Текст книги "Что ты значишь (СИ)"

Автор книги: Dru M

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

Зазвонил телефон. Антон выудил его из кармана и занемевшими от холода пальцами нажал на кнопку принятия вызова, прикладывая трубку к уху.

– Что? Забыл куртку? Это я уже понял… Оставьте ее там, я не вернусь за ней сейчас, – попытался он перекричать шум машин и набирающего силу ливня. На том конце провода невразумительно что-то бурчали. – Владимир Тихонович, пожалуйста. Я не пойду ее забирать.

– Серьезно? У нас здесь не склад забытых вещей! – прогрохотал начальник вдруг, и Антон поморщился от вибрации, которой отозвался дисплей телефона.

Он на мгновение замер под нерабочим фонарем, глядя из-под тяжело опадающих ветвей старого дуба, как где-то вдалеке на развилке шоссе рекой текли автомобили и мерцал зеленый сигнал светофора. Во дворе же было не разглядеть даже лавочек и приземистой изгороди.

– Ничего не понимаю, – пробормотал Антон в ответ на очередную волну гневных криков. – До свидания. Я потом заберу… честное слово… – его голос потонул в шуме проезжающей мимо машины, шины которой мерно прошуршали по мокрому асфальту.

– Ничего не слышу, – свет фар рассек стену дождя, ярко выделив поднимающийся от остывающего асфальта пар.

Дождь стекал по шее за воротник толстовки, заставляя ежиться и нервничать. Он уже промок насквозь, хотя идти до дома было совсем недалеко.

– Всего хорошего, – разочарованно бросил Антон никак не унимающемуся Владимиру и поднял взгляд, внезапно поняв, что автомобиль замер возле него, так и не двинувшись дальше. Сквозь сплошной водный поток он разглядел капот блестящего черного «рендж ровера» и тонированное стекло пассажирского переднего сидения, в котором в полумраке, разгоняемом лишь тусклым светом далекого фонаря, отражалось его перепуганное лицо.

Антон даже не успел повернуться на шум шагов по влажному асфальту, только от удивления разжал холодные пальцы, так что телефон с горящим дисплеем и все еще доносящимся из динамика визгливым голосом Владимира шлепнулся в лужу.

А потом его объяла оглушительно тихая непроглядная темнота.

========== Глава 3. Мир по ту сторону темноты ==========

Антон очнулся со странным ощущением легкости во всем теле.

Не было ни привычного для осеннего утра озноба, ни тяжести в голове после длинной рабочей ночи. Он лежал в ворохе мягких взбитых одеял, уткнувшись носом в подушку, и все, чего ему хотелось, так это бесконечно нежиться в теплой удобной постели и никогда не встречать грядущий день. Только под сердцем, в противовес отличному физическому состоянию, неприятно скреблось навязчивое беспокойство.

– Проснулся? – послышался чуть хрипловатый голос слева, и Антон испуганно дернулся, так что ленты, которыми его привязали к металлическому изголовью кровати, ощутимо врезались в запястья. Он поморщился, безрезультатно моргая под плотной, не пропускающей даже света повязкой, и тихо шепнул:

– Нет…

События прошлой ночи мгновенно ожили в памяти, напомнив Антону, как он мычал с влажным от слюны кляпом во рту и неистово извивался, пока похититель нес его из машины в дом, как брыкался, когда тот привязывал его к постели. Как бестолково вертел головой, ничего не видя и безумно боясь неизвестности за плотной черной тканью. Как умолял отпустить и убеждал, что у него нет денег. Как грозился кричать всю ночь напролет, пока похититель не бросил небрежно, что во всех комнатах особняка прекрасная звукоизоляция. И как, наконец обессилев от надрывного хрипа и животного разгоняющего сердцебиение до небывалых темпов страха, обмяк под тяжелым пуховым одеялом, тихо всхлипывая в подушку, и провалился в глубокий сон.

После такого даже мягкая кровать вместо сырого затхлого подвала, характерного для заточений, казалась сущим кошмаром.

– И без того ясно, что не спишь. Я всего лишь хочу знать, нормально ли ты выспался? – проговорил похититель с намеком на легкую усталую насмешку. Антона как будто с размаху ударили под дых. Он повернул голову в ту сторону, откуда доносился голос, и спросил с горькой обидой в тоне:

– Нормально? После того, как меня вырубили, увезли непонятно куда, отказались говорить, зачем? Связали по рукам и закрыли глаза повязкой? После такого в заботу уже не играют! – сердце глухо ухнуло в груди от ужасающих домыслов, каждый из которых был не утешительнее другого. – Что я такого тебе сделал? Что? – он еще раз дернул правой рукой, но добился лишь того, что петля сильнее стянула запястье.

Послышался чуть раздраженный вздох, скрип отодвигаемого стула и следом – звук приближающихся шагов. Руки Антона коснулись теплые пальцы, слегка расслабив привязь.

– Будешь упрямиться, кричать и трепать нервы себе и мне, ничего хорошего не выйдет, – заметил похититель, и Антон понял по звуку, что тот стоит совсем рядом, облокотившись рукой о металлическое изголовье. С его приближением заметно усилился тонкий запах кофе и сигарет.

– Не уверен, что из этого вообще может выйти что-то хорошее, – упавшим голосом произнес Антон, невольно напрягаясь и пытаясь отстраниться. В голосе похитителя не чувствовалось ни завуалированной угрозы, ни нарочитой грубости. Только легкая усталость и неожиданная для ситуации мягкость. И именно это пугало больше всего остального. – Кто ты? – в горле снова неприятно заскребся почти жалобный хрип. – Я тебя знаю?

– Нет.

Этот исчерпывающий ответ вызвал у Антона нервный смешок. Похититель, судя по тому, что матрас прогнулся немного в сторону, присел на край кровати.

– Хотя бы имя у тебя есть? – ворчливо уточнил Антон, морщась и безрезультатно пытаясь таким образом сдвинуть повязку: ткань не пропускала ни проблеска света даже между скуловой костью и носом. – Или мне не положено его знать?

За эту самую долгую в его жизни ночь Антон так устал паниковать и поддаваться парализующему страху, что уже вплотную подошел к той грани, где отчаяние переходило в опасное меланхоличное равнодушие к происходящему. Только загривок все еще холодило при мысли о том, что никто в целом мире его никогда не хватится. Антон мог пробыть здесь сколь угодно долго, и все, с кем он имел дело в этом городе, решили бы, что он малодушно сбежал обратно к приемным родителям, не выдержав тяжести новой самостоятельной жизни.

– Кто ты?

– Макс, – выдохнули в ответ едва слышно. Затем голос окреп: – Тебе ни о чем это не скажет.

– И зачем тебе я, Макс? – спросил Антон с едва сдерживаемой дрожью в голосе, силясь подавить в себе желание высунуть ноги из-под жаркого одеяла. Он вообще боялся двигаться, чтобы не выдать ни малейшим жестом своего волнения. – Продать меня на органы можно было бы, не разводя лишних никому не нужных разговоров… – он закончил умоляющим шепотом: – Я бесполезен. Я… Пожалуйста, – слезы обожгли глаза, из горла тщетно рвался задушенный хрип: – Не надо. Пожалуйста.

Макс хмыкнул, не то насмешливо, не то с пренебрежением.

– Первое, что ты должен усвоить – я не причиню тебе вреда, – произнес он вкрадчиво, склоняясь ближе. Антон понял это, когда почувствовал теплое дыхание на своей мокрой от слез щеке. Собственное дыхание сбилось от такой неожиданной близости, а когда пальцы Макса мягко коснулись его шеи и скользнули смеженными фалангами вверх, к подбородку, Антон вздрогнул всем телом и невольно испуганно выдохнул. – Тише. Успокойся. Я не собираюсь причинять тебе боль… – его голос стал глубже, дыхание опалило висок, когда Макс шепнул возле самого уха Антона: – Мне нужен ты. Просто ты, солнце.

– Что?.. – Антон чуть не захлебнулся на всхлипе, когда пальцы Макса мягко огладили его подбородок и коснулись влажных дрожащих губ. Сердце зашлось от испуга. – Нет! Не надо, – он сам не заметил, как тихо заскулил, сцепив зубы до боли в деснах.

– Успокойся.

– Не могу, – Антон почти простонал это, сжимая ленты в кулаках и склоняя голову набок в попытке уйти от соприкосновения. – Не трогай меня… Это нечестно…

Но Макс все равно был непозволительно близко, он шептал что-то утешительное на ухо, пальцами любовно и трепетно, будто касался произведения искусства, исследовал черты лица Антона. Лишенный зрения и потому необычно восприимчивый к тактильному контакту, тот чувствовал, как вдумчиво теплые пальцы скользили от ямочки на его подбородке по скуле к тонкой переносице, от нее – к нахмуренным бровям. Как осторожно Макс провел носом у него за ухом, убирая непослушную прядь с мокрого от пота виска, как невесомо – он мог поклясться в этом, хоть соприкосновение было мимолетным – тронул горячими губами повязку возле зажмуренного левого глаза.

– Не… надо, – прошептал Антон, и на вдохе, в противоположность мольбе отпустить, непроизвольно приподнялся выше, поддаваясь гремучей смеси жгучего смущения, негодования, затаенного довольства и сцепившего сердце страха. Макс играл нечестно – Антон понимал это, но ничего не мог с собой поделать. Его изголодавшееся по ласке и нежности тело вело от прикосновений, от интимных волнующих пауз, когда движение пальцев замедлялось, подушечки легко кружили по коже, и на смену им приходили – о боже – горячие сухие губы, заставляющие учащаться сердцебиение от этой фамильярной вседозволенности.

Легкими кружащими голову от неправильности происходящего поцелуями Макс спустился от подрагивающего кадыка к ключицам, оставил влажный след под их выпирающими острыми косточками и непринужденно, почти машинально зубами стянул антонову майку ниже – рукав легко соскользнул с худого плеча – чтобы подуть на затвердевший темный сосок.

– Нет-нет-нет… – захныкал Антон, пытаясь вырваться, отстраниться, скрыть от Макса, который перекинул через него ногу и оседлал его бедра, болезненный неуместный стояк. Тяжесть чужого тела волновала и дарила слишком много ненужного контакта, пусть и через одежду. Одеяло Макс скинул в сторону и тут же, тяжело дыша, перехватил руками дернувшиеся в защитном жесте запястья Антона. – Я… я не хочу! Ты же сказал, что не причинишь мне вреда! – близость Макса вызывала не страх, она заставляла задыхаться от скручивающего внутренности возбуждения. Наивное доверчивое тело отзывалось на ласку против всех строгих велений разума. Антон всхлипывал, прекрасно осознавая, что если не остановит это сейчас, то потом уже не сможет воспротивиться. – Я не хочу!

– Не хочешь? Правда? – мягкие волосы Макса мазнули по шее Антона, когда он снова наклонился ближе, чтобы губами мягко прихватить горошину его соска и чуть сжать, скользнуть по нему круговым движением кончика влажного языка. С губ Антона сорвался постыдный всхлип на грани со стоном, он напрягся и испуганно обмер, умирая от смущения и непонимания – как он мог так реагировать на человека, похитившего его, заставившего кричать и рваться в опутывающих его лентах? Совсем незнакомого? Которого он даже не мог увидеть, только чувствовать и слышать? Как он мог реагировать так на мужчину? От умелой игривой ласки губ на попавшем в сладкий плен соске Антон чуть не кричал, задрав голову так сильно, что уже упирался макушкой в изголовье кровати. – А я думаю, – промурлыкал Макс. – …что ты маленький лжец, – его ладонь легла на бедро Антона, неторопливо поползла выше и накрыла пах, ощутимо сжав сквозь ткань матерчатых брюк – и как они только оказались на Антоне? – его вставший изнывающий от желания член. – Не сжимай бедра, Антон. Ты уже не скроешь от меня свое желание.

Черт.

– Я для этого тебе нужен, да? – выдохнул Антон тихо и с силой закусил губу, когда Макс быстро расправился с молнией ширинки и скользнул ладонью под резинку его боксеров. Это было неправильно и ужасающе стыдно, но удовольствие, которое прошило все его тело, когда пальцы Макса собрали с чувствительной головки капельки выступившей смазки и размазали ее по члену, сметало все доводы здравого смысла.

Легкий смешок Макса опалил губы Антона, и тот, проклиная себя за слабость, дернул бедрами, непроизвольно поощряя к более активным действиям. Боже. Ладонь Макса с пошлым хлюпающим звуком быстро заскользила по его члену, заставляя напрячься в попытке отстрочить неправильное наслаждение, кусать губы и беспокойно вертеться не то в попытке избежать сладкой пытки, не то требуя столь желанной сейчас разрядки.

– Да, ты для этого мне нужен, – выдохнул Макс у самых его губ. – Чтобы я выполнял твои маленькие прихоти. Ты ведь именно этого хочешь, – и жадно поцеловал Антона, одновременно с этим с силой сжимая его член в кулаке. Тот вскрикнул прямо в губы Макса, захныкал, позволяя чужим зубам захватить нижнюю губу, пару раз неловко качнул бедрами навстречу, а потом прогнулся в спине, не в силах больше сдерживаться, и со стоном кончил в сжимающую его член ладонь.

Немыслимо, слишком быстро и слишком неправильно, чтобы казаться единственно доступной сейчас реальностью.

Наслаждение разлилось приятной томительной негой внизу живота, Антон мучительно зажмурился за повязкой и попытался выровнять дыхание, чтобы биение сердца не отдавалось шумом в ушах. От стыда и обиды на самого себя у него пекло и сводило скулы. Зачем он повелся на дурманящую ласку, пусть и обещавшую так много тепла и невыносимо желанной нежности?

– Я обещал, что не причиню тебе вреда, ясно? – произнес Макс ровно, слезая с его бедер и неторопливо поднимаясь с кровати. Антон не мог ни слова из себя выдавить, чтобы оправдаться. Хотя бы перед самим собой. – Я схожу за салфетками и твоим завтраком.

– Завтраком? – слабо переспросил Антон.

– Если я заморю тебя голодом, это тоже будет считаться вредом, верно? – насмешливо произнес Макс и, кажется, замер у изголовья кровати. – Чего бы ты хотел?

– Чтобы ты снял с меня повязку и дал увидеть, кто ты, черт подери, такой, – произнес Антон негромко. Напряжение и страх ослабили свои силки, но совершенно ясная необходимость знать, что происходит, ни на миг не оставляла его сознания.

Макс выдержал долгую гнетущую паузу.

– Я имел в виду завтрак, – уточнил он угрюмо.

– А я имел в виду… – запальчиво начал Антон, но тут же смутился и пробормотал: – То есть ты… – он буквально почувствовал, что его щеки горят. – Ты заставил меня кончить. И я все равно привязан к этой кровати… Почему просто не дать мне хотя бы смотреть.

– Не хочу, чтобы пострадало твое чувство прекрасного, солнце. Я не из тех, кем захочется любоваться, – хмыкнул Макс невесело, и звук шагов возвестил о его отдалении. – Не думай, что я болван. Куда проще сбежать, когда у тебя не завязаны глаза.

Антон нахмурился, игнорируя участившееся сердцебиение при упоминании возможности сбежать, и бросил ему вслед:

– Или проще понять, кто ты, и почему я тебе нужен. Ты не говоришь этого сам, но может, это станет ясно хотя бы по взгляду?.. – он добавил к этому упрямое: – Почему именно я?

Скрипнула дверь, но Макс, кажется, не вышел. Он немного постоял на пороге, заставляя Антона напряженно вслушиваться в тишину, а потом задумчиво ответил, резко меняя тему:

– Если будешь хорошо себя вести, я буду иногда давать тебе гулять в некоторых закрытых комнатах без повязки. Когда меня не будет рядом. Рабочее время никто не отменял, а я совсем не хочу, чтобы ты умер в мое отсутствие от скуки.

– Но… – Антон приподнялся на локтях, хотя и не знал, зачем: негодования в его взгляде Макс все равно бы не увидел.

– Завтрак, видимо, придется выбрать самому, – отрезал Макс, и дверь с тихим щелчком захлопнулась. Антон тяжело вздохнул, повалился обратно на подушки, уткнувшись носом в край одеяла, и вновь с головой ушел в свои размышления.

========== Глава 4. Границы, которые нельзя пересечь ==========

Любопытство в Антоне всегда рано или поздно брало верх над испугом и осторожностью. В детстве это упрямое нежелание быть предусмотрительным в угоду новым открытиям казалось лишь невинным мальчишеским азартом, заставлявшим его лезть в темные подвалы заброшенных складов и забираться на заборы чужих участков. Но уже сейчас интерес к неизвестному, затмевавший даже острое чувство страха, сдабривал его характер изрядной долей дотошности.

– Он большой? – спросил Антон, ерзая, чтобы сесть удобнее и прислониться спиной к изголовью. Почувствовав, что ложка задумчиво замерла в паре сантиметров от его губ, он пояснил: – Дом у тебя большой?

– Места хватает, – отрезал Макс сухо и пресек попытку возмутиться полной ложкой томатного супа. Антону пришлось подчиниться и посмаковать пряный вкус еды на языке. Он признавал это нехотя даже самому себе, но в тайне был просто одержим кормлением с рук: Макс осторожничал, дул на ложку, если было слишком горячо, и бегал греть блюда, если они успевали остывать. Не каждый так заботится о сущих мелочах, обеспечивая твой комфорт.

– Ну, ты уже говорил, что это особняк, – заключил Антон, когда Макс быстро и без лишних обоюдных препирательств скормил ему весь обед. От приятного чувства сытости стало так тепло и хорошо, что бдительность сама собой сошла на нет. – Значит, большой. И как ты убираешь все? Или у тебя есть прислуга? А сколько ты им платишь? Суп тоже не ты готовил?

Макс вздохнул, хотя Антон, уже приноровившийся понимать его настроение по ритму дыхания, не смог сказать наверняка, посмеивается он украдкой или злится.

– Суп готовил не я, – последняя ложка была отправлена в рот Антона, едва не стукнувшись о нёбо. – Его готовила моя секретарша Алиса. Она же здесь все и убирает.

Антон нахмурился, думая о чем-то своем, но Макс по-своему растолковал его молчание, заявив:

– Но конкретно в этой комнате буду убирать я, даже не думай.

Антон насмешливо фыркнул, догадавшись о его опасениях:

– Да ладно, а что бы я ей сказал? – он невольно улыбнулся. – Помогите, ваш босс меня насилует?

Судя по мелодичному стуку, Макс положил ложку в пустую тарелку и вернул ее на тумбочку. А потом вдруг он оказался совсем близко, непринужденно положив горячую ладонь на его живот под задравшейся майкой, и насмешливо тихо произнес:

– Я, кажется, еще тебя не насиловал? – Антон машинально облизал губы, ощутив на них чужое прерывистое дыхание, и едва заметно томно вздохнул. Он не знал, чего в нем было больше – смутного удивления от прибавки «еще», или волнения от близости и хриплого шепота с нотками ехидцы. Как бы он ни отпирался, как бы ни утверждал самому себе в течение этих трех дней, что не поддерживает идею интимной связи людей одного пола, Макс, даже будучи вне зоны видимости, будоражил его воображение, заставляя смущаться и ждать с замиранием сердца тепла его дыхания на собственных губах.

– Как благородно с вашей стороны, мистер Дарси, – ответил Антон почему-то тоже шепотом, мучительно размышляя о том, как он выглядит. Хотелось дотронуться до него, выучить при помощи прикосновений его улыбку, которая иногда слышалась в тоне, ощутить тепло его кожи на кончиках пальцев. Антон был уверен, что чувство, которое опаляло нутро, и от которого тяжелело в паху, было лишь мимолетным физиологическим влечением, приходящим яркими непредсказуемыми вспышками. Но все же что-то в нем требовало дарить ответные трепет и пылкость взамен на нежность и ласку, которые давал ему Макс.

– Что? – переспросил тот недоуменно. – Мистер Дарси?

– Это из «Гордости и предубеждения», – неловко ответил Антон, склонив голову набок в попытке укрыться от испытующего взгляда, который чувствовал даже сквозь повязку. Он вздрогнул, когда Макс коснулся пальцами его подбородка, развернул на себя и без предупреждения склонился ближе, запечатлев на его приоткрывшихся губах легкий почти целомудренный поцелуй.

«За что?» – подумал Антон удивленно.

– Я знаю, откуда это, – сказал Макс и отстранился так же быстро, как позволил себе этот нечаянный контакт их губ. – Но я не думал, что знаешь ты. Ты ведь родился и вырос не в городе.

Антон вспыхнул, оскорбленный этими словами, но почти моментально остыл, справедливо рассудив, что в утверждении Макса не было ни чувства собственного превосходства, ни попытки унизить, только искренний интерес. Он не был подростком, которым верховодило желание утвердиться за чужой счет, он был взрослым мужчиной, который позволял себе роскошь независимости и собственного мнения.

– Откуда ты знаешь? – только и спросил Антон с подозрением, прислоняясь затылком к изголовью. – Я же вроде не говорил.

– Оттуда же, откуда знаю и твое имя, – в голос Макса вернулась ласковая насмешка. – Его ты тоже мне не говорил, Антон. Из твоего паспорта, который был в сумке.

– Ты копался в моей сумке? – запоздало вяло возмутился Антон, на что Макс отреагировал вполне предсказуемо в собственной упрямой манере – резко перевел тему:

– Так откуда ты знаешь Джейн Остен?

– Я учусь в литературном вузе. Точнее, уже не учусь. Как видишь, привязан к кровати, – равнодушно пожал плечами Антон. Поняв по ответному молчанию, что этого объяснения не достаточно, он нехотя, как и всегда, когда речь шла о нем самом, стал рассказывать: – В моем родном поселке была только одна школа, и мне очень с этим повезло, по правде говоря, потому что я попал к лучшей учительнице по литературе на свете. Всегда любил читать, я так убегал от реальности, где отец вкалывал до седьмого пота, а потом беспробудно пил, шпыняя меня и огревая ремнем при любом удобном случае. А с уроками Нины Федоровны и без того приятное чтение превращалось во что-то удивительное… – Антон чуть не задыхался: он не мог говорить о том, что его волновало, спокойно и размеренно. – Такое бесконечное творческое созидание, понимаешь? А она поощряла мое стремление, обсуждала со мной понравившиеся сюжеты, покупала мне книжки на ярмарках, приносила из своей библиотеки малоизвестные произведения, давала дополнительные уроки, с удовольствием готовила к экзаменам, – Антон замолк на мгновение, пытаясь удержать привычную себе пылкую сентиментальность, но не смог, сбивчиво пробормотав: – Я так благодарен ей за все. Когда она умерла… Там, на ее похоронах… Я просто понял, что буду продолжать заниматься любимым делом, потому что это она мне завещала – не оглядываться на выгоду и пользу, быть собой и расти в том направлении, которое я выбрал для себя сам.

Слова кончились так внезапно, что к горлу подкатил горький ком от невозможности выразить всю свою детскую невинную любовь к первому по-настоящему родному человеку в жизни. Антон почувствовал, как слезы намочили повязку с обратной стороны, как запекло щеки от стыда за несобранность и слабую чувствительность. Все в нем смешалось, вместе с остатками страха, которые растворялись в плаче, с напряжением предыдущих дней, с проблемами и заботами, оставшимися где-то далеко.

Но, не успел он уткнуться носом в плечо, чтобы задушить тихий скулеж, как вдруг почувствовал, что Макс рванулся навстречу – матрас прогнулся в сторону, его пальцы осторожно стерли слезы со скул – быстро распутал ленты, по очереди освобождая занемевшие запястья, и вдруг подхватил Антона на руки так легко, будто тот ничего не весил.

– Тише. Тише, – шепнул Макс на ухо, унося его прочь из комнаты, отворяя одну дверь пинком ноги, стремительно пронося его дальше по коридору. У Антона кружилась голова, он размяк на сильных руках, прижимаясь к груди Макса и едва ли осознавая, куда его несут. Непослушной правой рукой, которую больше ничего не сдерживало, он коснулся щеки вздрогнувшего от неожиданности Макса, колючей от щетины, скользнул пальцами к его губам и мягко почти боязно их тронул. Судя по легкому смешку, опалившему ладонь, тот вовсе не был против. – Сможешь стоять? – Макс резко остановился, а Антон понял, что его повязка впервые сползла достаточно, чтобы из-под нее просочилась тоненькая полоска света. Правда, снять ткань при развязанных руках ему даже в голову не пришло. – Ты сможешь постоять минуту-другую? Солнце?

Антон, отдаваясь на волю необъяснимо сильной дрожи в теле, кивнул, и Макс тут же бережно поставил его на ноги. Колени мгновенно подкосились с непривычки, и Макс едва успел его подхватить, вновь прижимая к себе.

– Ты сильно перенервничал, – удивленно констатировал он, усаживая Антона куда-то, судя по всему, на крышку унитаза. – Потерпи немного. Так бывает… – Макс, явно не сдержавшись, мягко коснулся губами его лба, затем, отпрянув, но все еще крепко удерживая Антона за руку, щелкнул кранами, и в ванну с громким журчанием стала наполняться вода.

Теплый пар быстро заволок всю ванную комнату. Макс бережно стянул с неподвижно сидящего Антона майку, вновь поднял его на ноги, придерживая одной рукой за талию, стянул домашние штаны вместе с трусами, заставил перешагнуть через сброшенные на пол вещи и откинул их к двери.

– Зачем ты?.. – даже в таком состоянии Антон смутился собственной наготы, попытавшись прильнуть к Максу лишь затем, чтобы скрыться от его взгляда, но тот строго шепнул в макушку, оглаживая теплыми ладонями его бедра:

– Солнце, прекрати. Тебе надо в ванну.

– Тогда просто не надо… – Антон неловко ткнулся лбом в его плечо, в противоположность попытке запретить медленно, будто по принуждению обнимая Макса, позволяя сердцу сладко замирать от того, как тот зубами мягко прикусывал мочку его уха, исступленно целовал в скулы и упрямо сжимающиеся губы. – Тогда не надо пользоваться моим эмоциональным срывом… Не надо… меня касаться… – руки Макса дразняще смяли его ягодицы, притянули ближе к себе, сбив с нужного курса мыслей. – Или позволь снять повязку.

– Нет, – шепнул Макс. Он уверенно ласкал его, не переходя границы дозволенного, заставлял млеть и вестись на нежность, практически забывать об отсутствии одежды, забывать о недавних слезах и даже о том, что руки были развязаны и можно было делать все. – Нет, солнце, я не могу.

– Чего ты боишься? – спросил Антон, будто они поменялись ролями, будто это Макса требовалось успокоить и внушить ему мысль о том, что бояться нечего. – Я открылся перед тобой. Позволил тебе… Я. Позволил это даже себе…

– Ты возненавидишь меня, как только увидишь, – с горечью произнес Макс. Он носом потерся о нос Антона, заставив его невольно слабо улыбнуться. – Я хочу, чтобы ты доверял мне – когда придет время, я позволю тебе это… Хотя я не из тех, на кого захочется смотреть.

– Прекрати, – вдруг отрезал Антон упрямо. Он и сам не знал, почему вдруг так разозлился на Макса за его очевидную невыносимую ненависть к себе. – Четыре дня назад я думал, что это на меня не захочется смотреть. Никто никогда меня не замечал. Но ведь ты заметил. Что-то делает меня особенным в твоих глазах? – Антон проницательно предположил: – Я напоминаю тебе кого-то. Или напоминаю о чем-то светлом, что приносило тебе радость, – Макс сипло выдохнул. – Ты не можешь этого понять, но я всю свою чертову жизнь мечтал о том, чтобы кто-то коснулся меня так. Чтобы кто-то назвал меня ласково «солнцем» и считал своим. Я ненормальный, я просто наивный мальчишка, который не испытывает страха к тому, кого ни разу не видел. К похитителю, который мог сделать со мной нечто ужасное, но почему-то упорно пытается вызвать мое доверие, – Антон отстранился, намеренно соблюдая дистанцию между собой и тяжело дышащим Максом. – Я не доверяю тебе, ничего подобного. Но я не могу тебя ненавидеть. И не смогу. Ты первый после моей учительницы по литературе человек, который дарил мне только заботу.

– Антон… – Макс попытался потянуться к нему, но тот отступил, отворачиваясь и хмурясь.

– Не трогай меня, – процедил он сквозь зубы. – Завяжи мне руки, если не хочешь, чтобы я немедленно сдернул повязку и посмотрел тебе в глаза. Но это то, что мне нужно сейчас больше всего на свете. Позволь мне это. Покажи, что веришь мне, и тогда я сам безоговорочно тебе поверю, – он сделал усилие над собой, шепотом отчаянно произнеся: – Несмотря ни на что. Слышишь?.. Максим. Несмотря ни на что.

Несколько бесконечно долгих мгновений их разделяло лишь обоюдное напряженное молчание и шум наливающейся воды. В какой-то миг Антону действительно показалось, что все разрешится так, что он вот-вот взглянет, болезненно моргая от яркого света, в его глаза, и не сдержит смущенной улыбки.

Но потом Макс ступил ближе, взяв его протянутые вперед запястья, осторожно завел их ему за спину и быстро перевязал бечевкой.

Сердце мучительно ударило о ребра.

– Так я и думал, – глухо разочарованно произнес Антон. Он услышал, как выключился кран, но не спешил двигаться с места. В его голосе звенела только нечеловеческая, опаленная обидой горечь. – Я набрался храбрости, переступил через себя. Сделал шаг навстречу, попытавшись сократить между нами пропасть, которую ты вырыл, меня похитив, – он опустил голову на плечо. – Мы могли бы справиться с этим, начать все совсем по-другому. Но ты… Ты просто жалкий трус.

Когда Макс коснулся его плеча, чтобы довести и посадить в ванну, Антону показалось, что рука его холодна и тяжела так же, как и упорное молчание в ответ.

========== Глава 5. Солнце мое, взгляни на меня ==========

Макс раздраженно захлопнул крышку ноутбука и откинулся на спинку кожаного кресла. Работа не клеилась: пальцы подолгу замирали над клавишами, так что он, всегда печатавший бегло и без видимых умственных усилий, вынужден был искать чуть ли не каждую букву по два или три раза. Кофе казался слишком приторным на вкус, свет, льющийся из распахнутого окна – чересчур ярким, а Алиса – не в пример вялой и несобранной.

Дело было, конечно, в Антоне, который раз за разом вставал перед мысленным взором, мешая сконцентрироваться на строках текста и графиках сбыта. Макс в последнее время так часто думал, как бы ему угодить, что машинально сбрасывал звонки от важных клиентов и совершенно невпопад отвечал подчиненным, звонящим справиться о том, сделка с какой фирмой стоит в приоритете.

Мальчишка объявил ему самую настоящую войну. Он дулся, отворачивался и морщился при любых попытках Макса украсть хотя бы легкий поцелуй, стойко не реагировал на прикосновения, лишь неподвижно замирал, мучительно краснея и упрямо сжимая губы. А еще он молчал, ел без аппетита и часто плакал, когда оставался один – это Макс понял, когда однажды снял с него спящего повязку и обнаружил, что она промокла насквозь.

Один раз, пытаясь скрасить Антону одиночество, Макс отвел его в библиотеку, развязал ему руки и скрылся за дверью быстрее, чем тот успел потянуться к повязке и стянуть ее с глаз.

– Очень умно, – отметил Антон едко, заговорив c ним впервые за два дня. Он встал по ту сторону двери, так чтобы Макс его слышал, и легонько постучал пальцем по косяку: – Тебе все равно придется прийти за мной. И я тебя увижу.

Макс проклинал себя за то, что не мог удовлетворить единственное по-настоящему значимое желание Антона. Но он ничего не мог поделать с собой, с повторяющимися каждую ночь кошмарами, в которых открывал мальчишке глаза, расстегивал по одной пуговице рубашку, устало стягивая ее с напряженных плеч, стирал тональный крем, сглаживающий шрам на шее, и поднимал взгляд, чтобы увидеть, как Антон кривится от ужаса и зажимает ладонью рот, чтобы – вечно пекущийся о других – не показать своего отвращения. А потому Макс упавшим голосом произнес: