Текст книги "Балаганъ (СИ)"

Автор книги: FoxyFry

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

Анна не помнила, сколько она простояла там в оцепенении, из раздумий ее вырвал дядин голос.

– Давай-ка прогуляемся с тобой, Аннушка. – Петр Иванович под руку с Зарой прошли мимо нее по тенистой аллее, освещенной лишь ярко-горящими окнами усадьбы. – Мне надо с тобой кое о чем поговорить.

– О чем же, дядюшка? – подыгрывала самозванка.

– О том, как все вернуть назад, – Анна догнала их со спины.

– Ан-нет, – Петр Иванович едва не подпрыгнул и схватился за сердце. – У тебя это входит в привычку. Кхм, где ты была? Я уже два раза выходил тебя искать.

– Заглянула домой перекусить и переодеться.

– Что здесь происходит? – Испуганно-растерянный взгляд – Зара держала образ. – Дядя, кто это?

Петр Иванович, нервно сглотнув, забегал глазами между двумя девушками. Ох, на приеме подавали слишком много шампанского, и он уже ни в чем не был уверен. Теперь они обе были похожи на Анну. А лопающиеся в голове хмельные пузырьки никак не способствовали критическому мышлению.

– Я видела чемодан. Куда-то собралась? – Анна перешла в наступление, но самозванка не торопилась сдаваться.

– Дядя, я не понимаю, почему ты позволяешь своей знакомой разговаривать со мной в подобном тоне? Тем более копаться в моих вещах?

– Ты убила Настасью? – прямо спросила Анна.

– Что?

– Убила, а теперь хочешь скрыться в чужом теле за чужой жизнью.

– Что за бред, – в смятении хмыкнула Зара. – Вы в своем уме? Дядя?

– А давай спросим у самой Настасьи, кто ее убил? – предложила Анна.

– А давайте, – согласился Петр Иванович и шагнул ближе к гадалке, становясь подле нее плечом к плечу.

– Что все это значит?

– Госпожа… эм… Зара, – начал дядя, – верните, пожалуйста, моей племяннице ее тело. Какие бы у вас ни были на то причины, все разрешимо. Если вопрос в финансах…

– Мне не нужны деньги, – сурово отрезала она, переставая играть роль.

– А что тогда? Я уверен, мы сможем договориться.

– Мне нужна новая внешность, – улыбнулась она холодно.

– Что ж, в таком случае, полагаю, нам придется обратиться в полицию.

– Вам не поверят, – легко парировала она дядюшкин блеф.

– Штольман поверит, – вставила Анна.

– Штольман? – Острый проницательный взгляд ее собственных голубых глаз сейчас буквально впился в ее лицо. Зара испытующе прищурилась, и в уголках ее губ мелькнула чуть заметная усмешка. – Так это он. Тот самый. Хорош, – она кивнула головой, будто одобряя выбор Анны. – Весьма хорош. Статный мужчина. А ты такая юная и неискушенная девица, – с каким-то едким сочувствуем улыбнулась она. – Ты ведь даже не осознаешь. Даже не догадываешься, какую имеешь над ним власть.

Изумление Анны красноречиво читалось в широко открытых почти черных цыганских глазах. Весь ее растерянный вид забавлял самозванку, очередная одержанная победа льстила ее самолюбию.

– И теперь эта власть в моих руках, – заявила она, забивая последний гвоздь в крышку гроба, в котором Анна похоронила свою надежду. Зара победоносно развернулась и зашагала в сторону террасы.

– Не слушай ее, – поддержал Пётр Иванович племянницу.

– Она права…

День выдался чересчур богатым на эмоции и события, и теперь Анна чувствовала себя выжатой словно лимон. Опустошение было сродни безразличию, руки опускались – как же она устала. Хотелось забыть обо всех убийствах, о гадалке и даже о Штольмане, и просто выспаться. А утром обнаружить, что это лишь дурной сон, и все на своих местах. Анна направилась домой через сад. Но едва сделав шаг, она вздрогнула и остановилась, как вкопанная.

– Что такое?

– Марго… – Глаза Анны расширились от испуга.

– Где?

– Убита. Мне жаль, дядя.

Петр Иванович тяжело сглотнул и покосился туда, где, по его мнению, находился дух. Он скорбно опустил взгляд, кивнул Анне в знак благодарности и неловко провел пальцами по губам. Любая смерть – это неприятное происшествие. Но ему было стыдно, что он не чувствовал ничего, кроме что разве досады и сожаления. И не хотел, чтобы племянница это видела. Он даже боялся сказать ей, что и лица-то Марго уже не помнит. Тут он вдруг сообразил:

– Так ты все-таки видишь духов? Не смотря на… свой внешний вид?

– Выходит, что да… Кто тебя убил?

Дух Марго с кровавой раной на лбу посмотрел на нее отрешенно, а затем опустил взгляд себе под ноги. А в следующий миг он вскинул голову, впиваясь в медиума мертвой чернотой глазниц. Анну будто обдало ледяным касанием смерти, дыхание перехватило, сжимая грудь в тисках, и загробный голос зазвучал в мыслях.

«Когда белый конь встанет на дыбы, а черный падет ниц,

Фараон сгинет от рук Королевы под сенью крылатых мельниц»

Слова, словно выжженные раскаленным пером, прочно засели в мозгу. Анна повторила их несколько раз, прежде чем поняла, что именно не дает ей покоя. Фараон? Штольман! Сердце сжалось в предчувствии беды, и одна единственная мысль – «она не может его потерять» – затмила собой все остальные.

– Дядя, нужно срочно ехать.

– Куда, Аннет? Ночь на дворе!

– В цирк.

========== Часть 8 ==========

Третий раз за день пролетка несла следователя Штольмана к разноцветному шатру. Повод все тот же, а вот настроение труппы ощутимо изменилось. На стоянке была почти гробовая тишина: изредка кто-то всхлипнет или донесется до слуха тяжелый вздох – судачить никому не хотелось. Со скорбным смирением они наблюдали за работой полиции, прощаясь со второй артисткой за сутки. Мариной Лукьяновой. Марго.

По дороге в Михайловскую слободу городовой, что приехал с донесением к дому князя, вкратце поведал сыщику о происшествии, случившемся прямо во время циркового представления. Метатель ножей, демонстрируя свое мастерство, пристегнул даму к высокому деревянному щиту в центре арены. Ему завязали глаза, и он, под дружный изумленный вдох публики, запустил в полет обоюдоострый клинок. Но тот вместо яблока на голове помощницы вонзился аккурат ей в лоб.

Коробейников с парой городовых были уже на месте.

– Яков Платоныч, я взял на себя смелость отстегнуть и снять тело. Но вот взгляните, – он указал на деревянный щит, – я предварительно обвел его по контуру мелом. Ну, чтобы… иметь представление…

– Весьма находчиво, Антон Андреич. Какие соображения?

Штольман, расстегнув парадный фрак, внимательно осмотрел место происшествия: он хмурился, в задумчивости морщил лоб, присел на корточки, заприметив что-то на полу. Коробейников следил за ним с восхищением и потаенной завистью – он уже полчаса торчал здесь, а соображений ноль, ну, кроме очевидного, конечно.

– Думаю, это роковая случайность. Митяй этот, метатель который, не имел никакого злого умысла. Не было у него мотива, – памятуя о недавнем выговоре начальника, Антон Андреевич старательно показывал, что руководствуется не только «лирикой», но и профессиональными наблюдениями и изысканиями. – Видели бы вы, как он убивался, когда понял, что натворил. Чуть руки на себя не наложил.

– А сейчас где он?

– В фургоне своем, под присмотром городового.

– Хорошо. Думаю, вы правы, Антон Андреич – он не собирался ее убивать. И тем не менее, это убийство.

– То есть как?

– Скажите, что вы видите? – Штольман кивком головы указал на деревянный щит, а сам подошел к старым дровням и, приподняв простыню, осмотрел тело.

– Ну… отметины от ножа? – предположил Коробейников, оглядываясь на наставника.

– И?

– И… они находятся довольно близко к контуру тела. Вот здесь даже пара капель крови имеется.

– Да, а у жертвы как раз свежий порез на левом предплечье.

– Что же, Митяй намеренно рисковал? Хотел пощекотать нервы публике?

– Вряд ли, если судить по контурам головы.

Коробейников вновь обернулся к щиту, присмотрелся и рот раскрыл от удивления – как же это он раньше не заметил? Прежние отметины от ножа располагались внутри контура. Получалось, либо Митяй и раньше бил прямиком ей в лоб, либо…

– Сегодня она была выше обычного, – осенило Антона Андреевича.

– Всё указывает именно на это. Обратите внимание на кучность отметин, – Штольман подошел к щиту и провел пальцем вдоль сколов на деревянной поверхности. – Нож каждый раз впивался практически в одно и то же место. Трюк с завязыванием глаз лишь профанация для усиления драматизма. Метатель целится не глазами, а мышцами. Ежедневные многочасовые тренировки доводят все действия до автоматизма. Важна каждая деталь: поза, расстояние, сами ножи – их размер и вес. Делая бросок, он ориентируется на мышечную память. Мельчайшее изменение даже одного из параметров, – Штольман перевел взгляд на труп, – может привести к трагедии.

– Так что же… она сама виновата?

– Сомневаюсь, Антон Андреич. – Следователь вновь подошел к дровням и откинул край простыни со ступней. – Вот что: изымите ее туфли, как улику. И распорядитесь, чтобы тело отправили доктору Милцу.

Штольман вышел из шатра на задний двор, на стоянку с фургонами, освещенную по периметру зажжёнными факелами и несколькими кострами в центре. Он не думал, что Митяй намеренно убил свою помощницу – глупо совершать преступление на глазах десятков свидетелей – но по процедуре обязан был допросить его. Однако едва он шагнул на поляну, его стала обступать толпа любопытствующих.

– Господин Штольман, – запыхавшийся и раскрасневшийся от волнения Прохор Кузьмич выбежал вперед. – Не арестовывайте Митяя. Не виноват он. Ну, не думаете же вы, что он нарочно. Господин Штольман, не могу я потерять троих артистов за день. Мы так по миру пойдем.

– Вы не переживайте, мы во всем разберемся. Но пока я вынужден задержать его до выяснения обстоятельств.

– Это все проклятье, – раздался выкрик из толпы. Вся людская масса на миг притихла, а затем загудела с новой силой: «Проклятье. Проклятье! Как пить дать проклятье. До всех доберется».

Хмурым взглядом Штольман пробежался по перепуганным лицам. Недостаток знаний порождает в невежественных умах иллюзии. Все пугающее и необъяснимое приобретает налет мистики и интерпретируется, как проклятие и прочая чертовщина. В силу своей профессии следователь знал, как порой подобные заблуждения, поселяя в сердцах людей страх, способны толкнуть их на отчаянные и необдуманные поступки. А двух смертей за один приезд цирка ему казалось более чем достаточно.

– Прохор Кузьмич, давайте-ка сюда зачинщика.

– Никитка, подь сюды, – сурово рявкнул конферансье.

Толпа тихонько роптала, с причитаниями поминая тех, кто пал жертвой проклятья. Циркачи – народ суеверный, потому одни уже, наплевав на все, готовились собрать пожитки, да бежать, куда глаза глядят. Другие, истинно веруя, что от кары не сбежать, спорили – кто же виноват в смерти карлика, и как все это остановить. Третьи отчего-то решили винить во всем полицию. Анна с дядей, ступив на поляну, растерянно оглядывались и прислушивались, пытаясь понять, что так взбудоражило народ. Петр Иванович крепко ухватил племянницу за руку, ему не нравился общий настрой толпы – в воздухе витали страх и негодование.

«Проклятье», – тихо повторила Анна, воскрешая в памяти свой сон. «Карлик – расплата неизбежна… Бокалы – Настасья… Окровавленный клинок – Марго… И конь, вставший на дыбы… Штольман следующий». Поднявшись на цыпочки, Анна завертела головой, высматривая своего сыщика. Сердце испуганно колотилось о грудную клетку, пальцы с силой сжали дядину ладонь, а глаза метались из стороны в сторону, пока не выхватили знакомый силуэт. Анна тут же двинулась к нему, утягивая за собой ничего не понимающего Петра Ивановича.

Вырвавшись из толпы на свободный край поляны, Анна остановилась. Штольман беседовал с директором цирка и парнишкой-наездником, которого она видела здесь днем, но имени его не знала. Вдруг Яков Платонович обернулся, и на мгновение их взгляды встретились. Острое чувство тоски пронзило девушку. Они виделись, по-настоящему виделись – смотрели друг другу в глаза – еще утром, а кажется это было так давно. Она скучала по нему, даже по его колкостям, шуткам, приправленным скепсисом, и строгим выговорам, потому что даже тогда он смотрел на нее с нежностью и заботой. Теперь же взгляд его был непроницаем и через секунду вновь вернулся к собеседнику.

– Так что завязывай с этой ересью, – голос Штольмана был тверд и настойчив. – Не смущай умы. Иначе последствия будут на твоей совести.

Парень молчал, насупившись и часто дыша. Трудно ему было отказаться от своих убеждений, да и перечить благородному господину он не смел. Штольман продолжил допрос.

– Скажи мне лучше, кто мог желать смерти Марго?

– Не знаю.

– Может, у нее враги были? Недоброжелатели?

– Не было, покуда мне известно.

– Ну, а с коллегами какие у нее отношения были?

– Да, как у всех. Бабы они все склочные, брехливые.

– И с кем же она «брехала»?

– Со всеми, – пожал он плечами. – С Заркой постоянно языками сцеплялись, обе дерзкие, с норовом, как с первого дня не сошлись…

Штольман вновь взглянул на гадалку. Она следила за ним неотрывно, с каким-то волнением на лице, будто хотела что-то сказать. Мужчина мысленно сделал себе пометку – допросить ее позже, и не без подозрения покосился на ее руку, зажатую в ладони господина Миронова.

– …с эквилибристкой тоже то и дело что-то делили, – продолжал Никита.

– С какой еще эквилибристкой? – Штольман в замешательстве перевел взгляд на Прохора Кузьмича.

– Да, с этой Нимфой нашей ненаглядной, – пояснил Никита. Прохор Кузьмич кивнул и добавил:

– Марго, может, и склочная была, но баба хорошая, своим преданная. Хитрая порой, не без этого, но надежная. Была…

Анна зорко следила за Штольманом, как орлица, готовая в любую секунду среагировать на опасность. Завидев, что мужчины закончили беседу и расходятся, она тут же бросилась к нему, позабыв про дядю, окликнула, заставив остановиться и обернуться.

– Госпожа Керимова, я намеревался побеседовать с вами позже.

– То, что я должна сказать вам, не терпит отлагательств.

– Вот как? – Он с интересом развернулся к ней всем корпусом, решив отложить разговор с Митяем еще ненадолго.

– У меня для вас послание.

– От кого?

– От Марго.

Штольман сверлил ее долгим пронзительным взглядом из-под сурово сведенных к переносице бровей, как вдруг черты лица его смягчились, и губы насмешливо изогнулись.

– И? Что же она просила передать?

– «Когда белый конь встанет на дыбы, а черный падет ниц, Фараон сгинет от рук Королевы под сенью крылатых мельниц».

– Как поэтично. И зарифмовать не поленилась. Кто бы мог подумать, что в той женщине скрывались такие таланты.

Анна отшатнулась от его холодной саркастичной ухмылки. Все без толку – он ей не верит. Он попросту насмехается над ней. Что бы она сейчас не сказала, он не придаст этому ни малейшего значения. Вот же упертый болван! Анна стиснула зубы, едва не дрожа от клокотавшей внутри нее бессильной злобы и обиды. А он вдруг приблизился, склоняясь к ней, и тихо с издевкой произнес:

– Дайте угадаю. Сейчас вы скажете, что это дух ее вам нашептал. – Он усмехнулся и выпрямился, на мгновение бросив взгляд куда-то ей за плечо. – На что вы рассчитывали? Что после этих слов про коней и мельниц на меня снизойдет откровение, и я узрю в вас госпожу Миронову?

– Я уже ни на что не рассчитываю в отношении вас. Я лишь надеялась, что вы вопреки своим предубеждениям хотя бы раз прислушаетесь, потому что это касается вашей безопасности.

– И весь этот спектакль призван показать мне ваше беспокойство или вы таким образом пытаетесь запугать меня?

– Добрый вечер, Яков Платоныч, – вмешался подошедший дядя. – Мне показалось, у вас тут разгорелся нешуточный спор.

– Вечер добрый, Пётр Иванович, у меня к вам тоже есть пара вопросов. Но сначала, – он вновь обернулся к Анне, – кто надоумил вас на это, барышня? Вас подослал месье Лассаль?

– Яков Платоныч, мне кажется, вы взяли неверный тон при общении с дамой, – Петр Иванович вступился за племянницу.

– Видите ли, эта дама является одной из подозреваемых в убийстве.

Анна вытаращила на него глаза, слова застряли в горле. На выручку пришел дядя.

– Яков Платоныч, у Ан… у Зары алиби, она была со мной с шести, может быть, даже с пяти вечера.

Штольман устало вздохнул и сменил позу, тяжело опираясь на трость. Этот день ему уже казался бесконечным. Голова раскалывалась. А эти двое явно что-то от него скрывали.

– Петр Иваныч, позвольте заметить, что вы слишком вовлечены в это дело. Не далее, чем этим утром вы предоставляли алиби Марго, и посмотрите, что с ней стало. – Миронов молчал. Штольман взглянул поочередно на Анну и ее дядю и спросил: – Как давно вы двое знакомы?

– Боюсь, на этот вопрос нельзя ответить однозначно.

– И снова вы юлите, – усмехнулся следователь.

– Яков Платоныч, позвольте заверить, что ни я, ни… Зара не причастны ни к одному из этих убийств.

Штольман кивнул и, разворачиваясь и уходя, бросил через плечо: «Из города не уезжайте».

Анна смотрела вслед удаляющейся фигуре сыщика, и сердце ее медленно разрывалось на части. Она пыталась уверить себя, что это не ее Штольман, что это тот, которого он показывает посторонним, сослуживцам, преступникам и подозреваемым. Холодный, дерзкий, расчетливый. Но легче от этого не становилось. Боль и обида терзали ее душу, сгибая ее волю, ломая ее дух, вынуждая сдаться.

– Что ж, ты попыталась. Не кори себя, дитя. Поедем лучше домой.

– Теперь мой дом здесь, – бесстрастно ответила Анна и побрела в сторону фургона Зары.

– Аннет! Не глупи. Ты не можешь ночевать здесь.

– Только здесь я и могу ночевать, дядя.

========== Часть 9 ==========

Первые робкие рассветные лучи солнца, путаясь в кроне одиноко стоящего дуба, то скользнут по влажным от утренней росы листьям, то заискрятся, разгоняя стылую раннюю мглу. Легкий свежий ветерок бережно потрепал прядь волос на лбу, побуждая проснуться. Петр Иванович нехотя разлепил глаза и тут же сощурился. Едва пошевелившись, он с убежденностью естествоиспытателя мог заявить, что сон на узкой деревянной скамейке далеко не на пользу уже немолодому организму. Казалось, каждая мышца в теле затекла, а каждая косточка ныла, как у дряхлого старика. Морщась от боли и кряхтя, Петр Иванович спустил ноги на землю и принял сидячее положение. Размял шею аккуратными наклонами головы – она тихонько похрустывала, словно заржавевший механизм, через силу запускаемый в эксплуатацию. Отложив в сторонку видавший виды потертый плед, он вздохнул полной грудью и осмотрелся.

Лагерь циркачей постепенно пробуждался. Ночные костры уже догорели, рея в утренней хмари одинокой струйкой дыма. Новые костерки сооружались под котелками и треногами, разнося по поляне ароматы гречневой каши и травяных чаев. Петр Иванович поднялся на ноги, потянулся, раскинув руки в стороны, и аккуратно заглянул в фургон – Анна еще спала. Накинув на голову шляпу и сцепив руки за спиной, мужчина с важным видом зашагал по поляне.

Анна почувствовала, что за ней наблюдают, и открыла глаза. Тут же распахнула их еще шире и завертела головой, не понимая, где находится. А когда взгляд наткнулся на мертвенно-бледный силуэт с невероятным выражением равнодушного упрека вместо лица, девушка и вовсе, едва не взвизгнув, подскочила в постели и постаралась забиться в дальний угол, пока не уперлась спиной в прутья повозки, обтянутые тентом. И в тот же миг воспоминания минувшего дня градом посыпались на ее хрупкие и по-прежнему чужие плечи.

Дух Марго неспешно поднял руку и все так же невозмутимо указал на выход.

– Ладно-ладно, иду, – вздохнула Анна, обуваясь. Наспех сцепила волосы заколкой и, проведя пару раз руками по подолу платья, будто это могло помочь разгладить складки после сна, откинула створку полога, выбираясь на яркий солнечный свет. На стоянке во всю кипела жизнь, напоминая собой растревоженный муравейник: одни что-то таскали туда-сюда, другие что-то мастерили, третьи готовили – словом, в этом с виду хаотичном беспорядке существовала строгая только им понятная и видимая организация и иерархия.

Отсвечивая в утренних солнечных лучах своей зияющей раной, Марго материализовалась позади соседнего фургона, зазывая Анну прочь из лагеря. Девушка послушно шла следом. Наконец дух возник около собачьего манежа и безучастно посмотрел на одиноко сидящую там дворнягу. Пес вдруг взвился, ощерился и тихо предостерегающе зарычал. Его напряженная, подрагивающая поза выдавала внутренний страх, но он упрямо смотрел на бестелесное воплощение перед собой, готовый до смерти драться с нарушителем границ. Дух протянул руку, указывая куда-то на землю, и пес тут же среагировал – бросился на ограду, поднимаясь на задние лапы и заходясь хриплым лаем.

– Тише, тише! – боясь привлекать излишнее внимание, Анна подошла ближе, взмахом руки разгоняя видение. Пес успокоился, глянул по сторонам и, вывалив из пасти длинный язык, часто задышал. Его седой хвост прытко мотался туда-сюда, наглядно демонстрируя его безграничное дружелюбие. Позволив Анне погладить себя, он быстро сообразил, что лакомств ему не принесли, а потому, опустив морду, схватил что-то зубами и пошел в противоположный конец манежа.

– Стой! Что это там у тебя?

Пес обернулся, и Анна сумела рассмотреть в его пасти женский башмачок. Она опустила взгляд и увидела еще один, такой же изрядно пожеванный, у самой стенки загона.

***

Зара задумчиво потягивала утренний кофе. Спала она плохо: сон был чрезмерно чутким и беспокойным, и она вздрагивала от каждого шороха. Ее тревожила осведомленность Петра Ивановича относительно истинного положения «тел». Она не рассчитывала, что Анне кто-то поверит, и уж тем более, что она так скоро найдет единомышленника. Возможно, ей следует уехать раньше, чем она планировала.

На пороге столовой возникла Прасковья, сообщая, что к барышне пожаловал господин и ожидает в гостиной. С любопытством и толикой опаски Зара вышла в смежную комнату. Штольман в светло-сером сюртуке под стать его глазам стоял у окна, беспокойно постукивая пальцами по серебряному набалдашнику трости.

– Доброе утро, Анна Викторовна, – улыбка буквально озарило его лицо, разглаживая следы еще недавних мрачных размышлений. – Простите мне столь ранний визит. Боюсь, позже не будет возможности навестить вас. Дел много.

– Яков Платонович, здесь вам рады в любое время.

– Пройдемся?

***

Наемный экипаж подъезжал к воротам особняка на Царицынской улице, когда Анна попросила кучера остановиться.

– Ты куда? – заволновался Петр Иванович.

– Лучше мне не появляться вот так на пороге с тобой под руку. Представь, как будешь объясняться перед Марией Тимофеевной. Ни к чему лишние проблемы. К тому же мне нужно найти посыльного.

Дядя придержал Анну за руку, пока она спускалась с подножки.

– Ну, как знаешь.

– Буду ждать вас с Зарой в беседке. Или в саду. И скажи ей, что у меня предложение, от которого она не сможет отказаться.

– Какое? – удивился Петр Иванович.

– Дядя, – с ласковым упреком и смешинкой в глазах отозвалась Анна, – мне лишь надо, чтобы она вышла.

Какого-то конкретного предложения у Анны еще не было, но она решила попробовать новый подход. Выяснить, зачем ей новая внешность, от чего она бежит, и предложить решить ее проблемы вместе. Она лишь боялась, что после вчерашнего Зара наотрез откажется ее слушать.

Заприметив на углу улицы мальчишку-курьера, Анна подозвала его и вручила записку. Велела срочно передать Коробейникову в полицейском управлении. Анна сообщила о странной находке в собачьем манеже, которую она оставила на хранение у Прохора Кузьмича. А также обмолвилась о пророчестве Марго, просила приглядывать за Штольманом, но ничего не говорить, ссылаясь на его скептицизм к любого рода мистике.

Осторожно войдя в ворота, Анна заметила в беседке пару силуэтов. Из-за раскидистых кленов она не могла рассмотреть, кто это был, а потому сразу же свернула в сад, решая не привлекать к себе ненужного внимания, и зайти со стороны более густой растительности.

***

– Значит, Марго… – с непонятным Штольману сожалением произнесла девушка и отошла к перилам, задумчиво глядя перед собой.

– Знаете, даже удивительно, что я рассказываю вам о преступлении, а не вы мне, – усмехнулся Яков Платонович и последовал за ней к перилам.

– Она еще не являлась мне, если вы об этом.

Зара обернулась к стоящему рядом мужчине и заглянула ему в глаза. Ей требовалось видеть, что он верит ее словам. Потеряв из союзников Петра Ивановича, она стала сомневаться в себе. Вот и сейчас с некоторой долей тревожности она заговорила про видения. Накануне вечером на приеме князь Разумовский весьма обстоятельно просветил ее касательно дара Анны. Заре даже показалось, что Его Светлость имели довольно корыстный интерес. Осторожными кокетливыми вопросами она убедилась, что старик не свихнулся, и похоже, многие верили, что барышня Миронова видит духов. Многие, но не Штольман.

– Может, она не считает нужным. – Зара пожала плечами, от души надеясь, что он примет ее нервозность за волнение иного рода. – Яков Платоныч, а вы уверены, что это убийство? Ведь Мит… метатель мог… просто…

– Промахнуться? – догадался следователь. – Разумеется, мог. Эта версия пока не исключается. Но у меня есть основания и для другой.

– Какой же?

– Тайна следствия, – заулыбался мужчина, и Заре показалось за этой улыбкой скрывалась некая провокация.

– Вот как? – Она шагнула ближе. – А есть какая-нибудь вероятность, что вы поделитесь своими предположениями со мной?

– Увы, не имею права разглашать конфиденциальных сведений.

– А я вот считаю, что у каждой неподкупности и принципиальности есть своя цена. Так какова ваша, Яков Платонович?

По-прежнему улыбаясь, Штольман однако не спешил отвечать. Задержал отчасти удивленный, отчасти подозрительный взгляд на ее глазах.

– Хотелось бы надеяться, что моя неподкупность абсолютна. Но зарекаться не стану.

– Вы мне вызов бросаете?

Растерянно усмехнувшись, мужчина повел головой в сторону, тем самым выдавая свое замешательство по поводу неожиданного поведения собеседницы.

– Не узнаю я вас, Анна Викторовна. Какая-то вы сегодня… необычайно напористая.

– Это хорошо или плохо?

– Пока не решил.

– Так может я вам помогу… принять решение.

В следующий миг, стремительно и, казалось, не раздумывая, она привстала на носочки и поцеловала его. Сначала неподвижный Штольман, при повторном касании ее губ, все же ответил на поцелуй, но его тут же отвлек шорох в кустах. Повернув голову, он успел заметить раскачивающуюся, словно на пружинах, ветку дерева и опрометью удаляющуюся фигуру в голубом платье.

– Кто это? – испугалась Зара.

– Есть у меня некоторые соображения на этот счет.

========== Часть 10 ==========

«Когда белый конь встанет на дыбы, а черный падет ниц,

Фараон сгинет от рук Королевы под сенью крылатых мельниц»

Коробейников хмурясь и морща лоб в очередной раз перечитал послание от Анны Викторовны. В силу своей молодости и доверчивого нрава помощник следователя ни секунды не сомневался в уникальных способностях этой удивительной барышни. Он каждый раз прислушивался к ее подсказкам от потустороннего вестника, хотя и принимал нарочито незаинтересованный вид в присутствии своего начальника.

Вот и теперь он не на шутку забеспокоился, даже не думая ставить под вопрос истинность сего пророчества. Он чувствовал, что сейчас от него многое зависит, в его силах спасти великого сыщика Штольмана. Он уже год работает с ним бок о бок – самое время показать, чему он научился.

«Кони, кони, да, здесь куда не плюнь, везде кони. Королева… с этим сложнее. Где в Затонске отыскать королеву? Может, тогда стоит начать с мельниц?»

От усердных размышлений и напряженных дум, Коробейников беспокойно елозил на стуле. Он ощущал в себе какую-то грандиозную, но неуловимую мысль. Она зашевелилась в нем, как только он прочел записку, и крепла с каждым отвергнутым им предположением. Он сидел, облокотясь на руку, подпирая лоб, как вдруг глаза его расширились, а лицо просияло. «Шахматы! – воскликнул он. – Ну, конечно. Конь черный и белый. Королева – ферзь. Но теперь загвоздка с мельницей». Он удрученно вздохнул и понуро почесал затылок. В этот момент дверь распахнулась, и вошел Штольман.

– Доброе утро, Антон Андреич, – пристраивая шляпу с тростью на вешалке, следователь опытным глазом заметил, как его помощник торопливо прикрыл бумажку на столе другим листом. «Неужто любовная записка», – усмехнулся он про себя, а вслух спросил: – Удалось узнать что-нибудь про туфли?

– Доброе утро, Яков Платоныч. Да, сапожник Федор, что на Базарной, поведал мне прелюбопытнейшую деталь. Видите ли, высота каблука на этих башмачках два дюйма. Однако, обувший их станет выше не на два, а на три дюйма. – Выдержав театральную паузу и убедившись, что он всецело завладел вниманием начальника, Коробейников продолжил. – Весь фокус во внутренней пробковой стельке – на пятке она имеет толщину в целый дюйм.

Яков Платонович, присев на край своего стола, сложил руки на груди и задумался, в уме прикладывая новую информацию к уже известным уликам, пытаясь соединить разрозненные кусочки в общую картину. Федор так же рассказал, что подобные стельки сделать несложно, любой толковый сапожник сумеет. Трудно сам материал достать. Сам он конкретно эти не изготавливал. Оно и понятно – на момент подмены обуви циркачи были в городе чуть больше суток. Убийце пришлось взять уже готовые, возможно свои. В любом случае, нужно искать миниатюрную Золушку, которой башмачок придется впору.

– К слову о башмачках. Утром доложили, что на цирковом подворье у собаки изъяли пожеванные дамские туфельки. Возможно, они принадлежали Марго.

– Вот что, Антон Андреич, поезжайте-ка в цирк, заберите эти туфли, а заодно устройте дамам примерку тех башмачков, что у нас.

– Как примерку?

– Да, как в той сказке.

– А если они откажутся?

– А вы им принца пообещайте, – усмехнулся Штольман. – Придумайте что-нибудь, Антон Андреич. Вы, в конце концов, лицо уполномоченное.

Озадаченный новым поручением, Коробейников поднялся со стула и уже хотел было идти, как вдруг вспомнил про записку. Ладонь легла поверх листа, машинально придвигая его к себе.

– А, Яков Платоныч, хотел у вас спросить. Вы ведь спец по шахматам. Подскажите, какую фигуру могли бы назвать мельницей?

– Мельницей? Никакую. А вы что же, шахматами увлеклись?

– Немного. – Все еще что-то обдумывая, он тем не менее потихоньку подтягивал листок к краю стола. – Не сочтите за труд, Яков Платоныч, а может слово «мельница» иметь какое-то отношение к шахматам?

– Может. И имеет. Это тактический прием, чередующий шахи и вскрытые шахи. Таким образом, на каждом шагу угрожая королю противника, вы вынуждаете его обороняться, а сами безнаказанно захватываете другие фигуры, оказавшиеся «на линии огня». Можно сказать, «перемалываете» их одну за другой.

– Ясно. Да, пожалуй, это имеет смысл, – пробормотал Коробейников и постарался незаметно сунуть записку во внутренний карман пиджака. Наблюдай за ним не Штольман, а кто угодно другой, ему скорей всего удалось бы улизнуть. Но в этот раз удача была не на его стороне.