Текст книги "Лайм. Судьбе назло (СИ)"

Автор книги: Генрих-Нав

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

   Созерцание небесной лазури и изумрудно-зеленого моря под ногами чуть не отвлекли меня от главного. Я совершенно растворился в радостном ощущении безмятежной свободы, и едва не прозевал появления троих людей. Эту компанию отличало две особенности – неторопливость и странное расположение. Впереди медленно шел один, а остальные двое чуть сзади, по бокам. И даже отсюда было видно, что одежда первого весьма отличается от того, во что одевается мечущаяся по своим делам дворовая толпа.

   Я собрался. Ответственный момент: прицелился, бросок! Безделушка упала совсем далеко. Хм, главное, чтобы не попала по парню. Второй бросок. Я весь сжался. Чуть сзади от прогуливающейся парочки, но уже ближе. Я взвесил в руке очередную фитюльку и снова сделал бросок. А вот теперь попал куда надо. Это называется пристреляться. Эрнан поднял голову вверх, затем жест повторили его телохранители.

   Меня заметили. Отлично. Я помахал рукой, чтобы наверняка привлечь его внимание к себе, и стал делать приглашающие жесты. Давай, мол, поднимайся ко мне. Вижу изумленные глаза юного помещика. Ага, с ним никто так не позволял себе обращаться. Что ж, у меня особый статус: я заперт и поэтому сам сойти к нему не могу. А вот он подняться ко мне – запросто.

   Сверху мне было видно, что тройка развернулась и уверенно прошагала обратно к главным дверям. Вот они поднялись по знакомой мне лестнице, ливреи склонились в поклоне. Еще миг – и все трое скрылись внутри.

   Отлично. Через несколько минут местный юновластец будет здесь. Нужно подумать, как повести разговор так, чтобы ему стало самое меньшее интересно, а самое большее очень интересно. Я еще раз напомнил себе те крохи, что успел разузнать про него Зак. Книги. Дворянчик очень любит читать книги.

   Вскоре за дверьми раздалось недовольное:

   – А мне все равно. – Холодно и жестко. И голос молодой. Похоже, это он, Эрнан.

   – Но сударь, ваша маменька запретила его выпускать... – Подобострастно и заискивающе. Наверняка какой-то лакей.

   – А я разве его выпускаю? – А парень не промах – вопрос с подвохом. И как результат, из скважины раздается скрежет поворачиваемого ключа.

   Дверь открылась, и в комнату вошел единственный представитель мужской линии Вортексских. Я принялся осторожно шарить своим взглядом по его лицу. Я знал, как начать разговор. Но как его закончить? Нужно будет основываться на отклике самого юноши.

   Взгляд юнца поражал. Сердитый и между тем какой-то отстраненный. Еще бы! Кто мог осмелиться бросать в него камни? Таким лицом наводят страх на прислугу, и после этого та не спит ночами. Даже я на миг ощутил непередаваемый страх. Да, парень умеет нагнать печали. Это тоже семейное, и тоже наверняка от мамаши.

   Увидев незнакомое лицо, тем более одетое в простые одежды, юноша несколько сбавил пыл. Он сделал несколько шагов вперед и требовательно произнес:

   – Кто ты? Что ты делаешь в доме моего отца и почему ты швырялся в меня камнями?

   Нужно отвечать, но отвечать с умом. Что там рассказал про него Зак? «...Характером пошел весь в отца. Тихий, спокойный, сам в себе». Верно – откуда тут взяться бодрости и веселью? В этом гадюшнике заправляют две кобры, молодая и старая. А ненавистью к мужчинам здесь пропитано все. И парень просто не мог не ощущать этого.

   «Говорят, что он, возможно, того, э... умишком слаб. Все время или за книгами проводит, или вокруг поместья гуляет». А что ему остается, когда эти две пташки спелись на одной ноте?

   «На глаза редко показывается, все больше предпочитает одиночество. Делами дома почти не интересуется». Говорить с семьей, с этими грымзами? О чем? О балах, о нарядах, о моде? О том, какие мужчины гады и подонки? О женихах, о приданом? Очень надо. О вечном и прекрасном? Так у каждого оно свое. Ему хватает и ежедневного общения за столом. А в его душу никто даже не пытается заглянуть. Не поинтересуется.

   Что ж, это мы обратим в свою пользу.

   И я снова начал рассказывать свою иссторию, но теперь поведал его несколько иначе. Расписал мрачность тюрьмы, опасность сокамерников, свое героическое желание спасти благородное семейство. А закончил желанием неблагодарного Кристелла посадить меня под замок. На всякий случай.

   Так, мой рассказ окончен, и каков вердикт?

   Потрясающе – в его глазах никакого сомнения. Он верит, верит каждому моему слову! Удивительная доверчивость.

   Услышал, что перед ним узник. Где испуг в глазах, где опаска, где настороженность? А нет их – парень вообще не знает об ужасах внешней, заусадебной жизни. Поразительная неосведомленность. Да он просто зеленый юнец, желторотый пацан. Где тут крепкое мужское воспитание? А нет его. Но я не удивлен.

   Узнал, что я, рискнув тюремными правилами, примчался спасти его мать и дочь, – так вообще в восторге. Я – герой, герой из книг и рыцарских сказаний.

   Теперь он мой, если я и дальше поведу себя грамотно. А я знаю, как себя преподнести. Я книга жизни. Настоящей, взаправдашней, написанной болью, синяками да ссадинами. От меня прямо-таки веет кострами ночных стоянок, пылью дорог и шумом городов. А что еще нужно юному оболтусу, никогда не покидавшему роскошных стен?

   – Ты мог бы рассказать мне обо всем этом более подробно? – вполне ожидаемо для меня отозвался он.

   – Конечно. Я останусь тут еще на пять дней. И я с большим интересом провел бы их в общении, чем в гордом одиночестве, – усмехнулся я.

   – Хорошо. Тогда продолжим разговор в моих покоях, – произнес он уже более независимым тоном.

   – Но юный господин, ваша матушка... – снова начал было стороживший гостя лакей, но Эрнан перебил его:

   – Матушка желает, – он криво усмехнулся, – чтобы гость не покидал дома. А он его не покидает. Я живу на втором этаже. Он что, вылетит оттуда, как птица? Тем более, насколько я понял, Кристелл дал страже указания не выпускать его из дома. Хочешь сказать, господин дел Армак набирает в охрану глупцов?

   А парень не зря читает свои книги. Палец в рот ему не клади, откусит руку. Да, семейного сходства у этой троицы пруд пруди.

   – Раен? – уже спокойно обратился он к одному из двух своих сопровождающих. Отозвался крепкий загорелый детина с лицом записного плута.

   – Присматривай за моим... гостем. На всякий случай.

   – Будет сделано, сударь.

   – Да, и отведи его помыться. Блох мне еще не хватало.

   – Да, господин.

   Опля! И про него говорят «слаб умом»? Да – чтобы оказать влияние на него, мне придется сильно постараться.

Часть третья

   Мне снова пришлось мыться, уже второй раз за день. Благодать! Правда, мылся я в умывальне для слуг, но это место не шло ни в какое сравнение с прежним. Мочалки вместо кусков тряпья, настоящее мыло и чистая проточная вода. М-м-м!

   Я мылся почти целый час. О боги! Будь моя воля, вообще бы отсюда не выходил!

   Но воля была не моя. После долгого блаженства под струями меня чуть ли не пинками вытолкали в коридор, где заставили переодеться в абсолютно новые одежды.

   – Чай, не милостыню просить идешь, – осклабился Раен. Крепыш не отходил от меня ни на шаг, разве что в умывальню не полез. Очевидно, к заданию стать сторожевым псом он отнесся весьма серьезно. Наверняка на службу в дом его тоже устраивал дел Армак.

   – Да что вы, милчеловек, – не стал протестовать я. Обновки на мне были не новые – взяли то, что слугам не надобно, но и это было в несколько раз приличнее хламиды, что выдали мне в каталажке.

   А потом меня, снова чуть ли не силой, отвели в личные покои дворянчика.

   – И чтоб без фокусов, – вновь осклабился Раен и продемонстрировал пару метательных ножей за поясом. Я не знаю, что именно он имел в виду, но догадался, что ножи он применит при первой возможности.

   Покои юнца меня поразили: шагов сорок в длину, столько же в ширину, а потолки аж в три человеческих роста. А интерьер! Мебель из дорогого светлого дерева была покрыта толстым слоем лака, от шикарных арндорских ковров самых пестрых расцветок рябило в глазах, тончайшие занавеси с искусным рисунком были так нежны, что казались переливами весеннего света. А мозаичный пол? А кровать под шикарным балдахином? Да только за содержимое его стола можно было купить небольшую усадьбу. Чего там только не было! Толстенные книги с богатой обложкой, орлиные перья в хрустальной чернильнице, краски для рисования, серебряные подсвечники, карты и кипы дорогого белоснежного пергамента.

   Живут же некоторые!

   В себя меня привел властный голос хозяина роскоши.

   – Садись на стул. Да не на этот – на тот, что подальше.

   Я послушно сел на указанное мне место. Да, так и положено. Я пленник. И пусть он пару раз назвал меня гостем, но все же по сути я именно пленник. Таково истинное положение вещей.

   Быстрым взглядом я оглядел юного графа с ног до головы. Хозяин покоев своим убранством не уступал обстановке: графенок был одет изысканно и дорого. Рдяной камзол, бархатные коричневые штаны, щеголеватые сапожки. Сразу видать – сынок богатого папаши.

   – Итак, ты обещал мне рассказать... – Он многозначительно умолк. Ай да мастер! Вроде бы по смыслу он меня о чем-то просит, но сколько пренебрежения, сколько высокомерия в голосе! Не хочет, чтобы в нем видели просителя. Почему? А потому. В нашем мире (это знают все) просящий – значит слабый, уязвимый.

   Итак, в чем мое преимущество? Я нужен ему, пока интересен. Его любопытство – мой первый якорь. А второй – его одиночество. Надо же – быть одиноким в таком огромном доме с такой массой слуг. Да, бывает и такое.

   Что-то я замечтался. Мешкать мне нельзя ни как.

   – Я могу рассказать о многом, сударь, – начал плести я свою паутину. – Вы только скажите, что вам интересно? – Хотя ответ мне был известен заранее. Дворянчик хочет что-то эпически-героическое, чтобы шкуру моего героя можно было бы с успехом примерить на себя. – Хотите услышать рассказ о спасении семьи дворянским отпрыском?

   – Конечно, – мигом отозвался он, а я без особого напряжения стал пересказывать ему эту историю, с той лишь разницей, что после появления в доме Вортексских мелкого воришки-доносчика спасением семьи занялся молодой, но отважный графский сынок. И занялся так мастерски...

   За окнами начало темнеть, но я не спешил заканчивать свой рассказ. Ведь дело было не только в самом рассказе, а в том, как он был поведан. До появления юного заключенного – вскользь и без лишних подробностей. Но когда за дело взялся младший член семьи... вот тут мне пришлось расстараться. Первоначально я просто озвучивал историю на разные голоса, а опосля принялся сопровождать слова действиями. Вначале осторожно – я помнил о метательных ножах бдительного Раена и старался не спровоцировать излишне рьяного слугу резкими движениями. И только когда в дверь постучалась обслуга, принесшая господину ужин, мне пришлось закончить финальную сцену банальным ударом меча по шее и посмертной гримасой поверженного врага.

   Пока обслуга сервировали столик, Эрнан с довольным видом выдавил для меня несколько одобрительных хлопков.

   – Жаль, что в таких местах не принято размахивать руками, – деланно огорчился я. – А то бы я показал расправу над обидчиками в действии, сударь.

   – Да ну? – не сдержался юноша. – Ты умеешь фехтовать? Драться на мечах?

   – А-то, – подтвердил я, тут же готовый выдать с десяток своих трудовых шрамов за боевые.

   – Что ж, я хотел бы на это посмотреть, – осторожно проговорил он. – Завтра, после обеда.

   – После обеда? – уточнил я.

   Эрнан вдруг виновато улыбнулся.

   – Дворяне обязаны учиться. А у меня завтра музыка, грамматика, словесность и урок этикета.

   – Понимаю, – ободряюще улыбнулся я. Подошедший Раен не дал добавить мне ни слова и бесцеремонно потащил в мою конуру.

   Но я не расстраивался. Все шло как по маслу. Уже второй день я нахожусь в нужном мне доме, а не в паршивой тюрьме. А значит, мой план работает. Мой настоящий план. Перехитрить тюремную братию, разбойников и весь этот высокородный сброд. Вот это настоящая игра!

   И, засыпая в простенькой, но чистой посели, я не мог не чувствовать себя этаким интриганом, коварным стервецом и мастером обмана. О боги, как сладка для меня эта роль! Давно, на могиле матери, я поклялся быть сильным, уметь рассчитывать только на себя, самому принимать решения и добиваться успеха. И я это делаю. Я воплощаю свою первую крупную интригу вне тюремных стен.

   Добиться чьего-то расположения всегда непросто. Добиться расположения даже такого графского сынка – для узника намного сложнее.

   Но здесь я – писчее перо. Остальные для меня лишь пергамент.

***

   Дворянчик освободился раньше назначенного срока, но я был готов к этому и собирался пересказать ему вчерашний рассказ, но уже с боевыми подробностями. Я не сильно понимаю в позициях и разного рода па, но пара выпадов мне известна, а придумать еще – много ума не надо.

   Для демонстрации Раен принес в покои обычную палку, и я принялся изображать из себя молодого рыцаря Эрнаниуса (так я назвал своего героя). Телохранитель дворянчика теперь находился совсем рядом и, как обещал, не спускал с меня глаз. Увидев, что действо Эрнану по душе, я решился на еще один шаг – попросил у богатейчика его рубаху для большего сходства с героем. Идея была воспринята на «ура», и я, в длинной зеленой рубахе и с «мечом» над головой, продолжал и дальше крошить врага. Конечно, одежду я тоже попросил не просто так: дорогая рубаха скрала еще несколько разделяющих нас шагов. Ведь что ни говори, одежда человека – это уже полчеловека.

   Умаявшись от «мечемахания» я предложил «герою» самому показать свой любимый книжный сюжет.

   – Но я... не уверен... – опешил он. Зато я ничуть не смутился.

   – Я видел в ваших покоях уйму книг. Вы их читаете, или они у вас для красоты, сударь? – мягко поддел я.

   – Конечно, я их читаю, – обиделся юный граф, но я не дал чувствам прорваться наружу.

   – Значит, у вас наверняка есть любимые истории?

   – Есть, – вынужден был признаться он.

   – Так покажите их, сударь, – настаивал я. – Сыграйте.

   – Но... у меня нет актерского таланта, – неуверенно промямлил графенок.

   – А у меня есть? – с весельем заявил я. – Поверьте, сударь, это дело опыта и смелости. Смелости вам, как я вижу, не занимать, – поспешил я высказать весомый аргумент. – А опыт... Не начнешь – не приобретешь, так ведь?

   Эрнан долго отнекивался, убеждая, что у него нет такого таланта, что ему неудобно, что актерское ремесло – дело уличных бродяг. Но я не сдавался. Выведав у него перечень любимых историй, я, к своей радости, обнаружил три более-менее знакомых. И только убедившись в моих заверениях, что играть нам придется вдвоем, он согласился. Естественно, в роли главного положительного героя. На мою скромную персону выпала роль главного злодея. Что ж, справедливо.

   Первая история вышла так себе, но я не дал ему расслабиться и просто вынудил взяться за вторую. Эта пошла легче – Эрнан наконец-то избавился от сковывающей его стеснительности и начал получать удовольствие от происходящего.

   Сначала мы сыграли в «Пиратов южного фьорда», затем в «Разбойников пустоши», а потом добрались до романчика «Спасение изманской принцессы». Боги-творцы – я еще никогда не смеялся так часто и так долго. Эрнан даром что дворянский сын, а в образы входил быстро. Подражая моему примеру, он озвучивал героев разными голосами, а когда пришлось показывать женщину... Я не мог поверить, что выражение «Надорвать живот от смеха» может иметь подлинное воплощение. Мы с графенком едва держались на ногах, чтобы не свалиться на пол. Даже суровый Раен, как мне показалось, пару раз улыбнулся самым краешком губ. И куда исчез знакомый мне напыщенный дворянчик? Его место быстро занял обычный, хоть и несколько манерный паренек.

   Это был один из запоминающихся дней. Мы с Эрнаном играли, кричали, махались «мечом» и пели до самого вечера. Изрядно умаявшись, мы сели отдохнуть прямо на ковер.

   – Лайм, знаешь, ты не похож на обычного заключенного, – заявил он решительно, когда дыхание пришло в норму.

   – Да? – удивленно вскинул брови я.

   – Ты умеешь говорить. Хорошо говорить, складно. Не как простолюдин, – смущенно стал пояснять он. – У тебя есть манеры, и ты умеешь себя вести... достойно. Ты обучен грамоте, но ты не просто умеешь читать – ты знаешь истории из книг. Дорогих книг. И ты далеко не глуп – по крайней мере, мне так кажется. Выходит, ты не простолюдин и даже не ремесленник. Кто ты, Лайм? – закончил он и пристально взглянул на меня.

   Отлично! Настало время перейти в новый период наших отношений.

   – Я тоже родился в богатой семье, сударь. У меня были няня, гувернантка, учителя. Бархатные камзолы и туфли с пряжками. Позолоченные игрушки и серебряная посуда. Вот откуда это... все, – я сделал руками круговое движение, словно собирался обнять нечто невидимое и неосязаемое.

   Мысль о том, что сын благородных может сидеть в тюрьме, шокировала (если не сказать больше) парня.

   – Но как такое могло случиться с человеком благородных кровей? – удивленно вопросил Эрнан. – Как ты стал вором?

   Я в нескольких предложениях обрисовал ему свою печальную историю. Про отсутствие отца, про проворовавшегося управляющего. О заболевшей матери и о потерявшем терпение брате. О бегстве, о караване и, в конце концов, о соблазнах воровской жизни, пленивших мою неокрепшую душу.

   Романтически настроенный юноша настолько проникся этой душещипательной историей что, когда в его покои принесли ужин, он предложил разделить с ним трапезу.

   – Лайм, я... это... садись рядом со мной, поешь, – несколько смущенно произнес он, отчего-то заливаясь краской.

   – Сударь... таким, как я, не пристало есть за одним столом с дворянами, – скромно заметил я.

   – Но ведь бывают же благородные разбойники? – простодушно ответило «дитя книжных романов». – А ты такой. Хотя по делам ты вор, но по крови ты благородный. К тому же ты хороший человек. Раз так, то почему бы тебе не сидеть за моим столом?

   Я, внутренне усмехаясь, с благодарностью согласился.

   – Что ж, я премного благодарен вам, сударь, – отозвался я, ожидая, когда юноша разрежет дивно пахнущую индейку и положит кусок дымящегося белого мяса в мое блюдо. Дождавшись, пока Эрнан наложит полные тарелки (после устроенных спектаклей аппетит был просто звериный), я разлил вино и предложил ему произнести тост.

   – За нас, за благородных, – торжественно провозгласил собеседник. Я поддержал его.

   Потом мы еще немного поговорили. О жизни, об усадьбе, о девушках, об этикете. Но теперь юный граф говорил со мной не как с пленником, а как с равным. Даже Раен, и тот проникся настроением своего хозяина, и в этот раз не выволок меня, а вежливо попросил пройти в свои покои, поскольку «уже настал поздний час».

   Напоследок меня ожидал еще один сюрприз.

   – Знаешь, а бери-ка ты мою рубашку себе. Насовсем, – сделал широкий жест Эрнан.

   – Спасибо... сударь, – только и смог ответить я, вставая из-за стола.

   Странно, но его поступок тронул меня. Казалось бы – подумаешь, какая-то рубашка. Пропади половина его гардероба – он бы не заметил. Но с другой стороны – этот парниша вряд ли кому дарил подарки. Все больше брал – статус обязывал. А тут раз – и на тебе.

   Лежа в своей уютной постельке, я все никак не мог выбросить с головы мысли о сегодняшнем дне и о юном Эрнане.

   «Подумать только – парню-то досталось не хуже моего. Да какой другой безусый дворянчик так быстро подпустил бы меня к себе? А с этим работать – одно удовольствие. Почему? А потому, химера всех задери, что у парня нет стержня. Нет, парень вовсе не дурак, как все до сих пор считают. Он просто нуждается в сильном плече. В мужском плече. Хотя откуда ему взяться-то в этом змеином кубле? Да, у него есть отец. Но его отцу, видимо, ближе нужды своего князя-покровителя. Мать с сестрой? Но тем уж точно важнее их собственные дела. Дворянчики-однолетки из соседних поместий наверняка сплошь да рядом жеманные подхалимы и попрошайки. Дел Армак мог бы помочь юнцу стать более мужественным, но... И кто остается? Слуги, учителя? Слугам за это никто не приплачивал, а учителя следят лишь за обычным воспитанием. И с кем ему водиться? Вот и имеем, что имеем. Хох, вокруг не люди, а одни уроды – пожирателя им в постель!»

   На этой веселой мысли я и уснул.

***

   Но я не мог себе позволить веселиться напропалую, поэтому следующий день посвятил очередной части своего плана – мне нужно было получить возможность выйти из особняка. Во-первых, для того, кто полгода провел в тюрьме, постоянное проживание среди четырех стен сродни мучению. А во-вторых – была еще одна часть головоломки, которую мне надлежало решить.

   Я приложил все свои умения: развлекал, ублажал, смешил Эрнана. Но юноша упорно отказывал мне в праве хоть на минуту покинуть дом. То ли его страшил наказ маменьки, то ли он мне не до конца доверял, но все мои попытки разбивались, как вода о камни. И сколько я ни объяснял ему, что никуда бежать не собираюсь, – все было напрасно.

   Я не лгал ему – в этот раз. Бежать мне было некуда и незачем. Если я не получу обещанной награды и сбегу – на меня ополчиться весь воровской мир. Ведь пока я был у Вортексских, я был пленником, и моя голова на время была в безопасности. Если бы я покинул особняк Вортексских и вернулся в тюрьму, то стал бы пожизненным должником. Ведь для того чтобы покинуть ее, кое-кому пришлось кое-что дать на лапу, и дать немало. И деньги эти придется отдавать. Кому? Конечно, мне. А поскольку деньжат у меня давно не было, это была прямая дорога в услужение более удачливым сокамерникам. Хорошо, если к Арнику Заку. А если нет?

   Самое интересное, что по глазам плутоватого Раена я видел, что именно он мне верит. Бьюсь об заклад, он уже на следующий день знал о том, кто я, почему я здесь, и всю остальную мелочь, – статус телохранителя наследника обязывал. Уж он-то понимал, что бегство не в мою пользу. Но в данном случае он ничего не решал. А уж лезть с советами к своему хозяину... Нет, не для этого пришел на службу.

   Но эта часть плана была очень важна, ведь я плел свою интригу не только против сокамерников и богатеев. В этом деле участвовала и третья сторона – банда разбойников, именовавшая себя «Шесть ножей». И если этот узелок не завяжется – многое полетит в тартарары.

   Мне ничего не оставалось делать, как посвятить своего знакомца в часть плана. Но только в часть.

   – Эрнан, тут дело серьезное, – сказал я, окончательно убедившись в тщетности своих уговоров. – Я не хотел тебе говорить всего, но раз другого выбора нет...

   – Слушаю, – странным тоном вопросил он. В нем слышалось многое: от попытки казаться непоколебимым до искреннего любопытства.

   – Я готов рассказать тебе еще часть истории, – хмуро начал я. – Она объяснит тебе, почему я так рвусь наружу.

   Юноша продолжал молчать, но его взгляд требовал продолжения.

   – Помнишь, с чего началась моя история?

   Он кивнул, и черные вихры на миг рассыпались по лбу.

   – С того, что в мою камеру подселили заключенного. И он похвастал нам, что его банда собирается напасть на Графиню Вортексскую с дочерью.

   Опять пауза.

   – Бандиты знали все: в какой день поедет карета, по какой дороге, кто именно в ней поедет, будут ли у них деньги. И знали про охрану – сколько ее будет и как она будет вооружена.

   Юноша снова кивнул. Все это он слышал. Но в отличие от меня, повода для волнений не находил.

   Зато быстрее всего в моем намеке разобрался Раен.

   – Им разболтали. Кто-то из нашего поместья, – не выдержал напряжения он и тут же прикрыл рот ладонью. Но юнец не разозлился на чересчур несдержанного слугу. В тот момент ему было не до нравоучений: Раен указал ему на то, что он, по своей неопытности, проглядел.

   Собравшись с мыслями, юноша пристально взглянул мне в глаза.

   – Это правда? Кто-то из наших слуг... – На остальную часть фразы у него не хватило смелости.

   – Да, – милостиво отозвался я. – Кто-то из ваших слуг был болтлив с разбойниками.

   – Но кто? Кто этот негодяй? – взвизгнул он: природная вспыльчивость крови мигом напомнила о себе.

   – Да кто угодно. Вездесущие лакеи, домашняя обслуга, дворовая прислуга. – И, заметив мрачный взгляд высокородного, добавил: – Не стоит так переживать. Это обычное дело. Недовольные слуги много чего готовы рассказать о тайнах и пристрастиях своих хозяев. А если за бутылку вина или пару-тройку золотых монет...

   Эрнан никак не желал успокаиваться. Мысль о том, что его мать и сестра могли попасть в переделку из-за какого-то не в меру обидчивого слуги, бесила его. Мне снова пришлось успокаивать юного графа.

   – Да брось ты злиться. Это обычное дело для слуг. Поверь мне. Я таких историй много знаю. Наслышался за столько лет.

   Эрнан успокаивался долго, стуча кулаком по ручке кресла. А утихомирившись, спросил:

   – Значит, прося у меня разрешения покинуть особняк, ты хотел выяснить, кто стоит за всем этим?

   А башка у парня все-таки варит.

   – Найти, а главное – убедиться, чтобы в последний момент он ничего не испортил.

   – Не испортил? – Эрнан был в недоумении: он не успевал следить за ходом моих рассуждений.

   – Всяко бывает, – пожал плечами я и запустил пятерню в рыжие вихры. – Предатель, кем бы он ни был, может заметить приготовления, делаемые Кристеллом дел Армаком и его людьми перед поездкой. И тогда... Если этот человек хочет смерти твоим родным, или же он рассчитывает получить часть с награбленного, он может постараться помешать плану избавления.

   – Как? – нахмурился он.

   – Как-как? Незаметно. И вот это я и хотел предупредить – найти и проследить за этим человеком. Но для этого я должен свободно передвигаться по особняку и за его пределами, – с нажимом заявил я.

   -Но мать распорядилась...

   – Согласен, в этом доме повелевает твоя мать. И тебе трудно будет пойти против его слова, ее решения. К тому же Кристелл тоже не будет в восторге от моих... прогулок. Конечно, – добавил я как бы мимоходом, – я рассказал тебе все, и ты мог бы постараться сам найти этого гада и подонка. Но ведь и ты согласись: лучше, чем я, этого не сделает никто, – выразил я очевидное. – Не только рыбак рыбака видит издалека, а и такие, как я, – если ты понимаешь, о чем речь. Но для этого мне нужна свобода. В рамках усадьбы, разумеется.

   Эрнан мрачнел все больше, и теперь он был похож на небольшую грозовую тучу. Пальцы, сжимавшие ручку кресла, побелели.

   – Теперь решать тебе, – сказал я и уставился в окно, любуясь первыми лучами заката. – Судьба твоих родных в твоих руках. Хватит ли у тебя мужества помочь им вопреки их решению?

   Юный граф снова напрягся. Слова гостя жалили не слабее материнской розги, запомнившейся ему с детства.

   И не мудрено. Кем он был в своем фамильном доме? А по существу никем, таким же заключенным, как и я сам. Только вот его комната была попросторней, одежонка получше, да и кормежка посытнее. Ни его слово, ни его желания здесь не значили ничего. Он настолько сжился с таким положением дел, что стал принимать оное как само собой разумеющееся. В этом доме главенствовали женщины, а мужская половина ничего особенного не представляла.

   Так было до сих пор.

   Но тут вдруг, словно из ниоткуда, появляется этот худощавый юноша с рыжими патлами (я то есть). Не то заключенный, не то дворянин – и дает ему, юному графу, поддержку, словно он лоза, а гость – могучее дерево. Разглядев и признав его мужские черты, он предлагает нечто невозможное – то, что он, Эрнан, бессознательно и безуспешно пытался найти всю свою жизнь. Настоящее дело – спасти собственную семью, собственную кровь.

   Пойти на подвиг, показать, что и ты что-то значишь. А цена – нарушить данное матерью распоряжение.

   Да разве это выбор?

   Так или не так думал юный граф, я не знал. Но результат его размышлений был для меня более-менее предсказуемым – ведь это я терпеливо вел его к этому.

   – Согласен, – решительно заявил Эрнан. – Но с одним условием – я и Раен будем помогать тебе.

   Я внутренне расслабился: бой за это согласие был долгим и упорным. Итак, мой труд снова увенчался успехом, хотя эта победа далась мне малой кровью в лице помощника-неумехи и его охранника.

   Но других вариантов исполнить задуманное у меня не было.

   Пока Эрнан продолжал злиться на таинственного обидчика, его телохранитель расписал мне список челяди, постоянно пребывающей в усадьбе Вортексских. И только тогда я понял, на что замахнулся. Кого у них только ни было: грумы и дворецкие, камердинеры и камеристки, капельдинеры и ключники, лакеи и мажордомы, повара и привратники... Мало того – одних лакеев и слуг, выполняющих различные работы по дому и двору, было не менее пяти десятков. Что уж говорить об остальных. После недолгих споров я убрал половину списка – тех, кто никак не мог знать всех деталей готовящейся поездки. Еще часть убрал Раен, клятвенно поручившись за некоторое количество преданных (по его мнению) людей. Но даже после такой чистки подозреваемых оставалось достаточно много. И большинство из них из дворовой обслуги.

   Итак, у меня, самое меньшее, было много долгой и изнурительной работы по общению со слугами. Однако это еще не все. Несмотря на наши, скажем так, приятельские отношения, юный граф даже и не подумывал разрешить мне гулять по усадьбе одному. Он заявил, что отныне Раену будет вменено в обязанности быть со мной повсюду.

   Но и это еще полбеды. Хуже всего, что его графское величество также желало меня сопровождать! Ему, видите ли, понравилась играть героев!

   Вот это сюрприз так сюрприз! Конечно, я согласился на его помощь, но не на такую! Я собирался поговорить, как минимум, с сотней слуг. Сам, один, спокойно, как с равными – по душам. Компания Раена, конечно же, все немного усложняла. Но присутствие рядом со мной одного из хозяев усадьбы... Это не то что путало мои карты, это сводило на «нет» смысл моего предприятия. Какой слуга или лакей будет откровенен при своем господине?

   Битые полчаса я потратил на уговоры, но все впустую. Эрнан был упрям, как сержант-охранник. Он, видите ли, не хотел сидеть в своих покоях, когда кто-то чужой занимался спасением его семьи. Он не тютя, он герой! Тьфу ты – будь прокляты книги с их геройскими сказочками!

   Будь у меня больше времени, и будь мне не настолько важна благосклонность юноши, я бы отговорил его от этой затеи. Правдами или не правдами – не суть. Но время играло не в мою пользу – я находился в усадьбе уже четвертый день из отпущенных мне шести.

   Неожиданный выход предложил Раен.