Текст книги "Forever yours (СИ)"
Автор книги: Frau Lolka
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)
Мне это не нужно. Мне сейчас вообще ничего не нужно.
Кроме бутылки виски. Когда выпью – становится немного легче. Удивлен, почему я распиваю виски в своей камере? “Это же тюрьма, а не паб!” Не будь так наивен, Грейджой. Здесь можно достать абсолютно все что угодно – если ты уважаемый человек и если у тебя есть деньги. Я могу при желании даже заказать себе шлюху. Наш человек в мэрии просто впишет в свидетельство о браке нужную фамилию. И шлюха-“жена” сможет прийти ко мне на свидание на целую ночь, ну разве это не здорово?
Но мне не нужна шлюха. Мне нужен ты, Теон Грейджой.
Знаешь, я бы не сказал, что виски такое уж плохое лекарство. Думаю, оно помогло бы тебе гораздо лучше, чем та хрень, которую ты жрешь по совету психиатра.
Нам обоим стало бы полегче, если бы мы выпили вместе и просто поговорили. Прямо сейчас я смотрю на оставшуюся треть бутылки и думаю, что это очень неплохая идея – побеседовать за стаканчиком.
Интересно, когда ты последний раз пробовал что-то крепче пива, Грейджой? Я запрещал тебе прикасаться к спиртному. Сейчас ты, скорее всего, на таблетках, которые отсыпал тебе мозгоправ, но ничего страшного. Немного виски не повредит.
Выпей со мной, Грейджой! Устроим, твою мать, виртуальное свидание.
Ты выпьешь свой стакан залпом и будешь сидеть, молча глядя в пол – все, как всегда – а я буду с тобой разговаривать. Только сейчас я уже не знаю, что именно я буду тебе говорить. Было очень много всего, что я хотел сказать… но, кажется, я все позабыл.
Хотя нет, я помню. Я сразу скажу, что ты неблагодарная скотина и предатель. Что ты, не читая, выбрасываешь мои письма. Что ты живешь в своей долбаной квартирке, ходишь к этому козлу Мансу на работу, гуляешь в парке с моими собаками, а я сижу в камере и схожу с ума от тоски.
Я скажу тебе, что отец уже третий месяц не отвечает на мой один-единственный вопрос. Он прикрылся мной и выскользнул, как сраная пиявка. Передает мне деньги, оплачивает услуги нужным людям на воле… и молчит, твою мать.
Я скажу тебе, как меня достали мои долбаные ребятки, которые хотят все здесь делать по-своему, а потом бегут ко мне и требуют, чтобы я их поддержал.
А еще я скажу, что ты все забрал у меня, Грейджой. Даже моих собак.
Ты нужен мне, Теон, но я никак не могу до тебя достучаться, паршивая ты каракатица.
А как я могу достучаться, если ты даже не хочешь прочитать то, что я, твою мать, пишу тебе?!
Я думал, что я смогу забыть тебя, но у меня нихрена не получается. Прошло столько месяцев, а я до сих пор не могу выбросить тебя из головы.
Может, подскажешь фамилию своего лекаря-умника, который тебе так помог? Может, и меня он выручит? Даст какую-нибудь химию и кучу дурацких советов, чтобы я забыл тебя.
Но нет, Грейджой. Я тебя не забуду. И ты не сможешь меня забыть.
И хотя ты рвешь мои письма, это ничего не изменит.
Ты все равно не сможешь разорвать эту проклятую связь между нами. Как и я.
И как же меня все это бесит, Теон Грейджой, ты даже не можешь себе представить…”
Теон горько рассмеялся. Он налил еще виски и выпил его медленно, крупными глотками. Голова закружилась, он давно не пил ничего крепче чая.
Вот так. И ты пьешь, и я.
Теон наполнил стакан снова, оглядываясь по сторонам. На холодильнике лежал блокнот, в котором он составлял списки: продукты, корм для собак и прочее, что нужно было заказать в гипермаркете с доставкой.
Он отхлебнул виски и вырвал из блокнота лист. Край получился скошенным, но это было неважно. Теон поискал ручку или карандаш – но нашел только невесть как оказавшийся на кухне зеленый фломастер. Зубами он содрал колпачок и начал писать кривыми буквами – кисть без мизинца давала ему недостаточную опору. Он сделал следующий глоток виски и продолжил писать. А затем опустошил стакан до дна.
“Это ты забрал у меня все. Друзей. Семью. Здоровье. Счастье. Мои пальцы. Мои надежды. Мое будущее. Мою жизнь. Это ты портишь все, к чему прикасаешься. Я тоже хочу забыть тебя навсегда. Лучше бы ты убил меня тогда, в подвале”.
Теон скомкал листок, и на его белой изнанке проступили зеленым буквы и знаки препинания, куда пришелся больший нажим фломастера. Он, шатаясь, побрел в прихожую и швырнул бумагу за дверь. После налил себе еще виски и тихо заплакал. Слезы капали в стакан, расплываясь на маслянистой поверхности темно-желтого напитка.
Через несколько минут он опомнился и бросился к двери. Теон распахнул ее, чтобы забрать листок, и, порвав его в клочья, выбросить в мусор.
Но под дверью уже ничего не было.
Он пошел в комнату, содрал футболку с кракеном и упал ничком на кровать.
========== Глава 3 ==========
Совершив над собой неимоверное усилие, он открыл глаза, и с тихим стоном закрыл их снова. Вчерашнее неумеренное пьянство обернулось жесточайшим похмельем. Теон попытался приподняться на кровати, но, лишь немного привстав на локтях, обессиленно повалился обратно.
Седьмое пекло, зачем я вчера так надрался? Правильно Рамси запрещал мне пить!
От этой мысли, от внутреннего одобрения действий Рамси, так внезапно возникшего в его гудящей голове, Теон в ужасе подскочил и неловко схватился за спинку кровати.
Его мутило, дико трещала голова и безумно хотелось пить. И он понял, что в таком состоянии он не сможет пойти на работу. А ведь надо было еще погулять с девочками!
Теон с огромным трудом сполз с кровати, прошлепал босыми ногами по линолеуму, поджимая оставшиеся пальцы. Он повернул кран с синей каплей и начал жадно пить, склонив голову набок. Теон с хлюпаньем втягивал в себя воду и фыркал, когда она норовила затечь в нос.
Девочки обступили его, они суетились вокруг и хотели есть. Но перед этим их надо было вывести на прогулку. Теон снова застонал, но делать было нечего – надо было собираться и идти с собаками на улицу.
По дороге на площадку он набрал номер Манса и признался, что сильно перепил вчера и сегодня прийти не сможет. Манс в ответ расхохотался: ему всегда нравилась честность, но от его смеха в голове у Теона ужасно звенело, а в животе что-то противно сжималось. Потом Манс спохватился и уточнил, все ли у него в порядке. Теон безжизненным голосом заверил, что все хорошо, просто он вчера решил снять напряжение и не рассчитал дозу. Он пообещал Мансу, что не намерен уходить в запой и завтра обязательно выйдет на работу. Он вернулся с прогулки, еле волоча ноги, и снова завалился спать.
Теон открыл глаза, когда солнце уже склонилось к горизонту, и почувствовал себя ощутимо лучше. Он приготовил себе обед, если это можно было так назвать: достал из морозилки упаковки с тефтелями и каким-то разноцветным рисом, высыпал содержимое в большую черную тарелку и поставил в микроволновку. Из прошлой жизни он помнил, что похмелье лучше переносится на сытый желудок. Он достал из холодильника молоко – запивать. Поначалу еда поглощалась с трудом, его все еще мутило.
Девочки сидели рядом и молча выпрашивали куски, глядя на него голодными глазами. Теон не выдержал и вручил каждой по тефтеле – сейчас он был не в том состоянии, чтобы сопротивляться их жадным взглядам.
Допив молоко прямо из бутылки, он поставил посуду в раковину, но тарелка выскользнула из непослушных пальцев и с грохотом повалилась в мойку. Теон болезненно поморщился от громких звуков – ощущение было не из приятных, будто его ударили по голове тяжелым молотом.
Теон упал на постель и начал бездумно следить за игрой солнечных зайчиков на потолке: проезжающие по улице машины ловили стеклами свет заходящего солнца, и яркие блики плясали у него над головой. Ему в спину упиралось что-то длинное, небольшое и твердое, давя в поясницу. Теон порылся в одеяле, достал толстый зеленый фломастер и недоуменно посмотрел на него, не понимая, откуда он мог взяться в его постели. Может, принесли девочки?
И тут он вспомнил.
Он написал письмо Рамси. Всего несколько строк, но он это сделал. Его начало мутить с новой силой, он перевалился через край кровати, голова свесилась почти до пола. Он попытался дышать размеренно и глубоко, чтобы удержать в желудке обед. Через некоторое время сердце перестало заполошно метаться в груди, он справился с тошнотой и успокоился, уговаривая себя, что этот измятый клочок бумаги соседи могли принять за обычный мусор и выбросить на помойку.
В глубине души он понимал, что письмо наверняка будет доставлено адресату. Но он гнал от себя эту мысль и старался думать о том, что Рамси не выйдет из тюрьмы никогда, и надо перестать его бояться.
Перестать. Так просто сказать. И так трудно, так невозможно перестать чувствовать этот мерзкий липкий страх.
Его жизнь снова вошла в привычный ритм: дом, работа, собачья площадка. Но теперь Теон был готов выть от тоски. После отъезда Джона он отчетливо ощущал всю бессмысленность того, что делал каждый день.
Он никогда не признался бы себе в этом, но сейчас он ждал нового письма в плотном желтом конверте. Потому что оно могло хоть что-то изменить в однообразном, застывшем вязком болоте его жизни.
И новое письмо появилось на пороге его квартиры в свой срок. Поднимая с пола конверт, он отвлеченно подумал о том, что будет, если заделать намертво щель между полом и дверью. Куда будут запихивать новые письма – в почтовый ящик или придумают что-то более оригинальное?
С письмом в руке Теон неспешно направился на кухню, заварил черный чай в большой кружке и забрался с ногами в свое любимое кресло. Он подул на чай, тот был очень горячий, но Теон не разбавил его холодной водой, а стал ждать, пока остынет. Он оторвал тонкую полоску по краю конверта, достал тщательно сложенные листы и начал неторопливо читать.
Почерк был такой аккуратный, словно Рамси прилежно переписал текст с выверенного черновика.
“31 мая
Здравствуй, Теон!
Признаться, я был весьма удивлен, когда получил от тебя весточку. Как жаль, что она была совсем короткая, но мне было очень приятно узнать, что, по крайней мере, два последних письма ты все-таки прочитал.
Правда, я почти забыл, что написал в последней записке, однако твои упреки немного освежили мою память. Я тогда был сильно пьян и нес всякую херню. Надеюсь, ты это примешь во внимание, Теон.
Я перечитывал твое письмо много раз, и мне было очень больно. Мы многое отняли друг у друга, и, согласись, если мы начнем сравнивать: кто кому причинил больше вреда, это будет просто смешно. Нам обоим есть, что предъявить друг другу. Но порой некоторые вещи измерить просто невозможно. Например, преданное доверие.
Мне кажется, что мы как-то неправильно начали переписку, Теон. Мне очень не по душе, что ты обвиняешь меня, а тебе наверняка тяжко читать мои обвинения. Так может быть, попробуем просто поговорить? Не вспоминая прошлое?
Мне жаль, сейчас ты совсем один. От каждого твоего слова разит тоской и одиночеством. Последняя строчка меня просто наповал сразила. Ты желаешь себе смерти – и это несмотря на то, что ты остался на свободе и можешь наслаждаться всеми благами вольной жизни. Меня это очень тревожит, Теон.
Ты никогда не помышлял о самоубийстве, даже в самые отчаянные дни – так что же стряслось теперь? Прошло столько времени, а ты все страдаешь, хотя говорят, что время лечит. На самом деле нихрена оно не лечит, я это знаю по себе.
Я поспрашивал своего человека, и он сказал, что ты не ходишь к психиатру. Значит, вся помощь от прокурора ограничилась только тюремным мозгоправом, новыми зубами и социальной квартиркой? Я безмерно восхищен его неслыханной щедростью, Теон. Представляю, как этот мудак скрежетал зубами, когда отсчитывал тебе жалкие казенные гроши.
Теон, я очень хочу, чтобы ты начал пользоваться теми деньгами, которые лежат на твоем счете. Они твои. Возьми их, сними нормальное жилье или дом в приличном районе. Брось этот сучий магазин Манса – тебе не нужно будет работать. Я смотрю, что у тебя даже нет нормальной ручки – пишешь говенным маркером на туалетной бумаге.
Не дури и возьми деньги. Они принадлежат тебе, Теон.
Ты говоришь, что я забрал у тебя друзей и семью… Но разве ты сам не предал своего лучшего друга? Разве ты сам не захотел немного пощипать карман семейства Старков? Да и вообще разве Старки были твоей семьей? Нет. Ты всегда ненавидел их. Ты любил только Робба, но он погиб. Причем совсем не по моей вине.
Мне больно слышать твои упреки, что я отнял у тебя будущее и жизнь. Ведь это неправда. Твое будущее и твоя жизнь в твоих собственных руках. А вот у меня ничего нет. Своими действиями ты лишил меня будущего – ведь я просижу в тюрьме до конца своих дней.
Но я не в обиде, Теон. Я понимаю, что ты не мог поступить иначе.
Ты начал жить заново, с чистого листа – так может, впишешь в этот лист и меня? Я не требую от тебя многого, Теон – я просто хочу лишь иногда разговаривать с тобой.
Ты ничего не написал про девочек, а я по ним очень скучаю. Расскажи мне о них! Расскажи про Киру (о Боги, я надеюсь, ты не поддаешься на ее вечно голодный взгляд?!), про Джейни, про Хелисенту. Я помню, что она больше всех тебя любила и все время норовила облизать тебе лицо. Высшая степень любви и доверия.
Собаки – это единственные существа, которые никогда тебя не предадут.
Расскажи мне, как ты живешь. Чем ты занимаешься, пока сидишь дома с девочками. С кем общаешься в парке – там ведь полно собак и их хозяев, и наверняка ты завел себе новые знакомства.
В ответ я могу поделиться с тобой новостями о своей жизни, хотя дни тут довольно однообразные, и отчет будет скучным.
Видишь, мы можем начать диалог: ты напишешь мне какую-нибудь ерунду, а я напишу тебе о своих делах, и ты мне ответишь. Потом я расскажу тебе, как хреново мне тут живется, а ты напишешь, как хреново живется тебе – и в конце концов мы сможем хотя бы переписку наладить, как нормальные люди.
Ты ведь очень одинок, Теон.
Признайся, что тебе очень не хватает общения. А кто еще, кроме меня, хочет просто поговорить с тобой? Поговорить абсолютно на любые темы. О чем угодно. Кто еще?
Только я.
Я беспокоюсь за тебя, Теон, а ты совсем этого не ценишь. Любому человеку приятно знать, что есть на свете кто-то, кому он не безразличен. Кто тревожится за него и переживает за его состояние.
Ты ведь ответишь на мое письмо, Теон.
Я верю в тебя.
Я буду ждать.
Твой Рамси Болтон.”
Теон удивился. Письмо было совсем другим по тону, не похожим на предыдущие. Рамси не угрожал, не запугивал, не бил его горькой правдой и не стремился задеть или сделать больно.
Это настораживало. Рамси настаивал, чтобы Теон взял его деньги. Рассуждал о преданном доверии. Предлагал просто поговорить…
Он задумчиво подул на поверхность воды в чашке, чайный пакетик, набухая, осел на дно. Теон был немного растерян и не понимал, как ему реагировать на это письмо.
Но ведь Рамси действительно был прав: будущее Теона находилось в его собственных руках. Он был свободен. Он мог уехать куда-нибудь или остаться здесь, как сам того пожелает. Он мог работать у Манса, а мог где-нибудь еще. Или мог пойти учиться в Цитадель. Или вообще уехать в Вольные города – искать приключений. У него даже были на это деньги – те, что ему присудили за моральный вред, и которые Рамси так настойчиво предлагал пустить в дело.
Он только сейчас осознал, что стал по-настоящему свободным, что у него есть огромное количество возможностей и довольно неплохие перспективы. Раньше он почему-то никогда не смотрел на собственное положение с такой точки зрения.
А Рамси никогда не выйдет на свободу.
Теон выпил полкружки чая и снова перечитал письмо. А потом взял синюю ручку с логотипом студии Манса и выдрал листок из блокнота. На этот раз лист оторвался ровно по линии перфорации.
“Я не знаю, о чем нам с тобой разговаривать. Даже сидя в тюрьме, о моей жизни ты знаешь все. А твоя мне не слишком интересна.
Девочки в полном порядке, я слежу за их здоровьем и покупаю им дорогие профессиональные корма. Киру приходится ограничивать в еде, Джейни как всегда слишком активна, а Хелисента и сейчас самая ласковая, и любит меня больше всех.
А живется мне прекрасно. В прошлый раз я тоже был пьян и нес всякую херню. Так что за меня можешь не переживать. Мне нравится моя квартира и нравится моя работа. И мне вполне хватает собственных денег.
Мне хорошо, слышишь? Мне здесь хо-ро-шо.”
Теон аккуратно свернул вчетверо листок и положил его на пол за дверью. Примерно через полчаса он снова открыл дверь – письмо исчезло.
***
Теон злился. На Джона, на Рамси, но больше всего – на себя. Раньше в его жизни было хрупкое равновесие, а сейчас он просто жил так, как привык, и чувствовал недовольство собой и своим образом жизни. До отъезда Джона его совсем не тяготило собственное одиночество. А письма Рамси и вовсе каждый раз выбивали почву у него из-под ног.
Теон наклонился и выудил старые письма из-под обувницы, разложил их на кухонном столе по порядку. Разница в тоне между первым и последним письмом была огромна. Но Теон тоже хорошо изучил Рамси за те полгода, пока жил у него в подвале. Рамси мог говорить мягко и спокойно, и этим же тоном отдать приказ своим шавкам отрезать человеку пальцы. При этой мысли Теон непроизвольно сжал левую руку в кулак и притиснул ее к груди. Пальцев давно не было, но они до сих пор болели. Фантомные боли, как говорили врачи.
Рамси писал письма от скуки, только потому, что в тюрьме ему было нечем заняться. Теон еще раз перечитал строки с обещаниями выбить ему зубы и отрезать все пальцы. Да, вот это и есть настоящий Рамси.
Каждый день Теон все так же ходил в магазин к Мансу, но офис стал казаться ему маленьким и обшарпанным, его рабочее место – неудобным, а сама работа – скучной. Ему надоело постоянное недовольное ворчание Эдда, шуточки Манса и разговоры о беременности Даллы. И его нервировали клиентки, которые никак не могли выбрать себе дамский роман, и Теону приходилось зачитывать им аннотации.
После работы Теон возвращался домой и там тоже чувствовал себя некомфортно: в квартире было слишком жарко, вентилятор не спасал, а кондиционеров в доме не было. Теон целый день держал окна открытыми, но это тоже не помогало, девочки валялись на линолеуме в коридоре, высунув языки и тяжело дыша, они тоже изнывали от летней жары. Теон наливал себе в кружку холодное молоко и забирался в свое любимое кресло. Старые пружины кололись, он пытался найти удобное положение, но у него это не получалось.
И только на собачьей площадке все было по-прежнему. Теон приводил туда девочек и бездумно наблюдал за ними, сидя на скамейке.
Однажды, возвращаясь с работы, Теон застал перед домом небольшой грузовичок-пикап, из которого вытаскивали вещи огненно-рыжая тощая девица и высокий крепкий парень, лысина которого ярко блестела на солнце.
– Подержи, мужик, – лысый сунул Теону в руки внушительный сверток, и, придерживая ногой дверь, потянулся в пикап за коробкой. – Поможешь донести? Он не тяжелый.
Теон молча кивнул и перехватил сверток покрепче, чтобы не уронить: вдруг внутри было что-то хрупкое, а пальцы могли соскользнуть. Он завороженно разглядывал лысого, его голова была опоясана хитрым орнаментом из шрамов. Если шрамы самого Теона были уродливы, хотя Рамси и находил их великолепными, то нового соседа шрамы однозначно украшали: ровные, одинаковой толщины, они симметрично обвивали его череп. Теону почему-то очень хотелось их потрогать, ему казалось, что и наощупь они должны были быть не такими, как у него.
Они поднялись по лестнице, и перед ними распахнула дверь рыжая веснушчатая девица, та самая, что он издалека видел у пикапа. Она показалась Теону смутно знакомой: возможно, он спал с ней когда-то, она была вполне в его вкусе, хотя грудь могла бы быть и побольше.
– Спасибо! – рыжая с радостной улыбкой забрала у него коробку, и этой улыбки ее лицо изменилось, словно его преобразил какой-то внутренний свет. – Вы наш сосед, здесь живете?
– Да, ниже этажом, – голос Теона внезапно стал хриплым.
– Заходите к нам в гости, сосед. Я Игритт, а это – Стир, – она встала на цыпочки и звонко чмокнула лысого в щеку с треугольным шрамом, идущим от уха и сужающимся к внушительному носу.
И тут Теон понял, почему она показалась ему знакомой. Так вот к кому она ушла от Джона. Но надо честно признать, что этот Стир выглядел намного мужественней, чем бастард Старка.
– Теон, – обреченно произнес он.
– Ох. – Глаза девицы сузились, она перевела взгляд на его руки в бежевых кожаных перчатках. – Грейджой.
Теон, вспомнив, что его глаза закрывают темные очки, вздохнул с облегчением.
– Вы что, знакомы? – Стир посмотрел сначала на Теона, потом на Игритт.
– Ладно, я пойду. – Теон развернулся и начал спускаться по лестнице.
– Спасибо, мужик! – вдогонку сказал ему Стир.
Теон раньше не замечал, что в его доме такая слышимость. Или соседи у него были тихие. Наверху периодически что-то с грохотом обрушивалось на пол, а бывшая девушка Джона Сноу стонала и кричала полночи. Теон накрывал голову подушкой, чтобы не слышать их любовных игр, но заснуть у него получилось только под утро.
Видимо из-за соседей ему снова приснился Рамси. Он привязал Теона к кровати и был с ним нежен – насколько Рамси мог быть нежным. Он покрывал тело Теона жесткими поцелуями, оттягивал зубами кожу, заставляя ее гореть и разжигая его возбуждение. Теон извивался под ним и скулил. Он снова проснулся от собственного крика и в испачканном спермой белье. Застирывая трусы в ванной, он злился на себя. Ну почему, почему в этих мокрых снах к нему приходил ненавистный Рамси, а не красивые девушки с большой грудью? “Наверное, к письму”, – мрачно пошутил он.
И точно. Вечером на коврике его снова поджидал желтый плотный конверт. Аккуратно сложенные блокнотные листки были исписаны резким почерком без ошибок, помарок и подчеркиваний. Строчки были ровные, и, словно на книжной странице, были четко выдержаны поля и абзацы.
“13 июня
Здравствуй, Теон!
Ты очень порадовал меня своим ответом. Хотя письмо вышло коротковатым, но по сравнению с твоей предыдущей запиской это послание словно целая повесть, и я весьма высоко ее оценил. Ты не поверишь, но я перечитал письмо не меньше десяти раз. И вдруг подумал, что я никогда прежде не видел твоего почерка – ведь мы не писали друг другу от руки. Только короткие сообщения по телефону.
Мы словно оказались в средневековье, когда кроме пера и бумаги больше ничего не было. Это даже немного забавно.
Мой славный Теон, ты пишешь, что не знаешь, о чем со мной разговаривать. Но мы уже с тобой разговариваем, и разве это не прекрасно? Конечно, наш диалог пока немного не клеится, но это вполне объяснимо. Мы еще в самом начале пути. Постепенно мы все наладим.
Верь мне.
Я заметил, тебе не нравится, что я в курсе твоих дел. Ты, наверное, думаешь, что мне докладывают о каждом твоем шаге? Нет, мой славный, не докладывают. Я ведь не прокурорский олень с кучей ищеек, которые могут устроить круглосуточную слежку и напихать в твою квартиру “жучков”.
Я просто попросил своего человека иногда присматривать за тобой. Ему известно лишь то, что ты живешь в дешевом жилье самого говенного района, все еще работаешь у Манса и ходишь гулять с моими собаками в один и тот же парк. Вот в этом и заключается вся моя “слежка” за тобой.
Но когда я слышу от своего парня эти скудные отчеты, мне становится спокойно на душе.
Потому что я знаю – мой Теон в безопасности. Никто не досаждает ему, и никто не вредит. Я должен быть уверен, что у тебя все в порядке. Потому что ты мне очень дорог, Теон.
Теперь, когда ты начал отвечать на мои письма, мне нет необходимости приглядывать за тобой. Ведь ты и сам можешь рассказать обо всех своих новостях и проблемах. Мой курьер будет просто доставлять тебе письма и забирать ответы.
Только не забывай отвечать мне вовремя, чтобы я знал, что с тобой ничего не случилось.
Грейджой, ну неужели тебе и впрямь “не слишком” интересна моя жизнь?! “Не слишком” или “не интересна”?! Все-таки есть большая разница между этими словами. Наверное, все же моя жизнь тебя немного интересует, только ты сам не хочешь себе в этом признаться.
По правде говоря, здесь мои дни не пестрят яркими событиями. Я могу многое рассказать тебе о здешних порядках, дерьмовой еде и вечном противостоянии (ты даже не представляешь, какое тут сидит зверье). Но вряд ли тебе доставит удовольствие читать все это.
Давай лучше поговорим о тебе. На эту тему я готов разговаривать бесконечно, Теон.
Ты начал пить, и меня это не радует. Я завязал с выпивкой, как только получил твою записку с зелеными строчками, и больше не притрагиваюсь к спиртному. Советую тебе поступить точно так же. Ты слабоват насчет алкоголя, я это давно заметил, когда ты на голодный желудок выпил целую бутыль грошового вина и заблевал не только себя, но и всех моих девочек.
Прекрати пьянствовать и побереги свое здоровье.
Я рад слышать, что с девочками все нормально. Впрочем, я с самого начала был за них спокоен, потому что знал, что они оказались в хороших руках. Я скучаю по ним, особенно по Джейни. Теон, если бы ты взял со счета деньги, ты смог бы покупать девочкам ту еду, к которой они привыкли – отборные бифштексы и мясные консервы. А не кормить их какими-то дурацкими сухарями.
В который раз говорю тебе – воспользуйся деньгами. Они помогут тебе. И уволься, в конце-концов, из магазина Манса. Это место не для тебя, ты способен на большее.
А теперь о самом главном, Теон. Я хочу поговорить о том, что очень сильно резануло меня по сердцу.
Ты врешь мне, мой славный. И мне ужасно больно читать эту ложь – не потому, что ты меня обманываешь, а потому что ты обманываешь сам себя.
Ты говоришь, что тебе хватает денег и что у тебя все прекрасно.
Но я знаю, что на самом деле ты едва сводишь концы с концами и ненавидишь свою каморку.
Ты ненавидишь свою жизнь. И не нужно кричать, что тебе хорошо, Теон. Ты не можешь меня обмануть, я слишком хорошо тебя знаю. Тебе сейчас очень плохо. Так плохо, что ты готов выть от тоски.
И меня это ранит. Потому что никто, кроме меня, тебя не понимает. Потому что никто, кроме меня, не может прекратить твое одиночество. Потому что никто, кроме меня, не сможет дать тебе то, в чем ты нуждаешься. А ты, вместо того, чтобы принять мою помощь, постоянно отталкиваешь меня.
Ты очень несчастен, Теон, я чувствую это. Ты словно сидишь в такой же камере, как и я, только твоя клетка немного просторнее. Ты сам себя запер в тюрьму, и тебе очень плохо. Как и мне.
Скажи мне, кто еще сможет понять твое состояние?
Но мы можем помочь друг другу. Расскажи мне о своих мыслях. Опиши, что ты чувствуешь. Как только ты изложишь все это на бумаге, тебе сразу станет легче, поверь мне.
А твои письма дадут мне надежду, что даже в тюрьме можно продолжать жить, а не просто существовать.
Выговорись в письме, Теон. Я хочу услышать твой голос и твои интонации. Только на этот раз, пожалуйста, напиши мне правду.
Я жду ответ.
Твой Рамси Болтон.”
Рамси снова влез под кожу, увидел насквозь все то, что пряталось за словами.
Он с ужасом понял, что Рамси опять написал правду о том, насколько сильно Теон ненавидит свою жизнь. Он пошел на кухню и налил себе виски. Рамси велел ему бросить пить, уволиться с работы, сменить жилье и начать тратить его деньги. Но Теон больше не собирался подчиняться ему, хотя понимал, что Рамси был прав и в этом. Зато теперь Теон не чувствовал угрозы и ему больше не нужно было таскать с собой Киру на работу.
Он взял ручку и блокнот, отпил виски и начал писать ответ.
“Я так понимаю, что тебе там скучно и нечем заняться, вот ты и пишешь мне все эти письма. Однако я не вижу, зачем мне все это нужно. Я наконец-то свободен, и у меня такая жизнь, которую я сам себе выбрал. И мне не нужны твоя забота и твое сочувствие. Мне вообще ничего не нужно от тебя. Каждый день я вижу свои руки. И каждый день я вспоминаю, как ты отрезал мне пальцы. Я выбрал неверный путь, и он привел меня к тебе. Я дорого заплатил за свои ошибки. Ты тоже выбрал свой путь, и он привел тебя в тюрьму. Теперь настала твоя очередь расплачиваться. Мне не жалко тебя, Рамси. И я не собираюсь тебе помогать.”
***
Теон немного завидовал соседям, несмотря на то, что они частенько ругались так, что об пол летела посуда и прочая домашняя утварь. Обычно это происходило, когда Игритт начинала качать права и доказывать Стиру, что она не принадлежит ему. Игритт кричала, что она – свободная женщина, поэтому вольна распоряжаться своей жизнью и своим телом по собственному усмотрению. Теон грустно улыбался, слушая соседские скандалы, потому что они всегда заканчивались одинаково: бурным перемирием, скрипом кровати, громкими стонами, рычанием Стира и вскриками Игритт. Ему казалось, что они ругались лишь для того, чтобы потом мириться.
Управляющая домом Маша Хеддль отловила его около подъезда, схватила за локоть и горячо зашептала в ухо:
– Присмотрись к новому соседу, который со шрамами! Он точно сектант! Я слышала, что эти сектанты режут сами себя и едят человечину!
– Не может быть! – недоверчиво нахмурился Теон.
– Точно тебе говорю! Я видела по телевизору, там рассказывали про таких. Еще у них птицы есть, которые все видят и им рассказывают.
– Но у этого же нет никаких птиц. Я помогал ему носить вещи, я бы заметил.
– Ты будь внимательнее с ним, и если что увидишь – сообщи куда следует!
Теон заверил управляющую, что непременно будет приглядывать за соседями. А в мыслях покрутил пальцем у виска – придумала тоже, человечину они едят.
Однажды утром, возвращаясь с собаками с прогулки, Теон столкнулся с Игритт у подъезда. Она встала перед ним, мешая пройти, и долго смотрела ему в лицо, прикрытое темными стеклами очков.
– Это его? – кивнула она на доберманов. – Болтона?
– Да, – ответил Теон.
– А зачем тебе его собаки?
Теон не знал, что на это можно сказать.
– Они же не виноваты, что они – его, – растерянно произнес он. – Они себе хозяина не выбирали.
Игритт скривила губы и посмотрела на него так, словно хотела спросить “А ты?”, но передумала. Теон увидел у нее на шее, чуть выше острых ключиц, свежий синяк со следами крупных зубов, и по его спине пробежали мурашки.
– А я недавно видел Джона, – вдруг выпалил Теон.
– Да? – ее голос был нарочито безразличен. – И как он?
– Он был здесь в отпуске, мы вместе гуляли с собаками. И он нас даже пригласил домой на кофе.
– Неужели? – усмехнулась она.
– Джон был тяжело ранен, – при этих словах ироничная насмешка в ее глазах сменилась неподдельным беспокойством, – но уже поправился и уехал обратно в “Дозор”.
– Ну, передавай ему привет, – от беспокойства на ее лице не осталось и следа: Стир подъехал к дому на мотоцикле, широко развернулся, и мотор взревел, когда он крутанул ручку газа. Игритт с разбегу запрыгнула на высокое заднее сиденье, обхватила Стира руками, весело чмокнула его в макушку, прикрытую кожаной банданой. Они умчались со двора, окутав Теона и собак облаком вонючего белого дыма. Кира расчихалась и недовольно залаяла им вслед, дергая поводок.
