Текст книги "Балаганъ (СИ)"

Автор книги: FoxyFry

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

– Что у вас там? – затормозил его Яков Платонович.

– Где?

– В кармане.

– Ничего.

– Антон Андреич, вы со мной играть удумали?

– Никак нет, простите. – Он достал сложенный пополам листок и протянул Штольману. – Анна Викторовна записку передала…

Яков Платонович пробежал глазами по содержимому записки и сердито хмыкнул.

– Опять эти кони-мельницы. Что же, по-вашему, меня кто-то в шахматы разгромит? – спросил он с легкой укоризной. – Ох, уж эта ваша впечатлительность, Антон Андреич! А записка эта вовсе не от Ан… – он вдруг оборвал себя на полуслове, потому что почерк этот ему был знаком. Он достал из ящика стола другое письмо и сравнил: наклон, нажим, округлость линий – на первый взгляд все было идентично. Штольман свел брови к переносице и задумчиво смотрел перед собой: рот слегка приоткрыт, будто он собирался вот-вот что-то сказать, глаза беспокойно бегают, как если бы он мысленно просматривал папку по делу. Коробейников замер и не смел пошевелиться, ожидая, что с минуты на минуту сложится еще один кусочек картины, и сердечно сокрушаясь, что вновь сам не додумался.

– Когда записку принесли? – вдруг спросил Яков Платонович.

– Полчаса как.

– Кто?

– Мальчишка.

– Спросили, откуда или кто передал?

– Нет. Так ведь подписано же было, что от Анны Викторовны.

– Собирайтесь, я с вами в цирк.

На выходе из управления, ожидая, пока Коробейников распорядится на счет полицейской пролетки, Штольман заметил, как из-за угла на него поглядывал Венька-обормот, один из его информаторов, а, поймав взгляд, призывно махнул рукой. Следователь оглянулся по сторонам и, неспешно, стараясь не привлекать внимания, прошел за угол здания. Венька, торопливо, взахлеб, нервно озираясь, рассказал, что в городе объявился цыганский барон со свитой. По слухам ищут кого-то из циркачей, будто те сперли у него что-то ценное. Где остановился, не ведает, но видел его прихвостней в трактире на Амбарной. Штольман поблагодарил сознательного горожанина за его бдительность монетой и направился обратно в управление. Сдернул с поданной ко входу пролетки Коробейникова и потребовал с него полный список городов, через которые проезжали циркачи за последние полгода. И, наконец, подозвав Ульяшина, наказал ему телеграфировать в эти города запросы об ограблениях во время остановки циркачей с предоставлением фамилий потерпевших.

– Думаете, цыгане могут быть причастны к нашим убийствам? – поинтересовался Коробейников уже по дороге в цирк, воодушевленный новой кандидатурой в подозреваемые.

– Не знаю, но уверен, все это связано.

– Смотрите, это же гадалка. Зара, – воскликнул Коробейников, указывая на девушку, бредущую по улице в глубокой задумчивости.

– Притормози, – приказал Штольман кучеру и обернулся назад. – Добрый день, госпожа Керимова, – поздоровался он и привстал, собираясь спуститься с пролетки. Но Зара, проходя мимо, буквально полоснула по нему переполненным злобой взглядом и бросила на ходу «Ненавижу!». Ошарашенный подобным приветствием, сыщик опустился обратно на сидение и растерянно посмотрел на помощника. Коробейников сидел, разинув рот, и с недоумением переводил взгляд с начальника на цыганку и обратно.

– Постойте, – опомнился Яков Платонович. Его раздражало не столько ее поведение, сколько то, что он его не понимал. К тому же – что ей могло потребоваться в городе? Уж не на встречу ли с бароном она ходила? И что она делала у Мироновых?

Анна обернулась на его окрик, и в этот момент раздался выстрел. Штольман схватился рукой за грудь и обессиленно откинулся на спинку сидения экипажа. Лицо искажено гримасой боли, рот открыт в попытке сделать вдох. «Нет!» – Анна услышала свой полный отчаяния крик. Она, кажется, тоже перестала дышать. И в этот миг видение исчезло. Она смогла с облегчением выдохнуть, но ноги по-прежнему подкашивались. Анна ухватилась рукой за фонарный столб.

Штольман выскочил из повозки и, оказавшись рядом, придержал ее за локоть.

– Что с вами? – его беспокойство было искренним.

Цыганка посмотрела на него, и он удивился произошедшей в ней перемене: от недавней вспышки гнева не осталось и следа. Радость и облегчение одолевали друг друга на ее лице. В глазах стояли слезы, но взгляд был так нежен, что Штольману показалось, она вот-вот бросится ему на шею. Вместо этого она положила ладонь ему на грудь.

– Выстрел. Он убьет вас. Яков Платонович, прошу вас… – Анна Викторовна замолчала, не зная, что еще добавить, как умолять его поверить ей. Она не могла сказать, когда именно это случится. И не могла просить его бросить это дело.

– Опять вы за свое, – следователь сердито усмехнулся и покачал головой. Отпустив ее локоть, он сделал шаг назад, отчего ее ладонь соскользнула с его груди и повисла безвольно вдоль тела. – Не надо мне ни гадать, ни судьбу предсказывать. Предпочитаю сам управлять своей жизнью.

– Есть вещи нам неподвластные.

– Несомненно. Однако в моей власти допросить вас. Прошу, – он указал рукой на пролетку.

– Никуда я с вами не поеду.

– Боюсь, у вас нет выбора. Я сильно сомневаюсь, что вы случайно оказались в городе ровно в тот момент, когда сюда заявился барон.

– Какой еще барон? – непонимающе сморщив лоб, Анна пожала плечами.

– Будете утверждать, что вы не знакомы?

– Я понятия не имею, о чем вы говорите.

– Может и записку Коробейникову писали не вы?

На ее лице промелькнул испуг разоблачения, глаза на секунду метнулись ему за спину, а вернувшись назад, посмотрели с вызовом.

– Кажется, ее поцелуи окончательно затуманили вам разум? – Ее тон снова изменился на язвительный. Губы презрительно изогнулись. – Чем она лучше меня? Почему меня вы никогда не баловали подобным вниманием?

– Мы с вами не настолько хорошо знакомы, чтобы обсуждать подобные темы, – голос его был тихим, но жестким и холодным словно сталь. Не говорил, а резал прямо по живому. – И моя личная жизнь вас совершенно не касается, какими бы магическими талантами вы ни обладали. Я не знаю, что за игру вы ведете, но я докопаюсь до сути. Лучше признайтесь сразу – кто вас подослал?

– Знаете, Яков Платонович, ваши слова меня больше не ранят. Я понимаю, вам трудно поверить во все мистическое и необъяснимое. Наверное, я с этим уже даже смирилась. Но она… – Анна смотрела на него со смесью разочарования и осуждения.

– Вы забываетесь, – начал он предостерегающе.

– Мне больно вовсе не от того, что вы поцеловали ее. Мне больно, что вы не чувствуете разницы.

Штольман нахмурился. На первый взгляд ее слова не имели никакого смысла. Но ощущение, что во всем этом кроется двойной подтекст, которого он отчего-то не видит, усилилось до состояния беспокойства. Она же не стала ничего ни пояснять, ни ждать от него ответа. Развернулась и зашагала прочь. Следователь не остановил ее, хотя изначально имел намерение подвезти до цирка и допросить.

– Задержать? – растерянно спросил Коробейников, останавливаясь подле Штольмана.

– Вам не показалось… – задумчиво начал тот.

– Что? – Антон Андреевич непонимающе хлопал глазами.

– Неважно, – тряхнул головой следователь. – Наваждение какое-то… Едемте.

– А как же цыганка?

– После.

========== Часть 11 ==========

Штольман, Коробейников и заранее высланные в цирк трое городовых устроили очередной обыск. Яков Платонович тщательнейшим образом осмотрел фургон Зары, ранее по оплошности оставленный без внимания. Впрочем, ничего интересного обнаружить не удалось: пара старых платьев, вышедших из моды, пара цыганских нарядов, дешевая бижутерия – сплошь побрякушки, ничего ценного – целый сундук гадальной атрибутики. В углу над небольшим столиком висели связки каких-то сушенных трав, а стены были украшены разноцветными то ли платками, то ли шторами. Пол покрывали пестрые ковровые дорожки. У кровати притаился крошечный комод, напоминающий больше тумбочку с рядом выдвижных ящиков – в одном из них Штольман обнаружил любопытную фотографию. На карточке была изображена немолодая цыганка, лет тридцати пяти, внешне очень похожая на Зару – мать или другая родственница, заключил следователь. Но любопытной была совершенно иная деталь: на женщине с фото был кулон, который, как ему показалось, он видел утром на Анне Викторовне.

Сунув фотографию во внутренний карман, мужчина спустился на землю и с досады так скрипнул зубами, что даже желваки заходили. Медленным придирчивым взглядом он осмотрел все это не внушающее ему доверие сборище. Он выведет их на чистую воду, как бы они не пытались юлить. Ему не нравился и в некоторой степени раздражал этот сжимающийся вокруг Анны Викторовны преступный сговор. Сначала гадалка Зара, утверждающая, что она Миронова, теперь этот кулон – глупо было отрицать очевидное – кто-то втянул во все это Анну. Штольман уже не сомневался, что злоумышленник, пытаясь добраться до него, не побрезговал неблагопристойными приемами, воспользовавшись единственной слабостью следователя – его особым отношением к госпоже Мироновой.

Выходит, все его тщательные попытки огородить ее от опасности в ущерб себе, своим и ее чувствам, потерпели полный крах. Мужчина с силой сжал кулаки, набалдашник трости больно врезался в левую ладонь. Боль отрезвляла. Необходимо думать холодной головой. Рассудив, что Коробейников все еще осматривает фургон Настасьи (Штольман его уже обыскивал вчера, но свежий взгляд не помешает), следователь направился в фургон Марго. Городовые, рассредоточившись по территории, наблюдали за обитателями.

Жилище госпожи Лукьяновой оказалось таким же непритязательным, как и у Зары, ничего примечательного, и главное – никаких сокровищ, никаких богатств, которые хотели бы вернуть цыгане.

Снаружи у фургона уже ждал Коробейников, беспокойно переминаясь с ноги на ногу.

– Ну, не топчитесь, говорите уже, что обнаружили? – Штольман силился усмирить свой нрав, укротить злость, от которой даже в висках ломило, но пока не преуспел.

– Вот, – Антон Андреевич протянул на раскрытой ладони позолоченные карманные часы, – нашел в ящичке буфета. Но самое интересное внутри. – Он откинул крышку, и взору сыщиков предстала выгравированная надпись «Петру Миронову».

– Любопытно, – хмыкнул Штольман. – Я абсолютно уверен, что их там не было, когда я проводил обыск в прошлый раз.

– Выходит, подбросили, – с воодушевлением заметил помощник следователя. В отличие от своего начальника, он приходил в восторг от все более закрученных загадок по этому делу, глаза его горели с азартом. – Но зачем?

– Господа полицейские, – к ним приближался Прохор Кузьмич, главный массовик-затейник всего этого балагана, с любопытством поглядывая на сверкающие в солнечных лучах часы на цепочке.

– Антон Андреич, – Штольману было достаточно одного взгляда, и догадливый помощник тут же убрал улику в карман.

– Вот, просили-с вам передать, – протянул он Штольману пожеванные туфли. Тот кивнул в знак благодарности и повертел находку в руках, осматривая.

– Они вам знакомы?

– Я бы так не сказал, – замялся Кузьмич.

– Можете предположить, кому принадлежали?

– Дамы наши говорят, что Маринке.

– Госпоже Лукьяновой, стало быть, – уточнил Штольман, а затем, заметив фокусника с гимнасткой, бросающих в их сторону заинтересованные взгляды, остановил их: – Добрый день, господа. Присоединяйтесь. Вижу, вещица вам знакома?

– Да, с чего же мне знать дамские туфельки, – пожал плечами Терентьев. – Я им под ноги не смотрю.

– А куда же вы, позвольте полюбопытствовать, смотрите?

Игнат Николаевич так пошленько усмехнулся и в какой-то панибратской манере взглянул на Штольмана, будто делясь общей шуткой. Лицо сыщика было непроницаемо сурово. И затем скорее даже почувствовав, прежде чем увидев, как его спутница неодобрительно скривила губы, Терентьев в миг посерьезнел и ответил:

– В глаза. Разумеется, в глаза.

– А вы, госпожа Рыжкова…

– Нимфа! Прошу вас, – сдержанно поправила она.

– Уважаемая Нимфа, узнаете ли вы эти туфли?

– Впервые вижу.

– Уверены, что не ваши? Размер, кажется, подходящий, – подначивал следователь.

– Вы шутите? – взбеленилась она. – Размер, может, и подходящий, да ни за какие коврижки я это обувать не стала бы.

Штольман опустил взгляд на ее лощеные полусапожки из коричневой кожи, застегнутые на длинный ряд аккуратных маленьких пуговок. Мягкость и эластичность кожи были видны невооруженным взглядом и не шли ни в какое сравнение с одеревеневшим от длительной носки материалом, так полюбившимся местному псу, со своей неприхотливой точки зрения рассуждающему, что чем жестче, тем приятнее чесать зубы.

– Простите за нескромный вопрос, но… какова высота каблука на ваших сапожках? Мне кажется, вчера вы были выше. – Штольман блефовал. Он не обратил совершенно никакого внимания на ее рост накануне, как, впрочем, и понятие не имел – угадал ли он с размером обуви, но ему была интересна ее реакция.

– Возможно. Вчера я была в других туфлях, на них каблук чуть выше. А вообще, – она любовно посмотрела на своего спутника, – это все Игнаша. Он такой высокий, что рядом с ним я всегда кажусь ниже, чем есть.

– Разумеется, во всем виноват Игнаша, – с лукавой улыбкой согласился следователь, и эти двое озадаченно покосились на него. Но разговор был прерван внезапным окриком «Яков Платоныч!». Со стороны фургона гадалки к ним торопился Петр Иванович Миронов. – Этот-то откуда здесь взялся, – вздохнул Штольман и, всучив ботинки Коробейникову, пошел навстречу, чтобы замершие на месте циркачи не стали невольными слушателями их разговора.

– Яков Платоныч, Ан… то есть Зара похищена. Вот, смотрите, – и он сунул следователю под нос записку. Тот наскоро пробежал глазами несколько строк, набросанных второпях карандашом, и вскинул голову на Петра Ивановича.

– Где вы это взяли?

– В ее фургоне.

– Когда?

– Да, вот только что.

Штольман обернулся и выцепил взглядом городового, кто был ближе других.

– Черных, – подозвал он его к себе. – Кто входил в этот фургон после меня?

– Ды, никто, – замялся тот. – Хотя парнишка один поблизости отирался.

– Какой парнишка?

– Обычный такой. Высокий. Да, вот же он, – городовой ткнул пальцем в толпу зевак. Штольман успел заметить только стремительно удаляющийся черноволосый затылок. Черных подул в свисток и двое других служителей порядка присоединились к нему в погоне.

Яков Платонович еще раз перечитал послание. Судя по всему, оно предназначалось для предполагаемого сообщника Зары. В нем говорилось, что ее забрали в качестве залога, и отпустят, если сообщник в течение суток вернет все украденное законному хозяину. В противном случае, из залога она превратится в расплату.

– Яков Платоныч, нужно срочно действовать. Немедля организовать поиски по всему городу.

– Не торопитесь, Петр Иванович. Сначала необходимо во всем разобраться, возможно нас хотят пустить по ложному следу.

В этот момент послышались топот и возгласы ликования «Попался голубчик!», и показались городовые, ведя скрученного под локотки цыгана. Парнишка лет двадцати пяти молчал, не вырывался, лишь смотрел на следователя исподлобья: черные глаза сердито блестели, ноздри раздувались, губы сжаты. Штольман сразу смекнул, что разговора не выйдет, пока разгоряченная цыганская кровь не остынет, и приказал Коробейникову сопроводить задержанного в участок и в отдельную камеру посадить.

– Допросить его надо, – Миронов вновь пытался навязать свою линию расследования. – Если он записку подкинул, он может знать, где сейчас… Зара.

– Может, и знает. А может, ее никто и не похищал, – ответил Яков Платонович.

– О чем вы?

– Видели мы ее в городе. Не далее часа назад. Я полагаю, и Зара, и этот парнишка могут работать на барона.

– Какого еще барона? – опешил Миронов. – Ну, что за фантазии! Яков Платоныч, все не так. Вы не понимаете.

Петр Иванович был озабочен исчезновением племянницы. Однако ему было невдомек, в каком расположении духа пребывал начальник сыскного отделения. Благодаря своей усиленной внешней выправке и необычайной сдержанности, скрывавшей то внутреннее возмущение, в которое его привели резкий тон Миронова и намеки на его некомпетентность, как следователя, Штольман лишь холодно усмехнулся и, поведя головой в сторону, будто галстук вдруг сдавил ему шею, заговорил шутливо, тоном, в котором безошибочно чувствовалось раздражение.

– Вот как? Стало быть, просветите меня, Петр Иваныч, что же мы такое не понимаем. Заодно объясните, по какой такой случайности вы оказываетесь замешаны в каждом преступлении, совершенном на территории цирка? Каким образом ваш брегет оказался в фургоне Настасьи Егоровой?

– Что? Понятия не имею. Да, вчера утром я обнаружил пропажу часов, но решил, что потерял их у Марго. У Настасьи в фургоне я не был и не за чем было мне туда заходить. Да, и бог с ними, с часами. Сейчас не это главное.

– Ну, не скажите – в поимке убийцы не бывает незначительных деталей.

– И что же, по-вашему, я убил их?

– Сомневаюсь я, что вы способны убить кого-то. – Штольман вдруг замолчал и проницательно посмотрел в глаза Миронову. Тот выдержал этот взгляд спокойно. – Однако, подозреваю, что по доброте своей душевной, можете покрывать убийцу. Совсем вас эта девица с ума свела, – усмехнулся следователь. – Посмотрите на себя, Петр Иваныч, ну, нельзя же так голову терять от любви.

– У-у, куда вас понесло, – удрученно махнул рукой Миронов. – Тьфу ты! Да, как же вы очевидного не видите! Не убийца она!

– Вам-то откуда знать?

– Да, потому что Анна это!

Штольман даже как-то отпрянул от собеседника, будто вдруг увидел вместо него самого дьявола, свел брови к переносице и молчал с откровенным недоумением на лице.

– Не глазами нужно смотреть, Яков Платоныч, – с укоризной в голосе Миронов ткнул его указательным пальцем в грудь. – Не глазами!

Штольман стоял не в силах пошевелиться. Казалось, вот-вот обрушатся небеса, разверзнется земля под ногами и бурный поток снесет все на своем пути, смоет весь привычный ему мир. Мужчина крепче сжал кулаки и стиснул зубы, словно его силы воли было достаточно, чтобы скрепить трещащие по швам здравомыслие, рациональность и логичность бытия. Тряхнув головой, он оглянулся – Миронов исчез. Быстрым шагом он направился к дороге, запрыгнул в пролетку и наказал, как можно скорее доставить его в управление.

***

Зара задумчиво мерила шагами площадку перед полицейским участком, не решаясь войти. Еще только приближаясь к управлению, она заметила, как перед входом остановился полицейский экипаж. Оттуда в кандалах и в сопровождении городовых спустился Захар, цыган из цирка, не так давно нанятый Кузьмичом на место конюха. Она машинально остановилась и повернулась боком, от неожиданности позабыв, что он не узнал бы ее, даже если бы столкнулся лицом к лицу. И теперь топчась у крыльца, она раздумывала, под каким бы ненавязчивым предлогом расспросить Якова Платоновича о цыганах – о том, что ему известно, и кто уже задержан. В растерянности и нерешительности ее и застал подъехавший Штольман.

– Анна Викторовна, – он смерил ее удивленным взглядом и улыбнувшись добавил: – Что вы здесь делаете?

– Вы поверите, если я скажу, что проходила мимо, и решила зайти поздороваться? – Она робко улыбнулась и взглянула на него из-под опущенных ресниц. Он усмехнулся.

– Может, и поверил бы, если бы мы не виделись с вами еще утром.

– Яков Платоныч, скажите, а правда, что в городе объявились цыгане?

– Удивлен, что вам это известно.

– Слухи, знаете ли, быстро расползаются, – она непринужденно дернула плечом.

– Мне ли не знать.

– Я тут подумала. А что, если цыгане причастны к этим убийствам?

– Это ваше предположение или кто-то подсказал?

– Мое, но неужели вы сами думаете, что их появление в городе всего лишь случайность?

– Мое мнение таково, что случайностей вовсе не бывает. К слову о вашем здесь появлении, – он улыбнулся и шагнул ближе, – могу я попросить вас об одном одолжении?

– Каком?

– Подыграйте мне на допросе. Этот цыганенок – кремень, слова из него не вытянешь. Могли бы вы провернуть тот же фокус, что и в деле Жени Григорьевой?

– Фокус?

От Штольмана не ускользнула ее нервная улыбка.

– Вы тогда так ловко раскрутили ее брата на признание.

– Да, будет вам, Яков Платоныч, – она картинно отмахнулась, – разве это помощь. Так мелочи. Я уверенна, то дело было раскрыто только благодаря вашему выдающемуся уму. Как и уверена, что этого парнишку вы расколете без труда. Простите, но мне уже пора бежать.

– Не смею вас больше задерживать, – мужчина одарил ее ласковой улыбкой и, поймав руку, наклонился, чтобы запечатлеть поцелуй. Он нарочно задержал губы дольше положенного, а выпрямляясь вдруг зацепился взглядом за ее кулон. – Какая необычная вещица! Не видел ее у вас прежде. Подарок от поклонника? – поинтересовался он с тонко завуалированной ревностью.

– Вовсе нет, – она обольстительно улыбнулась ему, пробегая пальцами по украшению на груди. – Это семейная реликвия. Не особенно ценная, но мне дорога, как подарок от матери.

– У Марии Тихоновны замечательный вкус, – согласился Штольман. – Анна Викторовна, я бы хотел навестить вас еще вечером, если вы позволите.

– Как я могу быть против.

Она быстро развернулась и неспеша зашагала в сторону аллеи, изящно и плавно, зная, что он наблюдает за ней. Но не пройдя и пяти шагов, кокетливо оглянулась через плечо, с молчаливой улыбкой убедилась, что он смотрит ей вслед, и опять продолжила свой грациозный променад. Штольман торопливо огляделся и подозвал к себе только вышедшего на крыльцо Евграшина.

– Проследи за Мироновой. Незаметно. Остаешься на посту, пока не сменят. Если вздумает покинуть город, немедленно задержать и доставить ко мне.

– Задержать? – опешил городовой, ушам не веря.

– Все верно.

– Понял, Вашескородие. Будет сделано.

========== Часть 12 ==========

Штольман ураганом ворвался в управление. Беспокойство, неустанно преследующее его сегодня весь день, начиная со встречи с гадалкой (вероятно, с Анной) на улице, усиленное не желавшими проясняться и, казалось бы, бессмысленными ребусами от циркачей, теперь возросло до мучительной тревоги, угрожая переродиться в страх. Но он не мог позволить себе подобной роскоши. Страх парализует, а ему необходимо действовать, быстро и решительно.

Он старался пока не задумываться над этими невозможными в его понимании метаморфозами, факт которых он уже не мог отрицать, но и объяснить по-прежнему не мог. Все, что не в силах помочь ему отыскать похищенную девушку или разоблачить убийцу, может подождать. Особенно стыд за брошенные в лицо гадалки слова, чувство вины за то, что не поверил, не сумел защитить – все это начинало грызть его изнутри, стоило только на мгновение остановиться и задуматься. Поэтому он не допускал лишних размышлений.

– Дежурный, – рявкнул он, – задержанного ко мне.

В кабинете, словно интуитивно чувствуя настроение начальника, Коробейников вскочил по стойке смирно.

– Яков Платоныч, я вот что думаю. Раз теперь цыгане наши основные подозреваемые, может стоит прошерстить все гостиницы, постоялые дворы. Ведь где-то же они остановились.

– Я бы не торопился переводить их в разряд основных подозреваемых. Судя по всему, они хотят вернуть что-то украденное, а как известно с трупа взятки гладки. Почерки разные: похищение – их рук дело, а вот убийства… Тут у меня есть другая теория.

Коробейников не успел расспросить, какая именно. В дверь постучали, и дежурный завел молодого цыгана в наручниках. Штольман поставил по центру кабинета стул и указал на него задержанному.

– Я следователь, Штольман Яков Платонович. Может и ты представишься?

Парень сидел, сложив сцепленные руки на коленях, и молчал.

– Что ж, в цирке ты назвался Захаром. Пусть так. Захар, ты подкинул эту записку в фургон?

Следователь демонстративно поднял руку с листком бумаги. Юноша не шевелился, лишь глаза метнулись в сторону предмета обсуждения и уголок рта дернулся в самодовольной ухмылке, которую он сумел быстро погасить.

– Стало быть, ты, – сделал вывод Яков Платонович, опустил записку на стол и прислонился к нему, задумчиво сложив руки на груди. – Отсюда напрашиваются следующие умозаключения: во-первых, ты работаешь на барона.

Парень воззрился на мужчину острым пристальным взглядом, его блестящие черные глаза, казалось, могли если не прожечь насквозь, то уж точно проклясть. Коробейников, стоявший в стороне, тяжело сглотнул и рассеянно перелистнул свой блокнот. На лице же Штольмана ни один мускул не дрогнул, напротив, довольный своими догадками, он продолжил рассуждать:

– Во-вторых, воров, обчистивших твоего барона, двое – мужчина и женщина. Ограбление произошло аж четыре месяца назад. Что ж вы так долго их искали? – Штольман позволил себе насмешливый тон, но Захар, поджав губы, не поддавался на провокацию. Откинулся на спинку стула и сверлил следователя презрительным взглядом.

– Дилетанты! – усмехнулся Яков Платонович размеренно прохаживаясь вдоль стола. – И ведь снова просчитались и взяли не ту.

Цыган, с нарочитым безразличием рассматривающий стену перед собой, вдруг поймал взгляд следователя, пытаясь понять, блефует тот или нет.

– Девушка, которую вы похитили, не имеет никакого отношения к ограблению. Она ни в чем не виновата.

На последних словах выдержка подвела Штольмана, уж больно эмоционально он заговорил об этой даме. Захар тут же уловил эту перемену и расслабился, мол, фараон удумал голову ему морочить, но он тоже не лыком шит. Следователь задумчиво посмотрел на задержанного: самоуверенный, надменный вид – не заговорит, молчать будет, пока сам не передумает. Пугать такого бесполезно, не тот тип, лицо не прячет, всегда в глаза прямо смотрит. Если и пойдет на сделку, то только на равных условиях. Штольману нужно что-то предложить ему взамен. Что-то посущественнее голословных заверений в том, что воры будут найдены, а драгоценности возвращены.

Устало потерев ладонями лицо, следователь крикнул дежурному и велел вернуть задержанного в камеру. Обошел стол и сел, тяжело вздохнув.

– Яков Платоныч, это просто догадки, – начал Коробейников, ссылаясь на несостоявшийся допрос, – или нет?

– Это, Антон Андреич, умозаключения, сделанные на основе уже имеющихся у нас фактов, и подтвержденные реакцией задержанного. Из содержания записки становится ясно: цыгане уверены, что грабителей было двое – мужчина и женщина. Женщину, по их мнению, они вычислили и схватили. А как нам известно от Прохора Кузьмича, Зара присоединилась к труппе четыре месяца назад.

– То есть похитила драгоценности и решила скрыться в цирке, – Антон Андреевич радовался тому, что хоть какие-то детали преступления начинают проясняться.

– По крайней мере, люди барона думают именно так.

– Выходит, Настасья и Марго могли что-то узнать о прошлом Зары, о грабеже, за что она с ними и расправилась.

– Нет. Ботинки Марго подменили перед самым выступлением, так что у нее не было времени искать другие. А Зара к тому времени уже… ее там не было.

– Да, верно, вы говорили, она была с господином Мироновым, – Антошка сосредоточенно листал свои записи, пытаясь выстроить логические связи под стать начальнику.

– А ведь еще должен быть сообщник. Кто он? – спросил Штольман.

Коробейников моргнул и задумался.

– Не знаю. Трудно с ходу сказать. Зара была в труппе новенькая, держалась особняком. А может он пришлый? Не из циркачей?

Штольману не нравилось такое количество различных «может», допущений и домыслов. Профессия их не позволяла поддаваться заблуждениям, от которых зависели жизни людей. В его характере было сильно требование ясности и однозначности фактов, а все эти раздражающие неопределенности были лишь очередным доказательством того, что он недостаточно поработал, мало собрал информации или по какой-то причине не видел очевидных связей.

Коротко постучав, на пороге кабинета возник Ульяшин со стопкой телеграмм. По его словам, еще не все полицейские управления ответили, но уже полученные сведения он разложил в хронологическом порядке по пути следования циркачей. Поблагодарив подчиненного, Яков Платонович принялся с жадностью прочитывать карточки одну за другой, и чем больше он читал, тем сильнее растягивались его губы в довольной улыбке. Ну, вот, наконец-то что-то проясняется.

– Как своевременны эти телеграммы. Во-первых, Антон Андреич, Зара скорее всего не причастна к ограблению цыган, потому что подобные инциденты случались до того, как она вступила в труппу.

– Хм… А во-вторых?

– А, во-вторых, подумайте, какая пара может быть нашими грабителями и по совместительству убийцами. Мужчина и женщина. Не имеют алиби на время убийства Настасьи, – Штольман приподнял кулак и стал отгибать по одному пальцу за раз. – Однако имеют лишние почти новые кожаные башмачки, приблизительно того же размера, что и обувь Марго.

– Сдается мне, вы намекаете на фокусника Терентьева и гимнастку Нимфу.

– Именно так. А ведь мне еще не давала покоя странная оговорка Никиты-наездника. На одном из допросов он назвал Нимфу эквилибристкой.

– И что?

– А то, что, судя по показаниям пострадавших, преступники проникали в их дома через крышу. Готов поспорить, она перестала ходить по веревке и решила переделаться в гимнастки как раз в то время, как они начали промышлять на стороне. Сменила сценический образ для отвода глаз.

– А что же с клоком волос от накладной бороды? – резонно вспомнил Коробейников.

– А вот борода у меня пока никуда не клеится. У Терентьева своя есть. – Штольман пожал плечами и добавил: – Так что, Антон Андреич, берите городовых и поезжайте в цирк. Привезите мне этих двоих для допроса, а заодно тщательнейшим образом обыщите их фургон.

***

Оставшись один в кабинете, Штольман еще раз внимательно изучил все имеющиеся улики, перечитал показания. У них появились нити, ведущие к определенным подозреваемым, но этих нитей были еще слишком мало, недостаточно, чтобы связать их крепко накрепко и с ограблениями, и с убийствами. Они не должны сорваться. Мужчина по опыту знал, что идеальных преступлений не бывает – все допускают ошибки. Его задача как раз заключается в том, чтобы эти ошибки отыскать.

От работы его отвлек стук в дверь. Затем послышались возня, толкотня, возмущенное «Что вы себе позволяете?» до боли знакомым голосом, и перед взором следователя предстали Евграшин и крепко удерживаемая им за локоть госпожа Миронова. Штольман тут же поднялся и вышел из-за стола. Он приблизился к визитерам. Перепуганный и растерянный вид барышни приводил его в смятение, и он перевел взгляд на городового, без слов требуя пояснений. Тот отрапортовал, что снял госпожу Миронову с пролетки с чемоданом, хотела уехать. Вот и задержал, как было велено. Следователь кивнул подчиненному в знак благодарности и отпустил. Затем указал даме на стул подле своего стола.

– Присаживайтесь, госпожа Керимова. Пора поговорить начистоту.