Текст книги "Путешествие в Древность (СИ)"

Автор книги: Edelven

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

– Что ты планируешь делать после того, как уедешь? Ты заберешь ее с собой?

– Я не могу забрать ее с собой, если она того не захочет. Это ей решать. Да и… у нас впереди еще большой выезд. И я рад, что ты едешь с нами.

Сергей протянул руку и сильно сжал мою ладонь.

В лагерь мы вернулись вдвоем, мокрые от речной воды и спокойные.

========== 14. Горными дорогами. ==========

*от автора – музыку лучше слушать, чем не слушать, а вот картинки смотреть обязательно!=)*

Алтай Кай – Кара Суу

Алтай Кай – Кату Ярык

Машина летела по серой ленте дороги, проглатывая колесами километры и унося нас все дальше от лагеря. Мы сидели в кузове ГАЗ-66 дружной компанией. В кабине на этот раз сидел шеф, самолично возглавивший самую важную разведку этого полевого сезона. В прошлом году мы уже пытались добраться до этого места, перевалив через Кату-Ярык, но нам не способствовала погода, заставившая вернуться с полпути. Как вспомню, как мы тогда спускались с перевала – дурно становится.

Тогда был сильный дождь, который нам пришлось пережидать на вершине перевала. Благо, нашли место, где можно было устойчиво поставить машину, хотя пережидать непогоду на перевале – это безумие, причем очень опасное. После дождя на горы опустились облака, и нам пришлось идти впереди машины в густом тумане. Злые, замерзшие, промокшие от «облачной влаги», мы поперлись пешком потому, что по мокрой дороге, да вверх, тяжелый грузовик просто не сможет нормально ехать задним ходом. Точнее, при необходимости не сможет сманеврировать и рискует сорваться в пропасть. А лететь там… По дороге нам встретилось несколько психов, штурмующих перевал в такую погоду. Приходилось их останавливать и популярно объяснять, что к чему. Благо, все водители попались адекватные, и завидев толпу мокрых археологов и машину, крадущуюся за ними следом, аккуратно начинали пятиться назад, до ближайшего «островка безопасности».

Ветер, задувающий в открытый передний тент кузова, трепал мои волосы, собранные в высокий хвост. Слева от меня сидела Алиса, за ней – Серега, а справа – Том, чью руку я приятной тяжестью ощущала у себя на талии и от этого чувствовала себя абсолютно счастливой. Несмотря на то, что Серега сидел совсем рядом, я не чувствовала исходящей от него уже привычной враждебности, да и с Томом они общались на удивление спокойно. Похоже, что я чего-то не знаю. Или у ребят просто хорошее настроение.

Помимо нас четверых, водителя и шефа в разведку поехали еще трое – Юлька, Волосатый и Пашка, недавно приехавший из города. Эта троица сейчас валялась на расстеленных в кузове поверх оборудования спальниках, сладко посапывая.

Сегодня… сегодня пройдем Семинский перевал, уйдем за него километров на стопятьдесят – двести, а там – как получится. Горные дороги – они такие, как по равнине не погоняешь. Да и зачем? Встанем на ночлег где-нибудь в лесу или на берегу Катуни – до места ехать еще около полутора суток.

Мы ехали в тишине, разрывать которую не хотелось – каждый думал о чем-то своем. Рука Тома постепенно переместилась с моей талии на плечо, и я откинулась на него, отгоняя грустные мысли. У меня есть еще целая разведка впереди, чтобы придумать, что делать дальше. Или чтобы решиться поднять эту тему первой.

Семинский перевал подкрался как-то незаметно. Машина начала постепенно взбираться наверх, открывая уже не раз виденные, но от этого не менее прекрасные картины. Горы вообще уникальны в каждое время суток и при разной погоде. Сейчас, покрытые перистыми облаками, они не искрились зеленью, слепя глаза буйством цвета. Они словно ласкали глаз мягкими цветами и легким дрожанием воздуха.

Я с удовольствием наблюдала за выражением лица Тома, меняющегося тем сильнее, чем выше мы ехали. После того, как машина проскочила вершину перевала, и нам открылась картина спуска*, он не выдержал.

– О Боже!

Я усмехнулась, представив его реакцию на Курайскую степь и высокогорье. Была бы еще погода…

– Это только начало, можешь мне поверить. Там, куда мы едем, виды такие, что вообще слабо стыкуются с реальностью.

Потихоньку подкрался вечер, и мы съехали в ближайший лесок в поисках пологого места для временного лагеря. Место нашлось быстро – пологий берег реки и граница леса надежно укрывали нас от лишних глаз и дорожного шума. Оставалось только надеяться, что ночь будет спокойной – без неожиданно налетающих гроз и прочих природных гадостей. А людей мы не боялись.

Пока парни ставили палатки, мы, то бишь вся женская часть отряда, занялись очагом и ужином. Кто сказал, что в разведке живут на “подножном корме”? Глупости! Нормальный ужин – гречневая каша с тушенкой, горячий чай с набранными в ближайших зарослях травами и сгущенка с пока еще свежим хлебом.

Умиротворенная, я смотрела на огонь костра и не замечала ничего вокруг. Выгнала из головы все мысли – не хочу думать, не время. Когда уходишь в разведку – надо уходить без мыслей, без лишних эмоций – горы этого не прощают. Уходя в разведку, ты отдаешься на милость духов и принадлежишь только им.

– О чем задумалась?

Том уселся рядом и вытянул ноги. Я невольно улыбнулась – такой высокий и такой нескладный, когда садится на что-то низкое.

– Разговариваю с огнем. Моя личная традиция. Рассказываю ему, что меня беспокоит, и он сжигает беспокойство, оставляя мне только тепло.

– А что остается от того, что сгорело? – его взгляд в секунду становится серьезным и мне становится слегка не по себе.

– Остаются мысли. Выводы. Решения. Огонь – он очищает. И помогает думать.

– И что ты сожгла сейчас?

– Мысли сегодняшнего дня. Мы уходим очень далеко – в прошлый раз пришлось повернуть назад. И я просила у огня благословения, – я улыбнулась, протягивая руку к пламени.

– Обожжешься! – Том хватает меня чуть повыше локтя и притягивает к себе. – Что у тебя за мания – то к огню лезешь, то по камням, как коза, прыгаешь!

Я рассмеялась, вспоминая его испуганные глаза, которыми он смотрел на нас с Алисой, когда мы с камня на камень на лагерном берегу прыгали.

– Не мания это – я иначе не умею.

Он молча притянул меня к себе и я тихо замерла, вдыхая запах дыма и его кожи. В лесу уже было темно, берег освещался только огнем нашего костра. Блики огня плясали по темной воде, и мне казалось, что она шепчет что-то, словно хочет сказать. Но шепот этот был спокойным, и я не стала тревожиться.

– Том, пойдем спать? Завтра весь день в дороге, а послезавтра, если будут благосклонны Духи, уже начнем работать на месте.

– Почему ты так часто поминаешь каких-то Духов? Это какая-то местная традиция?

– Нет. Просто в этих горах есть хозяева – это и есть Духи. Большинство в отряде христиане, кто-то даже к атеистам себя относит… Но, приезжая сюда, в экспедицию, Духов поминают и благодарят все. Это не традиция, не религия… Это просто есть. Так было до нас, и так будет, когда мы уйдем…

Том как-то странно на меня посмотрел и подал руку, помогая подняться. В эту ночь я спала без сновидений, просто чувствуя тепло его рук.

Поднялись мы задолго до рассвета и, быстро собрав лагерь, погрузились в машину и двинулись в путь. Солнце медленно, словно нехотя выползало из-за горизонта, пробиваясь сквозь плотную пелену облаков, будучи поначалу совсем не видимым, и скоро стало понятно, что где-то впереди был сильный дождь. Мы вынырнули из-за очередной горы и въехали на постепенно становящуюся все более пологой дорогу. Горные дороги только кажутся длинными. На самом же деле всё далеко не так. Просто они гораздо опаснее, чем на любой равнине, и тяжелая машина едет по ним медленно. И чем выше мы едем, тем сложнее ей, старушке.

Обогнув гору, дорога стала прямой, словно стрела, и мы вылетели по ней в ровную долину, окруженную со всех сторон горами. Над ней висели низкие облака, через которые потоками пробивались солнечные лучи**. От открывшегося вида у меня перехватило дыхание.

– Боже милостивый, где мы?!

Возглас Тома вернул меня в реальность, и я тихим, сдавленным от переживаемого восхищения чудесами природы голосом произнесла:

– Мы в Курайской степи. Я никогда такого не видела…

– Я видел, – сбоку раздался голос Сереги, довольно жмурящегося на надающие сверху потоки лучей. – Давно правда, лет семь назад. На степь редко так низко спускаются облака, а эти – еще и дождевые, потому так свет падает.

– Потрясающе… – шепот Алисы почти потонул в реве двигателя, но стал для меня словно завершающим аккордом в симфонии цвета, запахов и звуков.

Машина словно плыла над этими облаками, постепенно остающимися позади и словно по мановению волшебной палочки через несколько десятков километров мы увидели яркое голубое небо над своей головой. Поистине – неисповедимы горные дороги.

До подножия заветного перевала мы добрались около трех часов дня и единогласно решили его штурмовать, чтобы переночевать уже на другой стороне. Том молчал почти весь день, а я его не трогала – так надо. Когда человек впервые попадает на Алтай, сразу так далеко и так высоко, он может просто выпасть из реальности от тех картин, которые открываются перед его глазами. Когда я сама впервые увидела Кату-Ярык, я потеряла дар речи. А уж когда оказалась на его вершине и осмотрелась вокруг – не сразу смогла выдохнуть от того восхищения, которое меня накрыло.

– А мы тут проедем? – Том скептически смотрел на узкую гравийную дорогу, уходящую вверх. – Если что, тут же две машины не разъедутся.

– Ничего, повторим опыт прошлого года, – Алиса задорно подмигнула ему в ответ. – У Дашки хорошо получалось с водителями объясниться!

– Ну да, пока трехэтажным не посылала вниз, не понимали… – я пробурчала себе это под нос по-русски, но была тут же поймана просьбой перевести, на которую махнула рукой и сказала, что водители понимали только русский нецензурный язык. Очень нецензурный.

Кату-Ярык, благосклонности которого я просила у духов всю дорогу, встретил нас ярким солнцем, голубым небом и поднимающимися вверх столбами пыли. Встречные машины тормозил шеф, заставляя их своим талантом убеждения двигаться задним ходом, уступая проезд нашему шестьдесят шестому.

Взобравшись на вершину, мы остановились. Тут невозможно не остановиться. Каждый раз, оказываясь здесь, я теряю дар речи – какой же ты разный, Отец-Алтай!***

Том стоял возле машины, как вкопанный, вглядываясь в открывшийся вид. На секунду мне показалось, что он даже не дышал.

– Орлы! Орлы летят! – голос шефа заставил всех оглянуться и увидеть, как внизу, в воздухе долины, парят две огромные прекрасные птицы, и как солнечный свет чуть отражается от их крыльев сверху. Духи, как же мы высоко…

Постояв еще минут десять, Андрей Палыч загнал нас обратно в машину, и мы двинулись вниз. У меня внутри почему-то засела четкая уверенность, что на этот раз все будет хорошо. Все будет правильно.

После спуска мы еще немного проехали по гравийке и свернули в долину – дальше для нас обычной дороги нет. Окружающая нас невероятная красота заставляла забывать о времени, и только когда начало смеркаться, мы поняли, как далеко уже забрались. И что уже давно пора ставить лагерь. Я постучала ладонью по крыше кабины и спросила у шефа, когда привал. К своему невероятному удивлению, я услышала, что до места осталось километров пять и ставиться мы будем, скорее всего, по темноте.

Так оно и получилось. При свете фар машины мы шустро развернули палатки и насобирали палок для костра. Мда… Маловато будет! Придется запас дров, спрятанный в машине, потревожить. Ладно, утром разберемся. Шустро вскипятив воду и устроив импровизированный ужин из рыбных консервов и чая, мы постепенно разбрелись по палаткам.

Я с легким беспокойством смотрела, как Том уплетает сайру в растительном масле ложкой прямо из открытой банки, аппетитно закусывая ее хлебом. Голод, конечно, не тетка, но я за все время пребывания его в экспедиции не услышала ни одной жалобы, ни одного выражения недовольства условиями или едой. А ведь на этом многие ломаются, очень многие. Ведь так или иначе, мы – дети цивилизации, привыкшие к сухой одежде, теплому унитазу и относительно вкусной еде. А тут… Я готовилась к тому, что мне придется многое объяснять, но не пришлось. Том прижился сразу, как только появился. Еще бы не эти дурацкие стычки с Сергеем… Которые с начала нашего выезда почему-то сошли на нет! Нет, я определенно чего-то не знаю! Надо будет все-таки с ними поговорить. А сейчас – спать.

Утро застало меня в странном настроении. Такое ощущение, что я начинаю привыкать засыпать и просыпаться не одна. Нехорошо это, неправильно как-то…

Я выбралась из палатки, оставив Тома досматривать утренние сны, и окинула глазами наше обиталище. О, Духи, великие и всепремудрые!.. Неудивительно, что шеф так рвался сюда! К черту курганы, за такую красоту можно душу продать!..****

* http://pixs.ru/showimage/seminskipe_3824246_7870795.jpg

**http://pixs.ru/showimage/P8154628LR_9127392_7878872.jpg

***http://pixs.ru/showimage/09492ac30c_6862146_7879013.jpg

http://pixs.ru/showimage/612134755j_2330315_7879021.jpg

****http://pixs.ru/showimage/1bjpg_9252769_7879168.jpg

========== 15. Мы с тобой одной крови. ==========

Не верьте тем, кто никогда не плакал

Над песней или гибелью гнезда

Ведь слёзы слишком небольшая плата

За то, что гаснет чья-нибудь звезда

Не верьте тем, кто никогда не плакал

Вслед уходящей женщины своей

Ведь слёзы слишком небольшая плата

За одиночество её ночей.

Не верьте тем, кто никогда не плакал

Когда он верным другом предан был

Ведь слёзы слишком небольшая плата

За то, что друг тебя в себе убил

Не верьте тем, кто никогда не плакал.

(с)

Я летела по Толмачевской трассе, влетая в повороты на огромной скорости и бесстрашно ныряя в междурядье, заставляя водителей испуганно шарахаться в стороны. Пару раз проскочив на красный и чуть не попав под джип, я все-таки стала смотреть по сторонам. Просто чтобы не подогнать кого-нибудь под статью. Что будет со мной – мне было все равно. Внутри была только горечь и какая-то непонятная пустота, а в голове звучали сказанные на прощание слова:

– Даша, спасибо тебе за это чудо. Спасибо тебе за это приключение. Я не представлял, что в мире может быть такая нетронутая красота. Ты… ты подарила мне месяц другой жизни. Месяц чуда… – Том наклонился и поцеловал меня, стирая пальцами непрошеные слезы со щек. – Не плачь, пожалуйста. Мы же прощаемся не навсегда… Я жду тебя на первые же каникулы. Хорошо?

– Хорошо, – я вымученно улыбнулась и крепче прижалась к нему.

– Не плачь, ну, пожалуйста. Или я никуда не полечу!

– Куда ты денешься, – я покачала головой. – Иди, до конца регистрации десять минут.

– До свидания?

– До свидания…

– Я буду скучать, Даша.

– Я тоже.

Он целует меня еще раз, совершенно не стесняясь того, что на нас смотрят. Медленно наклоняется, цепляя лямки рюкзака, и резким, быстрым шагом уходит в зал регистрации.

Все.

Я одна. Снова. В голове эхом отдались слова: «… за это приключение…».

Вот так. Приключение. За все то время, что мы пробыли вместе, я не услышала другой характеристики. Все-таки я была права. Для него все это: поездка в экспедицию, наши приключения, наш… роман – всего лишь приключение.

Из здания аэропорта я вылетела быстрее пули. Оседлала мотоцикл и рванула со стоянки, оставляя на асфальте следы шин.

Влетев в город, я, не задумываясь, проскочила через несколько больших перекрестков и вылетела на Советское шоссе. Мне нужно успокоиться, иначе что-нибудь сотворю, и не факт, что это закончится без повреждений меня и мотоцикла.

Добравшись до плотины ГЭС, я бросила мотоцикл на стоянке у въезда и пошла пешком. Взяв литровый стакан латте в придорожной кофейне, я пошла вдоль широкого бетонного ограждения, отделяющего импровизированный тротуар от проезжей части. Дойдя до середины плотины, я уселась на ограждение и уставилась на беснующуюся внизу воду. Боги, какая там глубина… С другой стороны плотины – пропасть, в которую с ГЭС низвергаются белые потоки. А тут… огромная, темная масса воды с невообразимой глубиной. Обское водохранилище. Рукотворное море, на воду которого я приходила медитировать, когда мне плохо. А сейчас…

Сейчас мне хочется попросту сдохнуть. Поставить стакан на этот широкий железобетонный парапет и просто упасть вниз. Выплыть будет невозможно – там работают вороты, затягивающие воду в турбины ГЭС, и мою тушку просто перемелет в кашу их лопастями. Но я не спрыгну. Не дождетесь.

Я сидела на теплом от солнца бетоне и пила кофе. По лицу текли слезы, но я даже не пыталась их остановить. Я не истерила. Не всхлипывала. Мне было просто очень больно. Я снова наступила на те же грабли. Я снова влюбилась. Я позвала его в свой мир – в мир экспедиции, и он туда пришел. Он прошел посвящение. И теперь он – как я, посвященный археолог. Брат по крови. Мужчина, которого я впустила в свою жизнь. Первый мужчина, которого я впустила в свою душу после того, как развелась с Артемом. В свою душу, в свои мысли, в свою постель… Когда мы ехали с Алисой в то путешествие, я стремилась к тому, чтобы утихомирить свою беснующуюся личность. Успокоить ту боль, которая точила меня изнутри. И мне это удалось. Мотоцикл дал мне ощущение свободы, власти над дорогой и всем тем, что я делаю.

Я защитила диссертацию, я стала преподавать. Шеф дал мне должность своего заместителя – невероятный успех. Проехав расстояние, равное по длине Евразии, я многое переосмыслила и нашла потрясающего друга. Такого, о котором сложно было даже мечтать, по которому сходят с ума миллионы женщин по всему миру. А потом он приехал на новогодние каникулы, и мы… я запомнила эти десять дней как лучшее, что было в моей жизни. Мы дурачились, гуляли, разговаривали… Даже то, что отношения Алисы и Джереми не получили продолжения, не омрачило моего настроения и не разбило то спокойствие, которое я обрела после возращения из Европы. А Лиса по поводу своего неудавшегося романа молчала. Я не спрашивала ее – захочет, так сама расскажет. А лезть в душу с жалостью… Мы с ней в этом одинаковые – ни ее, ни меня нельзя жалеть. Только хуже будет. И мне, и тому, кто жалеет.

Я уехала в разведку безо всякой надежды на то, что за время моего отсутствия что-то изменится. И потому мое изумление не поддавалось описанию, когда по возвращению в лагерь я увидела идущего мне навстречу Тома, вооруженного топором. А потом… потом все так закрутилось. Как в том фильме: «Я чертовски привлекателен, вы чертовски привлекательны. Так чего время терять?». Я послушалась Алису и отпустила вожжи. Ярильная ночь, мой переезд в мою-не мою палатку, плечо Тома, служившее мне подушкой на протяжении двух недель. Его руки, его губы, его глаза…

Я сделала большой глоток и закусила губу, чтобы не завыть. Там, на Алтае, я думала о том, смогу ли я все бросить и поехать с ним, если позовет? Там я еще думала. А сейчас понимаю, что смогла бы. Бросила бы все к чертям: университет, мотоцикл, отряд… Шеф бы меня понял и отпустил. Отдала бы ключи от квартиры Алисе – пусть живет. Все бы бросила, собрала бы чемодан и поехала бы с ним. Куда угодно. На самолете, на поезде, на мотоцикле… да хоть на черте верхом! Но он не позвал. Он просто ничего не сказал.

Хотя… «Я жду тебя на первые же каникулы». Только эти каникулы будут через пять месяцев. И вполне возможно, что за это время ждать меня уже будет некому. Ведь это жизнь. И в этом мире много женщин, что гораздо красивее, чем я. И гораздо покладистее. Которые не шляются по полгода по всяким краям географии, не гоняют на мотоциклах и пахнут дорогими духами, а не дымом костра и машинным маслом… Конечно, я могу переодеться «в приличное», продать мотоцикл… Только это уже буду не я. И это мы уже проходили.

Я прикрыла глаза и вспомнила последние дни пребывания Тома на Алтае. Слезы потекли с новой силой, но я не прекратила прокручивать в голове картины прошлого. Так надо. Вспомнить сейчас и отпустить – потом будет легче.

Солнце играло на вершинах, бликуя в водах Чулышмана и заставляя непроизвольно щуриться. Мы работали уже пять дней, зачищая каменную кладку кургана. Когда мы впервые увидели этого гиганта, то не поверили, что это рукотворное сооружение. Почти тридцать метров в диаметре. Вершина – острая, а, значит, есть надежда, что мы будем первыми зрителями симфонии древности.

На разбор насыпи у нас ушел еще день, и мы поняли, что не успеваем. За два дня нужно закончить и возвращаться – у Тома самолет, да и Посвящение никто не отменял!

Том работал наравне со всеми, беспрекословно выполняя все приказы шефа. Работать мы прекращали только тогда, когда на долину начинали опускаться сумерки. Шли мыться, ужинать и спать. Сил больше не было ни на что. Ну, почти ни на что…

Мы спали с ним в одной палатке. Каждое утро начиналось с того, что я просыпалась от его поцелуя и улыбки. Или сама будила его тем же. Даже когда я была дежурной по кухне и оставалась в лагере, он встал со мной ни свет ни заря и помогал готовить завтрак, больше мешая, на самом деле. Он был рядом. Постоянно. И мне было хорошо. Я гнала от себя мысли о том, что каждый прожитый день, каждый час приближает меня к его отъезду. А он молчал, не поднимая эту тему. Думал ли он об этом? Наверное, думал. Но ни со мной, ни с кем-то еще не делился.

Могилу мы вскрывали трясущимися руками. Аккуратно, сантиметровыми слоями снимая землю, мы надеялись найти что-то если не сенсационное, то интересное – точно. Не зря же шеф сюда так рвался.

Мы с Юлькой сидели в могиле и аккуратно снимали слои земли с едва проявляющихся костей. Курган огромный. В таких хоронили или вождей, или…

Я сняла очередной слой и увидела под совком характерный зеленый цвет. Бронза. Странно – для ножа слишком рано. Неужели сосуд?.. Аккуратно обкопав края, я поняла, что это не край сосуда, это – край ручки.

– Андрей Палыч!

– Чего? Нож? – шеф склонился над краем могилы, вглядываясь в ее глубину.

– Нет. Сосуд, бронза. Есть у меня подозрение, что нашли мы джигита на коне с золотыми зубами и с шашкой в замахе!..

Выгнав из могилы нас с Юлькой, шеф сам занялся зачисткой, и минут через сорок мы увидели ЕГО. Высокий, сантиметров тридцать, сосуд с широким горлом и фигурными ручками. Позеленевший от времени и пребывания в земле. Но… Это был сосуд! Бронзовый! Пазырыкский! И, судя по очертаниям его боков, под слоем окиси мы найдем рисунки того самого, скифо-сибирского стиля.

За сосудом последовала конская упряжь, сам конь, и, непосредственно, скелет. Очень богато одетый, с мечом и кинжалом. Из одежды и доспехов сохранились шлем и бронзовый нагрудник, инструктированный какими-то камнями. Стоило нам счистить с позеленевшего металла землю и вытащить броню на солнце, как она тускло заблестела в нескольких местах. Золото. Бронзовый нагрудник, инструктированный камнями и золотом.

Вот тут уже можно вызывать National Geographic! Что, собственно, мне и поручено было сделать по приезду в Новосибирск. Не журналистов вызывать, конечно, а привезти фотографии Академику*. А он уже пусть решает, что делать.

Радость от находок больше походила на массовую истерику. Мы прыгали вокруг вечернего костра, обнимались и смеялись, как дети. Это было настоящее научное, археологическое счастье – найти сенсацию, раскопать ее, вытащить на свет божий и понять, что это сделал ты! Это твоя находка. И вполне возможно, что твое имя войдет в историю науки. А может, и не войдет. Но, как минимум, навсегда останется в памяти.

Том смотрел на происходящее восхищенными глазами, а, когда ему дали в руки шлем, просто потерял дар речи.

– Даша, а это вправду третий век до нашей эры?

– Примерно. Точно только в лаборатории можно определить, – я улыбнулась, щурясь на пламя костра. – Нравится?

– Очень! Я держу в руках вещь, которой больше двух тысяч лет! Невероятно!

– Вполне вероятно. Ты ж его держишь! – я рассмеялась, глядя на его довольную физиономию. – Теперь тебя с чистой совестью можно посвящать в археологи! После таких-то находок!

– Но их же не я нашел! А ты и Джулия…

– Да нет разницы, кто нашел и кто зачистил. Мы – команда. Мы нашли.

Костер потихоньку догорал и отряд начал разбредаться по палаткам. Я сказала Тому, что сейчас приду, и ушла с темноту, где шумела река.

Дойдя до дальних от лагеря камней, я спряталась за ними и уставилась на темную воду, в которой отражались низко висящие звезды. Высокогорье – это особый мир. Кажется, что тут можно достать рукой до неба и сорвать звезду. Они кажутся такими близкими…

Мне нужно было просто побыть одной. Подумать, посмотреть на воду. В голове давно зрело решение, но меня останавливал какой-то непонятный страх. Когда-то я уже сделала первый шаг. А потом вышла замуж за этого человека. Стоит ли мне снова делать первый шаг самой? Да и как мне задать вопрос таким образом, чтобы Том понял, что я просто хочу понять, что делать дальше, а не мечтаю о красивой жизни?

– Дашка, ты тут?

Голос, раздавшийся из темноты, заставил меня нервно вздрогнуть. Из темноты вышел Серега и остановился в метре от меня.

– Тут. Чего хотел? – я чертыхнулась про себя, проклиная его наблюдательность. Помереть спокойно не даст!

– Поговорить, – он поднял руку, упреждая мой ответ. – Подожди, послушай. Я не собираюсь лезть в твою личную жизнь. Просто послушай, а дальше – решай сама. Я боюсь за тебя. Еще несколько дней – и он уедет. И я не вижу твоей радости и ожидания того, что ты едешь с ним…

– А я должна тебе докладываться?

– Да подожди ты! Даш, я тебя давно знаю. Столько, можно сказать, не живут, – Серега грустно усмехнулся и присел на выступ одного из камней. – Идиотом себя чувствую. Ладно. Давно надо было сказать, а я…

– Что – ты? – мне стало не по себе от этого разговора, словно сейчас происходило что-то, что должно было произойти очень давно, но не происходило, тщательно сдерживаемое и скрываемое.

– Я тебя люблю.

Я потеряла дар речи от этого признания. Чтобы Серега, вот так… Я давно догадывалась, что что-то тут нечисто, но чтобы так! Да и странно представить даже такую ситуацию: я и Серега. Нет, не потому, что он плохой, а я такая хорошая… Не потому, что кто-то из нас недостоин другого. Просто мы друг друга знаем целую жизнь.

– Сереж, я…

– Даша, дай договорить. Я тебя знаю восемь лет. И восемь лет люблю. Но…

– Теперь ты меня послушай. Сереж, ты же сам понимаешь все?..

– Понимаю. Ты никогда…

– Никогда. Не потому, что ты плохой, или чего-то там недостоин. Глупость. И знаю я все давно.

– Знаешь?!

– Знаю, – я грустно усмехнулась, представляя, что творится у него в душе. – Подожди, дай сказать, я же тебя слушала. Я не хочу давать тебе какую-то надежду, зная, что не смогу ее оправдать. Я не хочу тебя делать «запасным вариантом», как поступают многие женщины. Я тебя знаю восемь лет. И как бы мы с тобой ни ругались, я всегда считала и считаю тебя другом. Настоящим. На которого я могу опереться. И я тоже тебя люблю. Просто за то, что ты есть. Но быть рядом с тобой… Прости меня, Сереж. Я…

Он молча подошел и обнял меня, прижал к себе. Мне показалось, что прошла целая вечность, а мы все стояли и молчали.

– Спасибо тебе.

– За что? – я отступила на шаг, вглядываясь в его лицо.

– За честность. Пусть лучше так. Пусть все останется, как есть. Только…

– Сереж, не надо.

– Надо. Если тебе будет плохо, или нужна будет помощь – у тебя есть я. Ну и, морду кому, если что, набить…

Я рассмеялась от неожиданности, представляя эту феерическую картину.

– Я думаю, что не понадобится!

– Давай лапу, спать пора! – я с удивлением увидела протянутую мне руку и как-то с легкостью ее приняла.

Ощущение своей руки в большой теплой ладони Сергея неожиданно меня успокоило. В лагерь я вернулась в абсолютно спокойном настроении и с принятым решением. Я не буду поднимать эту тему. Не потому, что боюсь, а потому, что, если я ему действительно нужна – он все скажет сам. Принцип Воланда срабатывает всегда. И я ничего ни у кого просить не буду. Сами увидят и сами дадут. А нет – значит, так надо. Значит, так правильно.

Мы законсервировали курган и, погрузив находки и упаковав вещи, двинулись в обратный путь. Погода словно угадывала мое настроение, и почти все время нас сопровождали низкие облака, цепляющиеся за вершины. Я была абсолютно уверена, что грозы не будет. Ни одной. Почему – не знаю, просто была уверенность. Мелкий дождь в расчет не принимается.

Мы приехали в лагерь глубоким вечером и, едва разгрузившись, пошли купаться. Холодная Катунская вода окончательно подтвердила мое решение. На такое я не решалась никогда. Шеф всегда говорил, что на Алтае даже самые матерые атеисты начинают верить. И я поверила.

Ночь укутала лагерь, и я, оставив Тома в чадыре, выскользнула в бархатную лесную темноту. Забравшись в палатку, я покопалась в рюкзаке и выудила с его дна то, что таскала с собой во все экспедиции, но ни разу не применяла по назначению. Батин нож. Боевое оружие, с которым он прошел чеченскую войну. Его подарок на мое восемнадцатилетие. Одна из самых дорогих мне в жизни вещей.

Я вышла из лагеря и ноги сами понесли меня к Камню. Его сухая поверхность приятно холодила ладони. Впервые я лезу на него одна – без Алисы. На самом деле опасно, но… Мне сегодня тут никто не нужен. Свидетелей быть не должно.

Я стояла на камне и чувствовала неожиданно тёплый для ночи ветер. Он трепал волосы, с которых я сняла резинку, распустив хвост. Я смотрела на воду и горы и чувствовала, что все делаю правильно. Сделав несколько шагов, я остановилась у края камня и присела на одно колено. Вода, окружающая камень, бурлила, образовывая мелкие водоворотики. Я опустила в нее руку, чувствуя, как тысячи иголочек холодной воды впиваются в кожу. Сняла с пояса нож и резанула по мокрой ладони. На тонком порезе тут же проступила кровь и закапала мелкими капельками в воду.

– Отец-Алтай и Катунь, мать великая! Духи гор и ты, Великий Лес! Услышьте меня и примите жертву своей дочери. Я не прошу у вас ничего – ни богатства, ни счастья. Пусть все в моей жизни будет правильно. Не хорошо, не плохо, а правильно. Как бы мне потом не было от того хорошо или плохо!

С этими словами я опустила руку в воду и почувствовала, как вода смывает кровь. Вытянув руку, я увидела чистый порез. Жертва принята. Спасибо вам, Великие Духи!

– Даша!!! Как ты туда залезла?!

Я дернулась назад и увидела Тома, стоящего у подножия камня. Он смотрел на меня расширенными от испуга глазами и протягивал руки.

– Ногами! Иди сюда!

Я показала ему дорожку и помогла взобраться наверх.

– Ай! – я отдёрнула руку и спрятала ее за спину.

– Даша, что это?! – Том держал мою пораненную руку и с ужасом смотрел то на порез, то на нож у меня на поясе. – Еще одна твоя личная традиция?!

– Нет. Просто так надо, – я попыталась высвободить руку, но не тут-то было.