Текст книги "Ответная угроза (СИ)"

Автор книги: Генрих

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 25 страниц)

Порезвился на своей красавице пару дней, в бой нас не торопились выпускать. Павлов и здесь достал, позвонил Жданову, нас и притормозили. Хотя, может, и не Павлов, тут есть и поближе. Маршал при отправлении специально меня к телефону попросил и категорично приказал не геройствовать.

– Ты там будешь главным инструктором. Это намного важнее, Вась, – маршал вздохнул и добавил. – Мы договорились?

А я что? Если со мной по-людски, то и я не дикарь какой-то…

– Договорились, Дмитрий Григорич. Но один-два самолёта мне надо сбить. Сами знаете.

– Знаю, – опять вздохнул. – Самое главное, ребят слушайся. Им ведь за тебя голову оторвут. И я буду первый, кто это сделает.

Дал слово. А куда деваться? В конце концов, он – легендарный маршал, а я всего лишь капитан. Параллельно с нами, на аэродром перегнали дюжину новых Як-7М из Смоленска. Некоторое время Смоленский авиазавод будет работать исключительно на нас. Месяц-полтора. Это примерно сорок-пятьдесят самолётов. На Финляндию хватит.

А вот и финский берег, на котором раскинулся стольный град Хельсинки. Наша цель, наш полигон, наша жертва. Мы не одни летим, моё звено прячется в стороне на фоне облаков. Не скрываясь, летит эскадрилья пешек под прикрытием и при поддержке двух звеньев чаек. Понаблюдаем.

На окраине Хельсинки аэродром, на него и наваливаются пешки. Сразу после чаек, которые «причёсывают» зенитное прикрытие эрэсами. Техника многократно опробованная. Чайки атакуют с другого направления, зенитки вынуждены перенацеливаться на них, но эрэсы уже летят, а чайки упархивают в сторону. Зенитчики не успевают, и тут их и аэродром накрывают бомбами. Кассетных тут пока нет, ими только ТБ-7 могут пользоваться. Но бомбовый удар густой, хватает всем.

Дойчи даже там, на западе, ничего не могут противопоставить. А уж эти-то непуганые… расплываюсь в улыбке. И не только от удачной атаки бомберов, не без погрешностей, пара пешек зацепили пригороды города. Слышал один раз, как выразился маршал Павлов: «Ничего, пусть вражеские города тоже познают ужас бомбёжек».

А улыбаюсь от того, что на горизонте показывается восьмёрка мессеров.

– Гросс, ты видишь? Приём.

Это меня Анохин спрашивает. Вижу, вижу, Володя.

– Действуем по схеме, Вал. Отбой связи.

Схема элементарная. Мессеры попытаются достать пешки. Задачка, между прочим, не из простых, пешки не так просто взять. У многих из них на фюзеляже одна-две звёздочки, там на Западном фронте. Зазевавшийся мессер из крупнокалиберных пулемётов срубают запросто. Тем надо подобраться сзади снизу, там у пешек мёртвая зона. Но её прикрывают чайки, тоже очень неудобный противник для немецких асов.

Так что мессеры, держась на расстоянии, пытаются найти брешь в рое чаек и подобраться к бомберам. Мы в это время выныриваем из облаков сзади. Каждая пара выбирает цель… есть! Взят в ножницы! Жму гашетку, моя коброчка сотрясается от залпа, мессер разносит в щепки. О, дьявольское чувство наслаждения в такие моменты! Я завязал все пять огневых точек на общую гашетку, 37-миллиметровая пушка, два 12,7 мм пулёмёта, два пулемёта 7,62. Даже танку не поздоровится!

Доворачиваем вправо, под прицел попадается ещё один. Залп! С-сука, промах! Не удивительно, когда цель поперёк курса идёт и слишком далеко. Отворачиваем в сторону, эффект неожиданности мы использовали. В море падает кучка обломков и один мессер в огне кувыркается навстречу ледяной балтийской волне. Вторая пара тоже взяла свою дань во славу бога войны.

– Гросс, не будем увлекаться. Приём.

– Зачем увлекаться, Вал? Видишь, они уходят и один отстаёт? Приём.

– Тогда мы отвлекаем основную группу. Приём.

– Действуем. Отбой связи.

У-ф-ф-ф! Выдыхаю. Думал, спорить будет. Мы уже догоняем улепётывающих асов. Уже обречённый мессер виляет из стороны в сторону, но нас двое и мы снова берём его в ножницы.

– Антон, ты. Приём.

– Понял. Отбой связи.

Антон начинает стрельбу, мессер уходит на резкое снижение. Слишком предсказуемо. А вот выброс лётчика с парашютом мы прохлопали. Добить не успеваем. Ладно, Фриц, встретимся ещё. Возвращаемся. Счёт 3:0 вполне себе результат, при их двойном-то перевесе. Если ещё не считать пары десятков самолётов на аэродроме.

Мягко и бережно сажаю свою Коброчку. Отгоняю под масксеть. Немного сижу при открытом фонаре, впуская в лёгкие потоки плотного и холодного воздуха. После удачного боя всегда приходит откат, как после близости с любимой женщиной.

Нам навстречу бежит комполка, его перехватывает Анохин, докладывает. Формально он – командир звена. Комполка, он чуть ниже его ростом, не дослушивает, хватает в объятия. Затем и нам достаётся.

– Пойдёмьте, ребята, – ведёт нас к себе.

– По капельке? – комполка достаёт откуда-то снизу склянку.

– Нет, Пётр Никифорович, пока день, пить не будем. А то вдруг… – ловлю одобрительный взгляд Анохина и в голову приходит идея.

– Вот что, товарищ подполковник, давайте организуем ещё вылет. Там с другой стороны Хельсинки вроде военный завод стоит? Немцы не будут ждать сегодня второго налёта. Тем же составом, а, Пётр Никифорович?

– Что-то вы как-то резко… – комполка теряется ненадолго. Хватается за телефон.

– Товарищи, вы тогда идите в столовую. Чайку попьём.

Он не опаздывает. Пока столовские девчонки кипятили чайник, стреляли в нас глазками и метали на стол всякую всячину, он и приходит. И сначала уважительно нас слушает.

– Володя, ты ничего не заметил? – меня переполняет торжество, когда вижу недоумение в глазах командира звена. Я обошёл его на вираже! Как бы ни в первый раз. Остальные, включая комполка, заинтересованно прислушиваются.

– Что я должен был заметить? – Володя напрягается. Смотрю и молча улыбаюсь.

– Мы догнали мессеры. Тебе ничего это не говорит? А ведь моя Кобра чуть медленнее Яков.

Имею удовольствие наблюдать, как понимание, словно болотный пузырь, всплывает в его глазах.

– Да, у них тут одни Эмили, – не даю ему сказать первым, Володя откидывается на спинку и хлопает себя рукой по лбу.

– А что это значит? – осторожно интересуется комполка. Сразу обнаруживает своим ворпросом обстоятельство. У них мало опыта.

Парни начинают объяснять наперебой, а я берусь за парящий бодрящим духом бокал. «Эмиль» – самая первая партия мессеров. Их постоянно модернизируют. Сейчас на Западном фронте их и не встретишь, доминирует «Фридрих», серия с лучшими ТТХ. И скорость больше и потолок выше, мотор мощнее. «Фридриха» я бы не догнал. Даже новым Якам нужна какая-то фора. Между Яками и «Фридрихами» примерный паритет. Якам их догнать трудно, «Фридрихам» оторваться невозможно.

– Ну, Фридрих, ну, Эмиль, – никак не просекает комполка, – и что?

И тут же смущается от внезапной тишины и нашего концентрированного внимания.

– Это значит, – берёт на себя роль учителя неразумных Володя, – что мы будем гонять их, как зайцев. У нас самолёты лучше, мы их запросто настигнем, если что.

– И квалификация местных лётчиков так себе, – добавляю и уточняю. – Я о немцах говорю. Слабенькие они тут у вас. Мы их, как куропаток бить будем.

За возникающим сиянием на лице комполка тоже забавно смотреть.

Ближе к вечеру мы слетали ещё раз и разнесли тот завод у Хельсинки в мелкую щебёнку. И никакие мессеры уже не пытались нам мешать.

Окончание главы 15.

Глава 16
Очередь Финляндии

17 декабря, среда, время 10:15.

Южный фронт, Южному Буг, с. Пески на другом берегу с. Трихаты.

Генерал-полковник Жуков стоит на берегу и беззвучно шепчет ругательства. Железнодорожный мост через реку восстановят не скоро. Немцы не озабочены даже выстраиванием какой-то обороны. Они просто чешут во все лопатки к себе домой, даже румыны их обогнать не могут.

Взрывают за собой все мосты, минируют дороги, – всё, как предсказывал этот зануда Павлов. Будто генералы вермахта подслушали его предупреждения или он их научил.

Жуков подносит бинокль к глазам. Почти беззвучные ругательства возобновляются. Можно без хлопот наладить понтонную переправу и переправить войска. А дальше? По полям, по долам идти? Дороги наверняка заминированы, что не страшно, как заминировали, так и разминируем. Но это время!

Железная дорога превращена невесть во что. Жуков сумел разглядеть с пригорка, что все шпалы сломаны. Все! Он даже не знал, что это возможно! Как они это сделали? Генерал, тогда ещё генерал, Павлов в своё время тоже устраивал немцам козью морду. Но он без затей разбирал и увозил к себе всё, и шпалы и рельсы. Тут хотя бы рельсы целые, на вид. Так-то их повести могло.

Вместе со всей свитой генерал возвращается на канонерку, на которой прибыл. Больше времени дорога занимает, зато дефицитное горючее не тратится. А угля в стране хватает.

Жуков уходит в каюту и расстилает на столе карту. Некоторое время привыкает к мысли, что немцев не догнать, они не собираются вставать на пути оборонной стеной. Очень не хочется признавать неприятный факт, но приходится. Хотелось догнать и вцепиться в хвост гитлеровцам хотя бы для того, чтобы доказать Павлову, что на этот раз маршал ошибся.

Нет. Придётся учитывать сей неприятный факт. И что тогда делать?

Спешно продвигаться от Николаева к Одессе. Вот что надо делать. И море нам в помощь, по нему можно быстро перебрасывать войска, не опасаясь мин. Минные тральщики уже работают, понтонный мост в Николаеве тоже. Про сухопутную дорогу забывать не будем, не могли немцы сплошь её минами нашпиговать. Чем больше доступных дорог, тем лучше.

20 декабря, суббота, 18:40

Минск, штаб Западного фронта.

– Вот так всё и получилось, – удручённо заканчивает доклад Анисимов. – Вырвались они. Не смог их удержать.

И виноватого вида генерал не удерживает. Климовских смотрит сочувственно, другие штабные тоже. Нас в кабинете немного, зампотылу генерал Курдюмов принёс бумаги на подпись и остался послушать немного грустный рассказ командарма-11. Каршин, сменщик Анисимова на должности шефа боевой подготовки, тоже здесь. У него, ввиду полученного им опыта, есть ещё одна ипостась – ночной начальник штаба фронта, фактически командующий. Штаб должен работать круглосуточно.

– Да и хрен с ними! – моя, малость легкомысленная, отмашка мгновенно стирает и сочувствие со стороны штабных и виноватость Анисимова. И все ждут, что дальше скажу.

– Ты и не мог их удержать. Капканом на лисицу медведя не удержишь. Ладно. В дела вы вникли, – это я ночной смене, – так что работайте. А я домой. Николай Палыч, поехали со мной, домашний ужин тебе не повредит.

Заодно и по рюмашке внутрь забросим. Изредка можно себя побаловать. Со стороны оно выглядит так, что вызвал командарма-11 на ковёр, чтобы морально изнасиловать за неудачу. На самом деле, давно его не видел, хочется пообщаться.

Едем на Хорьхе, за нами и перед нами – броневики. Минск стал тыловым городом и центральный район – режимный, мышь не проскочит, так что позволяю себе ездить на красивой машинке. Это мне Никитин из Восточной Пруссии презент подогнал. Хорьх-830, лимузин. Подумывал оставить лично себе, но не слишком удобно. Если в Москву переведут, с собой его тащить что ли? Там какой-нибудь представительский ЗИС или ЗИМ дадут. С бронебортами и стеклом, толщиной в два пальца. Так что поставил на учёт в хозчасть, как машину командующего Западным фронтом. К должности, то бишь, привязал.

Кстати, не организовать ли в Минске производство автомобилей представительского класса? Вывезу какой-нибудь завод «Опель» из Германии вместе со специалистами. Вот это будет трофей, всем трофеям – трофей. А не пошлые эшелоны с тушёнкой.

– Давненько в Минск не заглядывал, – Анисимов с интересом разглядывает городские пейзажи. – Как у вас спокойно всё…

– Ага… – отзываюсь односложно. Прокручиваю в голове доклад командарма, отсекая эмоции.

Операцию я, конечно, одобрил, но сразу предупредил: под вашу ответственность, товарищи генералы. Не вздумайте чего-то прошляпить, бошки поотрываю…

18 декабря, четверг, время 11:30.

Разгромленные позиции 11-ой армии,

в полутора десятках километрах севернее Шауляя.

– Влево, вправо! Быстро! Ложись! – орёт сержант, командир орудия. Одного из тех, что валяются сейчас на боку или таранятся немецкими танками.

Полтора десятка артиллеристов, всё, что осталось от личного состава батареи 76-миллиметровых гаубиц, бросаются в обе стороны. Обыденно и гулко стучит танковый MG. Один не успевает упасть в снег самостоятельно и валится с коротким хрипом.

– Быстро! Зигзагами! – орёт сержант.

Танк, давший по ним очередь, дёргает башней, стоит, будто раздумывая, стоит ли продолжать охоту? Решает, что ну его нахрен и, ревнув мотором, присоединяется к общему движению. Русская оборона прорвана, но надолго ли? Надо спешить. Расстреливать уцелевших русских приятно, но хлопотно. Их еле заметно в белых маскхалатах.

Оставшийся полувзвод добегает до леса. Затем пара бойцов возвращается за раненым. Бой закончен и не вхолостую. Перед батареей чадят три танка, один с оторванной башней. Это не считая тех, кого приголубила первая и вторая линия обороны, которых они поддерживали огнём на дальней дистанции.

Рванули они так, что чуть подмётки не оторвались. В самый последний момент. Даже привести в негодность пушки не успели. Впрочем, и необходимости такой нет. Немцам не до полуживых трофеев. Им бы самим ноги унести.

Шесть бойцов сержант отправил на доставку раненого по направлению «где-то там». Третья линия обороны сплошняком не идёт, по узловому принципу выстроена. Остальные рядом. Страшно интересно сержанту, что будет дальше. Что сделают врагу красные генералы за обиду своих красноармейцев? В то, что не спустят, сержант не сомневался. Их Анисимов точно не такой.

– Как думаете, товарищ сержант, авиацией ударят? – в лицо заглядывает совсем юный веснушчатый боец, подносчик снарядов из его расчёта.

Сержант снисходительно смотрит на веснушчатого, затем скептически на затянутое облаками небо и в конце, со злобой на сгущающиеся немецкие колонны, спешно уходящие на север.

– Посмотрим, – даёт неопределённый, но многообещающий ответ. – А вы чего тут разлеглись? А ну, вперёд! Костерочек сообразите, а то в сосульки превратимся.

Веснушчатого оставляет при себе. Сержант смотрит в бинокль, которым разжился у убитого комбата и диктует молодому бойцу сколько и каких войск проходит мимо них. На войне нельзя терять время просто так. Не можешь стрелять, наблюдай, чтобы доложить начальству.

Примерно через полчаса, когда в небольшом отдалении от края леска уже разгорелся уютный костерок, над которым подвесили котелок с талой водой, наступающее разочарование от бездействия высокого генеральского начальства вдруг в панике ретируется. Раздаётся незнакомый, пугающий и приближающийся вой. Пугающий всех, но когда сержант видит разбегающихся от дороги немцев, его испуг тут же проходит.

– К бою!

Как раньше они, находятся немцы, которые догадываются найти спасение в лесу. Полувзвод рассыпается цепью.

– Распределить сектора! Огонь по готовности без команды!

Через несколько секунд начинают щёлкать выстрелы. Падают сразу двое, и после этого начинается ад. Среди бегущих гитлеровцев в землю вонзается огненная стрела, на мгновенье вспучивается огненный шар. Вслед за этим на огромном пространстве, в которое попадает и путь немецких колонн, вспыхивают такие же огненные шары. С неприятной для немцев густотой.

С невыразимым восторгом сержант видит, как превращается в мелкие обломки грузовик от прямого попадания. Огненный вихрь разбрасывает мусор, в который превратился автомобиль. Мелькают и тела. Грузовик не был пустым.

– Уходим, ребята! А то и нас зацепит, – сержант только слышал о Катюшах, никогда не видел. Хватает того, что знал. Миномётная система, значит, бьёт по площадям…

20 декабря, суббота, 19:30

Минск, квартира маршала Павлова.

– Кузнецов, выходит, не сплоховал? – по мере выпытывания подробностей, интересных даже не мне, а Шуре и открывшей рот Адочке, наливаю генералу стопку настойки от тестя. Она у меня для особых гостей.

– А твои бэ-эм-тринадцать где? – сознательно избегаю слова «Катюши», Адочка рядом уши греет.

– У Лиепая…

Анисимов зря времени не теряет. Курляндский котёл тает под его ударами, как кусок снега на жарком весеннем солнце. Клайпеду и Палангу он уже взял. Про Клайпеду Совинформбюро сообщало. О Паланге Москву пока не извещал. Хорошие новости надо давать дозировано, так радости от них больше. А то дашь победы списком, и сколько потом ждать, чтобы новый появился?

– Ты его тоже штурмом не бери, – даю совет-рекомендацию-приказ. – Видишь, как ловко с Шауляем прошло? Как только фрицы почуяли окружение, так сразу ноги и сделали. С Лиепая ты уже намеренно так поступи.

Анисимов, опустошив стопку, принимает её содержимое вместе с поданной ему мыслью.

– Сталин не будет ругаться, что мы опять из окружения немцев выпустили?

– Мы никого не выпускали, – нагло заявляю в выпученные глаза генеральского друга и цепляю полную ложку винегрета. Балует меня сегодня Шура.

– Куда мы их выпустили? Они так и остались в Курляндском котле, – эта моя мысль заставляет замереть Анисимова. А ведь точно! – говорит он всем лицом.

– Сообщение в Москву будет такое: доблестная 11-ая армия совместно с войсками Северо-Западного фронта, нанеся противнику тяжёлые потери, освободила город Шауляй и множество прилегающих населённых пунктов. Ты ещё дополнительную генеральскую звёздочку получишь.

Довольно гыгыкаю и снова наливаю.

– Хватит вам на сегодня, – Шура убирает со стола бутылку.

– Ты понял, Николай Палыч? – подмигиваю гостю. – Кто на самом деле командир? И наплевать ей, что я – маршал, что со мной сам товарищ Сталин советуется…

Адочка переглядывается с мамой и хихикает.

– Ты что, правда, считаешь это победой? Я всё-таки до двух батальонов потерял и несколько батарей.

– Общие потери в тысячу человек?

– Поменьше. Человек восемьсот…

– А немцы?

– Тысяч семь-восемь. И сейчас их авиация долбит. Когда облака расходятся.

– В городских боях в Шауляе мог потерять больше. И город разрушил бы. А так мы его целеньким получили. А запереть ты их никак не мог. Их там тысяч шестьдесят было, полнокровный армейский корпус с приданными частями.

Успокаивается Николай Палыч. Одно и то же часто можно подать под разным соусом. Геббельс будет кричать об успешной эвакуации войск и спрямлении линии фронта. Совинформбюро сухо и торжественно объявит о возвращении в лоно Советской власти ещё одного немаленького и важного города и немецких потерях. И то и другое вроде бы правда. А настоящая в том, что я категорически не желаю брутальных кровопролитных битв. С обеих сторон кровопролитных. Вот так, один к десяти в нашу пользу, только за. Один к одному, по нынешнему времени, считаю зазорным.

А так-то можно было Анисимову вцепиться в хвост отступающих, Кузнецов ему в помощь, и развернулась бы эпичная битва на огромном пространстве. Брутальная и увлекательная. Сколько бы книг и фильмов бы потом написали и сняли! О-о-о! Опять я целый культурный пласт родной страны порушил, ха-ха-ха…

21 декабря, воскресенье, 09:20

Минск, штаб Западного фронта.

– Голубеву топлива хватит, чтобы выйти сюда и сюда, – тычу пальцев в огромную карту, расстелённую на двух столах сразу, – и взять Варшаву в клещи. С северо-восточного направления.

– Ему на большее хватит, – замечает Курдюмов, наш самый главный снабженец.

– С запасом надо считать. Что-то немцам удастся разбомбить, где-нибудь неожиданный перерасход случится. Война – дело такое…

– С юга к Варшаве сдвинется 4-ая армия, – продолжаю строить наполеоновские планы. – Авиаразведка докладывает, что плотность немецких войск там до сих пор на недопустимо низком уровне.

– Могут скрытно резервы подвести, – осторожно возражает Климовских.

– Вряд ли, – пожимаю плечами. – И на это есть войсковая разведка и разведка боем.

– Хорошо бы резервами подкрепить, – снова осторожничает начштаба.

– Они у нас есть?

– 47-ой, 50-ый стрелковые корпуса, 4-ый воздушно-десантный корпус, 3-я и 4-я дивизии ополчения… – Климовских забарабанил, как пулемёт. Хренассе, сколько войск он зажилил!

– Ещё в Смоленске формируется моторизованный корпус, но там долго ещё будет тянуться. Лейтенантов из училищ ждут.

– Если есть, чем подкрепить, то давай, – решаем передать Коробкову, командарму-4, 47-ой стрелковый корпус. С наказом сделать из него моторизованный за счёт трофейной техники. Т-34 подбросим по мере поступления. 4-ый мехкорпус у него уже фактически моторизованный, хотя по названию остался механизированным.

Полковник Каршин пишет на фишке «47 ск» и ставит её на нужное место.

– А почему я раньше ничего не знал об этих замечательных резервах? – доходит до меня неприятная несуразность. Как так-то? Комфронта о своих войсках чего-то не знает!

– Их фактически не было, Дмитрий Григорич, – улыбается Климовских. – Только по бумагам считались. Там личного состава меньше трети в июне насчитывалось, техники кот наплакал. А за эти полгода потихоньку привели их в божеский вид. Только боевого опыта мало. Кое-какие части в Минском сражении участвовали и всё.

А, ну тогда ладно. Меня отпускает.

Теперь авиация. Двигаем фишки, ставим отметки обеспеченности топливом и боеприпасами. То и дело бегают связисты, шлют в войска уточняющие запросы. Учитываем всё, включая банно-прачечные поезда, которые наклепал генерал Васильев. Его мобильные лесопилки уже давно уходят в войска. Строить линии обороны станет удобнее и быстрее.

Инвентаризируем возможности бомбардировочной авиации.

– М-да… – комментирую таким междометием доклад Копца, – хотелось бы больше.

Ограничены мы всё-таки в своих хотелках.

– Тогда сделаем так. Ближние города, которые могут достать пешки, пусть они и бомбят. А дальние…

А на дальние, тот же Берлин, в нашем распоряжении всего пять-шесть массированных налётов самолётами ТБ-7. Выбираем цели с наивысшей концентрацией промышленных и стратегических объектов вроде мостов и шлюзов. Постепенно вырисовывается общий план.

Изнурительная штабная работа продолжается до четырёх часов пополудни.

В пятом часу закругляю длинное совещание.

– Сделаем так, товарищи. Спокойно поужинайте. Вечер и ночь подумайте, вдруг что забыли. Окончательно план примете завтра. И уже под командованием Владимира Ефимовича (Климовских). А я уезжаю к финской границе. Сталин мне приказал плотно Финляндией заняться. Так что вы уж тут без меня, товарищи. В том, что вы не подведёте, у меня нет ни малейших сомнений.

Поговорка такая есть к месту. Дождалась сука праздника, сама лежит, щенята лают. Вот я та самая сука и есть. Дождался праздника. Могу всё бросить на своих щенят-генералов, и не боятся. Они всё сделают без меня в лучшем виде. Конечно, со мной будет в наилучшем, но и так не плохо.

– Последнее пожелание. Нашим войскам предстоят городские бои. Обдумайте способы действий, методы штурма зданий, формирование штурмовых групп. Там обычное деление на взвода и роты не очень хорошо подходит. Штурмовые группы часто будут действовать с большой долей автономности от командования.

Обсуждаем эту проблему, завершаю совещание последним приказом, который вызывает весёлый смех:

– Брать Берлин без меня строго-настрого запрещаю!

Этот приказ, хоть и несерьёзный, наглядно показывает моим генералам, насколько я в них уверен.

23 декабря, вторник, время 11:45.

Аэродром под Волховым.

Выпрыгиваю из своей тэбешки. У меня модернизированный вариант, летает выше, герметизация близка идеальной, в дальнем конце фюзеляжа закуток, где можно нужду справить. По дороге приходится кислородное оборудование обходить. Благодаря нему можем почти до двенадцати километров высоты запрыгнуть. Вот только здесь его пока нет. Надо заказывать.

Облёт совершал, с ТВД, театром военных действий надо знакомиться лично, в том числе визуально. Природа похожа на белорусскую, но заметно холоднее. Хмыкаю. Пока шагаю на выход с поля, где меня дожидается транспорт, интересная мысль рождается. Поспешил Гитлер на нас летом напасть. Надо было зимой, когда все белорусские болота замёрзли бы.

Вот, как мы сейчас будем с финиками разбираться, запрыгиваю в лимузин ГАЗ-61, что мне Жданов подогнал. Надо озадачить местных умельцев печку в салон организовать.

До Волхова не доезжаю. Свой личный штаб устроил в одном из бараков, в которых ранее гнездились красноармейцы. Они и сейчас гнездятся, в своей половине, то есть, будут гнездиться. Сегодня-завтра должны мои охранные ребята прибыть. Сейчас красноармейцы хозроты при штабе местной 54-й армии занимаются ремонтом и утеплением, связисты радиостанцию устанавливают, короче работа кипит. Мне не всё нравится, мои ребята, по моему субъективному мнению работают лучше. Но дело идёт, контора пишет, народ старается, это – главное.

Обеды для нас местные вознамерились было доставлять прямо сюда, отменил сие излишество. В столовой удобнее, а крыс и мышей плодить в казарме ни к чему. Так что дружною гурьбой во главе со мной катим в столовую, что всего метрах в двухстах.

После обеда еду в Волхов, там у меня официальная резиденция. И оттуда названиваю командующим фронтов. Вызываю на ковёр на процедуру, для которой в армии даже в 21 веке не придумали цензурного выражения.

Подготовка совещания – непростое дело, приходится побегать, местный командарм мне в помощь.

24 декабря, среда, время 08:20.

Волховский монастырь, штаб 54-ой армии.

С утра необычное оживление, машины, в основном легковые и бронеавтомобили, заезжают. Выезжает несколько крытых грузовиков, впрочем, теряющихся во встречном потоке.

Совещание с командующими фронтов.

Все прибывают со своими начштабами, зампотылами, начальниками артиллерии и связи. Присутствует с парой своих человек и Жеребченко Фёдор Фёдорович, шеф ВВС и всего лишь полковник. Предыдущего командарма воздушной армии репрессировали. Судя по карте, которая перед нами, было за что. Линия фронта здесь примерно такая же, как в реальности Арсеньевича. Так же всё прохлопали. Только Ленинград не в блокаде, с юга никто не пришёл, увязли в белорусских лесах.

Все, это Северный, Ленинградский и Карельский фронты. Ну, с Северным-то я уже решил, что сделаю.

Через сорок минут выяснения ряда «мелочей», – лишь для них мелочей, в чём их убеждает и мой легковесный тон, – выношу вердикт. Мне окончательно всё ясно.

– Ну, что ж, товарищи, мне предельно ясно, почему вы позволили финнам продвинуться так сильно, – неподдельно весело оглядываю прячущих глаза генералов и полковников. – Я тут прикинул по карте, вы отдали территорию, как бы ни больше моей Белоруссии вместе с Литвой. Наверное, в этом непристойном деле только Южный фронт может с вами конкурировать. Пол-Украины, Молдавия…

– Товарищ маршал, – чуть ли не хором пытаются протестовать комфронтами.

– Тише, тише, – поднимаю ладонь, – я ещё ничего не сказал. А размер отданных территорий это очевидный факт. Сейчас объясню, почему так происходит. Уже давно в армию ушла директива наркомата №117, подкреплённая недвусмысленным приказом Ставки, но у вас воз и ныне там.

И начинаю объяснять, то есть, размазывать всех по стенке. Но начинаю со «сладкого».

– Для начала сразу хочу объявить, что вы все, то есть, командующие фронтами вместе со своими штабными, будете понижены в звании на одну ступень. Вы это честно заслужили.

Кто-то смотрит возмущённо, кто-то затравленно опускает глаза. Это да, ордена получать намного приятнее, чем звездюлины.

– Не понимаю, почему Сталин вас всех не расстрелял? Одним командующим ВВС ограничился. Наверное, потому что заменить не на кого было. Только на таких же… – милосердно опускаю слово «придурков».

– Вот ваши тыловики говорят, что маскхалатами личный состав обеспечен едва на 30%. Это как? Вы северные армии, воюете зимой, а белых маскхалатов нет. Хотите угодить финским снайперам? Технику, судя по смущённым взглядам, вы тоже в белый цвет не выкрасили…

– Товарищ маршал, да где же краски столько взять⁈

Типичное оправдание для неинициативных исполнителей, вы нам всё дайте и только тогда мы, может быть…

– Если чего-то не хватает, то надо думать, чем заменить. На Западном и соседних фронтах танки и бронемашины часто газетами оклеивают. Известью замазывают. Пробовали даже бересту применять, но с ней не получилось. Слетает. Списанным нижним и постельным бельём оклеивают. Рвут на куски и вперёд.

– Хорошую краску мы, большей частью, на самолёты пускаем. Их газетами и стираными портянками не покроешь. Аэродинамика страдает, – любезно объясняю тонкости маскировочного дела.

– Одно только вы переняли, худо-бедно. Маскировочные сети. Но пойдём дальше…

Меня прерывает адъютант, шепчет мне кое-что на ушко. Ага, у меня получилось! Кажется, никогда я так гадко не ухмылялся и настолько жестоко не смотрел на подчинённых. Клянусь своим партбилетом, многие сейчас борются с приступом медвежьей болезни.

– Слышите? Саша, окно!

Когда адъютант открывает форточку, гулкие бахи и грохот доносятся явственнее.

– Люфтваффе бомбит Волхов. Главная цель – штаб 54-ой армии, а вернее, все мы.

Делаю паузу, не снимая гадкой ухмылки.

– Утром вы спрашивали, что за цирк я устроил, скрытно перевозя вас оттуда в это тихое место? Ладно, я цирк устроил, а что устраиваете вы? Почему вы пользуетесь исключительно телефонными линиями, которые давно на прослушке абвера и финской разведки? Почему без дела пылятся радиостанции, а штатные шифровальщики слоняются из угла в угол, не зная, чем заняться?

Утром все приехали в монастырь, к одному из чёрных входов вплотную подъезжали грузовики и забравшиеся туда командующие товарищи ехали на мой КП в режиме «в тесноте, да не в обиде».

– Вы понимаете, зачем и почему этот налёт? У вас нет действующих радаров, пеленгаторов, глушилок, о радиоэлектронной борьбе вы никакого понятия не имеете. У меня тоже под рукой ничего нет, но я точно знаю, что рядом со штабом 54-ой армии работает радиомаяк, который наводит немецкие бомбардировщики!

Собирал я их по телефону, выяснив, что радиосвязь тут не в чести. С Москвой по ВЧ говорят, а между собой по телефону. Обычному, проводному. Посадить прослушку можно в любом месте на протяжении многих километров. Судя по авианалёту, её и посадили. Вопросительно смотрю на Жеребченко, шефа ВВС. Тот еле заметно кивает. Замечательно. То-то и смотрю, что взрывов слышится не так густо. Немецких асов встретили сталинские соколы и сейчас в небе близ Волхова воздушное сражение. У наших преимущество, запас топлива больше. Аэродромы-то ближе, а немчуре не меньше полутора сотни километров до цели, а ведь потом обратно добираться. Мой воздушный КП тоже поднялся в воздух на максимальную высоту. У него особое задание.

Громко начинается правление Павлова на финском направлении.

– А теперь по делу, товарищи генералы и полковники…

На большом столе расстилаю карту, все размещаются вокруг.