Текст книги "Игра на жизнь (СИ)"

Автор книги: Фэсовый Призрак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

Яркая, такая летняя и полная энергии Карла, может быть, и не была настолько «своей» для этого времени года, а вот вечно ощущающий себя лишним Лайонел как никто другой остро чувствовал это состояние природы. Она погружалась в сон, в созерцание того, что могла предложить их мягкая и почти бесснежная зима – дожди, прохладные ветра, лёгкие снегопады на рождественских праздниках.

Он был бы не прочь подставить лицо не только влажному ветру, но и самим каплям дождя, если бы представилась возможность. Но её пока не было, так что Лайонел просто закрыл глаза и поднял голову, судорожно втягивая носом воздух. Карла замерла, не отпуская его руки – наверное, в эту секунду случилось одно из тех откровений, которых в жизни вечно одинокого и закрытого Лайонела было так мало.

Безусловно, его хорошо знали сёстры – но в душе у этого парня был целый мир, и было в его образе что-то такое, что Карле хотелось узнавать и узнавать, потому что она понимала, что это «что-то» на самом деле бездонно, и вряд ли она сможет познать это до конца.

– Когда всё кончится, мы должны будем погулять под дождём, – сказала она. Лайонел не стал отрицательно качать головой или открывать глаза, чтобы взглянуть на неё – может быть, столь грубо нарушившую момент его единения с любимой тишиной, что в ордене была напряжённой и состояла из тяжёлого придушенного дыхания и смаргивания горячего пота, что лился со лба прямо в глаза.

Он ничего не ответил. Карла только увидела, как чуть дёрнулись уголки его губ, и как Лайонел мягко улыбнулся ей одними этими губами – не презрительно, благодарно и по-доброму, как это умел делать только он.

Комментарий к

Комменты-глава.

Не забываем. Не ленимся. Даже если “не умеем”/”не знаем” – пишем и мотивируем автора.

========== Часть 9 ==========

Билеты они купили без проблем. Карла отводила глаза, пряталась за Лайонелом, даже натянула капюшон и воротник кофты почти до самого носа. Всё потому, что где-то рядом мелькнуло знакомое лицо – здесь большинство работников так или иначе относилось к Скиннерам.

Так что Найтсмит решила, что чем меньше людей её смогут узнать – тем лучше.

Скоро выяснилось, что ехать им придётся достаточно долго – почти полдня. Карла уже определила для себя, что потратит всё это время на то, чтобы как следует отдохнуть, познакомиться поближе с Лайонелом и решить, что ей делать дальше, поскольку возвращаться к семье после всего, что те сделали, ей жутко не хотелось.

До того, как поезд должен был отойти, оставалось ещё почти два часа. Лайонел, пошарив по карманам, нашёл собственный бумажник, где находились две карточки и немного наличных. На эти деньги уставшие беглецы и позавтракали. Завтрак вышел нехитрым: всего-то и нужно было, что зайти в ближайшее кафе и заказать несколько пирожков с мясом и чай. Мясо было подозрительным, чай – обжигающим и почти безвкусным, а в самой забегаловке было холодно, и единственное, что она вызывала – это желание поскорее убраться оттуда.

Потому путники, едва проглотив свою еду, поспешили удовлетворить это общее желание – никто не хотел оставаться там, где ноги были готовы прилипнуть к полу.

Гулять по улицам было опасно, хоть Карле того и хотелось: после напряжённой ночи она нуждалась в отдыхе и свежем воздухе. Несмотря на то, что Лайонел был готов рискнуть для неё, Найтсмит отказалась от прогулки и потянула его обратно на вокзал.

– Посидим до отбытия поезда, – сказала она. – А подышать можно будет потом, как приедем. Там же они нас не достанут.

– Не достанут, – согласился Фетрони. Оба надеялись, что это была наконец-таки правда, и что со Шрайками всё было хорошо – потому что если теперь ещё и им придётся разбираться с охотниками, защищая своих немеченых, то такая мука не закончится никогда.

По-хорошему, нужно было их просто истребить: всех, срезать под корень сорняк ордена охотников, но их не уничтожали даже в давние времена. Таких преступников надолго закрывали в темницах, кормили и поили, заставляли работать хуже немеченых, но никогда не казнили – так приказал Рик Милостивый. Их не убивали, но дарили жизнь, что была позорнее смерти – может, тогда так было лучше, но сейчас уже не то время, в котором такое наказание могли посчитать достаточным.

Сейчас не те люди и не та эпоха, чтобы наказывать кого-то, приравнивая его к жертве – по закону равны все, и никто, даже Лоу не могли его нарушить. Никто и никогда.

Если по совести, то всех тех, кто был на записи, должны были давно закрыть в камерах и лишить связи с окружающим миром. Пусть и Мерфа тоже – с ним бы решили, что делать.

Карлу сейчас вовсе не волновало то, что он являлся её соулом. Не волновало то, как сжималось сердце, стоило только подумать о нём – почему, за что он хотел убивать людей? Знакомых или нет – для него неважно.

Ей вряд ли стоило думать о том, что убийство Лайонела должно быть лишь посвящением в ряды охотников. В ряды тех, кто будет истреблять любых людей, что не похожи на остальных, и убивать их ради жестоких традиций и собственной забавы.

Мерф, которого она знала, не мог быть таким – и потому Карла запрещала себе любые мысли о нём. Запрещала себе что-то чувствовать к нему, пыталась заморозить все чувства где-то в груди, чтобы ни за что не дать свободы.

Просто было нельзя вспоминать о хороших днях и питать себя ложной надеждой, что Мерф одумается и станет «хорошим». Она знала, что так ошибались герои книг и фильмов – до последнего верили своим близким, а потом погибали или теряли самое дорогое, потому что делать этого было ни в коем случае нельзя. Потому не стоит и ей вестись на эту «удочку»: пусть всё может быть и не так страшно, пусть её брат одумается и встанет на путь исправления.

Сейчас нельзя поддаваться соблазну позвонить ему просто так – максимум, что стоит сделать, это сбросить короткое сообщение. Её ведь не было ночью дома – и неизвестно, заметил ли это Мерф.

Достав телефон, Карла настрочила несколько фраз, стараясь сыграть саму себя – весёлую и беззаботную, а потом торопливо сунула его обратно в карман. Не хотелось даже читать ответ, что Мерф мог ей прислать.

Точнее, очень хотелось, очень, но нельзя. Не стоит поступать, как герои плохих историй, и верить в лучшее до самого конца, потому что оно, это лучшее, никогда не наступало в сказках подобного рода.

– Я сказала, что забрала у подруги сумку, которую оставляла ей на пару недель, и мы группой от класса отправились в поездку. Что-то в духе нашей школы, она всегда устраивает какие-то образовательные поездки или экскурсии в последние дни перед началом занятий, – зачем-то сообщила Карла Лайонелу. Тот кивнул, наблюдая за людьми, что готовили поезд к отправлению.

– Хорошо, – сказал он. Потом, после короткой паузы, добавил: – Ты прости, что так мало, – видимо, парень имел в виду их завтрак, – Я… не думаю, что карточками стоило пользоваться. Их могут отследить, если у охотников есть знакомые среди Рэднеков. Они действительно начали охоту, и это вполне серьёзно…

– Ничего, я понимаю, – тут же ответила Карла, хватаясь за интересующую её тему. – Всё в порядке. А… разве Рэднеки не состоят в ордене немеченых? – осторожно спросила она. Лайонел покачал головой:

– Нет. И мне почему-то думается, что нас меньше, чем охотников, – он понизил голос, стараясь не привлекать внимания своей речью. – Родов, что поддерживают наш орден, всего пять. Об охотниках говорить сложно, но когда-то это был огромный, богатый орден. Не думаю, что они справились бы без поддержки короля – а значит, тут была замешана казна. А значит, и Рэднеки. У нас нет доказательств, что они поддерживают охотников, но это очевидно – и вряд ли они откажутся помочь старым друзьям, если те попросят кого-то найти или отследить платёж.

– Разве вы не сотрудничаете? – спросила Найтсмит.

– Только бизнес. Оборудование и отдельные медицинские услуги стоят немалых денег, и у нас имеется несколько счетов для одних только фирм – а помимо них, ещё и собственные счета. Это всё сложно, – задумчиво сказал Лайонел. – И об этом трудно рассказать вот так вот, за пару минут. Когда сядем, – и тут он встал, поднимая сумки, – вот тогда можно будет обсудить всё, что захочешь.

Карла поспешила вслед за ним. Фетрони пообещал рассказать ей всё то, что её так интересовало, и был настроен на беседу – теперь главное не упустить момент и узнать как можно больше всего интересного о том мире, где она прожила шестнадцать лет. О том мире, о котором она так ничего, оказывается, толком и не знала.

Они уютно устроились в небольшом купе. Больше никто к ним не подсел, и вот тогда-то Найтсмит и начала разговор – долгий, длинный, который не должен был кончиться до самого прибытия на место – это в идеале.

Карла решила делать всё по порядку и начать с самой их первой встречи. Её интересовало, как Лайонел смог так легко справиться сразу с тремя грабителями, один из которых к тому же был вооружён – Фетрони отвечал, что этому его учили с самого детства.

– Учили драться? – спросила Найтсмит. Он улыбнулся и покачал головой:

– Нет. Я просто очень хорошо знаю человеческое тело. Знаю, куда нужно нажать, чтобы лишить возможности двигаться, чтобы отключить на время голос или возможность связно мыслить. Знаю, что надо сделать, чтобы человек ощутил такую боль, что даже забыл бы собственное имя. Или чтобы он просто потерял сознание на некоторое время.

– Ты сказал, что можешь убить его, – напомнила Карла. Лайонел пожал плечами:

– Блефовал. Хотя такие артерии и правда существуют, и если бы у него оказался пистолет, я смог бы… но… Я не привык причинять боль, понимаешь? – тут он почему-то даже чуть виновато улыбнулся. – Меня учили помогать людям. Но думаю, чтобы спасти тебя и себя, я бы сделал всё, что смог.

– Ты врач?

– Не совсем. Врач в обыденном понимании – это кто-то, кто занимается практикой, лечит людей. Я получал образование на дому, сейчас… Можно сказать, что сейчас заочно учусь уже на пятом курсе. Никуда не поступал, занимаюсь самостоятельно – так легче. Мне просто нравится изучать человеческое тело, и нравится писать – как-то всё это во мне совместилось, и я решил, что смогу создать свою учебную программу. Ты, наверное, видела эти попытки – они пока совсем сырые, и я не до конца уверен, что иду по правильному пути, но впереди ещё много времени… – повисла пауза. – Ну… я думал, что у меня ещё много времени впереди, – тихо закончил Лайонел, отводя взгляд и пытаясь рассмотреть что-то в окне.

Карла подалась вперёд, чуть сжала его руку.

– Не переживай. У нас всё получится.

– Почему ты поехала со мной? Тебе ведь нужно было домой, – вдруг спросил Фетрони. Найтсмит нахмурилась:

– Не напоминай мне о семье, – сказала она, отпуская его ладонь. – Я никогда не смогу простить им то, что они хотят сделать.

– Нет, – и Лайонел уже сам удержал её руки. – Не говори так. Так нельзя говорить – они всё же твоя родня.

– Я подкидыш, – теперь уже Карла смотрела в окно, что было с её стороны чуть задёрнуто шторой. – Я не одна из них. Мне даже ничего не говорили об ордене. Всё, что я знала – это то, что нам рассказывали на уроках истории в школе. Ничего больше. Я не оправдываюсь перед тобой, – она посмотрела на него. – Но не хочу, чтобы ты хоть на секунду подозревал меня в предательстве. Я не охотница, и я не Найтсмит. Они мне никто.

– Пусть ты подкидыш. Пусть тысячу, сотню раз приёмная – это ничего не меняет. Они вырастили тебя, пусть и отказались посвятить в свои тайны.

– Это всё неправильно, – пробормотала Карла, снова отворачиваясь. Лайонел в одну секунду оказался на коленях перед ней, удержал её лицо ладонями и заставил смотреть на себя.

– Нет, правильно, – сказал он, заглядывая ей в глаза. – Это твои родители и твоя родня. Не по крови – пускай. Кровь ничего не решает, главное – то, что находится в твоём сознании. Ты выросла в их доме, играла в их игры и слушала сказки. И выросла такой, какова ты сейчас – а сейчас ты сидишь с незнакомым парнем в поезде и едешь за город к старику, который умеет обманывать природу. Ты приняла лишь то, что сочла правильным – и за то я тебе горячо благодарен. Но не смей отрекаться от своей семьи. Кто бы ни был твоим отцом, и где бы ни находилась твоя мать, сейчас твоя фамилия – Найтсмит. И поверь мне, это звучит гордо. Точно также, как Шрайк, Фетрони, С…

– Стой, – оборвала его Карла. – Не надо, – и она осторожно коснулась его запястий, отвела их от своего лица. – Не надо так говорить. Я не могу простить им того, что они сделали.

– Быть может, они сами когда-то отрицали эти ценности, что старается всем навязать орден охотников, – предположил Лайонел. – Не поступай так с ними. Это лишь ошибка, за которую нельзя бросить человека, потому что он наверняка находится в беде.

– Лайонел, нет.

– Да, – он был непреклонен, – им самим нужна помощь, и тем мы и займёмся, когда всё это кончится. Когда я стану «меченым», мы должны будем как-то им помочь – потому что нельзя продолжать губить целые поколения. Мерф, Райан, все остальные молодые охотники – они страдают от того, что попали в страшную ловушку, сами того не зная. Нельзя просто бросить их там. Это подло.

– Подло – желать смерти человеку, с которым знаком с детства, – возразила Карла. – Мерф говорил мне, что часто общался с тобой, когда ваши отцы встречались по работе. Он рос убийцей, и уже тогда, если бы вскрылось то, что ты немеченый – был бы готов тебя убить, считал бы человеком второго сорта. Разве это правильно?

– Неправильно, – согласился Лайонел.

– Он мог бы просто возразить, просто сказать, что знает тебя и не станет этого делать – но он посмотрел на запись и согласился со всем, что ему предложили. В конце концов, это он мог бить детей Шрайков, крушить их дом, а ты его защищаешь?

– Постой, постой. Ты сама говоришь, что это воспитывали в нём с детства – так какой же выбор у него был? Ведь тебя с детства учат, что каждый имеет право на жизнь. И ты приходишь ко мне, чтобы спасти меня и предупредить об опасности.

– Да, но он тоже ходил в школу! Ему тоже пытались привить эти идеалы!

– Тише, не кричи, – Фетрони сжал её руки, не вставая с колен. – Не надо. Потому Мерф – тот самый человек, которого нужно спасать. Меня можно спасти легко – просто сделав татуировку. Ему же потребуется помощь иного рода, его нужно будет научить жить. Буквально. Он сейчас в плену запретов и убеждений ордена охотников, что открыто конфликтует с ценностями нашего мира – значит, его душа ещё не сгнила. Он жив, и он мучается. Ему нужно помочь, когда всё кончится. Тебе предначертан не убийца, а несчастный человек, который попал в беду – и нам надо его спасти.

– Ты правда так думаешь? – закусив губу, спросила Карла. Что-то в словах Лайонела было. Что-то мудрое и правильное. Что-то, о чём она могла бы подумать, если бы позволила себе – но страх «раскиснуть», поверить первому же жалобному взгляду брата был сильнее этих мыслей.

– Да. Правда. Потому что если бы на его месте были мои сёстры, я сделал бы всё, чтобы спасти их и вытащить из этой клетки.

– Ладно… – пробормотала Найтсмит. Лайонел улыбнулся, поднялся, сел на своё место – всё также напротив неё. Девочка вспомнила о своём намерении расспросить парня обо всех непонятных ей моментах, что были с ним связаны. – А почему ты… прыгнул тогда в воду?

– Мы ведь это уже обсуждали, – удивлённо чуть приподнял брови Лайонел. – Разве ты не помнишь?

– Нет, помню, но…

– Я понимал, что она испугается воды и большого судна, что было совсем рядом. Первая мысль, какая появилась бы у меня, будь я таким же маленьким, как она – это что яхта меня раздавит. И значит, она боролась за жизнь изо всех сил, а потому один человек ни за что не справился бы. Понятно, что первому бросившемуся в воду помог бы кто-то другой, но непременно нужен был тот, кого Лиза могла бы топить вместе с собой. Это чистая психология, – он пожал плечами. – Тонущий всегда тянет за собой остальных.

– Ты же не знал, что Мерф тоже кинется к ней.

– Кто-то всё равно сделал бы это. Необязательно именно он, кто-нибудь мог прыгнуть с яхты, как и я.

Карла поняла, что тема исчерпана. Что ж, придётся сразу перейти к другой теме:

– А внутренний голос?

– А что? – тут же оживился Лайонел. Сделал он это всё также, как-то неуловимо по-своему: в его глазах загорелась какая-то искра, он улыбнулся – но не так широко и открыто, как это делала сама Карла. Какой-то внутренней задумчивой улыбкой человека, который всегда был рад пообсуждать то, о чём он долго думал и в чём был хорош.

– Я пыталась его расслышать, – призналась Найтсмит. – Но ничего не смогла понять.

– Он просто ещё не привык к тому, что его слушают. Расслабляйся. Постарайся думать обо всём сразу. Не концентрируйся на чём-то одном – или, если тебе нужно поговорить на определённую тему, задавай ему наводящие вопросы. Всегда сначала будет сумбур и шум, но потом ты расслышишь то, что нужно. Может, даже не сразу поймёшь, что слышишь его. Со временем это будет происходить всё быстрее и легче – вы подружитесь, будете учиться друг у друга разным вещам…

– Это было в твоём рассказе, – неожиданно сказала Карла. Лайонел даже вздрогнул:

– Ты правда их все читала?

– Да. И я сразу подумала, что где-то это уже слышала – то, как мальчик так рассуждал о голосах в его голове. Но только это были призраки, а ты…

– У нас у всех есть призраки. Он просто слишком впечатлителен и следует человеческой логике: если что-то звучит, то должен быть источник звука. Гитара, скрипка, флейта – а если звучит речь, то человек. И он думал, что видит этих людей, которые разговаривают с ним – в этом и содержится главная мысль рассказа.

– В чём? – не поняла Карла.

– В том, что губы придуманных образов всего лишь шевелились, но не звучали. Он чувствовал их прикосновения, видел блеск призрачных глаз – но не понимал, что звуки раздаются не от этих людей. Что источник – он сам.

– Его звали Арнольд, – зачем-то напомнила Карла. Лайонел заулыбался, словно ребёнок:

– Да, Арнольд. Маленький рыжий выдумщик, который ушёл к своим видениям.

– Он уснул? – спросила она.

– Вряд ли. Я думаю, что погрузился в такое состояние, что у нас считают опасным и неправильным. Он был счастлив, слушая свои голоса, но слишком мал, чтобы с ними справиться. В том вся трагедия истории – в нашем мире хорошо то, что те, кто нуждается в помощи, непременно её получает. Но иногда счастье и золотая искра в человеке выглядит, как помешательство и безумство – сколько же таких талантливых безумцев заперто в наших клиниках? – теперь он смотрел куда-то сквозь сидение, что было справа от Карлы невидящим взглядом. – Сколько человек бредят созданием вечного двигателя, сколько таких двигателей из ботинок и карандашей каждую смену ломают медсёстры, что приходят к ним в палаты, чтобы сменить капельницы? Подумать только… – он сделал глубокий вдох. – Люди не смогли справиться со своей искрой, с тем, что называют гениальностью – и потому мир стоит на месте, каждый новый день упуская свою возможность это исправить. Мы теряем в лицах безумцев своих гениев, и это то, что не даёт мне спать по ночам… – тут парень словно вздрогнул, посмотрел на Карлу – та осторожно касалась кончиками пальцев его запястий, словно что-то проверяла. – А? – выдохнул он.

– Почему ты остановился? – спросила она. – Я слушаю тебя.

– Прости, я… я не о себе, – он виновато приподнял уголки губ, пряча взгляд. – Это просто…

– Я понимаю. Может быть, только сейчас понимаю суть рассказа, – задумчиво сказала Найтсмит. – Не говори ничего. Я не хочу понимать его заново.

И повисла долгая тишина.

Это было лучшее молчание в жизни Карлы. Она наслаждалась им – не сразу у неё это получилось, в какой-то момент хотелось заговорить, снова нарушить тишину, но она заставляла себя молчать. И когда за окном пошёл дождь, Найтсмит почувствовала в полной мере, что такое настоящие молчание и тишина.

Это не была пустота – даже для такого, как выражался один знакомый психолог, «отбитого экстраверта» как она, в тишине нашлось что-то своё. Для неё она была полной – быть может, потому, что казалась необычным явлением, с которым девочка так редко сталкивалась. Карла уловила то состояние, в котором любил находиться Лайонел, но своей душой сверх общительного человека могла найти в этих минутах умиротворения собственные яркие мысли и планы. Для Фетрони, наверное, это была благодатная пустота, из которой он черпал силы.

Вот в чём разница, наверное, между интровертом и экстравертом, которые так нелепо встретились и так странно продолжали своё знакомство, пытаясь узнать друг друга лучше в тишине, которой первый научил второго.

Молчание было долгим, но оно прерывалось: Карла, кажется, задавала ещё какие-то вопросы – одни стены в купе, да эти двое помнили, о чём шла речь. Лайонел ещё вспомнил о пожаре, что-то рассказал ей о создании ордена – Карла только жалела, покидая поезд спустя шесть часов, что забыла расспросить парня о том, кем были их помощники и к чьим домам вели три другие двери с уникальными ручками.

Она сама рассказала о том, до чего додумалась, пока ехала к нему в клинику, когда узнала о пожаре – Лайонелу, кажется, безумно понравилась мысль о людях, чья бездушность была заложена на генетическом уровне.

– Душа – вот настоящая мутация, – сказал он тогда, прикрыв глаза. Карла подумала, что почти понимает эту фразу.

Идти пришлось недолго. Небо уже окрасилось в яркие цвета заката, когда беглецы покинули станцию и отправились на поиски дома. Шрайки хорошо описали его – небольшое здание, где, помимо старика-мастера проживало ещё несколько семей. Его можно было назвать многоквартирным домом и коттеджем одновременно – настолько слившиеся в единое целое пристройка и надстройка были неотделимы даже зрительно от здания.

Двор был ухоженным. Похоже, здешние жильцы умели ценить то, что у них было, а заодно – сохранять это.

И чёрт знает, что дёрнуло Карлу взглянуть на свою метку, когда они подходили к двери. Может быть, простой интерес, а может быть, у неё появилось какое-то предчувствие, суть которого она сама до конца понять не могла.

Но это наверняка случилось очень вовремя, потому что стрелка указывала прямо на дверь, куда они собирались войти после того, как позвонят и познакомятся с хозяином жилища.

– Стой! – вцепилась тогда Карла в руку своего спутника. Всё случилось секунды за четыре: Лайонел посмотрел на неё, потом перевёл взгляд на метку, его глаза чуть расширились, и он дёрнул Найтсмит в сторону.

Они едва успели скрыться за огромными кустами, что росли прямо у крыльца. И поспешили дальше, дальше, в сторону – быстрее, лишь бы скрыться за тяжёлой прислонённой к стене старой дверью.

Немедленно открылась другая, и они оба услышали знакомый голос:

– Смотри, если ты нам лжёшь…

– У меня никого не было! – повторил старческий голос. Его обладатель вышел на крыльце вместе с двумя парнями. – Никто не приходил ко мне и не просил сделать эти метки. Сколько можно повторять?

– Мы ещё вернёмся, – пообещал Мерф, спускаясь со ступеньки. Его спутник шагнул назад и что-то, видимо, забрал. – И не одни. Скажи спасибо, старик, что в этот раз мы не натравили на тебя псов – но в другой раз тебе так просто не отделаться. Мы обыщем твой дом сверху донизу, перевернём каждый тайник и найдём этого парня. И если ты уже отпустил его…

– Никто не приходил! – возопил пожилой мужчина.

– Значит, придёт, – холодно сказал Найтсмит. – И ты немедленно нам об этом сообщишь. Я должен быть уверен в том, что он не налепит на себя ложную метку, – и потом, отвернувшись, зашагал по двору, где не так давно находились Карла и Лайонел.

– Как скажете, – съязвил старик. Его оттолкнул другой охотник, и отправился вслед за Мерфом.

– Господи… – прошептала одними губами Карла. Она почувствовала, как Лайонел крепко сжимает её ладонь и услышала над своим ухом еле звучащее:

– Держись.

Кажется, Мерф обернулся и бросил подозрительный взгляд на эту дверь, но он был слишком далеко, чтобы услышать их речь.

– Скоро приедет Райан, – услышали оба издалека. – Привезёт собак, – потом речь, вероятно, пошла о Лайонеле: – Мы у него на хвосте, далеко не уйдёт… – дальше никто не разобрал.

Коффен закрыл дверь и, судя по всему, медленно направился к себе в комнату. Или куда-то ещё – быть может, на кухню, чтобы выпить успокоительных.

– Что ж, самое время представиться ему, – когда охотники скрылись вдалеке, горько усмехнулся Лайонел, делая этот момент, вопреки всем вероятностям, забавным. Он снова чуть сжал руку Карлы. – Пойдём.

– Пойдём, – выдохнула Найтсмит, упрямо сдерживая слёзы.

Комментарий к

Сам в шоке, что успел.

Комменты-глава, не забывайте.

========== Часть 10 ==========

В дверь позвонил сам Лайонел. Карла стояла сбоку, пытаясь преодолеть желание обернуться и проверить, не находится ли где-нибудь позади них Мерф и не целится ли он в спину Фетрони из какого-нибудь пистолета.

Хотя с огнестрельным оружием у него вечно были проблемы – гораздо лучше её брат управлялся с луком.

Он безумно любил этот вид стрельбы, и Карла предполагала, что если всё кончится наихудшим образом, то торжественное посвящение Мерф будет проходить именно с луком и единственной стрелой, которая должна будет окончить свой полёт, вонзившись в тело человека, что стоял сейчас рядом с ней и был таким… ошеломляюще живым. Слишком живым для того, чтобы поверить в то, что имеется такая огромная вероятность того, что его дни могут быть сочтены.

Дверь открыли быстро. Старик, видимо, даже не выглядывал в глазок – просто, едва добравшись до источника раздражающего звука, рванул дверь на себя – потому и раздался возмущённый крик:

– Я же сказал, что не знаю, где он и кто он! Проваливайте! – но, увидев, что на крыльце стоят вовсе не те люди, что заходили несколько минут назад, мастер замолчал. Перевёл взгляд с Карлы на Лайонела и ухватился за ручку двери: – Ты?

– Здравствуйте, – поздоровался Лайонел. Карла вяло улыбнулась, стараясь просто таким образом поддержать своего спутника.

– Это тебя искали те… – теперь седой мужчина хмурился, всё крепче и крепче сжимая ручку. – Уходите отсюда, иначе я позвоню им и сдам вас. Мне не нужны неприятности, – он уже собирался захлопнуть дверь прямо у них перед носом, но Карла подалась вперёд и удержала её:

– Постойте, пожалуйста, подождите! – воскликнула она. – Нет, вы всё не так поняли, мы…

– И не подумаю! – старик слегка оттолкнул её. – Я не самоубийца!

– Мы принесли деньги, – Найтсмит умоляюще смотрела на человека, что неумолимо толкал её назад, собираясь оставить за закрытой дверью. – Может быть, сможем договориться?.. Пожалуйста!

– У нас достаточно с собой, чтобы удовлетворить любой ваш запрос… – подключился и остолбеневший сначала Лайонел.

– Мне жизнь дороже ваших денег, – проворчал Коффен, выталкивая наконец девочку за порог. – Проваливайте, – и он захлопнул дверь, потом быстро запер её. Из-за этой самой двери раздалось бормотание: – Они сказали, что придут с собаками, вот ведь попал на старости лет… Припёрлись… Теперь и не поверят, если окажется с меткой, ох, ох… – старческий кашель. – Ох… – Карла и Лайонел припали к двери, слушая то, что за ней происходило.

Раздался ровный глухой звук, потом – шуршание бумаги. Похоже, старик собирался звонить охотникам, что оставили ему свой номер.

– Нам надо уходить, Карла, – прошептал разом побледневший Лайонел. – Они совсем близко, лучше бежать, тебе нужно домой, а я поеду к другому мастеру, и…

– Нет, ты не успеешь! – Найтсмит судорожно вздохнула, глотая холодный воздух. – Нет, нет… – она опустилась на колени возле двери, прижалась к ней щекой. Хотела начать стучать, но почему-то передумала – как будто ослабела.

Гудки были мучительно долгими, непрерывающимися, будто мужчина за дверью медлил начать набирать номер. И это было действительно так.

А когда он нажал на первую кнопку, что неожиданно отчётливо услышала Карла, её захлестнуло таким отчаянием, какого она ещё никогда не испытывала в своей жизни – и может быть, её сознание, почти бьющееся на грани истерики, вдруг заставило тело приподняться и в отчаянии выкрикнуть слова, которые она сама не сразу смогла понять:

– Откройте, прошу вас, мы… мы любим друг друга! Его хочет убить мой соул! Пожалуйста!

Это, вероятно, ни за что не сработало бы в другом мире, но они, к счастью, жили в своём – пусть и таком страшном и неидеальном.

Гудок стих. Карла, ещё не осознавая, что случилось, чуть отстранилась от двери, которая спустя несколько мучительных мгновений открылась.

Те несколько секунд заминки Стефан Коффен простоял, сжимая трубку проводного домашнего телефона, что покоился на столике у самой двери. Эти слова, будто не имеющие для него никакого значения, оказались слишком весомыми, чтобы можно было просто так от них отмахнуться.

Опустив трубку на место и всё ещё сомневаясь, мужчина протянул руку к замку и вставил на место ключ. Дважды медленно провернул его и, не вытаскивая из скважины, открыл дверь. На пороге сидела девочка, одетая в мужскую куртку – похоже, того самого парня, что был заметно, но ненамного её старше, и сейчас так бережно касался её плеч. Но своё движение он не закончил – слова замерли на его губах, и выражение лица прочитать было сложно: кажется, это было отчаяние, смешанное с порывом защитить свою спутницу ото всех бед на свете. Даже от человека, что возвышался теперь над ними.

Стефан действительно возвышался – он всегда гордился тем, что очень похож на типичного представителя своего рода. Всей своей костлявой долговязой фигурой, тонкими пальцами и глубоко посаженными глазами он будто произносил собственную фамилию, буквально отпечатанную на коже, которая тоже была почти что родовыи признаком.

Оба подростка замерли, глядя на старого мастера. И что-то дрогнуло в его груди, кольнуло сердце.

– Охотник – твой соул? – спросил он, глядя на девочку. Та кивнула, цепляясь за руки парня, будто боясь, что они соскользнут с её плеч. На секунду Коффен почувствовал это чужое отчаяние – они пришли к нему, моля о помощи, и он, единственный человек, что способен сейчас протянуть руку и спасти две молодые жизни, захлопнул перед ними дверь. Не понимая, что он делает, старый мастер тяжело вздохнул и отошёл от двери: – Заходите.

Не веря своим ушам, Карла крепко вцепилась в руки Фетрони и поднялась с крыльца с его помощью. Лайонел ничего не говорил, но она чувствовала на себе его взгляд, и не могла понять, что он означает. О чём он вообще думает? Может, о том, что она спятила?

Вероятно, это так, потому что ей самой кажется, что здравый рассудок долго бы в такой ситуации не выжил. И наверное, она сама пару недель или даже дней назад ни за что бы не поверила в то, что только что сделала.