Текст книги "Дыхание (СИ)"
Автор книги: Эмманриуэль
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)
Баам тоже понемногу включается в происходящее, не теряет профессионализма, и уже почти не сомневается в том, что встретится с Агеро в аду. Для Баама то, как Агеро справится с произошедшим, будет своеобразной лакмусовой бумажкой на то, требуется совращение в принципе или нет. Справится хорошо – не нужно, не справится – значит, ошибки не было и тут просто очень изощрённая работа.
И просто напоминание, что всё, что делают сейчас ребята – плохо.
========== Похороны ==========
Агеро трясётся, и сам не знает, от чего именно.
Ему говорят – «Ты многое пережил», а у него в голове незаметный запах да теплота чужих щёк. Он мечется разумом между Баамом и Настоятелем. От коротких объятий к руке на плече, от вкрадчивого шёпота к раскатистому крику, от темноты, разгоняемой лишь коптящей свечой, к лучам света между балками, уже упавшими, поднявшими клубы пыли, от которой остался зуд в лёгких. Он пережил многое, но кто, чёрт подери, кроме него об этом знает? Что вообще знают эти пешки, ни разу не заподозрившие Настоятеля в чём-то плохом?
Ему говорят – «Успокойся, отдохни». Ему говорят, а он прячет почти звериный оскал ладонью, качая головой. Успокоиться? Какое тут успокоиться, когда хочется кричать. Кричать от торжества – я победил! – срывая горло, или так же, не щадя его, выть от горя. Он плачет. Не только из-за того, что нужно: одиночество. Он не сможет успокоиться, пока не увидит Баама. Он своими руками убил того, кто был как он, и уже не сможет успокоиться, пока не убедится, что Баам не исчез. Снова. Последний, кто у него остался. А пока он выпускает горестный вой, поддаваясь, упираясь лбом в чужое плечо, всхлипывающий. Ведущий себя так, как от него ожидается. А разве есть у него сейчас выбор?
Ему говорят – «Ты не виноват».
Он виноват.
И в этом самая прелесть.
Его укутывают в шерстяной плед, дают кагор. Шепчутся за его спиной, когда он пусто смотрит на огонь в камине. Он слышит, с трудом, но слышит – разделяют его обязанности на ближайшие дни, на случай, если от пережитого он сляжет с болезнью. До отвратительного добрые: ещё Заместитель не подошёл, а ему не осталось ни единого занятия, лишь молитвы в келье да шатание по излюбленной библиотеке. Он не знает, должна ли его личина радоваться или нет, но сам он рад. Если его действительно не будут трогать ещё хотя бы пару дней, это будет прекрасно. Если Баам при этом будет рядом – вообще замечательно.
Он поворачивает голову, ощущая руку на плече, том же плече, и непритворно ужасается. Заместитель выглядит ужасно: за каких-то пару часов его лицо будто осело, глаза опухли. Рука, более мягкая и длинная, хлопает ещё раз, пока Заместитель устраивается рядом. Седина посверкивает в полутьме тоскливым серебром, пока он рассказывает.
– Похороны… похороны, братья мои, завтра. Утром. Прости, брат Агеро, потерпи ещё один день, и этот кошмар закончится.
Агеро сглатывает вино, что прокатывал по онемевшему языку, кивает. Благо, мог не отвечать вслух – все думали, что он если не сорвал голос, то осип точно.
К своей двери он подходит с замершим от ужаса сердцем. Одна мысль о том, что этим вечером он не встретит Баама, что он снова остался в одиночестве, но на этот раз абсолютном, где нет даже Настоятеля, выдавливает влагу из глаз.
Он открывает дверь резко, та стукается о стену.
Баам оборачивается на стук. Закатное небо очерчивает фигуру, контрастно тёмную на ало-золотом фоне. Свет скользит между чужими волосами, гладит плечи, шею, щёки, будто протянув ладони из-за чужой спины, чтобы не то чтобы прикрыть теплом уши, не то чтобы одарить этой странной, невесомой лаской.
Агеро заменяет ладони света своими, в два шага подходя, чтобы убедиться – не видение, не иллюзия.
«…нагрелись. От солнца нагрелись», понимает он. Мысль о том, что Баам всё это время стоял тут, ожидая его, бьёт его, мокрого и взъерошенного, пыльным мешком. Спокойствие приходит через боль, за одну секунду выбивая из него слёзы вместе с прочими эмоциями. Ощущая, как по щекам текут непривычно горячие слёзы, Агеро сам не замечает, как шепчет, притягивая к себе, обнимая:
– Здесь. Не ушёл.
Улыбается, стискивая так сильно, что болят руки.
«Не ушёл».
Даже когда он уже нагрешил так, что дальше некуда. Даже когда, казалось бы, роль демона-искусителя уже исполнена.
Не ушёл.
Он повторяет это про себя раз за разом, не сразу замечая чужие руки, неуверенно опустившиеся на спину.
***
Шум вдалеке, грохот крыши, слышен Бааму отчётливо, несмотря на расстояние. Из открытого окна можно расслышать взволнованный шёпот послушников, не решающихся броситься посмотреть на происходящее. Однако, уже через несколько секунд все они, будто по команде, срываются с мест, топот слышен по всей территории церкви.
Баам ждёт. Напряжённо застыл, гадая. Придавило ли человека обломками, смог ли человек вообще завести свою цель под крышу, не раскрыл ли себя человек, когда его обнаружили, справится ли он с эмоциями, справится ли он с совестью… Последнее и ему самому казалось нереалистичным, но не допустить возможности он не мог.
Топот останавливается, слышны крики. Пронзительные, надрывные. Настолько искренние, что возможность чужого раскаяния бьёт, словно молот по колоколу, отдаваясь внутри одной мыслью, туманящей взор – «пережал».
Пережал. Надавил слишком сильно, подводя к тому, к чему Агеро был не готов. Пережал. Внушил отвращение и страх, желание повернуть назад. Пережал. Сломал лёд слишком рано, давая шанс доплыть до берега. Пережал.
Мысли и глаза встрёпанного и заплаканного Агеро, со стуком появившегося на пороге, бьют ещё громче. Баам застывает, ощущая, как резонируют два удара внутри. Оглушённый прошлой паникой, от которой потерял счёт времени, оглушённый чужим облегчением и торжеством, он не реагирует, когда ощущает чужие руки сначала на своих щеках, а затем и на лопатках.
Облегчение в чужом, панически читаемом, разуме смешивается с его собственным.
Баам приподнимает руки, задерживая их в воздухе. Шепчет:
– Молодец. Справился.
И опускает на чужую спину.
Словно закрыв гештальт, Баам отворачивается, выныривая из чужого, осознавшего прикосновение, разума. Повторяет дрожащим голосом:
– Молодец.
***
Агеро выкашливает слова – горло лишь сейчас сдавило от пережитого, лишь сейчас он лишился способности связно говорить. Лишь ощущая теплоту на спине, утыкаясь лицом в чужое плечо, он наконец расслабился. Он сбивчиво просит, чтобы Баам был там, на похоронах. Неважно, как далеко, неважно, что он будет делать. Лишь чтобы Агеро мог его видеть. Лишь чтобы сердце не билось панически, словно пытаясь убить его за совершённое.
Только успокоив дыхание, он осознаёт, что, скорее всего, письма после смерти настоятеля приходить перестанут. Ему придётся повозиться с тем, чтобы, не зная точно, насколько Настоятель был известен, перекинуть все подозрения на Заместителя. Ему придётся повозиться, отыскивая письма и отвечая на них. Повозиться, доставляя письма к адресатам, адреса которых не знал, которые сами забирали письма из назначенных мест. Возможно, ему стоит начать прямо сейчас – никто не удивится бессонной ночи у свидетеля смерти.
Демон, которого он прижимал к себе, выворачивается из рук, непривычно нервный. Словно кот, которого слишком долго держали на руках. Только теперь Агеро осознаёт, что успело стемнеть. Луна не показывалась из-за облаков, из-за чего даже выражение чужого лица рассмотреть не удаётся. Баам щелчком зажигает свечу, стоявшую на столе, стоило ему начать искать огниво.
Агеро кашляет, прочищая горло, перед тем, как обернуться. Он не услышал возможного ответа, когда, словно в бреду, пытался убедить Баама прийти на похороны. Потому переспрашивает:
– Ты… придёшь?
Баам прикрывает глаза, медленно и глубоко вздыхает.
– Да. Приду.
Агеро обмякает. Достаёт непослушными руками письма, едва не обжигаясь о яд на рукоятке ящика, кладёт на стол.
– Поможешь?
В глазах подлетевшего ближе Баама читается безмолвное:
«Куда я денусь?»
***
Стоя на похоронах в однородной печальной массе послушников, Агеро смотрит со всеми на купленный в деревне гроб. Маска примерного послушника со слабым здоровьем сидит как влитая. Он настолько вживается в неё, что где-то внутри ему даже смешно. Краем глазом он замечает Баама, разлёгшегося на ветке дерева в отдалении. Смотрит тайком, делая вид, что не может вынести вида гроба с телом Настоятеля.
Баам дремлет, наблюдая одним глазом за происходящим. Одна нога свисает, неподвижная, в отличие от легонько покачивающегося хвоста. Агеро про себя улыбается – демон похож на ленивого кота. Небось тоже на самом деле сосредоточен, и на опасность среагирует быстрее, чем сам Агеро успеет моргнуть. Хотя, какая демону может грозить опасность, в самом деле?
День похорон тёплый, солнечный. Пришли люди из деревни, проплакались, оставили подарки и ушли. Послушники выплакали всё днём раньше, лишь стояли с лицами под стать одежде, тёмными и запачканными в грязи.
Агеро рассеянно кивает на потерянные слова послушника, стоящего рядом, слушает Заместителя, и едва умудряется выдавить из себя слёзы на особо проникновенных словах-воспоминаниях.
После похорон Агеро просит разрешения прогуляться по окрестностям, и ему, разумеется, разрешают. Он уходит, согретый несколькими листками бумаги, что скоро окажутся в оговоренных местах.
Когда, уходя, он пробегает взглядом по окрестностям, то замечает, что и Баам исчез с облюбованного им дерева.
Исчез, чтобы нагнать его в тени леса, особенно приятной в этот душный, жаркий день.
Комментарий к Похороны
С этой части обновления приостанавливаются. Возможно, части будут, но не регулярно.
ЕГЭ беспощадно.
========== Последствия ==========
Когда Баам приходит в кафе, Ли Су уже сидит, раскинувшись в скрипучем кресле. Тянет кофе, редкого гостя на их излюбленном столе: слишком изматывающей была накатывающая после него слабость. Он садится, молчит пару минут.
– Баам?
– Он убил настоятеля монастыря.
Ли Су замолкает. Молчит и Баам, осторожно прокатывая свой успех на языке. Редко когда риск оборачивался настолько сокрушительным, иначе не скажешь, успехом.
– Господин Ли Су. Этому чудовищу даже не совестно, что он убил того, к кому привязался, к кому был ближе всего. Вы бы слышали его мысли сразу после, это… это… хаотичный поток, паника, боль, страх! Что удивительно, страх не возмездия, а страх одиночества. Что я уйду, раз сделал свою работу.
Баам снова роняет лицо в ладони, пытаясь смириться с осознанием. Это его рекорд. Подвести к осознанному убийству без угрызений совести всего за несколько дней. Агеро определённо перешёл грань грешности давным-давно, и обращаться с ним как с праведным монахом больше не имело смысла.
– Поздравляю, Баам, – отмирает Ли Су, с силой хлопая его по плечу.
Тот тоже удивлён: привык к иным срокам в отчётах, да и от Баама привык слышать иное. И время, и реакцию. Вот только Ли Су не догадывается, насколько это на самом деле катастрофично. Он не знает, как заставить трезвенника упиться вусмерть, а благородного правителя отправить невиновного на показательную казнь за благое дело. Ли Су умеет многое, Баам им восхищается и часто обращается за помощью, но когда дело доходит до совращения… эти лекции Ли Су, как однажды признался, безбожно прогуливал.
И не понимал, что при работе с маломальски праведным монахом даже срок в пару месяцев будет удивительным, за который выдают премию и дополнительный выходной.
Ему достался неправильный монах. Волк в овечьей шкуре. И бухгалтерия явно не обманулась ей.
– Ли Су, можешь напомнить, какие существуют условия для становления демоном?
Тот поднимает брови, не спрашивая, зачем ему знать. Слишком очевидно.
– А монах неплох, верно?
– Возможно, станет сильнее меня.
***
Двигаются руки Заместителя степенно и неторопливо, пока тот разделяет тонкие куски пергамента, ничем не скреплённые друг с другом.
– Великим, всё же, человеком был настоятель.
Агеро послушно кивает, отмечая про себя, что вторая слева стопка – письма, которые Заместителю лучше не видеть.
– Без сомнений, его душа попала в Рай. – «Если тот есть», продолжает про себя Агеро. Ангелов, в отличии от демонов, он не видел ни разу.
Короткий взгляд на бумагу в его руках – ничего слишком важного, лишь список послушников, принятых в монастырь за последние годы. Зато у Заместителя…
– Пожалуйста, расскажите что-то о прошлом Настоятеля. Вы ведь выросли вместе, в этом монастыре, верно?
Пользуясь тем, что собеседник отвлёкся, рассеянно рассматривая окно, Агеро незаметно вкладывает в чужие руки бумагу, что держал сам, беря взамен то, что хотел взять Заместитель. Тот даже не замечает. Стучит пальцем по столу, вздыхая, качает головой.
– Помню, однажды, когда он был даже моложе тебя…
Именно из-за этой беспечности, глупости, хоть Заместитель и стал настоятелем монастыря, для него он навсегда останется лишь заместителем. Потому что вторым после Настоятеля шёл он, Агеро, а не тот, кто не может различить такой очевидный обман. Потому что хоть формально пост он не занимает, но вся власть уже в его руках.
– …он упал в колодец, пытаясь достать оттуда щенка.
Агеро замирает. Размышления прерываются на полуслове.
Да быть не может.
– Ему всегда нравились животные, бродячие или домашние. Помню, зайдём освятить дом, а он задержится, почешет кота за ушком.
Агеро дышит неестественно медленно, подавляя воспоминания.
Котёнок льнёт к рукам, лакая добытое с таким трудом молоко. Агеро на корточках, чтобы не испачкать рясу. Гладит и наслаждается тем, как фыркает и урчит тот под рукой.
– Вот только не задерживался никогда. То ли заразу не хотел разносить, то ли боялся, что подумают о нём не то.
Он переводит взгляд обратно на бумагу, но не может разобрать слов.
Он подметает пол, когда в отдалении слышит голоса детей. Его ровесников. Ещё даже не отроки, бегают беспечно и занимаются, чем хотят, пока родители не спохватились, что пора отдавать их в подмастерья.
– Так, о чём я говорил…
«Держи крепче! Вот эта размазня расстроится, когда не найдёт свою псину!»
«Он кусается!»
«Так ударь его, дурень!»
– О колодце, – почти спокойно произносит Агеро.
– Верно. Так вот, однажды настоятель идёт мимо колодца, слышит – скулёж…
«Что вы делаете?! Отпустите! ОТПУСТИТЕ!»
Агеро не даёт себя увидеть, смотрит из-за угла.
«А не нужно было кулаками махать и оскорблять меня!»
«Вы первыми начали!»
Агеро сжимает метлу до побелевших костяшек, когда слышит тихий вскрик и следующий за ним всплеск.
– А там пёс. Хотел попить, да не дотянулся. Раньше-то вода в колодце повыше была. А день тогда жаркий – жуть. Вот и навернулся.
Пёс скулит, скребёт когтями.
«Он ведь вам ничего не сделал! Он даже не мой!»
«Но он тебе дорог? Значит, ты расстроишься, если с ним что-то случится!»
«П-почему вы не сбросите меня? Он ведь не виноват!»
«Так тебе будет больнее!»
– В-вот как, – выдавливает он.
Заместитель замечает, как он притих. Спешит успокоить:
– Не волнуйся, брат Агеро. Настоятель был неподалёку, услышал всплеск. Пёс даже закричать толком не успел, когда он подоспел. Перегнулся, чтобы посмотреть… Знаешь, настоятель раньше торопился часто, вот и тогда – не подумал, что только что бежал, перегнулся и упал.
Голос мальчика до сих пор стоит в ушах. «Больнее» вспыхивало каждый раз, когда он тайком ставил миску котёнку, успевшему привыкнуть к нему. Вспыхивало, когда он видел, как тот самый пёс проходит у ворот, словно ожидая подачки. Вспыхивало, когда кто-то шептался за его спиной. Не обязательно даже о нём – ему хватало и просто шёпота.
Тогда он понял, как ему при желании легко сделать больно. Тогда он впервые не поставил коту молоко. Тогда он впервые одёрнул себя, когда захотел при всех его погладить.
Ему не обязательно совершать ошибку самому, чтобы на ней учиться.
– Но закончилось всё хорошо. Я тогда как раз в окно смотрел, позвал остальных, чтобы помогли вытащить. Настоятель даже не заболел.
Агеро выдавливает улыбку.
– Вершина добродетели в том, чтобы спасать без жертв, спасая и попавшего в беду, и себя, – вовремя вспоминает он о цели своего пребывания здесь.
Заместитель замирает, бросает на него долгий взгляд. В голосе уважение смешалось с растерянностью:
– Ха-ха, это… очень мудрые слова, молодой человек!
«Такие, какие мог бы сказать Настоятель», продолжает Агеро про себя. Многого стоило ему убедить слишком заботливого мужчину в том, что он пришёл в себя и что именно его помощь необходима, чтобы разобраться в бумагах.
– Вы с настоятелем в юности похожи… – неожиданно произносит Заместитель.
«Ты не представляешь, насколько», думает Агеро. «Даже я не представлял, пока ты не проболтался».
***
– Неважно выглядите, господин Агеро.
Баам расслабленно парит, развернувшись к нему. Агеро еле достигает стула, более мягкого и близкого, чем кровать.
– Ещё слово о том, каким Настоятель был праведным, и я одурею. – Скептический смешок не умаляет его истощения. – Эти истории из прошлого… они действительно так слепы, что не понимали, к чему всё шло? К чему всё пришло? Он был скользким змеем уже тогда, но…
– Но, как и вы, умело скрывал свою сущность? – прерывает его сбивчивую речь Баам.
Секунда – Агеро переключается с вертящихся в голове однообразных мыслей и реакций – и улыбка намечается на его губах. «Умело». Приятно, конечно, да и заслуженно, но… льстит, чертяка. Не мог пока Баам оценить всю широту его умений, не видел ни его великолепной игры после обрушения церкви, ни раньше – когда даже Настоятель лишь догадывался, не в силах зацепиться.
– Господин Агеро, как скоро вы планируете устранение бывшего заместителя, сейчас настоятеля монастыря?
Вопрос застаёт его врасплох. Разумеется, он думал об этом раньше, но тогда, когда смерть Настоятеля казалось далёкой, словно горизонт, ступенью. Он прикрывает глаза. Улыбается, понимая, что он сделал это. Лишь после вдыхает, переводя взгляд на Баама:
– Не сейчас, позже. У меня и без того много дел, жизнь ещё одним убийством я себе не облегчу. Точно кто-то заподозрит, почему именно я стал во главе монастыря. Мне нужно пару лет, получить нужный чин, привыкнуть управлять Заместителем. Чтобы все привыкли, что следующим во главе буду я. Чтобы не возникло вопросов.
Любуясь одобрением в чужих глазах, Агеро сам не замечает, как протягивает руку, чтобы потрепать Баама по голове. Привстаёт, придерживаясь за спинку стула…
– Я. Не. Кот.
…и ощущает, как хвост, стремительно обвивший его руку, лишает равновесия. Дёргает, из-за чего не успевший затормозить Агеро врезается лицом в чужую грудь. Баам сбивается, проглатывая почти произнесённую фразу, но быстро приходит в себя.
– Господин Агеро, ради плодотворного и долгого сотрудничества… – Хвост стискивает его руку сильнее перед тем, как отпустить. – Прошу воздержаться от подобного.
Агеро трёт кисть, восстанавливая сбившееся от неожиданности дыхание. Баам щурится, ожидая ответа, помахивая хвостом. Хвост оказался, он впервые задумался об этом, чрезвычайно сильным. От чужого пойманного взгляда в усталую голову приходит мысль, что, возможно, и рога на чужой голове… не просто так. Не украшение.
Он не отвечает вслух, но про себя от слишком “кошачьих” прикосновений и провокаций решает действительно воздержаться. Хотя бы ближайшие дни.
Комментарий к Последствия
Постепенно возвращаюсь.
Подозрение, что отойду от экзаменов ещё нескоро, но по крайней мере я всё ещё могу писать (возможно, ещё пару глав и вспомню, как это делается, ха-ха)
Флешбек внезапен и заканчивается так же быстро, как и начинается. Он планировался иным, но я решила прояснить причину появления царапин в колодце. Даже если нежить и существуют в контексте данного фанфа, то не около этой церкви :)
========== Предпосылки ==========
Шум и хаос, непрекращающиеся крики, рыдания, шелест бумаги и камня. Ли Су так привык к ним, что пропускал мимо сознания. Задумывался порой о том, чтобы просто-напросто завязать уши, залепить их воском, чтобы, если от него что-то понадобилось, незваные посетители подавали бумагу по всем формальностям, а не наседали, словно назойливые комары. Не лишним будет уточнить, что кровь они пили лишь метафорически. Ли Су надеется, что из-за чьей-то дурной инициативы это не изменится.
Даже сквозь грохот упавшего шкафа со стороны новичка голос демона, подошедшего так незаметно, что Ли Су засомневался, не телепортировался тот, звучит чисто. Словно звуки сами притихают от силы, ненавязчиво сквозящей в чужом голосе. Ли Су вздрагивает. Голос этот он слышит не в первый раз, но каждый раз надеется, что не в последний. Потому что, как поговаривали недобросовестные работяги за рабочим местом, Джин Сунг приходит или казнить, или на казнь. Можно лишь надеяться, что не твою.
Ли Су мог опровергнуть этот слух, но вряд ли бы утверждал недрожащим голосом. Каждый раз, подвергаясь размеренному, почти не замаскированному допросу, ощущение грядущей повторной силы было сильно как никогда. Тихий голос, спокойные фразы, и рост новой стены, остановленный одной рукой. В их отделе работали не самые слабые демоны, но даже они могли лишь замедлить, если вовремя заметят. Куда им до демона-искусителя, который, Ли Су подозревал, застал свержение с небес, хоть и набрал силу значительно позже.
Заставляя стену с испуганным треском вжиматься обратно в почву, Джин Сунг задал, наконец, свой страшный вопрос:
– Виоле справляется со своим заданием?
Будь Ли Су проклят, если ответит «нет», даже если это было бы так!
– Д-да. Небольшая путаница с бумагами, ну, вы знаете, как это бывает, но в остальном всё идёт отлично!
На этот раз Джин Сунг не выпытывает детали, выглядит почти рассеянным.
– Справляется… это хорошо. А что он думает сам?
«Сами спросите у него», никогда не ответит ему Ли Су.
– Ну, он не в первый раз сталкивается с неверной формулировкой задания или неверными данными и, хоть немного взволнован, но как обычно!
«Нет причин волноваться», хочет добавить Ли Су, но вовремя спохватывается – так фраза будет звучать ещё подозрительнее.
– Это хорошо, – вторит своим мыслям Джин Сунг.
Уходит, бросив что-то на прощание и отпустив многострадальную стену. Ли Су не слышит, что именно – слишком громко бьётся сердце. Но наугад бросает самое вежливое прощание, которое вспоминает.
Ещё одна встреча пережита.
Ещё один повод тихо повыть в стол при следующей встрече с Баамом, жалуясь, что его учитель снова ведёт себя словно чрезмерно заботливый и довольно жуткий отец.
Скрежет сбоку продолжается, напоминая о делах. И официальных, и не очень.
Заляпанные жиром бумажки, вручённые соседним отделом, внушают ещё больше отвращения, чем раньше.
***
Неделя течёт за неделей, Заместитель обращает всё больше внимания на то, как прилежно он выполняет порученные ему обязанности, на инициативы, всегда праведные и уместные. Проходит пару месяцев, и он уже участвует в обряде освящения церкви.
И бессовестно его саботирует. Пара советов Баама, кинуть в святую воду это, незаметно ошибиться тут, и всё меньше святости остаётся в этих стенах. Агеро уже представляет, как теперь сможет видеться с Баамом и тут. Как тот может прийти во время службы, летать над редкими прихожанами, комментировать речь Заместителя. И мириться с ролью мальчика на побегушках будет намного, намного легче.
Однажды он даже прямо приглашает Баама, странно отвлечённого. Тот не отвечает, лишь на губах мелькает, словно отблеск свечи, улыбка. Агеро предпочитает думать, что это «да». И что спокоен Баам, в чьё бедро он порой утыкался лбом, не из-за обречённого смирения, а от того, что и правда не против.
Настоятель сплёл крепкую, запутанную паутину. Через пару дней голова у Агеро начала болеть от одной мысли о ней. Да с тех пор и не прекращала. Только если он не прикладывался к чужому колену. Каким-то дьявольским чудом от этого подобия ласки уходил даже напряжённый шум, частенько путающий мысли. Универсальное лекарство.
Правда, давал это лекарство Баам нечасто. Хоть и не выворачивался из-под головы, но стал реже садиться на стол, больше летал за спиной или зависал посреди комнаты. Соблазн схватить лениво помахивающий хвост каждый раз был неимоверный, как и самого Баама. Схватить, притянуть, уткнуться и просто посидеть так пару минут.
Однажды он и правда так делает. Не когда Баам летает вокруг, внезапно отвечая то с одной стороны, то с другой, а когда тот присаживается на край стола. Молчаливая договорённость: раз присел, значит можно уткнуться лбом, коснуться. Словно кот, изредка присаживающийся рядом и терпящий глажку.
Когда кота подхватывают под живот и пересаживают на колени, то из привычной отстранённости тот приходит в нервное напряжение. Кажется, одно лишнее движение – и вцепится в держащую руку.
Не слишком волнуясь об этой руке, Агеро обвивает ей Баама, возвращаясь к лежащим на столе бумагам. Впервые за последние недели ему удаётся сосредоточиться на том, что стоит за мелькающими перед глазами строками.
***
Первые разы Баам отнёсся к сидению на чужих коленях философски. Ему приходилось делать и худшие вещи, вроде доставания предметов из чужого желудка вручную. Причин вырываться у него пока нет, если не считать напряжение, которое он вполне может игнорировать. В его интересах, чтобы священник разобрался с делами так быстро и эффективно, как возможно: времени на обучение из-за возни с Заместителем и внешним миром почти не оставалось. Но время шло, дел не убавлялось, а сияющий, словно новая лампа, Агеро становился всё уверенней.
Через неделю такое положение дел начинает его тревожить.
Через две от накопившегося напряжения он готов и вовсе не садиться на проклятый стол.
Лишь на третью Баам наконец понимает, что именно его тревожит.
Агеро спрашивает что-то, больше ворча, чем действительно прося совета. Уходит в свои мысли, пока Баам повторяет про себя «Это моя работа». Работа – контролировать психическое состояние человека. Работа – находить свой подход к каждому.
Вспыхивает мысль о том, что для работы он реагирует на происходящее слишком ярко, но он подавляет её.
Лишь работа.
Рука сжимается на талии, резкий выдох обжигает лопатку.
А вот это к его работе уж точно не относится!
Среди вороха мыслей, вырвавшихся, словно пепел из извергающегося вулкана, мешаются «Я уже рассказывал ему о видах демонов?», «Люди ведь различают инкубов и искусителей?» и «Ох, чёрт».
Агеро сжимает ещё сильнее. Баам чувствует, как его позвонки впечатываются в чужой живот. Воздух из чужих лёгких на этот раз обжигает плечо.
Вдох выходит странно дрожащим. Выдох не выходит совсем.
Он не может сейчас просто бесконтрольно дёргаться и вырываться. Он не должен. Он, чтоб его, квалифицированный демон, он контролирует себя. Потому к чёрту пылающее лицо, его всё равно не видно, к чёрту отказывающийся выходить воздух, ему всё равно сейчас нужно будет говорить, к чёрту эмоции, с ними разберётся потом.
– Но я ведь не… я ведь не инкуб!!! – вырывается у него вместо подготовленных слов, официальных и уравновешенных.
В глазах отстранившегося Агеро скользит непонимание, и, нырнув в чужой рассудок, Баам кричит про себя. Обрывки текста, размышления, мысленные приписки и примечания к тем или иным строкам, планы, злость. Он просто забыл, что Баам всё ещё рядом.
Ох, чёрт.
– Инкуб? – прерывает его панику Агеро. – Это ведь тоже демон-искуситель.
– Да, – успевает он взять себя в руки. – Но в аду принято разделять искусителей и инкубов с суккубами. Последние специализируются на похоти.
Агеро склоняет голову к плечу:
– Но ведь ты тоже насылал на меня сны о…
– Это другое! Инкубы и суккубы делают это в реальности! К тому же они почти не используют иных средств. Все истории, где монаха или монашку соблазняет демон, и где действительно участвовал демон, являются примером работы инкуба или суккубы.
На всякий случай он выскальзывает из-под чужой расслабившейся руки, продолжая рассказывать на небольшом расстоянии.
– Во время обучения грешная душа может выбрать направления. Больше всего учиться придётся для становления искусителем. Все преподаваемые знания в результате придётся использовать, есть риск стычки с ангелами или священниками, риск для жизни. Однако, это единственная работа, которая предполагает выходные. Инкубы – подтип искусителей, работающих лишь с грехом похоти. У них есть теоретические знания о других аспектах, но, по разным причинам, они не могут работать с ними. Кроме искушений можно выбрать работу с бумагами, чего я крайне не советую. Выходные редки даже у тех, кто пробился на высокие позиции, а сама работа напоминает то, как описывается ад в ваших книгах.
– А если кто-то плох во всём?
– Раб или слуга. Не волнуйтесь, вам это не грозит. Вы станете сильным демоном и вам хватит ума и выносливости для того, чтобы поспеть за темпом обучения. Тем не менее, всё, что я рассказывал ранее, вам тоже пригодится. Я подниму эту тему ещё не раз, но, пожалуйста, не забывайте уроки об устройстве человеческого разума. Это – одна из вещей, которым будут уделять много времени во время обучения. В ваших интересах узнать всё заранее.
Агеро кивает. Распрямляет листок в своих руках, смотрит пару секунд. Откладывает брезгливо, словно гниющее мясо, прежде чем с видимым облегчением развернуться к Бааму.
– Письма подождут. Расскажи мне больше.
Баам тихо вздыхает, но продолжает рассказ.
Откуда утром человек достаёт ответы, чтобы в короткой прогулке уместить их под камнем, в дупле дерева и на пороге дома, стоящего на отшибе, он так и не узнаёт.
***
Заместитель прохаживается по саду, выдёргивая сорняки из почвы. Его здоровье становится хуже, принимать участие в повседневной жизни монастыря становится всё сложнее и сложнее, но присутствие такого надёжного молодого человека, как брат Агеро, обнадёживает.
Он уверен, что не найдёт никого столь же ответственного и праведного не то, что в монастыре – даже в городе!
Комментарий к Предпосылки
Я опоздала, но принесла Ли Су с Джин Сунгом и неловкими батиными разговорами о том, как справляется сын на работе!
Да, Баам насылал непристойные сны. Он работает комплексно и строго по методичке (хоть и со своими пометками).
========== Изгнание-призыв ==========
– Ты знаешь, зачем мы ездили в город?
Агеро молча кивает.
– Теперь, когда мы равны по чину, я могу с гордостью назначить тебя моим заместителем. Ты действительно надёжный молодой человек. Уверен, если со мной что-то случится, церковь попадёт в хорошие руки. Я в твоём возрасте был тем ещё непоседой и за ум взялся намного позже.
Агеро склоняет голову. Баама не было весь день, что изрядно подпортило настроение. Город подавлял своими каменными зданиями, серостью улиц, влагой и мерзким запахом канализации. Дышать не хотелось. Говорить тем более.
