Текст книги "Балаганъ (СИ)"

Автор книги: FoxyFry

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

========== Часть 1 ==========

Беспокойство. Удушающее чувство тревоги. Кругом суматоха. Странные люди. Незнакомые лица. Они повсюду. Смеются, хохочут, кричат. Пугающе шумно. Пляшут вокруг костра. Искры пламени вздымаются вверх в бесконечное черное небо. Высоко над головой висит круглый диск луны.

Тело бьет мелкая дрожь. Сердце сжимается от страха и колотится о грудную клетку, словно птаха в силках, предчувствуя неизбежную беду. Людской хоровод ускоряет бег. Перед глазами так часто мелькают лица, что начинает кружиться голова. Это лицо презрительно ухмыляется. Это жадно облизывается. Это смотрит с затаенной злобой.

Воздух распарывает нож с изящной резьбой на рукояти. От гарды развивается ярко-алая лента. Клинок врезается в пирамиду из бокалов. Оглушающий звон стекла сопровождает фейерверк осколков и брызг кроваво-красного вина. Лают, огрызаются, рычат собаки. Недовольно фыркают лошади.

Вдруг раздается полный ужаса женский крик. И всё стихает. Всё замирает. В наступившей тишине белый конь, испуганно заржав, взвивается на дыбы. С грохотом, сотрясающим землю, он опускает копыта и мчится прочь. Пестрая толпа безмолвно расступается. На примятой траве лежит человек. Маленького росточка, но не ребенок. Из уголка рта и из носа текут тонкие багровые струйки.

Страшно. Хочется бежать, что есть мочи, но ноги сами идут к телу карлика. Всё ближе и ближе, и ближе… Его глаза распахиваются, и хриплый голос пророчит: «Расплата неизбежна».

Содрогнувшись всем телом, Анна проснулась и тяжело дыша села на кровати. За окном едва занялся рассвет, но она знала, что больше не уснет. Перед внутренним взором все еще стояли обрывки страшного сна и не спешили растаять и затеряться на задворках памяти, не торопились отступать под напором пробудившегося сознания, как обычно бывало. Давненько у нее не случалось вещих снов. В том, что он вещий, не позволяло усомниться неотвратимое предчувствие беды. В точности как в этом кошмаре.

Приведя себя в порядок и одевшись, Анна спустилась в гостиную. В доме было тихо, все еще спали. Прихватив томик учений Аллана Кардека, девушка устроилась на диване в столовой. Она уже дважды прочитала его от корки до корки, и теперь обращалась к нему скорее с практической целью, ища помощи и советов при странных и непонятных «контактах».

Некоторое время спустя из гостиной послышались шаркающие шаги, и еще через мгновение в дверях возник плохо устойчивый силуэт Петра Ивановича с обмотанным вокруг шеи боа из желтых перьев. Что-то неразборчиво мурлыча себе под нос, он взял курс на буфет, где в верхнем шкафчике под замком хранилась наливочка.

Анна аккуратно отложила книгу в сторону и, закусив губу, тихонько посмеивалась, откровенно забавляясь и внешним видом дяди и тем, как он упорно продолжал шарить руками по крышке буфета в тщетной попытке отыскать в очередной раз перепрятанный Марией Тимофеевной ключ.

– Доброе утро, – дала о себе знать девушка, решив прервать бесплодные попытки Петра Ивановича, успевшего опуститься на четвереньки и высматривающего ключ под буфетом.

– О Господи, Аннет! – вздрогнув и почти с мальчишеской прыткостью вскочив на ноги, мужчина схватился за сердце и вздохнул. – Зачем ты так? – Выдвинув стул из-за обеденного стола, он тяжело опустился на него. – Что ты здесь делаешь? Почему не спишь в столь ранний час?

– Тебя жду, – улыбнулась Анна и поднялась с дивана. – А где ты, кстати, был?

Под размеренный шелест платья она не спеша подошла к буфету и словно фокусница виртуозно выудила из чашки чайного сервиза искомый ключ, демонстрируя его благодарной публике.

– Аннет, ты с детства была доброй и милой девочкой, готовой в любой миг прийти на помощь и выручку своему дяде, – расчувствовался Петр Иванович, принимая ключ из рук племянницы. Усмехнувшись его врожденным манерам дамского обольстителя, Анна устроилась на соседнем стуле и, подперев рукой щеку, приготовилась слушать.

– В цирке, – глубоко вздохнув признался дядя и, поставив на столе перед собой графин и уже наполненную рюмку, плюхнулся обратно на стул. – Да-да, не удивляйся. Ты разве не слышала? Они еще вчера приехали. Поставили цветной шатер. Рядом фургоны, лошади, собаки… Вот это жизнь, – мечтательно протянул Петр Иванович и опрокинул стопку. Анна нахмурилась: в памяти вспышкой мелькнули картинки неприятного сна.

– Где они расположились?

– На большом лугу. Сразу за слободкой.

– Как только тебя туда занесло? – удивилась девушка.

– Нечаянно, – признался дядя, вновь наполняя рюмку. – Заглянул вечером в таверну, а там двое удальцов представление устроили: на стол у стены чурку поставили, а на нее яблоко положили – мол, кто ножом точно в яблочко попадет, пьет за их счет. Не попал – сам угощай. Я же им предложил на десять рублей сыграть.

– Дядя, – Анна попыталась изобразить укоризненный взгляд, но едва сдерживаемая улыбка существенно смягчила эффект.

– Аннет, ты же в курсе, что твой дядюшка целый год работал в Марселе в портовых кабаках метателем ножей. Вот, а они-то не знали. В общем, угощали меня. Потом я их, потом снова они. Оказалось, они – артисты бродячего цирка. Один – мой коллега, метатель ножей. Другой – конный наездник. А потом… потом каким-то чудесным образом мы оказались на окраине слободки, около цирковых фургонов…

– Видимо, среди них еще и фокусник был, – подтрунивала Анна.

– Может, и был. Я, по правде сказать, с того момента мало, что помню.

– А это? – Девушка указала на экстравагантный шарф, пальцем описывая в воздухе петлю, коей он был обмотан вокруг шеи Петра Ивановича.

– А это, – загадочно улыбаясь, мужчина закинул один конец боа себе на плечо, – сувенир от очаровательной помощницы моего коллеги – красавицы Марго.

– То есть эту часть ты помнишь, – поддразнивала племянница.

– Помню. Но джентльмены таких подробностей не разглашают. Тем более в присутствии столь юных барышень. Так что, – он запрокинул голову, опустошая вторую рюмку, и, смачно занюхав кулаком, продолжил, – позвольте откланяться. Хотелось бы скрыться из виду раньше, чем Мария Тимофеевна явит челяди свой лик.

Петр Иванович поднялся из-за стола, опираясь на трость для лучшего равновесия, припрятал графин обратно в буфет и аккуратно опустил ключ в фарфоровую чашку. Проходя мимо Анны, он нежно чмокнул ее в макушку, пробормотал «спокойной ночи» и крадучись направился через гостиную к лестнице. С кухни послышался звон кастрюль и прочей утвари – стало быть Прасковья проснулась и принялась за завтрак.

***

Утро было пасмурным. Сизое небо едва тронули лучи восходящего солнца, и предрассветная дымка начинала таять, оседая росой на озябшей траве. Сонный луг был молчалив, будто боясь потревожить вечный покой, уснувшего на его цветочном ковре человека. В насыщенном влагой воздухе отчетливо слышались мельчайшие звуки: шаги городовых по окрестности, вспышка фотоаппарата, вздохи и пересуды шепчущихся зевак.

Яков Платонович склонился над трупом, внимательно осмотрел шею и лицо. Затем приоткрыл пальцами веко и заглянул в глаз. Хмыкнул. Приподнял руку, потом вторую, повертел, рассматривая окоченевшие пальцы. Нахмурив брови, задумчиво огляделся вокруг. Коробейников, замерев с блокнотом и карандашом наизготове, широко распахнутыми глазами следил за каждым движением начальника. Он был уверен, Яков Платонович видит гораздо больше других: улики будто разговаривают с ним, повествуя о своем происхождении. А Антон Андреевич никак не мог отделаться от глупой навязчивой мысли, что крутилась в голове с самого момента, как они прибыли на место преступления. Так и просилась наружу.

– Яков Платоныч, это что же, извращенец какой? – спросил он почти шепотом, кивком головы указывая на тело. – Али опять актер, в женской роли?

– Актриса, Антон Андреич, – ответил Штольман, поднимаясь на ноги. – Это дама.

– Дама? – удивился тот. – А что же… это… – запинаясь, он неопределенно махнул рукой возле подбородка, – накладная что ли? Для чего?

– Нет, настоящая, – заверил сыщик, невольно забавляясь смущением помощника.

– Как так? – У Коробейникова чуть глаза на лоб не полезли. – Дама с бородой? Такое разве бывает?

– Как видите. Вы мне лучше скажите, помимо бороды вы что-то заметили?

– Да, собственно, ничего, – стушевался Антоша. – Ран никаких на теле не заметно. С ходу и не скажешь, от чего умер… ла… жертва. Кхм, думаю, доктор Милц все прояснит.

– Так-то оно верно – последнее слово за доктором, однако посиневшие губы и кровоизлияние в глазах могут быть признаками удушения.

– Но ведь на шее нет никаких отметин, – похвастался наблюдательностью Коробейников – область рядом с бородой он успел хорошо рассмотреть.

– В этом-то и загвоздка, – согласился сыщик. – И еще одна любопытная деталь: пальцы жертвы содраны в кровь, ногти поломаны, но здесь, – он развел руками, указывая на ближайшие окрестности, – я не вижу ничего, что могло бы привести к подобным травмам.

– Хотите сказать, ее не здесь убили? – догадался помощник.

– Вполне вероятно. Вот что, Антон Андреич, опросите местных: кто что видел, слышал. А я до цирка дойду, там поспрашиваю.

– Думаете, она – одна из них?

– Иначе бы ее тут запомнили – уж больно внешность приметная, – улыбнулся Яков Платонович и подозвал к себе околоточного: – Ульяшин, отправьте тело в мертвецкую.

========== Часть 2 ==========

Завтрак в семье Мироновых протекал как обычно в теплой уютной атмосфере. Во главе стола сидел Виктор Иванович и, намазывая булку маслом, рассказывал какой-то курьезный случай, произошедший с ним накануне на службе. Супруга и дочь по обыкновению устроились по левую руку. Анна улыбалась, слушая папеньку, что-то уточняя по ходу его рассказа – в отличии от других барышень ее возраста у нее были отнюдь не девичьи интересы. К великому огорчению Марии Тимофеевны, Аннушку не прельщали ни примерки новых платьев у портнихи, ни сами наряды, ни светские приемы, где можно вдоволь пофлиртовать с молодыми людьми, достойными ее по статусу и положению. Вместо этого дочь будто завороженная не знала другой дороги, кроме той, что ведет в полицейское управление. Дай ей волю, она бы просиживала там дни на пролет в компании этого повесы Штольмана. Совсем он ей голову заморочил. Мария Тимофеевна и от соседей уже слышала нелицеприятные слухи. Не ровен час, как этот распутник вконец испортит репутацию ее доченьки. А всё деверь виноват, заявился тут со своим спиритизмом. Мария Тимофеевна метнула гневный взгляд на пустующее место по правую руку от мужа.

– Прасковья, – позвала она служанку, не обращая внимания на прерванный ею разговор, – а Петр Иванович уже спускался?

– Мама, – поспешила вклиниться Анна, не давая горничной возможности ответить, – дядя уже позавтракал. Пока вы спали. И прилег отдохнуть.

– Хм, – госпожа Миронова была раздосадована, но как полагает даме ее положения старалась сохранить лицо. – Поди опять всю ночь неизвестно где шатался.

– Ну, почему же, известно – в цирке, – улыбаясь, возвестила дочь, глаза при этом заблестели с неким воодушевлением. У маменьки рука с ложкой так и застыла в воздухе, не донеся кашу до рта. Анна с плохо скрываемой надеждой перевела взгляд на отца. – Оказывается, к нам в Затонск приехал бродячий цирк. Вот бы сходить на их представление…

– Еще чего не хватало, – опомнилась Мария Тимофеевна, опуская ложку обратно в тарелку – аппетит у нее, кажется, напрочь пропал. – Анна, скажи на милость, ну, чего ты не видела в этом… балагане? Витя, – обратилась она за поддержкой к супругу, – ты же не собираешься потакать этим неразумным капризам?

– Машенька, в самом деле, что здесь такого? – Как глава семейства Виктор Иванович старался сохранять нейтралитет, не желая обижать ни одну из своих дам. – По-моему, вполне достойное развлечение.

– Ну, уж нет, – сердито воскликнула его супруга, теряя и так несвойственное ей терпение, – с меня и спиритизма достаточно. И вообще, сегодня вечером прием у князя. Надеюсь, вы не забыли?

– Забудешь тут, – вздохнула Анна.

– Там будут самые достойные люди нашего города, – мечтательно улыбнулась Мария Тимофеевна, сама мысль о ее причастности к некоей элите бальзамом разливалась по раздраженным нервам ее ранимой души. – Я слышала, Разумовский пригласил еще каких-то друзей из Петербурга. – Там, где маменька видела достоинства, Анна подмечала лишь недостатки. Там, где по мнению одной были сосредоточены веселье, ценные знакомства и благородство, другая наблюдала лишь скуку, высокомерие и позерство.

***

На стоянке циркачей было тихо и безлюдно. Фургоны располагались полукругом позади шатра, образуя уединенный дворик, окутанный утренним туманом. По всему периметру из земли торчали треноги, таганы и вертела с котелками и едва дымящимися под ними углями. Трава была напрочь стоптана. То там, то тут стояли какие-то бочки, ящики и прочее барахло. Участок выглядел довольно обжитым и органичным, так и не скажешь, что они приехали только вчера.

Заприметив щуплого парнишку, бредущего вдоль фургонов, Штольман подозвал его к себе и, представившись, спросил:

– Где все?

– Спят, – ответил тот, разведя руками.

– А кто у вас тут главный?

– Кузьмич. Ну, то есть Прохор Кузьмич.

– Где найти его? – Поинтересовался Штольман с прищуром глядя на собеседника, подозревая, что парнишка не совсем трезв. Тот махнул рукой в сторону одного из фургонов. Сыщик уж было пошел в указанном направление, как вдруг развернулся. – А сам кто такой?

– Никита я.

– Сколько тебе лет?

– Девятнадцать.

– Иди, проспись, Никита, – тяжело вздохнул Штольман и направился к фургону Кузьмича.

Прохор Кузьмич был директором всего этого «творческого объединения» и по совместительству конферансье, как чуть позже выяснил сыщик. Ибо при первом взгляде на него, казалось, будто он только что выполз из самого захудалого трактира. Он был невысокого роста мужичонка, не толстый, но с солидным пузом, с опухшим, видимо от беспрерывного пьянства, лицом, взлохмаченными после сна черными с сильной проседью волосами и совсем седой запущенной щетиной на подбородке. И все же открытый доверчивый взгляд выдавал в нем добродушного и в какой-то степени даже наивного человека.

Когда после третьего стука набалдашником трости о дверь вагончика его заспанное лицо возникло в проеме двери, вид у него был растерянный. Штольман представился и задал ряд простых вопросов, вроде – когда приехали, чем занимаются, давая Прохору Кузьмичу время прийти в себя и собраться с мыслями, прежде чем обрушивать на него неприятное известие.

– Скажите, Прохор Кузьмич, была ли в вашей труппе бородатая женщина? – перешел Штольман к сути дела. Его собеседник, видимо борясь с утренним похмельем, тяжело опустился на лавку у стены фургона, сам сыщик остался стоять напротив, опираясь на трость.

– Что значит «была»? – нахмурился конферансье. – Настасьюшка. Она у нас на бокалах играет.

– Убили ее, – с сожалением сообщил Яков Платонович, опустив взгляд. Прохор Кузьмич напугано подскочил, будто ужаленный, но видимо ноги совсем его не держали, потому что он тут же плюхнулся обратно на скамейку.

– Как убили? Кто? – он оторопело таращил глаза на сыщика.

– Это мы и пытаемся выяснить? Скажите, когда и где вы видели ее последний раз?

– Так здесь. Вчера вечером. Мы как поставились, так сели есть-пить.

– Вся труппа здесь была?

– Нет, некоторые в город ходили, в трактир.

– А Настасья?

– Да, кто ж знает? Вроде здесь была. Платон Якич, я же за ней не следил, – оправдывался Кузьмич.

– Яков Платонович, – поправил Штольман.

– Простите, Яков Платоныч, – запричитал Кузьмич и с искренним раскаянием ударил себя ладонью в грудь, – не досмотрел. Не уследил! – Прокричал он с надрывом и скомкал рубаху в кулаке. – Сиротинушкой ж была. Никому не нужная. А девка хорошая была, добрая. Эх, судьбой обиженная…

– Ну, а с другими артистами как, хорошо ладила?

– Хорошо, – пожал плечами Кузьмич. – Мы же тут как одна большая семья. И как в любой семье – всякое бывает: и склоки, и драки. Но это все так, пустяки: взял чужой реквизит или вовремя не вернул. Не убивать же из-за шляпы?

– Убивали и за меньшее, – задумчиво прокомментировал сыщик. – А, кстати, остальные где? Спят, что ли?

– Платон Якич, не обессудьте, – закачал головой Кузьмич, – посидели вчера, опрокинули стопку-другую… за приезд, так сказать.

– Яков Платонович! – снова поправил Штольман с более суровым видом, вздохнул и добавил: – К обеду вернусь с помощниками, всей труппе надлежит явиться на допрос. А вы мне список подготовьте – всех и каждого, кто работает с вами и разъезжает по городам. И еще, – он оглянулся по сторонам, – где жила Настасья? В каком фургоне?

– Тот, четвертый справа, – поспешно указал Кузьмич.

***

Анна Викторовна после завтрака уединилась в беседке в саду в компании биографии французской династии провидцев, книги, привезенной дядей из Парижа. Солнце поднялось уже достаточно высоко и пекло по-июньски жарко. Спрятаться от него можно было разве что в прохладе яблоневых ветвей или в тени беседки. Высокая сочно-зеленая трава и пестрые цветы на клумбе, пригретые солнцем, начинали испускать тягучий, приторно-медовый аромат. В густой листве, порхая с ветки на ветку, непрестанно щебетали птицы, вторя заливистой трели соловья. Это был один из тех безупречных летних дней, когда чувствуешь себя счастливым безмерно и беспричинно, и оттого готов делиться радостью с каждым встречным.

Анна увлеченно читала книгу, но не настолько, чтобы не заметить, как вокруг наступила абсолютная тишина. Мертвая. Не было слышно ни малейшего звука. Оторвав глаза от страницы, она заметила, как потускнели краски окружающего мира, и не смотря на летний зной, ее обдало уже знакомым холодком. Она сначала почувствовала постороннее присутствие и лишь потом обернулась. Потусторонний мир вновь ворвался в ее размеренную жизнь, в этот раз в образе странной женщины. Самым странным в ней было то, что на ее подбородке росла густая курчавая борода.

– Кто вы? – опомнилась Анна. – Что с вами случилось?

Женщина открыла рот, чтобы ответить, но вместо слов изо рта заструился журчащий поток. Она напрягала горло, словно пыталась протолкнуть хоть слог, хоть звук, но выходила лишь вода, с еще большим напором. Она стекала по ее бороде, пропитывая платье, и капала на дощатый пол беседки, образуя целую лужу под ногами.

– Чем я могу помочь вам? Что мне сделать? – Взволнованно спросила Анна, откладывая в сторону книгу.

Дух закрыл рот, посмотрел на Анну безразличными черными глазами и вдруг начал рвать на себе бороду. Методично она подносила к лицу то правую, то левую руку и выдирала по клоку волос, при этом ни разу не поморщившись от боли.

– Что… что вы делаете? Что вы хотите сказать? Я не понимаю.

– Анна? – раздался со стороны голос Марии Тимофеевны. – С кем ты разговариваешь?

Анна лишь на мгновение бросила взгляд на маменьку, и призрак тут же исчез. Не осталось даже лужи на полу.

– Ни с кем. Сама с собой, – ответила задумчиво девушка и поднялась с кресла. – Мне нужно ненадолго отлучиться.

– Куда ты?

– Мама! – Осознав, что слишком резко повысила голос, Анна перевела дыхание и продолжила: – Мне казалось, я достаточно взрослая, чтобы не отчитываться по каждому поводу. Скоро вернусь. Извини.

========== Часть 3 ==========

– Добрый день, Александр Францевич, – поздоровался Штольман, проходя в мертвецкую и по-хозяйски укладывая трость с саквояжем на свободный стул близ стола.

– Уже почти полдень, а труп только один – пожалуй и впрямь, добрый, – отозвался доктор.

– Есть что-нибудь интересное?

– Весьма, Яков Платоныч, весьма. А где, вы говорите, тело обнаружили?

– На лугу за Михайловской слободкой.

– Вот и первая любопытная деталь. Если мне не изменяет память, луг находится на приличном отдалении от ближайшего водоема. Дело в том, что причина смерти этой дамы – утопление.

– Что ж, по крайней мере, это объясняет посинение вокруг рта, – сыщик нахмурился и посмотрел на прикрытый белой простыней труп на столе, будто тот мог помочь распутать свое загадочное убийство. – А что скажите о ее ногтях?

– Не удивлен, что вы заметили, – усмехнулся доктор Милц, – под ногтями я обнаружил деревянные щепки.

– Она сопротивлялась, – размышлял Штольман.

– И скорее всего поцарапала своего убийцу, – доктор улыбнулся, поймав заинтригованный взгляд сыщика. – Под двумя ногтями были частички кожи.

– Хорошая новость, доктор. Значит, убийца меченный.

– Еще одна интересная деталь, – продолжил свой отчет Александр Францевич, приподнимая простыню с боку тела – на бедре и ребрах виднелись застарелые гематомы. – Такие следы практически по всему телу. Я бы сказал, им уже около двух недель.

– Любопытный поворот…

– Ну, и напоследок, самое интересное, – хмыкнул доктор.

– Еще интереснее? Может, мне присесть?

– Я уверен, Яков Платоныч, вы выдержите это с достоинством, – он загадочно улыбнулся и извлек из кармана халата рубиновый камень, размером чуть меньше полушки. Протягивая его сыщику на раскрытой ладони, он добавил: – Был припрятан на груди, под корсетом.

– С каждой минутой это дело становится все любопытней, – задумчиво проговорил Штольман, аккуратно беря рубин двумя пальцами и рассматривая его на свету. – Что же с тобой случилось, Настасья Егорова?

***

Яков Платонович почти добрался до центральной аллеи больничного парка, когда из раздумий его вырвал знакомый голос. Он обернулся и на губах растянулась улыбка, и все его лицо засияло, как этот погожий денек.

– Анна Викторовна, – он подошел к ней навстречу, – какая приятная неожиданность. А что вы здесь делаете?

– Мне в управлении сказали, что вас здесь можно найти, – ответила она слегка запыхавшись.

– Значит, не случайность. Но по-прежнему очень приятная, – улыбнулся Штольман, демонстративно оттопыривая локоть, приглашая Анну взять его под руку и прогуляться. – Давненько мы с вами не виделись – недели три. Я даже заскучал.

– Ну, вы ведь знаете, где меня найти, – ответила Анна, отводя взгляд в неловкой попытке скрыть радостное смущение.

– Верно. Я много раз собирался зайти, пригласить вас на прогулку, но… работа.

– Да, кстати, я к вам по делу.

– А все так хорошо начиналось, – не удержался он от шутки.

– Да, у вас сегодня удивительно хорошее настроение, Яков Платонович, – лукаво улыбнулась девушка, переходя на игривый тон, и Штольман вдруг осознал, как сильно ему этого не хватало. Как крепко он привязался к этой девушке и ее загадочным духам, ее беспардонному вмешательству в его работу.

– Просто очень рад вас видеть.

– Перестаньте, – отмахнулась Анна, и на ее щеках проступил легкий румянец. – Мы оба знаем, стоит мне ответить на ваш флирт, и вы пойдете на попятную.

Штольман поймал ее взгляд – серьезный и решительный – и промолчал, ему нечего было возразить. Эта радость встречи застала его врасплох, он не сумел обуздать охвативший его восторг, все эти улыбки вырвались против воли. Но Анна Викторовна была права: он будет вынужден пресечь ее попытки к сближению, потому что связан обязательствами по службе. И до тех пор, пока не распутается весь этот шпионский клубок, он не позволит себе втянуть во все это Анну и подвергнуть ее смертельной опасности.

– Я просто хотела узнать, – поспешила она сменить неловкую тему, – вы только не смейтесь. У меня было очень странное видение.

– А разве когда-то было иначе? – усмехнулся Штольман, но его проникновенный взгляд красноречиво благодарил ее за понимание.

– Такого еще ни разу не было. Ко мне явился дух женщины. Ну, то есть я уверена, что это была женщина… Но странность в том, что у нее была борода.

– Все же удивительно, как быстро здесь разносятся новости, – прокомментировал сыщик и оглянулся по сторонам, почти ожидая увидеть мальчишку, размахивающего газетой с новостью об убийстве на первой полосе.

– Вам что-то известно? – воодушевилась Анна.

– По долгу службы, – Штольман смотрел в ее большие голубые глаза, взирающие на него так по-детски наивно и просительно, что у него не было шансов. Тяжело вздохнув в знак неизбежной и безоговорочной капитуляции, он продолжил: – Бородатая женщина приехала с цирком. Сегодня утром на лугу обнаружили ее труп.

– Яков Платоныч, а у нее что, в самом деле, борода? Настоящая?

– Настолько настоящая, что повергла Коробейникова в полнейший ступор, – усмехнулся Штольман.

– Знаете, когда она ко мне явилась, она почему-то рвала на себе эту самую бороду.

– Был я сегодня у циркачей на их стоянке, в их вагончиках… Думается мне, поживешь так годок-другой и не только на бороде начнешь волосы рвать.

– Вы вот шутите, Яков Платоныч, а я уверена, что… сей элемент внешности играет, если не первоочередную, то весьма важную роль в этом деле.

– Так у вас уже и дело есть, – покачал он головой. – А что же вы дух жертвы не расспросите? Пусть уж скажет, кто ее убил, и мы хоть раз закроем дело в рекордные пять минут.

– Не говорит она, – огорченно вздохнула Анна, – ну, то есть пытается, но не может – захлебывается. Сдается мне, утопили ее. А кстати, как она умерла?

– Вы что, беседовали с доктором Милцем? – нахмурился Штольман, его не радовало, что эксперт так легкомысленно разглашает важные подробности преступления.

– Нет, не успела. Вас встретила, как раз по дороге к нему, – честно ответила девушка, не понимая причины вопроса.

– Анна Викторовна, догадываюсь, что это бесполезно, но все же очень вас прошу – оставьте ваше частное расследование. Это убийство, и убийца по-прежнему на свободе. Он может быть чрезвычайно опасен.

– Опять вы за свое, Яков Платоныч. Я всего-навсего хотела помочь вам. В вашем расследовании.

– Что ж, в таком случае, приму к сведению.

– Вы только и делаете, что принимаете к сведению, – она обиженно сдернула руку с его локтя и остановилась. – Неужели вам так претит хоть раз поверить мне, для разнообразия прислушаться и отнестись ко мне всерьез?

Штольман посмотрел на нее растерянно, в замешательстве раскрыв рот: он мог лишь догадываться – шла ли речь по-прежнему про ее спиритические способности или это был завуалированный упрек иного толка.

– Простите, Анна Викторовна, я не хотел вас обидеть. – Он видел, как она вздохнула, и ее черты смягчились – она не держит на него зла, просто не спешит это афишировать. – Предлагаю продолжить нашу прогулку в другой день. Сейчас у меня и правда много дел. Еще пару десятков циркачей допросить надо.

– Вы сейчас в цирк? – голос выдавал ее воодушевление.

– Анна Викторовна, – он мельком взглянул по сторонам и развернулся к ней лицом. – Мы уже приковываем к себе любопытные взгляды, а это была лишь безобидная прогулка по парку. Представьте, какие слухи разнесутся, если я увезу вас в неизвестном направлении. Ваши родители, скажем так, и сейчас меня не особо жалуют. Не хотелось бы, чтобы к вечеру Виктор Иванович вызвал меня на дуэль.

– Ладно, – легко согласилась девушка и улыбнулась, всем своим видом давая понять, что не собирается настаивать. – Я и сама могу добраться. Дядя говорит, они встали на большом лугу, сразу за слободкой. Думаю, найду.

Она развернулась, собираясь уходить, и тяжело вздохнув Штольман окликнул ее.

– Анна Викторовна, не думайте, что я каждый раз буду вестись на ваши манипуляции, – улыбнувшись, мужчина вновь оттопырил локоть, – пролетка ждет меня у ворот. И кстати, откуда ваш дядя знает про цирк?

========== Часть 4 ==========

На цирковом подворье за шатром была суета. К полудню Прохор Кузьмич, как и было ему велено, собрал всех на лугу, а сам сидел за деревянным столом, удрученно подперев щеку кулаком. Вокруг него толпились силачи в обтягивающем трико и конные наездники, судя по сапогам. Они что-то кричали наперебой, толи доказывая ему, толи требуя ответа, но он, словно не замечая их, продолжал сидеть в своем мрачном молчании.

Чуть поодаль тявкали болонки, расхаживая на задних лапах перед своим хозяином, рядом репетировали номер клоуны. На одном конце поляны парень глотал огонь, на другом – его коллега запихивал в рот кинжал. Туда-сюда сновали комичные карлики и дамы с минимум одежды на их стройных подтянутых телах.

Коробейников, прибывший чуть ранее с парой городовых, беспомощно застыл при выходе из шатра и растерянным, боязливым взглядом уставился на мелькающую разномастную толпу, изредка своими неискушенными, наивными глазами решаясь взглянуть на полуголых гимнасток и тут же смущенно краснея.

– Антон Андреич, вы тут не на представлении, – раздался со спины голос начальника с легким шутливым тоном. – Хватит глазеть. Займитесь лучше делом.

– Сию минуту, Яков Платоныч, – резво опомнился тот и, кивнув городовым, шагнул в людскую гущу.

– Анна Викторовна, я все же настаиваю, чтобы вы взяли моего кучера и отправились домой. Цирковое закулисье не лучшее место для благородной девицы.

– Яков Платоныч, мне безусловно льстит ваша забота о моей девичьей чести, но уверяю вас – я могу за себя постоять. Не переживайте. Я не хочу вам мешать, – и она вслед за Коробейниковым ступила на солнечную поляну, с любопытством и каким-то почти детским восторгом разглядывая причудливых и диковинных людей.

Штольман уверенным шагом вышел на середину двора, где за столом сидел опечаленный директор цирка, и аккуратно протиснулся сквозь окружающее его сборище. Прохор Кузьмич вскочил с лавки словно по стойке смирно и, воскликнув: «Платон Якич», протянул сыщику сложенный пополам листок. И тут началось.

– Что там?

– Настучал?

– А что случилось?

– Зачем нас тут собрали?

– У меня репетиция.

– Мне собак кормить надо.

Вопросы и жалобы сыпались со всех сторон и все разом. И Штольману казалось, что его вот-вот раздавит, если не людская масса потных, раскрасневшихся тел, то их громогласные и бесперебойные крики уж наверняка. Отпихнув тростью рослых атлетов, сыщик вскочил ногами на лавку и грозно рявкнул:

– Тихо! – и в наступившей тишине заговорил спокойнее. – Устроили тут балаган. Если кто еще не в курсе, я – следователь Штольман Яков Платонович. Сегодня ночью было совершенно убийство. Жертвой стала ваша приятельница – Настасья Егорова. – По толпе разнеслись ахи-вздохи, и она глухо загудела скорбными «Как же так?» и «Не может быть». Штольман вновь повысил голос: – Мы с коллегами здесь, чтобы допросить вас.

– Вы что же, думаете, ее убил кто-то из нас? Свои же? – изумился голос откуда-то справа.

– Рано кого-либо исключать. Но согласитесь, маловероятно, чтобы за один вечер она успела обзавестись местными врагами.

– Не было у нее врагов…

– Вот и расскажите об этом моему помощнику, Антону Андреевичу, – Штольман ловко спрыгнул на землю и сквозь расступающуюся перед ним публику подошел к Коробейникову, протянул ему список труппы, быстро поделился новыми сведениями от доктора Милца и дал краткие указания. Антон Андреевич с присущим ему юношеским энтузиазмом принялся за дело.