Текст книги "Лайм. Судьбе назло (СИ)"

Автор книги: Генрих-Нав

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

   -Поэтому я и не собираюсь втягивать в это дело всех нас, – заявил я. – Нашу общину. Я хочу провернуть это дело сам, один.

   – Ты? Один? – Зак, казалось, опешил. Еще бы.

   Я приготовился быть по-деловому честным, уверенным и убедительным. Если мой план не убедит Арника, то все мои идеи проваляться в темную бездну.

   – Ну, во-первых, ты сам сказал, что чем меньше «ушей», тем лучше. О моем плане знаем только мы. Мы можем этим и ограничиться. Моя идея, твоя помощь. По-моему, куда уж как меньше. Это сводит риск быть разоблаченными к минимуму.

   Зак кивнул. Он был согласен. Но держался настороже.

   – Во-вторых, если к сиятельной поеду я, то в дело не придется просвещать никого из посторонних. Никаких сборов, ни каких советов со своими, никакого выбора гонца и всего такого прочего. Зачем привлекать лишние уши?

   Арник снова кивнул в знак поддержки. Глядел внимательно, напряженно. Значит, понемногу проникался.

   – В-третьих, если случайно кто-нибудь об этом прознает, и меня схватят «Шестеро ножей», то никто и не подумает перевести стрелки на тебя. Рук рассказывал о планирующемся налете? Да. Кто слышал о его словах кроме тебя и «рукавиц»? Я. Так что выходит, я все знал. И вполне мог самостоятельно решиться провести задуманное. Повестись на легкие деньги. С кем не бывает. Я же молодой, глупый.

   – Но они могут тебя пытать. Что будет, если ты не выдержишь пыток и признаешься, что я тебе помогал? – В голосе никакого сочувствия в мой адрес – Зак дорожил лишь собственной шкурой.

   – И что? Даже если я во всем сознаюсь и скажу, что действовал с твоей помощью, кому они поверят – мне или тебе? Ведь кроме нас двоих об этом уговоре больше никто не знает. Поэтому тут твое слово против моего. А что весит мое слово? Пшик. Пар на солнце. Так что в случае, если об этом прознают «Шестеро ножей», пострадаю только я.

   Прибыль – риск. Прибыль – риск. Мои доводы были стройны и имели вес, так что доля риска для Зака значительно уменьшалась. И не мудрено – я ведь не зря корпел над этим под звездным небом.

   – И последнее, – сказал я, и устало пожал плечами. – Я подхожу для этого дела. Как ни как я – уличный вор. С людьми каждый день сталкиваюсь. В тонкостях общения вроде неплохо понимаю. Язык подвешен. Умею говорить, но умею и слушать. Не болван какой-нибудь. Делов-то всего – приехать, добиться встречи, и объяснив, что к чему, получить деньги и вернуться. Даже врать не придется. Ужели не справлюсь?

   Толстяк недоверчиво прищурился, глядя на меня с высоты своего роста. Почесал свою лысую башку, с сомнением взвешивая все «за» и «против».

   – Лайм, ты понимаешь, что хочешь обойти «Шестерых ножей»? Одну из самых крутых банд этих мест. Ты так спокойно говоришь об этом? Ты не боишься?

   Я нервно сглотнул, почувствовав, что от одной мысли об этом холодеют руки. Не боюсь? Боюсь, да еще и как боюсь. Не бояться только дураки и мертвецы, и первых от вторых отделяет не так уж много. А я умный, и поэтому знаю, когда следует бояться. В моем плане было много разных моментов, где все могло пойти не так. Много разных «но». Да только бывают ли идеальные планы? А если бывают, то где уверенность, что даже при идеальном раскладе все пройдет так, как запланировано? Нет. Одно из подтверждений этому мое появление в этой поганой тюрьме. Но что я точно знал, что здесь меня не ждет ничего хорошего. И я готов был рискнуть и сделать все возможное, чтобы выбраться из навернувшегося кошмара.

   – Зак, скажи честно – а что мне терять? – ответил я. Ответил честно, от всего сердца. – Или я за деньги подпишусь и стану чужой собственностью, или Данчи с ребятами разделают меня под мясную тушу. Третьего не дано. Сам видишь, у меня и так и так нет выбора.

   – Верно, – ответил он. – Выбора у тебя и нет.

   – Вот именно. Все это задумано мною ради спасения своей шкуры. От «кулаков». От Данчи, и от ему подобных. И кому, как не мне ратовать за успешное окончание сего плана? Вот я и выбрал того, на кого с уверенностью могу положиться. Того, в ком я могу быть уверен на сто процентов, что он не подведет, не опростоволосится, и будет работать с лучшей отдачей. На себя. Знаешь же поговорку: хочешь сделать хорошо – сделай сам.

   – Так что для тебя риск минимальный, – подвел итоги я. – Если дело не выгорит – что ж, хуже будет только мне. А если все получиться... – Я постарался изобразить многозначительный взгляд и потряс рукой с воображаемым кошелем золотых монет.

   Авторитет задумался.

   Деньги. Они всегда были краеугольным камнем всего и вся. За деньги, всунутые вовремя в нужные руки, можно было изменить многое. Достать для себя то, что тебе никак не положено, пронести через бдительный досмотр то, что проносить не положено. Можно было добиться того, чтобы охрана и стражники закрывали свои глаза на небольшие, или же большие твои вольности (в зависимости от количества золотых монет). А азартные игры? Многие люди попадали в кабалу, не имея возможности расплатиться за чрезмерное пристрастие к своим дурным привычкам, ведь проценты здесь набегают быстро. Короче, много чего позволяли лишние пара-тройка монет. С их помощью даже можно было решить судьбу человека... Впрочем, как и во внешнем мире.

   Зак хмурился и деловито жевал губы, делая вид, что занят размышлениями. Но я прекрасно знал, каким будет его ответ. За свое спасение сиятельная Вортексская могла бы заплатить очень даже неплохие деньги, особенно если угрозе подвергалась ее дочь. Намного больше, чем я задолжал «кулакам». И Зак мог их заполучить, абсолютно ничем не рискуя (я, конечно же, не в счет). А если кто что случаем и прознает, то все можно будет списать на меня, которого, опять же, совершенно не жалко.

   Босс делал вид, что сомневается, а я стоял перед ним и сходил с ума совсем по-настоящему. Ведь от его согласия зависела моя судьба.

   Но я был уверен в его ответе. Что ни говори, а уличный вор просто обязан уметь разбираться в дебрях человеческих душ. И мелкая душонка Арни мне была видна как на ладони. Моя идея была ему понятна, была проста и осуществима. Все обнажено и открыто. Вот навар, вот цена. Все, как на весах. Деньги – риск. Риск – деньги. Какая чаша перевесит? Выгода есть, риска никакого. Кто ж не купится? Польстится любой. А он, Арник Зак, разве исключение?

   – Итак, если я соглашусь на эту авантюру, то, что тебе нужно будет от меня? – уже по-деловому спросил «барон».

   Я вздохнул с некоторым облегчением. Было видно, что он заглотнул мою наживку. Можно было несколько расслабиться и перевести дух. Но особо увлекаться этим не стоило. До конца было еще ой как далеко!

   Итак, что мы имеем? Я гонец, Арник самолично дал на это добро.

   Процесс пошел.

   – Мне нужна «отлучка», – как можно более твердо сказал я и добавил: – Скаковая.

   «Отлучка» была одним из изобретений нашего мира. Суть его сводилось вот к чему. Если какой-нибудь важной шишке, сидящей в тюрьме, нужно было передать некую весточку-указание во внешний мир, и сделать это вне бдительного надзора стражи и охраны, то происходило это примерно так.

   Авторитет передавал сообщение одному из своих подопечных. Затем, за определенную плату (опять же денежную), старший надзиратель отпускал этого заключенного на волю. На час, на два. Гонец прибывал на заранее оговоренное место, где его уже ждали нужные люди. Там он отдавал переданные ему распоряжения, и получал важные сведения для своего босса. Таким образом, даже находясь в тюрьме, патрон мог не только быть в курсе всех происходящих дел, но и контролировать их. Потом гонец возвращался в тюрьму, соблюдая договоренные сроки.

   Такова была идея. Поговаривали, что «отлучку» использовали не только для того, чтобы передать волю плененного авторитета на местных сходках, но и для более серьезных дел. Но об этом лучше было не говорить. Главное, – все оставались довольными. И «корона» и надзиратели. Одни решали свои архиважные вопросы, другие за пару часов прилично обогащались.

   И не думайте даже помыслить себе о том, что во время таких вот «отлучек» заключенный-гонец мог себе позволить бесследно раствориться в утреннем тумане. «Отлучка» бралась под слово авторитета, и если гонец оказывался слабовольным, и не возвращался в положенный срок, то «корона» объявляла общий экстренный аврал. И по всем дорогам стремительно разносилась весть – найти и привести к воротам тюрьмы такого-то и такого-то. Ведь иначе страдал престиж, и ни о каких дальнейших «отлучках» не могло бы быть и речи. И то и другое было недопустимо. И сотни, тысячи хмурых субъектов, оторвавшись от своих темных делишек, пускались в неусыпные поиски. И это давало гарантированный результат. Всегда, стопроцентно.

   Гонца доставляли к вратам тюрьмы максимум на вторые сутки после бегства. Живого или мертвого, это уже было не столь важно. Слово авторитета оказывалось нерушимо (ведь гонец таки вернулся), а охрана тюрьмы получала подотчетное тело, смерть которого всегда можно было списать на несчастный случай или попытку к бегству.

   Конечно, по этому «отлучку» давали не везде и не всем. На такого рода предложения соглашались надзиратели лишь тех тюрем, что были далеки от любых портов или от непролазного леса. Претендующая на «отлучку» персона должна была быть действительно важной. Да и гонцов выбирали не из кого попало, а из самых сознательных и проверенных заключенных.

   Я знал об этом не понаслышке, ведь сам несколько раз был таким гонцом.

   – Ты получишь что просил, малыш, – твердо заверил меня Зак. – Три часа тебе должно хватить. Час туда, столько же обратно, и час на разговоры.

   Я кивнул в ответ. Замечательно. Просто чудесненько!

   – Мало того, – добавил Зак. – Я договорюсь, чтобы тебе дали разрешили помыться, потому как высокородные особы на дух не переносят дурно пахнущих личностей. И, вдобавок, достану тебе хорошую рубаху. А то ходишь полунагим, как босяк. Заодно и штаны свои постирай. А когда вернешься из помывочной, я предоставлю тебе тебя всю информацию о Вортексских, какую смогу найти в нашей каталажке. Понял?

   Когда Зак вышел, я позволил себе вытянуть ноги, и на мгновение прикрыв глаза, откинуться на пыльную стену в полном блаженстве.

   О боги! Неужели у меня всё получится?

Часть вторая

   Через час я, умытый, причесанный и в новой рубахе из небеленого полотна, стоял перед старшим надзирателем в полной готовности. Мрачный седой коротышка отдал приказ, и узкие деревянные двери отворились, дав нам возможность выйти наружу через такой же узкий и темный коридорчик.

   Свобода! Взгляд, не останавливаемый преградами, дух, не стесняемый оковами. И повсюду – зелень, зелень, зелень. Сочная, мягкая, ласкающая взор.

   К реалиям меня вернула опустившаяся на плечо крепкая и мозолистая рука.

   – Итак, шрамолицый, у тебя есть всего три часа. Три, и не мгновением больше, – холодно сказал старший надзиратель. – Вот тебе оргаликс в полной сбруе. Если что случится с животным или с упряжью... ну, ты понял.

   Я кивнул. Чего уж не понять? Со скакуном и с тюремным имуществом мне полагается быть предельно бережным.

   – Если не вернешься к сроку... Впрочем, ты все знаешь, – злорадно просипел коротышка. – Брысь! – и, крикнув нечто грубое охранникам, снова скрылся в узком проеме.

   Под цепким взглядом стоявших на стене стражников я подошел к оргаликсу. Скакун доверчиво нагнулся ко мне, прося лакомства. На первый взгляд, оргаликс весьма нелепое создание: большая треугольная голова с выпуклыми глазами, крепкое трехсуставчатое туловище, словно скрепленное из шаров, пара длинных ног и могучий длинный хвост для устойчивости. С верхнего «шара» спускались несколько мягких щупалец, которые всадники использовали вместо уздечки. Поначалу всё это все это выглядело несколько неуклюже, но бегуны из оргаликсов отличные: они не уступают в скорости четвероногим лошадям.

   Проверив подпруги, укрепленные между вторым и третьим утолщением оргаликса, я одним махом, держась за луку, запрыгнул в седло. Затем вдавил пятки в теплый бок, заставив скакуна перейти на быстрый шаг. Зверь послушно тронулся с места, и я стал стремительно удаляться от мрачных каменных стен.

   И, только оказавшись на достаточном расстоянии от тюрьмы, я нашел в себе силы оглянуться и бросить взгляд на скопление деревянных бараков, окруженных двойной оградой. Прощальный, как надеялся, взгляд.

   В моем взоре было лишь безграничное презрение и отвращение. Теперь я ненавидел место, к которому раньше относился с традиционной почтительностью. Боги-творцы! Дайте мне сил совершить задуманное! И если мне повезет, я больше никогда не вспомню ни о бесцветных буднях, проведенных в злосчастной тюрьме, ни о злобно настроенных стражах и охранниках, ни о вечно угрюмых и настороженных собратьях-заключенных. И, великая тьма, никогда не вспомню о рыхлых телесах и свинячьих глазках своего босса-покровителя. Пень замшелый, хряк-переросток! Дерьмо. Все дерьмо.

   Правда, к своим соседям-побратимам, Хмыку и Эду я зла не имел. Нормальные мужики. Но только и они мне до бычьего хвоста.

   – Если все выйдет... – Я поморщился, и сплюнул в сторону ненавистного места и, подгоняя оргаликса, помчался к виднеющейся невдалеке дороге.

   Дорога, гладкая и широкая, была прямая, как стрела, и уводила меня на север. Оргаликс несся во весь опор, подгоняемый моим улюлюканьем и хлопающей на ветру не в меру большой рубахой. А я, припав к его почти вертикальному корпусу, мягко держа направляющие щупальца, безмятежно улыбался, подставляя лоб и щеки пьянящему ветру. Лес, ветер, свобода – все это ударяло в голову не слабее хмельного вина. Тот глуп, кто не умеет ценить всего этого. Я улыбался, как маленький ребенок, увидевший свою первую погремушку. Боги, как я соскучился по всему этому!

   Погода была отличной, что радовало меня еще больше. Весеннее солнце, неуклонно сопровождающее меня по небосводу, ласково грело спину. Мягкие лапы скакуна беззвучно ступали по песчаной насыпи дороги, быстро сменявшей один пейзаж за другим. Закончился лес, а за ним начался зеленеющий луг, наполненный пятнами разноцветных трав. Вот промелькнула в пышных садах одна деревня, за ней другая. В сторону от моего пути отходило множество других дорог, стежек и тропинок. Но я не сбивался с пути, направляя своего скакуна строго на север. Эх, а как хотелось или свернуть в сторону, или остановиться, чтобы вдоволь насладиться этим великолепием: давно забытыми запахами полевых цветов, земли, травы, гудением насекомых, шершавой корой деревьев. Туч, выходящих и скрывающихся за горизонтом. Всем, что хоть немного отличалось от привычной грязи, угрюмой серости и запахов, свойственных переизбытку не балующихся чистотой человеческих тел.

   Люди мне попадались достаточно часто. На то она и дорога. Чаще всего я замечал путников, мерно шествовавших по краям дороги. Мужчины и женщины, реже дети – в основном крестьяне, шли группами и поодиночке, словно медлительные жуки. Все они или просто прогуливались, или спешили по делам, или путешествовали. Шли в гости или возвращались обратно. Они мелькали перед моим летящим взглядом, как уносящиеся мгновения. Простой люд, пыль на дорогах судьбы.

   Реже встречались крестьянские телеги, запряженные двойкой оргаликсов и груженные разным торговым скарбом. Словно трудяги-муравьи, возницы спешили по своим делам, не желая тратить ни минуты, ни часа понапрасну. Вечные труженики, не желающие знать покоя в тщетной погоне за богатством. Скольких из вас пощипала наша братия, пока я сырел в казематных стенах? Я улыбнулся, мимолетно соскользнув в прошлое.

   Изредка с беспечностью и легкостью стрекоз проносились кареты. Красивые, изысканные, со стражей и без оной, они словно спешили по своим делам и не желали замечать никого и ничего вокруг. Всем, в том числе и мне, приходилось уступать дорогу этим символам богатства и достатка. И даже редкие посты дорожной стражи спешили убраться с их пути. Я усмехнулся про себя: вот где настоящее богатство и где осуществляются все мечты. Источник воодушевления и зависти одновременно. Вот они – настоящие вершители истории... Ревность упругой волной подступила к горлу и сжалась в горячий ком. Но я вынужден был подавить ее, чтобы не портить прекрасных минут поездки, подаренных мне судьбой.

   Когда час пути был уже на исходе, я увидел, что дорога раздваивается, обходя высокий, поросший кустарником холм. Следуя указаниям, я свернул налево. Туда, где дорога терялась в густом молодом подлеске.

   Через некоторое время моим глазам предстал усадьба Вортексских.

   Сразу пришло на память последнее напутствие Зака. Арник, как и обещал, постарался перед моим отъездом разузнать о Вортексских все, что мог.

   "Итак, слушай, что мне удалось узнать. Я очень надеюсь, что тебе это пригодиться, чтобы склонить на свою сторону эту семейку.

   Королевство Квотерберия состоит из семи княжеств. Одно из них – Кантонское, где мы с тобой имеем честь работать и сидеть. Престол местного князя поддерживает несколько кантонских домов, и дом Вортексских один из самых преданных его трону.

   Глава дома, сиятельный Вортексский, как говорят, предан своему князю душой и телом. Сиятельный – правая рука князя, его «рукавица». Поэтому масса дел требуют его постоянного присутствия в столице княжества. Таким образом, в родовом поместье, куда ты сегодня отправляешься, его точно не будет.

   Так вот, такая преданность и такое рвение не остается князем не отмеченным. Князь не скупится оплачивать верность своих людей. И оплачивать щедро. Хороших советников в наше время не так просто найти, сам понимаешь. Тем более таких, что готовы забыть про дом, семью и теплую постель в угоду своему патрону.

   Поэтому он богат, как Тормон, бог океана, веками принимающий в свою сокровищницу грузы затонувших кораблей. Так что, дружок, тщательно обдумай сумму, какую хочешь содрать с этой семейки за спасение. Смотри, не продешеви!"

   Тогда я просто кивал в ответ. Когда говоришь о богатстве вообще, это не очень впечатляет. А когда видишь это сам...

   Первым, что бросилось в глаза, был невероятных размеров парк, усаженный как здешними фруктовыми, так и экзотическими для этих мест деревьями. Трехэтажный особняк из светло-бежевого камня, заросший с южной стороны плетями винограда, находился в самом центре роскошного парка. Там же, судя по высоким крышам и особенностям строений, находились несколько флигелей, оранжерея, постройка для прислуги и стойла для скакунов. Если что и было еще, густая крона скрывала это от любознательных глаз. Вся поместная красота была огорожена невысоким каменным забором, к которому с внешней стороны лепилась деревенька в тридцать дворов.

   Несколько минут я несмело держал скакуна на месте, с трепетом разглядывая рукотворную красотищу поместья. И только потом направил своего оргаликса к кованым воротам, за которыми виднелась прямая аллея к главному зданию.

   У железных ворот я спешился и провел за собой скакуна через небольшую калитку. Стража, в дорогих сиреневых туниках, лишь внимательно окинула меня взглядом, и тут же забыла обо мне. Я удивился такому отношению, но вскоре объяснение странному поведению стражи пришло само собой.

   Такой большой дом, такой огромный парк и такое количество строений должно было обслуживаться уймищей народа. И это было так. Пока я шел по уложенной гладким камнем аллее, успел заметить нескольких садовников, занятых приведением зелени парка в подобающий местному изыску вид. Кто подстригал кусты и деревья, придавая им формы различных животных. Кто чистил большие и маленькие пруды, призванные успокаивать разум и радовать глаз. Одни чистили небольшие ажурные беседки, другие красили их, а третьи усиленно копали землю вокруг декоративных цветов, каких в парке было великое множество.

   Выискивая место для своего оргаликса, я столкнулся с братством разнорабочих и слуг. Мимо меня, демонстрируя служебное рвение, проносились столяры, плотники, портные. Мимо пробежал поваренок, что-то настойчиво бубня себе под нос. Проехали на телегах водовоз и поставщик со съестными припасами для этого несметного сонмища трудолюбивых пчел. Неудивительно, что внешняя стража не удостоила меня особым вниманием. Столько всякого люда проходило сквозь эти ворота. Всех не досмотришь. Значит, не стоит и пытаться.

   Быстро пристроив своего скакуна юному белобрысому служке с наставлением беречь как свою шкуру, я отправился к главному зданию.

   Особняк поражал и размерами и богатством. Три этажа из дорогого камня. Высокие стрельчатые окна не менее семи локтей каждое. Сорок окон с фасадной стороны и не меньше двадцати с торцевой. Высокие декоративные колонны на все три этажа. Изумительные арки всех форм и размеров. Множество балконов, начиная маленькими ажурными балкончиками причудливой формы и заканчивая широкими балконами-галереями. Стены окна и балконы отделаны высококачественной лепниной, в качестве дополнительного декора изображавшей не то животных, не то людей, а то и вовсе нечто весьма оригинальное. К парадным дверям дома вела красивая лестница ступеней на тридцать, а двор перед домом был выложен из хорошо отшлифованных и пригнанных друг к другу светлых гранитных плит.

   Усадьба Вортексских не просто говорила, она вопила о неприлично богатом статусе своих хозяев!

   Переборов новый приступ робости и неуверенности, я начал медленно подниматься по мраморным ступеням лестницы и молиться всем богам, чтобы меня не вышвырнули вон быстрее, чем я успею сказать «хохлабуй».

   Стража у главного входа в дом была не так беспечна, как у входа в усадьбу. Под ее сиреневыми туниками мой натренированный взгляд различил весьма не парадные одеяния. Да и мечи, как я заметил по уверенным движениям охраны, ребята носили не только для красоты. Кстати, хорошо наточенные мечи. Еще минуту назад, пока я был за пределами лестницы, угрюмая стража лишь скользила по мне равнодушным взглядом. Но стоило мне взойти на первую же ступеньку, как три пары рук мягко, но уверенно прикоснулись к своему оружию, а лица не сводили с меня настойчиво-вопрошающих взоров. Словно спрашивая – так ли необходимы мне эти заветные тридцать шагов.

   – Необходимы, – вновь заверил я себя, заставляя ноги передвигаться все далее и далее.

   И вот я на предпоследней ступеньке, и передо мной возникают двое лакеев в дорогих красно-зеленых фраках.

   – Ты по какому делу? – В вопросе ни тени эмоции, а в глазах – полное презрение. Еще бы – какой-то юный выскочка, по одежде и манерам вылитый деревенщина, осмелился подняться по главному входу, предназначенному исключительно для приема дорогих гостей.

   Я снова вспомнил напутствие Зака.

   "Кроме самой семьи, есть в доме еще один персонаж. Очень интересный и играющий в этом семействе далеко не последнюю роль.

   Из-за того, что глава семейства находится вне дома, для безопасности его родных к ним приставлена лучшая охрана. И возглавляет ее Кристелл дел Армак.

   Молодой, но уже достаточно проявивший себя в деле служения княжескому скипетру рыцарь, член сообщества «кантонских ястребов». Туда входит множество молодых отпрысков старых, благородных семей этих мест. Лет ему где-то около двадцати пяти. Честолюбивый служака. Его род хорошо известен, но беден. Такое сочетание является весьма болезненным для его тщеславия, и поэтому парень из кожи вон вылезет, чтобы выслужиться перед своими покровителями и хозяевами.

   Для глаз он приставлен к дому Вортексских как начальник охраны. В его подчинение входит набор стражи, охрана от всяких непрошеных гостей и защита семьи от козней завистников. А завистников, как ты сам понимаешь, у этой семьи хватает. Поэтому он подобрал в свое подчинение лучших из лучших, каких смог найти.

   Но еще, как нам известно, он исполняет роль любовника сиятельной Элайзы. Муж об этом тоже знает, но ему приходится мириться с таким положением дел. К тому же в этом деле для него двойная польза. Согретая юным возлюбленным, женушка не сильно гневается на муженька за его слишком долгое отсутствие. И те редкие дни, которые он проводит дома, проходят в тишине и покое, без присущих таким ситуациям криков и истерик. И вдобавок муженек знает, что жена в его отсутствие не пускается во все тяжкие. Постель не только согрета, но и под его бдительным присмотром. Через преданного князю Кристелла, разумеется.

   Что еще о нем добавить? Кристелл довольно образован. Умен и справно несет свою службу... во всех отношениях. Все разговоры касательно угроз дому Вортексских тебе придется обсуждать именно с ним. Поэтому, если ты собираешься приобрести союзника в своем нелегком деле, тебе придется произвести впечатление в первую очередь именно на него".

   Хороший совет. И я непременно должен им воспользоваться. Именно сейчас.

   – Я пришел по поручению Кристелла дел Армака, – внаглую заявил я, держась как можно степеннее и невозмутимее. На разговоры со слугами, увещевания и объяснения, кто я и зачем явился, могло уйти много драгоценного времени, которого у меня, увы, не было.

   Старший лакей взглянул на меня с недоверием и пренебрежением.

   – И почему это я должен поверить тебе? Я тебя здесь раньше не видел. У тебя есть какое-либо подтверждение твоих слов?

   – Нету, – не стал увиливать я.

   – Так почему это я должен верить тебе на слово? – Страж дверей был неумолим.

   Я не врал, когда говорил, что умею разбираться в людях. Я неплохо понимал в характерах и в манерах поведения в целом. И поэтому у меня имелся целый набор многозначительных фраз, которые помогали мне добиться нужных результатов.

   И сейчас я собирался произнести одну из них.

   – Дело не в том, можешь ли ты мне верить, – напыщенно ответил я, кидая на ретивого служаку многозначительный взгляд. – Вопрос в другом: можешь ли ты позволить себе не верить мне, когда на кон поставлено так много. Ты готов рискнуть своим тепленьким местом?

   Слова, сказанные нужным тоном, и правильно подобранный взгляд сделали свое дело, раздувая огонек сомнений в пламенеющий пожар. Про тайны и интриги в таких домах знали все. Сомнения, сомнения. А вдруг этот невзрачный, на первый взгляд, малец действительно является частью такого-то господского плана? Так стоит ради этого рисковать своей работой? Определенно, нет.

   Служка сделал знак стражникам. Один из них подошел ко мне и быстрыми движениями бесцеремонно обыскал. Лакею сказал всего одну фразу: «к начальнику охраны», и, сопровождаемый двумя стражами, я наконец-то вошел в заветный дом.

   Что бы ни ждало меня впереди, пути обратно у меня уже нет.

***

   Пройдя через прохладный вестибюль, уставленный мягкими плюшевыми креслами и дорогой мебелью из темного дерева, мы свернули на лестницу, ведущую на верхние этажи. Там, минуя надменного привратника в уже знакомой красно-зеленой ливрее, распахнувшего двери на второй этаж, мы вошли в длинный коридор, увешенный портретами.

   «Фамильное дерево Вортексских» – скользнув взглядом по «высокомерию в рамках», догадался я. Но мне было не до выяснения наследственных черт богатой семейки. Меня сопроводили до второй двери справа, отделанной легким светлым лаком. За открывшейся дверью, в высокой комнате с небольшим количеством мебели, лишь претендующей на шик и дороговизну, за небольшим столиком, низко потупив голову, сидел человек и что-то сосредоточенно писал. Хозяин комнатки даже не поднял головы и не отвлекся на голос вошедшего.

   – К вам посетитель. – Меня легонько подтолкнули вперед. Дверь захлопнулась, и я остался один. Точнее, один на один с начальником охраны, Кристеллом дел Армаком.

   – Говори кратко, четко и быстро: кто ты и зачем пришел, – потребовал сидящий за столом, так и не удосужившись оторвать взгляд от бумаги. Я чуть приподнялся на носки с желанием рассмотреть, что же так увлекло хозяина комнаты. С такого расстояния я мало что мог прочитать, но зато четко увидел, что текст на бумаге состоит из повторяющихся коротких строк в четыре ряда.

   «Четверостишья, – подумав, сделал вывод я. – Пишешь стихи, значит. Кому? Да уж ведомо, кому».

   Но разглядывать стишки было некогда. Я задумался над ответом. От его грамотного составления зависело, пройду я дальше цепного пса Вортексских, или нет.

   Мне нужно было вызвать как минимум два чувства – доверие к себе и доверие к своим словам.

   Поэтому я решил быть честным и говорить только правду.

   Но для начала мне следовало успокоиться. Я сделал пару глубоких вдохов, унял предательскую дрожь мускулов. Знакомые ощущения – они всегда возникали перед тем, как я шел на крупное дело. Спокойное сердце, значит, холодная голова и твердые руки.

   Снова вдохнул, сосчитал до трех. Выдохнул – порядок.

   – Я заключенный из тюрьмы, что в часе езды отсюда. Мне стало известно о готовящемся нападении на сиятельную Вортексскую. Я смог договориться о трехчасовой отлучке и прискакал сюда, чтобы за вознаграждение сообщить вам детали готовящегося нападения.

   Бах! Сидящий за столом человек быстро вскочил со стула и замер, сверля меня испытующим взглядом.

   Теперь я имел возможность увидеть дел Армака в полный рост. Рыцарь был высок и хорошо сложен. На лицо аристократически белая кожа. Лицо с крупными, резковатыми чертами могло бы украсить не одну обложку женских романчиков. Молод, красив, статен, отчаянно блондинист и сероглаз. Теперь я понимал, почему в любовники сиятельной был выбран именно он. Такой «бриллиант» под стать дорогой оправе. И его движения были подобны облику: мягкие и грациозные снаружи, и с хищной сосредоточенностью внутри. Так ходит хищник на охоте – легко и неслышно, но эта легкость не сулит его жертве ничего хорошего.

   – Что-ты-сказал? – вкрадчиво, по слогам переспросил он, презрительно скривив губы.

   «Не поверил», – решил я. Тогда расскажем поподробнее.

   – Меня зовут Лайм. Я заключенный из тюрьмы, что лежит к югу отсюда. В простонародье еще она называется «бублик».

   Пауза. Даю осмыслить. За это время подвергаюсь мгновенному осмотру. Затем кивок, Ага, далее. Ну что ж.

   – К нам подселили заключенного. От него мне стало известно, что на днях его сообщники планируют напасть на сиятельную Вортексскую.

   Снова пауза. Кристелл сосредоточенно обдумывает услышанное. Подселили заключенного? Бывает. Тот рассказал о готовящемся покушении? Вполне возможно. И?

   – И поскольку лично я против нее ничего не имею и, тем более, всем сердцем не желаю убийства высокородной особы, я нашел способ на время покинуть стены тюрьмы, чтобы за вознаграждение сообщить вам детали этого дела.

   А теперь о себе. Слишком много "я". Но это и понятно. Гонцу нужно верить. Точнее, можно верить, даже такому, как я, если его намерения понятны и чисты. Жуликов не любят ни на одной стороне. И вот я честен. Я против убийства кого бы то ни было вообще, благородных в частности, а за вознаграждения я всем живущим друг, товарищ и брат. Точнее, доносчик.