Текст книги "За стенкой. История Конарда Леграна"
Автор книги: Gabriel Costa
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)
– Может, усыновим? – Мелани знала, что это не сработает, но должна была попытаться сохранить свою фигуру. Женщина видела последствия вынашивания ребёнка и родов, поэтому была согласна даже на детей из космоса. Мужчина на том краю стола лишь покачал головой. Она опустошила бокал наполовину.
– Суть как раз в обратном. Я рад, что у аристократов пропал тренд брать детей из неблагополучных семей или стран третьего мира, – женщина перестала пить вино и открыла рот, но муж перебил её. – Суррогатная мать тоже не пойдёт. Ты должна появиться на некоторых встречах с вульгарным животом.
– Может, мне ещё фото в журнал отправить с приёма у гинеколога? Со всех ракурсов, – женщина фыркнула. Она знала, что рано или поздно придётся рожать. И, скорее всего, много, но даже сейчас она не готова. Мужчина снова засмеялся. Мелани смотрела на него и мечтала, чтобы он подавился. В этот раз окончательно. Но чуда не произошло. – Я не делала в своей жизни ничего более нелепого и бессмысленного.
– Ты про фото в журнал?
– Очень смешно, – она посмотрела на свой бокал с вином и скривила лицо. Она будет скучать по красному полусухому и белому полусладкому больше, чем по своей идеальной фигуре и коже. Она ссутулилась от злости и крепко сжала тонкие губы. Деваться по факту было некуда. Всё это прописано в её брачном контракте. – Я не делала ничего глупее, чем рожать детей. Мы совершаем это буквально от скуки.
– Мы делаем это из-за необходимости. Как по мне, так будь хоть до конца жизни бездетной. Мне абсолютно всё равно. Но если ещё раз эти старики спросят про тебя, пошутят про фертильность или мою жадность, я разделаю их, как этого оленя, – лицо мужчины стало серьёзным. Его репутация была самым главным для него, и ни одна собака не смеет гавкать в сторону семьи или бизнеса, а уж тем более шутить про его сперматозоиды. – Ещё надо постараться родить первенца мальчика. Нам нужен мальчик. Тогда я смогу назвать его главным наследником компании, и все перестанут требовать «больше».
– А это я каким образом должна сотворить? Ты без меня прекрасно знаешь, такое не выбирают. Только если искусственным путём, по-другому можешь молиться лишь на луну, – мужчина перестал есть и взялся за огромную кружку чая своей жирной рукой. Мелани резко начало тошнить. Почему, когда её знакомили с мужем, на его прекрасных скулах не было написано: «Я свинья». Ни одно платье от Валентино11
Валентино – итальянский модный дом, основанный в 1960 году дизайнером, Валентино Гаравани и входящий в Valentino Fashion Group.
[Закрыть] того не стоило. – У меня уже начался токсикоз. Тебе же поставили ёмкость с водой, помой руки.
– Ничего искусственного. Если это выльется в свет, моей репутации конец. Ты же не хочешь разводиться для доказательства, что именно у тебя проблемы с бесплодностью, – женщина злобно посмотрела на мужа. Будь прокляты туфли от Маноло Бланик22
Маноло Бланик – Британский бренд, обувная фабрика, основанная в 1973 году испанским дизайнером Маноло Бланик.
[Закрыть] и этот чёртов контракт. – Вот когда ты прекратишь пить, тогда я начну мыть руки. Ты ещё помнишь этот уговор?
– Конечно, – она злобно улыбнулась.
– Думаю, в скором времени я и правда начну мыть и вытирать руки, – мужчина поднялся из-за стола. Мелани уже ненавидела его намёки по поводу своей несостоявшейся беременности. Она лишь надеялась, что получится не с первого раза. Её всегда удивлял факт беременности с полпинка в подростковых сериалах и многолетние попытки забеременеть людей чуть больше двадцати пяти. Если у них получится с первого раза, у неё начнётся дородовая депрессия. – У меня собрание в десять. Мне пора. Готовься, Мелани.
– Я всегда готова! – она показала ему на вино и странно улыбнулась.
Когда за мужчиной закрылась дверь, женщина сокрушённо вздохнула. Проснувшись сегодня без похмелья, она почувствовала в этом дне подвох. Лучше бы её голова раскололась на две части, ибо метафоричная головная боль не сравнится с настоящей, месяцев так через девять. Она допила бокал вина. Если у неё не было похмелья сегодня, будет завтра. Она не собирается переживать это утро в трезвом состоянии. Сердце женщины болезненно сжалось, когда она посмотрела на бутылку. Ей придётся обходить их винный погреб минимум девять месяцев! Она определённо точно не планировала кормить грудью: тогда её вынужденная трезвость затянется ещё на какое-то очень долгое время. Женщина боялась даже вообразить на какое.
Мелани налила себе ещё один бокал и покачала головой. Она старалась не думать обо всех прекрасных моментах беременности и уж тем более воспитания. Сейчас её сознание и разум пытались справиться даже с воображаемой новостью об удачной беременности. Она чувствовала, что судьба «подсобит» ей в этом деле. Мелани, конечно, может принимать противозачаточные, но, если её поймают, не видать ей больше украшений от Тиффани33
Тиффани – ювелирная транснациональная компания, основанная в 1837 году Чарльзом Льюисом Тиффани и Джоном Ф. Янгом.
[Закрыть]. И дорогого вина. Женщина сжала зубы в попытке успокоиться. Ничего не получилось. Она перевела взгляд на тарелку со своим завтраком. Как же всё идеально. Так же идеально, как и скулы её мужа. Мелани просто помогла тарелке составить компанию кружке с кофе. По комнате разлетелся очередной звук бьющейся посуды. Женщина смотрела на последствия невменяемым взглядом.
– Упс, закидоны беременных.
I Just Died in Your Arms
– Итак, месье Легран. Начнём, – доктор Корон посмотрел на свой ещё чистый лист, потом – на Конарда. Тот кивнул ему. – Давайте поговорим о Вашем детстве. Предполагаю, Вы хотите обсудить некий ключевой момент, который, по вашему мнению, является проблемой, – он снова кивнул ему уже менее уверенно. – Нет. Давайте обратимся к более раннему отрезку времени. Мне хочется подойти к ситуации с другой стороны.
– Что именно Вы хотите услышать?
– Месье Легран, какое Ваше самое яркое воспоминание до этого переломного момента? Постарайтесь вспомнить нечто нейтральное. Может, наоборот, совершенно обычный день. Как Вы ходите в школу, что Вам нравилось смотреть по телевизору, – доктор сделал пометку в своём листе. – Время «до».
– Есть один день, который я помню. Возможно, единственный… – он прикрыл глаза.
***
– Месье Легран, пора просыпаться.
Мальчик завозился в кровати, но вставать не спешил. Утренний подъём давался ему не очень хорошо, из-за этого Легран-младший всегда и везде опаздывал – в школу, на прогулку, в театр, какое бы расписание у него ни было. Прислуга знала, что будить Конарда нужно минимум за полчаса до официальных сборов: пока парнишка раскачается и окончательно проснётся, пройдёт достаточно много времени. Обычно в школу его собирало сразу несколько человек. Ложился он всегда не позже десяти часов, проблем со сном у него не было, но утром повторялась одна и та же ситуация. В выходные мальчик не появлялся до обеда. Но сегодня был особенный день. Конард с нетерпением ждал его целых две недели. Однако по нынешней ситуации и не скажешь, что парень нацелен куда-то идти. Он сильнее закопался в одеяле.
– Магдалина, ещё пять минут. Прошу… – сонным голосом прошептал мальчик.
– Месье Легран, если Вы пролежите в кровати ещё пять минут, то мы приедем только к закрытию Диснейленда. Не забывайте, сегодня воскресенье и там будет много народа, даже со специальным пропуском, – мягкий голос женщины раздался откуда-то слева. – Поднимайтесь, уже три часа.
– Что?! – Конард подскочил с кровати и начал мотать головой из стороны в сторону. Будильник валялся где-то в середине комнаты. Мальчишка перевёл взгляд на настенные часы. Понятно, его обманули. Для семилетнего возраста он был слишком смышлёный. Его не запутают цифры и стрелки. – Магдалина, ещё только десять часов. Это несправедливо! – мальчик надул щёки и сложил руки на груди. Ото сна не осталось и следа. Его снова обвели вокруг пальца.
– Всё делаю для Вашего счастья, вот и иду на небольшие преступления, – женщина лет пятидесяти со смуглой кожей улыбнулась ему. Он же продолжал сидеть на кровати и сжимать свои губы от обиды. – Я планировала выйти в полдень. Давайте Вы пойдёте чистить зубы, умываться, позавтракаете, и поедем… В Диснейленд, – от этого заветного слова глаза мальчишки загорелись. Женщина потрепала его по волосам.
– Хорошо! Я скоро! Не уходи без меня, – Конард вскочил с кровати и вихрем побежал в свою ванную.
– Мне одной там делать нечего, – женщина не переставала улыбаться.
Забежав в ванную и хлопнув дверью, Конард схватил свою зелёную зубную щётку и наспех начал чистить зубы. Няня заставила вспомнить об особенном дне. Даже для семи лет мальчишка отличался достаточно высоким ростом. Две недели назад они сделали новую метку на двери, и теперь он точно может прокатиться на трети аттракционов. А это намного больше, чем два. С того самого позорного дня, когда они в первый раз пришли в парк и поняли, что пустить Конарда могли лишь на детские карусели с машинками, прошёл год. Невероятная несправедливость жить в городе с самым знаменитым парком аттракционов и не иметь возможности покататься на них. Будто его построили специально для взрослых. Конард смутно вспомнил линейку для американских горок и фыркнул. С такими цифрами он вообще боялся не попасть туда. Никогда. Сплюнув пену, он начал умываться.
Ему очень хотелось, чтобы кто-нибудь из родителей пошёл с ним. Хоть один раз. Но отец был уже на работе, а мама болела, как обычно. Мама везде ходила с бокалом вина, а Конарду даже не давали попробовать. Из-за этой жидкости ей было хорошо вечером и плохо с утра. По его мнению, это глупо. Мама выглядела такой бледной и измученной, даже забывала иногда краситься. В младшей школе другие дети говорили ему, что статус мамы обязывает её краситься. Закончив одеваться, мальчик вбежал в комнату. Там лежала приготовленная одежда. Если он поспешит, они могут выйти пораньше. Когда Конард спускался по лестнице, он увидел отца, мужчина ещё не успел уехать. Тот с грязными руками допивал свой чай. Мама всегда заставляла няню мыть ему руки. Сейчас он достаточно большой, чтобы делать это самостоятельно.
– Пап! Ты ещё не ушёл! – Конард подбежал к мужчине и посмотрел на него своими большими зелёными глазами. Тот оторвался от бумаг и усмехнувшись, взглянул на Конарда. – А мы сегодня идём в Диснейленд! Я уже вырос хотя бы для маленьких горок! Для больших – рост нужен как у динозавра в книжках. Может быть, даже тебя не пустят!
– Я бы смог с ними договориться, – мужчина хихикнул. Он хотел потрепать сына по волосам, но быстро отдёрнул ладонь. – Прости, руки грязные.
В этот момент Конарду было всё равно. Отец никогда не прикасался к нему и общался с ним по минимуму. В основном из-за работы. Иногда он не видел его неделями из-за школы, занятий английским, спортивной секции, но даже в такие редкие моменты их общения отец не трогал его. Конард смотрел на других детей из его школы, за многими из них тоже приходили няни, но иногда и родители. Они брали его друзей под руку и улыбались. Мужчина всегда говорил, что у него жирные или грязные руки, и он не хочет его пачкать. Вот только они всегда были грязные. Ему рассказывали, что папа у него очень занятой человек, но Конард не мог понять, неужели у него нет немного времени, чтобы помыть руки? Или приехать за ним?
Бернард только усмехался. Одна вредная девочка рассказала мальчику о сарказме. Она была на два года старше его, но почему-то ходила в одну группу с ним. Легран-младший старался не обращать внимания. Однако с её пинка Конард залез в интернет, чтобы почитать про сарказм. Там было описание слова «ухмылка». Мальчик задавался вопросом, неужели отец всегда смеётся над ним? Ухмылка – это не очень хорошая улыбка. Вот Магдалина всегда искренне улыбалась ему, когда он получал высший балл в школе. Папа никогда его не хвалил и не ругался на него. Однажды он разбил телевизор, и они просто купили новый. Когда-то у них сбежал лабрадор, и на следующий день Конарду подарили нового.
Улыбка мальчика слегка дрогнула, и он побежал к своему месту. Их повар, Пётр, изобразил из яичницы, овощей и колбасы лицо на его тарелке. Он отказывался есть овощи в другом виде. Вообще, для семилетнего мальчика он имел отличительную память, знал практически всех слуг. Обычно с ними он и проводил большее количество времени. Ни в школе, ни на секциях и дополнительных занятиях ему не удавалось завести друзей. Люди вокруг мальчика долго не задерживались. С кем-то ему запрещали дружить сразу, стоило Конарду назвать фамилию нового знакомого, а кому-то запрещали дружить с ним. Так что его товарищами пока что были только компьютер и интернет. Конард начал есть быстрее, чтобы сбежать пораньше.
– Конард, спина, манеры, приборы.
– Да, мам.
Вот таким было их обычное приветствие. Мальчик подвинул поближе стул, чтобы удобно было держать осанку, поменял вилку и нож местами и начал есть медленнее. Конард мог запомнить все буквы, прислугу, цветы, которые выкапывает каждую весну их садовник, говорить на английском, но только, не в какой руке держать вилку и нож. Это было невыносимо. Ему бы хотелось поесть одной вилкой и сбежать из-за стола, но спорить с мамой не было никакого желания. Мальчик расправил плечи до того момента, как женщина снова напомнила ему об этом. Стол был слишком высокий, слишком большой, чтобы сидеть удобно, никто так и не заменил его кресло, потому что нельзя смешивать интерьеры. Менять кресло – значит менять стол и всю столовую. Так говорила его мама.
Обычно женщина даже не смотрела на него. Он видел её намного чаще, чем отца, но при этом внимания было в разы меньше. Мама никогда не ругала его за шалости, разбитые дорогие вещи, постоянные опоздания. Она кидала на Конарда короткий взгляд и возвращалась к своим делам, обычно это была дегустация новых напитков. Иногда к ним приходили подруги мамы. Конард боялся их: они казались такими ненастоящими, некрасивыми и кривыми, что напоминали мальчику монстров из сказок. Ему не разрешали сидеть с ними, но один раз он всё же подслушал их. Странные тёти говорили о других папах и ругали их за вещи, о которых мальчик никогда не слышал. Ему казалось, что маме совсем не нравится проводить с ними время. Она была больше рада, когда они уходили, чем появлялись. В такие моменты Конард задумывался, нужны ли ему вообще друзья?
– Я читал, что три дня назад они наконец-то смогли починить гигантского осьминога. Его рост впритык к моему, надеюсь, меня пустят. Я видел в прошлый раз, как не пускали девочку на сантиметр выше! Это было странно и ужасно. Она плакала, упала в грязь, – Конард сидел с идеальной осанкой… Мальчик начинал злиться сам на себя. – Я не собираюсь падать в грязь. Это глупо. Постараюсь договориться. Со всеми можно договориться.
Сбоку хмыкнул отец, но документы не убрал. Больше никто не отреагировал на его слова. Мама продолжала смотреть на свой завтрак. Она никогда не ела с утра, часто сбрасывала еду со стола. Может, поэтому она не ругалась на Конарда за шалости? Пётр всегда так сильно старался приготовить им еду. Конард не очень любил есть с утра, но он представлял грустное лицо повара и заталкивал в себя яичницу, иногда не ел огурцы. Мальчику казалось, что родители даже не знают, как зовут их повара. Взрослые забывают такие важные вещи, а в какой руке держать нож, помнят. В обеденном зале никого, кроме них троих, не было. Конард вспоминал кухню, набитую людьми, там всегда все смеялись, разговаривали, шутили. Его родители никогда не смеялись. И он с ними тоже.
Конард посмотрел направо, потом – налево. Мама пила вино и всматривалась в свой завтрак. Может, если Пётр сделает ей такое же весёлое лицо, она съест его? Отец продолжал смотреть в свои документы. Конард знал, никто не собирается ему отвечать, чтобы он ни сказал. На тарелке остались только овощи. Магдалина говорила ему о пользе овощей, мальчик доверял женщине, хоть она иногда обводила его вокруг пальца. Как сегодня, например. Раньше раз за разом Конард пытался привлечь внимание родителей во время завтрака, обеда или ужина, но всё заканчивалось короткими ответами, ухмылками и ещё одним глотком вина. Конард подумал о Диснейленде и грустно улыбнулся. Он собрался с силами, быстро доел ненавистные огурцы и вышел из-за стола.
Магдалина стояла и смотрела на завтрак семейства Легран. Ничего в их жизни не менялось. Конард был таким красивым, солнечным мальчиком, что у женщины разрывалось сердце от этих каждодневных сцен. Мелани с трудом сидела за столом. Она держала осанку, была хорошо накрашена, но бледная кожа, мешки под глазами, которые не замазать, выдавали её похмелье. Ей не хватало только опереться головой о ладонь или упасть лбом об стол. Легран-старший не отлипал от своих документов. Полное игнорирование сына и его насущных проблем расстраивали Магдалину: в её семье такого не было. Да, они не богаты, но их дом всегда был полон счастья. Никто не спрашивал мнение Магдалины, но про себя она могла посочувствовать Конарду. Лучше бы Мелани игнорировала его. Совсем. Она видела в женщине опасность куда большую, чем в её муже. Иногда она не сводила взгляд холодных глаз с Конарда, и Магдалину пробирала дрожь.
– Я пошёл.
Никто не ответил. Как всегда.
– Месье Легран, вы готовы отправиться?
– Да!
Мальчик вмиг стал весёлым, женщина улыбнулась. В такие моменты её сердце было спокойно. Она пошла вслед за ним к выходу. Светлые глаза наблюдали за ними без стеснения, не прикрыто, в них плескался гнев. Мелани посмотрела на свой пустой бокал, пустую бутылку и вздохнула. Женщина даже и не заметила, как успела прикончить вино. С годами ей требовалось всё больше, чтобы достигнуть состояния полного равнодушия. Трезвой её бесило абсолютно всё: вокруг постоянно сновала алчная прислуга, в гости наведывались перешитые якобы подруги, в кошмарах она видела, как муж касается её жирными руками. И ещё Конард казался ей слишком слабым. Мелани помнила себя в его возрасте, она знала, чего хотела, а отпрыск лишь искал друзей и рисовал глупые картинки. Она не могла отрицать его природный талант, но этого мало.
– Недавно заходила Фелиция. Она сделала уже семнадцатую пластическую операцию и снова на своём носе. Третья по счёту. Как же до неё не дойдёт, что, если ты рождён орлом, им ты и сгорбатишься, – Мелани положила голову на руку, пытаясь просто не упасть. – Она меня бесит, меняет каждый миллиметр, а потом просит найти где. Лучше бы попросила у хирурга пару извилин.
– Учитывая то, как глупо её муж ведёт бизнес, скоро денег на пластику не останется. Их акции упали на треть. Я только из-за жалости не скупаю их компанию. Хотя скорее потому что она сама по себе бесполезная, – мужчина сказал это ровным голосом, не отрывая взгляд от документов. – Ты целыми днями сидишь дома. Почему не пошла с Конардом?
– А ты?
Мужчина отодвинул документы в сторону и смерил жену холодным взглядом. Вино кончилось, и причина, по которой она не идёт за новой бутылкой, – невозможность сделать и шага. Это развитие событий уже стало нервировать. Возвращаясь поздно домой, Бернард видит свою жену только в одном состоянии. Теперь он и просыпаться не успевает. Прошло всего восемь лет с того самого разговора о детях, а его жена уже выглядит как потасканная дворняга. Ей тридцать три, и молодость спасает женщину. Мужчина не был доктором, но понимал, ещё несколько лет и от его жены останется лишь фотография с их свадьбы. Перед ним будет сидеть опухшая алкоголичка. Она всего лишь раз согласилась полежать в клинике, и то один месяц. Она пила, даже когда забеременела Конардом, меньше, но с завидной периодичностью. Повезло, что сын родился не только симпатичным, но и умным.
Нельзя сказать, что мужчина был холоден к сыну. Только вот постоянная работа сожрала последнее свободное время, он потерял с ним эмоциональную связь. Конарду всего семь лет, но он иногда кажется гостем в их доме. Бернард смотрел на свою жену и не верил в ту знаменитую и превозносимую материнскую любовь. Она отдала только что рождённого Конарда медсестре и через десять секунд попросила красного полусухого. По крайней мере, так рассказывали мужчине. В этот день у него была важная сделка. Его раздражало, когда Мелани переводила стрелки с себя на него. Она не имела права обвинять его в чём-либо, пока носила платья по десять тысяч евро.
– Пойду зарабатывать на твою первую пластику, – она уставилась на него своим холодным взглядом. Всё чаще мужчина стал говорить ей о проблемах с внешним видом, но женщина молчала. В такие моменты она лишь мысленно варила его в свином жире, пила вино, слушала его крики и улыбалась. – Магдалина больше похоже на мать, чем ты – на человека. Сколько можно пить?
– Столько, чтобы не обращать внимания на вашу бессмысленную болтовню, – больше всего в эти моменты мужчину злило её безразличие и холод. Чтобы он ей ни сказал, она лишь сверлила его взглядом и улыбалась. Его покойный отец называл Мелани ледяным дворцом, который и летом не таит. Мужчина просто думал и надеялся, что они с Конардом находятся за его стенами, а не перед ними. Но, по всей видимости, нет. Женщина откинулась на кресло.
– Теряешь хватку.
– Не я одна.
– Настанет день, и твой язык оставит тебя одну в мешке из-под картошки.
Женщина закатила глаза. Единственное, о чём она мечтала последнюю пару лет, – не видеть своего мужа, ребёнка, надоедливых подруг, прислугу. Но брачный контракт мог оставить её с носом, поэтому женщина ждала момента, когда муж оступится. Измена, насилие или собственное решение развестись поместили бы в её карман четверть их состояния. Сколько бы вина она смогла купить. С другой стороны, Мелани могла послать их к чёрту и уйти. Никто не будет жаловаться и ныть под ухом, она будет предоставлена сама себе. Женщина хищно улыбнулась. Сейчас она решила занять себя другими делами, а закончившееся вино и неосторожная фраза мужа лишь поспособствовали этому.
– Мне не нравится Магдалина, – она похрустела шеей, – Она делает Конарда слишком рассеянным, неаккуратным, потакает его слабостям. Вместо занятий он рисует всякие глупости. Наш единственный наследник может податься в художники, Бернард. Будет ходить по нашим друзьям и клянчить деньги на очередную бесталанную выставку. Он никак не может научиться сидеть прямо и до сих пор не знает, в какой руке держать нож!
– Что ты предлагаешь?
– Уволить её. Нанять кого-то более сдержанного на эмоции. Конарду не нужны эти бесполезные чувства. Они отвлекают. Мне приходилось с четырёх лет учиться быть настоящей леди. Он растёт нюней, – она говорила стальным голосом. Мужчина даже отвлёкся от документов. Где же сейчас потерялась та леди. – Конарду будет лучше, если Магдалина уйдёт. Определённо. Я поговорю с ней сегодня.
– До поступления в частную среднюю школу Магдалина останется, – твёрдо сказал мужчина. Жена зародила в нём сомнения. Конард был их единственным наследником. Больше детей Мелани иметь не могла. Сын, и правда, был несобранным, слишком ветреным, но Бернард даже не подозревал о пристрастии мальчика к рисованию.
– Как пожелаешь, но не рассчитывай, что я буду молчать. Однажды он плюнет нам в лицо и уйдёт, забрав кучу денег, – раздался звонок мобильного телефона, и мужчина перевёл свои злые глаза с жены на гаджет. Страх начал разрастаться в его груди. После восемнадцати лет, по тому же брачному договору, их сын мог уйти хоть в бродячие артисты и прихватить приличную сумму. Сейчас полмиллиона для них не великие деньги, но что будет завтра, никто не знает… Таково было условие покойных родителей Мелани. Будьте прокляты молочная кожа и пленительные глаза Мелани двенадцать лет назад. Он ответил на звонок и рявкнул:
– Я выезжаю! Какого чёрта вы беспокоите меня?! – он выслушал быструю речь ассистента и покраснел от злости. – Дебилы, – он сбросил вызов и злобно посмотрел на свою жену. Этот раунд она выиграла. – Мы ещё вернёмся к этому разговору.
– С нетерпением буду ждать… – она на несколько секунд прикрыла глаза и улыбнулась. – Твоего возвращения.
«Стерва».
***
– Я не понимаю, Франция же католическая страна, почему здесь нет ни одного рисунка ангела? Разве Рождество не связано с ангелами? – Джеймс наклонился к Оливии и тихо шептал ей в ухо, боясь непонятно чего.
– Тебе меня мало?
Она очаровательно ему улыбнулась. Сегодня Оливия превзошла саму себя. Она выкрасила тоником до идеального белого цвета свои волосы, не оставив ни одной прядки с розовым или оранжевым, подстригла секущиеся концы и выпрямила их. Из пушистого барашка, выпрыгнувшего из чана с краской, девушка превратилась в грациозную лань-альбиноса. Её губы, глаза и ногти были выкрашены в цвет морской волны. Кожа казалась излишне бледной от серого платья. Джеймс не мог оторвать от неё взгляд. Он очень любил свою девушку, но, когда перед ним дефилируют в таком коротком платье, становилось тяжело хранить верность. Ещё пару месяцев в городе любви без девушки, и Джеймс действительно рискует постричься в монахи. Даже его песни теперь только о том, как он хочет секса. Они стояли с Оливией вдвоём на кухне, и это совсем не помогало.
– Слишком достаточно… – он встряхнул головой. – А если, правда, Оливия, почему вы не говорите мне о правилах игры? Я вижу по каменному лицу Госса, что он в курсе. Ты же не можешь не знать просто по факту. Выходит, я один в неведении, – его злило непонимание, почему никто даже не произносит слово Рождество. Нет никакой атрибутики, историй, подарков или хоть чего-нибудь. Скорее, обычный семейный ужин.
– Потому что у мамы Отиса психическая болезнь, связанная с образами религии. Для увеличения времени ремиссии мы избегаем запретных слов. Тебе не говорили, потому что Отис ходит в виде зомби, Госс закрытый парень, я подписала бумагу о неразглашении, а мадам Ревиаль, видимо, не хотела начинать общение с фразы «Привет, Джеймс, я больна», – девушка кинула на него злобный взгляд. Джеймс открыл и закрыл рот, как рыба, и опустил голову вниз. Так всегда происходило, когда он лез не в свои дела.
– Прости.
– Ладно. Это я взорвалась на ровном месте. Мы должны были поговорить об этом до того, как ты выучил пять рождественских песен, где в каждой строчке есть слово Иисус. Ты занимаешь важное место в жизни Отиса. Ты видел его. Сейчас ему явно не до разговоров, – она посмотрела в сторону коридора, но никого не увидела. Оливия снова повернулась к Джеймсу. – Однако, если Отис подаст в суд, знай, ты торчишь мне пятнадцать штук. И лицензию.
– Но у тебя ещё нет лицензии…
– И лицензию!
Он закивал, потому что единственный способ утихомирить Оливию – это согласиться с ней. Девушка была полностью права. Отис вряд ли сейчас думал о чём-то кроме Конарда. Он старался хоть время от времени участвовать в ужине, но то и дело бросал взгляд в сторону своей сумки.
Вчера он пришёл в половину второго ночи, сев буквально на последнее метро. Мама Отиса совершенно случайно или по интуиции решила отправить ему СМС с вопросом о его местоположении. Парень даже не заметил, как прошло три часа. А за это время он смог осмыслить и понять только три рисунка. Скетчбук ломился от информации о жизни Конарда, и пока то, что видел парень, ему не нравилось. Там было очень мало странного львёнка, в основном описывались отношения между волком и медведем.
Отису очень не хватало текста. Вся информация шла из прорисованных линий, эмоций и цвета. Парень не был уверен в возрасте Конарда. Рисунки были выполнены с какой-то странной точностью и перфекционизмом, он видел много потёртостей от ластика. Тот явно старался, будто не сидел и не рисовал за столом, как обычный мальчик, а вёл свою автобиографию. Точнее, биографию своих родителей. Отис не сомневался, что волк – это мама Конарда, а медведь – отец. Парню хотелось спросить, почему именно эти существа, но, как и последние два месяца, тот не выходил на связь. Ещё Отис заметил, что он рисует их по-разному.
Волк всегда был нарисован штрихами. Так Конард, вероятно, пытался изобразить его шерсть, у него были когти, нередко – оскал и красные глаза. От рисунка к рисунку у волка менялись лишь две эмоции – безразличие и гнев. Обычно животное было злым лишь на первой зарисовке, а потом становилось всё спокойнее и спокойнее. Перед волком всегда неподалёку стояла миска с чем-то розовым, иногда таким же алым, как и его глаза. На отдельных рисунках была дата, скорее всего, чтобы сохранить хронологию.
Медведь же всегда изображался карикатурно. Такие рисунки Отис видел в музее истории, что-то подобное было у пещерных людей. Вокруг животного всегда валялось много еды, костей, он ни разу не появился без какой-то кружки или черепа, Отис никак не мог разобрать. Его рот был открыт, а рядом на каждом втором рисунке лежали счёты. Между существами сохранялось одно и то же расстояние. Отис даже брал линейку – ровно четыре сантиметра. Он надеялся понять Конарда, но с каждой страницей появлялось всё больше вопросов.
– Пошли, а то мадам Ревиаль чувствует себя как третье колесо в велосипеде в компании молчаливого Госса и блеклого Отиса. Не знаю, что хуже: женщина, которая вынуждена мантрами начитывать указания психиатра в своей голове, либо Отис, сидящий в обнимку с портфелем, – она фыркнула и, взяв часть закусок, пошла в комнату.
– Ты ещё меня не видела, когда я буду пытаться не ляпнуть что-то глупое. Боже, лучше бы она молчала про всё. Джеймс, говорили тебе не соваться, не лезть не в своё дело. Когда же ты научишься, а? – парень забурчал себе под нос и, схватив оставшиеся тарелки, направился в комнату.
А там ничего не изменилось: всё так же сидящий на кресле Отис с бокалом недопитого шампанского и поглаживающий рукой свой рюкзак, излишне оптимистичная мадам Ревиаль, которая встретила их улыбкой, и молчащий Госс. Они поставили еду на стол и сели на диван. Оливия широко улыбалась. Она пообещала себе убить Конарда. Девушке хотелось верить в парней, поддержать их, но сейчас Оливия точила метафоричные ножи. Вот какого чёрта Легран дёрнуло сейчас отдать скетчбук? Завтра у них начинаются выходные, сидел бы Ревиаль хоть до посинения и пялился в эти каракули. А теперь посмотрите на восковую фигуру, именуемую ранее как Отис Ревиаль.
– Отис, дорогой, если ты сейчас не выйдешь из своего транса, я позвоню отцу, и он очень серьёзно с тобой поговорит, – она задумалась. – Или со мной, потому что я выкину твой рюкзак в окно, – парень поднял на неё взгляд при упоминании портфеля. – Давай, поговори с нами. В конце концов, ты тут социальное ядро. Как твой день?
– Оливия, ты провела здесь весь день.
– Лучше бы рассказал маме, как пошёл под крыло к одному из самых влиятельных и знаменитых профессоров университета, – мадам Ревиаль повернула голову от девушки к сыну. Отис резко покраснел, потому что напрочь забыл поделиться таким важным событием. – Что профессор Малькольм ждал только тебя одного.
– Джеймс, я тебя убью. Кто так делает, а? – друг, который набивал рот сладостями, стыдливо пожал плечами и продолжил есть конфеты. Отису было неловко хвастаться даже перед близкими друзьями и мамой. Он забыл, каково это. – Да. Он помог поступить и получить стипендию. Ему понравилась моя вступительная работа, и он хотел видеть меня у себя в команде. Теперь, эм, увидит.
