Текст книги "Врата Балдура: Арфа, посох и кинжал (СИ)"

Автор книги: Fomcka2108

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)

Он ненавидел тифлингов, как носителей демонической крови, постоянно ожидая от них подлости и зла. Мужчина презирал злые расы, судя их всех по стереотипам и не давая шанса никому.

Его тяжёлая поступь и принципиальный взгляд вводили в ступор всех жителей Нижнего города и стоило только мужчине оказаться рядом, как любой воришка, разбойник или другой представитель бандитского люда сразу же старались убежать как можно дальше.

Полуорки, глубинные гномы, двергары и, конечно же, тифлинги – все они избегали его внимания, как огня, порой просто закрывая лавки или свои дома на засовы, надеясь, что неподкупный и слишком прямолинейный стражник обойдёт их стороной.

–Куда дальше?

Выдернув меня из размышлений, Улдер привычно встал рядом, уже успев понять, что я отлично ориентируюсь в Нижнем городе и могу подвести их к нужному месту с не просматриваемой стороны, чтобы обрушить торжество закона на ничего не подозревающие головы.

–Последний в списке на сегодня, – прочитав адрес, я почувствовал, как лоб покрыла испарина. Мои хмурые брови медленно поползли вверх, а дрожь в ладонях сотрясала небольшой клочок бумаги, на котором корявым почерком был указан знакомый адрес и пара имен, – не может быть.

Глава 17

Эссенция сонной лилии – это опиат, психоактивная жидкость,

Которая имеет вкус и запах вашего любимого напитка.

Хотя сонная лилия законна, если используется в медицинских целях,

Но она сильно облагается налогом,

И поэтому большинство сонной лилии ввозится контрабандой

И продаётся на чёрном рынке.

Употребление сонной лилии вызывает дезориентирующую эйфорию

И удивительную устойчивость к боли, но только в малых дозах.

Я стоял перед домом, из которого совсем недавно выходил. Простые потрёпанные двери, затронутые временем, с редкими следами ухода.

Смазанные петли, видавшие лучшие дни и с трудом удерживающие плотно сбитые доски, окованные железом.

Небольшая ручка, затёртая от постоянного трения, и следы грязи на косяках, там, где детские ручки Нины упирались, чтобы открыть тяжёлую дверь.

Мутноватые окна, сквозь которые едва просматривались внутренности помещения, слабо поблёскивали на солнце, отбрасывая во все стороны тусклые солнечные зайчики.

А со стен в некоторых местах отваливалась краска и последние элементы декора.

В небольшом дворике стоит собачья будка без намека на цепь и десятки следов, среди которых отчётливо прослеживаются отпечатки маленьких ножек и собачьих лап.

Я не хотел туда заходить, словно шестое чувство шептало мне, что ничем хорошим это не закончится, но, в отличии от меня, Улдер не страдал моральными терзаниями.

Упрямо поджав челюсть, он проигнорировал мой ступор и стремительно пошёл вперёд, молча отдавая команды своим людям, окружающим домик со всех сторон.

Солдаты испытывали тревогу, постоянно оборачиваясь в мою сторону, не ожидавшие подобного поведения от постоянно уверенного в себе арфиста. Их чувства шептали им, что что-то не так и сейчас мы наконец найдём свою цель. И они не были одиноки в этом понимании.

Улдер громко тарабанил в дверь, не сдерживая голоса, крича на всю улицу, чтобы нам открыли, но в ответ была тишина. Лишь мирное звучание улиц большого города раздавалось вдали, да громкие крики припортовых птиц, напуганных голосом Огненного Кулака.

-Ломаем!

Хлёсткий приказ и два особо крупных новобранца, не размениваясь на вопросы, вытаскивают из-за поясов добротные топоры, обрушивая их на дверной проём.

Под хруст дерева во все стороны разлетались щепки, оглашая округу стоном двери, выламываемой под напористыми ударами солдат.

Всего пара минут и вот мы уже заходим внутрь, в просторную комнатушку, из которой можно попасть на второй этаж и подвал. Рядом не было ни души, а оставленные на столе столовые приборы вызвали на сердце нехорошие подозрения.

Подгнившая еда распространяла отвратительный сладковатый аромат, в котором проскальзывало нечто незнакомое и пугающее. Десятки мух сорвались к потолку, остерегаясь руки Улдера, смахивающего их подальше от стола.

-Здесь явно давно никого не было...

Я не стал ничего говорить, лишь молча продолжая осматривать дом. И чем больше я наблюдал и искал, тем хуже мне становилось на сердце.

Раскиданная одежда, изорванные ковры и картины, разбитая посуда и множество других мелочей. Здесь не было следов борьбы, но создавалось ощущение, будто по дому пронёсся ураган, уничтожая всё, что попадалось под руку.

Прохудившиеся половицы лестницы скрипели под моими ногами, пока я поднимался на второй этаж, чтобы воочию увидеть спальные комнаты местных хозяев.

В воздухе витал аромат алкоголя и вскоре я начал обнаруживать разбитые и пролитые бутылки. Постепенно приближаясь к детской комнате, я встречал их всё чаще, натыкаясь на оставленный хозяином дома след.

Рука с дрожью толкнула последнюю разделяющую коридор и комнатку дверь, впуская меня внутрь. В нос ударил смрад немытого тела и перегара, вынуждая непроизвольно морщиться и вдохнуть поглубже.

Сбитый воздух, полный амбре и поднятыми пылинками, мешал нормально мыслить, вызывая головные боли.

Пришлось зажать нос, чтобы просто идти дальше, но я не смог сделать и шага в комнату, ведь на полу, в самом центре, валялось мужское тело.

Покрытое струпьями, со следами пыток, в собственной крови и рвоте лежал Шун, судорожно сжимая себя за плечи.

Мужчина медленно и размеренно дышал, не выказывая никаких эмоций по поводу своего состояния, лишь его глаза лихорадочно дергались под закрытыми веками. Он что-то тихо бормотал, вызывая любопытство. Даже несмотря на моё плохое предчувствие, я шагнул вперёд, вызывая новый скрип и привлекая к себе внимание.

Глаза отца-одиночки метнулись в мою сторону, после чего лицо озарилось улыбкой.

Безумие, оно плескалось в глубине его зрачка, такого маленького и пронзительно взирающего на меня, неотрывно следящего за каждым шагом.

Губы Шуна не останавливались ни на секунду, так и продолжая двигаться в такт дыханию, без ошибок и сомнений.

-... Прими мою боль, прими и возрадуйся...

Сделав ещё один шаг, я расслышал часть его... молитвы. А это была именно она, такая страстная, искренняя и пугающая. Произнесённая сломленным человеком, чтобы его точно услышали.

-... Прими мою боль, Госпожа, прими и прочувствуй её...

Он смотрел мне прямо в глаза, продолжая молиться, отчего на миг мне показалось, что в комнате стало темнее, а воздух превратился в настоящий удушающий газ.

Прокашлявшись, прочищая саднящее горло, я вновь шагнул вперёд, наклоняясь поближе, чтобы услышать слова Шуна целиком.

-Я наслаждаюсь ею, я чувствую её... Всем сердцем, всей душой, всем телом, каждым кончиком пальца, всё ради тебя, – несмотря на своё ужасное состояние, мужчина возносил хвалу неистово, словно его собеседник находился рядом с нами, – ни одна, даже самая сладкая пытка не сравнится с тем, что я испытал. Ни одна нанесённая рана не смоет того, что сейчас творится в моей душе.

Он хотел плакать, но просто не мог, ведь его высохшие, покрасневшие глаза больше не дарили слёз. Он хотел смеяться, утопать в своей радости и эйфории, но тело больше не слушалось, лишь рот продолжал говорить и восхвалять неизвестную хозяйку.

-Госпожа боли, я отдаю это прекрасное чувство тебе, во имя твоё, дабы утолить твою жажду.

За окном уходило солнце, хотя до ночи было ещё далеко, но я ощутил, как в комнате стало темнее... И страшнее. По моему телу словно пробежали ловкие женские пальчики, но в то же время это были пальцы палача, присматривающегося к сочному куску, над которым тот вскоре начнёт работу.

Пробежавшие по спине мурашки подарили холод и озноб, а начинающийся тремор в руках резко прекратился.

«Возьми себя в руки».

Отвесив себе мысленную пощечину, я подошёл вплотную к Шуну, к этому безумному существу, утопающему в боли и собственных пороках, а он, казалось, только этого и ждал.

-Моя госпожа, он пришёл, как я и говорил... Пришёл. Такой добрый, лакомый кусочек... Словно вишенка на сочном торте, что я вам преподнёс. Теперь боль захлестнёт и его, а потом и меня с головой. Вы чувствуете, слышите это? Хозяйка боли, моя богиня... Ловиатар.

С последним словом Шун наконец замолчал, смотря на меня безумными и счастливыми глазами. Из его рта выдавались жалкие хрипы, показывая, как тяжело мужчине далась эта жуткая молитва, забравшая последние силы.

Сглотнув вязкую слюну, отгоняя наваждения и мысли, я присел на корточки, чтобы услышать его тихий ответ. Он знал, о чём я хочу его спросить, и с радостью поведал мне всё лишь одними глазами.

Подобрав края плаща, срываюсь на бег, расталкивая застывших в проходе Улдера и других Кулаков. Не обращая внимания на слова и вопросы, летящие мне в спину, практически падаю на первый этаж, на коленях доползая до скрытого под столом люка.

Руки судорожно теребят половицы, обыскивая каждую щелочку, каждую трещину, пробираясь кончиками пальцев вдоль досок, пока наконец не нащупывают искомое.

Иллюзия распадается под дружный вздох изумления солдат, но я не слышу их. Все мои чувства смотрят только вперёд, ищут только одну цель и плевать на остальное.

Скатившись по вертикальной лестнице, зажигаю Пляшущие огоньки, рассылая их по переплетению комнат, создавая хоть какое-то подобие источника света.

В ответ на это в темноте раздаётся шорох и крупная тень метается в сторону, скрываясь во мгле, куда не достаёт ни один огонёк.

-Нина...

Мой дрожащий голос, срывающийся на гласных, был жалким и слабым. Я неуверенно переминался с ноги на ногу, едва пересиливая себя и делая шаг вперёд.

Сила покинула мышцы, а огоньки, подчинённые волей, начали мерцать и гаснуть, выдавая моё состояние.

-Ал?

Тихий скулёж раздался со всех сторон, эхом отражаясь от стен. Огромный пёс девочки, этот добрый и всегда счастливый спутник Нины не хотел выходить на мой взор, хотя до этого никогда не отказывался получить хоть капельку внимания.

-Где вы? Не бойтесь, выходите.

Я не слышал собственного голоса, будто бы говорил кто-то другой. До самого последнего момента я верил, что всё ещё можно исправить, что не случилось чего-то ужасного. И если пёс Нины жив, то и она сама ещё могла быть здесь, а значит я мог её спасти. Залечить её раны, исцелить душу.

«Вместе с другими арфистами... Вместе с Ефи. А если понадобится, то я приволоку Джахейру обратно, лишь бы она исправила всё, что произошло, раз не смогу сделать это сам».

Последний хрупкий на вид огонёк застыл над моей ладонью. Вяло трепыхаясь, он пытался погаснуть вслед за остальными, исчезнуть из этого проклятого места, оставив меня наедине с открывающейся правдой.

Громкий перестук лап раздался за спиной. Нечто крупное, большое и неуклюжее пыталось скрыться с моих глаз, спрятаться за многочисленными шкафами и столами, открывшимися мне, стоило поднести огонёк поближе. И только сейчас я внимательнее осмотрел место, в котором оказался.

Отвратительная даже на первый взгляд лаборатория, заполненная следами экспериментов и ещё живых несчастных, оказавшихся в руках последователя Госпожи боли.

Со всех сторон меня окружали колбы и клетки, где сквозь решётки и стекло выглядывали грустные и пустые глаза существ, доселе не встречаемых никем в этом мире. Созданные из разных тел людей и животных, они забивались в угол, старались оказаться как можно дальше, стоило синему пламени осветить их лица.

Причудливые и гротескные формы, неспособные к жизни без магии и постоянной подпитки через растворы и капельницы. Эти существа провожали меня взглядами, полными агонии и жажды смерти.

-Нина?

Ком встал у меня в горле. В самом центре подземелья стоял рабочий стол ублюдка, заваленный исписанными листами, чертежами, формулами...

Настоящий учебник по созданию чудовищ, без обложки, переплёта и подписи автора.

Непонятное мне оборудование мерно попискивало, свистело и пыхтело, переливаясь цветами и жидкостями, а по середине стола валялся порванный портрет. Небольшая картина, очевидно заказанная у хорошего мастера, полностью передающая эмоции всех участников рисунка.

Пальцы прошило судорогой, стоило только поднести куски картины к лицу. Обычная семья, такая простая и знакомая, ещё неделю назад вызывающая у меня море положительных эмоций, особенно из-за двух младших её членов.

Портрет был порван криво, небрежно и в порыве чувств, но он полностью передавал произошедшее. Взяв половинки в разные руки, я переводил взгляд с изображения Шуна на Нину и Ала, которые подобно этой картине были разделены, причем из-за поступков самого отца семейства.

Упав в стоящее рядом кресло, я задрал голову к потолку, боясь просто представить и даже просто помыслить, что случилось с девочкой и стоит ли мне вообще её искать.

Руки вяло опустились к полу, свисая с подлокотников мягкого стула, богато украшенного символами Любительницы Боли.

-Как же так... Как так вышло?

Задавая вслух самому себе вопросы, я и не заметил, как в мою правую ладонь уперлось что-то теплое и мокрое.

Поборов испуганную дрожь, со страхом на лице, медленно оборачиваю голову в сторону неизвестного, пока не наткнулся на высокое подобие собаки, смотрящей на меня умными глазами.

Левая рука метнулась ко рту, зажимая его с такой силой, что из верхней губы пошла кровь. Подавляя всхлип, я проглотил тошноту, удерживая все чувства в себе, но эмоции были сильнее.

-Нина, – сквозь плотно сжатые губы мой вопрос больше походил на мычание, но сидящее напротив существо услышало меня, – это ты?

-Дя...Дядька... Тев?

С трудом выговаривая слова, химера подалась вперёд, облизывая мою свисающую вдоль кресла руку. Оно улыбалось, тёрлось лбом о мою конечность, продолжая выдавать непонятные слова из своего рта, наполовину собачьего, наполовину человеческого.

Я не знал, что делать. Сознание покинуло меня и лишь эти слова Нины набатом стучали в голове, разжигая ненависть и боль, подпитывая злобную тварь Ловиатар моими страданиями и горем.

Тени сгущались, а непроглядный мрак наполнился силуэтами, в которых слышался смех и довольные возбужденные стоны проклятой богини и её подхалимов.

«Сумасшедшая сука... Зачем вы с Шуном это сделали? Сильванус... О боги».

Перебарывая отвращение, страх и жалость, я оторвал руку от рта, зарываясь в мех с детскими волосами, комками торчащими из головы.

«Она же была твоей дочерью, больной ты ублюдок!».

Потрепав химеру по голове, я почувствовал, как по лицу пробегают тёплые дорожки слёз. Они были такими горячими, практически обжигающими, пробирающими до самого нутра.

«Всего лишь девочкой, простой весёлой девочкой!?».

Нечто, во что превратились Нина и Ал, присело на задние лапы, опуская голову ближе ко мне, кладя её на колено. Она продолжала говорить своим наивным детским голоском, борясь с кривым речевым аппаратом, из которого порой вылетал грустный собачий скулёж.

-Дядька... Тев, – передёрнувшись, химера протяжно заскулила, борясь с внутренними спазмами в неправильно собранном теле, – Бо... Больно.

«Как ей теперь жить?... Я убью тебя, Шун, убью, культисткая гнида».

-По... Помоги...

Подняв на меня заплаканные глаза, в которых я видел страх, боль и надежду на лучшее, оно вызвало на моём лице новый виток слёз.

-Конечно. Нина, Ал, я вам помогу.

Едва сдерживая порыв и силу в пальцах, я вновь погладил волосы существа, параллельно свободной рукой копаясь в кармане, выискивая один из мелких пузырьков на поясной сумке.

-Всё будет хорошо, скоро боль уйдёт и...

-А где... Папа?

Неожиданно заданный вопрос ввёл меня в ступор, тело налилось яростью и жаждой крови, стоило только воссоздать в уме картину полоумного фанатика Ловиатар.

-Он скоро придёт, – коверкая слова, удерживая разбушевавшиеся чувства, я вытащил крохотную ампулу, внутри которой была перетёртая смесь корешков и листьев сонной лилии, – сейчас, Нина, скоро всё закончится.

Вдавив пальцем пробку, пробиваю иглой небольшой раствор с жидкостью внутри склянки, тем самым заполняя её активным реагентом. Вялыми движениями встряхиваю получившуюся смесь, ощущая вновь подступающую к горлу тошноту.

Слёзы уже перестали течь, а разум давно отошёл на второй план, ведя медленный разговор с химерой, убеждая существо, что осталось потерпеть боль совсем чуть-чуть.

-Выпей это, Нина, выпей и всё будет хорошо, – вливая в распахнутую пасть доверившегося мне существа полный пузырёк концентрата сонного зелья, я ласково поглаживал её по голове, нашёптывая всякую чушь, – вот так, умничка. Сейчас всё пройдёт и мы пойдём погуляем.

-Спааать...

-Конечно, Нина, – глотая слёзы и часто дыша, меня выворачивало наизнанку, грозя погрести под наплывом вины, ненависти и жалости, – отдыхай, скоро мы встретимся вновь.

Мы так и продолжали сидеть рядом с рабочим столом Шуна. Пока Нина засыпала, погружаясь в свои мечты и фантазии, я рассказывал ей много узнанных мною вещей, помогая девочке поскорее забыть все страхи и ужасы, пережитые по вине отца.

Моя рука уже без содрогания оглаживала её деформированную голову, вкладывая в голову жуткие воспоминания о её участи, запоминая каждый участок покрытого мехом тела, где прошлась рука.

По прошествии пары минут дыхание химеры выровнялось, а судороги и боль прекратили терзать её тело, погружая в спасительное забытьё.

С последним вздохом на жутком лице рукотворного чудовища расплылась улыбка и даже тогда Нина звала своего отца.

Глава 18

«...Обращайтесь к насилию только под давлением времени

Или враждебных действий.

Боритесь против вырубки лесов,

Изгоняйте болезнь везде, где найдёте её, в любом её проявлении.

Защищайте деревья, иные растения и жизнь везде, где возможно.

Разыскивайте, служите и окажите дружескую поддержку нуждающимся...».

Догмы Отца Деревьев

Напряженные пальцы застывают в воздухе. Для всех наблюдателей я будто бы хватаюсь за невидимый предмет, но спустя мгновение руки медленно разводятся в стороны, а с уст срывается благодарность Отцу Деревьев.

Торчащий из-за спины посох, сделанный из благословлённого Сильванусом дерева, разрастается, покрывая моё тело корой. Пока ещё мне не хватает сил самостоятельно воссоздать древесную кожу, но с помощью «костылей» заклинание легко и плавно обретает силу.

Плетение дрожит от мощи древесного бога и Природы, помогающих мне при сотворении магии. Сила трепещет на кончиках пальцев и только жрецы и друиды смогут понять и осознать, насколько сильно я сейчас связан со своими покровителями.

Самовлюблённые заучки волшебники будут называть это заклинаниями второго круга, но на деле это сила. Сила самого Отца Деревьев, что протекает и изменяет мир по моей просьбе. Я словно проводник его воли, ещё не способный постичь куда более опасные и могущественные вещи... Но какое моё время.

Кора покрыла тело с головы до ног, надёжно оберегая меня от ударов клинков, стрел и мелких заговоров, которыми разбрасываются наёмники Синдиката, расплёскивая по моей деревянной броне кислоту, огонь и воду.

Но это только начало. Правая ладонь раскрывается, взмывая к потолку, пока свободная левая сжимается в кулак, стремясь к земле. Простейший наговор на друидском языке срывается с губ и узоры Плетения вновь приходят в движения, формируя невероятные фигуры.

По велению Сильвануса из земли вырываются острейшие шипы, покрывающие всё в радиусе десяти метров, протыкая и оплетая всякого, кто попытается приблизиться или сбежать. Они постоянно растут, стремясь обогнать своих братьев, прорываются вперёд, желая первыми добраться до тел моих врагов.

Не обращая внимания на ластящиеся к ногам лозы, срываю со спины посох-глефу, лезвие которой сделано из острозаточенной коры, и срываюсь вперёд, стараясь заглушить мысли и терзания в бою.

Неуязвимый для простых бандитов, поддерживаемый самой природой, проводник воли Сильвануса и его силы, я ворвался в их ряды, подобно смерчу, сея смерть и разрушения во все стороны.

Мышцы скрипели от натуги, непривычные к такой долгой сече. Ноги наливались свинцом, моля об отдыхе, но я всё так же упрямо шёл вперёд, прорубаясь сквозь нестройные ряды головорезов Синдиката.

Нужно было закончить побыстрее, ещё пара минут и мои силы иссякнут, а воля, закалённая последними событиями, не сможет удерживать два заклинания сразу.

«Ещё слишком слаб».

Последний враг, пытающийся сбежать, метким броском протыкается в спину, падая прямо в объятья кровожадных шипов. Жертва пытается биться, вырваться на свободу, но хищные растения не оставляют ублюдку и шанса, быстро оплетая с головы до ног, заставляя замолкнуть навсегда, оставляя меня в оглушающей тишине.

Кора комками отваливается от тела, когда я понимаю, что врагов больше не осталось, а шипы и лозы, недовольно ворча, растворяются в зелёном свете, разлетаясь по ветру и открывая мне вид на жуткую картину из десятка трупов разной степени поломаности.

–Ох, Селунэ, – вытерев пот и остатки чьей-то крови со лба, присаживаюсь напротив вырубленного первым главаря банды, брошенного мною в сторону, чтобы его не уволокли злобные растения, – нужно будет провести бдение в лесу, очиститься от смрада крови.

В голове сразу же всплыло воспоминание.

_____________________

Тёмная дождливая ночь, словно сами боги чувствовали мой настрой, покрывая своими слезами дорогу.

Громовой ветер, гнущий деревья, но не ломающий их, лишь создающий жуткое впечатление, чтобы отпугнуть, не допустить.

Я шёл медленно, не торопясь переступал с ноги на ногу, смотря ровно вперёд. Прямо туда, где впервые встретил Отца Деревьев... И я чувствовал его ответный взгляд. Он сопровождал меня на всём пути, стоило лишь покинуть шумный и в один миг ставший мерзким город.

Врата Балдура навсегда срослись у меня с этим впечатлением, оставляя горький и одновременно приторно-сладкий привкус боли и страдания не заживающей раной на сердце.

Ступая под сень леса, я не опустил головы, всё так же глядя прямо перед собой, краем глаза следя за десятками, даже сотнями силуэтов зверей и птиц, сопровождающих меня на пути к моей цели.

Они молчали, каждый из них лишь молча следовал рядом, ощущая нечто опасное, могущественное и торжественное, ведь Сильванус был среди нас. Среди заминающейся под моими стопами травы, среди могучих деревьев, чья кора застала основание первых людских городов, и среди самого воздуха, наполненного мелкими духами леса, блеклыми огоньками спешащими по своим делам, уступая мне дорогу.

Волшебный и жуткий миг, подходящий для картины самого великого мастера, но я всего этого не замечал, продолжая идти к своей цели, слепо ступая по лесу, пока Отец Деревьев не подаст мне знак.

Всё случилось неожиданно, лишь на миг прикрыв глаза, всего раз моргнув, я очутился на сухой ночной поляне, куда не пало и капли дождя. Вокруг простирались холмистые луга, усеянные корнями деревьев и буйной растительностью, а над головой мелькала сплошная шапка из зелени, закрывающая небосвод.

–Что привело тебя вновь, Тевиер? Твой гнев или твоя печаль?

Все заготовленные слова испарились в один миг, оставляя мою обнаженную душу один на один с Великим богом леса. Упав на колени, не чувствуя под собой холодной земли, я сжал пучки травы в кулаках, разрезая ладони и пальцы об острые кромки, воспротивившиеся подобному отношению.

–Не оскверняй мой дом своей кровью, мальчик.

Громоподобный голос ударил по ушам, заставляя сжаться в комочек от страха и стыда. Моральных и физических сил, просто чтобы поднять голову, не было, я просто сидел на коленях перед Хранителем деревьев, обтекая от собственной беспомощности.

–Я... Я...

–Соберись с силами, юный Тевиер, и поведай мне о своих страхах и печалях.

Всего одно предложение, сказанное богом, и я заговорил, залепетал, как молодая птаха, стремясь объять всё и сразу, передать все те чувства и эмоции, что скопились в моей голове за долгие месяцы сражений, растянувшиеся годами для юноши.

Я говорил о страхах. О переживании за близких, о жуткой судьбе, что может ожидать каждого из них за ближайшим углом.

О моей неуверенности, что скрывалась под слоем отрешения и приросшей в ходе тренировок брони. Что я не достоин, не готов и никогда не смогу уберечь и защитить всё, что мне дорого.

Я рассказал о крови и боли, пролитой ради жителей города, которые никогда не узнают об этом и просто продолжат жить дальше, пока очередной сумасшедший тиран, убийца или культист не пустит их под нож ради своих прихотей.

Много часов я исповедовался перед Великим Дубом, чувствуя, как отсыхает язык, а слёзы льются ручьём, пока наконец не дошел до последней капли, переломившей мне хребет.

–Она была так мала... Невинна, молода и беззащитна... Маленькая девочка, что просто верила своему психопату-отцу, поборнику бешеной суки, – успокоив слёзы, я с ненавистью взглянул на собственную руку, которую пожал Шуну во время знакомства, – мы должны были защитить её... Я! Должен был защитить её...

Содрогаясь от ярости и боли, хватаюсь за сердце, бешено стучащее, на пару тактов обгоняя мои слова.

–Если не смог спасти её... Как я вообще должен бороться со злом? Злом, которого с каждым днём становится всё больше! Оно жиреет и живёт во тьме, распуская свои щупальца вокруг города и внутри его... С каждым днём забирая всё больше и не давая ничего взамен... Только разрушая и калеча бессчётное число жизней! Я не могу... Прости меня, Отец Деревьев... Я не достоин твоего дара... Не достоин веры Джахейры и других... Я просто...

–Ты прав, юный Тевиер, – прогрохотал грозный лик Сильвануса, приковывая всё моё внимание к его суровому как никогда лицу, – она просила за тебя, умоляла дать тебе шанс, с помощью которого ты принесёшь ещё больше света в этот мерзкий город, но ты подвёл её. Подвёл всех.

Жестокие для подростка слова били больнее хлыста, разрывая остатки разума и души. Слёзы вновь грозили политься из глаз, но Хранитель Деревьев не закончил говорить, заставляя одними интонациями внимательно слушать, ведь за непочтение наверняка последовала кара.

–Ты был слишком слаб, беспечен и наивен, играя в людские игры, совсем позабыв, ради чего Джахейра привела тебя сюда.

–Слаб? Я...

–Да, ты был слаб, – ставя точку в словах, Сильванус начал медленно втягиваться обратно в дерево, сливая свой лик с корой. Реальность вокруг колыхнулась, выбрасывая меня обратно на границу леса, под дождь, и бросая на коленях в слякоть, но даже сквозь рокочущий гром и ливень, я слышал последние слова Отца Деревьев, – но теперь ты используешь свой дар правильно, иначе тебе никогда не унять эти страхи.

__________________________

С того дня я изменился и, по словам многих, не в лучшую сторону. Сидя в грязи, напротив Леса Острых Зубов, размышляя над словами бога, я пришёл к своим выводам. Не знаю, были ли они правильными или нет, но они имели сильные последствия, не только для меня, но и для многих других.

Сила. Именно из-за её отсутствия случилось то, что случилось, оставляя жуткие шрамы в моём разуме и на душе. Я был до глупого слаб и самоуверен, считая, что нынешних навыков хватит для выживания в мире.

Выбравшись с закоулков Внешнего города, обретя товарищей, друзей и семью слишком возгордился, что теперь всё будет по-другому, но как говорилось в старой сказке: «Чем выше ты забираешься, тем страшнее препятствия».

И чем дальше я собирался улучшать свою жизнь, тем больше шансов встретить куда более страшных и опасных противников, для которых лакомым кусочком будет жизнь моих близких.

А ведь имей я силы и знания, то многих смертей удалось бы избежать. На полную пользуясь благословением Сильвануса, изучая не только азы, а все аспекты дарованной мне силы, я бы смог выследить последователей Любительницы боли и остановить задолго до того, как они вышли из тени.

Силы Природы, духи, элементали, сама земля и растения, всё бы стало моими союзниками, помогая очищать город от грязи, в которой Врата Балдура захлёбывались последние годы.

Но теперь это изменится. Отец Деревьев раскрыл мне глаза, точнее распахнул их, морально избивая, не щадя чувств. Его слова, сказанные в волшебной роще, преследовали меня день за днём, помогая учиться и постигать, рвать мышцы и ломать кости, обжигаться в узорах Плетения и страдать от последствия магических ошибок, но я справился. По крайней мере начал исправляться, узнавая новое и подчиняя себе силы природы.

Мой взгляд вскользь прошёлся по изувеченным трупам, вызывая глухую усмешку.

–Кто бы знал, что хранители природы владеют столь жуткими силами...

Не ожидая ответа на мой заданный самому себе вопрос, я услышал шевеление рядом и вскоре главарь местечковой банды, присягнувшей Синдикату, очнулся ото сна. И стоило ему увидеть меня в окружении трупов, мужик испытал богатую палитру эмоций, начиная от ненависти, заканчивая страхом.

–Пожалуйста, простите, я сделаю всё что скажете!

Упираясь лбом в грязный пол канализации, Боб Душитель, прозванный так за убийство своих пассий во время секса, даже на мгновение не сбился с речи, залихватски предлагая мне самые разные дары и блага в обмен на его жалкую жизнь.

«Боб Душитель, хе-хе... Во Внешнем городе его бы так величали за другие делишки».

Моя жуткая ухмылка, мелькнувшая из-под плотно натянутого капюшона, напугала мужика до дрожи, но видя, что я не собираюсь причинять ему вред, он затараторил с былой силой, уверяя в своей полной непричастности и сваливая всю вину на Синдикат.

–Меня заставили, я был простым контрабандистом, – разливался соловьём Боб, впаривая мне откровенную чушь, учитывая, что под одеждой я нашёл у него драгоценные побрякушки с печатью Ловиатар, – так что, господин, я ни при чём. Вам бы надобно спросить с этих сволочей из Синдиката, они всем промышляют, а не я...

–Мне это не интересно, – махнув рукой, моментально затыкая поток бесполезных слов, наклоняюсь ближе, вглядываясь в выпученные глаза, – расскажи мне о своих друзьях, любителях боли.

__________________________

Первые утренние лучи встретили меня на выходе из канализации, освещая путь и помогая примириться со всеми теми смертями, что остались позади, в глубине городских подземелий.

Приметив капли свежей крови, попавшей на руки после разговора с лидером бандитов, сердито смахиваю её на землю, вытирая о края плаща.

–Сколько я ещё буду гнаться за вами, больные ублюдки, – облизав сухие губы, скидываю капюшон, чтобы насладиться теплом светила после пробирающей до костей влаги канализации, – всегда на шаг впереди и никаких шансов догнать вас.

Свернув к ближайшему повороту, натыкаюсь на прикорнувшего в рассветных лучах знакомого, чья лысая голова задорно блестела на солнце.

Улдер, сложив руки на груди, сидел на какой-то бочке, облокотившись спиной на стену и поплотнее закутавшись в плащ. Его продрогшая от ночного холода фигура была крайне примечательной в этой части города, где обычно расхаживали мастеровые или големы из магической башни.

Видимо, я был достаточно беспечен и расслаблен, чтобы мои шаги привлекли его внимание и Огненный Кулак разлепил веки, устремляя в мою покрытую грязью и кровью фигуру взгляд.