Текст книги "Сказочная глупость (СИ)"

Автор книги: Гедеон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 29 страниц)

   Сёстры растерянно переглянулись. Они обе успели понять, что все клоны, в той или иной степени, были братьями. И дело было даже не в геноме, или общем предке, а в отношении друг к другу. Лорэй очень хорошо знали что такое забота о семье и теперь испытывали очень разные эмоции. Свитари чувствовала себя полной идиоткой за то, что не потрудилась прямо там выяснить почему Блайз сделал столь странный выбор, а в душе Эйнджелы наконец растаял ледяной ком обиды. Чимбик не предал её, он просто не мог поступить иначе. Он защищал семью.

   – Ты говорил, что хочешь дезертировать и улететь с нами... – Свитари на мгновение запнулась, подняла голову и посмотрела на Блайза. – ... со мной. Ты можешь сделать это сейчас.

   Она пыталась угадать, как сейчас выглядит лицо Блайза, скрытое лицевой пластиной шлема, но, в отличии от сестры, не могла ничего прочитать за бесстрастной маской, созданной прихотью неведомых конструкторов.

   – Твой шанс, – тихо сказал сержант по внутришлемной связи.

   – И что? – с горечью откликнулся Блайз.

   В его душе сплелись в причудливый клубок надежда, недоверие, страх предательства и желание быть вместе с этой необыкновенной – да, странной, да, неверной, да, ветреной, – но в то же время такой желанной девушкой.

   Клон выдержал паузу, справляясь со своими чувствами, а потом ответил Свитари:

   – Это уже не имеет значения, мэм.

   – Почему?

   Вопреки ожиданиям, этот вопрос задала Эйнджела и прозвучал он совершенно обыденно, без драм и обид. Эмпатка чувствовала бушевавшую в душе Блайза бурю и действительно хотела понять причину.

   – Я не умею врать, мэм, – объяснил тот. – Но вы уже нам не верите. Да и я вам, если честно. Простите.

   Чимбик же сидел молча, любуясь Эйнджелой, освещенной лучами восходящего солнца. Почему-то сейчас она напомнила сержанту одну из тех картин, что висели в каюте лайнера, только ни один, даже самый талантливый художник, не мог передать то, что видел сержант. И ни мешковатая одежда, ни взъерошенные после сна волосы не могли испортить её очарования.

   – И как это мешает тебе стать свободным? – спросила Свитари не споря по остальным пунктам заявления клона.

   Она могла попытаться объяснить причину побега, рассказать что посчитала себя преданной и обманутой, но всё это могло подождать. Если Блайз мечтает о свободе, он должен понимать, насколько у неё много самых разнообразных граней.

   – Или ты ожидал, что за пределами казармы мир полон искренних, честных и благородных людей, которым можно безоглядно верить? – продолжила она.

   – Да, – честно признался Блайз. Оглянувшись на сержанта, он получил едва заметный разрешающий кивок и продолжил:

   – Нас учили, что всё правильно. Все дружат, поддерживают друг друга, мы защищаем правое дело. А получилось... Не знаю. Мы хотели защитить вас – вы сбежали. Сепы – не уроды. Я поверил тебе – ты ушла. И кто гарантирует, что так не повторится? Что ты не предашь, не откажешься выслушать и понять, да просто не психанешь, и я не останусь один?

   В книгах в подобных моментах героиня обычно бросалась на шею герою и клялась тому в любви и вечной преданности. Но и тут жизнь не была похожа на вымышленные рассказы. Свитари так и осталась сидеть на месте, пытливо глядя на Блайза.

   – Никто не гарантирует, – согласилась она. – Как никто не гарантирует, что ты через неделю не пересмотришь свои взгляды на жизнь и не свинтишь, куда глаза глядят. Что тебя, меня, или всех нас разом не прирежут в каком-нибудь переулке, или не превратят в пепел бомбой – подарочком от разборок Республики и КНС. Что ты не свихнёшься от происходящего вокруг и не перестреляешь к ситхам окружающих тебя сумасшедших существ. Но с тем же успехом ты можешь прожить счастливую жизнь, со мной, или с кем-то из тысяч других женщин, будешь счастлив в какой-нибудь сельской глуши, или посреди мегаполиса, совершишь что-то великое, или просто будешь наслаждаться едой и выпивкой. Свобода – она такая: неопределённая, полная возможностей самого разного свойства. Как любил говорить один наш знакомый – в этой жизни гарантированы лишь смерть и налоги. И если уж ты решаешь, как жить дальше, то думай сразу о реальном мире, а не о книжной стране добрых феечек.

   Блайз молчал. Чимбик слышал его напряжённое дыхание в наушниках и, кажется, понимал о чём тот думает. Обидно было слышать такое от женщины, которую успел полюбить, особенно после всего того, что сделал ради неё. И ещё обидней было то, что в её словах была правота. И за это сержант был безмерно благодарен ей.

   Действительно, до сих пор представления Блайза о свободной жизни сводились к подсмотренным в книгах и голофильмах сценам, неправдоподобным байкам, рассказанным в казармах, и нескольким дням путешествия первым классом в компании профессиональной лгуньи. И все эти эпизоды с трущобными бандами, работорговцами и прочей мразью казались неким нонсенсом, кошмаром, выбивающимся из общей картины красивой и полной радостей жизни.

   Безжалостные слова Свитари заставляли Блайза трезво оглядеть всю картину нового мира целиком, не отводя взгляда от непривлекательных фрагментов. И что бы он не выбрал теперь – это принесёт ему меньше боли, чем могло до этого разговора. Оставшись в ВАР Блайз уже не будет грезить пасторальными картинами безоблачной и счастливой гражданской жизни, а если выберет уйти – будет готов к тому, что на свободе всё не так просто и здорово, как ему казалось раньше.

   И, самое главное, сержант вдруг осознал, что именно сейчас Лорэй говорят искренне. За этой речью не крылось никакой выгоды для них, наоборот, они рисковали серьёзно испортить отношения с обоими клонами словами, выглядевшими столь жестоко и бездушно. Пожелай они использовать его брата – заливались бы алдераанскими соловьями о своём раскаянии, любви и готовности быть вместе с ним до конца жизни.

   К этим же выводам постепенно пришёл и Блайз. Он снял шлем и, борясь с упрямой обидой в сердце, пытливо посмотрел в глаза Свитари.

   – А чего хочешь ты?

   Этот простой вопрос оказался неожиданным для полукровки. Она настолько отвыкла от того, что кого-то интересуют её собственные желания, что с полминуты лишь удивлённо хлопала глазами.

   – Не знаю, – наконец призналась она. – Я сама ещё не разобралась. Мы с Эн и сами всего год как... дезертировали. Я никогда раньше не ходила на свидания, я плохо представляю себе, что значит влюбиться и быть вместе больше, чем несколько дней. Знаю только, что ты мне нравишься и было бы здорово разобраться во всех этих сложностях вместе. Чем бы всё не закончилось.

   Звучало не слишком обнадёживающе, но для Свитари это было чем-то сродни признанию в любви. Блайз вертел шлем в руках, не зная, что сказать в ответ. Помощь пришла с неожиданной стороны – Чимбик хлопнул его по наплечнику и сказал:

   – Иди. Жизнь – не сказка, не затягивай с выбором.

   За всю свою недолгую жизнь клоны успели полностью изучить друг друга, и теперь не нужно было быть джедаем, чтобы знать – сержант улыбается. От души, так, как давно уже не улыбался, целую вечность. Блайз сжал его предплечье, а потом пересел к сёстрам и осторожно, неуверенно обнял Свитари. Та неожиданно доверчиво прижалась к его мокрой броне и тихо попросила:

   – Обещай, что ты делаешь это ради себя, а не ради меня. И не будешь ни о чём жалеть.

   – Обещаю, – Блайз потёрся носом о её макушку. – А ты обещай, что больше никогда не будешь обманывать меня.

   – За исключением случаев, когда ты будешь угрожать мне оружием и тащить куда-то против воли, – тихо рассмеялась полукровка и мгновением позже засмеялся клон.

   – Хорошо, в этом случае можешь обманывать.

   Напряжение и неловкость, царившие до этого на поляне, наконец ушли, сменившись атмосферой умиротворения. Правда, не у всех: сержант смотрел на своего улыбающегося брата, целующего свою девушку, и с некоторой грустью думал о том, что из их взвода в строю он остался совсем один. Но зато теперь его единственный оставшийся в живых брат не погибнет в очередной стычке этой кровавой бойни. Об эмпатке Чимбик старался не думать – слишком это было больно. Клон до сих пор помнил тепло её ладони, доверчиво вложенной в его руку, Жаль только, что всё это было не всерьёз...

   Между тем дождь усилился, сильнее пригибая лепестки гигантского цветка, и водяные струи веселее застучали по пятнистой броне.

   – Вам стоит вернуться в помещение, – произнёс сержант, с беспокойством глядя на то, как Лорэй кутаются в плащи. Но те лишь заулыбались и подставили лица дождевым каплям. Чимбик невольно вспомнил странное поведение Свитари на далёком Джабииме, когда она сняла шлем и точно с таким же выражением лица мокла под дождём.

   – Мы почти всю жизнь провели в закрытых помещениях, в космосе, – пояснила почувствовавшее его удивление и беспокойство Эйнджела. – Там всегда одна температура, одна влажность, никаких осадков и мало воды. Перемены погоды до сих пор приводят нас в восторг.

   – В космосе? – Чимбик вспомнил рассказ зайгеррианца. – Вас туда продали?

   При этих словах Блайз покрепче прижал к себе Свитари, словно боялся, что её сейчас отберут. Та улыбнулась и накрыла его голову полой своего плаща, спасая от дождя.

   – Не всё так плохо, – немного грустно сказала эмпатка, отреагировавшая на острое чувство жалости Блайза. – У нас было хорошее, счастливое детство. Отец владел небольшой круизной яхтой и лет с пяти мы с мамой путешествовали вместе с ним. Мы часто гуляли по красивым курортным планетам, но всё равно очень много времени проводили в перелётах. А уже потом нас надолго заперли, без всяких прогулок на свежем воздухе.

   Клоны пару секунд переваривали услышанное, добавляя новый штрих к портрету сестёр, а затем Чимбик задал вопрос, который волновал его с того момента, как он увидел на полу истерзанный труп Тормуса:

   – Эйнджела, мэм, вы ведь эмпат... – он ненадолго умолк, подбирая правильные слова. – Насколько я смог понять, тот зайгеррианец умирал довольно мучительно, а каюта была заперта и вы не могли никуда уйти. И на Фелуции, когда меня допрашивали – вы даже в лице не переменились. Как это возможно, если вы всё чувствовали?

   С лица эмпатки исчезло умиротворённое выражение и Чимбик тут же пожалел, что вообще поднял эту тему, но Эйнджела почувствовала его смятение и успокаивающе покачала головой.

   – Не волнуйся ты так, это просто вопрос.

   Она вздохнула и потёрла лицо, собираясь с мыслями, но продолжать не пришлось – ей на помощь пришла Свитари.

   – На станции было много... очень своеобразных клиентов и услуг. Таких, которые мало где можно купить. Нельзя прийти в обычный бордель и, к примеру, заплатить за убийство. На 'Иллюзии' это было возможно. Естественно, что для подобного рода развлечений использовали дешёвых не обученных рабов, бросовый товар, а нас не позволяли резать и калечить – мы стоили слишком дорого. Зато эмпатия моей сестры пользовалась большой популярностью среди любителей причинять боль. Особенно отличался наш постоянный клиент. Тогда мы не знали его имени, зато недавно видели по новостям в ГолоНете. Адамар Хесус, республиканский сенатор от планетки Додз, большой друг тамошнего губернатора. Он обожал резать своих подружек и испытывал двойное удовольствие видя, какие мучения это причиняет ещё кому-то. Он брал нас с Эйнджи с собой каждый раз, когда прилетал на станцию. Когда зелтронам очень больно, страшно, или они испытывают какое-то потрясение, они часто не могут контролировать эмпатию и открывают свои чувства окружающим. Как тогда, когда вы грозились убить меня.

   Клоны переглянулись, и Блайз залился краской. Лица сержанта под шлемом не было видно, но не нужно было быть эмпатом, чтобы почувствовать его раскаяние и стыд за тот случай.

   – Когда она не выдерживала пыток и боль вырывалась наружу, Хесус врубал мой нейроошеник и не выключал до тех пор, пока Эйнджи не брала себя в руки и не закрывала свои чувства. Иногда мне казалось, что он обожал это не меньше, чем свежевать кого-то.

   – Я много раз слышала, что можно привыкнуть ко всему, – голос Эйнджелы прозвучал сухо и безэмоционально. – Это действительно так. Со временем я научилась отстраняться, притуплять своё восприятие, будто смотрю за кем-то другим из-за толстого слоя траспаристила. Это требует усилий и не всегда получается сразу, но если необходимо я могу выдержать то, что сведёт с ума любого другого эмпата. А Тормус... я всего лишь продемонстрировала ему успехи его питомцев в деле, которое он для нас выбрал. И первый раз в жизни мне пригодились воспоминания о том, что делал Хесус.

   – Теперь он занимается благотворительностью, – зло сплюнула Свитари. – В новостях крутили, что он летает в пострадавшие от войны районы, чтобы оценить нанесённый ущерб и размеры необходимой гуманитарной помощи. Могу поспорить, ублюдок просто наслаждается болью и горем жителей разорённых городов и планет.

   – Он к нам в госпиталь приходил, – потрясённо заявил Блайз. – В палату, где я лежал... – он невольно прижал руку к груди, туда, куда влетели осколки от вражеского снаряда. Тогда его вытащил на себе Чимбик, заработавший за это шрамы на лице: в его шлем воткнулась деталь от взорванного дроида, лишь чудом не достав до виска.

   – Мы с Чимбиком как раз болтали, когда он пришёл, – продолжал рассказывать клон. – Зашёл, приветливый такой мужчина, вежливый, спрашивал, кого и как ранило, подарки раздавал – коробки с разными вкусными вещами. У Баламута – садж, помнишь, из Второй пехотной? – долго сидел. Баламуту тогда плохо было – его в живот ранило, а это очень больно. Так он у его койки с полчаса сидел, за руку держал...

   – Эта лицемерная тварь умеет изображать сочувствие и участие, – с ненавистью в голосе произнесла Эйнджела. – Я даже не уверена, кого больше хотела бы прикончить – его, или Тормуса...

   Чимбик слушал её, борясь с желанием прижать эмпатку к себе, как это делал Блайз со Свитари, и не отпускать. Наконец, не выдержав, он подался вперёд, накрыв её руку своей ладонью, и замер, испугавшись собственной дерзости. Эйнджела несколько секунд растерянно смотрела на его руку, а потом пересела, устроившись рядом с Чимбиком и прижавшись к нему, почти как тогда, на лайнере. Только теперь это была не чарующая сказочница, а загнанный и затравленный зверёк, нашедший убежище, в котором можно хоть ненадолго спрятаться. Клон неумело обнял её, словно закрывая от остального мира, отчаянно желая вернуться в прошлое, всё исправить и избавить Лорэй от тяжести и боли этих воспоминаний.

   – Прости за то, что я говорила, когда нас поймали, – тихо попросила Эйнджела. – Это был единственный способ сохранить хоть какую-то свободу и что-то сделать.

   Чимбик осторожно провёл ладонью по её волосам и поправил сползший капюшон плаща.

   – Не надо извиняться, – так же тихо ответил он. – Я всё понимаю. И... Спасибо за то, что вытащила меня.

   Эмпатка улыбнулась, чуть отстранилась и осторожно пробежала пальцами по нижней части шлема сержанта, пытаясь понять как тот снимается. Нашарив защёлки в районе челюсти клона, она осторожно нажала на них и медленно, неумело стянула с него шлем.

   – Так гораздо лучше, – ласково улыбнулась полукровка и неожиданно попросила. – Оставайся с нами. Мы можем улететь куда захотим. Вместе.

   Соблазн был велик. Очень. Сержанта молнией пронзило понимание – у него тоже всё может получиться, как у Блайза. Вереницей пронеслись картинки его будущей жизни: свобода, бесконечное число возможностей, огромный новый мир перед ним, ладонь Эйнджелы в его руке. Он узнает, каково это – быть любимым женщиной, целовать её, быть рядом с теми, кто его любит.

   Следом пришла другая, отрезвляющая мысль. У него всегда были такие люди. Те, кто его любили. Те, с кем он рос, учился. Те, с кем пошёл в свой первый бой. Те, кто навечно остался там, на том проклятом плато, сложив голову в самоубийственных атаках. И те, кому ещё предстоит погибнуть за идеалы Республики, в которые лично он, Чимбик, уже не верил. И оставить их, даже ради того, чтобы быть рядом с Эйнджелой... – это было выше его сил.

   – Нет, – слова больно царапали горло, словно были скручены из колючей проволоки. – Я же говорил, что не могу этого сделать, помнишь? Там моя семья, понимаешь? Там я нужнее.

   Эйнджела грустно посмотрела на него и кивнула, вновь прижавшись к холодной мокрой броне.

   – Но теперь я наконец могу ответить, чем отличаюсь от тех рабов с оружием, – сержант сумел выдавить ободряющую улыбку. – Потому что я сам это выбрал. Как свободный человек.

   Сержант перевёл взгляд на Блайза и только теперь заметил, как плохо его брату. Он, кретин, рассусоливает тут свои печали совершенно не думая о том, каково всё это слышать брату, решившему дезертировать. Вместо того, чтобы наслаждаться новой жизнью, Блайз будет считать себя предателем и эгоистом, незаслуженно получившим всё то, чего были лишены его братья.

   Чимбик решительно тряхнул головой. Нет, не этого он хотел своему брату.

   – И чего ты сидишь с кислой физиономией? Кто-то же должен на своей шкуре проверить, какова она, гражданская жизнь, чтобы рассказать остальным. Считай это особо ответственной разведмиссией, брат.

   Блайз неуверенно улыбнулся, вцепившись с Свитари, как в спасительную соломинку. Та неожиданно серьёзно заглянула ему в глаза и с трезвым здравомыслием, которого Чимбик раньше за ней не замечал, напомнила:

   – Ты всегда сможешь вернуться, если передумаешь. Скажешь, что попал тут в плен и сумел освободиться только спустя какое-то время. Это не дорога в один конец.

   Эти слова определённо возымели действие – Блайз наконец-то расслабился и сумел посмотреть в глаза брату. Решение, ещё минуту назад бывшее судьбоносным и бесповоротным, теперь стало простым и обратимым. Он всегда сумеет всё исправить.

   Чимбик не стал его разубеждать.

   – Ты тоже можешь передумать, – на этот раз Свитари обращалась уже к нему. – Вы с Блайзом определённо понимаете, как можно поддерживать связь и, если захочешь, ты в любой момент присоединишься к нам.

   – Мы будем рады, – добавила Эйнджела и крепче сжала его затянутую в перчатку руку.

   – Спасибо, – клон улыбнулся, прекрасно отдавая себе отчёт в том, что скорее всего просто не доживёт до конца войны, если джедаи и дальше будут так же безрассудно разбрасываться людским ресурсом армии.

   Сержант встряхнул головой, отгоняя дурные мысли, нехотя отпустил руку эмпатки и перешёл на деловой тон:

   – Блайз, бери доспех горшкоголового. Свой отдай мне, я сотру все данные.

   – Да я и сам могу, – улыбнулся Блайз. В этом был весь его брат – минимум разговоров, максимум дела и никогда ничего не пускать на самотёк.

   – Улетайте сейчас, – продолжал сержант. – Мы и так потеряли слишком много времени – в любой момент могут найти лоханку ушастого и начать прочёсывать джунгли, причём и с воздуха тоже. Уходите в Центральные миры – там и спокойно, и затеряться проще. Блайз, смотри у меня – чтоб не дурковал, а то с того света достану и зад надеру. Всё, действуйте.

   – А ты как будешь выбираться? – и не подумала подчиниться его приказу Эйнджела. – Может, мы подкинем тебя до какой-нибудь планеты поспокойней?

   – Меня эвакуируют, – Чимбик успокаивающе улыбнулся. – Недалеко отсюда точка встречи, в пяти километрах. Вот, смотри.... – он достал деку, активировал проектор и вывел карту местности. – Видишь красную точку? Это там меня подберут. А мы вот тут... – показал сержант отмеченную синим площадку. – Так что всё хорошо.

   Судя по растерянному взгляду эмпатки, чтение карт не входило в курс её обучения, но уверенность клона её успокоила. Она улыбнулась в ответ и вопросительно посмотрела на Блайза.

   – Но мы ведь можем сперва убедиться, что Чимбика эвакуировали, а уже потом улетать самим?

   – Так и сделаем, – кивнул тот.

   Сержант в ответ на это ехидно прищурился, но вместо привычной шпильки предложил:

   – Пошли на борт? Балаболтусу переодеться надо, да и кафа выпить не помешает...

   Оставшееся до эвакуации время проходило странно. Неуклюжие шутки сменялись молчаливыми, полными печали и сомнения взглядами, а те, в свою очередь, уступали место деловитой подготовке к отлёту. Клоны обсудили доступные им в дальнейшем каналы связи, официальную версию произошедшего, которую Чимбику предстояло изложить начальству и десятки незначительных мелочей, спасавших их от невесёлых мыслей о предстоящем расставании.

   Гул двигателей заходящего на посадку корабля прозвучал как гром среди ясного неба. Клоны метнулись в рубку, на ходу приводя оружие к бою.

   – Что там? – спросил Чимбик.

   Дум оторвался от приборов и невозмутимо ответил, показывая в небо:

   – Транспортник Г-9, сэр. Заходит на посадку.

   Действительно, из-за крон деревьев вынырнул небольшой корабль, похожий на снабжённый двумя плоскостями (одной с правого борта и одной – снизу) мусорный ящик, повисел секунду, а затем, сложив нижнюю плоскость, плавно опустился на поляну.

   – Мой бывший хозяин говорил, – продолжал между тем дроид, колдуя над пультом, – что эти сундуки любят контрабандисты: как правило, таможня не обращает внимания на эти старые тихоходы.

   – Контрабандисты... – эхом повторили клоны.

   Блайз, облачённый в мандалорский доспех, надел шлем и сказал:

   – Пойду, поговорю с ними. Обойдёмся без пальбы...

   – ... но я тебя подстрахую, – завершил Чимбик.

   Зайгеррия. База клонов

   – Это что за корыто? – тоном, в котором удивительным образом сочетались подозрительность, недовольство и угроза, поинтересовался Гурлен. Сидевший в пилотском кресле суллустианин посмотрел на мандалорца взглядом, каким обычно смотрят на детей, задающих один и тот же вопрос по несколько раз, и поспешил его успокоить:

   – Спокойно, дружище. Я знаю и этот корабль, и его владельца. Болто, тойдарианец, спайсом промышляет, тот ещё слимо, но на рожон не прёт. Странно только – что он тут забыл?

   – В смысле? – тут же напрягся мандалорец.

   Он протянул руку, взял свой шлем цвета золота, с серой каймой вокруг визора, и покачал его в руке, словно раздумывая – стоит его надевать, или нет?

   – Ну обычно тут Борат, тви'лекк, свой борт сажает, – охотно пояснил суллустианин, заводя корабль на посадку. – А крылатый садится гораздо севернее, аж по ту сторону стены... Видно, с Боратом дела вёл.

   – А чем Борат занимается? – заинтересовался Гурлен.

   Шлем он всё же надел, и теперь сидел в кресле, словно отлитая из золота фигура мандалорского героя древности.

   – Рабами, – неохотно признался суллустианин, великолепно зная отношение своего напарника к подобного рода бизнесу.

   – Ди'кут, – тут же охарактеризовал тви'лекка Гурлен. – Надеюсь, его самого продадут хаттам.

   – Дружище, вот в кого вы, мандалорцы, такие чистоплюи? – в который раз за время совместной работы изумился суллустианин. – Вроде бы наемники, воины, головорезы, а ведёте себя словно рыцари из старых сказок: работорговля – фу; дурью барыжить – фу... На что у вас там ещё табу, напомни?

   – На идиотские вопросы, – дружески отбрил болтуна мандалорец, поднимаясь из кресла. – Пошли, Ио, пообщаемся с твоим знакомцем...

   – Ой, что-то предчувствия у меня нехорошие, – пробормотал суллустианин Ио, послушно следуя за товарищем. – Только без пальбы, ладно?

   – Посмотрим, – хмуро откликнулся мандалорец, спускаясь по трапу.

   Мучимый дурными предчувствиями суллустианин нога за ногу поволокся за ним, размышляя – от чего же так неспокойно на душе? Вроде знакомый корабль, знакомый контрабандист, а вот засело что-то, и зудит, зудит... И только когда под башмаками захлюпала скопившаяся на поляне вода, Ио понял: в рубке копошился дроид! Это у перестраховщика Болто, который дроидам даже консервы открывать не доверял!

   Ио уже открыл было рот, чтобы предупредить товарища, но тут события понеслись со скоростью снежной лавины: по трапу корабля тойдарианца спустился мандалорец в синих доспехах с непонятной эмблемой на наплечнике, приветственно поднял руку, в ответ на что Гурлен, издав низкий, звериный рык, выхватил из кобуры верпинский дробовик и выстрелил в соплеменника.

   – Ты чего? – завопил Ио, с ужасом глядя. как синяя фигура, отброшенная назад, падает в грязь, подняв брызги. – Я его знаю – он на Бората работает!

   – Увидел стража – убей его сразу: стражи повсюду разносят заразу! – удовлетворённо произнёс Гурлен. В его роду слишком хорошо помнили всё то зло, что Стражи Смерти принесли Мандалору и к представителям этой секты Гурлен относился без всякой пощады. – Эту мразь надо выкорчёвывать без жалости....

   Договорить он не успел: в люк выпрыгнул республиканский солдат, на лету открывший бешеный огонь.

   Зайгеррия. База клонов

   – Блайз! – чувствуя, как всё внутри обрывается, отчаянно закричал сержант. Вскинув бластер, он выпрыгнул в люк, поливая огнём убийц своего брата, чувствуя, как внутри всё сводит от ярости и боли потери.

   Появление республиканца было полным шоком для контрабандиста и наёмника, но реагировали они по-разному: мандалорец, чьи рефлексы были отточены годами войн, просто рухнул в грязь, убираясь с линии огня, а вот суллустианин, ошалело лупая глазами, всё пытался понять – каким образом тойдарианец связался с республикашками? Промедление стоило ему жизни – Чимбик просто смёл его очередью, словно вычеркнул из жизни.

   – Ио, болван! – буквально простонал Гурлен, глядя на тело напарника.

   Суллустианин не был кладезем добродетели – бабник, выпивоха, мастер скабрезных историй и любитель прихватить то, что плохо лежит, – но мандалорец успел привязаться к нему за те три года, что они провели вместе. И, ситх подери, он заслуживал лучшего, нежели нелепая смерть в глуши от руки республиканца.

   От траура его отвлёк бластерный заряд, вскипятивший воду в луже рядом с головой. Гурлен откатился под защиту трапа, высунул ствол, нажал на спуск... и с проклятьем отбросил дробовик: нахлебавшаяся воды капризная машинка издала тихое 'уирр' и сдохла окончательно. Мандалорец вытащил из набедренной кобуры бластер, слушая, как в металл трапа врезается очередь, а затем быстро прополз под корпусом, оставаясь вне зоны обстрела, и, вылезя за кормой транспортника, врубил прыжковый ранец.

   Услышав посвист ранца мандалорца, Чимбик выскочил из-за опоры, за которой укрывался, вскинул бластер, ловя в прицел взмывшую над ним фигуру... и поскользнулся на мокрой траве, автоматически нажав на спуск. Выстрелы безобидно просвистели мимо Гурлена, уйдя в небеса, а сам сержант, нелепо взмахнув руками, шлёпнулся на спину. И тут же получил два попадания в живот, ниже нагрудника. Страшная боль пронзила тело, заставляя Чимбика выгибаться дугой и кричать нечеловеческим голосом, колотя руками оземь и пытаясь остатками разума удержать хоть какой-то контроль над собой.

   Гурлен зло ощерился, глядя на бьющуюся в грязи фигуру и завис в воздухе, ловя раненого в прицел, чтобы покончить с его мучениями. И тут страж, которого мандалорец уже вычеркнул из списка живых, зашевелился, вскинул руку с зажатым в ней оружием и выстрелил. Всего раз, но этого хватило: заряд впился в топливный бак ранца, и тот с грохотом взорвался, превратив своего хозяина в горящий обрубок.

   – Попал... – через силу улыбнулся Блайз и потерял сознание.

   – Ах... хммм... ох.... – стонал Чимбик, нащупывая на поясе медицинский подсумок и не чувствуя, как по подбородку течёт кровь из насквозь прокушенной губы. Глаза застилала тьма, разгоняемая вспышками адской боли, и всё сознание клона было сосредоточено на одном: достать инъектор.

   Будь на его месте обычный человек, то он давно бы потерял сознание, но годы тренировок делали своё дело: сержант рывками, едва не сорвав подсумок, достал инъектор с обезболивающим, прижал к бедру и нажал на спуск. Спустя несколько секунд препарат подействовал, утихомирив боль до терпимых вспышек в районе живота и прояснив разум, позволяя оценить повреждения, заботливо показанные медицинским блоком брони. И вот тут клон понял, что ему пришёл конец: два попадания в живот, одним из которых был задет позвоночник, просто не оставляли ему в нынешних условиях шанса на выживание. Да, высокотемпературные плазменные лучи прижгли раны, избавив его от внутреннего кровотечения, но это лишь ненадолго отдаляло неминуемое. Требовалась квалифицированная медицинская помощь в течении максимум полутора-двух часов, оказать которую в корабельном лазарете было невозможно. А везти в больницу тут, на Зайгеррии, отпадало сразу по вполне понятным причинам. Оставалось одно: спасти брата. Пусть Лорэй берут его и летят к ближайшей планете, где есть оборудованный госпиталь. Блайз ранен в грудь, скорее всего в лёгкое, аппаратуры корабельного лазарета должно хватить на то, чтобы поддерживать его в стабильном состоянии. Сержант стиснул зубы, активировал комлинк и вызвал дроида, стараясь, чтобы голос звучал ровно и спокойно.

   – Дум... – слова отзывались вспышками боли, сбивая дыхания и вышибая слёзы. – Позови мисс... Лорэй. Пусть... выйдут.

   Эта короткая фраза отняла у Чимбика все силы, и он уже не слышал, что ответил дроид. А Дум уже нёсся по кораблю, успев отдать команду на активацию корабельному лазарету. Лорэй он застал на пути к трапу – сёстры услышали гул двигателей и, обеспокоенные, решили поглядеть что творится снаружи.

   – Мэм, наших ранили! – завопил дроид как раз в тот момент, когда близнецы поражённо замерли у коммингса с потерянным выражением в глазах.

   Открывшаяся перед ними картина внезапного побоища просто не могла быть настоящей. После всего произошедшего, после того как они справились со столькими трудностями, всё не могло закончиться... так. Слишком неправильно, нелепо. Но мгновение миновало, эмпатка ощутила приглушённую чем-то, пульсирующую боль Чимбика и это ощущение прогнало охватившее её оцепенение.

   – Он жив, – зачем-то вслух сказала она и завертела головой, сама не понимая что ищет. Медицинской подготовки близнецы не имели, но одно знали точно – шевелить и беспокоить раненых, как это любили делать герои голофильмов, обычно оказывалось плохой идеей.

   Зато Свитари сообразила быстрее – её взгляд остановился на дроиде и приобрёл осмысленное выражение.

   – Ты, как там тебя? У нас есть медицинские дроиды?

   – Меня зовут Дум, мэм, – оскорблённо сообщила жестянка, – и медицинских дроидов на борту нет.

   – Да хоть Дуку! – раздражённо отмахнулась полукровка. – В тебе есть какая-то информация об оказании первой помощи?

   – В корабельном лазарете, мэм, – с достоинством ответил Дум. – Активировать голографического врача?