Текст книги "Ответная угроза (СИ)"

Автор книги: Генрих

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 25 страниц)

– Товарищи военачальники, мне надоело ждать, – прихлёбываю горячий чай. Мы на окраине Мурманска в штабном подвале. Корпусной штаб здесь.

– Не понимаю, что происходит, – разводит руками полковник. – Каждый день ведь раньше летали…

– Возможно, разгром Плоешти… это нефтеносный район в Румынии, – поясняю для тех, кто не в курсе, – сказался. Топлива стало не хватать.

А что? Должно же как-то отозваться отсутствие поставок из Румынии. Ещё мои генералы должны потоптаться крупнокалиберными бомбами по военным предприятиям Германии. По всяким авиазаводам. Согласно утверждённому графику и спискам.

Вытаскиваю папиросину, с наслаждением закуриваю. С курением стараюсь себя придерживать, а иногда приходится воздерживаться. В самолёте, к примеру, строго воспрещено. Даже маршалам.

– Завтра сделаем так. У тебя же найдётся рота Т-34? – Мещеряков кивает. – С утра начнём артподготовку и до её завершения предпримем танковую атаку при поддержке пехоты. Все разбитые сегодня батареи они не смогут заменить. Да ничего не успеют заменить. За пехотой пусть сапёры идут, что-то наверняка подрывать придётся…

Комдив подзывает начальника связи, разведки и прочих нужных департаментов. На столе расстилается карта. Начинается обычная командирская работа. К завтрашнему авиационному дежурству добавляем наземную операцию. Многого не жду, но взлом первой линии обороны практически неизбежен. Надо наметить рубежи и направление атаки, с утра двое моих ребят дадут установочные данные… стоп, а чего тянуть?

Отсылаю за ними Сашу.

– Выдвижение танков начнём до конца артподготовки, а когда она завершится, за ними и под прикрытием их огня пойдёт пехота…

– Артиллерия своих не накроет? – комдив сомневается.

– Ты же видел сегодняшнюю стрельбу? Риск минимален, танки не будут заходить в зону естественного разлёта. Это метров сто пятьдесят, не больше. Скорее, пятьдесят, так что пусть танки подходят и с сотни метров давят все огневые точки.

Приходят парни, Борис с Яковым. Почти мгновенно дают установки на все цели. Комкор с комдивом глядят уважительно и даже с долей недоверия.

– На вторую линию обороны уже сверху данные дадим, – рву паузу, – как она проявится. Рабочие и резервные частоты те же самые.

– А почему восьмая батарея не отвечала? – вдруг спрашивает Борис. Взгляды всех концентрируются на комдиве. Тот смущённо откашливается.

– Радиостанция не работала. Сейчас всё в порядке.

30 декабря, вторник, время 11:20

Воздушный КП маршала Павлова, небо над 122-ой дивизией.

– Товарищ маршал! Авиагруппа с запада в количестве примерно тридцати машин! Расстояние двадцать километров!

Есть! Дождались!

– Сигнал «Сирена»! Продублировать сообщение наблюдателя! – это я связисту.

Проснулись наконец-то! На земле доблестный комдив Мещеряков уже давит с помощью моей козырной пары вторую линию обороны. Вся дивизия приходит в движение, смещаясь на запад.

Всё прошло, как по маслу. С учётом неизбежности, конечно. Пару раз промахнулись, несколько раз приходилось концентрировать огонь корпусной артиллерии на особо защищённых точках. Применяли и дымовые завесы, отлично работающие при таком слабом освещении. Про потери на земле уточню. Навскидку они не велики. Вижу только пару подбитых танков, но они не горят, вокруг них суетятся. Скорее всего, просто «разули».

Через три-четыре минуты подлетевшие юнкерсы разворачиваются для атаки.

– Стрелкам! В гондолах! Шуганите их! – так-то не стоило бы себя обнаруживать, но оставить своих без поддержки? Не поймут. А наша авиагруппа подоспеет не раньше, чем через пару минут.

Туда одновременно срываются Борька с Яшкой. Вот засранцы! Притормозил бы их, да с подзатыльниками, но пока в небе «юнкерсы» артиллерии себя лучше не обнаруживать.

Якобы передать приказ самого маршала, но чует моё сердце, отклянчат у стрелков немного пострелять. Мальчишки! Лётчики меж тем разворачиваются с лёгким снижением. Для удобства стрелков. Краем глаза замечаю, как испуганно шарахаются «лаптёжники» от трассеров, сам высматриваю своих. Ага, вот они! Двумя этажами, как договаривались. Внизу И-16, вверху МиГи. Новых Яков у них нет ещё. Их больше, восьмёрка Мигов и тридцать два И-16 против двадцати юнкерсов и восьмёрки мессеров.

Восьмёрка ишачков устремляется к «лаптёжникам», остальные блокируют мессеров. Начинается воздушный бой. Нам это уже не интересно. Парни возвращаются в общий салон. Работы для них уже нет, танки резвятся на второй линии обороны. Третья есть? Никаких признаков.

Впрочем, Яшка, пользуясь дальнобойностью пары самых близких батарей, посылает на головы отступающих фиников осколочно-фугасные подарки.

Самая главная работа начинается после воздушного боя, в результате которого на земле горят или валяются кучей обломков четыре И-16, один Миг и семь юнкерсов. Ещё один мессер ушёл в родные пенаты со снижением. Так себе результат, мои ребята на Западном фронте дали бы прикурить по-настоящему.

– Давай за ними, – командую лётчикам. Тэбэшка разворачивается в нужную сторону.

По скорости мы уступаем, но высота позволяет держать в поле зрения ретирующиеся мессеры очень долго. Хм-м, не слишком долго. «Хромающий» мессер свалился таки в лес, выбросив парашютный купол.

– Всё, я их не вижу, – наблюдатель со вздохом отнимает от глаз бинокль. Виновато косится на меня.

– Зафиксируй направление. На карте.

– А вы ребята, – это я уже лётчикам, – развернитесь строго на сто восемьдесят градусов. Курс тоже запомните. Если промахнёмся мимо Мурманска, сориентируетесь?

Лётчики кивают, пряча от высокого начальства снисходительность во взгляде. Да, не знаю подробно, как приборы лётные работают и чо?

Вечером в штабе дивизии.

Лица комдива и его штабных светятся. Не подобно сверхновой звезде, – всё-таки пять самолётов потеряли, – но всё-таки. Взломали финскую оборону, по итогу продвинулись на десяток километров, и останавливаться дивизия пока не собирается. Останавливать её финики должны, а они что-то замешкались.

– Продвижение как проходит? Трудности есть?

На мой вопрос комдив отвечает:

– Нет. Потери единичные, всё делаем, как вы сказали. Ставим артиллерию, основная колонна продвигается вслед за авангардом и боковыми охранениями, стволы «ёлочкой». При подходе к границе дальности стрельбы артиллерии в арьергарде колонна останавливается. Поджидает артиллерию.

Всё правильно. Всё, да не всё.

– Делаете по правильной схеме, но подумать никогда не мешает. Финны не могли среагировать мгновенно, поэтому в первый день надо рвать вперёд на максимальной скорости. В определённых точках, на попутных высотках, ставить опорные пункты от взвода до роты размером. С пулемётами, лёгкими миномётами и полевыми пушками.

– Возможно, ещё не поздно, – добавляю, подумав. – Но это вы уже сами думайте.

– Рискнуть? – комдив переглядывается со своим начштаба.

– Это вы уже сами решайте. Я бы рискнул. Но только про авиаразведку не забывайте. В колонне должен быть мобильный КП. С радиостанцией. Есть такое?

А как без него? – сначала всем лицом, а затем и словами подтверждает комдив.

– А вот у меня не получилось задуманное, – жалуюсь на жизнь. Ещё в самолёте все вели себя тихо, понимали, что поставленная задача не решена. Понятное дело, радости этот факт не приносит.

– Так и не вычислил, с какого аэродрома мессеры прилетели… – пододвигаю карту и, сверяясь с записями, обозначаю направление, в котором удалились мессершмитты.

– Так они на аэродром Лаансбрук*** улетели! – уверенно заявляет начштаба и показывает карандашом точку на карте.

Они знают⁈ Не удерживаю на лице огромного удивления.

– Не понял. Если вы знаете местонахождение аэродрома, почему он до сих пор работает?

Внимательно выслушиваю. Во-первых, далеко, двести километров по прямой. Во-вторых, у них своя служба наблюдения и отслеживания. Когда наши летят, у фиников достаточно времени поднять свои истребители. С ограниченным запасом топлива, в меньшинстве, нашим истребителям ничего хорошего не светит. Бомбардировщикам, слабым СБ, тем более.

В-третьих, зенитное прикрытие наготове. В-четвёртых, бомберы при необходимости успевают отогнать на ещё более дальние аэродромы.

– Давайте отработаем план, как можно их всё-таки достать, – меня зацепило, и соскочить мне уже трудно. – Если на земле есть наблюдательные посты, то в море их наверняка нет. Или есть?

– На берегу могут быть…

– Тогда воздушная эскадра пойдёт морем на удалении от берега на низкой высоте. Там их и радары не возьмут.

С этим решили. А вот следующие мои слова поражают всех до глубины души. После первого шока глядят на меня с нескрываемым уважением. Они до такого не додумались. На то я и маршал, хе-хе. Откровенно говоря, давно замышляю нечто подобное, так что мне слабенького толчка в виде мысли, – а почему немцы не могут до такого додуматься? – хватает.

Ещё одно серьёзное возражение, сложность ночных полётов, сумели обойти. Да, придумали как.

Уже глубоким вечером, когда план вчерне проработан, откидываюсь на спинку стула.

– Предлагаю дать название операции «Новогодний подарок».

Народ принимает со смехом и одобрением.

31 декабря, среда, время 06:05

Окраина Мурманска.

Дружно бежим по снеговой дорожке, изрядно утоптанной и расчищенной. Я, часть охраны и Яшка со своим недовольным лицом. Борька делает зарядку пока без беговой нагрузки. Генералам и маршалам хватит километра для поддержания формы, но заряжаю на два. Со мной молодые и крепкие ребята. К Яшке только эпитет «крепкий» не очень применим.

После пробежки махи, приседания и отжимания, а в конце скидываю бушлат и китель, обтираюсь снегом. Парни весело не отстают от маршала. За исключением полусинего Яшки, глядящего на нас с ужасом.

Который день так делаем, а он никак не привыкнет. Борька-то сразу потянулся за всеми.

Далее приведение себя в порядок, умывание, обривание и завтрак. Затем охрана на службу, а мы на аэродром. Наш воздушный КП уже разводит пары. С другого аэродрома уже должны взлететь пешки, до времени местного подобия рассвета, когда небо слегка и ненадолго светлеет с южной стороны, ещё много часов.

Навигационные катера уже вышли в море два часа как. Это я их так называю…

Небо над Баренцевом морем.

Борт с позывным «Сова», время около 7 часов утра.

Лётчик берётся за микрофон, устанавливает частоту.

– Чайка-2, Чайка-2, я – Сова. Приём.

Со второго раза «Чайка-2» откликается. По большому счёту лётчику больше ничего не нужно. «Чайка-2», то есть, второй «навигационный» катер светит огоньком воздушной эскадре и прожектором, положившим свой луч на воду, даёт направление.

Первый катер давал направление на остров Рыбачий, эскадрилья пешек под управлением СБ с позывным «Сова» достигла острова, пересекает его. У западного края острова их и поджидает второй катер. Есть ещё один, если он, Сова, не ошибается, то вдали уже виднеется огонёк.

Эти огоньки летящая на высоте ста пятидесяти метров эскадрилья пешек не видит. Направление им (Грачам) задаёт Сова. А вот над землёй уже никто их не поправит. Вся надежда на него, Сову, то есть, самого опытного лётчика Николая Сенцова…

Воздушный КП маршала Павлова.

Позывной «Сириус», время 07:40.

Сначала думали использовать все навигационные огни, но в итоге ограничились одним, на хвосте. Только постоянно горящим. Он движется, поэтому со звёздами его не спутаешь. Во время переговоров он помаргивает, как бы подтверждая наши указания.

За нами две стаи эскадрильи бомбардировщиков СБ. Тревожит, что истребительного сопровождения нет. Только оно, во-первых, бесполезно. Слишком далеко летим, И-16 хватит горючего на туда-обратно и всё. То есть, прилетят, посмотрят на работу бомберов и улетят с ними обратно, прикрывая их одним своим видом. На воздушный бой горючего не хватит. Это СБ может до Лондона долететь. До Берлина точно долетит. Правда, только в один конец.

Вторая, а вернее, первая авиагруппа должна уже бомбить основной аэродром фиников. Или на подлёте сейчас. Только бы не заблудились.

Поворачиваем. Связист бубнит Питонам, – решили дать такой позывной, не птичий, – данные поправки курса. Если коротко и по-человечески: поворачиваем вправо на девяносто градусов. Помаргивание огонька в хвосте как бы даёт подтверждение. Наблюдатель контролирует исполнение приказа. В кабине комэска горит фонарь, в ночи далеко видать, но не снизу. Фонарь следует за нами.

Нам легко ориентироваться. С нашей высоты в десять километров мы и Мурманск видим, пусть на горизонте и не слишком отчётливо. А впереди – море. Это для Питонов на высоте восемьсот метров единственный ориентир – мы.

– Заходим на цель, расстояние тридцать километров, – докладывает лётчик. На это всего лишь смотрю на связиста. Тот склоняется к рации, транслирует сообщение пилота. И в конце мою команду:

– Первая стая! Набрать высоту, атаковать с выключенными моторами без противозенитного манёвра. Всем одновременно. Вторая стая – в сторону! Приём.

Боевой порядок оговорён заранее. Я упомянул про выключение моторов, чтобы подчеркнуть важность этого момента. Представляю, что сейчас происходит. Дежурную смену зенитчиков мог насторожить далёкий гул моторов. А могли и не услышать. Затем шум обрывается, самые бдительные прислушиваются, пытаясь понять, что происходит. Но команды «К бою!» нет. Посты наблюдения о приближении авиации не докладывали. К тому же аэродром надёжно замаскирован…

Огромное облако стального града, где каждая градина – ФАБ-25, накрывает озеро и его берега. Да, именно озеро, на котором вроде бы ничего нет, кроме снежно-ледяной поверхности. Вот сейчас и посмотрим, ошибся я или нет? Ждать-то недолго… да! Вот оно! По берегам вспыхивают пожары, лёд проламывается, взрывной волной сносит масксети. Под воду уходят самолёты, горят на берегу…

Летим к следующему озеру. Оно недалеко и зайдём мы с тыла. В той же манере.

Догадаться очень просто, как бы ни удивлялись мои карельские генералы. Это не Белоруссия, где достаточно срубить деревья и взлётка почти готова. И сам лес в дело идёт. И не Украина, которая почти вся ровная, как стол. Здесь простую дорогу без взрывотехников и тяжёлой техники не построишь. То скалу надо снести, то глубокий овраг завалить. А как аэродром быстро развернуть в военное время? Сгодиться только достаточно большое озеро, которое зимой вполне можно использовать в качестве взлётной полосы. Лёгкие самолёты типа мессера могут уже в ноябре взлетать. А в середине января и бомбардировщики обоснуются. Даже тяжёлые. Морозы такие, что толщина льда легко метра достигает.

Есть у меня и другие мысли по этому поводу…

Шифрограмма.

Письмо-запрос в Военный Совет Ленинградского фронта,

товарищу Жданову А. А.

Товарищ Жданов, Ленинградскому фронту срочно требуется металлопокрытие для ускоренного монтажа взлётных аэродромных полос. Аэродромное покрытие в виде разборно-сборных профилированных металлических плит размером примерно 3 × 0,5 метров. Толщина стали – 3–4 мм.

Подобное покрытие уже разрабатывается под руководством генерал-лейтенанта Васильева П. В. члена штаба Западного фронта на Гомельском машиностроительном заводе. Образец и чертежи изделия запросите у него. Изделие должно быть стандартным, невзирая на место изготовления. Вес одной плиты не должен превышать 35 кг.

Объём заказа – взлётная полоса длиной в тысячу метров и шириной в сорок метров. Плюс площадка для стоянки самолётов площадью в пять тысяч метров квадратных.

С внешней стороны плиты должны быть покрашены в белый цвет. Единственное требование к краске – долговечность в зимних условиях.

Спецпредставитель Ставки ВГК маршал Павлов Д. Г.

31 декабря, среда, время 21:15.

Москва, Кремль, Екатерининский зал.

Пришлось всё-таки присутствовать. Чуть не из-за стола выдернули на кремлёвский банкет. Согласием приглашенных в таких случаях Сталин не интересуется. Да никогда не интересуется. Впрочем, ни у кого и мыслей таких не возникает. Слегка ухмыляюсь про себя, вот такой он жестокий диктатор.

Диктатор меж тем заканчивает здравицу в честь гостей и встречи Нового года.

– Я верю твёрдо… нет, не верю! Знаю! Знаю, что будущий год для нашей Советской родины станет годом великой Победы. Победы в тяжёлой и кровопролитной войне…

Э, друг мой! Ты по-настоящему и не знаешь, что значит «тяжёлая и кровопролитная война». Всё-таки есть кое-какие издержки у моих успехов. Люди не представляют себе кошмара, в который они могли попасть.

Сталин меж тем одаривает нашу группу военачальников многозначительным взглядом. Представляется мне, по-хорошему многозначительным, де, «знаю, вы не подведёте». Не подведем, не подведём. Дружно хлопаем на заключительные слова:

– Но прошу вас, товарищи, не расслабляться и не почивать на лаврах, которые вы честно заслужили. С наступающим, Новым сорок вторым годом, товарищи!

Перед тем, как усесться за стол, что пока комплектуют в отдалении Сталин и другие официальные товарищи, прежде всего Калинин Михаил Иванович, наградили пять человек звездой Героя. Среди них неожиданно и к несказанной радости обнаруживаю своего Анисимова. За организацию Курляндского котла. Хм-м, а мне и в голову не пришло. Видимо, наши подвиги со стороны выглядят значительнее.

За официальной частью небольшой концерт, где главенствует Утёсов. Ему подпевала иногда какая-то чернявая симпатичная певичка. Кто-то рядом сказал, что это его дочка. Козловский спел, Валерия Барсова… потрясающий у неё голос.

За стол Анисимова сажают не рядом со мной, ободряюще ему киваю.

– Поговорим ещё, Николай Палыч…

– Ах, какую ты смену вырастил, Григорич, – восклицает мой любимый сосед по совещаниям Будённый.

– Типун вам на язык, Семён Михайлович, я ещё никуда не ухожу. Какая смена? – принимаю от него хрустальную рюмку с таким же хрустальным содержимым.

– Ну, как же, Григорич! – поражается Будённый. – Ты-то теперь не одним фронтом командуешь!

– А, вы в этом смысле…

– Прежде чем опустошить первую стопку, предлагаю дать короткое слово маршалу Павлову! – нас останавливает глас вождя. – Прошу вас, товарищ Павлов.

Без команды даже выпить нельзя. Встаю.

– Хочу в этот новогодний вечер порадовать вас, товарищи. Сообщение Совинформбюро когда ещё будет. Аж через несколько часов. Вы, наверное, уже знаете, что Карельский фронт отодвинул белофиннов от Мурманска на сто километров. Сообщение об этом уже было, но оно сильно устарело. Наступление всё ещё продолжается, причём без подведения резервов, собственными силами 42-го корпуса. На момент моего покидания Мурманска, то есть, всего несколько часов назад, корпус продвинулся уже на сто пятьдесят километров…

Меня прерывают аплодисменты. Поднимаю руку.

– Это не всё, товарищи. Меня буквально оторвали от дела. Хорошо, что после его завершения. Сегодня, 31 декабря ВВС Карельского фронта провели крупную операцию, в результате которой было разгромлено три аэродрома финских ВВС. Предполагаемый урон в технике – не менее сотни самолётов разного назначения. Вот такое вам от меня, а вернее, от славного Карельского фронта поздравление.

– Замечательная новость, – одобряет вождь после краткого взрыва оваций. Даже «мой друг» Берия восторженно поблёскивает пенсне. Вот сейчас можно выпить, что все с удовольствием и делают.

Это со стороны Сталина можно расценить, как требование краткого отчёта на тему «Что успели сделать, товарищ Павлов?». Хорошо, что успел, хотя такой цели не ставил. Обстоятельства потребовали – я ответил.

– Наклади на хлебушек икорочки, но сначала маслица или сыра… – поучает меня, сиволапого, Будённый гурманским премудростям, а заодно и пользоваться столовым набором. Полагаю, он не такой, как в лучших аристократических домах, но сложнее, чем в обычной армейской или пролетарской столовой. Это наводит на кое-какие мысли, скидываю их в отдельный уголок. Позже разберусь.

Вроде всего понемногу клюю, но так и склёвываю обширную тарелку с долей салата и холодными закусками, не все названия которых знаю. Будённый просвещает.

После рюмашки, к нам с Будённым присоединяются окружающие нас военные, и не только военные. Рядом-то со мной сидит Каганович, а вот с другой стороны Будённого сама Целиковская Людмила. Стрельнула в меня пару раз глазками, ох, как здорово-то…

Но на танцы перед десертом меня перехватывает Зоя Фёдорова, та самая легендарная актриса бронебойного обаяния. Целиковскую кто-то отвлёк.

И вот сейчас и здесь низкий поклон моему квартиранту Арсеньевичу. Ни вальс и никакой другой танец ни в зуб ногой. Я ж не из старорежимных, с самых крестьянских низов вознёсся. А Зоя хохочет необидно над маршальской неуклюжестью. Но долго публику не веселил благодаря Арсеньевичу. Он отнюдь не танцор, но по молодости что-то пробовал, тот же вальс. Зоя показывает основное шаговое движение, быстро улавливаю, учитывая совет Арсеньевича. «При кружении скорость вращения увеличивается, когда притягиваешь партнёршу и ослабевает при увеличении дистанции». Что-то он там ещё буркнул, видимо, прокололся на этом когда-то.

Короче говоря, основные движения осваиваю быстро, тем самым ослабив к себе юмористический интерес. Танцуют, кстати, только старорежимные, как я замечаю. И гражданские. Они артисты, им положено. Из военных вижу только маршалов Кулика и Шапошникова. Если про Шапошникова знаю, что он бывший полковник царской армии, то Кулик удивил. У него вид ни разу не дворянский, кондовый малоросский крестьянин кулацкого типа. Если форму снять, максимум, на зажиточного мельника потянет.

– А у вас интересная жизнь, товарищ маршал, – кокетливо улыбается Зоя.

– Чрезвычайно, – тем более охотно соглашаюсь, что партнёрша убойно красива.

– Вам даже за границей удалось побывать, – актриса смеётся, – и без всяких разрешений.

Ненадолго впадаю в ступор, какая ещё заграница? Тут Арсеньевич чего-то бурчит. Затем соображаю, громкого смеха сдержать не смог, только жеребячьи нотки удаётся притушить. Ближайшая публика на нас оглядывается.

Что там Арсеньевич сказал? Ага, девушка преклоняется перед заграницей, впоследствии даже родит от американского атташе. Надо же…

– Как-то даже не задумывался с этой стороны, Зоя. Действительно, в Польше побывал, Восточной Пруссии, фактически в Германии. На днях в Финляндию наведались, Норвегия в одном шаге, возможно в Швецию заглянем… хотите анекдот?

Конечно, Зоя захотела, вытаскиваю из запасов Арсеньевича шуточку про то, что русский Иван за границу обычно на танке ездит, в отличие от французов и американцев, которые, то на пароходе, то на поезде посещают другие страны. С удовольствием слушаю звонкий смех Зои, который опять привлекает внимание. Отчасти завистливое от преобладающе мужской фракции публики.

Мы уже не танцуем, отошли в сторонку, беседуем.

– Вы напрасно перед заграницей преклоняетесь, Зоя. Нам, советским мужчинам, просто не до того сейчас, но всё у вас будет. Что вам, девочкам, нужно? Шёлковое бельё? Да ничего сложного, кончится война, из парашютного шёлка сошьют вам, что захотите. Французский парфюм? А какие проблемы? Лично я считаю, что самим нужно делать не хуже, мы и будем делать. Но лично для вас и не только для вас легко достану…

– Откуда?

– Как откуда? Да с немецких складов же. У них там много всего, просто меня до сих пор всякая женская… – неопределённо помахиваю кистью, заменяя слово «фигня», – не интересовала. Позвоню своим парням с Западного фронта… о, да Анисимову сейчас скажу.

Подзываю новоиспечённого Героя, прямо на месте пишу записку Мерецкову со своим наказом. Зоя, хлопая глазками, изумлённо наблюдает, как в одно касание решается проблема с превеликим множеством так необходимых, без которых прямо жизнь невозможна, женских мелочей.

– Осталось немного подождать, – веду Зою к её месту, всех зовут за стол, пора приниматься за десерт и другие вкусности.

– Ну, всё тебе, Григорич, – нарочито завистливо выговаривает Будённый, – и должность, и звание, и внимание первых красавиц страны…

– И дружба с самим Будённым, – продолжаю в тон, на что Семён Михайлович басовито хохочет и хлопает меня по плечу.

Так Новый год и встречаем. После новогоднего боя курантов публика потихоньку рассасывается, и как-то незаметно высшие персоны страны оказываются одни. Перемещаемся в зал поменьше. Там и курить разрешается.

– Товарищ Павлов, какие всё-таки перспективы на финском направлении? – Сталин неторопливо набивает трубку. – Если подробно. И что вам нужно для быстрейшей победы над Финляндией? Резервы? Может подбросить вам пару корпусов?

– Всё, что мне нужно, а подробно товарищу Жданову отписал. Всё, что по силам нашей промышленности, он сделает. От пары корпусов не откажусь. В наступательных боях потери неизбежны, подкрепления не будут лишними.

– Харашо! – Сталин раскуривает трубку и видно, что, несмотря на акцент, он в замечательном настроении. – А в какие сроки предполагаете разгромить финнов?

– Наступательные масштабные операции начнём через две-три недели. Ещё недели три повоюем и выйдем на госграницу или дальше. Примерно так.

Не в моих правилах самому отмерять себе сроки, но понимаю, что Сталину ещё хуже. Ему надо за всё правительство планировать. Например, если намечена встреча с союзниками, то быстро поставленная на колени Финляндия усилит его уверенность и силу позиции советского правительства. Можем требовать больше, давать меньше.

– Президент Ристо Рюти дал мне добро на любые действия… – когда народ отсмеялся по поводу того безответного ультиматума финскому правительству, продолжаю:

– Дальше, насколько понимаю, дипломаты подключатся. Не капитулирует Ристо Рюти, ещё через неделю Хельсинки займём. Нам надо подумать, какие куски мы от Финляндии оторвём. И от Норвегии.

Сталин переглядывается с Молотовым и Кагановичем.

– Чем вам Норвегия не угодила, Дмитрий Григорич, – мягко спрашивает Молотов.

– Да так, заодно… – вдруг соображаю, что Норвегия оккупированная страна и ответственности за действия немцев не несёт. Почему-то привык считать её вражеским государством.

– Может, тогда от Швеции кусок оторвём, – спрашиваю с такой надеждой, что Молотов и все остальные начинают смеятся. И опять не разрешают.

3 января, суббота, время 15:20.

Северная оконечность Кареджской косы.

– Гусеница беременная, – высказываю своё мнение о совершенно стимпанковском виде длинной колёсной установке, что только что пригнали сюда.

– Гусеницы не бывают беременными, товарищ маршал, они окукливаются, превращаются в бабочек, которые и откладывают личинки, – Яшка не упускает момента поумничать.

Эти два перца, пользуясь своим привилегированным положением, увязались со мной. Ссылаясь на то, что у их курсантов банный день. Полдня, с утра занятия всё-таки были, но привести себя в порядок, подшиться, постираться и попариться, без этого никак. На севере без бани русскому человеку просто не выжить.

Сначала хотел сделать стартовой точкой крепость Орешек, расположенный на небольшом островке рядом с Шлиссельбургом. Но соображения секретности перевесили логистические выгоды, поэтому мы здесь, на длинной и пустынной косе между бухтой Петрокрепость и губой Чёрная Сатама.

При доставке грузов и личного состава решил не связываться с ледовыми дорогами. Ни по бухте, ни по Новоладожскому каналу, ни по Волхову. Толщина льда всё равно гуляет. Где-то танк Т-34 выдержит, а где-то грузовик может вляпаться.

– Значит, обожравшаяся, – небрежно отвечаю на Яшкино замечание.

Двойная колёсная пара, затем одинарная это мост на котором размещено оборудование, главным элементом которого является белый шар диаметром в два метра. За ним какие-то баллоны со сложной системой трубок и двигатель. Движок работает только на сжижение кислорода и поддержание в жидком виде. Платформа идёт прицепом к грузовику. В кузове бочки с топливом.

Командует всем этим хозяйством Егор Никодимович Сарганов, начальник технической экспериментальной группы при командовании Ленинградским фронтом. При участии начальника инженерной службы, разумеется. Полковника Силантьева, куда без него.

Сарганов мужчина высокий, но тощий, даже лицом напоминает самый популярный и простой инструмент для рубки. Немногословный. В самом начале рявкнул на всех, чтобы даже не думал никто курить в радиусе ста метров. Одобряю. Я ему только направление работы показал.

– Подожди ещё, Егор Никодимович, – отвечаю на его вопросительный взгляд.

По бокам «гусеницы» располагаю пару аэросаней, развёрнутых от озера. Озадачиваю их экипажи блокировкой. Аэросани не должны двигаться, когда их вентиляторы заработают. На льду озера, поодаль и чуть в стороне стоит машина-поливалка. Вот она уже работает. Заливает площадку перед «гусеницей» водой. Вода смешивается со слоем снега, притапливает его. Температура минус двадцать семь, но этого пока недостаточно, чтобы вода замерзала на лету.

Мы ждём, когда на ледяной поверхности озера сформируется лужа. Перед «гусеницей». В какой-то момент решаю, что хватит и даю отмашку Сарганову. Вокруг «гусеницы» возникает суетня, на лёд вытаскивают жестяную трубу. Отгоняю всех и отхожу сам метров на пятьдесят в сторону. Наблюдаем оттуда.

Зрелище завораживающее. Из трубы, которую установили на уровне колена от поверхности озера, повалили сначала клубы плотного тумана. Труба мгновенно покрывается инеем, и только потом на ладожский лёд выливается жидкий кислород. Голубая жидкость кипит, испаряется, над ней возникает облако кристаллического льда, медленно опускающегося вниз. Водяная лужа, которую налила поливалка, мгновенно стекленеет. Туман расползается широким пятном.

Сарганов сам командует включиться аэросаням. Подступающий к «гусенице» туман ему тоже не нужен. При такой температуре любая сталь превратится в подобие стекла и хрустнет от малейшей нагрузки.

Пропеллеры аэросаней гонят кислородное облако дальше от берега. Жидкая фаза меж тем кончается, опять из трубы валит один туман. Сарганов последки выдувает.

– Всё! – оборачиваюсь к личному составу. – Представление закончено. Все по рабочим местам.

У нас много дел. Здесь будет первая база, начало целой цепочки опорных пунктов. Финны сильно удивятся, сильно и неприятно, когда я её задействую. Для того и создал инженерно-технический батальон при штабе Ленинградского фронта. С прямым подчинением себе, любимому.

Личный состав строит укрытия-блиндажи, ставит большие и утеплённые палатки, размещает другое оборудование. Всё строго под масксетью, которую временно могут снять только во время взрывных работ. Намертво промёрзший грунт вручную берётся, – наш человек может многое, – но уж больно медленно.

С палатками я совет дал. Это по факту две совмещённые палатки. Одна в другой. Заходишь в неё и оказываешься перед другой, поменьше и по-настоящему тёплой, с буржуйкой. Ещё можно снежными и ледяными блоками обкладывать. Это в процессе. Тогда никакой ветер страшен не будет.