Текст книги "Дотянуться до тебя (СИ)"

Автор книги: Exlusion_cat

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

По ушам неожиданно резанула сирена. Так громко, что ещё бы чуть-чуть и лопнули барабанные перепонки. Перевожу взгляд на счёт и понимаю – ничегошеньки из матча я не запомнила, даже не смотрела толком. Не заметила, как пролетели долгих три сета и энное количество времени. Не заметила, как Нацухи пришёл и уселся рядом и даже не увидела, как Тобио вновь победил. Одно дело видеть счёт, и совсем другое видеть, как он добивался победы, как сражался за свои идеалы и мечту. И если бы это была моя – очередная и очевидная – победа, Тобио обязательно бы порадовался за меня. Но я не он и поэтому его очередная маленькая победа не вызывает во мне никаких чувств. Ни радости, ни удивления или иного чувства. Серая прострация и ничего более. И уже довольно давно, там, внутри черепной коробки, зародилась и сформировалась простая аксиома: Тобио обязательно победит и добьётся своего. И его новая победа это не прорыв для меня, а что-то, что так же очевидно, как я год назад во главе сильнейшей пятерки.

– Знаешь, – Нацухи подает голос совсем неожиданно. И это вгоняет если не в ступор, то точно в легкий шок. – Я не понимаю, зачем ты приходишь на его игры.

– Ты и не должен, тебя это не касается. – хмыкаю, когда в поле зрения попадает Имай. Она машет рукой и одного её взгляда хватает для того, чтобы понять, что она от меня хочет. Даже не надо ничего говорить. Это ведь так очевидно. Имай никогда не видела во мне человека; видела соперника, которого она изучила от корки до корки, но так и не смогла победить. А сейчас у неё есть шанс поставить меня на место и доказать себе и другим, что она звание «номер один» заслужила.

Никто из нас не проронил ни слова. Ни когда поднимались в бассейн, ни когда переодевались и, тем более, когда вышли на старт. Дорожки были почти пустые, несколько подростков резвились на крайних дорожках и даже не мешали нам.

– Готова проиграть? – чуть хрипло усмехается, разминая плечи.

– А ты? Готова вновь остаться позади?

Имай скалится и отходит в сторону – просит местного инструктора скомандовать старт – и ещё с с полминуты треплется с ним же. Бесполезно тратит и без того ограниченное время. Я пришла сюда совсем не за этим. Как и она.

Мир вокруг словно покрылся толстой масляной пленкой. Стал размытым и сюрреалистичным. Ненастоящим. Как будто не я сейчас сжимаю край тумбы пальцами и готовлюсь к схватке со своим отражением или же чём-то очень похожим на него. Чей-то голос «извне» медленно и очень неловко командует старт и от этого ожидания желудок в мерзкой судороге сводит. Слишком затянуто. Все это слишком. И наши силы с этой невыносимой сукой примерно равны. А значит, битва будет на равных.

Гребок за гребком. Вдох. Выдох. В ушах шум, в глотке привкус хлорки, а за плечами больше половины трассы. И кто его знает, у кого из нас двоих хватит сил, скорости и воли для безоговорочной победы. Никто не знает. Даже мы сами. Это, мы не можем решить сами. Мы с Имай, как Королева и её Тень. Правитель и Серый Кардинал. Но кто есть кто, мы ещё сами не знаем. И не узнает до тех пор, пока одна из нас не коснётся ладонью бортика.

Финиш.

Комментарий к Глава 19

Я наконец-то нашла время и дописала. Так как я учусь и работаю, не знаю как скоро выйдет следующая глава. Надеюсь на Ваше понимание🙏🏻❣️

========== Глава 20 ==========

«Мы слишком часто соревновались с Хиро на тренировках и после них. Почти что дышали возможностью решить раз и навсегда, кто из нас лучший. И каждый раз она оставалась позади. Доля секунды или две сотых, это не важно. Я была лучше. Лучше во всем: в каждом движение, гребке или вздохе. Её кислая мордашка и потухший на несколько долгих секунд глаза были моим персональным наркотиком. Наркотиком, от которого крышу рвало похлеще, чем от осознания собственного превосходства.

– Даже сейчас… – Хиро утыкается лбом в скрещенные на бортике бассейна руки; голос у неё отчаянно хрипит. – Даже сейчас ты на шаг впереди…

А у меня от выброса эндорфина немеет не только язык, но и все тело. Ноги и руки кажутся невероятно ватными и невесомыми. А взгляд – я уверена – абсолютно шальной и безумный. Я чертов наркоман. Наркоман, для которого новая доза, это очередная победа над своим сильнейшим соперником.

– Да, ничего не меняется. – киваю, кажется, сама себе. Имай на меня даже не смотрит, пытается заглушить нарастающую внутри неё бурю. Это чувство знакомо мне. От него хочется избавиться, вырезать вместе с мясом и залить антисептиком. Лишь бы не пошло воспаление, лишь бы не сдохнуть от разъедающей изнутри заразы. Это чувство оседает на языке приторной горечью непролитых слёз и тянущем где-то в солнечном сплетении разочарованием.

– Я и ты, Аяно, так отвратительны, не находишь? – брюнетка подтягивается на руках, ставит колени на бортик и вскакивает так резко, что кто-нибудь другой обязательно бы распластался на кафеле. Но не она. Хиро лишь усмехается, чуть печально и нагло. Как радикальная несовместимость и ненатуральность этих эмоций показывает всё раньше, чем она продолжает свой монолог. – Сколько нам? Шестнадцать? А мы с тобой, уже, поломанные куклы. Бездушные механизмы, запрограммированные на одну цель.

И хотелось бы ей возразить или хоть что-то противопоставить в ответ, да нечего. Потому что эта девчонка права от начала и до конца. Нам и правда всего по шестнадцать, но некоторые наши ровесники берут золото на олимпиадах. А мы? А мы упорно идем к цели, потому что политика нашей страны отвратительна и чертос с два ты попадёшь в сборную, даже если будешь опережать по времени всех нынешних представителей этой сборной. Чёртово место в сборной нужно не просто заслужить и вырвать зубами у других кандидатов, но и доказать, что ты, блять, нужен им.

– Механизмы? Возможно. – усмехаюсь так, как никогда бы не смогла сама Хиро. Губы скривились в настоящей усмешке, но глаза пустые и стеклянные, как будто я и правда всего лишь кукла без эмоций. Хиро не такая – более живая. Она всегда гналась за мной и каждый её маленький проигрыш, это несколько миллиметров назад. Она взбирается по отвесной скале – там, на вершине этой скалы стою я – но стоит ей чуть сдвинуться вперед, как сила гравитации тянет её вниз. Она топчется на месте, неспешно подымается к выступу, на котором совсем недавно стояла я, когда я уже давно взбираюсь ещё выше. Это парадокс. Имай называют «Тень» из-за того, что она всегда находится в тени моей славы. Но для меня она «Тень», потому что гонится за жалкими остатками того, чего недавно добилась я. Гонится за моей тенью.

– Никак не пойму, какая вакханалия творится у тебя в голове.

– Тебе и не нужно. – Хиро моя Тень, моё отражение спроецированное через кривое зеркало и отдаленно напоминающее моё собственное «Я». Она лишь отдаленно чувствует то, что чувствую я. Она, обычно, предполагает и додумает, но понять меня, мотивы поступков и ход мыслей она не способна. Мы зеркальные отражения друг друга. И зеркало, в которое мы смотрим, бито с двух сторон.»

Не смотри я этот матч, я бы в жизни не поверила, что наступит такой момент, когда Тсукишима будет играть даже травмированный, будет рваться на поле и играть на команду. Поставит себе цель победить кого-то любой ценой. Не поверила бы, если бы не увидела это. Я никогда не смотрела на него, когда он играет, последнее время уж точно, но сегодня он заставил меня посмотреть на него. Кей, тот самый Кей, который называл меня «умалишенной дурой» первые два месяца после национальных, сейчас ничем не лучше меня. И от осознания и понимания происходящего что-то внутри неожиданно сжимается.

Мы с Кеем всегда были как небо и земля. Наши менталитеты настолько различны и непохожи, что наше многолетнее общение можно считать одним из законов этой вселенной. Уравновешенные, притягивание противоположностей – называйте это как хотите. Сути это не изменит. Тсукки всегда считал волейбол чем-то не особо важным «просто клуб» или «способ занять излишне свободного времени». Этот, безусловно, наглый и охреневший парень никогда не выкладывался на максимуме своих возможностей и никогда, даже не пытался, делать что-то выше положенного. Кей любил, любит и, наверное, ещё долго будет любить волейбол, но вот какое место в жизни он для него занимает, я, уже, сказать совсем не могу. Просто потому что впервые в жизни Кей сделал что-то, что смогло меня удивить. И, вероятнее всего, с этого момента мы Кеем начнём понимать друг друга чуточку лучше.

Золотая медаль на шеи Тобио казалась естественной и неотъемлемой частью его самого. Села, как влитая. А этот блеск в глазах и, казалось бы, почти незаметная улыбка. Как будто никто не видит этой минутки радости. Как будто этого не вижу я. И если для всех присутствующих победа «темной лошадки» была неожиданна и непредсказуема, то для меня это самый логичный исход событий. «Карасуно» – как команда слишком долго и упорно шли к своей цели, потом и кровью выбивали крупицы знаний и опыта. Я видела проекцию их через Тобио. И то, как он выкладывался ради этих заветных пяти сетов, стало ощутимо и осязаемо. Вон оно, блестит своим золотым боком посередине его грудины. И оседает не неподъемным грузом, а приятной тяжестью. В голове только мысли о победе – она опьяняет и делает тебя уязвимым – а в глотке сладкое и тянущее послевкусие. Мне хорошо знакомо это чувство; слишком хорошо. Оно все ещё течёт вместе с плазмой по венам. Обжигает внутренности и заставляет сердце биться чаще. Наркотик, от которого ты становишься зависим с первой капли.

После награждения сбегаю одна из первых. Сердце в груди мечется и бьется так, будто бы готово выпрыгнуть из грудной клетки при первом удобном случае. От – неожиданно проснувшейся – щемящей нежности начинает колоть под ребрами. В какой-то момент зарождается желание выловить Тобио в одном из многочисленных коридоров и обнять. Сказать, как рада за него и поздравить с победой, как советовал Нацухи. Но хвалённая гордость и принципы приказывают ногам уноситься прочь. Подальше от искушения. Подальше от человека, способного одним только взглядом поставить на место и заставить заикаться как наивная простушка. И если бы он был хоть чуточку умнее или наблюдательнее, то непременно использовал это против меня. Такова его натура. Кагеяме следовало бы поучиться у своего сэмпая тому, как использовать слабости противников против них самих; как сознательно и нарочно ставить кого-то в тупик.

Домой возвращаться совсем не хочется, как и идти на тренировку. Как никогда раньше хочется запереться в четырех стенах и никого не видеть. Родителей, брата, Юми, Кея и даже Тобио. Никого. Посидеть бы просто в тишине, уткнувшись носом в колени и знать, что если у тебя вдруг что-то переклинит, сорвав все пломбы, никто не увидит мою слабость. Что никто не увидит, какова расплата за любовь «Королевы» к «Королю». Слабость – побочный эффект того, что нормальные люди называют: «любовь».

Хладнокровие трещит по швам, расходиться, как края только что заштопанной раны. Собранное из рваных кусков самообладание, неаккуратно сшитое толстой хирургической нитью, расползается, как политый водой свежий шов. Под надломленной маской кровавые ошмётки того, что гордо именуется «душа». Гнилые остатки, ввёрнутые и перемолотые в кашу, понятия морали, эмоции и чувства. Собственные внутренние демоны кричат и воют, сходят с ума от вылитого на них ведра святой воды. Скрежет их зубов отдаётся мерзотным скрипом в черепушке, а острые когти ломают ребра и перемалывают внутренности своими когтистыми лапами. И никакие дыхательные практики и концентрация не помогают привести в порядок мысли. Не помогают отключиться от реальности и отдаться во власть инстинктам. Потому что рептильный мозг, отвечающий за первичные инстинкты, прикажет мне идти к тому, что мне нужно, а не чего я хочу. Выбитые на подкорках за долгие годы постулаты жалкий лепет по сравнению с тем, чего действенно хочется телу. Телу плевать, что я там себе навыдумывала; чувства, подкреплённые инстинктами, подталкивают к тонкой грани, заставляют балансировать на ней. А я могу лишь оттягивать тот момент, когда сорвусь прямиком в пропасть, оступившись на одной из миллиарда этих граней.

Знобит. На улице уже совсем стемнело и похолодало. Да и ещё бы мне было тепло, когда на мне джинсы и лёгкая майка. Местность вокруг едва знакома, но мозг услужливо вытаскивает из закромов памяти, чей дом в двух поворотах от этого места. И даже знать не хочется, откуда в моей голове появился навигатор, настроенные именно на тот дом. Ничего не хочется.

– Нитами? – раздаётся совсем рядом. Крупно вздрагиваю, потому что настолько потерялась в собственных мыслях, что не заметила появившегося рядом человека. Человека, который последний раз назвал меня по фамилии в середине лета.

– Привет. – голос чужой – низкий и хриплый – совсем не мой. Одно слово даётся настолько тяжело, что строит ему сорваться с губ, как на тело накатывает чудовищная усталость. Будто горы камней, ранее не имевшие вес, разом обрушились на плечи.

– Ты в порядке? – нет. Но кого это волнует? Ты и сам выглядишь не очень. Рад, это видно невооружённым взглядом. Но так же видно, залёгшие под глазами тени, даже не контрастирующие с такого же глубокого цвета глазами. Ты едва не валишься с ног от усталости, а я, кажется, просто медленно умираю внутри. И кому из нас нужно говорить: «Ты в порядке?»? А, малыш Тобио?

Но в слух всё равно ничего не говорю. Голова разом опустела; стала кристально чистой, как у младенца. От чужого взора хочется спрятаться, убежать и никогда больше не чувствовать настолько очевидный и осязаемый взгляд.

– Нитами?

Всего лишь моя фамилия, а в груди будто пробили сквозную дыру. Пробили, но варварским не прижгли края раны; заставили гнить оголенную плоть под палящим солнцем.

– Эй, скажи что-нибудь…

Хватает за руку и тянет на себя. Кожу под его пальцами жжёт, едва не вскрикиваю, но вовремя прикусываю язык. Чужое тело слишком близко, настолько, что я могу почувствовать биение его сердца. От парня веет усталостью. Она почти осязаемая, ещё чуть-чуть и можно схватить ее. Но ловлю только режущее без ножа беспокойство на дне глубоких, как Марианский желоб, глаз. Жадно впитываю его и едва не захлёбываюсь нахлынувшим осознанием.

– Пойдём. – все ещё держит за руку и тянет за собой, как маленького ребёнка. И я иду за ним, совсем не понимая, почему я не вырвала из его хватки свою конечность и не убежала куда подальше. Ответ так банален и очевиден, маячит перед глазами; а я с завидной упорностью стараюсь его не замечать. И так будет до тех пор, пока я окончательно не сломаюсь.

Свет в окнах дома Тобио не горит, но я вовсе не придаю этому значения. И только когда за моей спиной захлопнулась дверь, а по глазам резанул белый свет, все стало очевидно.

Хватка на запястье исчезает, только тогда, когда брюнет наклоняется, чтобы расшнуровать кроссовки. И титанических усилий стоит не дать деру в ту же секунду. Хоть здравый смысл и вопит о том, что беготня не к чему не приведёт, и если Судьба уже все решила, то лучше не противится, но щекочущий затылок страх давит и приказывает бежать. Страх, вперемешку с отчаянием. Отчаянием, которое с каждым мгновением затопляет сознание все больше. И присутствие Тобио только ускоряет процесс. Потому что рядом с ним можно не притворяться; потому что в памяти ещё свежи воспоминания о минутах слабости и о том, кто заставил подняться Королеву с колен.

– Ты едва стоишь на ногах. – говорю и одновременно снимаю кроссовки, просто поочередно наступив носками на пятки.

– Себя то видела? – неожиданно резко отзывается Тобио, сверкая злой синевой. Тут же осекается, глупо замерев на месте. – Что случилось? Выглядишь паршиво.

– Спасибо за честность. – усмехаюсь и сбрасываю сумку с плеча прямо на пол. – Зря беспокоишься, я в норме.

– Я вижу. – фыркает и поворачивается ко мне спиной. – Где ванная ты знаешь.

Вот как? Все так просто? Увидел девушку, которая поступила с тобой, как последняя тварь, и едва стоишь на ногах от усталости, но все равно тащишь её домой. Ты слишком добр ко мне Тобио. Мы оба страдаем, может ты этого и не осознаешь, но из этого темного болота ты вытягиваешь не только себя, но и меня. И от этого отвращение к себе разливается с новой силой.

Когда выхожу из душа, то нахожу на стиральной машинке обычную синюю футболку. И если Тобио она как раз, то на мне она будет висеть мешком. Ну и ладно. Кагеяма последний, кого я буду стесняться. Странная эта вещь – стыд. Девушки не стесняются ходить по пляжу в открытых купальниках, но начинают визжать, когда парень зашёл в комнату в неподходящий момент. Мне же, как ни странно, плевать. Тобио видел меня в купальнике, в шортах, которые намного короче, чем футболка на мне; чего мне стесняться?

От футболки пахнет ментолом, немного порошком и чём-то приятным. Возможно, именно так пахнет сам Тобио. Никогда не обращала внимание на этот запах, но сейчас он кажется таким родным. Успокаивающим и безразмерно уютным.

Хозяина дома нахожу в его же комнате. Он сидит на стуле и, глупо улыбаясь, крутит в руках золотую медаль. Его первую.

– Я была на игре. – вскидывается и замирает. Его эмоции так очевидны и читабельны: удивление и… радость. – Ты молодец, Тобио.

Никогда не хвалила людей за их достижения, усердную работу и даже не собиралась. Но ты, Тобио, первый и, скорее всего, единственный, кому я говорю подобное.

Шаг, второй, третий… шестой. Ровно шесть шагов потребовалось, чтобы оказаться напротив брюнета. Касаюсь пальцами поверхности медали, вывожу понятные только мне узоры и жду, когда же Тобио схватит мои пальцы своими. Схватит – неоспоримый факт – и это вопрос времени и его выдержки. Выдержки, которой у него нет. Ловит мои пальцы почти мгновенно и сжимает в своей стальной хватке. Лишь тихо фыркаю в ответ и боюсь, что следующая реплика выбьет воздух из лёгких не только у Тобио, но и у меня.

– Тебе идёт побеждать. – прикрываю глаза, вспоминая, как красиво смотрелась на шее брюнета медаль, находящаяся под ребром моей же ладони. – И ты достоин этого, куда больше, чем я.

Провокация – наступившая на горло моей гордости – удалась на семь баллов из пяти. Глаза у брюнета расширяются, а пальцы сжимают мои до хруста. Но слышу далеко не хруст собственных суставов и костей, а как участилось и без того тяжёлое дыхание и, как заскрипели плотно сжатые зубы. Усмехаюсь, но за пеленой ярости, помутившей чужой взор, этого не видно. Встаёт так резко, что мы едва не сталкиваемся лбами. Второй рукой хватает за плечо и притягивает ещё ближе. Так, чтобы между нами было меньше десяти сантиметров. Стоит дёрнуть головой и дотянусь до чужих губ.

– Идиотка. – шипит, едва разжимая губы, а потом подается вперёд так резко, что даже сообразить толком ничего не успеваю. И это даже не поцелуй, а какое-то странно и весьма изощрённое показания того: кто и кому принадлежит. Кусает губы, так сильно, что кровь начинает сочится с уголка рта, чужой язык сплетается с моим и я невольно подчиняюсь ему. Сдаюсь, потому что сил и желания бороться нет. И потому что боль, вкус металла на языке и доминирование, нравятся куда больше, чем долгие нежные поцелуи.

Чуть отпрянув, соприкасается своим лбом с моим; дышит часто и тяжело. Пальцы до боли сжимают плечи, но мне как-то все равно. Что-то в сердце каждый раз сжимается, когда хриплый вздох со свистом вылетает из чужих легких. Звенит и медленно разрывается на куски. И как же мерзко от самой себя: из-за собственных страхов и гордости провоцирую Тобио на то, что не могу сделать сама.

– Прости. – чувство вины можно почувствовать физически. Не надо Тобио, не заставляй меня чувствовать себя ещё большей сволочью. Вновь наклоняется и как большая кошка слизывает тонкую полоску крови, вновь касается моих губ своим, едва ли это можно назвать поцелуем. Легко прикосновение – как будто извинение за случившееся минутой ранее. Но от этого всего внутри все сжимается в тугой узел. Эй, ты там наверху, хватит издеваться! Слышишь?!

– Прекрати извиняться, иначе я тебя ударю. – голос хрипит. И непонятно от подступающей истерики или чего-то совсем иного.

– Ладно.

– Ложись спать, у тебя был тяжёлый день. – выпутываюсь из нехитрых оков и отхожу чуть назад. Взглядом упираюсь в полуторку в полуметре от Тобио, а сама, почти бессознательно пячусь к двери.

– А ты?

– А что я? – пожимаю плечами, упираясь лопатками в стену около двери. – Где находится диван я помню.

– Может… – опускает голову, но покрасневшие скулы все равно успеваю увидеть. И то, что он сейчас скажет очевидно ещё до того, как первый звук сорвался с его губ. – Может останешься?

– Хорошо. – ударяю ладонью по выключателю и комната погружается в приятный полумрак. Неожиданно прытко для самой себя направляюсь к тёмному силуэту и тут же спотыкаюсь об угол ковра. Спотыкаюсь, но лечу совсем не носом вперёд, а в объятия среагировавшего вовремя волейболиста. Усмехается, и подхватив на руки совсем не аккуратно скидывает на кровать. Выдёргивает из-под подушки что-то большое и белое и уже через полминуты за ним захлопнулась дверь. Ещё полминуты и в соседней комнате зашумела вода. Прикрываю глаза и носом утыкаюсь в чужую подушку, вдыхаю такой родной запах ментола и чего-то ещё, более родного. Голова тут же становится свинцовой и неподъёмной. И ещё до того, как за стенкой перестаёт шуметь вода, засыпаю, так и не расправив кровать.

***

На финале отборочных было привычно людно и шумно. Толпы, выбывших ещё на прошлых отборочных, пловцов, журналисты, чьи-то родители или просто пришедшие поддержать люди одним нескончаемым потоком склонялись по территории комплекса как за два, так и три часа до начала заплывов. Это невероятно злило и раздражало.

В раздевалке, что удивительно, было тихо. Все члены команды разбрелись кто куда: поговорить с друзьями, соперниками или родней. Какая ирония, но о том, что сегодня финал знает только Кей. А он, чисто из природной вредности, не придёт даже посмотреть. Зачем, если результат и так очевиден? Я не такая, как это сборище слабаков, мне поддержка не нужна. И без неё всегда добивалась цели.

За стенкой раздаются знакомые голоса – члены нашей команды. Девушки смеются, что-то обсуждают, но как только они подходят к раздевалке, голоса обрываются. Невольно прислушиваюсь, не потому что интересно, а потому что больше нечем заняться.

– Может ещё походим? Мне не комфортно сидеть в раздевалке в её обществе. – имени не знаю, но это точно одна из запасных второгодок.

– Зря вы с ней так. – если меня не обманывают мои уши, это Мия. Мы вместе плавали ещё в начальной школе, к тому же она входит в десятку сильнейших в кроле на спине. Она всегда придерживалась нейтралитета в мою сторону, но сейчас слышать маломальскую симпатию в свой адрес странно. Тем более от неё. – Ей, по факту, тяжелее всех нас.

– Конечно, с таким-то самомнением.

– Ты не права. – слишком громко говорит девушка и на несколько секунд замолкает. До их сплетней мне нет дела, но все же природное любопытство даёт о себе знать. Интересно, что скажет одна из немногих, кого хоть и немного, но признаю. – Мне то держаться во второй половине десятки тяжело, если бы не брат и родители, давно бы вылетела. А она, мало того, что несколько лет никому не отдавала звание «номер один», так ещё и без поддержки семьи. Честно, я бы сломалась.

– Не хочу спорить: у нас слишком разное видение ситуации. – в голосе слышится какое-то смирение и разочарование. – Но сидеть в раздевалке все равно не хочу.

– Ладно, пошли сходим к Капитану.

Девушки смеются над чем-то своим и уходят в сторону арены. А я так и остаюсь сидеть в гордом одиночестве. И мне нет никакого дела, что обо мне думают другие. В конечном итоге, все они останутся позади. Как и всегда. Шавки всегда пресмыкаются.

Когда до заплывов остаётся около десяти минут, наконец-то встаю на ноги и выхожу из раздевалки. К этому времени вся команда уже по несколько раз успела одарить меня насмешливым взглядом при входе в помещение. Ну да, мне же не с кем поговорить перед финалом. Ками, как это предсказуемо. Почему они все считают, что они единственные, кто заметил странную закономерность и решил позлорадствовать? Наивные высокомерные суки. Не первые и далеко не последние: такова уж моя участь.

– Ты в порядке? – неожиданно интересуется Ито, поровнявшись со мной.

– А почему не должна? – тут же ощетиниваюсь, и не сразу понимаю, что это звучало слишком затравленно. Совсем не так, как я хотела и как должно было. Усталость? Смятение? Что это за непонятное чувство?

– Ну… – девушка отводит взгляд в сторону и закусывает губу. Пару секунд мнётся; подбирает слова, как будто боится обидеть или задеть. Откуда это сострадание? Или сочувствие? Не особо то и важно. Важно лишь то, чем я заслужила такое снисходительное отношение к своей персоне? – Ты выглядишь разбитой.

Разбитой? Хм, наверное это и есть то чувство, разъедающее грудную клетку уже неделю. Усмехаюсь своим мыслям, но Ито принимает это за согласие. Наивный маленький Капитан.

– Это не помешает мне взять золото. Уж поверь.

Удовлетворенно кивает и, ускорив шаг, нагоняет свою обожаемую команду. Прячу руки в карманы и фыркаю, поняв, что давно позабытый мной мандраж начинает разгонять кровь в жилах. Это далеко не первый мой финал, но почему-то сейчас это чувство сковывает и пугает. И рядом нет никого, кто смог бы вправить мозги на место. И осознание этого – наверное, впервые за столько лет – по-настоящему пугает. Впереди отвесная скала и сотни шакалов, а позади многокилометровая пропасть с острыми кольями на самом дне. И рядом нет того, на чьё сильное плечо можно опереться, и нет верного друга, который вытянет тебя прямо из лап Костлявой. Есть только ты. И выбор у тебя, тоже, невелик: сражаться и идти дальше или умереть. Понимание всей ситуации ложится неподъёмным грузом на плечи. Грузом, который я обязана поднять.

Отрешённо наблюдаю за разминкой тех, чей заплыв должен быть через пару пару минут. Мой будет следующий, и глядя на них, хочется начать разогревать давно приведённые в надлежащий вид мышцы. Пальцы, совсем непроизвольно, сжимают некогда травмированное плечо; своего рода защитный рефлекс. Это страх подкрался совсем неожиданно. И будь я сейчас в средней школе, то напротив уже давно бы встала Имай и, читая гневную тираду, без какого-либо зазрения совести влепила мне затрещину, от которой бы горело лицо и звенело в ушах. И пусть это дико да и мало приятно, зато голова после этой нехитрой манипуляции кристально чистая. Но средняя школа давно позади, предо мною уже другие соперники, а в голове уже новые загоны.

– Готова? – Андо-сан хлопает меня по спине, как бы заставляя сделать шаг вперед. И это всего на мгновение помогает. Тревога отступает, а разум проясняется. Всего на мгновение, а потопим все по новой.

– Не волнуйтесь. – усмехаюсь, чуть вымученно. – Не обещаю показать все свои способности, но обогнать себя точно не позволю.

– Поступай так, как считаешь нужным.

Киваю и, бросив олимпийку на скамейку, начинаю вновь разминать мышцы. Вот-вот разрешат подойти к тумбам. Чужие взгляды острыми иглами входят под кожу; в них есть все: страх, уважение, ненависть, презрение. Ещё один неотъемлемый компонент титула «лучший».

Свисток.

Сколько я слышала их за свою короткую жизнь? Сколько сломанных надежд ознаменовал этот звук? Сколько за моей спиной тех, кто всего за минуту потерял стимул плавать дальше? Сколько тех, кто сломался почти мгновенно? Сколько… Сколько вопросов, на которые невозможно дать ответ. Да и какая разница, если ты уже переступил за грань того, что люди называют: «нормой». Потому что чтобы я не сделала, для них я так и останусь «чудовищем». И сейчас это Чудовище – пуская выбитое из колеи, надломленное и напуганное собственными демонами – обязано победить. Плевать, если вновь придётся собирать внутренности по частям. Плевать, если после этого дня внутри не останется ничего живого. Какая к черту разница, если звание лучшего вновь ляжет бархатной королевской накидкой на мои плечи. Эй, вы там, занявшие первую пятёрку, верните регалии своей Королеве. Я вернулась, а значит, вам пора уйти на покой.

Внезапно становится все равно. Океан эмоций, давивший на плечи, просто иссыхает. Вместо него почти пугающая пустота. Спокойствие и сосредоточенность, достойная великих мастеров меча. Стоило лишь схватиться за край тумбы пальцами.

Выстрел.

Рывок.

Очередная победа.

После награждения и общения с журналистами остаюсь в раздевалке. Просто стою, привалившись спиной к стене и жду, пока немногочисленный состав команды соберётся и отправится домой. Руку тянет. И даже то, что мои руки скрещены на груди, не спасает от одного очень проницательного взгляда. Да-да Ито, ты все правильно поняла, только не надо подходить ко мне и жалеть. Просто собери весь этот сброд и уведи наконец-то. Позволь мне целиком и полностью отдаться своей слабости. Одной из многих, которых ещё год назад не было.

Стоит последнему человеку покинуть раздевалку, как тут же сползаю по стене на пол. Несмотря на бегущий вместе с кровью адреналин и сладкий привкус победы в горле, на душе так мерзко, что удушиться хочется. Пульсирующая боль, как ток, течёт по всей руке от плеча до запястья. И это не травма, я уверена, просто в голове что-то снова заклинило. С губ срывается тихое шипение, в горле стоит привкус соли, но глаза сухие. Главное перетерпеть – а там легче будет.

Сколько я так просидела не знаю; скидываю медали в спортивную сумку и, закинув широкую лямку на плечо, выхожу из раздевалки.

– Надо же, думал ты решила там ночевать.

Замираю, безошибочно определяя личность говорившего. И от этого ничерта не лучше. Хочется отвесить себе хороший подзатыльник, протереть глаза и прочистить уши. Потому что не может обладатель этого голоса быть тут. Никогда не приходил.

– Тебя Юми притащила?

– Ага. – мелкий паршивец кивает, пряча руки в передние карманы джинс.

– Понятно.

– Аяно… – зовёт тихо и неуверенно. Совсем не в его духе. – Это… прости меня.

И гадать не нужно за что он просит прощение. Но это даже смешно. Смешно до горько привкуса и жжения в глотке.

– Не нужно, Нацухи. Мне уже давно все равно.

Комментарий к Глава 20

Уже точно последняя глава в этом году. Очень боялась не успеть дописать до начала сессии, но все обошлось.

Осталось совсем ничего до завершения фика. Одна-две главы.

Всех с Наступающим!

========== Глава 21 ==========

Комментарий к Глава 21

Вот и предпоследняя глава. Постараюсь не затягивать с последней главой или эпилогом(тут уж как получится).

Только закрыла сессию и взяла отпуск, как ударили морозы. У вас тоже морозит под -40 или только нам так везёт??