Текст книги "Дыхание (СИ)"
Автор книги: Эмманриуэль
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)
– Владыка Агеро? Владыка Агеро, вы проснулись? Уже утро, скоро…
– У меня жар. Отмени все дела на неделю. Я не буду выходить из комнаты чтобы усердно молиться об исцелении. Принеси еду, оставь под дверью и проваливай.
Всё тело ломит, как во времена, когда он вынужден был таскать дрова для монастыря. Кровать манит возможностью спать ещё не один час, но, перевернувшись на бок, он шипит от знакомого зуда между ягодицами.
«Ночь», мелькает в его сознании прежде, чем он успевает подумать о причине, «Это из-за ночи».
Он так и не встаёт с постели, сделав исключение лишь для еды, поднос с которой ставит на прикроватную тумбочку.
«Интересно, а то, что Баам был с кошачьими ушами, мне приснилось?».
В следующие дни Баам ведёт себя ещё более отстранённо, чем обычно, словно пытаясь возместить прошлую откровенность. Показать, что больше так делать не стоит. Но Агеро всё равно хочет, даже сильнее, чем раньше. Тем более, что уже через неделю слышит звук отодвигаемого кошеля и видит чужие бёдра, умостившиеся на столе.
Котик пришёл гладиться.
Сам.
***
Придя домой, Баам первым делом перечитывает записи. Исправленное и дополненное досье, исправленное и дополненное задание с инструкциями на первое время. Запись на последнем листе – знакомый небрежный почерк, Учитель равнодушно относился ко всем вензелям, что обычно добавляли к буквам падшие.
«Хорошо справляешься, Виоле. Даже при неверном задании. Молодец».
А после этого – несколько цифр с пометкой года.
«Показания со счётчика! У Учителя наверняка есть к нему доступ!»
Чем дольше он смотрит на цифры, тем больше ему хочется плакать. Он не совершил ошибок. Он всё сделал правильно.
Судя по расчётам, уже сейчас Агеро может стать демоном сильнее, чем Ли Су, даже без добавления предсмертного озлобления! А от того, что цифра росла из года в год, через пару десятков лет он мог перерасти и Баама.
Его опасения были напрасны.
Все они.
Кажется, он испачкал слезами бумаги.
Комментарий к Ты – то, как я молюсь.
По некоторым причинам (в том числе из-за размера) выход главы припозднился. В каком-то смысле глава кульминационная, наравне с убийством Настоятеля, из-за чего хотелось сделать её получше. Надеюсь, что получилось (многое пошло не по плану и вышло за пределы оригинальной задумки). Отдельное спасибо моей прекрасной бете за её работу, так как большая часть текста была написана в довольно невменяемом из-за сонливости состоянии (мне самой было страшно перечитывать).
Баам с кошачьими ушами. Не зря ведь я строчку с “Ради Агеро он бы мурлыкал” писала :)
Агеро угадывает, что его мысли читают. И ведь даже не из-за ощущений, а чисто из-за знания Баама угадал!
Осталось две главы. В следующей Агеро постареет ещё сильнее.
========== Драгоценность ==========
– Снова переезд? Мне казалось, вам нравилось в столице.
Баам дёргает хвостом, меняя своё направление, следуя за Агеро за угол.
– Чем влиятельнее государство, тем влиятельнее будет глава церкви в ней, верно? Лучше начать готовить почву там, чем перебираться уже после того, как укоренюсь здесь. Это королевство бесполезно, затхлое и тихое, даже войну не устроишь.
Агеро замолкает, входя в комнату, где слуги упаковывают его вещи. Чем дальше, тем больше он вкушал прелести богатой жизни, привыкая к ним с воистину удивительной скоростью, словно был рождён для подобного. Если у кого-то возникали вопросы о том, зачем священнику столько богатства, то скоро эти вопросы чудесным образом испарялись, а несчастный клялся, что никого более праведного он в жизни не видел.
Агеро становился всё менее осторожным в преддверии переезда.
Баам прикрывает глаза, привычно сдерживая желание податься вперёд и потереться щекой о чужое плечо. Натерся уже, нагладился той ночью.
– Вы ведь никогда не были в настолько холодных местах. – Баам не спрашивает. – Прошу, не забудьте купить в дороге более тёплую одежду. Также хочу вас предупредить о высокой плотности населения. Хоть вы и можете найти дома с высокими потолками, но коридоры уже не будут настолько широки. В большинстве домов в центре города даже двое не смогут разминуться.
Агеро кивает, словно бы своим мыслям. При посторонних они могли общаться только так.
– Выберите дом с хорошим отоплением и не скупитесь на угли. Вы привыкли к теплу, для комфорта вам их понадобится больше, чем местным жителям.
«В погоне за властью вы устремились в опасное место. Мне придётся повозиться, проверяя, не произойдёт ли снежная буря на вашем пути».
Агеро бдительно бьёт по руке слугу, попытавшегося спрятать золотую статуэтку в рукаве. Кажется, и этот вечер они проведут порознь, занимаясь своими делами. Несчастного, покусившегося на что-то, что принадлежит Агеро, тот безнаказанным не отпустит. Накажет. Только не сейчас, не у всех на виду.
Баам думает, что это и к лучшему – Ли Су не перестаёт подначивать, что ещё немного и он засветится, «Смотри, как бы нимб не выскочил, ха-ха!», а Агеро и так умудряется угадывать, когда он читает его мысли. Пускай он не замечает его приподнятого состояния сейчас, но может заметить после.
Чужая внимательность хоть и греет, но нельзя отрицать её опасности.
***
На новом месте Агеро прорыскал юрким зверьком, ища лучшее место, и стальными зубами вырвал его у прошлого владельца, оставив лишь пару светлых шерстинок на месте преступления. Никто и не заметил, не придал значения внезапному исчезновению нескольких влиятельных фигур с доски. Досадные случайности. Как же печально, что вся их ноша упадёт на плечи новичка!
Разумеется, Агеро освоился быстро.
Баам прикрывает ладонью улыбку, наблюдая издалека, чтобы не обжечься, за чужим праздником. Церковь стоит, пока нетронутая, источающая святость одним своим видом. Не знающая, что впускает в свои стены самого настоящего дьявола в рясе.
***
«Роскошь – это замечательно».
Это написано на лице лежащего в бадье с горячей водой Агеро, не нужно даже мысли читать. Он быстро замерзал, как и предсказывал Баам, и каждый раз, вернувшись, плевал на божьи заветы и окунался в воду, сидя, пока та не начнёт остывать.
Так и сейчас. Баам плотно закрывает окно, которое использовал, чтобы войти, и поднимает пару бумаг со стола, быстро входя в курс дела. Агеро молчит, предаваясь лени, ленясь даже позвать слугу, чтобы подлить кипятка в начавшую остывать воду, но взглядом провожает как откормленный кот, увидевший сметану. Баам мысленно стукает себя по лбу – не хватало и ему начать кошачьи сравнения использовать.
– С возвращением, Баам, – наконец открывает рот Агеро.
Баам кивает, более занятый бумагами.
– Я рад, что вы всё ещё в добром здравии, несмотря на моё отсутствие.
На самом деле от небольших рукописных букв уже рябило в глазах, но чужой почерк давал глазам хоть немного отдохнуть. Велеречивый слог готового письма успокаивал воспалённый жёсткими, канцелярными формулировками разум. Агеро умел писать красиво, и внешне, и по содержанию.
После выдачи задания с него стали спрашивать отчёты. Пока только насчёт происходящего, хотя он уверен, что скоро ему придёт приказ сделать отчёты за все предыдущие года. Приготовиться к этому стоит заранее – после почти двух десятков лет работы ненаписанных отчётов накопилось немерено. Из-за этого он и пропадал, уделяя ночное и вечернее время увеличивая стопку бумаг, что день ото дня росла в его комнате.
Агеро скучал. Даже сказал об этом через пару дней, утыкаясь в его плечо лицом. Баам тогда мог лишь легонько похлопать его по спине – дальше могло стать ещё хуже.
– Не хочешь присоединиться? Горячая, – напоминает о себе Агеро.
Баам непривычно отстранённый и усталый, рассеянно качает головой:
– А я не очень. Вы начали писать письмо, то, что на самом верху, кому оно?
Агеро цыкает, погружаясь в воду глубже, вызывая ещё один кивок, уже умилённый – действительно надулся, хотя знал, что Баам откажется. Подойдя ближе, он ерошит влажные волосы, вкрадчиво повторяя:
– Кому оно?
Агеро, которого, видимо, головная боль отпустила не так давно, снова вникать в дела не желает, зато обнимает со всей возможной прытью, почти утаскивая Баама к себе. Мокнуть, тем более с чужим письмом, Баам не хочет, из-за чего и зависает, упираясь в края бадьи коленями и локтями.
– Ты прямо как кот упираешься, – шепчет Агеро, весело вытягивая его рубашку из штанов.
– Уверен, вы бы тоже не горели желанием купаться в одежде, – сжимает зубы Баам, не спеша прерывать короткую борьбу. Выскользнуть всегда успеет, а вот пообниматься, даже так, нет.
– Тогда разденься – просто отвечает Агеро.
– Агеро! – невольно вскрикивает Баам. Скорее от мокрой руки, коснувшейся спины, чем от чужих слов.
Тот тихо смеётся, разжимая руки.
– Просто прочитай мои мысли, хорошо? Не хочу об этом думать.
Бумажка медленно плывёт обратно к столу. Короткая разминка перед тем, как выполнить чужую просьбу. В последние месяцы Агеро просил об этом всё чаще и чаще. Не то боялся забыть что-то, не то стремился как можно быстрее освободиться, чтобы снова иметь время и возможность если не зацеловать, то хотя бы заболтать Баама.
Такое внимание согревало тоже.
Но дела есть дела.
***
Дороги замело, оставив Агеро наедине с прекрасным столом из резного дерева, стопкой бумаг, связанных с его жильём, покоившейся у его левой руки, и Баамом, мерно покачивающего ногой у руки левой. Тот, кажется, дремал, подтянув одну ногу к груди и уложив на неё голову. Редкое зрелище. Агеро оно нравится.
Вот только Баам не спит – отвечает, стоит только открыть рот:
– Это только начало зимы, после подобное будет происходить чаще. Потому, прошу, разберитесь с этими бумагами до того, как домовладелец начнёт создавать проблемы. Вас могут выселить.
Мысль о выселении Агеро нравится, пусть в его фантазии из дома вылетает именно домовладелец-скандалист, но озвучивать её он не спешит.
– Я хотел спросить о другом.
Баам даже открывает глаза. Умилительно сонный, приходящий в последние дни всё позже и позже. Прекрасный и прохладный с улицы, с маленькими капельками на щеках и волосах от растаявших снежинок.
«До чего же он красив», протягивает про себя он, невольно улыбаясь. На щеке остался след от колена, словно от подушки. Тонкие пальцы сжимаются, перебирая изящную резьбу.
– Господин Агеро?
Он подцепляет верхнюю пуговицу чужой рубашки.
– А синие у тебя есть?
Впервые за их знакомство Баам приходит в чём-то ином, чем привычная чёрная рубашка. И, кажется, замечает это лишь сейчас. Агеро улыбается шире, обнажая чужую шею. На этот раз не было даже галстука. Ещё одна пуговица – ключица.
Сонный Баам думает над его прикосновениями дольше, чем обычно, позволяя и прижаться губами к шее, и прикусить ухо, и, окончательно встав, потянуться к губам. Даже приоткрывает рот, но скорее по привычке. Агеро не напирает, целуя одними губами, пока Баам решает, положить ли ему руки на плечи или отстранить, скорее всего напомнив о работе.
Лопатки почти жжёт от чужих ладоней, заставляя застыть с приоткрытым ртом. Удивительно энергичный Баам сам прижимается, сам запускает пальцы в его волосы, заодно разминая кожу и вырывая тихий стон. Удивительно ярко отвечает, даже когда сам Агеро ещё не втянулся. Волна тепла прокатывается по нему, когда он прикрывает глаза, отдаваясь моменту. Баам редко бывает настолько активен.
Фиолетовая рубашка мнётся хуже, ткань совсем незнакомая, и, даже вытянув её из чужих штанов, гладить Агеро предпочитает поверх, привыкая к необычной фактуре. Баам спускает всё на тормозах, ещё раз прижимаясь к его губам. Ресницы мелко подрагивают, но глаза не открываются. Агеро тянется, чтобы их поцеловать.
И оказывается отстранён.
– Есть. А теперь продолжайте работать.
Ему стоило вспомнить раньше, что обычно следовало за такими вспышками тепла. Баам не баловал его, заменяя продолжительность качеством, и не давал зайти дальше, раз за разом отправляя к делу, которое по той или иной причине оказывалось не завершено к моменту поцелуя. Поцелуй-подбадривание, после которого даже самые сложные узлы немного ослаблялись, поддаваясь значительно легче.
Но сейчас узлов не было, зато был Баам, словно исчезающий с каждым днём. Приходит позже, уходит раньше, меньше говорит, часто смотрит в пустоту. Зато несколько раз Агеро тайком ловил его на ночных визитах, во время которых засыпать приходилось с экстренной скоростью – Баам продолжил украдкой приходить в те сны, уже даже не пытаясь их скрыть.
Агеро соскучился. И отпускать Баама из своих рук так просто не собирается.
– Работа подождёт.
Он расстёгивает третью пуговицу, с удовольствием подмечая свою метку, не успевшую сойти до конца. Когда-то давно Баам попросил не ставить их на местах, что нельзя прикрыть одеждой, и, хоть и с большим сожалением, Агеро сдерживался. Зато под одеждой…
Игнорируя всё на столе, он смахивает бумаги в сторону, делая исключение лишь для чернильницы, которую аккуратно закрывает. Кладёт руки на чужие бёдра – Баам оказывается на середине стола, приминая кончик документа.
– Это важные бумаги! Вам нужно разобраться с ними до конца недели, это сроч…
Баам спешит, готовясь возмущённо выскользнуть из его рук и наблюдать уже со шкафа, но Агеро бессовестно перебивает:
– Ты важнее. И срочнее.
Тут трескается даже самообладание Баама. Румянец медленно, словно пробиваясь с боем, разливается по чужим щекам. Не выдержав, Агеро коротко их чмокает. А потом возвращается к губам. Бумаги никуда не убегут. В отличии от Баама.
– Го…
Он, не думая, прерывает чужое возражение поцелуем, углубляя его. Баам, на удивление, не возражает, хоть и почти не отвечает. Видя, как он балансирует между «да» и «нет», Агеро проводит пальцами по чужой шее, с удовольствием ловя судорожный вдох.
– Баам.
Тот отворачивается, поджимая губы. Не смягчается ни от неспешного поглаживания спины, ни от ласковых укусов в начинающее краснеть под губами ухо, ни от узора, что вырисовывали его пальцы, неспешно спускаясь по бедру к колену. Но не уходит. И дышать начинает чуть чаще, еле заметно, но чаще.
«Упрямый», хмыкает Агеро. Но, возможно, ему удастся сдвинуть чужие весы в нужную ему сторону.
– А если так?
Парой движений он расстёгивает оставшиеся пуговицы, подвигает ногой скрипнувший стул, и быстрыми, чтобы его не успели остановить, поцелуями спускается к чужому животу. Штаны снимаются дольше, потому Баам успевает осознать и завозиться, пытаясь если не остановить его, то замедлить. Что приходится очень кстати – Агеро пользуется этим и спускает чужую одежду аж до колен.
Он успевает бросить взгляд на Баама, ловя непередаваемое выражение смятения, перед тем, как спуститься ещё ниже, оставляя чувствительный укус на тазовой косточке. Несвойственно себе, Баам лишь прикусывает губу, сжимая кулаки. Агеро неторопливо прикусывает чужой живот, оставляя метки, что хоть и побледнеют после, но всё равно будут напоминать о себе каждый раз, когда Баам будет раздеваться.
Агеро ждёт, когда Баам возбудится до конца, кусая напрягшийся живот ещё раз, когда ощущает попытку отстранить – ладонь давит ему на лоб. Чужой взгляд наконец полон решимости, которой полны и последующие слова:
– Вы не посмеете сделать это здесь. Дверь не заперта, место просматривается с улицы. Вы не знаете, какой бродяга может начать разносить о вас сплетни. В конце концов, что подумают слуги или даже сам домовладелец, когда увидит, что вы…
– Почтенно склонился над бумагами? – улыбается Агеро, приподнимая брови. Под чёлкой это, правда, видно не было.
– Господин Агеро! – возмущённо восклицает Баам, второй рукой собираясь подтянуть исподнее.
– Ты забыл, что без твоего желания никто тебя не увидит?
«Если кто-то войдёт, то видеть тебя буду только я. Весь этот вид, весь ты – только мне», думает Агеро, понимая, что Баам из-за возмущения снова подастся вперёд и прочитает его мысли. «Только представь, ты можешь стонать в голос, а мне нужно будет лишь наклониться чуть сильнее, чтобы не было заметно».
Баам вздрагивает, ловя образы, промелькнувшие в его сознании, и замолкает. Но лишь на секунду.
– То, что вы сами лишены стыда, не означает…
– Баам, если ты не хочешь, то можешь просто встать со стола, ты знаешь?
«Я тебя не держу, как ты видишь». Он даже руки поднимает, показывая, как именно.
Баам застывает. Видимо, эту карту ему крыть было нечем. На самом деле можно было даже не вставать, лишь оттолкнуться, чтобы взмыть в воздух, где Агеро его не достанет. Но Баам сидел, всё ещё держа руку на чужом лбу, не пытаясь даже отстраниться, как бы ни возмущался.
Видимо, переубедить в недопустимости происходящего он пытался не только Агеро. И дрогнувшие пальцы, соскользнувшие на темечко, тому ясное доказательство. Затянувшееся молчание прерывает тихий смешок, когда эти пальцы начинают легонько давить, вот только вниз, а не от себя. Мучительное смущение на лице Баама заставляет улыбаться даже лучше удачной интриги. Интригу он запишет и забудет, а чужое смущение будет хранить в памяти как сокровище. И, разумеется, вызывать раз за разом.
Возбуждённый Баам упрямо кусает губы, не желая стонать, и Агеро, с энтузиазмом и игривостью, его статусу не приличествующей, пытается это изменить. В тишине, прерываемой лишь завываниями ветра за окном да далёкими шагами слуг, Баам держится удивительно стойко. Агеро садится на стул, не отстраняясь, и с наслаждением слышит кряхтение, стоит ему резко опустить голову.
Шаги у двери заставляют их бросить взгляд вбок. Агеро прикрывает рот ладонями, как если бы задумчиво сцепил их во время решения сложной задачи. Баам смотрит на него со сдержанным ужасом и красными до невозможности щеками. Агеро отстраняется, под прикрытием рук неспешно лаская головку языком. Лучшего момента для стука в дверь, чтобы прозвучать, выбрать было нельзя.
– Входите, – намеренно задевает он Баама губами.
– Владыка Агеро, входную дверь занесло. – Агеро снова высовывает язык, отчего чужие бёдра ощутимо вздрагивают. Каждое следующее слово – юркое движение, вырывающее сдавленные вдохи. – Угольщик не может занести заказ, а чёрный выход вы приказали скрыть и никому не показывать. Владыка Агеро, может… разрешите открыть чёрный вход? Ненадолго, только слугу послать, чтобы завалы разгрёб.
Баам прикрывает лицо ладонью, явно не вынося всей насыщенности происходящего. Агеро жалеет, что не может оттянуть чужую руку, но у всего есть своя плата, потому он лишь задерживает дыхание.
Агеро открывает рот шире, медленно опуская голову в «кивке». Губы саднит от того, что он забыл их облизать, шершавая горячая кожа поддаётся под ними медленно, зато обратно – с куда большей охотой, оставаясь невесомым ощущением даже когда он, отстранившись, сглатывает, готовясь говорить.
Сердце греет знание, что тихий всхлип от «кивка» слышит только он.
– Спустите слугу через чердачное окно. – Лёгкое, незаметное со стороны касание. – Оно не законопачено. Войдёт вместе с угольщиком. – Ещё несколько движений языком. – После очистите всё пространство у дома. – И ещё. – И отогрейте, наконец, кабинет! – От непрекращающихся прикосновений украдкой то между фразами, то прям посреди, Баам дышит всё чаще, явно еле сдерживаясь от того, чтобы застонать. – Если ты думаешь, что это – тепло, то я разрешу тебе спать на чердаке. Потому что там будет лёгкая прохлада которую ты так любишь.
Когда Агеро словно бы разочарованно склоняется к самому столу, пользуясь его возвышающимися бортиками, Баам тихо вскрикивает. Разумеется, слышит это только Агеро. Слуга скрывается, почтительно закрыв дверь, а тихий влажный чмок, даже если и услышал, то предпочёл не обдумывать. Мало ли какие у господ причуды. И так сегодня на удивление рассеян, почти добр. Не стоит искушать судьбу.
Распалённый, стыдливый Баам, упрямо смотрящий в окно. Знакомое до покалывания зрелище, которое ему никогда не надоест. Сейчас достаточно совсем немногого, чтобы заставить стонать в голос, потому что настолько в сторону Баам смотрит лишь когда теряет контроль. Но сейчас ему интереснее другое.
– А ведь тебе понравилось.
Баам молчит, не соглашаясь, но и не отрицая.
– И ты всё ещё держишь руку у меня на затылке. Знаешь, если бы ты её сжал, я не знаю, смог ли бы отговориться сквозняком. А ещё ты мог отстранить. Или хотя бы попросить прекратить.
Баам молчит, пусть и смущённый не в пример больше прежнего. Хотя, казалось, куда уж сильнее?
– А знаешь, как-то кабинет запылился… хочешь, позову уборщика? Сможем продолжить при нём.
Баам, кажется, сейчас задымится.
– Господин Агеро!
– Да? – с видимым удовольствием отвечает он.
– Вы невыносимы! Пожалуйста, хотя бы доведите дело до конца перед тем, как…
Агеро улыбается так, что болят щёки:
– Довести какое дело? Говори точнее, а то я подумаю о том, что ты намекаешь мне закончить с бумагами перед тем, как перейти к десерту.
Попытки Баама выглядеть невозмутимым, попытки сделать вид, что совершенно не смущён тем, что произносит его рот, выглядят почти так же приятно, как совместное пробуждение. Агеро любуется им долгие секунды перед тем, как кивнуть и снова склониться, на этот раз не ограничивая себя ни в темпе, ни в прикосновениях. К его удовольствию, на этот раз Баам всё же стонет.
***
Настольная лампа заставляет глаза свербеть, словно пытаясь заставить их исчезнуть из глазниц. Отчёт за сегодняшний день, нет, месяц, в первую очередь. Остальное позже, если останутся силы. Носиться по всему городу, проверяя верность чужих догадок, чтобы скорректировать чужую линию поведения, почти так же сложно, как часами вспоминать мелкие детали и обходить, объяснять иначе все события, избегая дать хоть намёк на их отношения.
Через несколько дней ему придётся поспать, и, если его не подловит Агеро, то утром стоит купить ещё ручек и бумаги – старая начинает заканчиваться.
Головной боли у него определённо прибавится.
Уже через две недели он получит жёсткий дедлайн по сдаче отчёта, так нехарактерный для обычной работы. И дедлайн этот окажется намного ближе, чем он предполагал.
***
Многолюдные улицы раздражали толкучкой, редкими продавцами и попрошайками. Запахи города смёрзлись, но мерзкие потёки и подозрительные заледеневшие лужи вызывали не больше желания проходить с ними рядом, чем конский навоз. Агеро всегда ездил каретами, когда выпадала такая возможность.
Карету трясёт, и луч солнца из-за приоткрывшейся на повороте занавески мажет по бледной скуле Баама, задевая полуприкрытый золотистый глаз. Агеро тихо смеётся чужим словам, вынимая руку из муфты, чтобы поправить сбившуюся шторку. Взгляд его соскальзывает на чужую одежду, такую же, как всегда. Даже рубашка та же, знакомая.
– И не холодно тебе, Баам?
– Тела демонов могут переносить намного более низкие температуры. Это не самые холодные места, в которых мне доводилось бывать.
Агеро неопределённо кивает, подмечая, что на вопрос Баам так и не ответил. Не то из-за усталой рассеянности, не то из-за нежелания отвечать на вопрос, не то ради того, чтобы пояснить ещё одну деталь, что может понадобиться ему после смерти, пока не забыл. В повисшем молчании чужие глаза закрываются, дыхание замедляется, словно Баам урывал лишнюю минуту дрёмы для последующего бодрствования.
А, может, это была лишь усталость – чужие глаза покраснели, да и глаза самого Агеро от сверкающего снега начинали слезиться. От яркости, от ветра, от холода.
Белая накидка оттягивает плечи тяжестью дорогих мехов, не давая замёрзнуть даже на улице, не то, что в более-менее прикрытой карете. Снегопад раздражал, напоминая о том, что дорогие сапоги вновь будут утопать в белых заносах, что ленивые слуги постоянно забывают расчищать.
Разумеется, забывают слуги и протопить весь дом к его приходу. Хоть в коридоре изо рта и не вырывается пар, но засыпать при такой температуре Агеро бы поостерёгся. Баам за его спиной проводит рукой по двери, отчего еле заметная трещина зарастает, а лёгкий сквозняк, холодивший его руки, согретые ранее муфтой, почти пропадает.
«Или он замёрз сам», думает он, ещё раз оглядывая Баама. Бледный, заострившиеся черты лица придают вид зловещий, демонический, а пряди кажутся почти чёрными в сравнении с кожей. Почти прямые, они спадают на лоб. Агеро тянется их поправить, и, лишь касаясь, понимает, как промёрз Баам.
Для того, чтобы снять накидку, ему нужно одно изящное движение. Ещё несколько, чтобы накинуть её на Баама.
Тот удивлённо поднимает глаза. Кожа почти сливается с белоснежным мехом, волосы окончательно чернеют. Глаза выделяются двумя застывшими звёздами. Агеро поправляет её, нагретую изнутри, заставляя плотнее запахнуться на неподвижной фигуре. На Бааме она смотрелась… замечательно.
Будь его воля – замотал бы в меха и шелка и не выпускал бы, нежа у камина. В свои драгоценности замотал бы, достал бы кольца, держал бы чужую ладонь, примеряя, едва не пытаясь надеть их все сразу. Вытащил бы ягодный бальзам, остающийся и сладостью, и горечью на языке, и ощущал бы этот вкус в поцелуе.
Богатство, роскошь, драгоценности, это замечательно. Но главная его драгоценность стоит, непроницаемо глядя в его глаза. По виску стекает растаявшая снежинка, ладонь, словно плохо гнущаяся, аккуратно придерживает непристёгнутый край накидки совсем рядом я его ладонью.
Главная его драгоценность на голову превосходит все остальные, что он всегда мог бросить, когда те перестанут ему нравиться. Главная его драгоценность ценнее их всех вместе взятых.
И о своей драгоценности он собирался достойно позаботиться.
***
Термобельё спасает недолго, лишь не даёт конечностям замёрзнуть до стадии, где конечности перестают сгибаться, а кровь застывает острыми льдинками, при каждом движении оставляя собой синяки. Репутация демонов должна быть непоколебима, будь это экстремально низкие или экстремально высокие температуры. Он не лгал, было и холоднее.
Демоны не боятся холода, не боятся жары. Не имеют подобных мелких слабостей. Они выше этого. Демоны должны вести себя так, словно тела у них нет вообще. Ещё одно правило, о котором он однажды расскажет Агеро. Но не сейчас – волноваться ведь будет, согреть пытаться.
Но и так пытается. Смотрит на него сыто, смахивая капельки воды с меха, поправляя воротник. Баам расслабляется, глядя на эту сытость, и инертный разум застывает на этом лёгком чувстве при виде чужого умиротворения. Он не замечает, как Агеро подаётся вперёд, улыбнувшись чуть шире.
На самом деле замечает, но не понимает, что последует дальше.
Агеро касается его губ языком, прижимается к ним. И примерзает.
Запоздало Баам поднимает руку, вспоминая нужное заклинание, чтобы отстраниться можно было без жертв. Взгляд у Агеро непередаваемый, покрасневшие от холода губы и язык подрагивают.
– А говорил, что не холодно.
– Агеро, у демонов иная переносимость температур, – повторяет он, – Эта температура для меня безопа…
Агеро не слушает его, и мягко придерживает за плечи, не давая никуда уйти. Крик слуге принести горячий шоколад режет по ушам и заставляет немного поморщиться. Баам заканчивает уже ненужную фразу:
– …сна.
Недосып притупляет реакцию. Он понимает, что его взяли на руки, хоть и с некоторыми затруднениями, лишь когда Агеро уже делает пару шагов. Он думает, что так недолго и заснуть, а затем – что в предыдущем отчёте он должен дописать окончание, пока не завершил стандартной фразой, иначе события вызовут слишком много вопросов. После него стоит взять не следующий месяц, а попробовать описать сразу несколько; время было однообразное, можно просто…
Он выныривает из мыслей, лишь ощущая, как Агеро крепче сжал его, усаживаясь в просторное кресло. Нить рассуждения выпадает из его неплотной хватки, и он привычно вздыхает. Накидка уже не грела, но была мягкой и окутывала словно одеяло. Баам аккуратно, стараясь не задевать чужую кожу своей, кладёт голову на чужое плечо.
Он не будет спать. Просто немного посидит вот так.
Губ касается горячий шоколад, один пар от которого заставляет поморщиться – в резком перепаде температур тоже мало приятного. Но, если перетерпеть, то станет немного легче.
Первый глоток охлаждается ещё во рту, второй и третий прокатываются по горлу еле тёплыми, но четвёртый, пятый, шестой медленно отогревают грудь, а под конец крупной чашки он чувствует приятное тепло в животе. Разумеется, надолго оно не сохранится, но даже эти минуты он планировал смаковать до последнего.
Только приоткрыв глаза он видит радостный трепет в глазах Агеро. Верно. Ему бы стоило сейчас скинуть накидку и застыть в воздухе, говоря о чём-то полезном. Ему бы стоило выдумать отговорку, почему он вообще позволил себя нежить, почему так тянется сейчас к теплу. Стоило вести себя бодро, не показывая усталости.
Но отчёты прочитает от силы два человека, которые скрепят их друг с другом и отправят в архив. Никому не нужные, треклятые отчёты, из-за которых он забыл, когда в последний раз спал. А Агеро заботится. И заботу эту очень, очень хотелось принять.
***
Агеро задерживает дыхание, когда Баам открывает глаза. Не уходит. Сам ластится – положил уже голову обратно на плечо. Уходить и не собирается – тонкая ладонь выскользнула, но лишь для того, чтобы придержать сползающий край накидки. Вот-вот снова глаза прикроет, а то и заснёт. Вот так, без долгих попыток заставить его забыть о сне и утомить, и лишь затем любоваться засыпающим рядом.
Баам даже не вздрагивает, когда он запускает руку между полами, гладя всё ещё ужасно холодные бока. Когда Агеро замирает, тот лишь устраивается удобнее и расслабляется, словно не видя в этом ничего необычного. Словно не должен был сейчас начать ворчать или мягко остановить его.
Он запускает руку глубже, гладя ледяную спину, Баам тихо вздыхает. Плечо расслабляется, когда он сжимает его и мягко массирует. Переместив руку на грудь можно с удивлением почувствовать уверенное сердцебиение под холодной кожей. Переместив ниже – немного тёплый участок и расслабленный живот.
Баам наслаждается его прикосновениями, расслабляясь лишь сильнее, когда он начинает расстёгивать пуговицы рубашки. Расслабляясь лишь сильнее, когда он расстёгивает штаны, стягивая ещё одни под ними. Расслабляясь лишь сильнее от того, как он выводит узоры на чужом животе кончиками пальцев.
Баам возбуждается медленно, рука даже успевает замёрзнуть, пока скользит вверх-вниз, неторопливо обводя контуры тела. Болезненно сводит брови, крепче прижимаясь к нему, и рвано вздыхает.
Баам холодный даже под одеждой, но отрывистые вдохи у него выходят удивительно горячими. Ладонь сжимает край накидки сильнее, легонько подрагивая. Он накрывает её своей, заодно обнимая Баама за плечи крепче.
Агеро не знает, в чём причина этого. Сошлись ли звёзды удивительным образом, снизошло ли на него божье (дьявольское?) благословение или он сам не заметил, как наступил крупный праздник, но подарок был восхитителен – медленно Баам начинает покрываться румянцем, чутко реагируя на осторожные прикосновения. Рука не чувствует, становится ли Бааму теплее, но Агеро надеется, что да. Тем более что на чужом лбу через пару минут выступает испарина, к которой липнут короткие пряди.
