Текст книги "Балаганъ (СИ)"

Автор книги: FoxyFry

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

Следователь опустился на корточки и положил ладонь на лоб беспокойного животного.

– Тише, тише, – проговорил он, поглаживая короткую шерстку. Конь и в самом деле успокоился. В его огромном почти черном глазу, смотрящем на него с абсолютным доверием, Штольман увидел свое отражение. Конь доверял ему, своему убийце.

– Что мне теперь с ним делать? – роптал мужик. Яков Платонович взглянул на него мельком из-под нахмуренных бровей и снова опустил глаза к животному. Животному, чья смерть спасла ему жизнь.

– Прости, что тебе пришлось принять пулю вместо меня, – сказал следователь и, поднеся револьвер к голове коня, спустил курок.

Комментарий к Часть 14

Дорогие читатели! Простите за такой скромный отрывочек. Мне уже было жутко совестно за столь долгое отсутствие продолжения, что пришлось разделить главу на две части. Здесь мы спасали Платоныча, в следующей (уже совсем скоро) будет спасать Аннушку.

Спасибо за ваше терпение, за ваше внимание к моей писанине. Для фикрайтеров это очень ценно – для нас каждый ваш отзыв на вес золота))

========== Часть 15 ==========

Полчаса спустя Штольман вошел в кабак на Амбарной. Небольшое тусклое помещение с парой окон, о грязные стекла которых нелепо бились черные жирные мухи, после залитой солнцем улицы показалось и вовсе мрачным. Затхлый прокуренный воздух – смесь мужицкого пота, пролитой выпивки и кислой капусты – присущий питейным заведениям подобного типа, вкупе с гамом голосов на момент ошеломили следователя. Окинув цепким взглядом сомнительную публику, которая при его появлении немного притихла и стушевалась, будто подспудно чуя за неприветливым и жестким фасадом посетителя угрозу в виде блюстителя порядка, он направился к кабатчику. Тот, уныло натирая грязный прилавок не менее грязной тряпкой, на вопрос о Гришке молча мотнул головой в сторону.

Штольман обернулся – в дальнем углу белобрысый малец собирал в медный таз грязную посуду со стола. Наказав ему привести Захара, Яков Платонович устроился за отдаленным столом и, надвинув котелок на глаза, чтобы не видеть весь этот пропитой сброд, добровольно сносящий последние копейки жуликоватому целовальнику, стал ждать.

Захар появился на пороге полчаса спустя, сияя нахальной ухмылкой, как начищенный самовар. Штольман насторожился.

– Утречко доброе, господин следователь, – парень уселся за стол напротив него. – Есть новости?

– Есть. А ты опись украденного принес?

Цыган достал из нагрудного кармана жилета в несколько раз сложенный лист бумаги и протянул следователю. Яков Платонович пробежал глазами по содержимому. К и без того строгому выражению лица добавились нахмуренные брови. Слишком много было в этом списке мелких украшений, вроде перстней, заколок и брошей. Сыщик понимал – велика вероятность, что воры успели за эти четыре месяца сбыть такого рода товар в попутных городах.

Штольман убрал список в карман и вынул золотые часы на цепочке, продемонстрировав их Захару на раскрытой ладони.

– Часы барона?

– Они… – Он как-то встрепенулся весь, рот раскрыл, глаза вытаращил. – Нашли-таки, – изрек он удивленно и потянулся к часам.

Штольман захлопнул ладонь и придвинул руку к себе.

– Устрой мне личную встречу с Косанским.

– Ишь, ты, – засмеялся цыган и шутливо погрозил пальцем. – Пронырливый фараон. Филер-то ваш замазался, решили с другой стороны зайти.

– Какой еще филер? – сощурив глаза, следователь постарался придать себе озадаченный вид, будто он понятия не имел, о чем говорит его собеседник.

– Шавка, которую вы ко мне пристроили. Я его еще у базара срисовал. А через пару улочек с хвоста скинул.

Яков Платонович усмехнулся:

– Если б я на тебя филера повесил, ты б до сих пор о нем не знал. Обознался ты, Захар.

– Да, будет вам. Я ж его еще в цирке видел.

– Так поди циркач он. Вот если бы ты его у нас в управлении видел…

Парень хмыкнул уже менее уверенно и почти совсем безрадостно:

– Ладно, повезло вам, – он встал из-за стола, – Косанский сам за вами послал. Идемте. Извозчик ждет.

На улице в пролетке помимо кучера ждал еще один цыган. Он хитро улыбнулся сыщику и протянул черную повязку.

– Глаза завяжите, Вашбродь.

– Это что шутка? – Яков Платонович обернулся на Захара. Тот лишь пожал плечами:

– Либо так, либо никак.

– Ты ж сказал, Косанский сам хочет меня видеть.

– Ну, мы можем и силу применить…

Штольман поудобнее перехватил трость, стараясь удерживать в поле зрения обоих молодчиков. Быстро распознав его настрой, Захар примирительно поднял руки.

– Пожалуйста, господин следователь, наденьте повязку и поедем уже.

– Вот уж, действительно, цирк, – сдался Яков Платонович и, сев в пролетку, позволил завязать ему глаза. Ситуация все больше повторяла дело Гроховского. Он отдавался на волю малоприятных и подозрительных личностей, окунался в чужую неизведанную среду, без какой-либо поддержки и помощи за спиной. Наполняясь тревогой, в ожидании потенциальных опасностей и возможного позора, в случае если цыгане его проведут, он тем не менее с готовностью шел на риск. Цель оправдывала всё.

Они тряслись в пролетке уже больше получаса, и у Штольмана даже закралась мысль, что его в итоге подвезут к гостинице и снова посмеются над тем, как пытались его запугать, катая кругами. Он бы уже, наверное, не удивился. Однако вскоре голоса людей и звуки улицы умолкли. На смену им пришли задорное щебетание птиц и благоухающие запахи лиственного леса. Еще четверть часа спустя повозка остановилась. Следователю позволили снять повязку, и его взгляд тут же наткнулся на деревянный забор, с выведенной на нем белой краской цифрой «10». Захар отворил калитку, пропуская гостя вперед.

Штольман шагнул и осмотрелся. Во дворе было еще трое рослых цыган. Один возился с чем-то у сарая, двое других курили, сидя на скамейке в тени раскидистой яблони. Захар повел сыщика в дом. Внутри Яков Платонович живо огляделся, подмечая любые мелочи, вроде расположения комнат, окон и дверей, подсчитывая общее количество представителей этой шайки, при этом головой старался не вертеть, шагал размеренно, вид сохранял спокойный, уверенный, а сдвинутые брови казались признаком раздражения, нежели внутреннего беспокойства. Анны Викторовны нигде не было видно.

– Добро пожаловать, господин полицейский. Аль следователь? – приветствовал его невысокий, но коренастый мужчина с густыми, едва тронутыми сединой, черными усами и живыми, будто с шальным блеском, карими глазами. Его чрезмерная самоуверенность, барственный тон и золотые перстни почти на каждом пальце выдавали в нем барона.

– Штольман Яков Платонович, начальник сыскного отделения Затонского управления полиции, – представился гость.

– О, какая важная персона к нам пожаловала, – усмехнулся Косанский и покосился на своих людей, проверяя поддержали ли они его шутку. – Захар сказал, у вас есть предложение ко мне?

– Да. Суть проста: вы отдаете мне девушку, а я через сутки возвращаю вам ваши украденные побрякушки. Либо, если они успели их сбыть, назову вам имена грабителей.

– Вот это бравада, – расхохотался барон, усаживаясь на стул, гостю присесть он не предложил. – Нравится мне твоя дерзость, фараон. У тебя в роду случаем цыган не было?

– Если и были, мне об этом не известно.

– Хлипкое у тебя предложение, но смелое, в этом тебе не откажешь.

– Господин Косанский, не забывайте, с кем вы говорите. Для меня понятия чести и долга не пустой звук. На мое слово можно положиться.

– Можно – не можно, какая разница, если через сутки ты все равно назовешь мне имя Зарки. Так пусть уж тут сидит.

Сердце Штольмана радостно встрепенулось – так она здесь, в доме.

– Я вам с полной уверенностью могу заявить, что Зара никоим образом не причастна к ограблению. Мне известны имена обоих подозреваемых, и в данный момент мои помощники проводят действия по задержанию мошенников.

Косанский хмыкнул, выражая тем самым сомнение. Медленно, чтобы никого не спровоцировать, Яков Платонович залез рукой в карман и вытащил на свет золотые часы.

– Ваши, полагаю.

Барон лишь взглянул на Захара, и тот живо перехватил находку и поднес владельцу. Косанский внимательно осмотрел их, с радостью и трепетом ребенка. Открыл крышку, провел пальцами по гравировке.

– Они еще моему деду принадлежали. У нас с ним инициалы одинаковые.

Штольман продолжил, переходя в наступление для убедительности.

– А посему дальнейшее удержание Зары против воли может быть расценено мною как похищение, что тут же переведет вас из разряда потерпевших в разряд преступников.

– Ха, – громко усмехнувшись, Артур Степанович хлопнул в ладоши и покачал головой. – Креме-ень, – протянул он, с проскальзывающим в голосе уважением. – Тертый калач у нас тут околачивается. Но знаешь, Яш, безрассудство – прямой путь к погибели.

«Чем не Гроховский со своими картами?» – подумал Штольман. Всё по-прежнему: держи лицо, блефуй в глаза страху и играй, пока жив.

– Верно. Не могу не согласиться. Нельзя недооценивать противника, – бесстрашно улыбнулся следователь, видя, что двусмысленность фразы не укрылась от Косанского.

Барон смотрел на него молча, что-то обдумывая, взвешивая, что-то решая для себя. И Штольман знал, что от этих решений могут зависеть как его жизнь, так и жизнь Анны.

– Нравишься ты мне, – глаза барона посерьезнели, хотя под смоляными усами еще хранилась тень улыбки. – Но не доверяю я тебе. Как и ты нам. Захар сказал, ты шавку к нему приставлял.

Штольман чувствовал, что вот он – переломный момент. Тот самый миг, в который решится дальнейшая судьба всего дела. Он не знал карт противника, но он умел просчитывать, знал, когда можно рисковать и идти ва-банк. Сейчас разыгрывалась решающая партия, и, если он выиграет, он уедет отсюда с Анной Викторовной.

– О моем вероятно излишнем к вам доверии говорит уже сам факт того, что я пришел в кабак на встречу и согласился на весь этот фарс с завязыванием глаз, вместо того чтобы нагрянуть сюда с отрядом городовых и запереть вас всех в арестантской по обвинению в похищении.

Косанский удивленно вздернул бровь.

– Рыбацкая слобода, улица Центральная дом десять, – произнес Штольман, собирая воедино все подброшенные ему подсказки и стараясь, чтобы голос звучал уверенно. Судя по подозрительному взгляду, брошенному бароном на Захара и его стиснутым челюстям, сыщик попал в точку. – Раз вопрос с доверием решен, предлагаю вернуться к изначальному предложению: я забираю Зару и через сутки возвращаюсь с результатами.

Косанский поднялся со стула, пристально посмотрел на следователя и вдруг усмехнулся.

– Так это все из-за нее? А я не верил, когда Захар говорил, что начальник полицейский до безумия влюбился в нашу кралю. – Он еще раз хохотнул куда-то в усы и покачал головой. – Послушай моего совета, уж я-то ее знаю. Не пленись ее красотой. Девка она хитрая, расчетливая, вокруг пальца обведет и без штанов оставит.

– Буду иметь в виду.

Барон подошел к Штольману и протянул руку.

– Что ж, договорились. По рукам.

– Простите, но часы я вынужден пока забрать.

– Чего? – Косанский от недоумения вскинул брови.

– Это все еще улика, необходимая для предъявления обвинений злоумышленникам. Завтра я их вам верну.

Глаза цыгана вдруг недобро блеснули, и, понизив голос, он добавил:

– Но, если через сутки не явишься, я сам приду. Подложу Зару вон под Тимура, а тебя смотреть заставлю. Усек?

Штольман с силой сжал набалдашник трости и стиснул зубы, но взгляд Косанского выдержал. Тот опять засмеялся, делая шаг назад.

– Во как желваки заходили. Не теряй голову, фараон. Из-за бабы-то.

– Так, где она? – натянутым голосом сквозь зубы Яков Платонович прервал его напускную рисовку.

– Здесь. Тимур, – кивнул он молодому мужчине, и тот, выйдя в узкий коридорчик, открыл дверь кладовки. Штольман видел, как оттуда вышла черноволосая цыганка, и невольно нахмурился. Он пытался убедить себя, что это Анна, но глаза отказывались верить.

– Яков Платоныч, – она бросилась к нему, как к спасителю, и ухватила за рукав. Он положил ладонь поверх ее руки, сжимая, поглаживая, предлагая единственное доступное в данный момент утешение.

– Завтра в полдень, – барон подвел итог их встречи. Штольман кивнул и, перехватив Анну за руку, развернулся к двери.

Они молча прошли через двор, вышли за калитку и направились к все еще ожидавшему экипажу. Мужчина по-прежнему не выпускал хрупкую девичью кисть, помог подняться в пролетку и, лишь строго скомандовав «В город. Поживей», посмотрел на свою спутницу. Посмотрел открыто и как-то по-особенному.

– Анна… Викторовна, это в самом деле вы?

Она вдруг вся преобразилась. В глазах будто расцвела весна, наполняя их светом и теплом. Губы дернулись в робкой улыбке, и несмелая радость озарила ее лицо.

– Вы верите… – прошептала она и кинулась ему на шею, стискивая в крепких объятиях. Штольман нерешительно положил ладонь ей на спину и, наконец, с облегчением выдохнул. На мгновение прикрыв глаза, он медленно провел рукой вверх и вниз по спине девушки, в очередной раз уверяясь в словах Петра Ивановича – смотреть лучше не глазами.

– Простите, что не поверил сразу, – извинялся Яков Платонович. Анна отпустила его и отстранилась. Глаза ее были влажными, но она улыбалась.

– Ну, что вы… – покачала она головой, готовая простить ему все на свете. Штольман смутился.

– Как… такое возможно?

– Не знаю, – она весело и как-то беспечно пожала плечами. – Полагаю, Зара научилась выходить из тела.

Мужчина снова озадаченно нахмурился. Анна поспешила пояснить.

– Ну, то есть не она, а ее душа. Она, кстати, приходила ко мне этой ночью. Сказала, что спит. Знаете, я читала у Кардека о нечто подобном. Он пишет, что если вызвать дух спящего человека, то он не проснется, пока душа не вернется на место. Что если Зара сама обучилась этим переходам?

– Как бы то ни было, скоро мы все вернем на место. А пока вам надо отдохнуть. Я отвезу вас домой.

– Это вы так про мой фургончик в цирке? – улыбнулась девушка.

– Я… – Яков Платонович поморщился, – совсем из головы вылетело, что вы не можете вернуться к родителям. – Он тяжело вздохнул. – Но и в цирк я вас не пущу.

Через час пролетка остановилась около гостиницы. Портье растерянно выглядывал из-за конторки, выдавая господину Штольману ключи от его номера, и послушно кивнул на просьбу принести горячей воды.

– Хоть какая-то польза от чужой внешности, – проговорила Анна, с волнением переступая порог комнаты.

– Простите за неудобства… – начал мужчина, но она его тут же перебила.

– Нет-нет, никаких неудобств. Вовсе нет.

– Вы отдохните. Я сейчас попрошу принести вам обед в номер. А там, бог даст, ночевать будете уже в своей комнате… в своем облике.

– Спасибо.

Он кивнул и вышел, прикрыв за собой дверь.

Комментарий к Часть 15

Дорогие читатели! Спасибо всем, кто ждал, так аккуратно пинал и подталкивал, не позволяя моей совести задремать. Спасибо всем, кто дождался. А впереди у нас осталась последняя заключительная глава.

========== Часть 16 ==========

Из гостиницы Штольман направился прямиком в управление. Необходимо было допросить Нимфу, тем более что теперь имелся рычаг давления – покушение на полицейский чин. Однако в участке выяснилось, что «буйная преступница при задержании оказала сопротивление, отстреливаясь из револьвера, и дабы сокрушить упорную лиходейку, городовым пришлось в свою очередь тоже применить оружие. В результате чего побег госпожи Рыжковой окончился на столе доктора Милца», как изволил выразиться один из новеньких служащих, чьей фамилии Яков Платонович еще не успел запомнить.

– Так что убили ее? – опешил следователь.

– Никак нет. Ранена она. Доктор оперирует.

– «Окончился на столе…» – Штольман пронзил подчиненного таким суровым взглядом, что тот невольно вжал голову в плечи, желая и вовсе провалиться сквозь землю. Яков Платонович схватил с вешалки котелок и вихрем промчался мимо растерянного городового, бросив на ходу, что сошлет его к Рябушинскому опусы строчить.

В больнице фельдшер пояснил, что ранение Рыжковой несерьезное – в плечо – и доктор уже заканчивает. Через пару часов пациентка придет в себя и можно будет ее забирать. Штольман наказал городовым, дежурившим у операционной, везти задержанную в управление, как только очнется. Сам же следователь направился в ресторацию пообедать и отчитаться перед полицмейстером, который, как уже доложили, все утро пытался отловить начальника сыскного отдела.

Так промотавшись по городу считай впустую, Яков Платонович вернулся в гостиницу пару часов спустя. В нерешительности замерев перед номером, он осторожно постучал. За дверью послышалось тихое «Войдите». И вновь игры разума на мгновение сбили мужчину с толку. По дороге сюда, раздумывая об Анне, он видел в мыслях ее привычный и давно знакомый образ, и вид цыганки его немного обескуражил. Штольман отвесил себе воображаемую оплеуху. С какой стати вообще его мысли стали вращаться вокруг барышни Мироновой, спящей в его номере. Не по делу все это. Тряхнув головой, мужчина вошел и прикрыл дверь.

– Анна Викторовна, удалось отдохнуть?

– Да, спасибо. – При виде его она отложила в сторону одну из его книг и несмело улыбнулась. Ему даже показалось, что в темных глазах мелькнул голубой отблеск, и губы изогнулись изящно и скромно, в точности как он помнил, хоть и не ожидал от этого лица. Или это все его воображение? Анна указала мужчине на диван рядом с собой и спросила: – Есть новости?

– Да. Преступники задержаны и вскоре будут в управлении.

– Кто?

– Терентьев и его Нимфа.

Нахмурившись, девушка отвела взгляд. На лице отразилась досадливая задумчивость – выражение, выдававшее ее внутреннее недовольство собой и копошащееся, назревающее разочарование в людях, приходящее на смену ее наивной доверчивости. Удивительно, как она до сих пор, повидав столько преступлений, умудрялась сохранять в себе чистосердечие и веру.

– Терентьев… Если бы мы тогда не повздорили из-за него, я бы не убежала и не встретилась с… – резко оборвав себя на полуслове, она снова обернулась к Штольману. – А как же Зара? Что с ней?

– К убийствам она не причастна.

– Тогда зачем ей все это?

– По нелепой случайности она сбежала из табора в ту же самую ночь, что грабители нагрянули к барону. Она забрала с собой кулон, подарок матери. И когда цыгане стали искать грабителей среди циркачей, она решила, что явились за ней.

– Вы ей верите?

– Нет оснований думать иначе. Грабежи начались задолго до ее появления в труппе. К тому же ни убранство ее фургона, ни личные вещи не выдают наличие каких-либо богатств.

– Кстати, о богатствах. Я слышала кое-что из вашего с бароном разговора. Вы ищете украденные драгоценности?

– Да. Вам что-то известно?

– Нет, – Анна с сожалением покачала головой. – Хотя… Не знаю, поможет ли это. Марго разговаривала с убийцей. Она просила денег за молчание, иначе грозилась рассказать, как «они возвращались с пустыря посреди ночи». И что важно, этот некто дал ей золотые часы, украшенные какими-то камнями.

– Эти? – Яков Платонович достал из кармана часы Косанского.

– Да, похожи. Очень.

– Интересно, – задумался следователь, этот факт, пусть и косвенно, связывал Терентьева с убийством Марго. – Вы наверняка слышали, что у меня не так много времени на поиски драгоценностей. А фокусник молчит, словно язык проглотил. Есть, конечно, надежда, что Нимфа заговорит, но… – Он заглянул ей в глаза, набрал воздуха в легкие, приготовившись говорить, и вдруг усмехнулся. – Мне право неловко об этом просить. – Он отвел взгляд, облизал губы, собираясь с мыслями, и вновь смущенно усмехнулся. – Надеюсь, я не выгляжу так же глупо, как себя чувствую.

– Яков Платонович, вы меня интригуете, – настороженно отозвалась Анна.

– Не могли бы вы… спросить у Настасьи или Марго… вдруг им что-то известно, – он указал глазами на потолок, – с высоты их полета.

Вид у Анны стал какой-то растерянно-участливый, глаза задорно искрились, губы подрагивали, казалось, ей стоит больших усилий, чтобы не прыснуть со смеха. Наконец, она взяла себя в руки и, переведя дыхание, уточнила:

– Вы в самом деле просите меня пообщаться с духами?

– Да, если… вас не затруднит. Я не очень понимаю, как это происходит.

Девушка все же не выдержала и рассмеялась. Удивительно, но вся неловкость Штольмана растворилась, и он тоже улыбнулся.

– Поверить не могу, что услышала это от вас, – произнесла Анна по-прежнему с улыбкой в голосе.

– Так случилось, что за последние пару дней я сменил свое мнение в некоторых вопросах.

Она поймала его взгляд: внимательный, нежный, таящий нечто большее в своих глубинах, чем он мог сказать вслух.

– Да, – кивнула Анна. – Я помогу вам.

***

К тому времени, как Штольман с Анной приехали в полицейское управление, Коробейников уже успел снять показания с доставленной прямиком из больницы Нимфадоры Рыжковой. Она раскаивалась и плакала, причитала, что ее, бедную, бес попутал, что ничего против начальника отделения она не имеет, и лишь от большой любви к Игнаше схватилась за револьвер.

– Да, полноте, госпожа Рыжкова, – прервал ее Штольман, забавляясь вспыхнувшим в ее глазах раздражением. – Не поверю я, что хладнокровная убийца, без зазрения совести расправившаяся с двумя женщинами, вдруг поглупеет от любви.

– Что? Убийца? – она растерянно переводила взгляд с одного сыщика на другого. Вид у нее был как у загнанной кошки: напуганная, взъерошенная, даже ощетинившаяся, но готовая в любой момент выпустить когти и драться насмерть. Она вдруг взглянула на Анну, присевшую на стул около стола Штольмана. – Вы вот правильно сделали, что Зарку арестовали? Я, между прочим, с самого начала ее подозревала.

– Госпожа Керимова – важный свидетель, – ответил следователь, поставив стул по центру комнаты. – Синельников, ведите сюда задержанного.

Через несколько минут дверь распахнулась, и в сопровождении городового вошел фокусник в запыленном дорогом сюртуке, растрепанный, с измятым и небритым лицом и покрасневшими воспаленными глазами. Сразу и не разберешь: благородный господин перед тобой или попрошайка.

– Что ж, господа, – начал Штольман, заложив руки за спину, – готовы поведать нам, как вы грабили и убивали?

Терентьев и Рыжкова молча переглянулись. Мужчина понуро, а может и стыдливо уставился в пол. Нимфа же, напротив, с вызовом вздернула подбородок и, сомкнув губы в тонкую линию, впилась в следователя испепеляющим взглядом.

– Воля ваша. У нас достаточно улик и свидетельских показаний для передачи дела в суд. Однако, добровольное признание могло бы смягчить ваш приговор. Я расскажу, как все было. Вы уж поправьте, если я что-то упущу.

В сентябре прошлого года, когда вы были на гастролях в Ростове, вас и еще шпагоглотателя пригласили выступить на частном вечере в усадьбе помещика Сафонова, где вы и совершили первую кражу. Не важно, чья это была идея, но с того вечера вы решили, что это может стать неплохим подспорьем для вашего финансового благополучия.

Однако, в двух следующих городах, все было тихо, – Яков Платонович поднял две телеграммы из стопки на столе и отложил их в сторону. Затем поднял третью карточку. – Видимо, не так часто встречаются любители частных цирковых представлений. И вы решили взять все в свои руки. В Павловске в Воронежской губернии вы вломились в дом заводчика Кузнецова. Но вот неудача – у него оказалась чересчур бдительная и расторопная прислуга. Злоумышленников они не рассмотрели, но вспугнули. И тогда, – он отложил и эту телеграмму в сторону и взял в руки оставшуюся стопку, – вам в голову пришел идеальный план. В декабре госпожа Рыжкова сменила свой цирковой номер с эквилибристки на гимнастку, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. По той же причине вы перестали давать частные представления. Но теперь в каждом новом городе вы выбирали дом побогаче, узнавали, когда отсутствуют хозяева, проникали в него через крышу, чтобы больше не нарваться на прислугу, да и комнаты господские всегда наверху, и забирали все, что плохо лежит. Так оно и продолжалось, пока однажды вы не заглянули в поместье цыганского барона.

Табор был на празднике в соседнем городе, но дом не пустовал. В саду, когда вы уходили, вас заметил молодой парнишка Степка. Он той ночью бегал на тайное свидание. Вот он-то и рассказал о двух грабителях, переодетых в бородатых бездомных. И не забыл упомянуть, что один из них был темноволосой женщиной.

У господина Косанского, чьи часы вы, кстати, украли, а потом отдали Марго за молчание, ушло некоторое время, чтобы отыскать вашу труппу. – Штольман намеренно опустил тот факт, что люди барона изначально выслеживали по соседним городам и губерниям Зару, и именно так вышли на циркачей. – Около двух недель назад цыгане, следящие за цирком, заметили Настасью Егорову и приняли ее за воровку в гриме. Полагаю, они в довольно грубой форме потребовали вернуть драгоценности, но вскоре поняли, что обознались. Однако у Настасьи после того знакового разговора остались синяки по всему телу и зарождающиеся неприятные подозрения.

Штольман замолчал, опустил телеграммы на стол и, вновь заложив руки за спину, взглянул на задержанных. До сих пор ему вполне удачно и красочно удавалось сочинять историю, основанную по большому счету на добытых сведениях, и от части на его предположениях и умозаключениях. И он догадывался, что происходило дальше вплоть до сегодняшнего дня, но это были серьезные преступления – убийства двух женщин – и он желал получить целостную картину без каких-либо допущений.

– И теперь мы подошли к самым печальным событиям этой и без того мрачной истории. Как так получилось, что из грабителей вы превратились в убийц? Чьей идеей было утопить несчастную в водопойном корыте?

Рыжкова стиснула зубы, чуть ли не до скрежета, глаза сощурила и волком на следователя поглядывала. И тут в тишине зазвучал уставший, даже будто опустошенный, голос Терентьева.

– Какая теперь разница, чья это была идея. Оно все как-то само собой вышло…

– Молчи, дурак, – шикнула на него Нимфа.

– А смысл? Ты же видишь, он и так все знает.

Она взволнованно завертела головой, перехватывая взгляды сыщиков и своего любовника, и вдруг окончательно осознала, что петля на ее шее уже почти сомкнулась и бежать ей некуда, да и поздно – кошка попалась. Яков Платонович взглядом подал Коробейникову знак – вести протокол. Терентьев продолжил:

– Той ночью к нам в лагерь забрел местный пижон – Миронов, светил часами золотыми, деньгами сыпал – Никитку в слободку за настойкой посылал. Ну, мы и решили, пока он здесь, домой к нему наведаться. А когда уж переоделись, на задворках на Настьку наткнулись. Какой черт ее туда понес? Догадалась она, что цыгане нас искали. Сказала, что нам следует все вернуть, или она Кузьмичу расскажет. Мол, мы всех под каторгу подводим. Они с Нимфой сначала языками сцепились, а потом за волосы стали таскать. Я вмешался, оттолкнул Настьку, она упала на корыто.

Терентьев взглянул на Нимфу, та молчала, но не сводила с него глаз.

– Я не знаю, что на меня нашло, но я увидел в этом решение проблемы. Я окунул ее голову в воду.

– Нет, Игнаш, не надо, – у безжалостной и жестокой с виду хищницы по щекам потекли слезы. Она смотрела на сидящего рядом мужчину с такой любовью и благодарностью, на которые, казалось, было не способно ее черствое сердце. – Я стреляла в полицейского.

– Что?

– Мне уже не избежать наказания. Не надо брать мою вину на себя.

– Нимфа…

Она отвернулась от своего любовника и снова с вызовом глядя на следователя продолжила:

– Я убила Егорову. Игнат пытался нас расцепить. Она боролась, поцарапала ему шею, сорвала у меня накладную бороду. Потом он помог мне оттащить ее на луг.

– Марго видела, как вы возвращались оттуда, – вставил Штольман, в очередной раз показывая, что полиция уже в курсе всего.

– Значит, она все-таки проболталась, – усмехнулась Нимфа. – А ведь требовала тысячу рублей за молчание. Игнат хотел откупиться. Говорил, заплатим и сбежим. Но я решила иначе – свидетелей нельзя оставлять в живых: или шантажировать будут, или сдадут. Я подменила ей туфли.

– У Настасьи за корсетом был найден рубин, – напомнил Штольман.

– Цыганский камень. Я хотела, чтобы и цыгане, и полиция думали, что она воровка, и перестали искать меня.

– А брегет господина Миронова вы подкинули, чтобы перевести подозрение на него?

– Да, – отозвался Терентьев. – После смерти Марго, когда там началась суета, я обыскал ее фургон. Искал свои часы, ну то есть эти, цыганские, а нашел две штуки.

– Где драгоценности? – Яков Платонович задал единственный вопрос, на который до сих пор не знал ответа.

– У нас их нет, – ответила Нимфа. – Продали, а деньги потратили.

– Очень в этом сомневаюсь, – не поверил следователь. – Вы собирались бежать, а в предусмотрительности вам не откажешь.

Терентьев тяжело вздохнул и потер лицо руками, будто заставляя себя замолчать, будто намеренно закрывая рот ладонями. Штольман чувствовал, что фокусник теперь слабое звено этой цепи. Он уж было хотел надавить на него, как вдруг Анна вскочила со своего места и, подбежав к задержанному, схватила его руку.

– Что? – опешил тот и вырвал руку. – Что ты делаешь?

– Госпожа Керимова? – позвал Штольман и осторожно покосился на несколько пар глаз, с любопытством уставившихся на нее. Ему казалось, что она себя выдает – ведь совершенно очевидно, что она ведет себя как Анна Викторовна. Подсознательно пытаясь прикрыть ее от посторонних, он, придерживая ее под локоток, отвел в сторонку и тихо спросил: – Что вы увидели?

– У него грязь под ногтями. Земля. Марго мне кое-что показала. Я только сейчас поняла. Кажется, я знаю, где драгоценности. Они зарыли их под фургоном со змеиным орнаментом. Зеленые змеи вокруг красного столба.

– Антон Андреич, – Яков Платонович повернулся к помощнику, – берите городовых и поезжайте в цирк. Ищите клад под фургоном со змеиным орнаментом.

На этих словах Нимфа непонимающе глянула на Игната, затем снова на следователя и, наконец, обреченно опустила голову. А в следующий момент дверь распахнулась, и в кабинет влетел запыхавшийся взволнованный господин Миронов-младший.

– Яков Платоныч! Я нашел! Нашел! – Тут его взгляд упал на цыганку, и он остановился как вкопанный. – Вы, я гляжу, тоже. Или это…

– Петр Иванович, – Штольман, во избежание еще больших подозрений в адрес личности девушки, указал посетителю на дверь и сам поспешил выйти следом. – Потише!

– Яков Платоныч, это она, Анна?

– Да, я вызволил ее из рук цыган сегодня утром.

– Выходит, напрасно я всю ночь объезжал окрестности и высматривал десятые дома… Постойте, – он вдруг отстранился и с подозрением уставился на Штольмана. – Так вы верите, что это Анна?

– Верю, – усмехнулся мужчина. – На самом деле, удивительно, что я раньше этого не заметил: она говорит, ведет себя в точности как Анна Викторовна. Мне все время кажется, что окружающие вот-вот догадаются, но… – он тяжело вздохнул и задумчиво отвел взгляд. – Я что-то чувствовал, подозревал, но не думаю, что смог бы добраться до истины без вашей подсказки. Теперь все встало на свои места.