Текст книги "Теон (СИ)"

Автор книги: Elle D.

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

– Ну, что это такое? Ты же должен учить меня... учить... ты помнишь?

– Опять перечить? – нахмурился Криспиан, терзая ладонью его мужскую плоть. – Именно учить тебя я и собираюсь. Не думаешь же ты, что вчера узнал всё необходимое в этой области знаний?

– Я...

– Положись на своего старшего, мальчик. Ему виднее.

Теон сдался. Отчаянно заморгал, потянулся к глазам, чтобы протереть со сна закисшие уголки... и замер, не донеся руку до лица, когда ладони Криспиана с силой провели по его бокам, вмялись в бёдра, а черноволосая голова опустилась вниз и прильнула к его телу меж разведённых ног.

– Что ты... – начал Теон – и задохнулся, когда губы Криспиана плотно охватили его член.

Теон застонал и вцепился руками в его плечи. Ощутил прикосновение языка к головке члена, сильное и аккуратное, и застонал громче, не слыша собственного голоса. Он не знал, что эрасты делают и такое тоже. Эромены – да, но эрасты... Рука Криспиана выпустила его бедро, пальцы оплели и сжали мошонку, и одновременно эраст заглотил его глубже, так глубоко, что всё естество Теона скрылось за его склонившейся головой. Теон смотрел на копну буйных чёрных волос, двигавшуюся меж его разведённых ног, и от самого этого зрелища ощутил, что едва может сдерживаться. Он не знал, должен ли, не знал, что правильно, и колебался недолго, не дольше, чем смог связно думать – и очень скоро выстрелил семенем прямо в горло своего эраста. Тот сразу выпустил его, отстранился, сел на пятки и утёр губы. Теон увидел, как он глотнул. На тыльной стороне его ладони осталось белёсое пятно.

– Прости, – пробормотал Теон, судорожно сводя колени вместе. – Прости, я... я не мог сдержаться...

– Ты очень порывист, – слегка улыбнулся Криспиан. – Тебе придётся научиться быть более стойким.

– Да, конечно, я...

– Ты научишься, – заверил его эраст и, подавшись вперёд и обхватив его за затылок, вжался ртом в его губы, и Теон ощутил на них солоноватый привкус собственного семени.

– Теперь, – сказал Криспиан, оторвавшись от него, – твоя очередь.

И Теон послушно и почти охотно опустился на колени перед ним. И сделал то, от чего вчера трижды отказался.

Он испугался в первый миг, увидев перед своим лицом огромный торчащий член, вид которого до безумия ужаснул его вчера. Он действительно был велик, синие вены выступали на нём, одна из них едва заметно пульсировала, капли прозрачной жидкости поблескивали на багровой головке. Теон нерешительно взялся за основание пениса Криспиана, будто пытаясь найти точку опоры, и робко слизнул эти прозрачные капли. Через мгновение выступили новые. Теон поднял глаза. Криспиан смотрел на него с улыбкой.

– Всё хорошо. Не спеши. Тебе не обязательно брать его целиком, возьми, сколько сможешь. Тебе должно быть приятно.

– Тебе тоже, – возразил Теон, и не понял, почему улыбка Криспиана стала шире.

– Мне будет, – мягко заверил он и, положил ладонь Теону на затылок, так же мягко надавил на него. Теон понял и, бросив разговоры, накрыл головку его члена губами.

Ощущение было странным. На сей раз не с ним делали что-то – делал он. Криспиану оставалось лишь откинуться назад и вручить себя его неумелым, робким ласкам. Теон вдруг ощутил, как странная волна беспричинной уверенности и куража накрывает его. Он больше не лежит навзничь, распростёртый – он сверху, хотя и стоит на коленях, он держит в руке самое сокровенное и важное место мужчины, и в его власти решить, что он сделает теперь...

Теон решительно нагнул голову, обводя языком горячий ствол, скользя им по гладкой коже. Странно, до чего нежной и мягкой она была – такой же, как его собственная. Вчера, когда Криспиан двигался в нём, ему так не показалось, но теперь он вдруг понял, что в этом месте они одинаковы, если не считать размера. Но, подумал Теон, опускаясь ещё ниже и обхватывая пальцами мошонку своего эраста, я ведь вырасту. Я вырасту и стану таким же, как ты.

Он почувствовал, как головка упёрлась ему в горло, и стал подниматься. Потом опустился снова – и услышал над головой прерывистый вздох. Похоже, Криспиан одобрял его действия. Теон стиснул его мошонку крепче, и пальцы Криспиана на его затылке сжались, вцепляясь в волосы. Теон снова стал двигаться, то быстрее, то медленнее, старательно обводя ствол языком, не забывая облизывать головку, проводя кончиком языка по крайней плоти. Внезапно, сам не зная, почему, резко выпустил её изо рта и быстро поцеловал – прямо в пульсирующую синюю жилку. Криспиан шумно выдохнул и опять надавил на его затылок, и Теон послушно заглотил его снова.

Ему нравилось чувствовать, как напрягаются и вздрагивают бёдра Криспиана под его прикосновениями.

Он почувствовал, как задрожала плоть Криспиана, как он выгнулся, не владея собой, с такой силой, что его головка ткнулась в горло Теона – и ощутил, как во рту стало мокро и солоно. Но не отстранился, как сделал Криспиан, а прихватил его плоть губами, сжимая крепче, не давая выскользнуть, и старательно проглотил всё до капли. Ему говорили, что очень важно, чтобы в первый раз эромен принял в себя всё семя своего эраста – и вместе с ним всю его силу и мужество. Потом он старательно облизал подрагивающий, медленно опадающий член Криспиана, вылизал досуха, и только тогда отпустил.

Рука эраста судорожно цеплялась за его волосы.

– О Афина Паллада, – простонал Криспиан.

– Ты доволен? – кротко спросил Теон, глядя его на запрокинутое лицо, радуясь, что он всё ещё лежит с закрытыми глазами и не может видеть лукавого взгляда своего эромена.

– Вполне, – хрипло сказал Криспиан и притянул его к себе. Теон подумал, как хорошо было бы закончить на этом и ничего больше сейчас не делать. Ему нравилось ощущение собственной власти над этим большим, горячим, загорелым телом, телом взрослого мужчины, которому он только что своими действиями доставил наслаждение, заставил его ощутить то, что хотел. Он хотел сохранить это чувство в себе нетронутым подольше.

И Криспиан словно услышал его мысли. Теон начинал думать, что он действительно хороший эраст. Всё ещё лёжа на спине, он уложил Теона рядом с собой, обнял его и глубоко вздохнул. Долго молчал, потом спросил:

– Ты голоден?

Теон обдумал вопрос. Ещё обдумал, приятно ли ему лежать вот так, чувствуя сильную руку на своём плече, но зная, что она не двинется сейчас ниже. Подумал, что, вероятно, да, приятно. И ответил:

– Не очень.

Криспиан снова вздохнул.

– Моя мать была права.

– В чём именно?

– Во всём.

Теон не видел его лица – он лежал, уткнувшись затылком в волосатую подмышку мужчины, и чувствовал исходящий от неё резкий запах. Это тоже было скорее приятно, чем нет.

Он обдумал то, что услышал только что.

– Криспиан, я могу задать тебе вопрос?

– Какой угодно.

– Как вышло, что ты стал... таким?

– Что ты имеешь в виду, мальчик?

Теон помолчал ещё немного, подбирая слова.

– Ты родился в этом месте. Так?

– Да. В деревне в низине.

– Но ты говоришь не как крестьянин. Ты умелый воин. И... ну, словом, ты умелый, – вдруг смутившись, закончил Теон. – Знаешь имена философов. Знаешь обычаи и законы полиса. Я не верю, что свою жизнь ты провёл здесь.

– Ты прав, – помолчав, ответил Криспиан. – Я действительно провёл жизнь не здесь. Во всяком случае, большую её часть.

– А где же?

– В разных местах.

Теон молчал, не смея расспрашивать подробнее. Криспиан глубоко вздохнул и, не поворачиваясь, взъерошил ему волосы.

– Тридцать лет назад здесь проходили спартанцы. Один из них взял мою мать. И обещал, что если у неё родился сильный сын, то он вернётся за ним, когда мальчик станет мужчиной. Я знал об этом почти с самого рождения. И старался быть готовым к приходу моего отца.

– Так ты из Спарты?! – Теон сам не знал, почему так поразился этому. Ведь, если задуматься, Криспиан был похож именно на спартанца – сильный, огромный, могучий...

– Не я, а мой отец, – поправил тот. – Это не одно и то же.

Они снова помолчали. Потом Теон, видя, что разговор вроде бы не раздражает его эраста, решился спросить:

– И что, он вернулся за тобой?

– Да. Мне как раз исполнилось тринадцать.

– И ты уже был мужчиной? – недоверчиво переспросил Теон.

– В Спарте мальчики взрослеют раньше.

– Да, но ты-то оставался здесь!

– Здесь тоже взрослеют раньше, чем в ваших полисах, Теон Критский.

Теон смутился. В тринадцать его эраст уже был мужчиной... а он, в свои пятнадцать, трясся и мямлил, будто недоросток, боясь завтрашнего дня и ответственности, которую этот день принесёт. Ему вдруг стало стыдно.

– Что такое? Почему ты так напрягся?

– Ничего, – прошептал Теон. Криспиан слегка погладил ладонью его плечо.

– Я знаю, мальчик, что тебя готовили к другому. Но случилось так, как случилось. Ничего уже не изменить.

– Не в том дело! Просто я... я представил, каково было тебе.

Криспиан молчал. Теон поднял голову – и поймал обращённый на него пристальный взгляд.

– Могу рассказать, – сказал Криспиан.

Теон вздрогнул. Этот разговор получался откровеннее, чем ему хотелось. Хоть его и снедало любопытство, но... они ведь всего лишь вчера стали эрастом и эроменом, и вот уже...

– Моя мать в молодые лета была гончаром, – сказал Криспиан, будто не замечая его замешательства. – Не женское дело, но после того, как её изнасиловал спартанец, никто не пожелал её взять в жёны, и она должна была чем-то жить. Я помогал ей. Однажды, когда она сидела за кругом, а я месил глину, к нам в дом вошёл наш сосед, деревенский плотник. Я знал, что он всегда хотел мою мать, но она отказывала ему. Он отозвал её в сторону и стал говорить с ней, поглядывая на меня. Она слушала с неудовольствием, но не спорила. Позже я понял, что она помнила про обещание моего отца, и знала, что подходит срок. Наконец они столковались. Тогда этот человек подошёл ко мне и, ничего не объясняя, поднял меня и взвалил на плечо. Я совершенно не понимал, что происходит. Он отнёс меня в свой дом, как есть, перемазанного в глине, выгнал свою жену на улицу, положил меня на пол, связал и взял. И только тогда я понял, что стал его эроменом.

– Криспиан... – прошептал Теон и умолк, не зная, что сказать. Криспиан пожал плечами и улыбнулся.

– В этом не было ничего особенного, Теон. У нас это всегда делают так. Когда я понял, что произошло, то обрадовался. С репутацией моей матери существовал риск, что меня вообще никто не захочет, а я должен был стать мужчиной к тринадцати годам.

– И что было потом? – тихо спросил Теон. Рука на его плече вдруг показалась ему очень тёплой, уютной. Он прильнул теснее к большому телу Криспиана.

– Ничего особенного. Я стал его рабом, как у нас принято. Днём он отправлял меня пасти скот и собирать дрова, ночами трахал. Иногда приглашал своих друзей. Но чаще делал всё сам. Его жена ненавидела меня, потому что все три месяца, что я жил у них, он ни разу не прикоснулся к ней. Однажды она даже попыталась меня отравить, – он усмехнулся, это воспоминание явно забавляло его. – За это муж вытащил её за волосы на середину деревни и прилюдно избил. Больше она не выступала.

– Это зверство! – не выдержал Теон. – Варварство и дичь!

– Говоря по правде, мне тоже так казалось. Сам не знаю, почему. Мать вечно обзывала меня неженкой, говорила, что отец отрубит мне голову, когда вернётся и увидит, каким я вырос. Но она, к счастью, ошибалась. Отец вправду вернулся за мной в срок, несколько дней провёл в нашем доме, наблюдая за мнгой. И остался вполне доволен.

– Он взял тебя в Спарту?

– Да.

– Ты... хотел этого?

– Конечно. Мне вовсе не хотелось стать плотником и насиловать мальчиков, а потом пороть свою жену за ревность к ним.

Он говорил весело, но Теон не дал сбить себя с толку.

– Ты воевал?

– Да.

– За Спарту?

– Да. И за своего отца. Всем, что я имею, я обязан ему.

"А что ты имеешь?" – хотел с горечью спросить Теон – но вовремя осёкся. Вспомнил перекатывающиеся под золотистой кожей мускулы, блестящие глаза, правильную плавную речь, руки с огрубевшей кожей, умеющие быть нежными, скользящие по его телу умело и бережно, вознося на вершины наслаждения.

Кое-что он всё же имеет. Без сомнения.

– У тебя раньше были эромены?

Теон спросил – и сам поразился собственной смелости. И вздрогнул, когда губы Криспиана ткнулись в волосы на его макушке.

– Нет. У меня никогда не было на это времени.

– А теперь, значит, появилось? – съязвил Теон, чтобы скрыть замешательство.

– Не то чтобы. Скорее, возникло неодолимое желание... затмившее чувство долга.

– Разве это правильно?

– Нет. Конечно, нет. Учись на ошибках своего эраста, эромен. Это тоже часть того, что ты должен взять от меня.

Теон вздохнул. И подумал, что, раз уж разговор зашел так далеко, можно спросить и ещё кое-что...

– Почему ты не взял меня в первую же ночь? Разве так не делается всегда?

– А что, ты был разочарован? Ждал меня, стеная от желания? – ехидно поинтересовался Криспиан – и рассмеялся, увидев выражение лица Теона. Снова взъерошил ему волосы. – Конечно, я хотел взять тебя в первую ночь. Не только потому, что так всегда делается. Я очень сильно хотел тебя, Теон Критский... сильно и давно. Но я видел, как ты напуган. И не могу сказать, что в твоём положении это было позорно или неестественно. Я хотел, чтобы ты немного привык ко мне. Иначе ты ни за что не смог бы расслабиться достаточно, чтобы доверить мне своё тело. Мне пришлось бы взять тебя силой.

– А разве ты не взял меня силой? – резче, чем собирался, спросил Теон.

– Подумай хорошенько. И сам ответь на этот вопрос. Только не лги.

Теон в замешательстве замолчал. И задал себе этот вопрос.

И не стал лгать.

– Прости, – прошептал он. – Я не должен был так говорить.

– А я не должен был быть таким грубияном, – вздохнул Криспиан. – И давать тебе повод так сказать. Пусть даже не подумав. Ну что, просим друг друга?

Теон кивнул. Криспиан взял его за подбородок и, подняв его лицо, медленно поцеловал. В поцелуе не было страсти, он не был частью прелюдии к чему-то большему. Теон чувствовал это, и потому с лёгкостью и охотой откликнулся на прикосновение.

– Теперь, – сказал Криспиан, оторвавшись от него, – я думаю, ты хочешь есть.

– Хочу.

– И думаю, что ты хочешь накормить скот. А потом вернуться к тренировкам.

– Каким именно? – пробормотал Теон, и Криспиан расхохотался.

– Фехтовальным. Пока что, – сказал он и, оттолкнув его с нарочитой небрежностью, встал.

И всё было так, как он сказал. Теон поел, и накормил скот, и вычистил коней, и долго упражнялся во дворе. А потом они вернулись к другим тренировкам.

И так проходили дни, которые он перестал считать.

– Резче, мальчик! Резче! Ногу согни в колене! Вот так.

Криспиан неуловимым движением обвёл концом палки вокруг палки Теона, сделал резкий выпад – обманный, как понял Теон запоздало, – и в следующий миг палка больно стукнула Теона по рёбрам. Он отскочил и поморщился.

– Ты убит, – заметил Криспиан.

– Я знаю, – проворчал он и снова встал в стойку.

– Ногу в колене, ты опять забываешь? И резче!

Солнце стояло высоко, а бой был в самом разгаре, когда на тропе, ведущей в долину, послышался топот конских копыт. Отрывистый и громкий. Теон не слышал подобного звука уже почти два месяца – с тех пор, как стучали по камню копыта коня, на котором эраст увозил его из Кносса.

Он обернулся раньше, чем Криспиан, чувствуя, как ёкнуло сердце в груди. На миг ему почудилось, что это отец – или советник Анаксан. Его должны были разыскать рано или поздно, он всегда понимал это, но уже давно перестал думать об этом с надеждой и молчаливой мольбой к богам. Сейчас, вдруг понял Теон, он вовсе не обрадовался бы их появлению. Слишком поздно. Слишком многое произошло. Слишком затвердели его мускулы, слишком загорела кожа от постоянного нахождения на солнце, слишком огрубели руки от каждодневной работы. Губы слишком опухли от поцелуев и укусов, и он слишком хорошо знал теперь, для чего предназначено мужское естество – и его собственное, и того человека, который каждую ночь снова и снова объяснял ему эту науку, заставляя совершенствоваться в ней так же истово, как в фехтовании, гимнастике и стрельбе из лука

Сделанного не вернёшь, думал Теон – и думал почти без сожаления.

Потому ощутил огромное облегчение, когда ворвавшийся во двор всадник, бросив на него лишь мимолётный взгляд, что-то резко сказал Криспиану на незнакомом языке.

Криспиан, впрочем, явно не разделял его облегчения.

Всадник опять сказал что-то, и опять посмотрел на Теона – на сей раз более долгим и, как ему показалось, презрительным взглядом. Снова сказал несколько слов резким, злым голосом. Он был на хорошем, резвом вороном коне, нетерпеливо перебиравшем копытами, и был одет так же, как Криспиан в тот день, когда он похитил Теона – в простую тунику, перепоясанную мечом. Криспиан выслушал его молча, опустив палку. Потом ответил. Всадник снова сказал что-то, повысив голос – и, развернув и хлестнув коня, понёсся обратно в долину.

Криспиан какое-то время смотрел ему вслед, потом бросил палку и пошёл к дому. Теон проводил всадника взглядом и оглянулся.

– Криспиан! Что происходит? Кто это был?

Криспиан стянул тунику, смочил её водой из бадьи, протёр вспотевшую шею.

– Посланник моего отца, – сказал он наконец. – Мне придётся уехать... на какое-то время.

– Надолго? – с необъяснимой тревогой спросил Теон. Криспиан покачал головой.

– Нет. Он высадился на острове и требует меня к себе. Гневается, что я покинул его. Он... не знает, чем я занят. А я не могу объяснить этого посланнику. Он, кажется, решил, что я попросту дезертировал и развлекаюсь тут с юным любовником. В Спарте нет такого обычая, как у нас.

– Тебя накажут? – спросил Теон. Беспокойство нарастало. Криспиан усмехнулся.

– Не думаю. Мой отец – мудрый человек, и он знает, что я – не в меньшей степени критянин, чем спартанец. К тому же... словом, я думаю, он поймёт, – закончил Криспиан. – Но мне необходимо съездить к нему и всё объяснить. Я действительно задержался дольше, чем обещал ему, когда уезжал.

Теон машинально кивнул, обдумывая услышанное. Вот как, оказывается, у взрослого мужчины тоже могут быть недоразумения с отцом... Теон иногда думал, как он объяснит своему отцу всё, что с ним произошло. Он не чувствовал за собой никакой вины, и всё же не хотел этого разговора. Похоже, Криспиан сейчас ощущал нечто схожее.

Внезапно до него дошёл полный смысл сказанного Криспианом.

– Погоди.... ты сказал, твой отец на острове?!

– Да. Высадился на побережье два дня назад.

– Но это же Спарта?! Спарта... напала на Крит?!

Криспиан пожал плечами.

– Это случается время от времени, верно?

– Но... это война! Мой отец... я должен...

– Что? Повести войско критян в бой? – насмешливо спросил Криспиан, вытирая шею. – Прости, но не думаю, что твои умения достаточно хороши для этого. Хотя стремление похвально. Патриотизм – черта истинного мужчины.

Теон покраснел. Он никогда не видел войны. Но знал, что должен быть там, где она идёт, рядом, чтобы... он не знал, чтобы – что.

– Я выторгую для нас ещё несколько недель, – заверил его Криспиан. – Твоя инициация завершится, как должно. Потом вернёшься к отцу. Хотя война, боюсь, закончится до того.

– Закончится чем?

– О том ведает лишь Тириний Спартанский, – беспечно отозвался Криспиан. – Гляди-ка сюда. Меня не будет дня три, от силы четыре. Еды тебе хватит. Не забывай кормить скотину. И, боюсь, тебе придётся научится доить коров...

Он объяснял Теону, что и как тот должен делать в его отсутствие, но Теон слушал вполуха. Он боялся. Сам не зная, чего... и за кого.

– Отец не заставит тебя остаться и воевать?.. – против моего отца, хотел добавить он, но не смог.

– Ты совершенно меня не слушаешь, – сурово сказал Криспиан. – Я сказал, чтобы обо мне ты не беспокоился. Беспокойся о скотине. И о себе. Учти, если я вернусь и обнаружу, что ты тут набедокурил, выпорю безо всякой жалости.

Теон хмуро кивнул. Лицо Криспиана смягчилось. Он подошёл ближе, привычным уже движением обхватил Теона за шею, притянул к себе. Поцеловал. Целовал долго, пока Теон, тоже привычно, не стал расслабляться, не обмяк в его руках. Это всегда происходило, просто иногда, в такие минуты, как эта, требовалось немножко больше времени.

– Будь осторожен здесь, – сказал Криспиан, и Теон не очень понял, что он имеет в виду, но на всякий случай кивнул. Потом смотрел, как его эраст собирается в дорогу, как седлает и выводит из загона жеребца. Колченогий мерин Пегас с тоской глядел вслед удаляющему красавцу-товарищу.

– Возвращайся скорее, – вырвалось у Теона.

Криспиан, уже вскочивший в седло, посмотрел на него сверху вниз. Очень странно посмотрел.

– Я постараюсь, – пообещал он. Не отмахнулся, а честно и искренне пообещал. Теон верил, что он и вправду постарается.

Он верил в это следующие четыре дня.

И всю следующую неделю тоже. Даже когда закончилась еда, тоже верил.

Но он уже знал, что некоторые вещи не во власти человека, даже если он очень старается. За него могли решить боги. Или другие люди.

Криспиан не вернулся.

Теон отправил в рот последнюю ложку подгнившей фасоли и долго жевал её, старательно перемалывая зубами безвкусное месиво. Всё. Тянуть больше некуда – и бессмысленно. Дело было даже не в том, что у него закончилась еда. Он мог, в крайнем случае, зарезать одну из овец – не очень представляя, правда, как это делается, но умение приходит с опытом. Вряд ли Криспиан сильно рассердится за это, ведь у Теона нет другого выхода – а впрочем, пусть бы и рассердился, выпорет, как обещал, и все дела. Но дело было не в еде. Дело было в том, что Теон места себе не находил. Ни возня со скотом, куда более кропотливая и утомительная, чем он ожидал, ни мелкая работа по дому, ни гимнастика, которой он пытался себя занять, когда заканчивалась работа – ничто не могло выветрить из его головы мысли о Криспиане и мучительную тревогу за него. Отец убил его, думал Теон. Отрубил ему голову в гневе, наказал сына за дезертирство, даже не став выслушивать объяснений. Или погнал в поход, заставил биться против критян, к которым принадлежала его мать – и отец Теона. Они, Криспиан и советник Клеандр, сошлись на ратном поле, скрестили мечи, кровь брызнула из-под клинков... Теон не знал, чья именно – на этом его воображение милосердно обрывалось, заслоняемое чёрной пеленой ужаса. Чья кровь? Любой ответ был бы слишком страшен.

Теон не мог так больше. Он должен был сделать что-нибудь. Что угодно.

Он решил ехать.

Сперва думал идти пешком, но потом рассудил, что даже толстозадый мерин сможет двигаться быстрее, чем сам Теон. К тому же ему придётся проехать через деревню – ту самую, что служила своеобразным форпостом на пути к дому его эраста. Теон помнил предостережения. Но выбора у него не было. Он решил выехать вечером, надеясь прошмыгнуть в темноте незаметно – и быстро. Если в деревне и есть лошади (в прошлый раз он не заметил ни одной), вряд ли хоть кто-то из крестьян умеет как следует ездить верхом. Он сбежит от них даже на такой кляче. Тем более что в последние дни он от тоски и безделья погонял Пегаса и, кажется, немножко увеличил его выносливость.

Он собрал в котомку скудные остатки провизии, в основном сухари, набрал во флягу воды, приторочил всё это к седлу и, когда солнце скрылось за пиками гор, стал спускаться по тропе.

Деревня лежала во тьме, лишь два или три огонька слабо светились в долине. Теон попытался прикинуть, с какой стороны их лучше обогнуть. Ветер дул с запада – стоит держаться так, чтобы он не доносил запах человека и лошади в сторону деревни. Его могут учуять собаки. Он тронул бока клячи пятками, выбирая объезд. Было прохладно, слишком свежий, как для конца лета, ветер пробирал до костей. Теон ехал, сцепив зубы. И старался не думать ни о чём, кроме того, как бы поскорее обогнуть это проклятое селение.

Он так погрузился в эти мысли, что когда прямо перед ним на тропе выросла тень, даже не вздрогнул. Ему показалось, что это тень от деревца, росшего у обочины. Но тут к ней присоединилась другая, и ещё одна, и ещё. Он был окружён.

И вдруг понял, что те огни, вдалеке – это была не деревня. Может, чьи-то походные костры, а может, другое поселение. Деревня Криспиана лежала во тьме. И, задумавшись, Теон въехал прямо в неё.

Теперь вокруг него стояли лохматые, широкоплечие, злые люди. Они смотрели на него. Они знали, кто он. И он знал, кто он для них – в соответствии с обычаями их племени, такими похожими и в то же время такими непохожими на традиции полиса.

Для них он был сбежавшим рабом. Только и всего.

И они не поняли бы, если бы он попытался объяснить, даже если бы он говорил на их языке, мелькнуло в голове Теона, когда один из них схватил повод его коня.

– Стоять! – не помня себя, в порыве отчаянной храбрости выкрикнул он. – Стоять, вы! Ни с места!

Невероятно, но они остановились.

Он лихорадочно думал, рвануть ли в галоп. И тут же понял, что бессмысленно – не на этой кляче. Они тут же догонят его и повалят. А сейчас они стояли. Что-то в тоне его голоса, или, может быть, в выпрямленной спине, в том, как он держался, на миг остановило их. Но что теперь? Пригрозить им? Смешно, у него нет даже оружия. Просить? Ещё смешнее. К беглому рабу никакой жалости нет и быть не может.

И он сказал тем же тоном, холодным, резким, ровным, без особого презрения, без угрозы, скорее, с упрёком:

– Стойте. Дайте мне проехать. Я должен ехать.

Они колебались. Хотя и не понимали его слов. На миг у него мелькнула безумная мысль, что они отпустят его. Но тут один из них что-то выкрикнул – грубо и, как показалось Теону, оскорбительно. И они будто очнулись. Взвыли. Бросились на него и стащили с коня. Теон не сопротивлялся – он знал теперь, что сопротивляться, когда к тебе применяют силу, опасно. Это может лишь разъярить врага ещё больше. А тебе всё равно не поможет, когда он так силён.

На него навалилась разом целая груда тел – вонючих, липких тел. Он дёрнулся от отвращения и, кажется, все-таки закричал – скорее от омерзения, чем от страха. Кто-то схватил его за волосы с такой силой, что выдрал клок, он услышал, как трещит его одежда, разрываемая по швам. Они раздерут меня на куски, мелькнуло у Теона. Не вернут хозяину, а убьют, прямо тут. Казнят беглого раба. И ещё потребуют от Криспиана за это награды. Криспиан...

Он обнаружил, что повторяет это имя, негромко, прерывисто, как молитву. Запоздало понял, что они знают это имя. Кто-то что-то сказал над его ухом, потом его ударили по лицу – с такой силой, что из глаз у него посыпались искры. Теон почувствовал, как в руки и ноги ему врезаются ремни. Как барана, мелькнуло в памяти давнее предупреждение Криспиана. Скрутят, как барана, безо всякой жалости. И ещё, кажется, грозил увечьями...

Криспиан, подумал он. Прости меня. Я такой дурак.

И ему ответили. Он не понял слов, но услышал голос. Знакомый голос. И сам по себе этот голос уже был ответом, хотя и обращался не к нему. Резкий, жёсткий голос. Окрик полководца на поле боя, осаждающий зарвавшихся воинов, обуреваемых жаждой крови.

Они его отпустили. Не сразу, но отпустили. До последнего мгновения кто-то держал его за волосы. Потом разжалась и эта рука.

Теон остался лежать на земле, скрученный, воистину, как баран – руки притянуты к ногам, так, что и пошевелиться нельзя. Он попытался повернуть голову и увидел над собой брюхо коня. Потом крутой бок – и ногу в стремени. Широкую сильную ступню, длинные пальцы, выглядывавшие из сандалии. Он знал эти пальцы. Он их когда-то облизывал, каждый по отдельности, аккуратно, старательно. Тогда они были чистыми. Сейчас на них налипли комки грязи, и они напряглись, когда всадник поднялся на стременах, присматриваясь к нему в темноте.

– Теон! Ты жив?

– Жив, – прохрипел он, пытаясь пошевелиться. – Криспиан... это ты?..

Тот лишь выругался в ответ и соскочил с коня. Люди из его племени расступились, давая ему путь. Они наверняка были очень довольны собой – поймали раба как раз к возвращению хозяина. Может, они ждали благодарности. Может, запоздало подумал Теон, они даже её дождутся. Всё же он из их племени... а не из моего.

Нож Криспиана перерезал ремни. Прежде, чем Теон сумел распрямиться, Криспиан схватил его и поставил на ноги. Быстро провёл рукой по лицу, по телу.

– Тебя не ранили?

– Нет. Всё... в порядке. – Ему было трудно говорить, он хотел сглотнуть, но глотать было трудно тоже. Он чувствовал глухую враждебность людей, которые стояли вокруг них. Криспиан, не выпуская его, обернулся, сказал несколько слов – уже намного спокойней и тише. Должно быть, благодарил односельчан за своевременную помощь. Один из них ответил ему. Криспиан кивнул. Они не расходились, продолжали стоять и глядеть на них, и Криспиан подтолкнул Теона к его кляче.

– Садись. Едем. И держись ближе ко мне.

Теон взобрался в седло, стараясь не смотреть по сторонам. Они двинулись вверх по тропе, стремя в стремя.

Всё время, пока ехали, Криспиан не произнёс ни слова.

Теон поглядывал на него украдкой, пытаясь скрыть тревогу и радость. Ему казалось, что они не виделись очень давно, и в то же время – что вовсе не расставались. Он вспомнил тяжесть вонючих тел, крючковатые пальцы, рвавшие его волосы – и вздрогнул. Что было бы, если бы Криспиан не подоспел? Теон отогнал эту мысль. Нет смысла гадать о том, чему не суждено было произойти.

– Где ты был так долго? – спросил он.

Криспиан не ответил.

Когда они доехали до хижины, стояла уже глухая ночь. Криспиан спешился и зажёг лампу. При свете повёл в стойло своего коня. На Теона он не смотрел. Тот расседлал Пегаса и, поколебавшись, пошёл в хибару. Если Криспиан не хочет говорить с нм, есть причины. Он злится, конечно, и имеет на то полное право. Может, утром он подобреет достаточно, чтобы снизойти до разговора. Теон вдруг поймал себя на том, что злится тоже. И довольно сильно. Аид проклятый, а что, по мнению Криспиана, ему оставалось делать? Он обещал отсутствовать всего четыре дня, а пропадал все десять! Может...

Может, внезапно подумал Теон, случилось что-то важное. И плохое. Может, он злится вовсе не на меня. Может, его отец...

– Криспиан. Я знаю, что виноват, но, прошу, поговори со мной. Я... я очень тебя прошу.

Он сказал это, сидя на полу, на циновке, уже третий месяц служившей ему постелью – и роскошным ложем сказочных наслаждений. Криспиан всё ещё оставался снаружи. Теон подумал, услышал ли он, но не стал повторять. Через некоторое время Криспиан вошёл. Светильник он нёс с собой. Постояв мгновение в проходе, подошёл к Теону и, поставив лампу на пол, сел перед ним на корточки. Крепко обхватил его лицо ладонями и всмотрелся в него.

Он всё ещё молчал.

– Что ты делаешь? – поёжившись, неуверенно спросил Теон. Он не мог вырваться, даже не пытался.

– Смотрю на тебя, – ответил Криспиан. – Смотрю. Не могу поверить, что... вижу. – Он вздохнул. Его губы дрогнули – Теон так и не понял, что он собирался сделать или сказать.