Текст книги "Дыхание (СИ)"

Автор книги: Эмманриуэль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)

В тесной келье бросала на холодное лицо тёплые отблески свеча. Маленький источник света не окутывал комнату, освещая лишь стол с бумагой, на которой буква за буквой проявлялось под тонкими пальцами послание. Агеро казалось, что его руки даже слишком изящны для простого сироты, но он ничего не спрашивал о своём происхождении, считая это делом времени. Когда он встанет во главе монастыря он, после всего прочего, найдёт старые письма и записи и узнает, чьим бастардом является. Сейчас есть вещи много, много важнее. Например, письмо – больших трудов стоило перехватить недавнее тайное послание главе монастыря, интересную просьбу за символическую плату.

Просьба – одна из многих, никто и не заметил, что подобные просьбы зачастую попадают в посторонние руки. Они лежат в его тайнике, в то время как он выученным почерком обозначает своё искреннее согласие с совершенной невиновностью барона Маучи. Он уже окунает перо в чернильницу, думая, какая же цитата из Серебряного Дождя будет уместна, когда пламя начинает танцевать, а шею обдаёт прохладой из открывшегося окна.

Ставни окна были сделаны из дерева. При захлопывании ставней и опускании перекладины пробирающегося сквозь щели сквозняка было недостаточно для того, чтобы заставить огонь так трепетать. Перекладина была крепкой, хруста он не слышал, как и иных необычных звуков со стороны окна. Перо медленно опускается в чернильницу, сам Агеро выскальзывает из-за стола.

Погасшая свеча больше не перебивает голубоватый свет из открытого окна. Голубоватый свет, окружающий тень, чьи крылья – явно лишённые перьев – постепенно уходят за спину. Агеро оборачивается, хватаясь за край узкого стола, чтобы не упасть от резкого движения, и видит удивительно кошачьи глаза. Золотистые, отсвечивающие с лица, скрытого тенью, двумя болотными огоньками. Минуту занимает у Агеро отвести от них взгляд, чтобы подметить рожки и хвост. Молчание затягивалось. Неизвестный демон протянул руку, будто что-то проверяя, и спрыгнул внутрь.

Секунда неподвижности, и ставни за чужой спиной захлопываются, а свеча вновь наполняет комнату тенями и золотистым светом. Демон отводит взгляд от свечи, отчего янтарь вновь вспыхивает золотом, словив удачный блик свечи. Голос мягкий, располагающий к себе, звучит, по мнению Агеро, так, как и должен звучать голос демона. Именно таким голосом, а не адскими завываниями и скрипучими сетованиями и смешками, должны они склонять верующих во зло. Агеро слышит:

– Не хотите поговорить, Господин Кун?

И от голоса, от обращения – Господин! – мурашки частой щёткой проходятся по его спине.

В тёплом, тусклом свете лицо наконец можно было разглядеть. Мягкое, в чём-то детское, с большими, искренними глазами. Лишь идеальность, неестественная для живых, вызывала странное чувство тревоги.

В своей жизни Агеро никогда не встречал демонов. Да и не думал никогда, что придётся – искусители приходят лишь к тем, кто искренне верует, мелкие пакостники обходят даже формального священника за три версты, а иные предпочитают оставаться в аду, чем бы они там ни занимались на самом деле. Он никогда не встречал демонов раньше, но этот ему определённо нравился.

Демон смотрит на тянущуюся руку спокойно, проявив лишь малую толику удивления, когда она прошла выше горла.

«А волосы, до чего же мягкие!»

– Как у котёнка.

Агеро прикинул, насколько часто нужно мыть голову, чтобы поддерживать волосы в таком состоянии, и присвистнул. Список его целей на времена значительно позже становления главой монастыря пополнился ещё на один пункт.

Демон явно был не готов к подобному повороту событий. Однако, его рука была сброшена почти сразу, открывая зарумянившееся от подобной фамилиарности лицо. Ассоциация с мягким, безобидно-агрессивным котёнком становится крепче.

– Что вы делаете?!

Демон, взяв себя в руки, возвращает лицо к прежнему застывшему, почти зловещему состоянию.

– Разве порядочным монахам в это время суток не полагается спать?

Агеро в ответ лишь улыбается.

«Боюсь, с порядочным ты прогадал, как бы тебя не звали, демон».

***

В первую их встречу Баам сбежал, едва смертный начал двигать рукой у него на голове, стеснённый пространством между рогов. Он даже забыл оставить за собой запах серы, забыл оставить напоминание о том, что это не сон, забыл, что ему, вообще-то, нужно было в чём-то жертву убедить!

Ну не мог он спокойно вынести такого… фамилиарного отношения к себе! Какой порядочный монах, увидев вошедшего через окно демона, потянет потрепать его по голове?!

Баам трёт виски, паря за окном, пытаясь осмыслить произошедшее. За все века его практики такого ещё не происходило. Боялись, да. Кидались, чем под руку подвернётся. Читали молитвы. Звали ангелов, звали других братьев, кто-то даже звал маму. Кто-то считал, что это сон, расслабленно пропуская мимо ушей всё происходящее. Были даже случаи, когда он притворялся смертным из-за невозможности войти в келью из-за концентрации святости, но даже тогда никто не позволял себе… подобного! И к чему было это «Как у котёнка»?! Он – демон, а не котёнок!

Вот только смертному объяснить это было намного, намного сложнее. Когда утром Агеро встал, снова достав письменные принадлежности из тайника, Баам присел на край стола. Раздумывая о предыдущих попыток влияния, он покачал головой – Агеро или игнорировал его, отбрасывал мысли, которые должен был считать своими, или же ему везло, и никаких последствий, ради которых Баам и пытался поменять его планы, не выявлялось.

Единственный способ узнать наверняка действовали его увещевания или нет – заставить проговориться. Баам не мог следить за своей целью круглые сутки, слишком много времени Агеро проводил в церкви по тем или иным делам.

Вопреки уже угасшей надежде смертный не смутился при его появлении, не испугался и даже не вздохнул, осознавая, что его спокойной и благочестивой жизни пришёл конец. Улыбнулся, будто старому знакомому, и отвернулся обратно к бумаге. Последнее Баама пока устраивало – сейчас ему нужно выбрать несколько фраз, что выбьют из колеи и не дадут сосредоточиться весь оставшийся день, время для разговоров наступит вечером. Однако, выбивают из колеи его:

– Ты бы согласился убить двоюродного брата под угрозой раскрытия этой информации?

Баам, не задумываясь, проходится глазами по строчкам и качает головой, опомнившись лишь при чужом печальном вздохе:

– Хорошо, тогда это придержим.

– Сгусти краски, уточни, от кого был выкидыш и усиль словами о гневе Небес, всего пару дополнительных деталей, их можешь выдумать, если остальное – правда, маленькая ложь затеряется в ней. Если справишься, то он согласится.

В улыбке, ставшей шире от такого полезного совета, не было ни капли света. Баам помнит документ с заданием наизусть, в нём чётко было сказано – отвратить монаха от веры.

У Баама много, чертовски много вопросов к бухгалтерии.

========== Имя ==========

Весь день Баам просидел в чужой комнате, продолжая мало-помалу перелопачивать её содержимое, чтобы узнать о владельце побольше. Подушка цела, в ней почти ничего нет, кроме соломы, в одеяле ничего не спрячешь – слишком тонкое. Матрас так же пуст, как и взгляд самого Баама – каждая минута ожидания напоминает о том, насколько запутанная и невыносимая в Аду бюрократия, и что хорошо, если через месяц он получит быстренький комментарий от друга, через которого эта клятая бумажка может пройти, а полноценный ответ с инструкциями…

Шкаф пустует, в одежде потайных карманов как не было, так и нет. Стол он осмотрел первым делом – ничего особо интересного, только письма, немного записей о чужих поступках с доказательствами или свидетельствами, чернильница с пером, должно быть, украденные. Множество предосторожностей, чтобы всё это не нашли.

Ничего.

Ничего, что подсказало бы ему, что делать.

Баам глубоко вздыхает. Простукивает пол и стены, даже потолок. Думает заглянуть в чужие кельи, но понимает, что даже в коридоре движется с трудом – святость.

Ещё один повод задуматься о том, зачем он здесь нужен. Этот смертный настолько грешен, что святая энергия вокруг него просто не сохраняется, не проникает в его пространство, в его комнату. Настолько грешен, что…

Баам не хочет додумывать, что, возможно, при должных тренировках этот смертный может стать даже более умелым демоном-искусителем, чем он сам.

Остаток дня он проводит в полудрёме и ленивых размышлениях, которым мешает подушка из соломы. Не то, чтобы ему нужен был сон ближайшие несколько дней, но стоять было отвратительно скучно. Привычные шаблоны поведения не работали, хоть он всё ещё собирался их применять, до последнего надеясь, что хоть что-то не выйдет боком. Возможно, где в глубине… в абсолютной глубине этот смертный праведник, каких поискать, и в задании не было ошибки. Возможно, ему предстоит долгая работа, выходящая за пределы инструкций, возможно, кто-то решил, что у него достаточно опыта для того, чтобы стать тем, с чьих методов инструкции составляют. Возможно.

Он должен придерживаться этой точки зрения до тех пор, пока не убедится в обратном. Ошибки и неудачи, особенно при возложенных надеждах, просто так с рук не спускают. Его вполне могут прокатить на рогах за провал.

Когда вечером Агеро возвращается в комнату, Бааму нужно всего пару движений для того, чтобы скатиться с кровати и скрыться из чужого взора в тени, слиться с ней, привычно обволакивая себя крыльями.

***

Вернувшись к себе и застав там лишь затхлую, но тёплую пустоту, Агеро был немного разочарован. Очаровательный демон отсутствовал, как и хоть какие-то напоминания о нём. В историях, которыми запугивали старшие по чину, демоны часто оставляли подарки или какие-то послания, чтобы постепенно свести человека или с ума, или с праведного пути. Сходить с ума Агеро не хотел, но подарки лишними не считал. Что там обычно обнаруживали монахи? Проклятое золото и украшения, новорожденных детей, запрещённые верой книги, одежды, или богатые, или непристойные в своей экзотичности. Заманчиво.

Привычный ритуал – проверить стул, стол, выдвинуть ящик, зацепив им нижний, приподнять и вернуть на место. Ручки лучше не трогать, если не боишься потом чесать покрасневшую и опухшую руку весь день – найти нужное растение, безопасно пронести и натереть ручки нижних отделений было непросто. В ящике – поднять верхнее дно, достать набивку с ненужной чушью, поднять второе – с бумагами, пером и чернильницей. Расположить на столе, взять спрятанную бумагу и продолжить писать ответ. Много мыслей, мало букв.

Начало выписывается сносно, в середине он застывает, отложив перо, чтобы не поставить кляксу. Утренние слова демона прокатываются в сознании, пока он ищет в них ещё одну подсказку. Он обдумывал этот совет множество раз во время уборки, переписывания священных книг и молитв, но так и не пришёл к желанному озарению.

– Ещё один совет был бы кстати, – говорит он уверенно, будто наверняка знал о чужом присутствии.

Взрыв шороха за спиной вызывает мурашки, как и интонации недовольного голоса:

– Господину Агеро должно быть известно, что демоны не помогают безвозмездно.

– Разумеется. И что же хочет милый демон в обмен на помощь? – Он не удерживается, добавляет с ехидством, – Мою душу? Тела? Первенца? Крови девственницы на алтаре в полнолуние?

Агеро замечает, как демон резко втянул воздух при слове «милый», не меняясь, правда, в лице. Не в силах он оказывается и от иной шалости:

– А что же демон хочет в обмен на своё имя?

Агеро уверен, что тот не скажет. Хоть и ясно как день, что сделать с именем Агеро ничего не сможет, не имеет нужных познаний, но так же ясно и то, что он не преминет вспомнить одну из множества неловких историй, записанный в фолиантах, что ему так часто приводилось переписывать. С широкой улыбкой вспомнить какой-то домысел или предположение, вроде страха козлиных бород или копыт свиней, этого он упустить не может. К его удивлению, демон отвечает почти сразу.

– Вы отдадите мне всё, что перечислили, и даже больше, когда придёт время. Сейчас мне нужно лишь ваше послушание.

– Послушание? Моё послушание пока никто не мог ни купить, ни заслужить. С чего мне слушаться тебя, безымянного демона?

Имя, словно бесполезная, но драгоценная блестяшка, манило его, толкая на эти поддразнивания. К его ребячливой, пакостной радости, демон ответил:

– Пускай это будет авансом нашего сотрудничества. – Пауза, повисшая после этих слов, придала бы им вес, если бы Агеро не отвлёкся на качнувшийся хвост. – Моё имя – Джу Виоле Грейс.

Расплывшийся в ещё более широкой улыбке Агеро сам не заметил, как озвучил:

– Не существует демона с таким именем. Какое твоё настоящее?

Этот демон вызывал неконтролируемое умиление – взгляд находил всё больше кошачьих повадок, вроде неморгающего взгляда, качающегося от недовольства хвоста, или очаровательнейшей манеры не выражать своё недовольство напрямую, пряча его в мелочах. Агеро всегда хотел кота. Присматривался к бродяжкам, чесал за ухом, когда те подходили близко, но понимал, что домашнее животное – слабость. Пока у него не было опасных или мелочных недоброжелателей, что, не имея возможности расправиться с ним, расправились бы с его домашним животным, но он понимал, что рано или поздно они появятся. Если не сейчас, то тогда, когда он в возмутительно молодом возрасте станет настоятелем монастыря.

Демона не отнимешь. Демон показывается только тебе, он помнил это из книг, что часто переписывал вместо уборки – так не забывалось искусство письма. Демоны могущественны и могут защитить себя. Демоны не уйдут, пока не получат желаемого, а этот демон, судя по всему, сделать этого физически не мог. Нет светлого пути, с которого он мог бы сойти, нет праведности, которую можно было бы вытравить из сердца.

Забавный, милый и могущественный. А самое главное – никуда не уйдёт. Чего ещё можно желать? Остального он добьётся сам. Добьётся, а вернее сказать – дотянется.

– Вы недостаточно близки к Аду, это не та информация, которую можно заполучить с подобной лёгкостью.

Как официально!

Чужой хвост на ощупь гладкий, жёсткий, словно кора дерева. Подвижный и до крайности нервный – дёрнулся из рук при первом же прикосновении. Хоть для этого и пришлось встать из-за стола, Агеро зарывается в чужие волосы, щурясь:

– А теперь достаточно близок?

Ожидаемый возмущённый вдох, ожидаемый удар по рукам, не мешающий через пару секунд вернуть их на место. Агеро проворачивает это с ребяческой радостью, думая о том, сколько он сможет сделать до тех пор, пока «кот» не выпустит когти. Успеет ли он почесать под подбородком? Успеет ли погладить хвост до самого кончика? Успеет ли ощупать, насколько остёр ромб на конце хвоста?

Он уже размышляет, как демон будет выражать недовольство, что же станет заменой исцарапанным рукам. К его вящему восторгу, золотистые глаза сквозят опасностью. «Ничего из этого ты не успеешь», говорят они, будто обещая скорое просвещение.

– Вы поняли, что я имел в виду! Проявите хоть толику уважения! – демон, видимо, не находит иных слов, отходя на пару шагов.

– Могу требовать того же. Ты сказал, что твоё имя станет авансом нашего сотрудничества. Нет, разумеется, я могу называть тебя и по ложному имени, но тогда ты не должен возражать, если я буду звать тебя, например… Барсиком.

«Барсик» дёргается, через нос воздух с шипением вырывается из лёгких. Ещё одна кошачья особенность – шипение от недовольства. На удивление, его слова работают. Отойдя в другой угол комнаты, демон, успокоившись, произносит:

– Внимательность к словам, в особенности к формулировкам, полезное качество, оно делает вам честь. – Голос слегка отсутствующий, демон больше занят слежением за его руками, чем за интонациями. – Примете ли вы иной ответ – моё имя Баам.

– Двадцать Пятый Баам? – Ему повезло. – Демон-искуситель, о ком писали в книгах старше, чем это здание? – Невероятно повезло! – Демон, закормивший монаха до смерти?

Мало у кого ещё было настолько много нелепостей и случайностей, что искушаемые монахи успевали записать! При всём его самоконтроле сдерживать улыбку, переписывая страницу за страницей и представляя, с каким лицом, должно быть, Баам готовил очередной кусок мяса, было почти невероятно сложно! В детстве демоны представлялись ему страшными, рогатыми существами, какими их и пытались показать. Что с Баамом, что с Уреком, что с множеством других демонов картинки складывались до того потешные, что он представлял их даже во время уборки двора. Стоило хоть немного задуматься над тем, а что же там записано, и мученическая смерть явно нечистого на руку монаха представлялась капризом, на который демон не мог не ответить согласием. Священник согрешил, нарушил один из обетов, что принял, веселился всю ночь и тут же умер, не успев замолить грех.

Множество историй, поражающих глупостью священников, с нелепым развитием событий. Монах, попросивший сломать свою ногу, монах, который попросил дар жонглирования, и жонглировал стеклянными бутылками пока не вошёл его друг и не отвлёк, из-за чего одна из бутылок попала этому другу по голове. Множество историй, и почти во всех них демон добивался своего, так или иначе. Тогда это пугало и внушало трепет. Сейчас – лишь собственническую гордость, которую часто выражают аристократы, говоря о своих гончих.

У Баама, видимо, эти истории сидели в печёнках.

– Заранее предупреждаю – желудки умерших от голода животных и сожжённая одежда – не самый эффективный…

– Это понятно любому. Лучше скажи, что ты имел в виду под мелочами? Погоду во время родов, цвет пелёнок?

Окончательно пришедший в себя демон, Баам, кивает, мгновенно понимая, к чему относился в опрос. Он повисает в воздухе, паря туда-сюда, словно лектор вышагивает по пьедесталу.

Готовое письмо Агеро оставляет в обговоренном месте уже этой ночью.

========== “Милый” ==========

В один из долгих, пустых вечеров, где он проводит разговоры, вычёркивая их один за одним в блокноте с планом, Агеро разваливается на кровати и приподнимает брови, бросая любопытный взгляд.

– Ты говорил, что демоны ничего не делают безвозмездно. Прошло несколько дней. Когда ты потребуешь с меня плату?

Подавив желание разбить эту безмятежность, действительно потребовав что-то, Баам ровно произносит:

– Всему своё время.

В иных обстоятельствах он мог бы включить лукавую манеру поведения, улыбнуться, зловеще шелестя смехом – «Твою душу, человек». Сейчас ему оставалось лишь тянуть время. Фраза о плате была обязательной – посеять тревогу, заставить потерять покой, стать более податливым материалом в чужих руках. Довести до кошмаров наяву, агонии тревожного разума, и протянуть руку с мнимым спасением. Один из простых и эффективных способов, хоть и требующих времени и сноровки.

С людьми, на чьей душе покой, работать сложнее.

– Даже не расскажешь, что это за плата?

Благо, Агеро к таким людям не относился.

– Всему своё время, – легко повторяет Баам.

Хоть улыбка и источает беззаботность, тот явно пролистывает в памяти книги и разговоры, пытаясь понять, что из них может помочь. Наверняка думает, сможет ли жить без души, или с душой он заберёт и его сознание. Эти мысли, как правило, даже читать не нужно, но, помня о предыдущих промахах, о том, что этот смертный не похож на тех, с кем он работал в прошлом, Баам прикрывает глаза, сосредотачиваясь.

– А что насчёт миски молока? Примешь ли как плату? – перебивает настрой весёлый голос.

Пользуясь его закрытыми глазами, Агеро успел подойти и даже протянуть руку. Баам отдёргивается, врезавшись спиной в стену, но, не успевает он открыть рот, предупреждая, как рука настигает. Умилённая улыбка, пока Агеро зарывается пальцами ему в волосы, добивает, заставляя прошипеть:

– Господ…

– Какой милый! – с искренним восторгом восклицает человек, переводя руку ближе к уху.

Баам молчит. Застыл, в шоке пытаясь справиться с услышанным. Даже не обратил внимание на то, что его перебили. «Милый». Можно ли придумать более неподходящее описание для демона?

Он даже не огрызается больше, не стряхивает руку. Смотрит в пустоту, пытаясь понять, что именно сделал не так. В какой части его образа крылось это «мило». Что именно произошло в голове этого безумного священника, что он счёл это… «милым».

Он выскальзывает ужом из чужих рук, уже готовых провести под подбородком, и застывает у потолка. К сожалению, недостаточно высокого, чтобы полностью скрыть его в тени.

– Сегодня я нашёл ещё одно письмо. Я уже прочёл его, лишний совет не помешает.

У этого смертного совести было даже меньше, чем у него. Но делать нечего – это его работа, и уйти сейчас он просто не может.

– Вы уже получили ответ на предыдущее письмо?

***

Шум толпящихся у столиков демонов напрягал, бил по ушам после тишины вокруг монастыря. Баам смотрит в своё отражение в золотистом соке, вздыхает.

– Что, нелегко приходится? Не хочешь в бухгалтерию?

Демон садится перед ним, ставит стакан с чем-то голубоватым и пузырящимся. Баам снова вздыхает:

–… Ли Су. Снова здравствуй. Пожалуйста, не говори такие страшные вещи – почти каждый вечер ты рассказываешь об этом как об «участи хуже смерти» и теперь предлагаешь присоединиться?

– Вдвоём страдать веселее, согласись.

– Прошу простить, – качает головой Баам, – Во время работы «на выезде» по крайней мере есть свободное время.

Ли Су цыкает:

– Свободное время с несвободной душой, да. Колись, неужели что-то пошло не так?

На удручённое молчание друг подскакивает, не в силах сдержать эмоций, машет рукой. Благо, вовремя вспомнив о напитке, свободной. Это и неудивительно – в последний раз Баам признавался в проблемах на работе сотню, если не две или три, лет назад. И то – проблемой была сильная задержка выдачи подробностей о задании.

– Я ведь шутил. Баам, что произошло? Ты ведь не…

– Нет, нет, смертный определённо попадёт в Ад, но… В этом и проблема. Мне нет надобности работать с ним, он уже… уже достаточно грешен.

Ли Су садится, облегчённо отпивая. Неудача в искушении – проступок, конечно, болезненный во многих смыслах, но не критичный. Чужая вера в то, что это худшее, что с ним может случиться, заставляет Баама улыбнуться.

– Разве это не означает, что тебе досталась халтурка? Отправишь отчёт, получишь свою плату, даже не стараясь.

– Будь это так, я бы уже получил ответ. Видимо, проблема была в формулировке задания. Но… Ли Су, не это меня беспокоит.

– Что ещё, несчастная ты моя душа?

– Он считает моё рабочее поведение… – Баам переводит дыхание, готовясь произнести это вслух, – Милым.

***

Отсмеявшись, Ли Су поворачивается обратно к нему, маша рукой, мол, продолжай.

– Он обращается со мной как с котом.

Замогильным голосом Баама можно заколачивать гвозди. Ли Су прыскает:

– Даёт делать всё, что хочешь, и только поощряет?

– Игнорирует моё личное пространство, трогает голову и говорит, какие мягкие у меня волосы и как я похож на кота! Он не воспринимает меня всерьёз. Он предлагал поставить мне молоко. Уверен, скоро он подберёт какую-то палку или ленту и попробует со мной поиграть.

– Знаешь, я с удовольствием поменялся бы с тобой местами, – хмыкает Ли Су. – Эти бумажки меня в гроб вгонят.

Баам запивает горе соком, качая головой:

– Господин Ли Су, вы уже мертвы. И от переработки, как человек, умереть не сможете.

– Дай мне немного помечтать, Баам.

Ли Су прижимает прохладную кружку к виску, унимая не проходящую головную боль.

Большая часть демонов работала в Аду, безвылазно сидя в офисах, разбираясь с документацией, перенаправляя умерших, распределяя бюджет, добывая информацию, записывая её, делая одно из тех сотен и тысяч дел, что должны быть сделаны. Почти без выходных, с перерывом лишь на сон, эта работа всё равно была намного, намного безопасней работы демона-искусителя. Никакого риска встретиться с ангелами, никакого риска новой инквизиции, нет риска после провала задания получить серьёзное наказание. Многие не шли из-за неуверенности в своих силах, многие из-за страха, многие считали, что в работе внутри Ада легче заработать.

У самого Баама выбора почти не было. Джин Сунг нашёл его ещё в послесмертном восстановлении и обучении. Возможно, тот присмотрел его даже до этого – слишком удовлетворённым выглядел, найдя, даже не взглянул на остальных умерших.

Ли Су он встретил много позже, когда впервые попытался разобраться в строении очередного здания и получить задание. Здания вырастали сами, стихийно, и рушить их никто не решался. Из-за этого узнать, где нужный кабинет, можно было лишь у специальных людей, о существовании которых, как правило, никто не рассказывал. Сегодня кабинет на первом этаже, а теперь на седьмом, так как снизу выросли новые этажи, а верхние обрушились. Из-за того, что никто не мог найти нужный кабинет, наступала неразбериха, причина множества рыдающих на рабочем месте демонов разного уровня антропоморфности.

Ли Су был тем самым демоном, который всегда знал, где и что находится. В его квартале, разумеется. Это было его навязанным хобби, если можно так сказать – официально этим должен был заниматься кто-то другой.

Баам ходил от здания к зданию, между этажами, пока Ли Су не заметил, что кто-то очень потерянный проходит мимо него уже в третий раз, и при этом ни о чём не спрашивает и, кажется, вообще не замечает. Ли Су смеялся потом, рассказывая, как специально подождал ещё немного, чтобы убедиться, и лишь на пятый раз выловил его за локоть, готовясь к долгим и нудным объяснениям для новичков. «Я же не знал, что ты так быстро всё поймёшь» – вздыхал он потом.

Задание за заданием, они сдружились. В свои выходные Баам привык приходить к Ли Су и скрашивать однообразные дни разговорами – у демонов-искусителей значительно более свободный график. Тот, в свою очередь, рассказывал больше о предстоящей работе, об ответах на запросы об информации, а, получив повышение, стал ещё и саму работу рекомендовать.

Именно после повышения Ли Су у них и появилась возможность общаться в почти тихом месте, и даже перекусывать при этом – на новой должности у него были перерывы почти каждый день, и это не считая времени на сон.

Баам вздыхает. Разумеется, он знал, что друг вряд ли сможет помочь с отношением того человека, у Ли Су совершенно иной профиль, но… разве мог он не надеяться? Как говорится – надежда умирает последней.

========== Передышка ==========

Перед самым уходом друг дал совет, которому Баам и решил придерживаться – не показываться на глаза, контролировать опосредовано, через послания и знаки. Всерьёз браться за дело Бааму всё равно пока не нужно, а не давать сбиться с грешного пути можно и на расстоянии. Идеальная возможность отдохнуть.

Он гуляет по округе, выкраивая редкий свободный день на то, чтобы присмотреться к месту, где ему придётся провести много, очень много времени. Старая привычка. Он всегда так делал, когда работа обещала затянуться – не киснуть же весь день в тесной келье? День – да, два – без проблем, но не недели, не месяцы. Ему же, возможно, придётся ждать годы.

Церквушка мала, зато по всем традициям обладает своим полем и виноградником. Колодец, Баам может даже заглянуть в него, может похвастаться резьбой. Старой, как сам колодец, осыпающейся от слишком сильного прикосновения, но прекрасной, сдержанной. Возможно, полсотни лет назад какой-то мастер захотел отблагодарить монастырь за содержание, возможно, один из сирот открыл в себе неожиданный талант и однажды попросил разрешения украсить его. Вряд кто-то расскажет ему об этом. Да и не скажут незнакомцу правду. Тем более незнакомцу, что откажется переступать порог святого места.

Баам прыгает в колодец, парит, ощупывая стенки. И верно – старые следы на камне, будто кто-то долго скрёб пальцами, пытаясь выбраться. «Или когтями», поправляет себя Баам, приглядываясь.

О церкви это ничего не говорило – покажите колодец старше года, в который никто не падал? Зато говорило отсутствие костей на дне. Или они осели слишком глубоко, или даже животинку из колодца эти люди вытащили.

Церковь казалась праведной, такой, какой её представляют столь же праведные монахи, которых он привык совращать. Баам не понимал, как в такой благополучной церкви случилось бедствие в виде этого человека, Агеро.

Вопросов к бухгалтерии, в очередной раз потерявшей во время сборки половину информации из досье, становилось всё больше.

***

У Агеро был прекрасный, превосходный день! Награда, «скромная» благодарность, грела потайной карман, другая дожидалась его лишь через день или два. Недавно он перехватил ещё одно письмо, выглядящее ещё более перспективно, чем предыдущие – иметь в долгах влиятельную личность никогда не было лишним. Пусть даже влияние её было жалким, но оставалось влиянием, которого он не имел.

Войдя в келью, он торжествующе смеётся, пряча полученное письмо, перечитывая просьбу рассказать о том, есть ли среди послушников… определённый человек. Возможный наследник. Совпадали приметы, совпадали документы, в которые Агеро успел заглянуть в библиотеке, совпали рассказы и возраст. Ему вдвойне повезло – он никак с этим человеком не был связан, пару разговоров и редкие взаимные просьбы придержать стул, когда нужно было достать по той или иной причине до верхов высоких стеллажей. Ему даже не придётся изображать, будто он убивается из-за чужой пропажи!

Словно ребёнок, он тянется поделится своей радостью. Оборачивается, ожидая увидеть мрачно хмурящегося демона. Келья встречает его безмолвием. В сумерках можно различить тени, отбрасываемые яблонями, тишину перед грозой, которая давала ему время для составления плана, которая сможет скрыть любой восторженный восклик. Не отчаиваясь, он делает шаг к окну, скользя глазам по углам:

– Баам?

Короткий шорох, мелькнувшая тень, которую легко спутать с качнувшейся от ветра ветвью дерева. Весь вечер послушники жаловались, что за весь день не было ни дуновения, и судя по приметам, не будет до тех пор, пока не пройдёт, наконец, гроза. Ободрённый, Агеро продолжает:

– Барон Маури отплатил более, чем щедро для такой незначительной просьбы. Золотом, Баам, золотом!

Он качает головой, ловя шуршание крыльев, но так и не видя самого демона.

– И ты не представляешь, что я нашёл сегодня. Пока это бесполезно, но когда и в моих руках окажется власть…

На этот раз ответ – лишь тишина, и он в надежде оборачивается. Надежда рассыпается о совершенно пустую комнату. Агеро притихает. Закрывает окно, зажигает свечу и так же молча садится, перечитывая письмо. Если демон решил сегодня не показываться и все эти знаки ему лишь показались, то и радоваться, открываться было некому.

Ему стоит потратить на размышления так много времени, как он сможет. Он не знает, как вывести цель из монастыря, не знает, как передать из рук в руки человеку заказчика. Он даже не уверен, что сможет объяснить, почему пришёл он, а не настоятель или заместитель.