Текст книги "Что ты значишь (СИ)"

Автор книги: Dru M

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

– Неужели ты думал, что оформить тебе такой простой документ будет сложно? – Макс нервно усмехнулся и взглянул прямо в глаза Саши. Тот ничем, кроме поджатых губ, не выдавал своего нетерпения. – В семь в аэропорту. В девять твой рейс до Сицилии. Там тебя встретит мой человек и отвезет в особняк.

Грянула оглушительная тишина, в которой слышно было лишь, как кровь стучит в висках.

– Макс, ты ублюдок, – вдруг резко выкрикнул Антон и тут же издал глухой полный муки стон. – Нет-нет-нет, – что-то громыхнуло и с дребезгом разлетелось по полу. – Ты просто не имеешь права, слышишь? Я знаю, что тебе угрожает что-то, но ты не имеешь права! Ты. Не имеешь. Права. Защищать при этом меня!

Макс не сдержал грустной ухмылки. В горлу подкатил горький ком, но он пересилил себя – «скажи, он должен знать». Саша плавно двинулся навстречу, за ним неотступной тенью шагали телохранители, выбивая по кафельному полу неторопливый ритм подошвами тяжеловесных ботинок.

– Солнце, еще одно, – сказал Макс ровным голосом. – В самом начале я видел в тебе Яну. Но просто знай, что теперь… Я вижу и люблю в тебе только тебя.

Макс с силой вжал кнопку выключения, и телефон отозвался мертвой искусственной тишиной. Сердце надсадно ныло от почти физической боли.

Саша подошел вплотную и склонил голову набок, взглянув на хмуро глядящего в ответ Макса с надменным любопытством.

– Вот мы и встретились вновь, Романов, – протянул Саша и сощурил глаза, так что на заостренные скулы легли тени от его длинных ресниц. – Как будто виделись только вчера. Но на этот раз между нами нет Яны. Между нами больше нет… ненужных преград, – Саша сделал еще шаг вперед, так что они почти столкнулись друг с другом, и губы Макса опалил его сдержанный смешок: – Ты мой. А если будешь думать иначе… – Архангельский подцепил пальцами подбородок Макса, задавив его глухой полный нечеловеческой ненависти рык. – Я слишком долго ждал, чтобы уступать кому-то свой приз. Так что если будешь думать иначе, то я уничтожу твое маленькое солнышко.

========== Глава 7. Уйти или остаться ==========

Свободно служим из любви свободной,

Ведь мы вольны любить иль не любить,

Сберечься или пасть.

(Дж. Мильтон «Потерянный рай»)

Раздражение редко когда охватывало Антона дольше, чем на короткий опаляющий миг, но сейчас, стремительно сбегая по ступенькам лестницы на первый этаж, он с горечью думал, что все иногда случается впервые. Даже желание встряхнуть Алису за плечи и привести ее в чувство, заставив взглянуть на произошедшее трезво и с полным осознанием серьезности сложившейся ситуации.

– Мы должны следовать тому плану, который прописал для нас Макс! – выпалила Алиса гневно, слетая с последней ступеньки, неуклюже цепляясь каблуком за половицу, и резко схватила Антона за запястье. Тот поморщился и выдернул руку, рванув в сторону кабинета с той прытью, которой сам от себя не ожидал.

– Ни за что, – безапелляционно отрезал он, распахивая дверь и направляясь к столу, на котором уже включил ноутбук, разложил оба письма, банковские карточки и толстую пачку перетянутых резинкой пятитысячных купюр. Антон с нескрываемой ненавистью взглянул на деньги, когда опустился в кожаное рабочее кресло и подвинул компьютер ближе. – Если Макс думает, что я буду спокойно жариться на итальянском побережье, пока его бизнес терпит крах, а сам он находится во власти эгоцентричного сумасброда, то глубоко заблуждается.

Антон глянул на запыхавшуюся Алису, стоящую в дверях, поверх монитора ноутбука и произнес уже гораздо мягче, вкладывая в голос всю вежливость, которую мог выдать, находясь на грани нервной истерики:

– Вы не могли бы отменить доставку моего билета на рейс и такси? Не хочется зря гонять людей по городу, чтобы потом отсылать обратно ни с чем.

Алиса удивленно вздернула тщательно подведенные брови: явно не привыкла, чтобы люди из ее окружения пеклись о таких мелочах, как недовольство курьеров и шоферов. Но возражать на этот раз не стала, медленно выудив телефон из кармана юбки и смерив Антона долгим изучающим взглядом.

– Я вижу тебя в первый раз, – протянула Алиса с сомнением. На ее осунувшемся бледном лице читались только испуг и мучительное желание сделать все так, как просил ее в письме Макс. Антон прекрасно понимал причину ее колебаний, но волнение и страх потерять склоняли его к жесткой линии поведения, а потому он угрюмо отозвался:

– Я вас тоже. Но мне сейчас на это плевать. Если не хотите помочь, я сделаю все сам.

Алиса с несчастным видом развела руками:

– Ты едва его знаешь, но рвешься рисковать ради него своей жизнью? Это безумие!

Антон дернулся, вцепившись в столешницу, будто ему с размаху влепили пощечину, и уставился на нее с непередаваемым изумлением. Если бы Алиса не знала наверняка, она бы решила, что глубоко заблуждается в своих выводах – такое искреннее непонимание отразилось в направленном на нее взгляде серых глаз.

– Алиса, – произнес Антон серьезно и совсем, в отличие от предыдущих своих фраз, не запальчиво и нетерпеливо, но ровно и осмысленно. – Как вы не понимаете? Я его люблю.

– Мальчик, да что ты такое несешь? – рассмеялась она нервно, но, вглядываясь в печальные красивые глаза со слипшимися от слез темными ресницами, все отчетливее понимала, что безумием не были ни его слова, ни его план. Безумием было чувство, которое сжигало Антона изнутри. – И что же ты собираешься делать против Архангельского? Он – монстр, которому место в одиночной клетке, – Алиса сложила руки на груди и задумчиво пожевала нижнюю губу. – Он даже собственную сестру ни во что не ставил. Он был рад ее смерти, Яна ему только мешала.

Антон после этого ее заявления притих и выглядел испуганным и потерянным, будто не мог поверить, что кто-то мог быть настолько циничным. Эта непреходящая вера в людей порядком злила Алису, которая давно уже привыкла к предательству и лжи, но ей все же пришлось нехотя пояснить, отстранившись от дверного косяка:

– Саша и Макс оба начинали в «Уилберг трейд», были совладельцами компании и – журналы только про это и судачили тогда – лучшими друзьями, – Антон нахмурился, слегка опустив крышку ноутбука. Алиса же невесело улыбнулась. – Макс был человеком ужасного попустительства и эгоизма, они с Архангельским провернули не одну аферу, взбираясь на вершину большого бизнеса, сметали любого со своего пути, даже не задумываясь. Если бы ты знал Романова тогда, ты бы не смог сказать наверняка, кто из них более бездушный и пустой – он, или Саша. А потом Макс на одной из вечеринок «для своих» познакомился с Яной, его первой настоящей чистой любовью. Она, конечно, не собиралась терпеть рядом с собой аморальную сволочь. Макс так безнадежно пропал в этом чувстве, что кардинально сменил курс жизни и свои убеждения, буквально стал ради Яны совсем другим, лучшим человеком. Он ушел из «Уилберг трейда», забрав с собой половину активов, и начал независимое, не дочернее дело, – Алиса приложила кончики пальцев к закрытым векам и тихо пробормотала: – В него тогда, перед аварией, невозможно было не влюбиться – такой харизматичный и обаятельный, такой красивый и веселый… Ну, а Саша. Саша никогда не был из тех людей, кто прощает переход своей собственности в чужие руки, пусть и в руки сестры.

– Но… – Антон покачал головой, ощущая, как внутри него поднимается и полнится чувство жгучего негодования и острой, ранее не испытанной ревности. – Макс не его собственность и никогда ею не был. И неужели… Неужели Александр был… – Антон поднял на Алису смущенный взгляд и чуть ли не одними губами произнес: – Влюблен?

– Влюблен? – отозвалась Алиса флегматично, пожала плечами и отрицательно качнула головой. – Я бы не назвала подобное чувство любовью. Скорее, это – упрямое желание обладать. Саша до глубины души был оскорблен тем, что Макс не пришел искать утешения в нем, но стал искать спасения… – Алиса неловко развела руками, вынужденная признать: – в тебе.

Антон еле выдавил из себя тягостный вздох.

В его груди разрасталось острое жгучее чувство, заставляя сердце сжиматься от боли и тоски. Что это? Откуда в нем столько невыносимых душевных мук при единой мысли о том, что с Максом мог сделать обозленный на неподчинение его воле Архангельский?

– Александр попытается разрушить бизнес Макса? – сипло спросил он, откладывая телефон в сторону и нервно барабаня пальцами по столу. Сидеть в рабочем кресле Макса было так неожиданно привычно, будто он проделывал это каждый божий день. Алиса резко угрюмо кивнула.

– А потом и его самого. Сломает его изнутри, – добавила она, морщась. – Саша, сколько я его знала, никогда не понимал, как можно любить кого-то настолько, чтобы желать ему счастья с другим.

Сердце зашлось от волнения и невозможности выразить всю степень своего страха и почти осязаемой боли в грудной клетке.

– Я заставлю его понять, – произнес Антон решительно, опираясь о стол и поднимаясь. Во всем теле была болезная легкость, граничащая с недомоганием.

– И что же ты сделаешь? – кисло отозвалась Алиса, глянув на него с недоверием. Она шагнула вперед, зябко обнимая себя руками: – Ты всего лишь маленькое препятствие на его пути.

– У такого пустого не воспринимающего других всерьез человека, – пояснил Антон терпеливо, – не может быть преданных подчиненных. Они все почти наверняка готовы продать его тому, кто предложит больше, – он взглянул на деньги и карточки, лежащие на столе, и невольно мягко улыбнулся, подумав о том, что все далеко еще не кончено. – У меня есть, что им предложить. У меня есть план. И есть то, чего никогда не будет у Архангельского.

«Макс».

***

Предпоследний этаж здания был полностью отведен под личные апартаменты Саши. Он не жил здесь, держа помещение для редких приватных встреч и вечеринок, но привык отводить часть бюджета под ремонт, покупку необходимой бытовой техники и уборку. Высокие панорамные окна выходили на оживленный бизнес-центр города – внизу мелькали в сгущающихся сумерках фары машин и огни таблоидов, вспыхивали рыжеватым и золотым плеяды далеких фонарей. Снег постепенно утих, сменившись влажной моросью, и теперь дороги блестели блеклыми отражениями горящих офисных окон.

Жарко натопленное неуютное помещение, насквозь пропитанное дорогим парфюмом, сладковатым флером наркотиков и духом фешенебельных увеселений элиты.

Макс сидел на черном кожаном диване, устало прикрыв глаза. С тех пор, как телохранители заперли его в окружении итальянской мебели минималистического дизайна – в чем-то Саша и Яна были похожи так явно, что становилось сухо во рту – он не смог расслабиться. Часы показывали без четверти семь, в это время Антон должен был уже проходить регистрацию на свой рейс.

Если только он послушался. Если только…

Макс предпочитал не думать об иных вариантах. Не думать, что будет с ним самим и надеяться лишь на то, что уже завтра Антон встретит рассвет, который забрезжит бледно-розовыми красками над побережьем чужого теплого моря.

Чего он хотел, что двигало им, затмевая собой даже осознание бремени быть связанным с судьбой и волей Архангельского?

Обрести свое счастье, позволить обосноваться в скованном заскорузлой болью сердце, растопить оковы, а потом отпустить его. Позволить уйти. Так явно и так бескорыстно желать свободы единственного, ради кого он снова и снова открывал глаза.

Боже.

В замочной скважине бодро щелкнул ключ, и дверь распахнулась, заставив Макса вздрогнуть и вскинуть взгляд. Зашел, небрежно отбрасывая папку с отчетностью на комод, Саша, а следом за ним незаметно протиснулся один из его телохранителей. Архангельский еще не сменил деловой костюм после встречи с клиентом, но снял пиджак и расстегнул верхние пуговицы рубашки, так что стали видны острые выпирающие под кожей ключицы.

– Насыров, распечатки готовы? – спросил он у подчиненного, лишь мельком со снисходительной ухмылкой глянув на напряженного Макса. Насыров кивнул, протягивая ему несколько скрепленных листов, и Саша подхватил их, быстро пролистывая тонкими длинными пальцами.

Он сделал несколько шагов в сторону Макса, остановившись под люстрой из венского хрусталя. Мягкий свет очертил его заостренные скулы и расплавленным золотом сверкнул в темно-русых длинных волосах. Его губы тронула легкая усмешка, отозвавшаяся чувством резкой неприязни в Максе – Архангельский всем своим существом напоминал о прежних временах, полных лжи, притворства и равнодушия, которых Романов стыдился.

– Это и есть тот мальчишка, на которого ты меня променял? – нарочито громко рассмеялся Саша, открепляя от листов нечеткую фотографию выходящего из маркета парнишки. – Не думал, что ты падешь так низко. Ты всегда был упертым в своих сумасбродных желаниях, как вставший на дыбы конь. Но не настолько же?

Сердце чуть не разбилось о преграду ребер, с губ сорвался неразборчивый стон. Макс почувствовал, как мир мучительно замер, а перед глазами все поплыло. Он узнал? Он знает Антона в лицо? Романов поднял мутный взгляд на фотокарточку, которую Саша сунул ему под нос и недоуменно нахмурился, в первый миг не до конца осознав ошибку. Широкоплечий блондин на снимке никак не вязался с мгновенно всплывшим в сознании образом робко улыбающегося хрупкого Антона.

Архангельский издевался?

Макс посмотрел поверх его плеча на Насырова, глядящего в ответ с какой-то настороженной бдительностью.

«Даже если так… Даже если они ошиблись, нельзя им этого показать».

– И что? – хрипло переспросил Макс, выдавив из себя озлобленный оскал. В висках зудело от страха быть разоблаченным в своей внезапной лжи. – Тебя я бы променял на кого угодно. Тварь.

Саша резко шагнул вперед, и, не меняясь в лице, все с той же холодной надменностью размахнулся и отвесил ему оплеуху. Поверил. Макс дернулся, ощутив удар его крепкой ладони и растекшийся по скуле жар, и тихо, изгаляясь над его ослепляющим эгоизмом, рассмеялся.

– Я научу тебя быть покладистым, не волнуйся, – гаркнул Саша, и маска злобы вмиг превратила его красоту в отталкивающее уродство. На мгновение в его сощуренных глазах промелькнула нечеловеческая обида, уже в следующий миг сменившаяся раздражением. – Насыров. Ты же подыскал кого-то на роль его сиделки? Мне нужно знать, что он не наделает глупостей в мое отсутствие.

Макс вновь перевел взгляд на странно разглядывающего его Насырова и с удивлением обнаружил, что тот быстро едва уловимо подмигнул из-за сашиного плеча. Что за черт? Неужели, Алиса попыталась вмешаться? А если…

– Да, – телохранитель шагнул чуть в сторону от двери, взявшись за ручку. – Это мой младший брат. Будьте уверены, он справится со своей работой. Не будет задавать лишних вопросов и на провокации Максима не поддастся. Он у меня парень толковый, начальства не подведет.

Макс, повинуясь странному предчувствию, подался вперед, пытаясь разглядеть, кого к нему приставят в роли личного надсмотрщика. Дверь отворилась, на мгновение из темного коридора в комнату ворвался легкий сквозняк, и на пороге показался он.

Стройная фигура, худощавое телосложение и ощутимо прущая из него бравада встрепанного оголтело смелого воробья. Все те же черные волосы, пара милых родинок на щеке, бледная молочная кожа. Большие серые глаза в обрамлении темных ресниц, легкая доброжелательная улыбка на тонких губах. Его родной мальчик.

Сердце чуть не остановилось от резкого притока крови.

Антон взглянул на него – в глубине серых глаз промелькнуло все, отчаяние, боль, гнев, восторг, страх и облегчение. И Макс понял, что тот мгновенно, будто сделал бы это и среди тысячи незнакомых лиц, его узнал.

***

Он практически не слушал, что говорил Саша, как тот объяснял монотонным жестким тоном необходимую линию поведения. Не смотрел на торжествующего Архангельского, упивающегося властью над сцапанной на пороге ее счастья жертвой, просто из-за того, что не мог отвести взгляда от бледного обмершего Макса, сцепившего руки на коленях.

Тот сидел на самом краешке дивана и исподлобья разглядывал его своими удивительно печальными карими глазами. Дурак. Даже в этот момент он наверняка думал о том, что уродливо выглядит в обычной футболке, с длинным белым шрамом на плече и рваной полосой зажившей раны на шее. Мучительно размышлял, почему он, Антон, здесь оказался. И боялся того момента, когда они останутся наедине.

– Насыров, все понятно?

Лишь спустя секунду Антон понял, что обращаются к нему. Разумеется, он же сочинил себе эту легенду про родственную связь с одним из телохранителей. Сосредоточиться было до безумия сложно, потому что все в нем пело и рвалось при виде никем не тронутого живого и здорового Макса.

– Конечно, – Антон дежурно бесстрастно улыбнулся, принимая протянутую холодную ладонь, и едва удержался, чтобы при рукопожатии не сдавить руку Архангельского до резкой боли. Что угодно, лишь бы стереть самодовольство и чопорность с его лица. – Я вас не подведу, босс. При любом намеке на его попытку удрать, или если замечу подозрительное поведение, сразу наберу по внутренней связи.

Саша улыбнулся так безлико, что этот жест даже близко не отразился на его ледяных сосредоточенных глазах. Но он явно был доволен тем, что сегодня оставлял последнее слово за собой. Настолько, что даже не посмотрел на Антона и не заметил его дремлющего глубоко во взгляде под полуопущенными ресницами искристого гнева.

– Вот и славно, – сказал он. – С завтрашнего дня по окончании работы буду заниматься им сам.

«Только посмей, – пронеслось в мыслях, и Антон едва не скривился от нового жгучего приступа ревности. Чувство было столь новым для него, что даже слегка кружилась голова. – Только. Посмей. Его тронуть».

– Разумеется.

– Тогда спешу вас оставить, – Архангельский обернулся через плечо, ласково проворковав: – Макс, я надеюсь, ты хорошо подумаешь перед следующей нашей встречей над своим скверным поведением. Мы должны найти компромисс. И что-то сделать в конце концов с этими твоими рубцами, они раздражают, – он снова повернулся к Антону, сделав нетерпеливый взмах ладонью. – Если будут вопросы, звони брату по внутренней. Смена ночная, что, как понимаешь, не предполагает скорого сна. Ну а мне надо навестить пару знакомых, чтобы разобраться… хм… – Саша изобразил театральную задумчивость, тут же просияв: – С устранением компании Романова.

Антон мог поклясться, что в этот момент Макс издал приглушенный рык, но никак на это не отреагировал. Он шагнул в сторону, покорно склонив голову, и Саша, кивнув Насырову, чтобы тот следовал за ним, стремительно скрылся в темноте коридора.

Когда дверь с грохотом захлопнулась, ключ пару раз щелкнул в замочной скважине, и звуки шагов затихли вдали, мир словно остановился, натянувшись звенящей тишиной между ними двумя.

Антон даже слышал, как капли срывались с крана в расположенной в углу лофта кухне и шлепались о раковину. Как громко и сипло дышал Макс, опираясь ладонью о край дивана перед резкой попыткой встать.

Антон сделал нетвердый шаг вперед, глядя на то, как Макс медленно поднимается на ноги, шагнул еще, а потом вдруг с отчаянно громким всхлипом бросился быстрее. И в тот момент, когда Романов открыл, было, рот, чтобы заговорить, упал прямо на него, сдавив в объятиях так сильно, что почувствовал участившееся биение родного сердца о свою грудную клетку. Знакомый аромат ментоловых сигарет и чего-то, непередаваемо принадлежащего Романову, вскружил ему голову, заставляя вдыхать глубже. Как будто прошла целая вечность с того момента, как они лежали, обнявшись, в кровати, и Антон, засыпая, слабым шепотом признался в самом сокровенном и трепетном.

– Солнце, – прошептал Макс, опаляя горячим дыханием его макушку и сцепляя руки за его спиной. Он губами уткнулся в темные вихры и простонал: – Солнце, что я наделал…

– Тише, – Антон силился успокоиться, но теплые ладони, беспорядочно гладящие по спине, мешали сосредоточиться. Он скользнул губами по щетинистому подбородку, не в силах сдержать дрожь в теле, и долго чувственно его поцеловал, вплетая пальцы в светлые пряди на затылке Макса, а потом отстранился, чтобы заглянуть в широко распахнутые карие глаза – вечности бы не хватило, чтобы наглядеться – и прошептать: – Я так сильно, так безумно тебя люблю, дурак. Ненавижу тебя. Почему ты так со мной поступил?

– Антон, – протянул Макс со вздохом, мучительно зажмуриваясь. Антон жадно вглядывался в его черты, отмечая хмурую морщинку между бровей, тени от длинных ресниц на худых скулах, напряженно сжатые губы. Какими одновременно твердыми и нежными они были в поцелуе. – Антошенька, солнце, что же я натворил.

– Ничего, – Антон неосознанно оглаживал ладонями его плечи, стальные мышцы под гладкой кожей, находил пальцами уже знакомые шрамы и чуть не плакал от того, как любил в этот момент в нем все – каждую черточку, каждый нечаянный вздох, каждый взгляд насыщенных карих глаз, в котором плескались, смешиваясь, боль и страсть. – Слышишь? Ты не виноват.

– Я втянул тебя в это… – Макс взял его лицо в ладони и так проникновенно заглянул в глаза, что Антон зарделся, едва дыша. Они впервые стояли друг напротив друга без преград, без темноты, без недомолвок и тайн – просто два безумно влюбленных сгорающих в совершенно новом чувстве сердца, не успевшие привыкнуть к набирающему силу взаимному притяжению. – Почему ты не уехал?

Антон опустил взгляд на руку, которой вцепился в предплечье Макса, провел ею ниже и медленно задумчиво покружил подушечкой большого пальца по выступающим на запястье венам. Испещренным мелкими белыми шрамами, знакомыми по жарким поцелуям в темноте.

– Ты правда думаешь, что я смог бы уехать без тебя? – спросил он тихо с укором в тоне. Макс вздрогнул, когда Антон приблизился настолько, что почти касался губами его губ, шепча: – Я знаю, ты не мог и помыслить о противостоянии Саше, потому что привык считать его всемогущим. Но для меня он лишь мелочный монстр, спокойно шагающий по осколкам чужих жизней. Так что я никуда не уехал и не уеду, пока не разберусь с ним. Ни за что.

– И что ты собрался делать? – Макс не двигался, напряженно глядя куда-то поверх его плеча.

– Потратить оставшиеся после подкупа Насырова деньги на то, чтобы задержать падение компании, – пояснил Антон будничным тоном, стараясь не обращать внимание на то, как стеснение и стыд охватывали Макса тем сильнее, чем с большей жадностью он разглядывал его. – До тех пор, пока ты не возьмешь треклятую аппаратуру для прослушивания, которую я выторговал за символическую цену у знакомого и не выведешь Архангельского на разговор, который полностью скомпроментирует его самого и его компанию. Тебе, конечно, тоже достанется в прессе, как бывшему подельнику, но по сравнению с крахом «Уилберг трейда» и сроком, который я лично набью Архангельскому…

– Солнце, – Макс мягко перебил его, приложив палец к губам. Антон выдохнул, глядя на невольную улыбку, сделавшую его таким безумно красивым. – Когда ты успел стать чертовым Тайлером Дерденом в деле свержения денежных королей?

– Только не надо цитировать «Бойцовский клуб», – пробормотал Антон. – Ты же знаешь, как на меня действует совпадение наших вкусов в литературе.

Максим нахмурился, закусил губу и вновь попытался отвести взгляд, но на этот раз Антон не дал ему с такой очевидностью намекнуть на то, что тот все еще видел препятствие, стоящее между ними. Он взял Макса за подбородок и развернул на себя, уверенно произнеся:

– Прекрати. Я вижу тебя. И то, что под этой одеждой, меня не переубедит. Я люблю в тебе каждый шрам, каждую отметину, составляющую цельную историю. Твое тело – лишь малая часть всего тебя, – Антон запустил руку под край его хлопковой футболки, бережно накрыв ладонью теплый шрам на боку. Макс не вздрогнул, только посмотрел на него взглядом, полным испуга и надежды, от которых сердце Антона грозило вырваться из груди. Так бесцеремонно ворваться в его жизнь и стать центром его Вселенной – о, Макс на самом деле был просто невыносим. – Ты самый красивый мужчина на свете, – Антон потянулся к его губам и выдохнул, глядя прямо в его потемневшие от страсти глаза. Наконец-то он мог переживать любовь при помощи всех ощущений сразу, и не было слов, способных описать, как это было прекрасно. – Неужели, ты еще не понял? Я целиком и полностью принадлежу тебе.

========== Глава 8. Кто никогда не предаст ==========

Тогда

Они стояли втроем на открытом мраморном балконе особняка, уединившись от шума и веселого смеха гостей. Музыка, если и доносилась сюда со стороны залы далекими отголосками, тотчас тонула в криках чаек и звуках прибоя. Соленый ветер, идущий со стороны бескрайней бирюзовой глади Средиземного моря, бесновался в волосах, вздувал пиджаки, небрежно накинутые на плечи Макса и Саши, разлетался складками шелка в подоле серебристого платья Яны.

Закатное солнце умирало в агонии за линией горизонта, кровоточа по небу и поверхности моря алым и золотым. Пахло летней спелостью, горькими апельсинами и дурманящей лавандой.

– Как вы думаете… – Саша отхлебнул из бокала с дорогим тосканским вином, коснувшись губами стеклянного ободка в том месте, откуда отпил Максим. – Есть ли что-то, что еще не принадлежит нам? – он раскинул руки, подставляя лицо теплым жгучим лучам итальянского солнца, ласкающим его точеные черты. И благоговейно шепнул: – Мы всемогущие. У нас есть весь мир.

Яна обернулась на него со снисходительной ласковой улыбкой, в ее серых глазах отражалась не по годам глубокая мудрость. Вечно эти взгляды, задумчивые и умиротворенные, устрашающие всеобъемлющей силой знания, которые Макс никогда не мог понять до конца.

– У тебя все еще нет того, на что не распространяется власть твоих денег, – сказала Яна, скользнув по Максу кратким многозначительным взглядом, от которого чуть не остановилось сердце. Такое прозаически простое, но сильное признание.

Саша пренебрежительно усмехнулся, с явным недовольством перехватив этот взгляд.

– У меня есть Алиса, – уверенно отрезал он, облокотившись локтями о массивные перила балкона. Задумчивая складка, пролегшая меж светлых бровей, обозначила его невольное смятение. Алиса принадлежала ему, но принадлежал ли он ей?

Кто-то из гостей заглянул на балкон, чтобы позвать их обратно в дом, но был остановлен тяжелым неприязненным взглядом Макса. Дверь с силой хлопнула, и музыка стала звучать гораздо тише.

– Ладно, – легко согласилась Яна, обнимая брата за напряженные плечи. – Но, только представь, я недавно думала о том, как сильно можно любить. И поняла, что высшая степень чувства – это когда ты не отрекаешься от человека даже тогда, когда он влюбляется вновь, но уже не в тебя. И ты просто… – Яна едва заметно улыбнулась, мыслями явно пребывая далеко отсюда. – Желаешь им счастья, искренне. И начинаешь любить обоих.

Саша ничего не ответил, только раздраженно стряхнул с плеч ее руки и запальчиво швырнул бокал с недопитым вином с балкона. Стекло разлетелось вдребезги, ударившись о дорожку, а напиток алой кровью растекся по светлой плитке. Макс устало вздохнул – друг так и остался ребенком, который не в силах был вынести переход собственности в чужие руки.

***

– Ты не сделаешь этого, – преувеличенно ровным голосом произнесла Алиса в трубку, едва не срываясь на ожесточенный рык. Саша едко усмехнулся, представив, как она мечется по офису отца, как набирает номера один за другим, поднимает давно уснувших в своих домах сотрудников местного отделения полиции, будит сонных дежурных участка. – Я знаю, что это сделал ты, я буду давать свидетельские показания.

– Этот диалог не отслеживается и не записывается, один очень талантливый парень прямо сейчас стирает за мной и тобой каждую секунду разговора, – Саша провел ладонью по холодному рулю, ощущая лишь странную, близкую к чувству тошноты пустоту. Все оказалось легче, чем он думал, и эта легкость отзывалась неправильной звенящей тишиной внутри черепной коробки. – Я сделаю самое грязное дело так, что не останется и пятнышка, ты же меня знаешь. Сестрица была не права, за деньги можно купить все, даже свободу, привязанность, все ваши пресловутые чувства, обожание, страсть.

Темное полотно шоссе уходило вдаль, туман стелился по обочинам и стекал белесым потоком по оврагу туда, где остановил свою «феррари» Саша, заглушив двигатель. Навигатор поминутно мигал красным, напоминая о том, что его местоположение, за сотню километров от места планируемой аварии, отмечается в базе данных.

Алиса молчала и тяжело, давя в себе слезы, дышала в трубку, пока где-то на улице далеким отголоском надрывалась сирена. Ночь замерла на границе с рассветом, готовая растаять по щелчку пальцев или звуку неосторожного слова, первому блеклому веянию света над кромкой горизонта. В эту бесконечно долгую мучительную секунду Саша жалел, почти готов был сказать «прости», выдавить, прохрипеть, только ей одной и так, чтобы едва услышала, но все-таки знала. А потом Алиса произнесла бесстрастным тоном, лишенным всяческих эмоций:

– Он никогда так просто не прибежит к тебе. Он не продается.

В сердце ощутимо кольнуло. Сожаление или злоба, разобрать было невозможно, но голос предательски дрогнул, когда Саша тихо спросил:

– А ты? Ты тогда продалась?

Заминка на том конце провода впоследствии стоила Саше многих бессонных ночей и кошмаров, от которых просыпаешься в холодном поту с чужим именем на губах. Пять букв, три слога, рвущая глотку мелодия закостенелой боли.

А-ли-са.

– К сожалению, я отдалась бесплатно, – сухо отозвалась она и отключилась. Сразу, не дав Саше последней возможности перезвонить и спросить, что же имелось в виду, позвонил один из телохранителей и сообщил, что в двух километрах от города во внедорожник Макса врезался тонированный джип, тут же скрывшийся с места происшествия.

Сейчас

– Эй, – Антон проснулся оттого, что его ласково потрепали по плечу. Комната была погружена во мрак, только лампы на кухне давали немного блеклого света, да за окнами где-то далеко внизу раскинулся подсвеченный миллионами огней ночной город. Макс улыбался одними уголками губ, его карие теплые глаза внимательно вглядывались во встрепанного со сна Антона. – Кто-то должен следить за мной, разве нет? Ты же не для того нанимался к Архангельскому, чтобы со мной спать.

– Очень смешно, – пробурчал Антон, потянулся, потирая ладонью затекшую шею, и осторожно приподнялся, чтобы лечь на узком диване ближе к Максу. Утыкаться носом в его теплое сильное плечо было приятно, так и клонило обратно в марево сна. Антон вяло заметил, целуя его в шрам на шее: – Именно для этого я и нанимался.

– Язва, – тихо рассмеялся Макс, обнимая его одной рукой, а второй поправляя соскользнувший с плеча рукав расстегнутой рубашки. На мгновение во взгляде Романова промелькнуло беспокойство. – Малыш, ты сильно спать хотел? Прости, я идиот, просто все это действует на меня… Странно.