Текст книги "Теон (СИ)"

Автор книги: Elle D.

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

– Завтрак остынет, – напомнил Криспиан, как ни в чём ни бывало, и. пошёл прочь.

"Он просто хотел удостовериться, что я не сбежал", – думал Теон, дрожащими руками натягивая тунику, но эта мысль отчего-то казалась раздражающе глупой. Ведь Криспиан ясно знал, видел, куда он пошёл. Знал, что он разденется и... прокрался следом...

Глупости. Зачем ему подглядывать? Если он хочет посмотреть на меня голого, ему достаточно сорвать с меня одежду. На самом деле, очень странно, что он до сих пор этого не сделал. Может быть, именно это он сделает прямо сейчас, как только я подойду к нему, думал Теон, медленно бредя по каменистой тропинке вверх, к дому своего эраста... который так стремился заполучить его, и тем не менее всё ещё не сделал своим эроменом.

Криспиан сидел у костра, скрестив ноги, и точил меч.

– Ешь, – сказал он, кивнул Теону на остатки жареной тушки.

Теон стал есть. Заяц был много вкуснее фасоли с салом, но фасоль он вчера глотал, как амброзию, а жареное мясо сейчас не лезло в горло. Теон то и дело тянулся к ковшу с водой, смачивая пересохшую гортань. Криспиан точил меч, не поднимая головы, лезвие визжало и скрипело, гуляя по точилу. Наконец Теон сдался и отложил недоеденный завтрак.

– Наелся? – изогнул бровь Криспиан. Теон деревянно кивнул. – Что ж, отлично. Встань-ка. Хочу посмотреть, на что ты способен.

Остаток первой половины дня прошёл в боевой тренировке. Криспиан вручил Теону палку, сам вооружился такой же, и загонял его до полной потери сил. Теон старался показать себя с самой лучшей стороны – просто унизительно было для него, сына советника, драться хуже какого-то дикаря, крестьянина, однако частенько он пропускал удары, оставившие множество синяков на его теле, а сам не смог достать Криспиана не разу. Это злило его, и в то же время он очень быстро преисполнился удивленного уважения к ловкости и мастерству этого человека. Не похоже, чтобы он был всего лишь крестьянином. Впрочем, не только его военное мастерство наводило на эту мысль...

После полудня Криспиан наконец решил, что пока довольно, и, одобрительно кивнув, отпустил Теона. Тот свалился на землю в изнеможении, а Криспиан, как ни в чём ни бывало, отправился кормить скот. Пока он возился с овцами и коровами, Теон размышлял, что бы всё это значило. Криспиан заявил, что хочет быть его эрастом, но вёл себя совсем не как эраст...

Через час Криспиан вернулся и снова бросил ему палку. Пришлось вновь встать в стойку.

– Хорошо, – сказал Криспиан, когда солнце коснулось самого высокого пика горы. – Ты в самом деле не так уж плох. Воистину, Афина и Аполлон были не единственными, кто возложил длани на голову твоей матери, когда она понесла от твоего отца. Арес, похоже, тоже был где-то поблизости.

– Ты говоришь не как крестьянин, – не выдержал Теон – он был слишком измучен, чтобы притворяться и сдерживаться дальше. – Кто ты, забери тебя Аид, такой?

Криспиан рассмеялся. И сказал:

– Поешь, парень, и ложись спать. Но перед тем вымойся. Ты хорошо попотел сегодня.

И Теон вымылся, и поел, и завалился спать. Прежде, чем коснулся головой циновки, ощутил тревогу – вновь пришла ночь, и если не вчера, то сегодня он непременно услышит рядом движение и ощутит прикосновение в ночи... но он уснул, не успев довести мысль до конца.

А потом настало следующее утро.

И снова ночь. И снова утро.

Криспиан был воином. Опытным и сильным воином, знающим, умелым. Окончив испытывать Теона, он показал ему кое-что, чего Теон прежде не знал – некоторые приёмы боя на мечах, которым его никогда не обучали, потому что не готовили из него воина. Он и так владел оружием лучше, чем большинство мальчиков его возраста. Он всё делал лучше, чем большинство из них, знал это, но не кичился. Он всю жизнь был лучшим по праву рождения, и знал, что это накладывает на него обязанность перед богами и своим родом. Криспиан не хвалил его, но, похоже, не был недоволен. Иногда он отлучался – подоить коров, или выпасти коней, или выполоть сорняки на огороде – и на это время велел Теону отжиматься, или бегать, или ещё как-то занимал его тело, а заняв тело, занимал и разум. Теон боялся, что его выгонят пасти овец, но Криспиан не делал этого – во всяком случае, пока, – однако чистить коней и выгребать навоз из-под скота всё равно приходилось. Криспиан поручал ему лишь физическую, пусть и довольно тяжёлую работу. То, что требовало умений, которых у него не было, от Теона не требовалось. И это было хоть каким-то утешением.

Наступила ночь. И снова день.

Теон ничего не понимал.

Он не чувствовал облегчения – скорее, всё усиливающееся недоумение. Походило на то, что Криспиан вовсе не собирается овладевать им. Но инициация без этого невозможна – в чём тогда смысл пребывания Теона здесь? К тому же Теон ведь видел, какие взгляды кидал на него этот человек – и в Кноссе, в храме, и здесь, когда увидел его голым у ручья... И всё же ночь шла за ночью, а Теон засыпал и просыпался нетронутый, и тренировался, и работал, зарабатывая себе еду, и считал дни, и по-прежнему ничего не понимал.

Он должен был молчать, знал, что должен – но не мог. Не было сил больше ждать, недоумевать и бояться.

– Криспиан...

– Что?

– Почему ты... ты не хочешь меня?

Был ясный день, Криспиан сидел, опершись спиной о нагретую солнцем стену хибары, и лениво стругал ножом ветку, превращая её в подобие свирели. Время было после полудня, они отдыхали. Теон сидел в стороне, всё ещё взмокший после утренней тренировки, но уже отдышавшийся и снедаемый нетерпением, любопытством и чем-то похожим на обиду. Глупо, очень глупо, но... что ещё он должен был думать?

– Почему ты не хочешь меня?

Криспиан поднял голову. Его лицо, так и не познавшее бритвы за последние дни, ещё сильнее заросло густой чёрной щетиной. Наверняка очень колючей, ни с того ни с сего подумал Теон и вздрогнул от этой мысли.

Губы Криспиана сложились в улыбку в чаще бороды. Тёмные, ровно и красиво очерченные губы. Не полные и не тонкие. Безупречные, вдруг понял Теон.

– Не хочу тебя? С чего ты взял это, мальчик?

О, боги! Ну кто, спрашивается, тянул его за язык?!

– Ты... я... я не знаю, но просто ты... ты меня... – он лепетал и сбивался, старательно отворачиваясь, и всё равно заметил, как Криспиан перестал стругать ветку и покачал головой. И услышал его тихий, очень тихий смех.

– Где же твоё сократическое красноречие, Теон Критский, сын советника Клеандра?

Большая чёрная тень поднялась над ним и заслонила солнце. Теон зажмурился. Потом заставил себя открыть глаза.

– Если бы я не хотел тебя, – сказал над его головой голос Криспиана очень, очень мягко, – разве бы я сделал то, что сделал?

– Не знаю, – выпалил Теон, будто пытаясь отгородиться словами, собственным голосом от этой тени. – Но ты... ты так ведёшь себя, что я...

– Подойди.

Он вздрогнул. Ощутил волну липкого, всеобъемлющего ужаса. И подумал: "Я сам виноват. Я должен был молчать. Если бы я не заговорил, он... он не тронул бы меня. А теперь выходит так, будто я сам его попросил.

Но я не просил. Я не хочу этого!"

– Нет, – деревянно ответил Теон.

Человек по имени Криспиан, его эраст, стоял над ним. И его большая чёрная голова, лохматая, с небрежно растущей бородой и шапкой растрёпанных волос, заслоняла солнце.

– Подойти и встань на колени.

Теон вскочил. И замер. Теперь он мог видеть солнце, но всё равно оно было так далеко, так далеко...

– Нет, – с нелепым, бессмысленным упрямством повторил он, сжимая руки в кулаки. Упрямство, пронеслось в его голове, – качество, недостойное мужчины...

Но он не хотел. Нет!

– Подойди, встань на колени и ублажи меня.

Он сцепил зубы с такой силой, что услышал, как они заскрипели. И повторил ещё раз, раздельно и ясно, с холодной, невозмутимой яростью:

– Нет.

Криспиан наклонился, воткнул нож в землю. Выпрямился и, развязав пояс, снял его. Потом шагнул к Теону.

Он хотел снова крикнуть: "Нет!", но не крикнул. Только смотрел расширившимися от напряжения глазами, как его эраст подходит к нему. Подходит, чтобы взять то, что Теон трижды отказался ему дать.

Трижды, мелькнуло в его сознании. Отказался трижды. Неужели и это – ритуал?.. Но я ничего не знаю о таких ритуалах...

Через миг ему стало уже всё равно.

Могучие руки эраста, обнажённые, поросшие густым тёмным волосом, сгребли его и развернули. Теон почувствовал, что ему заводят руки за спину, и рванулся. Ему почти удалось вывернуться, но тут ткань поясного ремня оплела его запястье. Он дёрнулся снова, крикнул: "Нет!" – теперь уже вслух, во весь голос, но через мгновение его руки оказались связаны. Снова, подумал он, чувствуя, как слёзы горькой обиды наворачиваются на глаза. Ну зачем?! Эраст не должен делать такого со своим эроменом! Не должен применять силу, не должен...

А эромен не должен отвечать "нет", когда эраст велит подойти, встать на колени и ублажить его, холодно напомнил в его голове голос, заявлявший о себе всегда, когда Теон забывал о правилах и приличиях. Эромен должен ходить с опущенной головой, быть молчаливым, вежливым и послушным, не перечить, не упрямиться, и уж конечно не спрашивать, почему эраст не хочет его...

Потому что это глупый вопрос.

Ни слова ни говоря, Криспиан обхватил Теона за пояс, легко поднял и, перекинув через плечо, понёс в хибару.

Стоял день, ярко светило солнце.

Его опрокинули на пол, и он выдохнул от удара, ощутив вспышку боли в спине. Лежа навзничь, давя собственным телом на связанные руки, Теон смотрел, как Криспиан сбрасывает одежду. Всю, даже набедренную повязку. И увидел то, от зрелища чего более цивилизованные эрасты заботливо оберегали своих эроменов, чтобы не смутить их и не испугать. Теон не смутился. Но испугался просто до одури, увидев ЭТО.

Увидев впервые в жизни. И ужаснувшись тому, как ЭТО было не похоже на его собственное мужское естество.

Во-первых, он было намного больше. Во-вторых, его обрамляли густые заросли курчавых чёрных волос, спускавшихся вдоль мошонки аж до внутренней поверхности бёдер. Теон был мальчиком, и его никогда не допускали в мужские бани, братьев у него тоже не было; он мылся вместе с женщинами или, когда стал постарше, один. Он, конечно, представлял, что у взрослых мужчин ЭТО выглядит не совсем так, как у мальчиков. Но всё равно зрелище шокировало его. Он отчаянно пожалел, что Криспиан не взял его в первую же ночь, под покровом тьмы. Тогда, по крайней мере, Теону не пришлось бы видеть ЭТО прежде, чем оно внедрится в его тело...

Нет! Немыслимо! Я умру, решил Теон, если он засунет эту штуку в меня, разорвусь на части. Он слишком большой.

– Н-не надо... – пролепетал он, когда Криспиан опустился перед ним на колени и без усилия развёл в стороны его бёдра. Теон так ослаб от страха, что даже не попытался сопротивляться. – Не надо... Криспиан... прошу тебя...

Вместо ответа тот одним движением задрал на Теоне тунику – высоко, до самых подмышек. И снял с него набедренную повязку. Не сорвал, а снял, аккуратно и бережно, едва задевая его кожу своими грубыми мозолистыми руками.

Но всё равно от этого прикосновения по телу Теона прошла дрожь.

Он поёрзал, пытаясь сместить тяжесть со скрученных за спиной рук. Ему было больно. Криспиан отложил в сторону ткань и посмотрел на пах Теона, полностью открытый его пристальному взгляду. Теон в замешательстве уставился на собственное естество. На этот смешной, маленький, вялый отросточек, свисавший с голого, как у младенца, тела. Ему захотелось заплакать от унижения и стыда.

– Я... я не... – он всхлипнул и отвернулся, больше всего на свете желая умереть прямо сейчас и прекратить всё это.

Криспиан протянул руку и взял его за подбородок. Так осторожно, так бережно, так нежно, что Теон застыл от изумления и даже забыл сглотнуть слёзы, когда Криспиан развернул его лицо к себе.

И – о боги! – его глаза!

Его глаза были такими тёплыми, такими добрыми, такими ясными, какими никогда не были глаза советника Анаксана.

– Не бойся, – полушёпотом сказал он, неожиданно хрипло, как будто ему тоже было тяжело дышать. – Мальчик, не бойся меня. Всё будет хорошо. Тебе не нужно бороться. Теперь нет. Попробуй расслабиться. Я не обижу тебя, всеми богами тебе клянусь. Прошу, верь мне.

Теон глядел на него, онемев от изумления, широко распахнув мгновенно высохшие глаза. Всё это казалось каким-то нелепым, фантасмагоричным сном. "Не нужно бороться теперь?" Что это значит? Он с трудом вздохнул.

– Развяжи меня... пожалуйста...

– Нет, – в голосе Криспиана звучали твёрдость и сожаление. – Я не могу. Сейчас, в первый раз, это должно произойти так. Я должен применить силу, а ты должен сопротивляться. Так правильно. Но теперь тебе нужно успокоиться, иначе будет больно, а я не хочу причинять тебе боль.

"Будет больно". Теон бросил взгляд вниз, туда, где бугрилось огромное, торчащее вверх естество Криспиана, и сглотнул.

– Я не хочу...

– Я знаю. Но это всё равно произойдёт. И однажды... – он вдруг осёкся, закусил губу и мотнул головой, совсем по-мальчишески. Упрямство – не лучшее качество мужчины, мелькнуло у Теона – несвоевременная, нелепая мысль...

Что он хотел сказать? Однажды – что?

Тем не менее было в словах, в голосе, а ещё больше – в лице и прикосновениях Криспиана что-то странно успокаивающее. Теон глубоко вздохнул. Шершавая ладонь скользнула по его щеке к волосам, взъерошила их лёгким, почти отеческим жестом. Другая рука осторожно скользнула под его разведённые ягодицы. Теон напрягся, но пальцы Криспиана не коснулись сокровенного места, поползли дальше, слегка массируя ягодицы. Теон украдкой вздохнул – худшее отменялось, по крайней мере на время. К тому же – он с удивлением признал это – прикосновение сильной руки не было неприятно. Другая рука скользнула по внутренней стороне его бедра, поглаживая, щекоча. Теон едва не хихикнул, поёжился. Глубоко вздохнул и закрыл глаза. Так было легче – не смотреть на этого огромного страшного мужчину над собой, на его ужасную мужскую плоть... но ощущать его руки на своём теле. И думать о...

Нет. Он вдруг понял, что не хочет думать о советнике Анаксане.

Потому что, опустив веки, увидел мысленным взглядом совсем другие глаза. Другой взгляд.

Тёплая ладонь скользнула по его груди, потеребила соски, пока они не затвердели. Потом двинулась к шее, большой палец провёл по ключице и задержался под кадыком, тогда как другая рука продолжала массировать его ягодицы, нежно, но всё сильнее и увереннее. Теон почувствовал, как по спине холодком пробегает дрожь – странная, приятная дрожь. Что-то мягкое коснулось его шеи, что-то защекотало подбородок – не открывая глаз, он понял, что это волосы Криспиана. Что-то царапнуло кожу – щетина, понял Теон, его щетина... – но это было хотя и немножко больно, но тоже не неприятно, и от этого ощущения новая волна жара окатила его... Теон услышал странный звук и понял, что это его собственный стон.

И через миг мягкие, очень мягкие, осторожные губы накрыли его рот, словно извиняясь, словно спрашивая позволения.

Теон позволил.

Его целовали в губы лишь единожды – полногрудая высокая служанка, прислуживавшая ему в бане в прошлом году. Он как раз встал, чтобы смыть с себя пот, а она вдруг бросила простыню, которую должна была ему подать, обхватила его рукой за шею и прижалась к его рту пухлыми горячими губами. Теон не знал, чего она хотела – может, и впрямь рассчитывала, что он как ни в чём не бывало задерёт ей подол прямо на раскалённых мраморных скамьях. Но он испугался тогда и оттолкнул её. Мальчик не может брать женщин, пока не станет мужчиной. И не женщина должна первой коснуться мальчика. Тот, кто касается его, делает это по праву силы. Женщина не может быть сильнее мужчины. Взять женщину может только мужчина. Мальчики не берут, мальчики отдаются.

Тогда у него возникло чувство, будто над ним надругались, осквернили его. Он никому об этом не сказал, постарался забыть – и почти забыл.

Сейчас Криспиан, его эраст, очищал его. Снимал с него скверну.

Его щетина колола Теону кожу вокруг рта, но губы были мягкими, как мёд.

Теон услышал, что снова стонет. Ощутил, что движется – сам не зная как, куда. Куда-то вперёд. Ближе, навстречу к нему.

Большая широкая ладонь скользнула в его пах, накрыла его член. Накрыла и оплела.

Я твёрдый, внезапно понял Теон, я твёрд и крепок, так же, как и он! О боги! Когда это случилось?! Я даже не заметил!

Он испуганно отдёрнул голову. Криспиан тут же отстранился от него, но не выпустил его член, ещё больше отвердевший в его руке. Теон чувствовал, как пылают его щёки. Никогда раньше он не твердел от чужих прикосновений. Лишь от своих мыслей, когда думал о девушках, со смехом плескавшихся в воде, о полногрудой служанке, пытавшейся сделать то, на что не имела права...

О мужчинах он так не думал. Никогда. Хотя и знал, что это случится с ним.

– Не надо, – выдохнул он снова, сам не понимая, что говорит.

– Почему? – тихо спросил Криспиан и вдруг с силой сжал его. – Тебе не нравится это?

– Н-н... н-нет... я...

– Не лги.

– Я не знаю. Я боюсь тебя, – выдохнул он. Связанные руки уже затекли, он едва чувствовал их. Он всё своё тело едва чувствовал – всё его существо, весь он сосредоточился в сжатой руке Криспиана, и пульсировал там жаром, пытаясь вырваться наружу, прочь из плена, которым стало его собственное тело.

– Я же сказал, не нужно бояться, – сказал Криспиан мягко и обвил пальцами его шею, поглаживая затылок. Потом начал двигать рукой. Очень медленно, потом быстрее. Теон задержал дыхание, выгнулся, желая и не желая податься навстречу, выплеснуться, вырваться вон... Движения Криспиана становились всё резче, всё чётче. Теон лежал, широко разведя ноги, прикрыв глаза и громко и часто дыша, и не заметил, как другая, левая рука Криспиана украдкой опустилась с его шеи ниже, вдоль спины к тазу, туда, где он всего минуту назад так боялся её почувствовать.

Он ощутил, когда мозолистый палец коснулся его заднего прохода, сжался, но только на мгновение. Пульсирующий жар забирал его всего, не позволял отвлечься. Теон расслабился. И раскрылся.

И впустил его в себя.

Жар вдруг стал нестерпимо, невыносимо острым – словно в какой-то миг его перестало качать на волнах горячечного наслаждения и подкинуло ввысь, на самый пик. Но это был не самый пик, ещё далеко от него. Палец Криспиана, войдя едва ли до второй фаланги, осторожно ощупывал его изнутри, словно осваиваясь. Это было такое робкое, такое опасливое движение, что Теон невольно развёл колени шире, приподнимаясь – он хотел это ощущение, хотел его глубже в себе, звал, приглашал. И едва удержал разочарованный вздох, когда палец выскользнул из него.

– Ты такой узкий, – услышал он будто сквозь дымку знакомый голос. – Такой тесный, мальчик... погоди минутку...

Прошло гораздо больше, чем минута, и гораздо меньше – и он снова почувствовал прикосновение там, но теперь оно было другим – скользким и холодным. Теон вздрогнул, открыл глаза и снова инстинктивно сжался. Криспиан всё так же возвышался над ним, хотя больше не держал его член. В правой руке у него теперь была маленькая перламутровая баночка, полная поблескивавшей зеленоватой мази. Сама баночка была изящной, явно искусной работы. Было странно видеть такую вещь в этой нищенской хибаре.

– Это для тебя. И для меня, – пояснил Криспиан в ответ на его удивлённый взгляд. – Чтобы было легче... нам обоим.

Он зачерпнул мазь двумя пальцами и поднёс к своему члену, обильно намазал его. Теон поспешно отвёл взгляд. Его всё ещё пугал вид этой штуковины, хотя уже и не так сильно... по правде, он был немного раздосадован, что Криспиан остановился, хотя у него явно была причина для этого.

Когда руки, ещё прохладные и скользкие от мази, снова заскользили по его телу, он вздохнул. Вокруг разносился аромат мяты. Между ягодиц у Теона было влажно и холодно, но когда Криспиан в следующий раз коснулся его отверстия, палец скользнул туда легко и уверенно, как рука в знакомую перчатку. Он снова обхватил член Теона, одновременно нажимая пальцем – двумя, нет, уже тремя пальцами – на его плоть изнутри, и от этого сдвоенного ощущения Теона снова подбросило вверх, ещё выше, выше и выше, он выгнулся, выдохнул, застонал, потом закричал – и наконец излился, вырвался вон, забрызгивая себя и своего эраста ударившим семенем.

Он упал, задыхаясь, чувствуя, как по щекам катятся слёзы – стыда, наслаждения, облегчения. Он никогда не думал, что ему может быть так хорошо. То, что он иногда делал сам, собственной рукой, не шло с этим ни в какое сравнение.

Криспиан наклонил голову и поцеловал его в шею, над нервно бьющейся жилкой, а потом – в ухо, ткнувшись губами во взъерошенные рыжие волосы.

– Хорошо. Молодец. Хорошо.

Его рот снова накрыл рот Теона, и Теон на сей раз охотно раскрыл губы, впуская в себя язык своего эраста. Он плохо понимал, что происходит, его всё ещё трясло от только что пережитого экстаза.

– Хорошо. Хорошо. Молодец. Мой мальчик... мой эромен... – шептал Криспиан, покрывая быстрыми короткими поцелуями его лицо и шею. Теон медленно дышал, закрыв глаза, понемногу успокаивался. Что ж, это было не так уж и страшно. Не так уж...

И тут оно – ЭТО – ткнулось в его расслабленный, истекающий мазью задний проход. И оно было больше, чем палец. Больше, чем три пальца. Больше всего мира, о, боги!

– Нет! – вскрикнул он, и крепкие руки сжали его, стиснули, притягивая к себе, обняв, прижимая к тяжело вздымавшейся, поросшей чёрным волосом груди. Горячие губы прижались к уху, послав волну озноба по коже.

– Надо. Надо, мой эромен. Потерпи. Прошу тебя, – сказал Криспиан и вошёл в него.

Он был огромен. И боль была огромной – несмотря на смягчающую мазь, несмотря на то, что Теон размяк и расслабился в этих могучих руках. Но боль пронзила его, как копьё, он был насажен на боль, словно заяц на вертел, и закричал, забившись, но Криспиан держал его крепко, сжав его плечи, прижавшись губами к его уху, тяжело дыша ему в волосы.

– Хорошо, – повторял он, – всё хорошо. Не бойся. Всё хорошо.

Он лежал на Теоне неподвижно, каким-то образом не наваливаясь на него, держа своё огромное тело на весу, и свой огромный член – в нём, в его теле, жарко пульсирующем болью – и ещё чем-то. Мгновения шли, Криспиан не двигался, давая ему время привыкнуть к этому, ощутить это в себе. Теон всхлипнул без слёз. Криспиан поцеловал его в висок. Потом в лоб, прямо под линией рыжих волос, взмокших от пота. И качнул бёдрами, проталкиваясь глубже, дальше, в него...

Это оказалось легче, чем Теон ожидал.

Криспиан наверняка знал, как он велик, и знал – сам сказал это мгновение или сто лет назад – как узок Теон. Он был очень осторожен. Он делал всё медленно, плавно, хотя это наверняка было трудно для него, он тяжело и хрипло дышал, его мускулы, жгутами выступавшие под кожей, подрагивали, по телу катился пот. Он дождался, пока Теон перестал дрожать и всхлипывать под ним. Поцеловал его снова, в лоб, в висок, в губы, опять в висок, в глаза, собирая губами непролившиеся солёные капли. Потом стал двигаться. Небыстро, неглубоко. А потом быстрее. И глубже. И Теон стонал от боли, и тем громче стонал, чем слабее и притуплённее становилась боль, и чем явственнее проступало под ней уже знакомое ему жаркое, оглушающее чувство. Он кусал губы, вскрикивал, запрокинув голову, подставляя шею губам своего эраста, и дёргал онемевшими плечами, но не потому, что жаждал освободиться, а потому что хотел вскинуть руки, обвить ими крепкую жилистую шею Криспиана, сцепить пальцы в замок, вплетя их в жёсткие чёрные волосы... Ладонь Криспиана просунулась под его ягодицы, приподнимая их, и Теон подкинул бёдра ему навстречу, и снова почувствовал боль, но теперь смог её вытерпеть, знал, что должен вытерпеть, хотел вытерпеть... Он не так уж огромен, мелькнуло у него, когда его взметнуло на новый пик, ещё выше и острее предыдущего. Не так уж огромен... и почти не страшен... и... неужели... неужели он с самого начала знал, что сделает со мной такое? Почему же он мне не сказал? Почему никто не сказал?! Я бы тогда так не боялся...

Он выплеснулся снова и снова закричал, громко, бесстыже – он не знал, что далеко отсюда, в Кноссе, в красивом белокаменном доме, в мраморной комнате, увитой цветами и надушенной искусственными ароматами, на широком мягком ложе советник Анаксан прикрыл бы ему рот ладонью, не позволил бы так кричать. Не знал он и того, что в объятиях советника Анаксана он никогда не захотел и не смог бы так кричать. Не знал и не думал об этом, не думал ни о чём, не был ничем, кроме извергавшейся из его члена белой струи.

Он не услышал даже короткого, довольного возгласа своего эраста, возгласа, больше похожего на утробное рычание зверя, когда он увидел эту струю. Криспиан крепко обхватил обмякшее тело своего эромена и быстро и решительно задвигался в нём. И ещё прежде, чем Теон вспомнил, где он и кто он, Криспиан выдернул из него свой член и бурно выплеснулся ему на живот – так бурно, что Теон вздрогнул и широко раскрыл блестящие глаза. Криспиан отпустил его, слегка отстранился и, положив ладонь на его живот, с силой растёр по нему своё семя, смешивая его с семенем Теона.

Потом наклонился и снова поцеловал его в лоб.

– Ты самый лучший из эроменов, – сказал он, и Теон ощутил, как счастливая улыбка расползается по его лицу от этих слов.

Криспиан перевернул его на бок и освободил от пут. Потом лёг с ним рядом, прильнул сзади, прижавшись к его истерзанному, но всё ещё пульсировавшему желанием проходу обмякшим, однако быстро восстанавливавшим твёрдость естеством. Теон попытался обернуться, но Криспиан не позволил ему – отвернул его голову и быстро поцеловал в затылок.

– Я не трону тебя больше сегодня, не бойся.

– Я не боюсь, – сказал Теон. Голос звучал хрипло, хотя и не так хрипло, как он опасался. По правде, он вообще думал, что не сумеет выдавить ни звука.

– Ох, правда? – спросил Криспиан и рассмеялся – тоже хрипло и немного измученно. Обхватил его правой рукой, обвив живот, и крепко прижал к себе. – Ты бог, Теон Критский. Тебе верно выбрали имя. Ты воистину сын богов и сам бог, знай это.

– Ты богохульствуешь, – смутился Теон.

– Да! – сказал Криспиан и снова рассмеялся. – Да, воистину! И готов ответить за это. – Он с силой провёл рукой по растрёпанным волосам Теона. – Прости, что я был так груб с тобой.

– Ты не был груб, – совершенно искренне ответил Теон. – Только совсем не нужно было связывать меня. Я бы и так...

– Я должен был, – после долгого молчания сказал Криспиан. – В первый раз – должен. Я – мужчина, мужчина должен показать свою силу. Не обольщать... взять.

– А-а, – сонно отозвался Теон. Его клонило в сон, он чувствовал такую страшную усталость, как никогда в жизни, но ощущал, что этот разговор важен, потому заставил себя разлепить слипающиеся глаза и продержаться ещё немного. – Значит, советник Анаксан тоже связал бы меня... да?.. ну, если это необходимо...

Криспиан молчал так долго, что Теон подумал, будто он уснул, и сам начал дремать. А потом вдруг почувствовал, что Криспиан перестал шевелиться. Совсем. И тело его, и рука на животе Теона – были как камень.

Он встревоженно обернулся. Лицо Криспиана было неподвижным.

– Ты думал о своём советнике? – сухо спросил он.

Очень сухо.

Теон испугался.

Но это был уже совсем не тот страх, что прежде.

– Нет! – воскликнул он, поворачиваясь. Криспиан не стал ему мешать. – Нет, клянусь. Я думал... сперва, пытался... но потом перестал. Это не было нужно... я, по правде, совсем о нём забыл. Просто сейчас... я... я попытался представить, как бы это было с другим...

Криспиан смотрел на него. Его лицо, большое, тёмное, заросшее лицо было так близко, как не было, кажется, даже во время ласк. Теон подумал, что не боится больше этого лица. И окончательно утвердился в этой мысли, когда губы Криспиана тронула лёгкая улыбка.

– Могу сказать, как бы это было, – небрежно проговорил он. Его рука скользнула по спине Теона, притягивая его ближе. – Тебя бы выкупали в ароматической ванне, намазали бы душистыми маслами, одели в шелка. Обвязали бы запястья и лодыжки лентами, символизирующими путы. Отвели бы в тёмную комнату с занавешенными окнами. А, да, за день до всего этого тебе подмешали бы в пищу сильный афродизиак, чтобы твой эраст не был оскорблён недостаточным рвением с твоей стороны. А потом под покровом ночи тебя бы поставили на четвереньки и оттрахали.

– Ты, видимо, сделал со мной что-то другое? – заметил Теон. Криспиан уставился на него. И расхохотался.

– Проклятье, мальчик! Не в бровь, а в глаз. Да, я сделал именно это. Все эрасты делают это с эроменами. Ты знал об этом.

– Знал.

– Ты жалеешь? Ты... недоволен?

Последний вопрос прозвучал осторожно. Почти нерешительно.

Теон глубоко вздохнул и сделал то, что хотел – вскинул руки и сомкнул их в замок на шее своего эраста.

– Не знаю, – честно сказал он. – Я устал. И ужасно хочу спать. И есть. Не знаю, чего больше.

Криспиан улыбнулся. Коротко поцеловал его. И высвободился из его рук.

– Сейчас быстренько принесу что-нибудь перекусить. Не засыпай тут пока.

– Хорошо, – сонно отозвался Теон.

Но прежде, чем Криспиан вышел, он уже спал.

Теон проспал остаток дня, всю ночь и всё следующее утро. И спал бы, наверное, дальше, если бы его не разбудило щекочущее прикосновение к шее. Он застонал сквозь сон, заворочался, ёжась, повернулся на бок – и угодил прямиком в тесное кольцо объятий. Тут же проснулся, вскинулся. Увидел глаза – те самые, – увидел улыбку. И солнце в окне, высоко стоящее над пиками гор.

– Доброе утро, мой эромен. Прости, что разбудил.

Это было так непохоже на предыдущие его пробуждения в этом месте, так странно, так непривычно, что Теон невольно напрягся. Вчерашний день вынырнул из дымки сна, нахлынул на него водоворотом бурных, ярко вспыхивавших красок. Может, это был сон?.. Нет, не сон. Его эраст лежал рядом, держа ладонь на его спине, прижимаясь пахом к его промежности. Я опять твёрдый, с отчаянной обречённостью понял Теон. О, боги... когда же это прекратится?

Никогда, сказал в нём голос, помнящий о правилах. Теперь – никогда. Теперь ты – его эромен.

И всё же он непроизвольно выпростал руку и упёрся сжатым кулаком в грудь Криспиана, пытаясь отстраниться.

– Почему ты не разбудил меня раньше? Солнце уже высоко...

– Ты так сладко спал. Но потом я увидел, что твой сон беспокоен, – шершавая ладонь скользнула вниз и накрыла его горячо пульсирующий член, – и подумал: к чему упускать такую возможность?

– Криспиан, нет! – Теон снова попытался отстраниться, но он лежал на боку, спиной к стене, и был прижат к ней, ему негде было развернуться. – Подожди... не так сразу... я едва проснулся...

– Тем лучше, – промурлыкал его эраст и рывком перевернул его на спину. Теон застонал.