Текст книги "Blind spot (СИ)"

Автор книги: existencia

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

– С ними нельзя так вежливо, – подал голос один из санитаров. Харлин перевела на него взгляд холодных голубых глаз и по ее губам скользнула хищная, лисья улыбка.

– А, это ты, – протянула она, – я тебя запомнила, хотя вы тут все на одно лицо и из одного инкубатора. Тебе не мешало бы поучиться манерам.

– Манерам? – эхом забасил санитар, – не тебе меня учить, подстилка.

Харлин проигнорировала его слова и кивком головы приказала процессии двигаться по коридору. Она обогнала санитара и, наклонившись к нему, что было довольно сомнительно, учитывая ее небольшой рост прошептала.

– Подстилка, дружок, это твоя нога.

В следующее мгновение острая шпилька одной из ее красных туфель метко приземлилась на мягкий тапок санитара. Амбал взвыл от боли.

– Сука, – прошипел он совсем тихо.

Их необычная компания проследовала до кабинета, в котором обычно проходили беседы с психиатром. Артура усадили на стул, а санитары и охранники выстроились вдоль стены, словно свита своей маленькой королевы. Пострадавший великан продолжал бурить девушку злобным взглядом.

Харлин по-хозяйски уселась напротив Артура, закинув ногу на ногу, и вытащила из сумки диктофон, пачку сигарет и зажигалку.

– Угощайтесь, – девушка пододвинула пачку сигарет и зажигалку поближе к Артуру, – я прочитала в личном деле, что вы курите и вам, вероятно, здесь сильно не хватает никотина. Я, правда, не очень разбираюсь в сигаретах, но эти курит одна моя знакомая и они… вроде неплохие.

– Спасибо, – промямлил Артур, все также чувствуя смущение и нарастающую тревогу. Он неуверенно забрал пачку, выудил оттуда сигарету и кое-как закурил, поскольку наручники не сильно способствовали комфорту в движениях.

– Как к вам обращаться? – Харлин щелкнула кнопкой диктофона, – Артур или все-таки Джокер?

Артур выпустил в воздух струйку дыма и ощутил, как закружилась голова. Ему стало спокойнее.

– Мне кажется, что я уже не тот и не другой, – поделился он, – я никто. Мы здесь все – никто… Простите, из-за этих препаратов мысли путаются.

– Я запрошу ваши рецепты у лечащего врача, – с готовностью отозвалась девушка, – вероятно, стоит понизить дозу. Это может мешать нашим беседам…

Эти слова напомнили Артуру о том, что такие красивые женщины не бывают просто так любезны с такими, как он, маленькими, жалкими людьми. Ей что-то нужно и сейчас, когда она хочет это получить, она будет добра и сговорчива. Впрочем, был ли у него какой-то выбор? Если какая-то молоденькая стерва в погоне за сенсацией хоть немного облегчит и сделает менее скучным его пребывание здесь, то, вероятно, и он получит с этого некоторую выгоду.

– Вы не похожи на человека, хладнокровно убившего человека… – Харлин заглянула в личное дело и что-то записала в своем явно дорогом блокноте, обтянутом натуральной кожей, – Мюррей Франклин, верно? Я, правда, никогда не смотрела его шоу.

– А я смотрел с детства, – откликнулся Артур, – оно мне всегда очень нравилось.

– И почему вы тогда его убили? Это какое-то… помутнение? – заинтересовалась девушка и слегка прикусила кончик карандаша. В этом жесте было что-то настолько сокровенное, что даже неприличное.

– Нет, скорее… просветление, – решительно сказал Артур и даже удивился тому, как уверенно прозвучал его голос, – теперь хоть кто-то знает о моем существовании.

– О, да! – усмехнулась Харлин, – там за стенами больницы толпа людей, для которых вы почти что герой. Другая половина, правда, не разделяет их восторгов. Вам хотелось внимания? Внимания или любви?

– Разве это не одно и тоже?

– Внимание бывает разным. Когда вас бьют в подворотне – это тоже в какой-то степени внимание.

– Тогда мне не на что жаловаться и я этим вниманием, скажем так, избалован, – выдавил из себя Артур и почувствовал подступающую волну приступа. Он изо всех сил пытался подавить смех, извергающийся изнутри как обжигающая лава, сухой, болезненный, но уже не мог остановиться.

– Ну вот, опять, – закатил глаза один из санитаров и обратился к другому, – позови сестру. Пусть вкатит ему что-нибудь…

– Нет! – вмешалась Харлин, – пока я здесь, вы не будете пичкать его лекарствами, – она неуверенно дотронулась до руки Артура и от этого прикосновения его словно ударило током, – Артур, с вами все в порядке?

Артур отдернул руку и совершил нервное движение по своему телу в поисках карманов, но вспомнил, что на нем больничная пижама и его карточка для таких случаев осталась в пиджаке. Смех постепенно стихал, все-таки большие дозы препаратов смягчали проявления старого расстройства.

– Просто… кто еще посмеется над шуткой, если сам над ней не посмеешься, – сказал он охрипшим после приступа голосом. Харлин сдержанно и фальшиво хихикнула.

– Продолжим, – сказала она с холодным упорством патологоанатома, препарирующего труп, – вы испытываете угрызения совести за совершенные преступления?

Артуру стало неуютно в ее присутствии, ее тон, спокойный и высокомерный голос вызвали в нем резкий приступ непонятного неконтролируемого гнева. Она сидит здесь, напротив, красивая и успешная маленькая тварь, которая хочет высосать из него его боль, его историю, чтобы возвеличиться еще больше за счет этого; кажется себе героиней или спасительницей, целительницей больных и заблудших душ. Ее кожа такая мягкая (и одного короткого прикосновения достаточно, чтобы это понять), от нее пахнет дорогими духами, волосы блестят здоровьем и уложены так, что ни одна прядка не выбьется из прически, блузка идеально отглажена, халат кричит своей белизной, зубы, ногти – все идеальное, ровное и правильное. Она спустилась по сияющей лестнице из мира тех идеальных и благополучных людей, которые сделали его таким, с того же облака, на котором в лучах своей славы нежился Мюррей Франклин и другие ублюдки. Она не друг ему и нельзя вестись на ее вежливое обращение и подачки.

Джокер внутри него вдруг всколыхнулся и воспрял из пепла. Джокеру хотелось стереть с ее лица самодовольную уверенность в себе, размазать по нему кровь, грим и грязь. Растоптать ее кукольный идеальный мирок, из которого она выпорхнула в эту обитель скорби на своих легких крылышках.

– Харлин, – заговорил он взволнованно и протянул над столом руку, – что вы хотите услышать?

Девушка выглядела заинтригованной и, повинуясь какому-то непонятному порыву, протянула вперед руку и коснулась пальцами его ладони. В этот же момент он цепко схватил ее, чиркнул зажигалкой и поднес пламя к нежной бархатистой коже. Харлин вскрикнула и отдернула руку. Санитары сделали рывок в их сторону, но девушка жестом приказала им оставаться на месте.

Интерес Харлин сменился почти детской обидой на ее кукольном личике.

– Ждали исповедь, а услышали запах горелой плоти, – шепнул он, наклонившись над столом, – вам не казалось глупым, что о запахах говорят, как о звуках? Вот ведь забавно.

– Это забавно?

Он хотел что-то ответить, но снова начал смеяться и ничего не мог поделать с этим смехом. В это мгновение острый, отчаянный азарт отступил, освободив дорогу для нахлынувшего на него облака сожаления и неловкости. Зачем он сделал так? Красавица-доктор же действительно не хотела ничего плохого. Когда еще такая очаровательная женщина обратит внимание на его крошечную персону, да еще здесь, в царстве одинаковых бездушных кукол, которые служат здесь персоналом. Вдруг она больше не придет?

Артур хотел извиниться, но ему мешали приступы смеха.

Харлин выключила диктофон и решительно встала с места. Она ничего не сказала на прощание, и теперь Артуру оставалось только догадываться вернется ли она еще раз или нет.

========== Прекрасный самец ==========

Оказавшись дома, Харлин бросилась в ванную и подставила ладонь под струю холодной воды. Ожог был несильным, но для непривычной к боли девушки, оказался досадным обстоятельством. Харли злилась, но в тоже время испытывала удовлетворение от первой беседы с новым подопечным и что-то, отдаленно напоминающее азарт.

Богомол была спокойной паучихой, ткущей свою нить, ведущей постоянную игру, контролирующей свои эмоции и слова. Она казалась безэмоциональной, особенно, когда говорила об убийствах и каннибализме, словно рассказывала о привычных каждому будничных вещах. Она возвела между собой и Харли непробиваемую стену, через которую бросала редкие и скупые подачки, чтобы подогревать интерес к себе, но не удовлетворять его до конца. Вероятно, ей было что рассказать.

Их биографии действительно имели много общего – обеспеченные любящие родители, младшие сестры, приличный район города и хорошая школа. Увлечения и кружки – у Харли гимнастика, у Лилиан бальные танцы и фортепиано. Училище, потом колледж по хорошей стипендии. Сестринство с самыми успешными студентками, вечеринки, путешествия, первая любовь. Где там сейчас он? В другом штате. Вроде блестящий хирург, жена не красавица, но умная и добрая и дети ничего.

Но в какой момент происходит этот поворот и умница-красавица Лилиан начинает убивать и поедать своих любовников? В какой момент рождается коварный, хищно облизывающий губы Богомол, смелый и отчаянный, не сломленный даже спартанскими условиями содержания в Аркхеме? И… сейчас, когда Харлин вглядывается в свое отражение в зеркале, почему она так боится того, что то темное, о чем говорила ее подопечная прячется в глубине и ее собственных глаз?

Чтобы однажды принести ее блестящую и успешную биографию, ее идеальную жизнь и маячущую на горизонте перспективу известности на поприще беллетристической психиатрии, в жертву темному царству безумия? Не для того ли она стала работать с Лилиан, чтобы успокоить себя, обезопасить от такой судьбы. Ведь если такая хорошая девочка, как Лилиан, превратилась в Богомола, то что мешает ей, Харли тоже превратиться в чудовище?

Должен же быть ответ. Лилиан не так идеальна, как говорит. С ней должно было произойти что-то ужасное. Настолько ужасное, как с Артуром Флеком. Она не могла просто так взять и…

Наваждение. Она тряхнула головой. Вероятно, Шон и родители правы, и ей стоило продолжать карьеру спортсменки, а не соваться в темные дебри психиатрии. Учеба не давалась ей легко, весь этот путь был слишком запутанным и тернистым, и сейчас вместо спелых плодов она пожинала мертвую неблагодарную почву без единого колоска.

Артур Флек подарил ей надежду. Болезненно худой, высокий и нескладный, со спутанными волосами и острыми чертами лица, он был словно живой иллюстрацией к статьям про невротиков в учебниках по психиатрии. Дерганные движения, смена настроений, этот пугающий и завораживающий смех. Он был струной, которую натягивали до упора много лет, прежде чем она не порвалась со звоном, выколов глаза музыканту. Жизнь столько раз преломила его, чтобы из этих битых стекол выскочил, как черт из табакерки маньяк Джокер. Танцующий и убивающий в прямом эфире, задушивший свою мать, пристреливший тех несчастных в поезде, замучивший ради шутки своего врача…

Он хотел смеяться и нести людям добро, но в ответ получал только жестокость и презрение. Конечно, он обозлился на мир. Но по сути это – всего лишь обиженный и нелюбимый ребенок. Ведь мы все хотим любви. Мы все хотим внимания.

В таком приподнятом настроении Харлин выскользнула из ванной, думая о том, как легко она расколет как орех новоявленного маньяка и напишет об этом великолепную книгу. Черт с ней, с Лилиан, с ее сексуальностью и склонностью к насилию, вот он – идеальный материал. Харлин так увлеклась своими мыслями, что не заметила, как угодила в объятия Шона.

– Да ты вся светишься, – заметил он, одарив Харлин дежурным поцелуем, – неужели твоя Жужелица заговорила?

– Она Богомол, дорогой, – резко поправила его девушка и высвободилась из объятий. Обычно нравившийся ей запах его дорогого одеколона почему-то в этот раз неприятно ударил в ноздри.

– Так что? Откупорить бутылочку? У меня лежит отличное вино, пятнадцатилетней выдержки…

– Нет, – оборвала Харлин, – пока рано.

Она плюхнулась на диван и закинула ноги на кофейный столик. Новостная передача по телевизору сообщала, что полиции почти удалось подавить волну протестующих в клоунских масках. Похоже, что с каждым днем ее сенсация становилась все менее актуальной. Нужно было спешить, чтобы не написать никому не нужную книжку о маньяке, которого завтра все уже забудут.

– И что рассказала Богомол? – Шон навязчиво подсел к Харли и девушка легко догадалась, что куда больше этого разговора его интересует стабильный и качественный секс после тяжелого трудового дня. И кем он там работает? Она всегда пропускала эти подробности мимо ущей.

Слова Богомола идеально подходили для описания Шона – прекрасный самец и, пожалуй, еще вполне аппетитный. Он не был слишком умным и заинтересованным в исканиях Харли, зато имел превосходное спортивное тело, всегда положительный баланс на кредитке, несколько полезных связей и квартиру больше и престижнее той, которую родители купили Харлин на совершеннолетие.

– Она по-прежнему несгибаема, – сказала Харли, не зная зачем вообще рассказывает ему все это, – зато у меня появился новый пациент, – в это время Шон расстегивал ее блузку и покрывал поцелуями грудь в красивом кружевном лифчике, – и, кажется, работа с ним пойдет веселее… Ты, наверное, слышал о нем? Джокер из телека…

Шон резко отстранился и с опаской посмотрел на девушку.

– Слушай, ты уверена? Он убил ребят из моей компании, я одного даже знал…Если на работе узнают, будет скандал…

– Ну не ты же с ним работаешь? – ощерилась девушка, – какое им дело до меня…

Шон облизнул губы и его обычно не замутненное чрезмерной умственной деятельностью лицо стало непривычно задумчивым.

– А это не опасно? – продолжал он.

– На наших сеансах присутствуют два охранника и два санитара, – заверила его Харлин, – да и что он мне может сделать? Он в наручниках. Да и вообще не такой страшный, как кажется. Затюканный такой паренек… Хотя выглядит старше своих лет.

– Показать тебе, что маньяки делают с глупыми девочками? – оживился Шон, и все его беспокойство разом сменилось игривостью. Он стянул с шеи галстук и крепко смотал им руки Харлин, которые завел ей за голову.

Эти слова не отозвались у Харлин должным образом и она не ощутила такого же азартного возбуждения. Она думала о своей обожженной ладони и том, что по-своему могла бы ответить на этот вопрос.

========== Добрый вечер, Готэм! ==========

Солнце едва пробивалось в комнату через неплотно прикрытые тяжелые шторы. В его узкой полоске, лежащей на полу и маленьком пуфике перед зеркалом маячила тонкая и пластичная женская тень.

Он давно проснулся, но не подавал и виду, предпочитая наблюдать за ее утренними ритуалами. Она снимала бигуди перед зеркалом и расчесывала плотные кольца золотых волос, раскрывала разные баночки и бутылочки, отправляя их содержимое на свое лицо. Завершающим штрихом стала ярко-красная помада, которую она наносила особенно тщательно, тонкой маленькой кисточкой. Завершив свои приготовления, женщина исчезла, но совсем ненадолго.

Вскоре она ворвалась в комнату теплым вихрем аромата духов и свежеприготовленного завтрака, отдернула шторы и поставила поднос на кровать.

– Дорогой, ты же не собираешься проваляться в постели полдня? – мурлыкнула девушка и порхнула уже в сторону стенного шкафа с одеждой.

Он без особого энтузиазма ковырял вилкой воздушный омлет, продолжая неотрывно наблюдать за женщиной. Она грациозно натянула чулки, пышное красно-черное платье с широкой юбкой и узкой талией и вернулась на край кровати.

Он поймал ее руку и ощутил на мягкой коже шероховатый след от ожога. Девушка нахмурилась и опустила взгляд ледяных голубых глаз.

– Скоро приедет водитель, – зачем-то сказала она, – собирайся. Мы же не можем опоздать.

Солнце стояло высоко над городом, отражаясь в окнах небоскребов. Отсюда открывался прекрасный вид на лучшую часть города.

Он распахнул дверцы встроенного в стену шкафа и увидел ровный ряд красных костюмов. Он судорожно раздвинул в стороны вешалки, но так и не смог отыскать ничего другого. На полках, сложенные аккуратными стопками лежали зеленые рубашки и желтые жилеты.

Девушка заглянула в комнату.

– Грег приехал! – крикнула она, – ты готов, дорогой?

– Грег… кто такой Грег… – заторможено пробормотал он и тут же сопоставил полученную информацию в более-менее сносную логическую цепочку. Грег – это водитель. Это был маленький, пожилой латиноамериканец, который галантно раскрыл перед ними дверцы роскошного черного роллс-ройса.

Девушка расправила по сидению складки платья и достала из маленькой сумочки изящный портсигар и зажигалку, закурила и поинтересовалась, очаровательно хлопая ресницами:

– Ты уже придумал, чем сегодня удивишь публику?

До выступления оставались считанные минуты. Несколько пар рук тщательно, с точностью настоящих ювелиров создали на его лице маску из грима, уложили волосы; незаметно прикрепили под ворот рубашки маленькую головку микрофона. Она все время находилась где-то рядом, а сейчас, каким-то удивительным образом они оказались наедине в узком темном коридоре, обычно наполненным шныряющими туда-сюда работниками сцены. Невидимые и неслышные, эти маленькие ангелы, позволяли стабильно существовать миру грез, дарящему радость миллионам несчастных людей перед экранами.

Только здесь и сейчас, он позволил себе приблизиться к ней, обнять, вдохнуть запах ее грима, косметики и духов. Она была особенно красивой в коротком, едва прикрывающем тело серебристом блестящем трико, вычурном макияже и с накладными ресницами.

– Нет, не сейчас, – сдавленно шепчет она, – мы испортим работу гримеров. После. Все после. В роллс-ройсе, как мы всегда мечтали, по дороге к Ларри? Или, если не хочешь, не поедем к нему, сразу домой…

Ее сбивчивый голос пропадает в гуле аплодисментов. Торжественно опускаются тяжелые красные шторы и перед ними широкая, как зал циркового манежа студия. Он выводит свою прекрасную ассистентку под руку, танцуя и игриво кланяясь восторженной публики.

– Добрый вечер, Готэм! – приветствует он, – вы, должно быть, соскучились по хорошим шуткам?

Гости восторженно хлопают и улюлюкают.

Он достает из кармана пиджака огромные очки в черной роговой оправе и торжественно водружает себе на нос.

– Но сегодня я буду серьезен, как никогда. Никаких шуток. Есть у меня один знакомый – отличный психотерапевт. Люди, когда узнают, что за каждый сеанс ему надо платить двести баксов мигом выздоравливают.

Он позволяет себе ненадолго обернуться на стоящую рядом девушку и снова вернуть все свое внимание равнодушному глазу камеры и присутствующим в студии людям.

– Никаких двести баксов друзья, – продолжает он и в приглашающем жесте поднимает руки вверх, – я вас, сегодня, абсолютно бесплатно вылечу. Сейчас продемонстрирую вам эффективность моей терапии.

Двое ассистентов в костюмах белых кроликов вкатывают на середину студии стол для фокусов. По оклеенной блестящей пленкой лестнице, девушка в серебристом трико поднимается на стол и укладывается внутри ящика, только ее кудрявая голова с красными губами и ноги в таких же ярко-красных туфлях остаются свободными.

Он берет в руки пилу. Публика затихает. На него находит непонятное, парализующее волнение и, превозмогая сковывающую тяжесть движений, он опускает пилу в специальный паз прямо посередине тела девушки. Улыбка на лице ассистентки сменяется странной кривой гримасой.

Ассистенты разводят в стороны две половины ее разделенного тела.

– Моя прекрасная ассистентка всегда мечтала заглянуть вглубь себя, – объявляет он, – и наука наконец-то может дать ей такую возможность.

Его голос одиноко звучит в тишине, нарастающей и грозящей вот-вот разразиться оглушающим грохотом взрыва. И словно взрыв в этом застывшем густом воздухе раздается оглушительный крик ассистентки. Прямо перед своим лицом она видит вторую половину туловища, аккуратно отпиленную пилой и вываливающиеся из нее, ничем не удерживаемые внутренности.

– Ты разочарована, моя дорогая? – наклоняется он к ней, – а ты думала, что внутри у тебя что-то особенное? О, какая жалость!

Комментарий к Добрый вечер, Готэм!

Не удержалась и процитировала сериал “Маньяк” и любимый сезон Американской Истории Ужасов. ><

========== Вторая сессия. ==========

Количество посторонних лиц, присутствующих во время их беседы, сократилось ровно вдвое – теперь за Харлин и Артуром Флеком приглядывает только одна пара глаз санитара, взгляд охранника же блуждает по трещинкам на кафельном с необъяснимым идиотским интересом.

Харлин щелкает кнопкой диктофона, Артур закуривает принесенные ей сигареты. Все повторяется, за исключением того, что в этот раз девушка опасливо пододвигает зажигалку к себе и прячет в карман халата. Ей вспоминаются слова Лилиан о том, что даже для самых безобидных на первый взгляд вещей, местные заключенные способны изобрести самое изощренное и опасное применение.

Однако, сегодня Артур выглядит вполне миролюбиво, оправдывая первое впечатление, которое сложилось у Харлин в их короткую встречу в коридоре, конечно, не тогда, когда он в прямом эфире продырявил голову телеведущему. Щуплый, хрупкий и замучанный человечек, выглядящий значительно старше своих лет (а ведь Шон его ровесник, но у него нет никаких морщин, кожа гладкая и упругая, как у довольного младенца, здорового розоватого цвета, под глазами и не тени синяков).

– Вы мне снились, доктор, – внезапно говорит Артур, – мне стали давать меньше лекарств и теперь я хотя бы способен отличить сон от реальности.

– Надеюсь, на наших беседах это скажется в лучшую сторону, – дежурно откликается девушка и переспрашивает с неподдельным интересом, – и что же было в вашем сне?

Артур смущенно отводит взгляд и чуткое внимание Харлин не упускает этой детали. Она пытается прочитать эмоции, написанные на его лице в этот момент, но тщетно.

– У меня было свое шоу на телевидении и… вы были моей ассистенткой, – тихо бормочет он себе под нос. Девушке не стоит большого труда догадаться, что он тщательно подбирает слова и не говорит ей всей правды, – а я думал, что вы больше не придете, после… того случая. Мне хотелось бы извиниться перед вами, вы слишком красивая, чтобы вас портить… – последнее слово тонет в хриплом кашле и Харлин напрягается, испугавшись, что сейчас он снова начнет смеяться.

– Меня не так просто напугать, – самодовольно заявляет девушка и ловит себя на том, что пусть и услышанный от маньяка-убийцы, но мимолетный комплимент пришелся ей по вкусу, – и я… слишком хочу узнать вашу историю.

– Разве вы чего-то не знаете? – Артур кивает на папку с личным делом, лежащую перед Харли, – там все вполне подробно изложено…

– Там всего лишь сборник сухих фактов, – возразила Харлин, – я хочу…

– Залезть ко мне в голову? – довольно резко перебил Артур и поделился совсем другим, непривычным для него тоном, полным едкой насмешливости и неоправданного превосходства, – пока не убьешь человека, а то и двух-трех-четырех, почему-то никого не интересуют твои мысли и чувства. Вам… – он понизил голос, – не кажется, милый доктор, что больны здесь вы, а не я? И все вокруг. А Аркхем – последний островок здравомыслия в этом слетевшем с катушек мире.

У Харлин по спине пробежал неприятный холодок, она поежилась, но постаралась остаться внешне невозмутимой. Именно сейчас ей показалось, что перед ней снова Лилиан, с ее каверзными вопросами и попытками заглянуть в темные уголки ее души.

Пора признать, что ее положение хозяйки в ситуации с этими людьми слишком сомнительно и шатко. Для них она не более чем хрупкая возможность разнообразить свое скучное пребывание здесь. Вероятно, она кажется им очень уязвимой и беспомощной, иначе, каждый из них не пытался бы взять положение в свои руки.

Артур впервые за долгое время решился посмотреть ей в глаза, и девушке стало неуютно от этого пронизывающего взгляда.

– Здесь очень скучно, – словно прочитав ее мысли, изрек мужчина и потянулся за еще одной сигаретой, – и мне не хотелось вас обидеть.

Харлин нужно было что-то сделать, чтобы вернуть себе уверенность в себе и ощущение того, что она главная в сложившейся ситуации. Его запрут в камеру и больше не выпустят отсюда по одному ее слову. А она – благодетельница, которая дает этим павшим людям возможность хоть немного почувствовать себя свободными и, конечно, поговорить, ведь никто из персонала здесь особенно не старается увидеть в них людей, нуждающихся иногда просто в обычном человеческом общении. Впрочем, в этом утверждении девушка сама не была уверена до конца.

– Вы хотите наружу? Мне жаль вас расстраивать, но ваши друзья в масках немного успокоились, – сказала Харлин, – однако… если вы поможете мне в работе, – она наклонилась над столом и понизила голос, чтобы санитару и охраннику было сложно разобрать ее слова, – я могу потрудиться о смягчении условий вашего содержания… Не о свободе, но… если вы раскаетесь и вся эта история предстанет в другом свете…

– Мне не за что раскаиваться, мисс Квинзел, – перебил ее Артур, – за всю свою дрянную, тупую и бессмысленную жизнь, полную унижения, боли и прочего дерьма, я никогда не был так свободен и счастлив, как когда всадил пулю этому олуху. И тем трем уродцам. И…

На его губах заиграла хищная острая улыбка.

– Сейчас мне кажется, что в вас живут два разных человека, – поделилась Харлин и сделала несколько быстрых записей в блокноте, – в данный момент вы – Джокер, но…все еще часто бываете Артуром Флеком. Вероятно, я рекомендовала бы вашему лечащему доктору проверить мое предположение и возможность наличия у вас диссоциативного расстройства идентичности…

– И вы пригласите экзорциста, чтобы освободить меня от омерзительного демона в моей голове? – Харли не нужно было подтверждений, чтобы быть уверенной в том, что сейчас в разговор с ней с особым энтузиазмом и интересом включился именно Джокер. Не Артур Флек. – И что потом? Бедолага Артур вернется к прежней глупой маленькой жизни? Да, вы вывели меня на чистую воду, мисс доктор. Мало понимаю в религии, чтобы назваться каким-нибудь библейским змеем или заговорить на латыни… Ведь это вы у нас образованная и умная, меня то воспитали улица и поехавшая мать?

– Мы здесь, чтобы говорить о вас, а не обо мне, – аккуратно напомнила Харлин. Разговор немного пугал ее, но в тоже время впервые за долгие месяцы, она чувствовала, что приближается к той самой сенсации, о которой всегда мечтала.

– Жаль, – протянул Джокер, – мне всегда хотелось узнать, как живут те люди, для которых мы только кусок дерьма, прилипший к подошве. И почему вы – умница и красавица вдруг начали разглядывать это дерьмо под лупой…

– Хватит, – оборвала его Харлин, – я не нуждаюсь в психотерапии. Ваш великолепный бунт быстро утих, да и вряд ли продлился бы долго, когда его лидер отсиживается в лечебнице… Да какой из вас лидер? Обиженный на весь мир недолюбленный и обозлившийся ребенок. Взрослые люди способны справиться с негативным опытом, а не пускаться во все тяжкие при любой кризисной ситуации…

Харлин рассердилась на саму себя за излишне эмоциональную речь, заставившую даже скучавшего охранника оторвать свое внимание от созерцания кафельного пола. Однако на Артура ее слова не произвели ожидаемого эффекта, он или, кем он там был, черт возьми, только еще шире улыбнулся.

– А вы, наша маленькая мать Тереза, готовы одарить своей любовью недолюблнных детей и пригреть их на своей идеальной благочестивой груди? – нараспев произнес он.

Харлин нервно задернула халат, выключила диктофон и резко поднялась с места. Она судорожно швырнула на стол зажигалку, попавшуюся ей в кармане.

– Вы больше не придете, доктор Квинзел? – уже совсем другим, мягким и подавленным голосом спросил Артур.

Харли предпочла оставить этот вопрос без ответа.

========== Заговорщики ==========

Артур действительно боялся, что она больше не придет и оскорбленное самолюбие доктора Квинзел окажется сильнее сомнительного научного интереса. Однако через некоторое время (а время в Аркхеме понятие сильно растяжимое) его все-таки вытряхнули из пустой гулкой коробочки камеры и поволокли на прием.

Санитары удалились и захлопнули за собой дверь. Звуки закрывающихся засовов провозвестили некоторое количество блаженных минут в отсутствии цепких взглядов из-под насупленных гладких лбов.

В кресле напротив сидела женщина и, вопреки, ожиданиям, она оказалась вовсе не Харлин Квинзел. Артур не сразу догадался, что она здесь в таком же плачевном положении узника, потому что поверх пижамы был накинут белый медицинский халат. Женщина наблюдала за ним, уткнувшись лицом в ворот халата. Стоило ему занять свое место, она гостеприимно швырнула на стол пачку сигарет и зажигалку и взглядом приказала угоститься. Не предложила, а именно приказала.

– Здравствуй, Артур, – сказала она, – это из моих личных заначек, угощайся, – запоздало он связал эти слова с сигаретами перед собой, – ах, как чудесно пахнет этот халат, такой альпийской свежестью! Стирали бы они почаще нашу форму, а то от этой застарелой блевотины меня и саму начинает мутить…

– Кто…

– Мое имя – Лилиан, но мало кто меня так называет. Мне самой больше по душе Лин… или Лили… или просто Ли, – незнакомка сделала жест рукой, словно отдавала честь, – в любом случае мое имя безобразно длинное, а длинные имена… в них совсем нет красоты. Они напоминают убогий, обшарпанный и неповоротливый рейсовый автобус. Короткие имена звучат бодро и звонко. Как выстрел или удар плетью…

– Почему ты здесь? – прервал ее монолог Артур, не смотря на дружелюбный настрой женщины, испытывавший к ней необъяснимую неприязнь и вполне понятное недоверие, – где доктор Квинзел?

– О, наша дорогая доктор, похоже взяла выходной, потому что мы ее расстраиваем, – поделилась Ли, – и ты в том числе. Она возлагала на тебя большие надежды… Впрочем, об этом я и хотела с тобой поговорить…

– Как это позволили? – вырвалось у него, – за нами никто не…

– Я умею договариваться… с мужчинами, – подмигнула Ли, – нет на свете тех дверей, которые нельзя открыть при помощи вагины, – она засмеялась и смех ее скорее напоминал лай гиены, – о, я тебя смутила? Вряд ли ты в этом разбираешься, прожив всю жизнь с мамашей. Не говори только, что ты девственник…

– Лучше прожить всю жизнь с матерью, чем так гордиться своими гениталиями, – ощерился Артур. Женщина капризно надула губы и потянулась за сигаретой.

– Наконец-то у тебя прорезался голос, – констатировала она, – это приятно. Мне хотелось бы пообщаться с Джокером, а слюнтяя Флека оставь, пожалуйста, для доктора Квинзел. Собственно, к делу.

– Нет у нас с тобой никаких дел.

– Ты ошибаешься, дорогой, – Ли выпустила струйку дыма прямо Артуру в лицо, наклонившись низко над столом, так что ее грудь расплющилась по ее поверхности. Вероятно, будь у больничных пижам более глубокий вырез, сейчас женщина вполне выставила бы все скрытое грубой тканью напоказ, – ты же хочешь наружу? Подожди… у меня есть кое-что, – она порылась в карманах халата и извлекла смятый комок бумаги, который аккуратно, словно это был хрупкий древнегреческий папирус, двумя пальцами протянула Артуру. Артур недоверчиво вырвал бумагу из рук Ли и нетерпеливо развернул.