Текст книги "Похищенная (СИ)"
Автор книги: Eve Aurton
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)
– Ты пьяна.
– Мы это уже проходили. – Господи, просто заставь меня заткнуться.
– И ты подпортила мою собственность, – сказал он, указав на створки лифта, исполосованные притаившимся на полу ножом, который я безрезультатно пыталась протолкнуть между ними.
– Ты замарал мои сиденья кровью, не заплатил за проезд и не предоставил страховку, когда я оказывала тебе медицинскую помощь. Ах да, я забыла про моральный ущерб от твоего пристрастия тыкать пистолетом в моё лицо.
Его взгляд всего на мгновение потеплел от удивления, но тут же нахмуренные брови испортили всю картину.
– Ты забываешься.
Согласна, наверное, мне стоит быть благодарной, что такой симпатяга запрыгнул в мою машину и решил меня убить. Дважды.
И пока он вновь пытался прожечь во мне дырку, моя правая нога, на которую я делала основной упор, предательски дрогнула, отчего я, как последняя алкоголичка, пошатнулась назад и совершенно позорно упала в кресло, приземлившись на него поперек, а не прямо. Мне было стыдно, неловко, неудобно, и я готова была провалиться сквозь землю, чтобы не видеть его чуть ли не брезгливой ухмылки. Впрочем, долго держать голову прямо я не смогла и с приятным облегчением откинула её на подлокотник. Прямо надо мной висел вмонтированный в потолок светильник, который постепенно расплывался, превращаясь в сияющую звезду, удаляющуюся всё дальше и дальше.
Всё дальше и дальше по мере того, как мои глаза закрывались и я проваливалась в сон, находясь в кресле убийцы, в квартире убийцы, под недоумевающим взглядом того самого убийцы, наверняка впервые столкнувшимся с проблемой в виде заснувшей в его кресле девицы, а если быть точнее – пьяной девицы, как-то вдруг плюнувшей на чувство самосохранения и доверившийся едва знакомому человеку.
И всё-таки это было отличное виски.
========== Часть 4 ==========
Чёртовы руки незнакомца были невероятно горячими и умелыми, я бы сказала, всезнающими, потому что каждое его движение: было ли это лишь невинное прикосновение к волосам или же откровенное поглаживание груди – отдавалось пульсирующим желанием между ног, которое становилось всё ярче и вынуждало меня крепко сжимать бёдра, тереться и ерзать, пытаясь хоть как-то удовлетворить возбуждение.
Я хотела его – до безумия просто, и бесстыдно тянулась за новой порцией ласк, дыша глубоко и рвано, прямо в его сухие губы, застывшие напротив моих. Он искушал, дразнил и точно знал своё дело, с каждой секундой возбуждая меня всё больше и больше, не давая прижаться к нему всем телом и уж тем более не давая мне возможности втолкнуть его член в себя.
Кстати, о его члене, он был таким же засранцем, как и его хозяин, упираясь в мои бёдра, он не торопился в меня проникнуть, вызывая этим логичное недовольство, граничащее с настоящей злостью.
И стоны я уже не сдерживала, отчетливо чувствуя, что приду к финишу и без самого основного, только от одного эротичного дыхания мистера сама привлекательность, которое я ловила своими губами, искусанными мною и наверняка припухшими…
Пробуждение было на редкость разочаровывающим, и я не сразу поняла, что за херня со мной творится, пока не разлепила глаза и не встретилась взглядом с тем самым светильником, который всё также светил в потолке. Осознание действительности приходило медленно и тягуче, постепенно врываясь в сознание и вызывая тихое шипение. Пахло кофе и мужским одеколоном, шея нещадно затекла, как и ноги, руки, всё тело, до сих пор покоящееся на несчастном кресле, спасшем меня от падения на пол. Я не могла даже двинуться, чувствуя едкий стыд, пришедший на смену разочарования. Этот стыд ощущался между ног, крепко мною сжимаемых, этот стыд застыл на выдохе, когда я вспомнила, что мне снилось всего лишь несколько секунд назад, этот стыд повис в воздухе тяжёлой, неуютной тишиной, пропитавшей, кажется, каждый дюйм бетонной коробки, которая сжимала мою голову крепкими тисками.
В затылке предательски тукало, а горло пересохло от жажды, но это не помешало мне протяжно застонать и прикрыть глаза ладонью. Я мысленно молилась, чтобы мистера сама привлекательность не было поблизости, потому что повторного позора я не переживу и уже сама попрошу его пристрелить меня.
– Ты можешь даже не рассказывать, что тебе снилось.
Пожалуйста, пристрели меня.
Я ошарашенно застыла, потом обреченно выдохнула и только после этого, превозмогая боль в шее, посмотрела на него. Блядь, мне определенно не стоило напиваться, как не стоило засыпать, как не стоило отпускать свой разум в свободное плавание, где я и занималась сексом с этим мудаком.
– Не буду.
Румянец медленно заливал мои скулы, в то время как незнакомец был до завидного спокойным, можно даже сказать, равнодушным к моему самобичеванию, наверняка отражающемуся в моём виноватом взгляде и натянутой улыбке, которую я смогла из себя выдавить. Правда его бесстрастное выражение лица никак не вязалось с напряженной позой, такими же напряженными мышцами рук и вцепившимися мертвой хваткой в стакан пальцами, костяшки которых побелели от старания.
Кажется, он едва сдерживался, чтобы не кинуть этот стакан в меня. Мы продолжали смотреть друг на друга, всё нагнетая обстановку, пока я устлало не откинулась назад и не придумала ругательство, посланное вдогонку стакану, мысленно запущенному в мою сторону. Да, я всё это заслужила, хотя бы потому, что, минуя доводы рассудка, осталась в доме убийцы вместо того, чтобы бежать отсюда без оглядки, используя его “хорошее” настроение и подаренный им шанс.
Вместо того, чтобы сесть в машину и по приезду домой заняться благотворительностью, благодаря Бога за вторую жизнь.
Вместо того, чтобы забыть об этом происшествии и продолжать жить, просто жить, чёрт побери, потому что сейчас, вполне возможно, он мог уже передумать – мудак не отличался благородством.
Незнакомец сидел за кухонной стойкой, как раз напротив меня и, по ходу, всё это время, ну или большую его часть, пока я спала, наблюдал за мной, будто даже в таком состоянии я представляла вполне реальную для него опасность. Но в моих карманах не было ни удавки, ни цианида, ни даже самурайского меча, в моих карманах не было даже телефона, оставленного мною в сумочке, в свою очередь оставленную в машине. В моей голове не было коварных планов, присущих настоящим злым гениям, в моей голове была лишь пульсирующая боль от похмелья и мечта оказаться под прохладными струями душа.
А мечта оказаться под мистером сама привлекательность осталась в далёких, померкших уже снах, и его член продолжал покоиться в его спортивных штанах, надетых на нём.
– Ты не против, если я воспользуюсь твоей ванной?
Со стороны это звучало как: – Ты не против, если я останусь здесь жить?
Может поэтому ответа я так и не услышала, в конце концов приняв его молчание за согласие.
– Спасибо, ты душка. – Стакан несдержанно звякнул о стойку, и я прикусила язык, с опаской приподнявшись на локтях. Незнакомец был всё таким же спокойным, одновременно напряженным и офигительно красивым – определённо серая, обтянувшая крепкий торс футболка, плюс такого же цвета хлопковые штаны, – шли ему куда больше окровавленного бинта, не так давно красовавшегося на его талии.
И волосы его были идеально уложены, будто он побывал в салоне красоты у самого именитого стилиста.
– Я даю тебе пять минут, отсчёт пошёл… – И это звучало… как звучало, поэтому я не стала испытывать его терпение и на удивление быстро встала с кресла, при этом схватившись за голову и пошатнувшись. Хотелось вновь приземлиться, но тогда я лишилась бы удовольствия ополоснуть лицо холодной водой, и ещё мне не мешало бы почистить зубы, раз уж он разрешил мне посетить свою ванную.
Ванная оказалась уже убранной: ни следов недавнего происшествия, ни подтеков крови на краях раковины, ни разбитой мною бутылочки, ни брошенных на пол салфеток – совершенная чистота, почти стерильность, в которую страшно было входить, в которой страшно было что-нибудь тронуть, и уж тем более открыть кран начищенной до блеска раковины.
Мучающая меня жажда не оставила выбора, и я, не медля, подошла к раковине. Холодная, с пузырьками вода, пробегающая через фильтр в кране, приятно освежила лицо, почти заморозила пальцы и тут же остудила пожар во рту. Я глотала жадно и быстро, нисколько не заботясь о стекающей по подбородку воде, спускающейся ниже, на шею, и впоследствии соскальзывающей на грудь.
Мой белый топ порядком намок – всё же стоило воспользоваться стаканом, хотя меня вряд ли волновал мой внешний вид после всего того, что со мной произошло. И уж тем более мой вид не интересовал сидящего на кухне мудака, наверняка засёкшего время.
Холодная вода возымела эффект, и я уже не чувствовала себя разбитой алкоголичкой; подтекшая от умывания тушь красовалась на белоснежном полотенце, как и слой тоналки, оставленный там же; зубы, начищенные стоящей в стакане щёткой, блестели в отражении зеркала, и даже взлохмаченные до этого волосы послушно легли от старания найденной мною расчёски, как и всё остальное принадлежавшей мистеру сама привлекательность.
И чтобы по полной использовать доброту убийцы, я пару раз пшыкнула на себя его туалетной водой, которая пахла изумительно вкусно, по-мужски терпко, с ноткой утончённой горечи, шлейфом следующей за основным ароматом. Моё время выходило, я чувствовала это интуитивно, поэтому, в последний раз взглянув на себя в зеркало, вышла из ванной.
Дверь хлопнула как-то неожиданно громко, я вздрогнула, чувствуя в сковывающей грудную клетку тишине притаившийся подвох. Такое ощущение, что как только я дойду до линии, разделяющей гостиную от коридора, то уже никогда не вернусь, не выберусь, застряну, лишусь того последнего шанса, что у меня был. Что общество незнакомца станет последним в моей жизни, а его квартира – могилой, где оборвётся моё существование.
Мне стоило прислушаться к себе и развернуться, чтобы спрятаться в ванной, закрыться в ней и не выходить ни при каких обстоятельствах, но вместо этого я медленно пошла вперёд, наконец замечая причину такой пугающей тишины.
Он был не один, а в компании мужчины, который, словно притаившийся в тени удав, наблюдал за каждым моим движением. Высокий и статный, он стоял на одной линии с мистером сама привлекательность и, также как и он, смотрел на меня, не проявляя при этом ни капли дружелюбия. Его лицо было непроницаемо серьёзным, взгляд профессионально цепким, прощупывающим каждую деталь; армейская выправка, тяжелая челюсть, глаза: блекло-серые, холодные, неприятные, костюм: идеально сидящий на его крупной фигуре, ботинки, натёртые до блеска, сверкающего глянца.
Я бы назвала его отвратительно лощёным, правильным, идеальным, а от этого отталкивающим, скрывающим в себе намного больше чем скрывал тот же мистер сама привлекательность. Он был опасен, настолько, что я неосознанно сжалась и встала как вкопанная, ощущая себя самой настоящей мышью.
Мне хотелось юркнуть под диван и сделать вид, что я всегда была там, с самого своего рождения, как маленькое незаметное создание, настолько незаметное, что о моём существовании не мог знать даже хозяин квартиры, но он знал и смотрел на меня с едва скрываемым раздражением, смешанным… с сожалением или жалостью?
Блядь, он что смотрел на меня с жалостью?
– Дорогая, ты же не собираешься стоять там вечность?
Это шутка? Дорогая? С какой кстати?
Моя челюсть непроизвольно открылась, и я ошарашенно уставилась на мистера сама привлекательность, который поджал губы и посмотрел на меня так, что я в миг оттаяла, поняв, что ему нужно, нет, просто необходимо подыграть.
Пальцы из холодных превратились в ледяные, а я всё же смогла выдавить из себя короткое “привет”, адресуя это незнакомому мужчине, продолжающему скрупулезно меня изучать и совершенно проигнорирующему приветствие. Господи, в его белоснежный воротничок точно вставлены иголки, чтобы он не смог опустить голову, как солдат на военном параде.
Его холодная апатичность раздражала, как и прилипший к груди топ.
Я даже не думала менять местоположение, лишь спрятала руки в задние карманы джинс и неловко переминалась с носка на пятку, краем глаза заметив, как уголок рта моего недоубийцы дёрнулся, словно сведенный судорогой.
– Что ж, мне пора, – чужак наконец отвернулся и коротко кивнул мистеру сама привлекательность, который в свою очередь продолжал смотреть на меня. Он смотрел, смотрел и смотрел, и я не могла не заметить, как взгляд его моментами соскальзывал ниже, на мою грудь, где я чувствовала мокрую прилипшую ткань. И я совершенно не знала, что мне делать: либо последовать за неприятным мужчиной, который не внушал мне доверия, либо остаться здесь и подождать, когда он уйдет.
Всё разрешил мистер сама привлекательность, небрежной поступью подошедший ко мне и откровенно уставившийся на мою грудь. Его нисколько не смущало присутствие в комнате постороннего, его не смущал тот факт, что мы едва знакомы и далеко не добрые друзья, его не страшила даже моя непредсказуемая реакция, которая могла последовать за его наглостью – он просто склонился к моему уху, близко, так, что я чуть пошатнулась от его напора, и шепнул: – Великолепное зрелище.
Я нервно сглотнула, не сразу поняв, в чём дело, а потом опустила голову, на свою грудь с бесстыдно торчащими сосками, которые просвечивали сквозь мокрый белый материал. Такое ощущение, что мои соски тянулись к мудаку, в то время как их хозяйка, то есть я, постепенно осознавала, как это выглядело со стороны.
Порноактрисы отдыхают.
А я, в который раз за день, подумала о смерти.
Сбоку послышались неспешные шаги, звук открываемого лифта и характерный шум работающего механизма, а незнакомец продолжал нависать надо мной, будто издеваясь и наблюдая за моей реакцией.
Я же уговаривала свою грудь вести себя прилично, и пробовала дышать ровно и размеренно, потому что в голове вновь застучало.
Мои сны начали сбываться, по крайней мере губы мистера сама привлекательность находились в непосредственной близости, как и его тело, как и его руки, во сне ласкающие мою грудь. Стоит ли говорить, что на периферии моего сознания промелькнула предательская мысль о том, чтобы он это сделал наяву. Сейчас.
– Ты могла выйти на минуту позже. Почему?
– Что? – я оторвалась от созерцания его губ и заглянула в глаза, в которых плескался не менее неприятный холод, чем холод, сковавший мои руки.
– Почему ты вышла именно сейчас?
– Пять минут, ты дал мне пять минут, если помнишь, – я начала оправдываться, чувствуя приближение чего-то серьёзного, чего-то, что изменит его решение по поводу моей свободы, чего-то, что принёс с собой тот мерзкий незнакомец, так пристально меня изучавший.
– Ты даже не представляешь, во что влипла, – мистер сама привлекательность безнадежно помотал головой и сделал шаг назад, возвращая мне личное пространство, а заодно хоть какую-то долю уверенности.
– Что это значит? Просто отпусти меня, ты обещал. Я уйду, и никто, никогда не узнает ни о тебе, ни об этом месте. Я никому не скажу, правда… я ведь ничего не видела, ты просто прыгнул в мою машину. И всё, – я говорила это ему в спину, тупо следуя за ним и пытаясь достучаться до него, но он лишь шёл вперёд, к кухонной стойке, на которой лежал чёртов пистолет и большой желтый конверт, уже распечатанный, без почтовых штампов и марок. Обыкновенный желтый конверт, принесенный, по-видимому, тем самым типом. Блядь, да плевать на этот конверт, меня интересовал лишь пистолет, лежащий рядом с ним, к которому и шёл мистер тысяча настроений. – Эй, ты слышишь меня?
Я задела его за предплечье, всего на миг коснувшись кожи, но незнакомец, не обращая на меня никакого внимания, сел на высокий стул, как раз напротив пистолета, а я не нашла ничего лучше, чем сесть по другую сторону стойки, на такой же высокий стул с неловкой спинкой.
Он устало посмотрел на меня, будто совершенно не зная, что со мной делать, и потянулся за полупустой бутылкой Hennessy, часть внутренностей которой плескалась в стоящем рядом стакане. Он ему не понадобился, потому что мудак предпочел выпить прямо из горлышка, я же посчитала это приглашением и бессовестно допила остатки в стакане.
Быть может, если я буду чуть пьяна, умирать будет легче?
– Знаешь, что это? – Наконец он оторвался от бутылки и положил ладонь на конверт, при этом чуть ли не продырявливая меня саркастическим взглядом. Лишь сейчас, при этом освещении и так близко, я заметила тени под его глазами, усталость, сквозящую в каждой черте лица, бледность, придающую ему несколько болезненный вид.
– Нет, – я помотала головой, в этот раз пряча руки между ног и пытаясь хоть как-то согреть их. Страх тонкой змейкой двигался вдоль по позвоночнику, замирая где-то на шее и вызывая вполне ощутимый озноб. Теперь я не боялась пистолета, спокойно и безмятежно лежащего на поверхности стола, – я боялась конверта, прижатого ладонью незнакомца. Длинные пальцы поглаживали край бумаги, голубые глаза почти не мигали, и напряжение становилось невыносимо тяжелым.
– Это мой самый легкий заказ…
========== Часть 5 ==========
Он кинул эту фразу легко и сухо, а я отказывалась верить, по-детски глупо надеясь, что все мои догадки окажутся лишь вымыслом, моим вымыслом, необоснованным и неподтвержденным фактами, хотя факты – вот они, налицо, кружатся вокруг меня, отражаясь в его глазах, пристально следящих за моей реакцией. Наверное, такая надежда присуща всем людям, когда они боятся верить в происходящее, когда они хотят думать, что всё это неправда, когда они хотят спрятаться от реальности и не видеть очевидного, когда они не желают чувствовать страха, боли, отчаянья. Когда они предпочитают закрыть глаза, чем видеть пропасть под своими ногами.
Я тоже хотела закрыть глаза, но не могла оторвать взгляда от его пальцев, ласкающих плотную желтую бумагу. Меня раздражала его медлительность, будто он специально дразнил меня, издевался, наслаждался своей властью, но напротив, он скорее выжидал, что-то обдумывал, на что-то решался, но никак не ловил кайф от своего положения.
– Как ты думаешь, почему?.. – его пальцы на мгновение скрылись в нутре конверта, и на стол полетела фотокарточка, на которой красовалась я, выходящая из магазина и смотрящая по сторонам. Это было недели две назад, когда мои волосы ещё были ярко-рыжего цвета и не такие длинные, как сейчас. Это было четырнадцать дней назад, когда я только вернулась с Лондона. Это было триста тридцать шесть часов назад, когда я вновь решила начать новую жизнь, после чего перекрасила волосы, пересмотрела свой гардероб и даже сменила машину.
Я не знала, что ответить, и лишь пожала плечами, вдруг почувствовав дикую усталость. Рассматривала себя на снимке, одновременно знакомую, но совершенно другую, а потом просто легла корпусом на стойку, подложив под голову руку и уставившись в пустую белоснежную стену.
Я, на удивление, была совершенно спокойна, отчего-то точно зная, что он не пустит пулю в мой затылок, не поступит как трус, не убьёт исподтишка.
– Который сейчас час?
– Три часа ночи. – Вновь зашуршал конверт, и мистер сама привлекательность затих, изредка переворачивая бумаги, по-видимому содержащие информацию об объекте, или как это у них называется? Жертве? В общем, обо мне. Даже интересно, как много он узнает из этого досье, как много деталей там прописано: быть может, мой распорядок дня, которого на самом деле нет совершенно, быть может, мои привычки, мои связи, мои увлечения, мои счета и отношение к религии.
Как глубоко изучают объект, прежде чем пустить его в расход?
– Ты поэтому назвал меня дорогой? Потому что тебе хорошо заплатили за мою смерть? – не то чтобы мне хотелось говорить об этом, но вдруг стало интересно, для чего вообще нужна была эта комедия, раз он уже знал, что лежит в конверте. Как, впрочем, и тот незнакомец, который принёс его.
– Нет, хотя второй твой вопрос близок к истине. Тейт не должен знать, каким образом ты оказалась в моём доме, пусть лучше думает, что ты моя девушка. – Странно, но только сейчас я заметила одну маленькую закономерность: голос незнакомца был всегда одной тональности, без резких скачков и звуковых перепадов – спокойный и размеренный, с легкой, едва уловимой хрипотцой. Наверное, таким голосом владеют люди, которые точно уверены в том, что их всегда услышат, даже без повышения интонации.
Чёртов мудак мог бы быть менее идеальным, но даже его голос располагал к себе.
– Разве он не знает, что в конверте?
– Нет, считай его почтальоном, он не может вскрывать конверты.
– То есть чисто теоретически его имя тоже может оказаться в нём? – я наконец отвлеклась от рассматривания скучной стены и, сложив под подбородком обе руки, начала пялиться на незнакомца, который в свою очередь пялился на меня, а не на бумаги в своих руках. Всего лишь несколько листов, заключённых в опять же желтую бумажную папку.
Кто-то помешан на жёлтом, и это очевидно.
А информации обо мне было не так уж много.
– Чисто теоретически… может, – он кивнул, внезапно отбросив бумаги в сторону и заменив их на бутылку. Сделал один большой глоток, в то время как я наблюдала за его двигающимся кадыком, а потом протянул её мне, наверняка рассматривая меня как отличного одноразового собутыльника, а заодно какого-никакого собеседника, который никому ничего не расскажет. Никогда. Вообще никогда.
Тянуть не имело смысла, но я цеплялась за каждую секунду, чувствуя, что каждая последующая может стать итоговой для меня.
– Значит, этот Тейт знает код от лифта?
– Да, но только в тот день, когда приносит мне заказ. Я меняю комбинацию цифр каждый день.
– Ты шизофреник, – я опять пожала плечами, так и не приняв предложение выпить. В памяти всплывало воспоминание о последней пьянке, после которой я уснула в квартире убийцы, таким образом приговорив себя к смерти. Ведь если бы я воспользовалась его добротой сразу, то не попала бы в такую передрягу. Если только через дня два, когда он нашёл бы меня и убил из снайперской винтовки. Легко и просто, когда я даже не подозревала бы, что в меня выпущена пуля двенадцатого калибра.
– Это называется осторожность.
– А как называется твоё ранение? Если не секрет, – я не хотела его поддеть и даже не думала плеваться сарказмом, но раз уж он такой умный и осторожный, то как мог подставит свой бок под пулю?
– А это самоуверенностью.
Ну, значит, он не столько и идеален – это радовало, как и то, что мы болтали уже минут пятнадцать – пятнадцать минут плюсом к моей жизни.
– Ещё один вопрос, мистер убийца, – на этой фразе он чуть нахмурился, но взгляда не отвёл и, как и стоило предположить, нисколько не смутился. – Как так получилось, что ты сел в машину именно ко мне, своей будущей жертве?
– Удача.
– Не моя, к сожалению, – мне вдруг стало отчаянно тоскливо и я перестала играть в гляделки, опустив взгляд на свою фотографию. А ведь я даже не знала, что за мной следят, что механизм запущен, и смертельная машина “заказчик – наёмный убийца – жертва” пришла в движение. Я вообще не знала, что такое возможно, хотя, если предположить, кем является мой отец… это даже логично.
– Это довольно любопытно, – он заговорил первым, отвлекая меня от мрачных мыслей и вновь перетягивая моё внимание на себя. Фотография лежала между нами, и он смотрел то на неё, то на меня.
Бутылка наконец заняла почётное место рядом с пустым стаканом, а незнакомец оперся подбородком о сцепленные под ним пальцы. В воздухе витал его, и только его аромат, впитавшийся в мою кожу на шее и наверняка исходящий и от него тоже.
Блядь, даже запах его парфюма не оставлял меня равнодушной, потому что был чертовски приятным, подходящим своему обладателю как никакой другой.
– Что любопытно?
– Мне никогда не доводилось так близко общаться с будущей жертвой, но, если честно, я представлял себе несколько иначе её поведение. Ты не умоляешь меня передумать, не обещаешь хорошо заплатить, ты даже не интересуешься, кто заказал тебя и на кого я работаю. Тебе совершенно похер?
– Не знаю. Наверное. То есть, есть ли в этом смысл? Ты не похож на того, кто проявляет милосердие. – Он не перебивал меня, а мне нечего было бояться. – И зачем мне знать, кто заказал меня? Не думаю, что от этого мне станет легче умирать. Я знаю, кто мой отец, и знаю, какие последствия может нести его род деятельности. Я не тупая, мистер сама привлекательность.
– Мистер сама привлекательность? – в его голосе сквозило удивление, но лицо оставалось непроницаемо серьёзным, бледным и на самом деле привлекательным, либо у меня напрочь отсутствовал вкус.
– Я не знаю твоего имени.
– Николас.
– Ты грек?
– Ты индианка?
– Один ноль в твою пользу, Николас.
А дальше, о святые угодники, он улыбнулся, в смысле не так, как улыбаются обычные люди – широко и при этом показывая зубы, а сдержанно, едва приподняв уголки губ вверх, которые, впрочем, тут же вернулись на место.
Этот мудак определенно любил выигрывать, и этот счёт был лишним тому доказательством. А ещё он не любил торопиться, потому что я до сих пор была жива.
– Ты ведь не будешь убивать меня здесь? – зачем вообще я задала этот глупый вопрос, ведь он не был похож на человека, любящего стирать мозги со стен. Слишком аккуратен и чистоплотен, судя по вылизанной дочиста квартире, ванной, наверняка его трудом вернувшей былой стерильный вид.
– Не буду, – он посмотрел на меня с долей задумчивости, и это навело меня на мысль, что мне удостоится сгинуть где-нибудь среди здешних достопримечательностей, в каком-нибудь из заброшенных зданий, в лабиринтах подвалов, которые станут моим пристанищем на целую вечность.
Становилось ещё более тоскливо и, чтобы не пустить слезу прямо при нём, мне пришлось прикусить внутреннюю сторону щеки и опустить голову, дабы не видеть его холодного, совершенно ледяного безразличия к моим стенаниям. Милосердием он действительно не отличался, как и чувством такта.
– Салфетки там, если ты вдруг надумаешь устроить истерику, – Николас встал со стула, неловко припал на левую ногу и схватился за бок. Я едва сдерживалась, чтобы не подставить ему подножку и не разбить его голову о блестящий чёрный пол.
К сожалению, в этом тоже не было смысла, разве что я продлила бы свои страдания и умерла уже голодной, мучительной смертью, а не быстрой и безболезненной. Так что, если подумать, пуля в голову, ну или в сердце, не самая страшная смерть.
Спасибо, Николас, низкий тебе поклон.
– Я спать, – прошипел он сквозь зубы, взяв со стойки пистолет и, не оборачиваясь, направившись в сторону спальни.
Я изумленно подняла голову и, как идиотка, уставилась ему между лопаток. Его действия шли в разрез со всеми мыслимыми законами логики, кодексом убийц, если таковой вообще имелся, и я начала сомневаться в его адекватности, напрасно надеясь сдержать свой непослушный язык.
– А я? Разве ты не хочешь как можно быстрее получить свои деньги?
– Так не терпится умереть, Лалит? – Неправильное ударение резануло по ушам, и я закатила глаза, подгребая бумаги, лежащие на стойке, ближе к себе. Всё же интересно узнать, что они на меня накопали.
– Я Лалит, Ла-лит, ударение на букву “и”.
– Неважно, не вздумай шуметь, – он уже дошёл до комнаты, и с моего места я могла видеть как поднялась его рука, чтобы схватиться за ручку двери.
– И ещё, можно я воспользуюсь твоим душем? После таких снов я до сих пор влажная, если ты понимаешь, о чём я.
Его пальцы сжались в кулак, замерев в нескольких дюймах от ручки.
Я услышала тихие ругательства и прикусила язык.
Рука до сих пор не двигалась, словно мистер сама привлекательность раздумывал над тем, а не убить ли меня прямо сейчас, тем самым избавив себя от глупых вопросов и интимных подробностей.
Я напряглась, прислушиваясь к наступившей тишине, а потом вздрогнула, когда он быстро зашёл в свою спальню и громко хлопнул дверью. Раздался характерный звук брошенного в стену предмета, и я вспомнила о его многострадальном пистолете, с ничуть не завидной участью, чем у меня.
Разрешения он мне, кстати, так и не дал.
Но это вряд ли остановит меня в последний раз насладиться душем.
– Спокойной ночи… Николас.
***
На самом деле всё это было довольно-таки нелепо, до смешного нелепо, вся эта ситуация с заказом, поведение мистера сама привлекательность, да и моё тоже. Было странно раздеваться в его ванной и рассматривать себя в зеркале, ненакрашенную, бледную, так не похожую на меня, словно там, в отражении, и была настоящая я, всё это время ищущая своё место в жизни, и наконец нашедшая, как это не прискорбно звучало, в смерти. Будто все мои попытки убежать от себя за последние два года и должны были привести меня сюда, в это жуткое место без окон, без выхода, с хозяином-мудаком, в руках которого была моя жизнь. И всё же это не делало его злодеем-социапатом в моих глазах, ведь это была всего лишь его работа, скорее главным злодеем во всей этой истории был заказчик, по каким-то причинам решивший от меня избавиться.
Впрочем, даже это меня мало интересовало.
Время шло, досье, оставленное на стойке, уже было прочитано, фотографии просмотрены. Ничего нового: основные факты, номер машины, место жительства, напечатанные мелким официальным шрифтом на трех страницах, вместивших всю мою жизнь.
Оказывается, она была довольно скучна, не считая двух приводов в полицию за нарушение общественного порядка. Внутренний бунтарь во мне иногда срывался.
Сейчас он подозрительно молчал. Рассматривал себя в зеркало и молчал.
Снятая одежда валялась на полу, трусики, уже выстиранные мною, висели на краю раковины, а я всё не могла оторваться от своего отражения, словно пытаясь на себя насмотреться. За спиной слышался звук льющейся воды, помещение медленно наполнялось влажностью, я попыталась улыбнуться, но вышло как-то натянуто-криво, губы, как будто сведенные судорогой, растянулись в некрасивую, наигранную ухмылку.
Моё собственное отражение издевалось надо мной, а мне, если честно, было не до смеха. Зато я наконец смогла отвернуться и, вступив в душевую кабинку, закрыть за собой створку.
Горячая вода приятно ласкала тело, а я искренне не понимала, зачем мне это – умирать можно и с влажными трусиками, зато с приятными образами мистера сама привлекательность, во сне на меня навалившегося. Я старательно мылилась гелем для душа, стащенным мною с полки, закрывала глаза, представляя себя дома, но насыщенный мужской аромат, наполнивший кабинку, то и дело напоминал мне о том, где я.
Дома всегда пахло грейпфрутом, в моей ванной всегда пахло грейпфрутом, а я любила грейпфрутовый сок, смешанный с водкой.
Наступившая после отключения воды тишина немного пугала, и я не нашла ничего лучше, чем напевать попсовую песню. На душе было хреново, и, скорее всего, это была попытка хоть как-то сдержать постепенно приходящее понимание – блядь, я ведь скоро умру, совсем скоро, как только мудак по имени Николас выспится, вполне возможно попьет кофе, проверит свой пистолет и решит прийти за мной.
