс, Кингсли Бруствер, профессор Макгонагалл, профессор Снейп… Последний, кажется, особенно активничал на осенних собраниях. Нет, Берта, безусловно, не следила за их ходом и, уж конечно, никогда не подслушивала. Но не заметить мрачной физиономии Сириуса Блэка и не услышать стука бутылки о стакан, который раздавался в кухне почти после каждого собрания, было трудно.

Вылазки из дома пришлось прекратить. Сириуса искали и искали именно в Лондоне. Разгуливать у всех на виду становилось опасно, и Блэку снова пришлось осесть дома. Берта прекрасно видела, как тяготится он вынужденным бездействием, как выводят его из себя выступления (и наверняка – выпады) Снейпа… И как невыносимо тоскует он по Гарри. Эта тоска присутствовала в нём постоянно – независимо от присутствия Виски.

Сириус очень любил Гарри. И Берта догадывалась о причинах такой глубокой привязанности. Как-то, в приступе пьяной сентиментальности, Блэк протянул Берте смятый бумажный пакет с несколькими старыми, чуть выцветшими, живыми фотографиями. Берта улыбалась, рассматривая их. Потому что девочку, всегда жившую среди маглов, по-прежнему восхищали такие маленькие безобидные чудеса, как живые фотографии. И ещё потому, что изображённые на них люди не были ей совсем незнакомы. Застенчиво улыбающегося Рема она опознала с ходу. Легендарная четвёрка Мародёров полным составом осталась лишь на фотографиях. Берта никогда не была знакома с Джеймсом Поттером, но узнать его было нетрудно – Гарри вырос точной копией своего отца. Берта знала, как сильно переживал Сириус смерть Джеймса. Казалось даже, что для него до сих пор это произошло только вчера, будто и не прошло этих четырнадцати лет… Единственной девушкой на этих фотографиях была солнечно-красивая Лили Поттер – мама Гарри. Здесь на ней ещё школьная мантия с гриффиндорской нашивкой – и невозможно себе представить, что не пройдет и нескольких лет, как эта излучающая свет девочка погибнет. …Теперь Сириус был пьян, и горькие слёзы, перемешанные с алкоголем, накипали у него на глазах, когда он снова пересматривал эти школьные снимки через плечо Берты. Она не видела, но чувствовала, что он плачет.