Текст книги "Похищенная (СИ)"
Автор книги: Eve Aurton
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)
Я могла бы закрыться и не выходить.
И это была чертовски глупая затея, потому что на одной воде я бы протянула не более двух недель, если не меньше, и потому что собственных запасов было катастрофически мало. Практически не было.
Всё ещё напевая мелодию, я открыла створку душевой кабинки, и тут же застыла, ошарашенно смотря на спину Николаса, поймавшего мой возмущенный взгляд в зеркале.
Рука инстинктивно прикрыла грудь, вторая легла на треугольник между ног, и я сделала шаг назад, не зная куда деться от столь пристального взгляда.
– Какого чёрта ты здесь делаешь?
– Это моя ванная.
– Но она занята, как видишь, ты мог бы проявить хоть каплю уважения. – Николас тяжело вздохнул и опустил голову, уставившись ровно на то место, где покоились мои мокрые, в прямом смысле слова, трусики.
Моя бледность сошла на нет.
– Мне нужно обезболивающее, – после этих слов он отвлекся от изучения моего нижнего белья и потянулся к шкафчику с препаратами, его взгляд в отражении мельком пробежался по моей фигуре, я сжалась ещё больше и вновь сделала шаг назад, ощутив лопатками влажную поверхность кабинки.
Дотянуться до полотенца не было никакой возможности, а попросить его не поворачивался язык.
Видимо, он прочёл это на моём лице, потому что, достав шприц и какую-то ампулу, взял полотенце и, повернувшись ко мне вполоборота, протянул его.
Я несмело вцепилась пальцами в махровую ткань, на миг оголив свой второй размер, и, повернувшись к мудаку спиной, обернула полотенце вокруг себя.
– Спасибо.
Руки мелко дрожали от ощущения скорой развязки.
Я не могла сосредоточиться и нервно сжимала края полотенца, прижимая его к груди, там, где так отчаянно билось сердце. Я представила себе как от его ударов ломаются ребра, как их острые осколки разрывают мышцы, кожу, как торчат белыми пятнами на окровавленном фоне. Как кровь от ран стекает по моему телу и скапливается под ногами, постепенно заполняя ванную.
Мне кажется, я чувствовала запах металла, и кровавая картина, воспроизведенная моим ненормальным мозгом, была до ужаса реалистичной.
Хотелось жить.
А я, как назло, не могла дышать от душившего меня отчаяния.
– У тебя есть успокоительное? – я посмотрела на него, слегка повернув голову и краем глаза наблюдая за тем, как он без заминки вводит иглу в плечо. Его палец, нажимающий на шприц, застыл, и Николас посмотрел на меня. Слишком проникновенно для убийцы, слишком понимающе для палача.
– Есть. Отличная водка.
– А грейпфрутовый сок?
Палец доделал свою работу, и шприц полетел в раковину.
– Считай это последним моим желанием, я ведь имею право на последнее желание? – мой голос был до неприличия тих, позорно затравлен, умоляюще плаксив, отчего мне стало до ужаса стыдно. Я прочистила горло и сказала уже громче: – Ведь имею, да? – для того, чтобы выйти из кабинки, мне потребовалось сделать три шага, три шага навстречу смерти, которые дались мне тяжелее трёх миль. Ещё тяжелее было подойти к нему и встать напротив.
Он смотрел на меня с высоты своего роста, позволяя по полной прочувствовать свою беззащитность и бессилие. Молчал, всё больше нагнетая обстановку и наверняка замечая, как бешенно бьется моё сердце в такт ему вторящей груди.
Мне хотелось закричать лишь бы он не молчал.
Этого не потребовалось.
– Одевайся, Лалит, нам пора…
========== Часть 6 ==========
Я находилась словно в вакууме, плотном-плотном тумане, изредка рассекаемым горлышком бутылки, который я прикладывала к губам, делая как можно более большой глоток.
В его успокоительном, то есть водке, я видела своё спасение.
Поэтому так самоотверженно поглощала её, даже не пытаясь вырваться из почти наркотического состояния, постепенно расслабляющего не только моё тело, но и мысли, ставшие вдруг легче, глупее, проще. Казалось, сознание само решало свои проблемы, без применения психологических приемов, без настоящих успокоительных, без глупых попыток настроить дыхание и унять нервную дрожь.
Я медленно спускалась к своей смерти, с каким-то болезненным безразличием относясь к своей судьбе. Слушала мерное гудение механизма и среди обрывков реальности изредка вылавливала фигуру Николаса, стоящего у другой стенки лифта, с пистолетом в руке и сумкой в другой. Он был совершенно спокоен, расслаблен и уверен в своих решениях. Ему было абсолютно похер, что буквально в нескольких шагах от него стоит будущий труп, без движений, без мыслей, без слов. Пустое место, мертвое тело, никто и ничто в сравнении с целой вселенной.
Я глупо хихикнула, пошатнувшись от того, что лифт остановился, характерно дернувшись. Николас перевел на меня взгляд и недовольно поджал губы; туман рассеивался, клочьями падая к нашим ногам.
Мне становилось холодно и неуютно.
– Тебе пора завязывать, – он прошел мимо, обдав меня могильным холодом, а заодно и своим ароматом, но я, хихикнув ещё раз, лишь крепче обхватила холодную, покрывшуюся конденсатом бутылку. Оставалось чуть больше половины, и я не хотела оставлять водку без хорошей компании в лице меня. Высокие каблуки мешали идти; тусклый свет заброшенных катакомб бросал тени на обшарпанные стены с кусками отставшей от них грязно-зеленой краски; бесконечные линии труб, тянувшихся под потолком, преследовали нас по всему пути, до самого выхода, где мистер сама привлекательность замешкался, пытаясь открыть ржавый замок ржавой двери с такой же ржавой ручкой.
В двух шагах от меня была улица, свежий воздух, высокое небо.
Я пододвинулась чуть ближе, по неосторожности вдолбившись лбом в спину мудака; попыталась его обойти, но широкая спина загородила весь узкий проход, через который, нет, точно, через который мы сюда не заходили, а значит это был запасной выход, ведущий, скорее всего в мой тупик – место, где меня не станет.
Я неосознанно отшатнулась назад, окончательно скидывая с себя нирвану, и начала часто дышать, чувствуя подступающую тошноту. Даже свежий воздух, наконец ворвавшийся в мертвые коридоры мертвого здания, не смог облегчить мои страдания.
Глоток водки заглушил начинающуюся истерику; бульканье содержимого в бутылке немного рассеяло тишину; мне стало легче – легче настолько, что я смогла заглушить в себе желание упасть перед ним на колени. И в голове созревал коварный план, в котором главная роль уготована этой самой бутылке. Я подняла руку вверх, начав замахиваться, холодная водка потекла по руке, ручейками спускаясь к подмышке, а мистер сама привлекательность, словно почувствовав, резко развернулся, с ходу приставив пистолет к моему лбу.
Я застыла как мраморное изваяние, с жалостью провожая последние капли водки, исчезнувшие в районе моей подмышки.
Всё это произошло за долю секунды.
– Я вышибу тебе мозги здесь… если хочешь, – дополнил он, прожигая меня равнодушным взглядом.
– Мне, если честно, всё равно, – на удивление я говорила чётко, без пьяного лепета, без намёка на страх. Рука устала, и мне пришлось её отпустить, в то время как мистер сама привлекательность продолжал сверлить во мне дырку дулом пистолета, кажется, только и ждущего, чтобы плюнуть в меня пулей.
– Мне нет, не хочу каждый раз запинаться о твоё тело.
От его бесчувственности хотелось плакать, поэтому моя нижняя губа начала непроизвольно дрожать, выдавая меня с потрохами – я была жалкой и слабой, с едва ли подающей признаки гордостью, которая хоть как-то удерживала меня в рамках.
Отцу точно было бы за меня стыдно…
– Да пошёл ты… – Бутылка полетела в сторону, а я набралась наглости отвести его пистолет от моего лба, при этом не отводя взгляда от его глаз, смотревших на меня с всё тем же равнодушием. Наверное, каждая его жертва чувствовала это его равнодушие на себе перед тем как отдать Богу душу. Наверное, каждая его жертва попадала под прицел профессионального взгляда, даже не подозревая, что находится под прицелом. Наверное, каждая его жертва умирала намного легче – легче от того, что не знала, даже не подозревала, что умрет.
Их сила была в их незнании.
Я же знала точно, а это, признайтесь, намного сложнее.
– Давай закончим с этим, – я натянуто улыбнулась и, слегка задев его плечом, прошла вперед, первой вступив на территорию предутреннего воздуха, сумерек, вот-вот готовых смениться на свет восходящего на кромке горизонта солнца, бросившего красную линию на край неба. Звезды бледнели, становились выше, уступая место новому дню. Прохлада коснулась моих оголенных плеч, заставив меня вспомнить об оставленной в машине джинсовке, а ещё о мокрых трусиках, так и не успевших высохнуть и красовавшихся сейчас на краю раковины в ванной мудака.
Надеюсь, он вспомнит, чьи они, перед тем как выкинет в мусорный бак.
Его машина была, как и стоило предположить, чёрной, хотя могу поспорить, что при свете дня она окажется тёмно-синей. Великолепный, кричащий своей дороговизной Aston Martin, припаркованный в открытом боксе через дорогу. Он мигнул фарами, приветствуя своего хозяина, и поглотил меня в свой светло-бежевый салон, пахнущий кожей и чем-то горьким.
Я скинула туфли, задирая ноги на сиденье и прижимая колени к груди. За тонированным стеклом красная кирпичная стена казалась мне полотном запекшийся крови.
– Пристегнись, – Николас сел на сиденье рядом, и в тишине отчетливо послышалось жужжание привода, опускающего руль ближе к водителю. А его слова были настолько неуместны, что я рассмеялась, всё ещё рассматривая стену, под урчание заведенного мотора побежавшую перед глазами.
– Спасибо за заботу, Николас, – я ещё плотнее прижала колени к груди, пытаясь хоть как-то согреться. За окном мелькали заброшенные, как и его дом, здания, пугающие меня чёрными провалами разбитых окон, мёртвой запущенностью, обречённой тоской никому-не-нужности. Нас окружали проросшие кустарники, местами пролезающие через потрескавшийся асфальт и заползающие на бетонные ступеньки лестниц; листы помятого и заржавевшего металла, свисающего с дверей и больших ворот; мусор, забившийся в углы построек и валяющийся по сторонам от дороги. – Ужасное место.
– В семидесятых здесь был лакокрасочный завод, – наконец он вынырнул на широкую дорогу, похожую на ту, по которой мы приехали сюда, и прибавил скорость, отчего я стукнулась лбом о стекло, в которое так самозабвенно смотрела.
– Сегодня ведь шестое? Если я не ошибаюсь.
– Да.
– Я навсегда зависну в своём возрасте, только представь. Двадцать два, хотя завтра мне исполнилось бы двадцать три.
– Интересное рассуждение: зависну.
Я не смотрела на него, но могла поспорить, что при этом он улыбнулся своей странной улыбкой, скрытой лишь в уголках губ. Спрятанной от всех и ото всего – настоящие убийцы не любят улыбаться, наверное…
– Разве нет? Это конец, дальше уже ничего нет: ни времени, ни страха, ни боли. Совершенно ничего, даже пустоты, понимаешь? И мне будет поебать, как я выгляжу, кто и что обо мне думает и думает ли вообще. Ищут ли меня и плачут ли обо мне, – я правда не хотела с ним откровенничать, но почему-то именно сейчас, наряду с нервным ознобом, я чувствовала совершенно отвратительное одиночество, которое заставляло меня цепляться за единственно живого человека рядом со мной, пусть этот человек и был моим убийцей. Тем более, что ему до моей бредятины не было никакого, совершенно, чёрт побери, никакого дела.
Да чтоб ты сдох, мистер сама привлекательность.
Я перевела на него злой взгляд и начала пристально рассматривать его профиль, подсвеченный светом от передней консоли с вмонтированным в неё экраном и различными кнопками. Его бледность бросалась в глаза, а напряженные скулы указывали на то, что обезболивающее оказалось не очень-то эффективным, впрочем, как и мое успокоительное, остатки которого осели на моей коже едва уловимым запахом спирта.
– Что ты чувствуешь, когда убиваешь людей?
Он слегка повернул ко мне голову, и я не смогла различить оттенка его взгляда, скрытого от меня падающими на лицо тенями.
– Ничего. Мне не жаль, если ты об этом.
– Я не об этом. Что ты чувствуешь, когда имеешь власть над чьей-то жизнью? Ты ощущаешь себя Богом? – я неловко поерзала, ощущая давление джинс в самом неподходящем месте, не защищенном от плотного шва нижним бельем. Пришлось спустить ноги и вновь поерзать. Умереть в комфорте мне не дано точно. Николас не выражал совершенно никаких эмоций, наверняка мечтая избавиться от меня поскорее. Это подтвердил резкий поворот вправо и вжатая педаль газа. Мы неслись по дороге, огибающей город и ведущей в неизвестно куда. И пока я смотрела на него, а он на меня, краем глаза продолжая следить за дорогой, – асфальт закончился, уступив место гравийной дороге.
Мои мысли заглянули под днище машины и оценили дорожный просвет.
Мистеру сама привлекательность, по-видимому, было не до клиренса.
– Я ощущаю себя мусорщиком, избавляющим этот мир от мусора, – он произнес это уверенно и твердо, даже не пытаясь приукрасить свою работу и заставляя меня задуматься.
– Значит, я мусор?
– Значит.
Машина остановилась, и я уставилась в боковое стекло. Любитель заброшенных зданий привёз меня в бетонную могилу, состоящую из трёх стен и четвертой, разрушенной, лежащей на земле грудой поверженного бетона и арматуры, которая торчала в стороны железными прутьями. На улице было светло, хотя мы и провели в дороге не более двадцати минут; небо уже поглотило звезды, а солнце почти коснулось просыпающимися лучами самой высокой точки небосклона, ослепительно-голубого, без любого намёка на облачность.
Отличный день, чтобы умереть.
Я вышла из машины и задрала голову вверх, прислушиваясь к шагам Николаса, огибающего машину и приближающегося ко мне. Заботливый толчок в спину вернул меня на землю, и я поморщилась от вонзившихся в голые стопы мелких камней. Надевать туфли не имело смысла, поэтому я, прошипев в сторону мудака проклятия, пошла вперед, то вставая на носочки, то останавливаясь и убирая с пяток особо надоедливую крошку.
Впереди маячила стена с большими окнами-глазницами, лишёнными не только стекол, но и рам, глядящих в лесной массив, испещренный песчаными грядами. Где-то вдалеке, за деревьями, притаился город, слышимый здесь лишь неясным гулом просыпающихся автомобилей, автобусов, людей. Он постепенно оживал, возвращаясь в свой прежний ритм, в то время как я безропотно шла к своей смерти.
– Надеюсь, ты умрешь в самых страшных мучениях, мистер мудак, – я даже не посмотрела на него, лишь упрямо вскинула подбородок и бодро вступила под своды полуразвалившейся крыши, балки которой беспомощно искали опору в упавшей стене. Я нашла свою опору в уцелевшей и, повернувшись к ней спиной, уставилась на Николаса, остановившегося на входе.
Видимо, с меткостью у него проблем не было, как и с самоконтролем, который покинул меня как только дуло пистолета поднялось на уровень моих глаз.
Думать о конце и видеть его – разные вещи.
Знать о смерти и чувствовать её приближение тоже.
Я не удержалась и крепко-крепко зажмурилась, при этом обняв себя за дрожащие плечи.
Прозвучал выстрел, стремительно скрывшийся в пространстве, и я изумленно открыла глаза. Мистер сама привлекательность стоял там же, у развалившейся стены; крыша всё также нависала над нами, показывая обрывки неба; я до сих пор была жива и чувствовала холод.
Истерика медленно захватывала меня в тиски, и я, поняв, что Николас выстрелил в воздух, пыталась сделать хотя бы один вдох. Слезы душили, а я постепенно сползала по стене вниз, до тех пор пока не оказалась на земле и не спрятала лицо в ладони.
Мне было похер, что он обо мне подумает – я ревела, навзрыд громко, сотрясаясь всем телом и не зная, как остановиться. Последние сутки проносились в сознании чёрно-белыми кадрами, быстрыми, мелькающими, вызывающими головокружение. Начиная с самого утра и заканчивая финишными моментами.
По правую руку от меня чиркнула зажигалка, повеяло табачным дымом, и я застыла на вдохе, с удовольствием вгоняя в себя отравляющий воздух.
– Не знала, что ты куришь, – я украдкой посмотрела на Николаса, сидящего, как и я, на земле, скопировавшего мою позу и смачно затянувшегося сигаретой. Его затылок упирался в стену, грудь мерно двигалась, а изящные пальцы сжимали источник сизого дыма, от которого у меня потекли слюнки. Пистолет лежал на его ногах, как преданный пёс, защищающий своего хозяина.
– Я тоже не знал…
Я, словно ребенок, шмыгнула носом и потянулась за сигаретой. Николас не сопротивлялся, сразу отдав её мне.
Первые лучи солнца коснулись стены над нашими головами, и я подняла голову, выпуская дым в линии света. Дым красиво проходил сквозь них, клубился изгибами и танцевал танец ветра, играющего с ним. Это было так прекрасно, так ярко и завораживающе, что я забыла про слёзы, ещё не высохшие на скулах, – всё мое внимание было устремлено на представление табачного дыма.
Оказывается, в обыденных вещах красоты не меньше, просто мы ее не видим, привыкая и не желая замечать даже в упор.
– Я понимаю тебя, Николас, – выдохнула я и отвлеклась от созерцания дыма. Он лениво повернул ко мне голову и забрал сигарету из моих всё ещё дрожащих пальцев. Следующая затяжка была его, как и порция дыма, заполнившего линию света. – Тяжело убивать человека, даже не зная, за что убиваешь. Я права?
Мистер сама привлекательность не сказал ни слова, лишь сделал новую затяжку и выкинул сигарету в сторону, при падении разбросавшую вокруг себя искры.
Эти искры, кстати, тоже были прекрасны.
– Думаю, твой отец следующий, – обронил он, продолжая изучать моё заплаканное, наверняка с распухшими и красными от слёз глазами лицо.
Я вновь шмыгнула носом и облизала пересохшие губы. Стоило предположить, что главная их цель не я, а Энтони Нери – мой отец, всю свою жизнь находящийся по другую сторону закона. Что он сделал на этот раз, я не знала, потому что вот уже два года созванивалась с ним только на Рождество.
Семейный конфликт не желал разрешаться, а я не собиралась возвращаться домой, всё это время путешествуя по миру и пробуя новую для себя самостоятельную жизнь.
Кажется, сейчас самое время вернуться… пока не поздно.
– Что мне делать, Николас?
Всего на миг он опустил глаза, словно раздумывая над моими словами, а потом его взгляд вновь застыл на мне. Становилось неловко и неудобно, и всё это напомнило мне встречу двух бывших друзей, которые не виделись очень и очень давно ,– не имеющие общих тем, с потухшими воспоминаниями, не знающие, о чём поговорить и только мечтающие поскорее разминуться, – они пытаются поддержать вежливую беседу, а в итоге замолкают и прячут глаза куда угодно, захлебываясь в неловкой тишине.
Я захлебывалась тоже, ожидая его ответа.
– У тебя ещё есть время, Лалит. Мы вернемся обратно, и ты сядешь в свою машину, выкинешь телефон, забудешь про кредитки, при первом же удобном случае купишь новую тачку: неброскую и неприметную. Ни самолетов, ни поездов, ни автобусов. Звонки отцу только через общественные телефоны. Постарайся добраться до него быстрее, чем они доберутся до тебя.
– Я не знаю, где он сейчас.
– Так узнай, это твой единственный шанс. Могу поспорить, что со дня на день его фамилия окажется в желтом конверте, вот только исполнитель будет другой.
Я старалась уловить информацию, мысленно прорабатывая план и надеясь на положительный исход. Я уже выкинула телефон, спрятала карточки, купила тачку – как и сказал мистер сама привлекательность, неприметную. Господи, да пусть это будет хоть старый и повидавший виды Buick, отвратительно зеленого цвета, как в фильмах шестидесятых. Или устаревший Ford с максимальной скоростью двадцать миль в час. Да хоть семейный Dodge из восьмидесятых – уже неважно.
Важно одно, стоп…
– Что ты сказал?
– Ты о чём? – Мы продолжали сидеть, никуда не торопясь, не считая минуты, когда на самом деле нам нужно было не просто бежать, а бежать без оглядки, пытаясь спастись от чёрт знает кого. Солнечные лучи уже поднялись к основанию крыши и исчезли где-то в балках, становилось теплее, и я уже не чувствовала того холода, что терзал мои плечи до этого, только липкое предчувствие тревоги растекалось по венам, замирая неприятным покалыванием на кончиках пальцев.
– Ты сказал, что исполнитель будет другим. Что это значит?
Николас раздраженно сжал челюсти, словно его достала надоедливая муха, а потом, опираясь о стену одной рукой, встал. Его рана вновь беспокоила его, и это было заметно по его позе, по наклону торса чуть вправо, по исказившей бледное лицо гримасе, появившейся лишь на мгновение и также быстро исчезнувшей.
– Николас, черт бы тебя побрал, ты не можешь так просто уйти, – чтобы вскочить на ноги, мне потребовалось куда меньше времени, чем ему сделать три шага. Я встала прямо перед ним, напрочь забывая о благоразумии и желая лишь одного – докопаться до истины, понять, получить больше информации, которая помогла бы мне спасти жизнь.
Признаться, тогда я думала лишь о себе и отце, которого обязана была предупредить.
И я не знала, чем рисковал мудак, решив меня отпустить.
– Иди в машину, Лалит, пока я не передумал, – ни один мускул не дернулся на его лице, когда я угрожающе подошла ближе, почти касаясь его груди своей. Я не боялась, не теперь, когда точно знала – он не убьет меня, не передумает и не изменит своего решения. Я смотрела на него снизу вверх, замечая каждую морщинку в уголках глаз, складку на лбу и даже небольшой шрам на линии подбородка; пушистые ресницы, которым позавидовала бы даже Мисс мира – и думала, что после всего произошедшего между нами за последние двадцать минут он стал мне чуточку ближе, чем обыкновенный прохожий.
– Я прошу тебя, всего лишь один ответ. Через полчаса мы расстанемся и ты больше никогда меня не увидишь. Просто ответь мне, мистер упрямый мудак.
Его пальцы плотнее обхватили рукоять пистолета.
Я не двинулась с места, потому что мне было совершенно похер на его смертельную игрушку.
Солнце приятно грело спину и задницу.
А мне было приятно находится рядом с Николасом.
– Моё имя в желтом конверте – дело времени. Как видишь я не выполнил заказ, нарушив основное правило: не сближаться с объектом. Нет трупа – нет доказательств, Лалит. Так что теперь мы на равных.
Я почти не дышала, вслушиваясь в его слова и ища подвох. Да кто они, блядь, такие?
Последнюю фразу я сказала вслух.
– Тебе лучше не знать, – он сделал шаг в сторону, всё-таки избавляясь от моего напора, и, не оборачиваясь, пошел к машине.
Я поторопилась за ним, уже не обращая внимания на впивающиеся в ноги камешки. Впереди маячил, как я и подозревала, тёмно-синий Aston Martin и смутная надежда, что я смогу выбраться из всей этой передряги живой…
========== Часть 7 ==========
Обратный путь – это напряженное молчание, в которое мы провалились словно в трясину. Каждый думал о своем, я настойчиво пялилась в окно, Николас следил за дорогой, изредка переключая скорость. Нарушать тишину совершенно не хотелось, хотя в моей голове роилась куча вопросов, самый главный из которых – на кого же работает мистер сама привлекательность, раз даже он не застрахован от смерти. Впрочем, от смерти не застрахован ни один наемный убийца ни в одном мире ни в одной вселенной – закономерность убийств заключается в том, чтобы не оставлять свидетелей. Киллер своего рода тоже свидетель, какой-никакой, но свидетель, и лучше, чтобы он тоже молчал.
Самое надежное молчание у трупов, отсюда вполне логичный вывод: Николас рано или поздно тоже пошел бы в расход, но уж точно не закончил бы жизнь где-нибудь на берегу озера, попивая горячий чай и зарываясь пальцами в шерсть своего друга-ретривера, сменившего холодную сталь пистолета.
Я незаметно глянула на него, он выглядел совершенно спокойным, мое эго чертыхнулось и совершенно некрасиво упало на колени – я тоже хотела быть спокойной, не чувствовать страха и не поддаваться панике, но, как только я представляла, что мне придется в одиночку спасать свою жизнь, начинала нервно теребить край надетой на меня майки.
Блядь, я до сих пор была в этой злополучной майке, признаться честно, несколько бесстыдной; в запыленных светлых джинсах, продолжающих врезаться куда не надо; босиком, растрепанная и ненакрашенная, к тому же с красным носом и припухшими от слез глазами. На лицо полная деградация и тяжелое положение находящегося в полнейшей заднице человека.
Женщина во мне протестовала от такого обращения, и я отогнула козырек, чтобы посмотреться в зеркало. Картина, если честно, была куда более удручающей, чем я себе представляла. Мне пришлось придвинуться ближе, чтобы рассмотреть убожество, смотрящее на меня в зеркале.
– Твою мать… – Николас резко затормозил, и я едва ли успела вытянуть руки на консоль, чтобы не оказаться расплющенной по лобовому стеклу. Ты прав, мудак, мне не хватало только разбитой головы и парочки синяков на лбу для полноты картины. Я зло шикнула, медленно поворачивая голову к нему, мудак никак не реагировал, продолжая пристально смотреть вперед, на большие ворота, ведущие на территорию завода. – Что случилось?
– Что-то не так, – машина крадучись поехала вперед, темно-синий кузов скользил по дороге словно притаившаяся змея, Николас был похож на готовую ринуться в бой пантеру, я же напоминала потрепанную курицу и никак не вписывалась в их компанию. Признаться, эта роль меня мало устраивала, но без сумки и своих вещей я мало чем могла себе помочь.
– Что не так?
– Твой язык. Он слишком длинный и задает много вопросов, – один его взгляд потушил во мне желание спорить, и я послушно притихла, настороженно всматриваясь вперед, в лабиринты зданий, которые мы должны были преодолеть. Мало того, что я старалась не делать лишних движений, так почти не моргала, искренне надеясь, что предчувствие Николаса окажется ложным.
Звонок его телефона заставил меня вздрогнуть.
Я выругалась и тут же прикусила язык.
Машина остановилась, и мистер сама привлекательность нажал на кнопку. Фразы его были сухими, небрежными, голос, как всегда, без оттенков, безэмоциональный, слишком официальный. И пока он говорил обо мне, глядя на меня и не собираясь оправдываться, я вжималась в сиденье, будто пытаясь слиться с бежевой обивкой.
По-видимому, Тейт был здесь и знал, что я тоже была здесь.
Мне становилось по-настоящему страшно.
Машина дала задний ход, медленно и осторожно.
Мудак смотрел в боковое зеркало и ловко выруливал назад, телефон до сих пор был прижат к уху, а я продолжала свои жалкие попытки спрятаться. Проклятия сменились на молитву, в то время как Николас спокойненько сбросил вызов и, вынырнув на дорогу, дал по газам.
Мне всё-таки удалось слиться с сиденьем. Напряжение обрушилось непосильной ношей, и я совершенно не знала, как справиться с этим, как распрямить плечи и задать свой главный вопрос: что мне делать теперь?
– Мы опоздали. Мне стоило спрятать твою машину, а тебе не стоило выходить из ванной. Тем более в мокрой майке, – губы Николаса сложились в подобие улыбки, той самой его фирменной, я же непонимающе уставилась на него. – Видимо, Тейту понравилось зрелище.
– Это не смешно.
– Не смешно, ты права. Ты помнишь номер отца?
Помню ли я номер отца? То есть помню ли я номер единственного родного человека? Человека, который заменил мне мать, друга, в какой-то период даже врага? Человека, с которым я не виделась хуеву тучу времени и даже не представляла, какие обстоятельства смогут вновь сделать нас семьей? Да, блядь, знала. Начиная от первой цифры и заканчивая последней.
Один. Двести двенадцать. Семь. Пять. Семь. Семьдесят пять. Пятьдесят семь.
Всё просто, мистер сама привлекательность.
– Знаю.
– Отлично.
Наконец, дорога, по которой мы ехали, начала казаться мне знакомой, и я впервые за всё это время улыбнулась – не натянуто, не обреченно, а так, как улыбаются люди, после долгих метаний вышедшие на свет из абсолютной тьмы. Они щурятся от яркого солнца и вдыхают теплый воздух, а вместе с ним надежду, что всё плохое осталось позади, за спиной, забывая при этом, что тьма – вот она, стоит обернуться назад и протянуть руку.
Нельзя радоваться раньше времени, для начала нужно отойти подальше, поэтому я перестала улыбаться и, повернувшись к боковому окну, начала смотреть в сторону.
Николас молчал, а мне было тяжело молчать, тяжело оставаться одной в полной тишине, и лишь начинающийся поток автомобилей, ожививших трассу, хоть немного заглушил мою тревогу.
– Николас?
– Что?
– Почему бы мне не обратиться в полицию?
Мотор заурчал утробным голосом, а мистер сама привлекательность скосил на меня глаза.
– Даже не думай, – в его голосе было столько скрытой угрозы, что я непроизвольно поежилась и отодвинулась ближе к двери и как можно дальше от мудака. Казалось, он мог придушить меня прямо здесь, причем одной рукой и не прекращая вести машину.
– Я не скажу им про тебя.
– И что же ты им скажешь? Если не секрет…
Действительно, а что я им скажу? Что ко мне в машину сел раненый человек, и нет, он не был убийцей, в смысле он не хотел меня убивать, но ему принесли желтый конверт, и там оказалось мое имя. А раненый человек на самом деле оказался наемным убийцей. Черт, как ни крути, а всё упиралось в него. Иначе ж откуда мне узнать про заказ и мое имя в конверте? Ну если только я не владею даром предвидения и не читаю мысли на расстоянии.
А вообще, со стороны это похоже на паранойю.
– Ничего.
– Ты не последовательна. Только что ты хотела им что-то сказать.
– Передумала.
– А заодно и непостоянна.
– Я хочу в туалет, – мне задолбалось слушать его анализ, и это первое, что пришло на ум. Николас сделал большой вдох, при этом недовольно поджав губы. Думаю, сейчас он вспомнил о том, что всего полчаса назад у него был шанс меня пристрелить. – Пожалуйста.
Он резко перестроил машину в другой ряд, я же вцепилась в ручку двери и вновь зашипела, мой локоть горел от удара с дверцей. Я поставила еще один минус к своей внешности и, заметив в стороне заправку, начала одевать туфли. Наверняка там можно найти и телефон, на которого, к сожалению, у меня не было денег. Признаться, у меня не было вообще ничего: ни денег, ни телефона, ни одежды, часть которой, самую маленькую ее часть, я оставила в квартире Николаса.
Самое худшее положение в моей жизни.
Уверенность в собственных силах падала с космической скоростью.
– Знаешь, в принципе ты мог бы завести меня домой, – я пожала плечами, а мистер мудак пропустил мою просьбу мимо ушей, припарковывая машину на служебной стоянке, спрятанной за зданием магазина – нарушение правил было в его крови.
– У тебя поразительная тяга к приключениям, Лалит. И если ты хочешь сдохнуть у себя дома – мешать не буду.
– Ладно, как скажешь, – я вновь пожала плечами, Николас вышел из машины, как-то нервно хлопнув дверцей, а я продолжала сидеть, пристально наблюдая за каждым его шагом. Господи, всё-таки было в нем что-то опасно притягательное, неуловимое, порой даже жуткое, и, учитывая его род деятельности – это было вполне логично.
