Текст книги "Дыхание (СИ)"
Автор книги: Эмманриуэль
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)
– Я замолвил за тебя словечко, так что, если ты захочешь уйти из-под моего покровительства, у тебя будет место.
Замечательно. Агеро бы порадоваться, ответить вслух, вот только чует он, что если откроет рот, то от приторно сладких духов женщины, что шла перед ними, его всё же стошнит. Город оказался иным. Не таким, каким он его его себе представлял. Но он привыкнет. Должен привыкнуть.
– Тебе нехорошо, брат Агеро? Понимаю. Когда мы с Настоятелем были тут в первый раз, мы почти не выходили из выделенных нам покоев. Шумно, да и людей намного больше, верно?
Кивок. На большее его не хватает.
– Ничего. Когда мы дойдём до постоялого двора, будет полегче. Умоешься, помолишься, и всё пройдёт. Вода там не родниковая, как у нас, но привередничать не приходится. Постарайся прийти в себя по дороге домой. Я хочу поручить тебе одно очень важное дело.
Важное. Заместитель никогда не говорил ни о чём важном. Это должно быть чем-то особенным. А теперь соберись и ответь, покажи, настолько ты лучше, как легко справляешься с вещами, вызывающими у других затруднения. Вдохни. Задержи дыхание. Открой рот.
– Это большая честь для меня. – Ещё одна фраза. Выжми её. – Что именно вы хотели поручить мне?
Приятно удивлённый взгляд – награда, которой он улыбается плотно сомкнутыми губами.
– В деревне сын скорняка стал одержим бесами. Ты много времени проводил среди священных книг, наверняка знаешь всё необходимое. Экзорцизм – сложный ритуал. Я хотел бы дать тебе для первого раза что-то проще, но… почему-то мне показалось, что прошлый настоятель хотел бы иного.
К горлу подкатывает комок, предупреждая, что стоит придержать браваду. Агеро кивает. В который раз за долгий, долгий день.
***
– Баам.
Тот парит у шкафа, задумчиво касаясь трещины в деревянной стене. Даже не оборачивается, словно заметил что-то интересное. Плевать.
– Баам.
Агеро почти подбегает к нему, радуясь, что Заместитель решил поесть внизу. Баам пахнет ничем. В сравнении с этим городом – ничем. Лёгкий, благословенный запах заполняет его лёгкие, когда он вжимается лицом в чужую спину. Не резкий. Не острый. Не мерзкий. Пара вдохов оставляют его с кружащейся от облегчения головой. Он сам не замечает, как слова вырываются из него, словно птицы из клетки:
– Баам. Приходи завтра в храм. Я экзорцизм проводить буду. Сам. Тот ещё цирк, я чую.
Уже готовый выскользнуть Баам замирает.
– Уже? Вы…
– Официально новый заместитель.
Спина под щекой гладкая, ни намёка на крылья. Баам остаётся неподвижным лишь пару секунд, порывом ветра оказываясь после них у двери. Мягкие шаги, которые он не замечал до этого, останавливаются. Агеро отводит взгляд лишь на секунду, оглядывая вошедшего Заместителя, но на месте Баама оказывается лишь пустота.
Настроение, уже готовое воспрянуть, обрушивается пыльным мешком. Да, присутствие Баама отвлекало, он смотрел бы, он мог обратиться, забывшись. Ему не хочется объяснять, что же он видит в тёмном углу, чему улыбается, хотя ещё недавно был готов свалиться от резких запахов на первом этаже гостиницы. Ему не хочется вызывать подозрения.
Но ещё меньше ему хочется расставаться с Баамом.
***
Скорняк переминается у самых дверей, в любой момент готовый выскочить наружу. С высоты статуи было видно, что за спиной он корчил фигу. Баам вздыхает – только пару сотен лет назад так делали лишь перед «ведьмами», чтобы оградиться от сглаза. Сейчас же, видимо, вообще от всего «нечистого».
Связанный юноша слёзно клянётся в том, что чист душой и телом, но едва ли Агеро есть до этого дело. Вот, уже сложил ладони, имитируя молитву. Баам бы почувствовал, если бы он действительно молился.
Он спрыгивает, распускает на мгновение крылья, чтобы замедлить падение, и отдавшим лёгким жжением толчком парит к людям. Церкви всегда были для него запретной зоной, опасной, оставляющей раны и струпья от одного нахождения там. Когда он по глупости попробовал дотронуться до статуи, завороженный её красотой, то долго ещё слушал выговоры Учителя. Знать в теории об опасности подобных действии – одно. Узнать на себе – другое. Тогда же Баам углубился в изучение ритуалов и природы святости, как она копится, как выветривается, как её можно нейтрализовать.
Жертва предстоящего ритуала еле стоит, подавленная холодным взглядом синих глаз. Глядя из-за её спины Баам с удовольствием отмечает безжалостность, корысть в них.
– Господин Кун, этот молодой человек не имеет никакой связи с демонами.
Пока Заместитель стоит за спиной, подстраховывая, Агеро позволяет себе острую улыбку. Баам за плечи придерживает человека, едва не упавшего при виде неё. Небольшое воздействие, и несчастный изгибается, поддаваясь врождённой болезни, стучит зубами и разве что пену из рта не пускает. Пользуясь своей невидимостью, Баам отлетает назад, заставляя человека повиснуть у него на руках. Тот выглядел и правда неестественно для стороннего наблюдателя – бился в агонии, не в силах порвать верёвки, застыл под острым углом к полу. Заместитель охает:
– Демон! Настоящий демон!
Баам качает головой – одержимость выглядит совершенно иначе. Вот только откуда сельским священникам об этом знать? Даже такой, ложный, одержимый это большая редкость для них. Потому можно не волноваться о достоверности изгнания. Ему нужно лишь…
«Баам», одними губами шепчет Агеро, уже занёсший толстую кисть со святой водой.
Чёрт.
Быстрый толчок между лопаток жертвы, спрятаться за ней. Баам должен был сообразить быстрее, не дать остаткам святости, разлагающей его суть, повлиять, пусть даже через головную боль, на мышление. Экзорцизм включает в себя святую воду как обязательный элемент, где бы он ни проводился. Святую воду, Баам, почему ты вообще подошёл ближе?!
Агеро старается проводить ритуал аккуратно, но отдельные брызги проходят опасно близко от его лица. Капли стекают по лицу «одержимого», от резких движений головы расходясь в стороны ещё и оттуда. Не в первый раз Баам радуется, что прилежно соблюдает технику безопасности, но страшно каждый раз, как в первый.
Баам подтягивает перчатки. Почти суеверно – не растянутся же они до локтей от этого? Но от этой суеверности и успокаивающе. Рывок, и он парит, удерживая тело за голову, возвращая в почти вертикальное состояние. Святая вода капает на перчатки опасно близко с кожей и… стекает, не причиняя вреда.
Кажется, Агеро даже не заподозрил, что его резкие движения были продиктованы паникой. Замечательно. Не хватало ещё разрушить выстроенный таким трудом образ.
Баам не выдержит, если услышит что-то вроде «Ты был тогда словно кот, которого шугают помывкой!»
Агеро, дождавшись, пока сын скорняка не затихнет, со скорбным видом огласил, что не смог изгнать демона до конца из-за того, какие глубокие корни тот пустил в душу несчастного.
Скорняк, от страха заплативший в два раза больше положенного, мог лишь кивать, оттаскивая бессознательного сына к выходу.
***
– Баам?
Сдавливающие виски и шею тиски оборот за оборотом ослабляют хватку. Кто бы мог подумать, что безопасным для него местом, чтобы прийти в себя, станет келья священника.
– На тебя попала святая вода. Разве демонам это не вредит? – Агеро звучит искренне обеспокоенным, из-за чего приходится сосредоточиться, чтобы подавить улыбку. Надо же. Волнуется.
– Пожалуй, время для ещё одного урока, господин Кун. Согласно технике безопасности каждый демон, работающий в условно небезопасной обстановке, в частности, демоны-искусители, обязаны носить во время работы человеческую одежду, не пропускающую святую воду.
Священник расслабляется. Тянется было обнять, но вовремя замечает его предупреждающий взгляд. Договорённость. Не присел на стол – не трогай. Провожая взглядом чужие опустившиеся руки, Баам кивает своей маленькой победе.
– Обязательные для прикрытия места – ноги выше колена, спина, шея, и, наконец, кисти рук.
Под конец небольшой речи он поднимает руки, показывая перчатки ближе. Агеро смотрит на них, словно пытаясь понять, из какой же они ткани. Но, заметив, как Баам держит их на расстоянии от остального тела, и сам не спешит касаться. Склоняется, разглядывая обманчиво увлечённо, чтобы спросить, словно невзначай:
– Баам. Ты говорил, что после порчи ритуала храм будет безопасен для тебя, но в нём ты выглядел не лучше, чем я в городе. В чём дело? Это из-за Заместителя? Нужно больше времени?
– Не стоит волнова… – пытается что-то сказать он, к своему ужасу оказавшись застигнутым врасплох.
– Стоит. Если это может убить или навредить тебе, то волноваться стоит.
Агеро не отрывает взгляда от его пальцев. Баам не может выдавить ни слова, надеясь лишь, что его молчание звучит хотя бы равнодушно. Не растерянно. Не беспомощно.
– Ты был в храмах до этого?
– В действующих – нет, – отвечает он прежде, чем успевает обдумать. – Только в брошенных или разрушенных. В них нейтральная обстановка, не навредишь себе, если не будешь ничего касаться, и красиво почти так же, как в действующих. Почти, – добавляет он рассеянно, с лёгкой печалью.
Агеро не успокаивается, продолжает расспрашивать, стараясь не спугнуть. Пытается ковать, пока горячо.
– Тебе нравится обстановка в храмах?
Но Баам уже пришёл в себя.
– А вам?
Агеро молчит достаточно долго, пока не произносит:
– Теперь крыша каменная. Не деревянная.
– Вы решились?
– Нет. Ещё не время. Заместитель нужен мне живым.
Баам склоняет голову, молча принимая его решение.
***
Ли Су возбуждённо болтает кусочками льда в газированной воде:
– Чем дольше ты о нём рассказываешь, тем больше я им восхищаюсь. Ему ведь даже не понадобилась твоя помощь для того, чтобы объяснить смерть ложного одержимого! Выжать из отца столько денег за несколько сеансов экзорцизма, а потом недосмотреть и заливать про то, какой демон злобный, разрушил и без того погрызенную душу напоследок!
Баам рассеянно улыбается, кивая:
– Верно. Господин Кун потрясающий.
Ли Су лишь фыркает, качая головой и восхищаясь находчивостью человека.
Комментарий к Изгнание-призыв
Довольно разговорная глава, много диалогов, не слишком довольна результатов, но надеюсь отыграться на следующей.
Агеро всё чаще зовёт Баама по имени, Баам всё чаще подыгрывает Агеро в его затеях. Хм, и что же это может значить?
========== Поцелуй ==========
Агеро сказался больным.
Редкий день, поблажка себе, чтобы написать всем, с кем поддерживал связь, о грядущей смене жительства. Баам говорил о его решении не слишком лестно, но стоило подумать над словами и, как всегда, открывались иные значения. Словно головоломка, загадка в сказке. Баам хвалил его за предусмотрительность: письма приходят с разной частотой, чтобы успеть предупредить всех, нужно начать заранее. Похвалил за перехват инициативы, за то, что не разгласил место переезда сразу. В последний день Агеро оставит письма в уговоренных местах, говоря о новом адресе.
Баам сидит на столе, рассказывая о тяжёлых облаках над Адом. На улице облака, кажется, такие же – застилают небо пеленой, хмуро предвещают дождь, который не может пойти уже который день. Облака давят на него, заставляют смотреть в одну точку, едва не пропуская слова мимо ушей. Давят и на Баама – хмурится, рассеянно смотрит в окно, голос на удивление однотонный. Словно самому скучно рассказывать, почему нельзя подниматься до облаков и как именно ты задохнёшься, если долетишь до того или иного слоя.
Ест конфеты, вытаскивая их будто из пустоты. Пережёвывает когда Агеро возвращается к письмам – думает, что ест тайком, хотя он отлично видит и сами конфеты, тёмные, немного крошащиеся, и необычный мешочек, из которого Баам их достаёт. Из любопытства он тянет руку, пытаясь достать одну, и Баам вздрагивает. Видимо, поддавшись погоде, забыл, что присел на стол. Через пару секунд, в которые Агеро замирает, задетый такой реакцией, Баам успевает спрятать мешочек. Где – непонятно.
В последние недели Агеро специально не трогал Баама, сдерживался, даже когда тот садился на стол, разрешал. Всё равно ведь дёргается, нервничает. Какое удовольствие гладить котика, когда сам котик против? Сначала это было забавно – смотреть, как Баам дёргается каждый раз. Затем стало необходимо – без небольшой ласки он не смог бы закончить то, что начал. Сейчас… это угнетало. Но, как бы это не расстраивало, поделать он ничего не мог. Баам важнее.
***
Агеро сказался больным.
Баам не удивился бы, если бы оказалось, что и правда заболел – холодный ветер нёс с собой эпидемию, хоть и не слишком опасную. Ли Су упоминал о том, что какой-то сбежавший энтузиаст, раскопав очередную гору трупов, оставшуюся на поле боя, нашёл заразу, что и пытался распространять. Это возмутило и Ад, и Рай, потому распространение пресекли на корню, удивительно быстро. Но одна из деревень, в которых болезнь была особенно сильна, располагалась с подветренной стороны, что не могло не беспокоить. Если бы Агеро заболел по-настоящему, это был бы опасный риск.
Ад – тот ещё лабиринт. И достать лекарство он может просто не успеть.
После рассказа об облаках в Аду он замолкает, давая Агеро вернуться к письмам. Дальше он планировал рассказать про механизмы распространения болезней, а то и затронуть тему демонов-беглецов, используя недавний пример. Как раз успеет всё сформулировать и пройтись по теме, чтобы не пришлось объяснять что-то ещё прямо посреди урока.
От ветра о стену шуршат, бьются ветки. Дерево подросло и теперь каждым скрипом, особенно ночью, взрезало разум тревогой. Бередило, проникало звуком в сны – Баам позаботился об этом. У него не было иного способа подогревать чужую тревожность и, пока он его не нашёл, приходилось пользоваться этим. Успокоить, если понадобится, он мог всегда.
Хотя в последнее время за успокоением этим Агеро тянется нечасто. Словно избегать начал. С письмами стало полегче, головная боль утихла, а сами письма не представляли почти ничего нового. Не было повода для Агеро ластиться.
Баам ловит себя на понимании, что за последние два дня эта протянутая рука, так и не приземлившаяся ни на голову, чтобы потрепать, ни на бедро импровизированной подушкой, была первой. И, судя по реакции Агеро, последней.
Баам поджимает губы от резанувшей мысли – теперь, когда прикосновения Агеро больше не нужны, не хватает их уже ему. Странное волнение, недовольство бурлит в теле, разливается по коже. Взгляд сосредотачивается на лице Агеро – крутит в руках бумагу, думает. Вспыхивает в памяти ощущение чужой щеки на лопатке.
Покалыванием разливается по сердцу странная тоска, пока он отстранёно думает:
«И когда я начал называть его по имени даже в мыслях?»
Тоска стала такой частой, что впору заподозрить болезнь. Но вместо возможных докторов закрадывается шальная мысль:
«Это от облачного дня, или он и правда побледнел? А ведь лето».
Мимолётное желание рассмотреть поближе, которому он не сопротивляется. Не успевает обдумать, как наклоняется, любуясь любопытно стрельнувшим на него взглядом.
И целует.
***
Поцелуй – лёгкое прикосновение к губам – привлекает его внимание не сразу. Планы, ещё не готовые вылиться на бумагу, вертятся в голове, затмевая мысли. Но Баам не отстраняется. Отведя взгляд от стола, он видит прикрытые глаза, непривычно розоватые щёки. Чужое лицо так близко, что дыхание щекочет щёку. Что губы касаются его собственных.
Баам… целует? Его?
С коротким вдохом он приоткрывает рот. Может быть, хочет переспросить – неужели и правда целует? Может, хочет ответить. Не то, чтобы он знал, как это делается, если говорить начистоту. Одно только знает – хочет. Прямо сейчас. Баама.
Баам отстраняется быстрее, чем он успевает сделать что-либо. Хватает ртом воздух, и на прежде мертвенно-белой коже расплывается румянец, такой не у каждого человека увидишь. Губы, которыми касался его лишь секунду назад, Баам прикрывает рукой.
Агеро не знает, что и чувствовать, когда на лице Баама, непривычно эмоциональном, проявляется смятение. Очень ярко проявляется.
– Баам?
Он не отвечает. Кажется, даже дышать забыл.
Агеро облизывает губы, отмечая, каким плотным стал воздух. «Сегодня гроза, наконец? Давно пора». Бумага, которую он не заметил, как смял, возвращается на стол. Не до неё.
Он ложится на бедро Баама, так и не ушедшего. Сам не знает, почему из груди рвётся хохоток, когда тыкает пальцем в щёку Баама, полушутливо спрашивая:
– Баам, эй, что это такое интересное было? Эй, а ещё?
Лицо с золотистыми глазами, так необычно смотрящимися на почти красном лице, поворачивается к нему. Агеро протягивает руку и мягко сжимает руку, прикрывавшую лицо, чтобы полюбоваться им целиком. Словно чуял – Баам улыбнулся! Посмотрел на него и улыбнулся! Кривовато, взволнованно, но до того нежно, что сердце делает кульбит. У Агеро вырывается ещё более заинтересованное «М-м-м?» через губы, уже сложившиеся в ответной улыбке.
От этого звука Баам дёргается, словно опомнившись. И снова на лице лишь смятение, близкое к панике. Два движения, и Баам пропадает, а голос его слышится у окна, принимая форму чего-то очень схожего с «В следующий раз!» Агеро не уверен – слишком быстро и неразборчиво говорил Баам. Совсем не как обычно.
Растирая лицо с непривычно покалывающими щеками, Агеро думает, что весь Баам сегодня был «не как обычно». Глубоко вздыхает, думая, что было это совсем, совсем неплохо.
На такого Баама хотелось смотреть дольше.
Внезапный поцелуй (это ведь был поцелуй, верно?) не выходит из головы, и, несмотря на свободный день, письмо он записывает уже при свете свечи. Одно, что начал ещё при Бааме. И сразу ложится спать – редко когда он задерживался настолько поздно, голова так и норовила пристроиться на столе, где до этого было чужое бедро.
***
Поцелуй – лёгкое прикосновение к губам – привлекает его внимание не сразу. Баам ещё думает о том, не скажется ли на Агеро недостаток солнечного света, и, если скажется, то не стоит ли ему это влияние исправить. Губы у Агеро, как и выглядят, сухие, обветренные. Шевельнувшийся Баам, не открывая глаз, думает о том, чтобы достать гигиеническую помаду – ещё немного и начнут трескаться.
Минуту. Губы?
Ох.
Осознание врывается штормом, снося все прочие мысли. Кожа начинает гореть огнём, шею сдавливает смущением, и даже небольшое движение чужих губ отдаётся во всём лице волной эмоций. Он при всём желании не сможет сказать, каких – слишком быстро и ярко они прокатывались. Баам отстраняется, словно обжёгшись, прикрывая место ожога рукой.
«А ещё», чудом пробившееся сквозь сердцебиение у него в ушах, простреливает его насквозь. «А ещё» бросает в него мысли о том, как он вновь прижимается губами, как поворачивает чужую голову, обнимая ладонями лицо, для удобства, дразнит приоткрытыми губами и потемневшим, растерянным взглядом, когда Агеро смотрит на его губы, шепча «а ещё?»
Баам вылетает из комнаты быстрее, чем успевает договорить. Улица встречает его резким ветром в лицо, которому он даже рад.
***
Остаток дня он бродил по округе, пытаясь привести мысли в порядок. Ли Су оказался в этом не помощник: по нему было видно, что он готов заснуть прямо в кафе после особенно тяжёлого дня. Доведя друга до дома, где тот мог, наконец, отключиться, Баам вернулся к окрестностям церкви и повторяющимся раз за разом мыслям.
Он не должен был это делать. Он сделал это. Что более важно, он хотел это сделать. Но он не должен был. Не Агеро. Не человека под его контролем. Не того, кто должен быть для него «это». Не «он», не «Агеро» и, тем более, не «тот, кого я хочу целовать». Не тот, кому хотелось объяснить своё поведение. Не тот, от кого хотелось взаимности.
Тот, кого он доведёт до самых страшных грехов и сделает могущественным демоном, преследуя до самой смерти.
Сердце, пропускающее удар, подсказывает: и после смерти тоже. Хочет Баам того или нет.
Во рту горько от мыслей о том, что он наделал, когда он подлетает к знакомому окну. Всё ещё открытому.
Ждал.
Становится ещё горше.
И что ты будешь делать, если твои чувства окажутся взаимными?
Неслышной тенью он скользит на подоконник, заглядывая в комнату. Агеро спит.
Что будешь делать, зная, сколько боли будешь ему причинять?
Избегая больше заслонять свет, Баам скользит к кровати, наблюдая за неподвижным во сне лицом.
Как объяснишь, зачем доводил, обманывал его, не давая даже осознать обман?
Баам даже не насылает сны – не уверен, выйдет ли у него хоть что-то путное.
Ты должен будешь каждую секунду помнить о деле. Держать себя в руках. Не поддаваться эмоциям, которых вскоре должно стать ещё больше. Смотреть в игривую ласку в сияющих глазах и вести к граблям, к которым собственноручно привязал отравленный нож.
Голосом Учителя прокатывается льдом по позвоночнику:
Ты справишься, Виоле?
Он не знает.
Он сделал ошибку. Впервые, после смерти, настолько болезненную.
Он понятия не имеет, справится ли. Он понятия не имеет, что делать. Он не знает, что должен был делать с этим вчера, не знает, что делать с этим сегодня, и в особенности он не знает, что делать с собой прямо сейчас.
– Ложись, чего стоишь. Утром разберёшься.
Агеро угадывает его мысли, словно всё это время читал их. Баам вздрагивает. Агеро щурится, сонно и недовольно смотря на него. И держит одеяло приподнятым, отодвинувшись к стене.
Замерший Баам перестаёт дышать. На глазах выступают слёзы.
«Не идите мне навстречу. Умоляю. Будет больно».
Прокатывается мимо сознания мысль – можно ответить «мне не нужен сон сейчас». Можно выскользнуть в окно, телепортироваться к себе и ждать там до утра. Сам Баам делает шаг вперёд, увлекаемый хмурым ожидаемым. Ставит колено на кровать. Другое. Успевшая замёрзнуть рука притягивает его ближе, заставляя уткнуться в ночную рубашку на груди. Баам наконец вдыхает. Одеяло укрывает его плечи.
Было тепло.
«Когда… когда вы умрёте и станете демоном, Агеро…» думает он, жмурясь, «Я расскажу вам всё. Расскажу и извинюсь, как бы всё ни обернулось».
«Я обязательно сделаю вас демоном».
«Обещаю».
Разумеется, он не засыпает. Но остаток ночи проводит в тепле, ощущая, как понемногу сползает с плеча чужая рука. Спит Агеро удивительно крепко, не просыпаясь даже тогда, когда Баам с пылающими щеками украдкой гладит его лицо ладонью.
На следующий день Агеро улыбается непривычно взволнованно, указывая на свои губы:
– Сделаешь так ещё раз?
Комментарий к Поцелуй
А вот и оно. Поцелуй. 50 страниц к нему шли, зато теперь уж можно поскакать семимильными шагами!
Агеро видит Баама, которого не видел раньше – Баама под маской, со всеми его эмоциями. И ему это определённо нравится.
Баам окончательно осознаёт свои чувства и слишком хорошо понимает ситуацию.
Динамика, наконец, дополняется.
========== Жара ==========
Переезд прошёл быстро. Даже слишком. Вещей у Агеро мало, тех, с кем он хотел попрощаться – ещё меньше. Выйдя с небольшим мешком за пределы церкви, переступив её порог, он оставил там жизнь, что вёл раньше, словно обузу. Монах, с поддельной искренностью поддерживавший Заместителя, смиренно переписывавший священные тексты, больше никогда не покинет этих стен.
Баам долго ждал, пытаясь понять, какую он судьбу планирует для настоятеля, но, пока тот знал его лишь как образцового послушника, устранять его не было необходимости. Как и остальных послушников в храме. Хотя соблазн сжечь храм за собой был немаленький.
– Я собираюсь быть осторожнее, Баам, – улыбается он, сидя в выделенной комнате.
Баам качает головой, опираясь на стену рядом со столом. Что-то в его взгляде изменилось, хоть и сложно было понять, что именно – броню Баам держал безукоризненно, словно специально укрепив защиту после памятного дня с поцелуем. Говоря про поцелуи – Агеро встаёт со стула, делая пару шагов к Бааму. Руки на плечи, поймать чужой взгляд.
Поцелуй выходит в щёку: Баам поворачивает голову, устало вздыхая. Пускай это и была первая попытка на новом месте, за те недели, что оставались до отъезда, Агеро умудрялся ластиться по нескольку раз на дню, каждый удобный случай. В взгляде Баама читалась радость, что таких удобных моментов было не так много.
Но Баам ничего не говорил против, как когда он пытался трепать его по голове, называя котиком, и потому Агеро не собирался останавливаться, пускай сами поцелуи оказались не так часты – чаще он попадал в щёку или, если повезёт ещё меньше, в стену. Тем более после этого чужие руки, как правило, оказывались у него на спине, что добавляло ещё один повод улыбаться и напевать мелодии в рубашку на плече.
Вот и сейчас – Баам отвлёкся, и рука мимолётом гладит между лопатками, остановившись на уровне талии.
– Осторожнее… – словно сомневаясь, протягивает он.
Агеро пропускает это мимо ушей, украдкой вдыхая запах у воротника. Хоть это и не был центр города, но запах с улицы ощутимо действовал на нервы. Баам, кажется, стал пахнуть ещё приятнее. Хочется впитать этот запах, спастись с ним и унести с собой, окунаясь при первых рвотных позывах, чтобы успокоиться.
Когда он пытается переместить руки с плеч, чтобы обнять Баама, тот почти выскальзывает. Тоже приноровился за последние дни.
– Постоим так. А потом сяду за дела.
Тот замирает, неохотно соскальзывая по стене обратно. Агеро прислоняется, сжимая руки на чужих рёбрах, что перестают двигаться для дыхания.
Тепло.
Приятно.
Спокойно.
И совершенно не хочется уходить. Он и не уходит, пока Баам с тяжёлым вздохом не растекается под руками туманом. Агеро предпочитает думать, что уходить Бааму тоже не хочется.
***
Под конец лета падает жара. Деревянное здание пропитывается удушливой влагой, так и норовя загнить. На всякий случай Баам ежедневно проходится по конструкции, укрепляя её. Заодно убивает и клещей в подушке, к великой радости монаха перьевой.
Тёмная одежда играет не в его пользу, заставляя сжимать зубы и подавлять ощущения тела. Дышать приходится для того, чтобы охладиться ещё хоть немного. Слова Агеро становятся завершающим штрихом в том, что он мог бы назвать «не слишком удачный день».
– Мои риски были просчитаны, и ты сам об этом знаешь, – обмахивается Агеро ворохом ценных бумаг.
– Когда вас втянули в аферу, спекулируя вашей сестрой, чья судьба, согласно официальным бумагам, до сих пор неизвестна, вы говорили так же. Вспомните, чем это обернулось. – Баам сам приложил к этому руку. И к тому, чтобы Агеро принял участие в афере, и к тому, чтобы до последнего был уверен в том, что он выйдет сухим из воды. Долгая, кропотливая работа.
– Баам.
– Вы отлично знали, что в ситуации был подвох. Неужели вы не видите опасности в том, чтобы устранять людей так активно и… очевидно? – Баам не против того, что Агеро рискует, не против, что количество косвенных убийств перевалило за второй десяток. Но это грозило стать проблемой. Легче было надавить на потерю уважения с его стороны сейчас, чем справляться с подозрениями потом.
– Баам.
– Господин Кун, тогда ваш риск не был просчитан, хотя вы были уверены, что это так, – не останавливается он, собираясь пойти на второй круг, чтобы закрепить свою мысль.
– Баам. Ещё слово и я тебя поцелую.
С трудом, но Бааму удаётся подавить желание склониться, шепча: «Дерзайте». Это занимает у него драгоценные секунды, за которые Агеро умудряется отвлечься на вошедшего слугу, оповестившего о начале службы.
Едва за Агеро закрывается дверь, Баам телепортируется в свою квартиру. В благословенную прохладу.
***
– Ли Су, могу я… попросить вас об одолжении?
Тот озадаченно кивает.
– Помните конфеты, что вы подарили пару месяцев назад?
Ещё один кивок. Баам мнётся перед тем, как, наконец, произнести:
– Не могли бы вы достать ещё? Не таких же, но похожих. – Сглотнув, Баам признаётся, – Для подарка.
Ли Су не нужно уточнять, кому. Друг он более, чем догадливый, как бы Баам ни хотел обратного.
Впрочем, дарить ему было больше и некому.
***
Жара, кажется, не собирается проходить, принеся с собой лишь уплотнившийся душок с улицы. Агеро наблюдает за тем, как Баам расстёгивает верхнюю пуговицу, краем глаза, заинтересованный определённо больше, чем должен. Но, честно, он считал одежду такой же частью тела Баама, как рога и хвост. Не чем-то, что можно свободно расстёгивать и застёгивать.
«Получается, её и снять можно?» – мелькает у него в голове быстрее, чем он успевает это осознать.
Ещё быстрее и неожиданнее приходит мысль о Бааме без одежды.
– Господин Кун, – прерывает его мысли Баам. Он и не заметил, что так и застыл с пером над бумагой. – Сегодня ваш день рождения. Позвольте поздравить вас.
Агеро приподнимает брови. Баам знает? Перо возвращается на подставку, тряпицей он, не глядя, протирает руки. Просто на всякий случай. А вдруг Баам и подарок ещё приготовил?
– За два десятка лет вы смогли заработать весьма специфичную славу в узких кругах. И, помня о том, что вы упоминали, что любите сладкое, я подобрал вам подарок.
Подарок! От Баама!
В чужих руках появляется деревянный на вид контейнер. Почему-то при нажатии он мнётся, а внутренности блестят позолотой. Агеро изучает коробку с тем же любопытством, что и сами конфеты.
– Это сладости с севера?
– Из Ада.
– О-о-о, а почему они не пахнут серой?
Баам не успевает подавить усталый вздох, к вящей радости Агеро, с любопытством ловящего проскальзывающие время от времени эмоции.
– За эти полгода мы даже не приблизились к вашей готовности…
– У тебя ещё не один десяток лет, Баам, – закидывает Агеро в рот первую конфету. Она странно обжигает рот, отдавая тем же, что чувствовалось в вине для причастия. С лёгким удивлением он думает – неужели можно создать конфеты с алкоголем?!
Пробуя их одну за одной, у каждой иной привкус, он слушает Баама, объясняющего про стереотипы, что старается поддерживать Ад в мире людей. Что про серу, что про нерабочие ритуалы.
За жаром погоды Агеро не замечает жар, разлившийся по телу.
***
Баам был в шаге от того, чтобы расстегнуть ещё несколько пуговиц на рубашке. Он не был привычен к высоким температурам при жизни, не стал и после смерти. В шаге этом он мог находиться долго: позволить себе надеть что-то более лёгкое он мог лишь при работе на самом экваторе. Засмотревшись на проявившийся румянец на привычно бледном лице, Баам замолкает. Что и становится его ошибкой.
Заскучавший и чуть более раскованный, чем обычно, Агеро ловит его хвост. И тянет к себе. Баам не успевает затормозить, подлетая прямо к чужим рукам. Два движения, наматывающих его хвост, и Агеро прижимает руку к щеке. Острый ромбовидный кончик вдавливается в щёку. Баам замирает, чтобы случайно эту щёку не пропороть.
Другой рукой прикрывший глаза Агеро гладит этот самый хвост. Сглотнув, Баам отмечает возвращающуюся чувствительность. Держать контроль над этой способностью становилось тем сложнее, чем ближе он был к Агеро. Воздух обдаёт лицо жаром, от ладони на хвосте вдоль позвоночника пробегают мурашки.
