Текст книги "Особенные дети (СИ)"
Автор книги: F-fiona
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)
Кот докурил сигару, заказал самый дорогой коньяк, выпил рюмку, затем вторую, предложил мне, но меня и без спиртного мутило, поэтому я отказался.
– Ладно, пошли, – он взглянул на часы. Я тоже. Восемь вечера. День подошёл к концу.
У выхода нас нагнал метрдотель, охуевший от размера чаевых (я видел, как мужчина положил пятитысячную купюру со словами: «Пусть хоть кому-то будет хорошо») и стал пожимать нам руки. Кот с сытой полуулыбкой слушал его сбивчатую благодарность, а я глянул на телевизор, стоящий в гардеробной и за одну секунду стал белым. На весь экран была моя фотография. Разыскивается, звонить по телефонам… Ладони стали ледяными. Я бросил взгляд на своего спутника, безмятежно слушающего метрдотеля. Он не заметил. Не почувствовал, как участился мой пульс, как мои зрачки стали огромными. Нас ищут. Кто?! Только я подумал, что это единственный сюрприз судьбы за вечер, как дверь распахнулась и вошла Ира. Та самая Ира, которая крала вещи из школьной раздевалки. Девушка была в сопровождении невысокого, круглого мужчины и выглядела она крайне вызывающе. Короткое платье, сидящее на ней, как вторая кожа, высокие каблуки, агрессивный макияж, сигарета в длинном мундштуке и тяжёлый, безрадостный взгляд. Ира меня узнала. Сразу же в её глазах вспыхнула злоба. Не забыла и не простила. Я понимал, что это всего лишь вопрос времени, когда девушка включит телевизор.
Кот мягко взял окаменевшего меня под руку и вывел. С оживлённой улицы он толкнул меня в полутёмную подворотню и прижал к стене:
– Посмотри мне в глаза, Даниэль, и расскажи в чём дело.
– Я знаю эту девушку. Она училась со мной в школе.
– Эта проститутка несовершеннолетняя? – Мужчина наслаждался моим состоянием. Он заставлял меня вжиматься в стену.
– Да, она из параллельного класса, – на автомате ответил я. Стоп. – Проститутка? С чего вы взяли?
– Ты такой наивный, – прошептал Кот, ставя своё колено между моих ног и чуть надавливая им, прижимая к паховой области. Запах дорогого коньяка, сигар и желания наполнил воздух между нами. Во рту пересохло и в одно мгновение стало душно. Голова шла кругом. От того, что тело реагировало на присутствие мужчины самым подлым образом. Это неправильно. Почему же так? Это киллер, охотившийся за мной… Ну почему же меня охватывает такая дрожь от его прикосновений? Я буду сопротивляться до конца. Отворачиваюсь, стискиваю зубы. Кот понимающе ухмыляется:
– Не хочешь изменять Руслану? А то, что ты сам горишь, не в счёт?
– Я не знаю, что со мной, – вздохнул я. По спине скатывались капельки пота.
– Зато я знаю. Очередное изобретение профессора. Ими меня снабдила его очаровательная помощница. Это изобретение для возбуждения.
– Вы чёртов извращенец! – разозлился я и даже оттолкнул его.
Кот подмигнул мне:
– Надумаешь – обращайся.
– Никогда.
– Ну, конечно, наш великий Даниэль будет лучше истязать себя муками. Очень по-библейски.
– Пошёл ты!
– Самое время, – грустно улыбнулся Кот. – Поехали, Даниэль, день закончился.
Я сглотнул. Какой потрясающий выбор он мне предлагает – трахнуться с ним или сразу ехать к профессору. Даже не смотря на то, что моё тело охвачено огнём, я выберу второе.
– Руку, Даниэль.
Конечно, действие лекарства, подавляющего мою способность, подходит к концу. Почему не сделать укол в машине, где никого нет? Обязательно нужно в подворотне? Делаю шаг к свету, молча протягиваю руку, закатав рукав. Он не аккуратен. На изгибе локтя виднеются синяки. Даже в тусклом свете фонаря их можно различить.
Кот с особым остервенением вгоняет в вену иглу и выпускает лекарство. Пять секунд. Быстро. Перед глазами бешеный хоровод и я, согнувшись пополам, извергаю из себя всё, что только что съел. Понятно, почему он сделал укол не в машине. Ледяной пот, горечь и неприятный привкус во рту.
– Пошли, у меня в бардачке есть жвачка, – смеётся мужчина. Конечно, отомстил. Не слишком ли низко? Но я так просто не сдаюсь. Не покажу, что мне пиздец, как хреново. Я иду ровно, сажусь в машину, отпиваю воды и с улыбкой закусываю предложенной мне жвачкой. – В путь? – говорит он и отъезжает с парковки.
А мне не верится, что это конец.
Глава 18
Была глубокая ночь. Безоблачное небо открывало все звёзды. Мы мчались по шоссе, освещённому лишь фарами. Кот вёл уверенно. Хоть и скорость была выше ста пятидесяти километров в час, мне не было страшно. Мужчина не произнёс ни слова с тех пор, как мы покинули город, молчал и я. Минута превращалась в вечность, а затем в короткое мгновение. Я не хотел умирать. Не хотел попадать к этому профессору. Всё это было несправедливо. Впрочем, как и всё в этом мире.
– Не нужно, – тихо произнёс я в пустоту. – Вы совершаете ошибку.
– Знаю, – ответил он почти сразу, сжимая крепче руль. – Ты не должен попасть к нему в руки.
– Тогда почему? – в бессилии я был готов биться головой о приборную панель.
– Потому что я должен завершить свою работу.
– Но ведь…
– Даниэль, бесполезно.
Он был непреклонен.
– Тогда рассказывайте! – приказал я.
– Что? – не понял мужчина.
– Рассказывайте всё о себе!
– Зачем?
– Я хочу понять вас.
Кот перевёл на меня взгляд. Несколько секунд смотрел, не мигая и плевать, что за окном проносились деревья на немаленькой скорости.
– Никто никогда не хотел этого, – тихо ответил он, наконец.
– Сколько у нас времени?
– Несколько часов.
– Хватит. Рассказывайте.
***
Прошлое и настоящее Кота
Детдомы бывают разными. Даже когда нет откровенных издевательств со стороны персонала или других детей, есть одно – отсутствие любви. Дети обделённые. И они прекрасно об этом знают. Слишком маленькие для таких взрослых чувств, они верят, ищут, ждут. Когда приходит очередной потенциальный родитель, они наряжаются, строят из себя паинек. Это где-то лет до десяти. Потом дети с пронзительной грустью стоят у окна и уже почти не верят в счастливый конец. Почти – вот ключевое слово. Каким крошечным не было бы сердце ребёнка, место для веры всегда найдётся.
С Котом было не так. Он не простаивал у окна, не пытался показаться лучше, не мозолил глаза потенциальным родителям. У него был свой мир. Пусть серый, пусть безликий, но его. И в его мире никто не мог обидеть Кота.
…зажимая рукой рот Ванды, пятилетний Кот и сам пытался не издать ни звука. Они прятались под кроватью на которой совокуплялись девушка и парень из старшей группы. Если бы младших обнаружили, то им здорово досталось бы. Кот знал это, поэтому затыкал рот своей единственной подруге.
Стоны, вскрики, скрипы, тяжёлое дыхание… Дети не знали, что секс может называться любовью. Им казалось, что совершается нечто ужасное.
Когда старшегруппники ушли, Кот вылез первым и долго не мог отвести взгляд от мятой кровати, на которой были пятна спермы и крови. Парень не был деликатен с девушкой, или, возможно, у неё были проблемные дни… Однако в голове Кота что-то сработало и он решил, что так должно быть всегда.
Месяц спустя Ванда застала Кота за убийством собаки. Ему просто было любопытно. Дворняга была старая и слепая, она поскуливала от боли, скручивающей её тело, так что, возможно, это был акт милосердия. Ведь собака не мучилась ни секунды.
Два месяца спустя Кота усыновили. Его, самого нелюдимого и мрачного ребёнка. Родители не сразу поняли, что совершили ошибку. Пытались растормошить мальчика, даже водили ребёнка к врачу. А Кот был такой, какой был. Без радужных очков, присущих всем детям.
Его вернули. Это было бы тяжёлой травмой для любого ребёнка, который бы стал искать ответ в себе. Вернули, значит, плохой, значит, недостойный. Загвоздка в том, что Кот с самого рождения так думал.
Через год Ванда застала его за убийством человека. Ради любопытства Кот столкнул с лестницы сторожа, старого мужика, который вечно глумился над сиротами. Он смотрел, как человек корчится на полу, как дёргает сломанной конечностью. Смотрел и улыбался. Ванда с того дня помешалась и бормотала без конца какую-то чушь. Кот, в тайне радуясь этому, не отходил от неё ни на шаг и не разрешил увезти её в больницу, обещая воспитателям заботиться о ней самому. Воспитатели, которым, в сущности, было пофиг, оставили Кота и Ванду в покое.
…одинокий мальчик одиннадцати-двенадцати лет голосовал на дороге. На нём были коротенькие шортики, футболка с бегемотами. Остановился грузовик.
– Ты потерялся, пацан? – водитель высунулся из окна.
– Нет. К бабушке еду, – мягко улыбнулся Кот, сжимая нож за спиной.
Водителя он не убил тогда. Чем-то он зацепил. То ли своей добротой – он угостил паренька последним бутербродом, то ли отеческой заботой – стоило Коту подавиться, тот постучал его по спине, а затем, видя, что мальчик замёрз, отдал ему свой свитер.
В шестнадцать Кот имел разряд по стрельбе, занимался борьбой и мог пробежать десять километров без передышки. Он получил специальность столяра, но это его мало волновало. Это лишь прикрытие.
О киллерах в Советском Союзе не было известно. Но они были. Неуловимые, работающие на правоохранительные органы. Кот стал самым молодым и бесшабашным. Он брался даже за те дела, от которых отказывались остальные. Для него не было табу.
Кот устроил Ванду в прекрасный дом для умственно отсталых, где обитали партийные жёны и дети высокопоставленных чиновников. Ванда сбежала. Искали её долго. Нашли побитую, изнасилованную, с дикой и безумной улыбкой.
Кот устроил Ванду в больницу. Её держали в закрытой камере, пичкали таблетками. Не помогло, девушка стала угасать.
– Что ты хочешь? – в бессилии спросил он, сжимая тонкую ледяную ладонь.
– К людям.
– Куда?
– Туда, где шумно и людно.
– Выбирай.
Ванда выбирала самые злачные районы: окраины, порты, доки. Обитала то там, то здесь. Кот приплачивал, чтобы за ней следили, чтобы предоставляли ей кров и питание. Ванда была тихой, большей частью сидела в своей комнате и раскачивалась из стороны в сторону. Правда, порой у неё случались припадки, и она исчезала. Днями, месяцами. Порой Кот думал, что её уже нет, но она неизменно возвращалась.
Кот не разрешал себе убивать бесплатно. Лишь это порой удерживало его на поверхности. Задание. Он гордился тем, что всегда выполнял задание, каким сложным бы оно не было. Это было его работой, его жизнью и его удовольствием.
За все прожитые года он ни с кем не сблизился. Были случайные встречи, переходящие в ночи, но Кот не позволял им перерасти во что-то большее.
Кот устал. Его предел наступил. Он наступает у всех рано или поздно. Безликая, серая, унылая жизнь. Зачем она ему? Он не получал удовольствие от секса, от наркотиков, от алкоголя. Даже убийства стали работой. Монотонной и раздражающей.
Поступившее предложение от профессора было очень кстати. Кот знал, что, стоит ему оступиться, он умрёт. Это и был план. Заданием было найти Даниэля. Он нашёл, фактически, задание выполнено. Сроки, конечно, отдельный разговор. Профессор явно дал понять, что будет, если мальчишка не будет доставлен вовремя. Кот надеялся, что своё обещание он сдержит.
Испортил всё мальчишка. Неуловимый, недостижимый, загадочный. Кот нашёл его намного раньше срока и даже приготовился подождать пару месяцев. Он так бы и поступил, если бы не увидел, что Даниэль обладает сверхъестественной силой. Профессор об этом не предупредил. Впервые Кот, киллер со стажем, никогда не задающий вопросов, задумался, зачем нужно убийство мальчика? Время было. Кот стал расследовать дело десятилетней давности. Чем больше он копал, тем больше удивлялся. Вскоре ему понадобился источник, близкий к профессору. Им стала та безрадостная женщина-помощница, которую он каждый раз встречал в бункере. Оказывается, она любила скотч и анальный секс.
Это она принесла некоторые из замечательных изобретений профессора – усилитель возбуждения, средство для того, чтобы не спать, универсальный заживитель ран и ещё некоторые очень полезные штуки.
Даниэля хотелось коснуться. Безумно, неистово. Бесило то, что его касался какой-то Руслан. Кот думал о мальчишке каждую ночь. Когда тот сбежал из родительского дома, то привёл его в сумасшедшее бешенство. И в то же время он ощутил небывалое возбуждение. Таких чувств он уже не испытывал давно.
Найдя мальчика, Кот неожиданно понял, что это чувства, которых он так страшился всю жизнь, что на самом деле Даниэль остаётся заданием. Последним. И каким бы он не был необыкновенным, всё уже решено. Главное, придерживаться плана. Это минутный полёт души. Кот не тешил себя иллюзией. Даже если мальчишка согласится быть с ним, то не по доброй воле, а из страха. Да и потом, что делать, когда это надоест? А это надоест. Как надоела вся эта жизнь. Усталость – вот что осталось внутри Кота. И больше ничего. Очень жаль, что Даниэлю так не повезло.
***
Я слушал Кота, затаив дыхание. Его рассказ был сухим и безэмоциональным, но я понимал, что за этой коркой льда скрывается целая лава чувств. Слишком рано Кот разочаровался в жизни, слишком мало было у него любви. По сравнению с ним, я был наивным и зелёным подростком. Про чувства ко мне он говорил вскользь. Однако я понял, что кому попало Кот не давал бы возбудитель, не зажимал по углам. Ему было проще отдать меня профессору, чем признаться себе, что я не безразличен ему. Воспитанный книгами классиков, я всегда думал, что счастье любимого человека важнее собственного. За любовь отдавали корону, богатство, жизнь. Наверное, всё это не подходит под понятия Кота. А, может, я не был этого достоин. Как же Кот похож на Руслана. Удивительно даже.
Едва небо посветлело, мы свернули с главной дороги на просёлочную и поехали по направлению к лесу. Вскоре там показался старый ангар, куда мы заехали и остановились. Бесконечное мгновение ничего не происходило, а затем раздался металлический скрежет, и пол под нами стал опускаться. Я обалдел. Круто, подготовились, что.
Вниз мы опускались около трёх минут. В полной темноте и тишине. Выбраться отсюда было невозможно. Вот ведь профессор окопался.
Платформа дёрнулась и остановилась. Кот, ни слова не говоря, вышел из машины. Я последовал его примеру. В нос сразу же ударил спёртый воздух. Таким с трудом удаётся дышать. Створки двери перед нами разъехались в сторону, открывая длинный коридор, в котором стояли военные с вытянутыми в нашу сторону автоматами. Кот поднял руки. Я нет. Из толпы военных вышла стройная женщина в больших очках:
– Добро пожаловать, Кот. Ты справился с заданием, поздравляю.
Ко мне подошли двое, скрутили руки за спиной и поволокли дальше по коридору. Кот даже не удостоил меня прощальным взглядом.
***
Поза эмбриона. Только так легче переносить эту боль. Пелена застилает глаза, я не чувствую рук или ног. С трудом распахиваю веки. Щека прилипла к стерильному полу, волосы спутались. В воздухе пахнет лекарствами. Выдыхаю и чувствую, как по руке, когда её касается тёплый воздух, пробегают мурашки. Я – это уже не я. Набор костей и жидкости. Мысли расплываются в тумане, заполнившем мою голову. Холодно. Но уже не страшно.
Лежу голый на этом полу и мне даже не стыдно. Какой уж там стыд, когда на тебе в течение нескольких часов, дней, а может даже и недель, проверяли действие различных вакцин.
– Объект в сознании, – раздаётся безразличный голос надо мной. – Пульс учащён. Зрачки, – мне светят в глаза фонариком, – расширенные. Температура тела – тридцать девять градусов. Состояние стабильное.
Стабильное? Я едва жив. Почему просто не убить меня? Зачем все эти издевательства? Что хочет понять профессор? Что я обычный человек?
***
– Даниэль!
Кто-то тормошит меня. Наверное, это сон. Бред, приходящий из тумана.
– Держись, мальчик. Они выяснили, что им нужно. Скоро всё кончится.
Кончится? Эта бесконечность закончится? Облегчение и короткий выдох.
– Мне придётся сделать тебе больно.
Нет. Хватит… На крик сил не осталось. Хриплый сип и скрюченные пальцы.
– Всё, малыш, всё… Выживи, пожалуйста.
***
Яркий свет ослепляет. Меня поднимают, ведут куда-то. Душ. Горячий. Настолько, что кожа краснеет. Расслабляюсь, опираюсь о стенку лбом и руками. Мне впервые так хорошо здесь. Почти рай, почти блаженство. Кто-то приказывает, говорит, что хватит. Мой рай исчезает вместе с тяжёлым паром. Меня одевают. Как куклу. Безвольную. Что-то вроде пижамы. Босиком по ледяному полу. Я не жалуюсь. Ведь это сон.
Тёмное помещение. Судя по эху, большое. Столп света и стул под ним. Железный, с острыми углами. Меня усаживают туда, заковывают руки и ноги. Будто бы я могу сбежать.
Ну, что, это конец? Они провели все необходимые им эксперименты, взяли все нужные анализы, просветили меня вдоль и поперёк. Что ещё?
Из темноты раздаётся:
– Здравствуй, Даниэль.
Я сразу понимаю, что это профессор. Человек, решивший мою судьбу. Я могу пошевелить языком и выдать ему моё «здрасти», но не хочу. Просто жду, что же будет дальше.
Тьма рассеивается. Под потолком вспыхивают сотни маленьких лампочек. Я могу рассмотреть убежище профессора. Большое, метров двадцать в ширину и тридцать в длину, помещение. Высокие, около шести-восьми метров потолки. Тут какие-то неизвестные мне механизмы, а на полстены выведены данные с компьютеров и камер. Конечно же, меня больше всего интересует, как выглядит профессор. И увиденное меня не то, что шокирует, но удивляет. На вид ему лет тридцать пять. Самый рассвет для мужчины. Гладкая кожа без единой морщинки или шрама. Внимательно наблюдающие за мной серо-зелёные глаза. На нём простая одежда и медицинский халат сверху. Единственное, что отличает его от обычных людей, это странное, змеевидное приспособление над его головой. Оно идёт откуда-то из шеи, оно буквально вживлено в неё. Будто бы третий глаз. Или ещё один небольшой мозг. Приспособление шевелится, наблюдает за всем сразу, издаёт механические звуки. Похоже на змею.
– Давно я хотел посмотреть на тебя, – профессор неотрывно глядел на меня.
– И как? – неожиданно я обрёл дар говорить.
– Обычный, – скучающим тоном сообщил мне мужчина. Он провёл рукой вправо, будто бы вычерчивая длинную линию в воздухе, и на экране появились разные данные. – Результаты твоих анализов. Видишь, ничего сверхъестественного. Все показатели в норме. Ты чуть более устойчив к боли, чем обычный человек, но это, по сути, не важно.
– Сколько вам лет? – вдруг интересуюсь я.
– Семьдесят один. Я родился сразу после войны.
– И сколько вы планируете прожить?
– Ещё лет двести. А, может, и вечно. Не существует ни одной болезни, которую я бы не вылечил. Поддержание молодости хоть и трудозатратно и энергоёмко, однако, возможно.
– И вы весь такой крутой боитесь меня? Обычного ребёнка?
– Кто сказал, что ты обычный?– усмехнулся профессор. – Ты не совсем обычный. Хоть я и ожидал чего-то большего… Всё же ты особенный. И кто сказал, что я боюсь?
А я собрался с силами. Буквально приказал себе собраться. Потратил всю оставшуюся волю, чтобы скопить в себе остатки силы, не смотря на блокирующие лекарства, и направил их на профессора, который как раз отвернулся к клавиатуре. Получилось. Я уже представлял, как мужчина упадёт навзничь, как у меня появится время, чтобы что-нибудь придумать… Его спасло это дурацкое змеевидное приспособление. Оно что-то зафиксировало, запищало, и профессор проворно отпрыгнул в сторону. С потрясающей скоростью, стоит заметить.
– Ах ты паршивец! – взревел профессор и, подлетев ко мне за пару секунд, ударил меня рукояткой пистолета сначала по лицу, а затем со всей силы по кисти правой руки. Я слышал, как ломаются мои кости. Это было не больно, это было адски больно. Перед глазами вспыхнул яркий свет, а сознание едва не ускользнуло от меня. – Вот, – довольно потёр руки профессор. – Теперь ты менее опасен. Кто бы мог подумать, что ты будешь сопротивляться?
– Вы и правда так меня боитесь? – прошептал я, глотая кровь, из разбитого носа.
– Не тебя, а того, что ты можешь сделать. Я назвал это «эффект Бога». Не знаю как, но ты способен управлять людьми. Возможно, это произошло потому, что твой отец служил и попал под действие химического оружия. У меня лишь такое объяснение.
– А если вы ошибаетесь? Если я обычный подросток?
– Без разницы. Любая угроза должна быть устранена.
– Зачем я здесь?
– К вопросу об угрозе, – профессор хлопнул в ладоши и двое военных ввели Кота. Потрёпанного, с распущенными волосами. – Как ты, мелкий паршивец, смог перетянуть на свою сторону закоренелого убийцу? – я не понимал в чём дело. Кот не смотрел на меня. Он держал перед собой скованные руки и, не мигая, уставился на стену. – Его стаж более двадцати лет. Он ни разу не подвёл заказчика. С тобой же он нарушил сроки, и, что более странное, оставил свидетелей в живых.
Моё сердце зашлось.
– Твой толстый дружок… Кот должен был его убить, чтобы он не смог предупредить тебя или кому-то рассказать о произошедшем. Думаешь, стреляя в плечо, он не знал, что пацан останется жив? Или твой Руслан! На нём же, вообще, ни царапины! Кот даже и не подумал убивать его.
Профессор злился, расхаживал взад-вперёд, а его мерзкое приспособление неотрывно следило за мной. А я не мог поверить. Господи, Витас жив, жив!
– Всё из-за тебя! – профессор резко повернулся ко мне. – И ведь ты делаешь так с каждым. Только не со мной. Тебе не удастся этот фокус со мной, Даниэль.
Я замер и не отводил глаз от фиговины у него над головой. По ходу, профессор совсем сбрендил. Не мудрено, тут нечем дышать. Им бы систему вентиляции прочистить.
– Я покончу с этим раз и навсегда.
Он снова хлопнул в ладоши и двое военных ввели того, кого я меньше всего ожидал здесь увидеть. Руслана. Нет. Внутри меня всё сжалось. Я был готов умереть сам. Но не готов, чтобы умер он.
– Хм, – довольный профессор засмеялся. – У тебя участилось дыхание и подскочил пульс. Твоё сердечко бьётся так быстро… Тебя волнует Руслан, да? Он тебе дорог. О, у тебя такое лицо сейчас. Это прекрасно.
Руслан выглядел вполне сносно. Не считая кровоточащей царапины на скуле. Он с сожалением смотрел на меня. Неужели я так паршиво выгляжу? Я попытался улыбнуться ему. Ободряюще. Но натолкнулся лишь на испуг в его глазах. Испуг. Руслан не боялся ничего. Он боялся за меня.
– Что ж, Кот, предоставляю тебе возможность завершить то, что ты должен был сделать.
С Кота сняли наручники, но он не пошевелился. Руслан тоже.
– Я помогу вам, – вкрадчиво пообещал профессор, предвидя такой поворот событий. – Десять лет назад твою мать, Руслан, убил он.
Я закусил губу, видя, как на щеках Руслана выступили красные пятна. Я давно понял, что это Кот убил мать Руслана и знал, что рано или поздно это выяснится, но не так же.
– Дайте им какое-нибудь оружие… – Махнул рукой профессор.
Военные вынесли две длинных металлических палки. Хорошее решение. И покалечить можно, и другие останутся целы. Палка против пистолета не катит.
Руслан обхватил свою палку обеими руками и встал в боевую стойку. Кот не пошевелился.
Нет. Они же не могут поубивать друг друга? Руслан владеет какими-то восточными единоборствами. А Кот же киллер, профессионал, он, наверное, и не это умеет. Чёртов профессор! В бессилии я подался вперёд, позволяя металлическим петлям, удерживающим меня, впиться глубоко в кожу. Змеевидный глаз вперился в меня, мигая предупреждающим синим огоньком.
Руслан поднял палку выше, и, крадучись, стал обходить вокруг неподвижного Кота. Длинные волосы мужчины рассыпались по плечам, он закрыл глаза, готовясь принять смерть. Не я один сопротивлялся профессору, он не заставит драться Кота. Руслан нанёс удар. Он с размаху ударил по груди мужчины. Сильно и уверенно. Кот упал на колени и пытался восстановить дыхание.
– Руслан, нет! – закричал я, когда он снова замахнулся.
Когда я встретился с ним взглядом, то ужаснулся от ярости, исходившей от него:
– Я всю жизнь искал убийцу своей матери. Всю жизнь я мечтал убить его. И ты хочешь мне помешать?
Он говорил так громко, что, казалось, его голос был способен оглушить. В моём размякшем мозгу не было того, что я мог противопоставить его словам. Руслан снова замахнулся и снова ударил. По спине. Чуть выше поясницы. Кот не издал ни звука. Лишь стал ближе к земле – он держался о неё руками.
Это было чудовищно срежиссированное сумасшедшим гением зрелище. И я не мог ничего сделать. Что бы я ни сказал, Руслан не услышал бы меня. Я закрыл глаза, до меня по-прежнему доносились глухие звуки ударов. Нет. Не позволю ему стать убийцей, а Кот должен жить. «Спаси Кота…». Вот оно. Хватит с них обоих. Собираю остатки сил, набираю полную грудь воздуха и стараюсь, чтобы мой голос не дрожал.
– Руслан, – позвал я, когда он в очередной раз замахнулся. – Ты не такой. Ты не убийца. Да, Кот убил твою маму. Но по поручению профессора. Это он во всём виноват. Ты же не винишь нож, которым порезался. Кот – всего лишь орудие.
Его руки побелели, сжимая палку.
– Руслан, услышь меня, – умолял я, видя, как он колеблется. – Пожалуйста.
– Ты защищаешь этого… Ты защищаешь киллера! – вскричал он. В его глазах была мука.
– Я защищаю тебя, Руслан, – слабо улыбнулся я. – Тебя.
Мы смотрели друг на друга, и казалось, что были одни в целом свете. Руслан так долго лелеял идею мести, ставшую для него смыслом жизни, и не мог так просто от неё отказаться. Давай, мой хороший. Поверь мне. Кот здесь ни при чём. Оставь его в живых. Не убивай. Ты станешь таким же. Смерть опустится на твоё сердце недвижимым грузом, как сейчас на нём лежит смерть твоей матери. Руслан, пожалуйста.
Я не моргал, чтобы не разорвать контакт между нами. Пожалуйста. Я шевелил губами в надежде, что он, если не услышит, то поймёт. Я представил, как касаюсь его руки, как убираю напряжение из его мышц, как оставляю поцелуй на его щеке… Руслан опустил, а затем откинул палку. Я убедил его. Я смог.
– Об этом я и говорил, Даниэль, – торжествующе произнёс профессор, поднимая руку с тускло поблёскивающим пистолетом и направляя его на меня. – Тебя нельзя оставлять в живых.
В другой его руке появился точно такой же пистолет, который он направил на Руслана. Чего, собственно, я ожидал? Что сейчас выкатят торт и шампанское, мы выпьем, съедим по кусочку, а потом разойдёмся по домам? Реальность куда прозаичней. Мы все умрём.
– Я дам тебе выбор, последний выбор, – змеиный глаз потянулся ко мне, насколько позволяла его длина. – Если ты сможешь остановить пулю, летящую в одного из вас, то я оставлю этого счастливчика в живых. Или ты, или он. Решай, Даниэль.
Ерунда. Он не оставит меня живым. Ни при каких условиях. В лучшем случае, пустит на эксперименты, и я протяну неделю-две. Однако выбора передо мной не стояло. Конечно, Руслан. Только Руслан. Но хватит ли мне сил? От этого зависело всё.
Едва раздались два оглушающих выстрела, слившихся в один, я призвал всё своё самообладание, чтобы удержать пулю, летящую в Руслана, когда другая пуля пронзала мою грудную клетку. Что я знал о боли до этого? Ничего. Это было похоже на взрыв внутри. Из меня выбило дыхание, горло опалило жаром, но я не разжал напряжённую, покалеченную профессором руку с раздробленными костями, которая сейчас управляла пулей у сердца замеревшего Руслана. Я знаю, наверное, ты не похвалил бы меня, что я выбрал тебя. Но ведь я не мог иначе. Прости.
Это было сложно. Фантастически сложно. Пуля была крохотной и смертельно опасной. Она была для меня мини-ядерной бомбой, способной остановить жизнь. Она была юркой, как куница, тяжёлой, как свинец, горячей, как кровь. Я всё ещё сдерживал её. Бешено крутящуюся, визжащую. Не дам. Не позволю.
– Знаете, профессор, – шепчу я, чувствуя кровь, текущую по груди, – ваша проблема в том, что вы недооцениваете людей. Особенно меня.
Скопировав улыбку у Кота, я улыбаюсь этой сумасшедшей улыбкой, когда сжимаю, онемевший кулак и направляю пулю Руслана прямо в грудь профессора. Его механический глаз замечает опасность слишком поздно. Он же был увлечён мной и не ожидал от полуживого мальчика такого. Грудную клетку профессора разрывает. Его белоснежный халат забрызгивает кровь, кусочки тканей. Он кричит. Яростно, бешено. Он бессилен тут. Силы покидают его со скоростью света. Вместе с силами утекает и жизнь. Он не был к этому готов, а то защитился бы десятком своих изобретений. Он не ожидал такого поворота. Его компьютер не смог спрогнозировать такой исход.
– Убить их! – кричит профессор, падая на колени. Но военные не шевелятся. Они сжимают оружие и смотрят на развернувшееся перед их глазами действо.
Профессор хрипит и корчится на полу. Внезапно он начинает хохотать. Его змеиный глаз бешено извивается на полу.
– Даниэль, – сплёвывает кровь он и смотрит на меня, – есть ещё один человек, которого спасла мать Руслана. О нём ты не знаешь. И не узнаешь, потому что я унесу это с собой в могилу. Он возненавидит тебя. И он единственный сможет свергнуть тебя с твоего пьедестала.
Тогда я совершенно не понимал, как важно было сказанное профессором. Не понимал. А зря. Хотя, даже если бы понял, то всё равно он ничего бы мне не сказал.
Змеиный глаз вздрагивает и замирает. Как и профессор. Уже навсегда.
Несколько секунд военные переглядываются, понимая, что их начальник убит. Руслан нетвёрдой походкой направляется ко мне и падает передо мной. Его руки дрожат, когда он расстёгивает металлические браслеты, удерживающие меня.
– Малыш, – он хватает моё лицо в свои руки, – малыш…
– Всё хорошо, – в последний раз улыбаюсь я. – Ты живой.
– Даниэль… – он закрывает ладонями дыру у меня в груди.
– Руслан, скажи, ты помнишь? – я сглатываю сладкую кровь, наполнившую рот. – Помнишь того маленького мальчика в коме? Как ты приходил к нему?
Он молчит. Закрывает мою рану и молчит.
– Скажи же!
Быть может, у нас осталось меньше минуты. Говори, Руслан. Так сложно, да? Не молчи, пожалуйста. Скажи мне правду. Ты же помнишь, я знаю. Ты помнишь, что я в твоей жизни уже очень давно и тебе так тяжело с этим смириться. Пожалуйста. Не молчи же…
– Да, – Руслан смотрит на меня так, что я могу выдохнуть со спокойной душой. – Я всё помню, Даниэль.
Мне становится так хорошо, словно мне вкололи огромную дозу какого-нибудь наркотика. Он помнит. Ну, теперь можно и умереть.
– Кот, – улыбаюсь я, когда мужчина появляется в поле моего зрения.
– Ты спрашивал, почему Кот, – он садится передо мной в ту же позу, что и Руслан, расстёгивает пижаму на моей груди, – помнишь? Я сам выбрал это имя. Давно, ещё в детстве. И заставлял всех называть так меня. Так, а не как в свидетельстве о рождении.
Он стягивает с меня пижамную рубашку, обнажая грудь, кладёт пальцы под впадинки ключицы и впивается ногтями глубоко в кожу. Глаза Руслана круглые, но он не препятствует. Кот что-то подцепляет внутри меня и тянет на себя. Я поднимаю голову к потолку, пытаясь пережить очередную боль. А Кот всё тянет и тянет на себя нечто, сидящее у меня в груди. Нечто, что он сам туда поместил утром, когда шептал: «Выживи, пожалуйста». Нечто – это гениальнейшее изобретение профессора. Тонкая сетка из прочнейшего и легчайшего вещества. Сетка садится на грудь и сама вживляется под кожу. Получается этакий невидимый бронежилет. Единственное, что не доработал профессор – время использование сетки. Оно составляет около шести часов. Больше и она начинает разлагаться, отравляя своего носителя. Ещё один большой плюс сетки – она обработана заживляющим веществом и следов после себя не оставляет.
