Текст книги "На краю (СИ)"

Автор книги: engelgardt

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

Характерный хлопок сдетонированной бомбы послужил неким переключателем и для самого ведьмака. Геральт почувствовал, как в одно мгновение весь он от макушки до пят наполнился адреналином, а желание пустить кому-нибудь кровь казалось единственно существовавшим. Он почувствовал долгожданное облегчение. Мысли ушли на периферию, то, что беспокоило его ещё секунду назад, казалось теперь жалким и незначительным.

Убивать или умереть.

По поляне разошёлся отвратительный смрад, будто кто-то открыл десяток бочек с протухшей рыбой. Это был не эффект от бомбы, он шёл от чудовища, Геральт знал его и чувствовал раньше, сражаясь со сколопендроморфами: они испускают подобный аромат при опасности тонким, едва уловимым, даже для ведьмака, шлейфом. Но так сильно, так очевидно, до слезящихся и так чувствительных под эликсирами глаз, – никогда. Искажённое лицо ведьмачки было с ним солидарно.

Геральт выбежал вперёд прежде, чем многоножка успела окончательно очухаться и кинуться в сторону прилетевшей напасти, тем самым сбив её столку. Дезориентированная, она мелко задрожала видимой частью туловища и активно заклацала челюстями, пытаясь отпугнуть нападавших и выиграть для себя время. Одновременно с этим задняя её часть, скрытая в пещере, пришла в движение, выползая наружу. Право, сколопендра оказалась настолько неправдоподобно длинной, что, по мере её движения, ведьмак невольно высматривал окончание одной твари и начало другой, потеряв при этом драгоценное время. Сложно было поверить, что она была в единственном экземпляре.

Тем не менее, это было так.

Ведьмак сухо сглотнул. В конце концов, некогда было размышлять и типировать сколопендру. Тот факт, что он никогда не видел ничего подобного не отменял его задачи с ней разобраться.

Цири выскочила к голове многоножки. Геральт – к средине туловища и, не сбавляя скорости, занёс меч для удара куда-угодно, чтобы просто отвлечь её от девушки. И это бы сработало, если бы часть, попавшая под его атаку, вдруг не выгнулась и не увернулась, будто живя собственной жизнью, будто этот кусок тела имел собственные чувствительные рецепторы. Ведьмак не успел удивиться – чудовище вновь вильнуло, пытаясь сбить его с ног, но тот перепрыгнул, кувыркнулся и встал в стойку.

Краем глаза он заметил, как Цири уворачивается от ядовитого, зелёного плевка.

Заметил, как с кончика её меча капает кровь.

Как на ней самой нет ни единой видимой травмы.

Вдруг он подумал, что даже с его ведьмачьим зрением он приложил усилия, чтобы заметить эти детали. И сейчас ночь. Темно. Как Цири может сражаться в темноте? Он понимает, что она, как раз, не может, и опирается только на очертания и звуки.

Сколопендра начала частично сворачиваться в клубок вокруг туши Беса. Геральт заметил ускользающий кончик её хвоста и рванул за ним, одновременно концентрируясь на знаке, который использовал сразу же, как только Бес оказался на приемлемом расстоянии от него. Пламя вспыхнуло, а ведьмаку едва хватило сосредоточенности, чтобы выдержать напор и поджечь тушу. Поляна осветилась огнём и Цири, воодушевлённая, кинулась на чудовище в выпаде, но не успела: та приникла к земле и, раздражённая огнём, вокруг которого оказалась, мгновенно разгруппировалась и понеслась куда-то в сторону, практически сбивая девушку с ног. Цири не успела бросить бомбу, но Геральт успел наложить знак, который подействовал только на хвост многоножки: он перестал извиваться и лёг мёртвым грузом, что, само собой, не помешало многоножке просто тянуть его за собой.

Чертовщина какая-то. Если Ирден сработал, если попал в цель, он должен был парализовать всю нервную систему.

Цири поймала равновесие и, взяв рукоять меча обеими руками, занесла над головой и воткнула в мчащую мимо неё сколопендру. Та заверещала, заёрзала, но не сбавила скорости, продолжая самостоятельно разрезаться вдоль собственного туловища. Панцирь проткнулся с хрустом, и продолжал со скрежетом рваться до тех пор, пока монстр не вильнул в сторону и просто не слетел с недвижимого, вбитого в землю, меча. Кусок плоти отвис, но не оторвался от тела.

Сколопендра исчезла в норе. Никто из сражавшихся не поспел за ней, не смотря на её рану, не смотря на её невероятную длину. И быстрее, чем оба они успели вздохнуть, она вынырнула из соседней дыры в мощном прыжке прямо на них. Цири – используя свою способность, Геральт – перекатом увернулись от него по разные стороны, а сколопендра мягко приземлилась на землю и проскользила к ведьмаку.

Геральт был готов.

– Я отвлеку! Руби!

Он скакал как оголтелый вокруг сколопендры и её огромных жвал, так и норовящих цапнуть его при удобном случае. Уворачивался, целился в наиболее открытые места, но она юлила не хуже. Раз ей почти удалось сомкнуть челюсти на его ноге, а ему – ударить по этим челюстям, но оба остались ни с чем.

Вместе с этим Цири нисколько не казалось, что он отвлекает. Часть многоножки боролась с ней, как полноценный организм с урезанным функционалом: отсутствовали только возможность плеваться ядом и кусать. Это напоминало ей битву со змеёй, у которой нет ни конца, ни начала. Бесконечное, гигантское длинное тело, извивающееся, ускользающее, подвижное и упругое для активных выпадов, быстрое, для попыток обернуться узлом вокруг ног.

Но Цири быстрее. Воспользовавшись моментом, когда туловище поднялось над землёй в подобии петли, она с нижней позиции рубанула по брюху многоножки, но разрубить пополам не хватило силы. Сколопендра крупно дёрнулась, из-за чего головная часть на мгновение потеряла ориентацию и этого хватило, чтобы Геральт, со своей стороны, нанёс сокрушительный удар сверху, проломав панцирь и надавив мечом в стороны, будто тот отрезает кусок хлеба с толстой коркой. Длинное тело сколопендры раздвоилось. И тут же расстроилось, когда Цири вырвала меч из плоти, чтобы снова ударить в то же место, но сверху.

Те две части, что находились на земле – остались на ней, но одна соскользнула в яму, поскольку уже была там, когда Цири её располовинила.

Геральт выпрямился. Медленно выдохнул. Попытался согнать адреналиновое наваждение, которое не в полной мере реализовалось в битве. Не особенно расслабляясь подошёл ближе к девушке. У той было немного крови на лице и рубашке, и много на мече.

– Всё в порядке? – ведьмак разглядывал её в поисках ран, хотя был почти уверен, что ничего не найдёт, поскольку следил за ней во время драки.

Цири, измученная одышкой, косо посмотрела на него:

– Ничего не в порядке, тебе не кажется? Что это было, курва его мать? Ни в одном учебнике об этом не читала!

– Я и сам с таким раньше не сталкивался, – ведьмак ухмыльнулся, заметив на её лице удивление, – Представь себе. Век живи – век учись.

Геральт перевёл внимание на разрубленные куски монстра.

***

– Я бы помалкивал на твоём месте, Гиряц, поскольку, если не вернётся ведьмак, как ты говоришь, то чудище возьмёт и на городочек кинется. И тебя слопает. И нас всех. Так что надеяться лучше на обратное: что вернётся Геральт из Ривии со своей мазелькой и нас, тем самым, от беды спасёт. А ещё лучше выпить за это.

Бертрам стукнул кружкой о стол, за ним последовал нестройный стук кружек остальных сидящих. Выпили.

– Отож мне дело есь до дыры этой. Мы ж свалим скорёхонько, так ведь, Берти? Никто до нас не смогёт добраться.

– Вот значит, как ты думаешь, – фыркнул Шоффэ, вытирая рукавом пену с губ, – Эгоист ты, нельзя только о своей шкуре заботиться. Прав ты, Берт, уж лучше б они вернулись, – парень стукнул кружкой, остальные ему вторили. Выпили.

– А тебя, ясное дело, чья шкура заботит, – подал голос Верни. Тихо, злобно, едва размыкая рот, – Сероволосая такая шкурка. Видел я, как ты зенки вылупил на эту его… Да все вы. Бабы как будто ни разу не видали. Но ты, Шоффэ, пуще всего. Видел я, видел, не отнекивайся, на шлюху ублюдкову глаз положил, тьфу ты, мерзость.

– И не собираюсь отнекиваться, – Шоффэ посмотрел на него исподлобья, – Не называй её так. Не она в тебе лишних дырок чуть не наделала…

– Да посрать мне, – выплюнул Верни, – Кто со всякими утырками якшается – тот ничем от них не отличается, тот ещё хуже, тот против природы выступает.

Верни стукнул кружкой. Выпил. Задумался, а потом громко, довольно крякнул и сказал:

– Мало того, что подстилка монстрова, а коли вернётся, ещё и смердеть будет аки русалка подохшая, хе-хе, тьфу ты, мерзость. Смотреть на неё противно, а теперь ещё и дышать невозможно будет.

– Замолчи, ты, давно не получал?!… – подскочил Шоффэ.

– Ой ничему тебя жизнь не учит, ничему, нарвёшься ты однажды, фатально, Верни… – зашуршал, вместе с ним, Берт и потянул за рукав парнишку, – Сядь, Шоффэ, настигнет его кара.

– Верно, настигнет! Вдвойне настигнет! – как-то совсем по-юношески, с жаром, воскликнул тот и сел, насупившись.

– Аж в носу засвербело, зачем вспоминать было, Верни, – сморщившись, почесал нос Гиряц, – что правда, то правда. Ты, Шоффе, рядом с этой падлюкой сколь был? Всего-ничего, а воротился – вонял ого-как, а энти вот всю ночь поди проторчат… – Гиряц задумался, а потом крикнул: – Эгей, хозяин! Нонче убивцев на порог не пускай, двери запри, пущай выветливают вонь тама, на улице.

Солас высунулся из-за кухонной двери, глянул на них, глянул в другой угол, тёмный, пугающий, за столом которого, тише воды, ниже травы, сидел ещё один постоялец. Тот сверкнул в его сторону жёлтыми глазами и махнул головой, мол, проваливай туда, откуда пришёл. Солас замешкался, сплюнул под ноги и прошмыгнул обратно, не удовлетворив купцов ответом.

– Эээк, нахал каков, игноливовать будет? Тоже мне…

Он не успел договорить. Раздался приближающийся стук сапогов. Товарищи оглянулись и подорвались с места, опрокидывая стулья, обходя стол по другую сторону от ступающего к ним Гаэтана.

– Да мы ж это, шутки шутим, господин хороший, что же вы… – забубнил Гиряц.

– Настигнет его кара, мастер ведьмак! Слово даю, настигнет! Получит… – горячо говорил Шоффэ.

– Мастер ведьмак, господин Гаэтан, не горячитесь, очень вас прошу, мы уедем скоро, прям сию секунду уедем, хотите? Точно вам говорю, обещаю, вы нас больше… – заропотал Бертрам.

С правой брови Верни упала тяжёлая капля пота.

Огонь от свеч дрожал под их причитаниями и тени, что отбрасывали эти свечи, дрожали тоже, неясно проблескивали в глазах Гаэтана злобой и ненавистью, гуляли по стенам и полу, мельтешили.

– О каком, – гомон голосов смолк, – Запахе вы говорили только что.

Голос зазвенел в тишине и ещё мгновение вопрос висел в воздухе.

– В общем, – заговорил Берти, громко сглотнув, – О том, который от чудища идёт, гадкий такой, противный…

– Я, господин ведьмак, – перебил его Шоффэ, выступил вперёд. Тени снова качнулись, – Когда на него наткнулся, когда его увидел, тогда, жрущего уже, сразу его почувствовал. Будто рыба испорченная, паскудный запашок…

– И несло им, – добавил Берт, – Даже когда парень уже к нам выбежал.

Наступившая тишина давила почти физически. Может быть из-за неё торговцы втянули свои головы в плечи, осунулись, опустили глаза, ожидая, что случится дальше.

Но дальше Гаэтан скрестил руки, задумчиво уставился куда-то в бок, никуда конкретно и, пробурчав что-то про то, что они никоем образом не могли учуять, натянул свой ремень с мечами и вышел из корчмы.

***

Отрубленный конец сколопендры начал источать зеленоватую жижу и шипеть, будто окисляться. Геральт схватил Цири за руку и притянул к себе прежде, чем конечность дёрнулась, разбрызгивая яд, едва не задев её. Чутьё, а потом зрение предупредило его о быстро мчащейся в их сторону части сколопендры, которую разрубил он сам и одновременно с этим, в яме рядом с ними, в которую скользнула третья часть чудища, начала осыпаться земля и вибрировать почва. Ведьмак собрал всю концентрацию, на которую был способен, притянул девушку ещё ближе и выставил вперёд руку, вычерчивая пальцами знак.

Их, с головы до ног, окружило оранжевое свечение – барьер, созданный Геральтом.

И тут же разбился, ярко вспыхнув, и погас.

Многоножек, которые столкнулись с барьером, откинуло на приличное расстояние, как раз для того, чтобы ведьмак успел сказать:

– Я беру двоих, твоя та, что выпрыгнула из ямы. Будь осторожна. Руби… коли, лучше коли.

И чтобы Цири ему ответила:

– Я справлюсь. И ты, – она проникновенно посмотрела ему в глаза, – Будь осторожен.

Ему было страшно смотреть ей в спину, как она отдаляется от него, как начинает носиться вокруг яростно отбивающейся многоножки, как пытается подступиться к ней, использует финты, обороты, перемещения. Ему страшно смотреть и видеть, что ей тяжело. Что она не знает, что делать. Что она устала, и с каждой секундой становится всё слабее.

Ему страшно, что он не может ей помочь, потому что сам начинает защищаться от активных выпадов сразу двух сколопендр, начинает вертеться вокруг них похлеще Цири, сам попадается в ловушку, позволяя обвиться твари вокруг его ноги и сам чуть не отправляется на тот свет, когда вторая сколопендра бьётся о его раненое плечо, к которому уже вернулась некая чувствительность. Но это, как раз, совсем его не пугает. Разве только мысль, что, расправившись с ним, они кинутся на Цири и уже тогда, вопреки её словам, она не справится.

И это подстегнуло его.

Это помогло ему вложить в дальнейший приём всю силу и ярость. Действуя почти бессознательно, на одном адреналине, он уворачивается от повторного удара прыткой сколопендры, но падает, поскольку вторая всё ещё держит и сдавливает его лодыжку. Ему ничего не остаётся, кроме как рубануть по скользящему кольцу вокруг его ноги, надеясь не задеть саму ногу. У него получается. Но многоножка снова раздваивается, прыщет кислотой, задевая его сапог, штанину, прожигая в них дырки, добираясь до кожи. Теперь их три.

Ведьмак перекатывается в сторону и почти упирается в тело другой сколопендры. Снова золотой щит. Снова та отлетает от него, но уже не с такой мощью. Он успевает только вскочить на ноги, а располовиненные до этого куски, менее длинные, но гораздо более быстрые, хаотично, и будто в конвульсиях, юлят вокруг него, неконтролируемо разбрызгивая яд. Очевидно, не в состоянии навредить ему чем-то ещё, они атакуют его по ногам, пытаются сбить его молниеносными, упругими толчками, от которых Геральт едва может увернуться, отпрыгнуть.

Поймав момент, он складывает пальцы в знак Ирден и сколопендры, будто оказавшись в вязком киселе, становятся медленными и неповоротливыми, тяжело перебирают ножками, что позволяет ведьмаку отпрыгнуть дальше от них, но не слишком далеко…

Потому что он слышит пронзительный, короткий визг. Оборачивается и видит, как Цири лежит на земле, как её лицо искажает гримаса боли, а сколопендра, с которой она боролась, расслабляет тельце от только что совершившегося пружинистого удара. Цири не успела отбежать.

– Ёбаный в рот, – сквозь зубы шипит ведьмак и хочет броситься в её сторону, но с удивлением оборачивается на звук, на хруст позади себя, почти у самого уха.

Он видит, как в считанных сантиметрах от своего лица часть от части сколопендры отлетает в сторону, разрубленная мечом, после этого – не видит ничего, поскольку укрывается рукой от летящих в его сторону брызг кислоты, а потом – Гаэтана, который палит огнём в оставшийся кусок многоножки.

Тот медленно воспламеняется.

Не успев, даже не подумав удивиться появлению второго ведьмака, он делает рывок в сторону девушки, но ему мешают три вещи: два жирных, назойливых червяка, чуть было не сбившие его с ног, и крик Гаэтана:

– Стой! Ты нужен здесь! – он всё ещё держит Игни на сколопендре.

– Она ранена, – рычит ведьмак, раз за разом промахиваясь в ударах по слишком, через-чур быстрым, тварям, – Ей нужна помощь!

– Взгляни на неё, она справляется. А я нет, мать твою, Геральт!

Ведьмак бросил в её сторону взгляд, увидел, и позволил себе короткий выдох, потому как Цири уже стояла на ногах и сражалась. Но сражалась теперь с двумя многоножками. Она держалась уверенно, но Геральту было плевать, он должен быть с ней, плечом к плечу, помочь ей, уберечь и спасти.

Он перепрыгивает сколопендр и накладывает знак, парализующий их, но на деле – только замедляющий и, едва дёрнувшись в её сторону, слышит разъярённые слова, заставившие его медлить:

– Она не простит тебе! Если ты вмешаешься, если не дашь ей шанс. Посмотри, она показывает тебе! Посмотри и пойми – она отвечает за себя, стоит за себя и дерётся за себя. Она сможет!

Геральт сжал кулаки, сжал меч, сжал зубы. Громко выругался и со звериным рёвом метнулся обратно, налетел на двух, ещё загипнотизированных сколопендр и воткнул в них меч, в каждую по порядку, со всей ненавистью и усталостью.

Твари и не думали подыхать.

– Я не просто так тут пиротехническое шоу устроил, Геральт, включи мозг. Игни. Пока не перестанут сопротивляться.

Геральт успел пустить огонь на одну из них, но вторая уже угрожала ему помешать. Он прервал поток и отскоком увернулся от нападения. В неё же метнул огненную полосу, от которой она увернулась. Но увернуться от Игни кота ей уже не удалось. Оставив свою жертву в огне, позади себя, кот принялся за следующую, а Геральт за её вторую половину.

Держа концентрацию, он заметил, как вытянутая в знаке рука Гаэтана слабо подрагивает, как его огненная струя истончается, а его силы истощаются. Верно, ведь ведьмаки – не чародеи. Им не подвластны стихии так же мастерски, как магикам, сила не поддаётся им так же легко, а потоки используются ведьмаками вдвойне не так эффективно, как даже самыми молодыми чародеями. Впрочем, сам Геральт тоже был на грани. А ещё есть Цири, которая уже давно не практиковалась в управлении стихиями и не могла спалить тварей собственными руками.

– Цири! – ведьмак будто потратил все силы на этот крик, закашлялся, набрал воздуха и снова крикнул, – Их нужно поджечь!

Цири не подала никакого знака, что услышала его, какое-то короткое время она вообще не подавала виду, что он существует, настолько была увлечена дракой. Но потом Геральт увидел, как та финтами привлекала их, заманивала ближе к полыхающему Бесу, уже не пыталась атаковать – только уклонялась и отпрыгивала. Она остановилась спиной к кострищу. Две сколопендры хищно ползли в её сторону, не способные понять, по какой причине она замедлилась, но интуитивно чувствовавшие загнанную в угол добычу. Они поднялись на дыбы одновременно: совершенно жуткие, непонятно каким образом до сих пор шевелящиеся, обе – без какого-либо подобия на морду или голову, только обрубленные части, шипящие, бурлящие, сочащиеся кислотой и кровью вперемешку.

Геральт смотрел, как сколопендры приближаются к ней. Смотрел, как она всё ближе пятится к огню и почти вступает в него пяткой. Смотрел, как Гаэтан, освободившись, кричит ему про “помощь” и про “не отвлекайся”, а сам бежит к ней. Смотрел, как Цири провоцирует их на атаку глупым, бездумным шагом в их сторону и каким-то воинским кличем, как они попадаются на эту нелепейшую уловку, со всей мощью бросаются на неё и у ведьмака сжимается сердце на одно краткое мгновение. За это мгновение он успевает усомниться в том, что правильно разгадал её план, успевает состариться ещё на сто лет и побелеть лицом, как будто было куда. Но здесь же он видит зелёное свечение и её исчезновение в лёгкой дымке за секунду до того, как многоножки сбили бы её с ног. Но этого не произошло. Они прошли насквозь и попали в самое пекло, а Цири материализовалась прямиком по другую сторону от горящей туши Беса. Она перекрыла им возможность проскользить вслед за ней своим мечом. Когда чудища, обезумевшие, рванули назад, их встретил Гаэтан. Он воспользовался Ирденом, видимо, из последних сил, поскольку тот подействовал слабо и эффект от него прошёл практически сразу, а когда одна из сколопендр метнулась в сторону, до которой не успели бы допрыгнуть ни Гаэтан, ни Цири – появился Геральт. Так они стояли треугольником вокруг горящего шара, просто не позволяя двум остаткам сколопендры выбраться, спастись от огня.

Первым упал Геральт. Он хотел сесть, но ноги подвели его, поэтому он глухо шлёпнулся пятой точкой о землю и завалился на спину, даже не обращая внимания на резкую боль в плече, потому что, казалось, у него болело всё.

Цири смогла подойти к нему, но потом тоже приземлилась на колени рядом.

– Ты не ранена? – ведьмак повернул голову, рассматривая.

Она делала то же самое.

– Твои ноги и рука все в язвах из-за этой… – вместо ответа сказала она, – Нужно скорее обработать. И плечо наверняка…

– Ты не ранена? – перебил он, может, слишком резко. Остро посмотрел на неё.

Цири опустила взгляд:

– Нет. Почти нет. Не ранена.

– И со мной всё в порядке, не надо так переживать! – раздался громкий, насмешливый голос Гаэтана. Гораздо более бодрый, чем их с Цири вместе взятый, – И не стоит благодарности, право, уберите ваши деньги и хватит скандировать моё имя.

Кот опустился рядом с ними по другую сторону от Геральта. Ведьмак встретился с ним глазами, посмотрел долго и почти уважительно.

– Спасибо, – только сказал Геральт и тут же, твёрдо и требовательно, – Рассказывай.

Гаэтан, уж слишком довольный, лёг параллельно ведьмаку, подложил руки под голову, уставился в небо, чёрное, но подсвеченное золотым из-за огня возле них, который, правда, в разы уменьшился в объёмах.

– Рыба, – только и выдохнул Гаэтан благоговейно.

– Ну, и? – Цири недовольно цоконула языком.

– Ну и всё. Услышал, как друзья ваши дражайшие обмолвились о страшной вони и понял, что не на того зверя вы напали, на которого готовились. Дай, думаю, мимо пройду. Так оно и вышло.

– А ты-то как этого зверя узнал?

Гаэтан громко зевнул, лениво потянулся и, вроде как, нехотя, через силу, начал говорить, но что-то возбуждённое в голосе всё равно выдавало в нём нетерпение и желание поделиться:

– Не слышали, значит, эту байку? Я вот слышал, сперва только слухом, но потом нашёлся человек подтвердивший, в честности которого я не мог сомневаться. Был у меня товарищ, друг, если хотите, с которым мы сначала путешествовали после выпуска из Цеха, а потом разошлись. А встретились снова уже в ночь перед тем рассветом, в который тот помер. От подобной же твари. Долго же он умирал…или долго держался, как посмотреть. И мучительно. Места на теле без таких вот нарывов, как у тебя на ногах – не найти было, всё в них, всё в укусах, руки – не руки, а кровавое месиво, да и ноги не лучше. Под утро только и кряхтел, жалел, что там, мол, на месте не сдох, что сбежать сумел. Потом, правда, обратное говорил: хорошо, наоборот, что выбрался, поскольку может это всё передать мне. Теперь знаю и не попадусь, и это, мол, жизнь мне может спасти. В общем, я не биолог и не какой-нибудь там учёный и знаю чуть больше, чем вы сегодня видели. Но одного умника потом расспрашивал про этот случай, тот им не особо заинтересовался, не поверил, мол, я сказки рассказываю и не может быть такого. И всё-таки бросил мне мысль, теорию, якобы у этой сколопендры строение тела какое-то особенное, поделённое на многочисленные сегменты, у каждой из которых собственный и независимый нервный узел. Вроде как черви подобным образом устроены. Но они, конечно, не так эффектны, как наш случай, и фокусов у них в разы меньше. Ну, а всё остальное уже рассказал мой друг. Как у него получилось умертвить одну с помощью огня, и как невыносимо от них несло. Именно что «невыносимо», потому как вы и сами знаете, Цири, пожалуй, только в теории, что при опасности сколопендры испускают душок, но едва-едва заметный. А этот слышен за версту и, я думаю, именно потому, что вонь даёт каждый её сегмент, а не только головной мозг. Словом, принимайте её за эволюционировавшую сколопендру, перенявшую самое лучшее от своих меньших сородичей. Хм… Не знаю. Они с червями вообще одного класса?

Темнота начала давить. Бес почти догорел, а вонь стала и впрямь невыносимой, или же Геральт только сейчас обратил на неё внимание.

– Познавательная история, – сказал он, с трудом поднимаясь, позволив Цири поддержать себя, – Познавательная вылазка. Показательная.

Ведьмак обращался к Цири. Та упёрлась глазами в землю и, когда хотела отпустить его, Геральт перехватил её ладонь и вытянул руку, рассматривая покрасневшие волдыри. Одежда, как и у него, была прожжена. Не помогла даже плотная кожа перчаток.

Цири одёрнула руку и завела за спину, пробурчав:

– Нормально. Бывало и хуже.

– Заживать будет долго.

– Переживу.

Она всё ещё не смотрела на него, прятала взгляд, и это причиняло Геральту куда большее неудобство, чем все его раны.

Гаэтан громко, неестественно прокашлялся и встал вслед за ними.

– Что же, – бодро начал он, – Может мы, наконец, свалим отсюда, пойдём зализывать раны? Да и дышать тут становится всё тяжелее.

Ведьмак коротко кивнул, последний раз посмотрел на разбросанные, обгорелые куски чудовища и, немного выждав, сказал ему:

– Удачно мы с тобой встретились. Очень удачно.

***

К тому времени, как они добрались до корчмы, Цири не чувствовала в себе никаких сил. Все они ушли на то, чтобы вовремя переставлять ноги, да держать тело в вертикальном положении. Мышцы ломило так, будто она тренировалась несколько дней подряд без отдыха, без малейшей передышки. Переходя через порог, она с досадой думала, что действительно давно не участвовала в подобной выматывающей стычке, что такая нагрузка была для неё нова и тяжело переносима. Выходит, Геральт был прав, говоря, что к некоторым вещам она была не готова, ведь это относилось даже к её физической форме. Она не хотела думать об этом, зацикливаться, но, пытаясь думать о чём-то другом, это «что-то другое» оказывалось в тысячу раз тяжелее и гораздо более гнетущим, чем мысль о своей физической несостоятельности. «Что-то другое» напоминало ей об угрюмом ведьмаке, что ступал рядом с ней, манило украдкой разглядывать его ранения и беспокоиться о них.

Корчма была пуста. От вечернего гуляния не осталось и следа, разве что один из столов в правой зале был до сих пор не убран, будто ещё минуту назад его кто-то занимал. Свечи были потушены, печь не горела, хозяева не показывались. После того, как Гаэтан спешно ретировался, Цири и вовсе показалось, что они остались совершенно одни во всём доме.

Она поднялась на отведённый им чердак первой, Геральт – сразу за ней. Быстро окинув взглядом помещение, Цири прикинула, что может им пригодиться и, сперва прихватила кадушку с чистой водой, а потом потянулась за торбой со всей их медициной. Послышался шорох одежды. Она повернула голову туда, где стоял ведьмак и резко отвернулась, чуть расплескав воду. Краска хлынула на её лицо от смущения и, внезапно, от злости.

У ног Геральта валялась почти вся его одежда, сам он стоял в исподнем, спиной к ней, нисколько, казалось, не смущаясь. Будто и она не должна. Будто это нормально и правильно, будто то, что она видела его в таком виде и раньше ничем не отличалось от того, что она видит его таким сейчас. После того, как целовала его. Обнимала эти самые плечи. Не повседневно и мимолётно, а по-настоящему, как женщина обнимает своего мужчину, как вжимается в него естественным порывом. Не то чтобы Геральт и раньше слишком обращал внимание на это, но он точно сдерживал себя, точно проводил границу. Сейчас же он намеренно её стирал.

Так ей казалось. Так оно, скорее всего, и было.

Цири с обидой закусила губу. А после раздражённо и мстительно подумала, что, если уж так, если он так хочет показать, что для него подобные вещи ничего не значат и не стоят, то и она не будет скромничать. В конце концов, ей тоже будет удобнее смазывать свои раны без блузки.

Она решила не смотреть на него. Игнорировать. Кадушка со стуком опустилась на пол где-то по середине между ними, вода вновь расплескалась, сумка упала рядом, а Цири встала к нему спиной. Стянула через голову блузку и решительно села на свой матрас, оставшись в штанах и тонком белье. Цири не могла видеть его реакции или взгляда, может быть, он так ни разу к ней и не повернулся, но она чувствовала, как он стоит в нерешительности какие-то считанные секунды, а после садится, подобно ей, спиной к её спине, достаточно близко, чтобы слегка задеть её. Она боится пошевелиться, потому что кажется, наклонись она чуть сильнее назад – непременно столкнётся с ним. Но Цири берёт с ободка ведра тряпку, смачивает в воде, отжимает, начинает промокать свои ядовитые ожоги на животе и руках, а столкновения не происходит. Всё же, он не так близко, как ей показалось.

Геральт зашевелился тоже. Потянулся к сумке, порылся в ней, что-то достал и отставил в сторону. Цири хотела отложить тряпку обратно на ведро, но Геральт перехватил её, забрал себе, а девушке передал небольшой флакон с мазью. Она не сразу взяла его, засмотревшись на кровавые пузыри на его руке и, хотя Цири видела только её – кисть и предплечье, уже могла понять, насколько сильными были его травмы. Её собственные не шли ни в какое сравнение и ей стало стыдно и неловко за это – он снова покалечился сильнее всех, защищая её, а она осталась практически невредима.

– Тебе нужна помощь? – спросила Цири, открывая флакончик.

– Не сейчас, – глухо ответил он, – А тебе?

– Нет.

Так они сидели, молча, тщательно смазывающие целительным составом свои прожжённые руки и ноги, пальцы, лодыжки и животы; периодически менялись предметами – Геральт просил у неё тряпку, Цири у него – мазь, и наоборот, и так по кругу. И эти просьбы, сухие и короткие, звучали напряжённей натянутой тетивы; были, по сути, ничем, но звучали слишком многим, паузы становились всё красноречивей, и каждое последующее слово давалось всё с большим трудом, поскольку не те слова просились наружу.

Цири молчала, можно сказать, принципиально. Она думала, что достаточно открылась ему прошедшим вечером и теперь ждала его шага. Не уверенная, что он вообще будет. Скованная и растерянная этой неуверенностью…

– Ты хорошо держалась сегодня. Сильно, уверенно. Убедительно. Словом…я поражён.

Цири вздрогнула от его голоса, но выслушала внимательно и долго молчала, решаясь, что на это сказать.

– Так уж это было удивительно? – с лёгким укором, но всё же мягко спросила она.

– Немного, – Цири услышала в его тоне улыбку, – Я в тебе не сомневался, но, учитывая, что всё пошло не по плану, что никто точно не знал, что делать – я сильно беспокоился. Но ты справилась. Как ведьмачка.

Цири зарумянилась от его похвалы и была рада, что он этого не видит. У неё тоже было одно замечание, которое ей хотелось высказать:

– Ты не вмешался. Я заметила это тогда. Ты хотел кинуться мне на помощь, но остановился. Спасибо за это, я ценю, и могу представить, как тяжело это было…

Она хотела добавить что-то ещё, поблагодарить его сильнее, но Геральт перебил её: