Текст книги "Свет других миров (СИ)"

Автор книги: Dreamer_kind

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

========== Новый мир ==========

Пахло сыростью.

Мелкие водоросли были везде. На тротуаре, на стенах, на его форме и руках. Пятый вытер ладони о блейзер и осмотрелся ещё раз. Тёмные воды касались его ботинок. Ступеньки магазинчика рядом покрылись ракушками. И кроме плеска, больше не было ни единого звука.

Это был его третий прыжок за сегодня. Третий и последний – сколько бы Пятый ни пытался прыгнуть обратно, он оставался на месте.

Вернее, в одном и том же времени. Прыжки в пространстве ему по-прежнему удавались, и Пятый уже заглянул в пару домов, в поисках людей. И пока он не обнаружил никого: ни людей, ни следа панических сборов при эвакуации.

Единственное, что он нашёл – царапины на тротуаре, мокрая газета за двадцать четвёртое февраля две тысячи девятнадцатого, проплывающая рядом, мокрая грязь и влага, много влаги. Пару раз даже начиналась мелкая морось, которая оседала мокрой плёнкой на коже и оставалась на волосах. Вода забиралась ему под одежду, пропитывая ткань, и почти сразу Пятый продрог. Он втягивал руки в рукава блейзера, кутался в него покрепче, но одежда уже промокла и как бы сильно ни сжимался, он не мог согреться.

Вода и серое небо были повсюду, куда бы он ни глянул, и где-то вдалеке, там, где должен был быть горизонт, тёмная полоска воды сливалась в одно с серым, затянутым тёмными тучами небом. Город настолько изменился, будто с наводнения прошли месяцы. Вывески на стенах и дорожные знаки потемнели и деформировались, и разобрать, что именно там написано, было невозможно. Он заблудился, и не мог найти дорогу домой даже в этом времени, а ведь он был уверен, что только там он и найдёт ответы.

Но холод был невыносимым. И проходя мимо универмага Братьев Гимбл – одна из дверей была открыта, и петли её тоже заржавели – он решил, что он слишком устал, чтобы продолжать. И универмаг был лучшим местом, чтобы не только укрыться на ночь, но и подготовиться к следующему дню. Пятый переступил порог, дрожа от холода, прошёл несколько шагов и остановился на пару мгновений, дожидаясь, пока глаза привыкнут к полумраку, а потом перенёсся к отделу электроники и подхватил там первый попавшийся фонарик.

В голове у него уже появились кое-какие предположения, что именно происходит с миром и чего стоит ждать. Но с тем же успехом это могла бы быть просто детская фантазия.

Луч света высветил ряды одежды и человеческие фигуры. Неподвижные, и от того жуткие, но сердце мальчишки всё равно пропустило удар. Ему так сильно хотелось верить, что здесь есть и другие люди. Пятый перенёсся к ним, и встретился взглядом с безликими дизайнерскими манекенами, застывшими в кокетливых позах. Шарнирные конечности, полые тела и одежда из предпоследних коллекций.

Рука с фонариком расслабленно упала, плетью повиснув вдоль тела, и Пятый не смог сдержать обречённый вздох.

Он сделал шаг, ещё один, выронил фонарик и обхватил руками один из манекенов, спрятав лицо в блузке в чёрный горошек.

Он был один. Похоже, он действительно был один.

Он зарыдал – по-мальчишечьи, взахлёб, будто никто не видит, и остановиться не мог. Дрожал от холода, страха и злости на себя, и обнимал манекен всё крепче. Запнулся Пятый только когда почувствовал чьё-то прикосновение к спине. Мгновенно напрягшись, он выпустил манекен и развернулся, готовясь защищаться до последней капли крови, но никого не нашёл. Разве что шарнирная рука передвинулась, и выглядела теперь так, словно кого-то обнимала.

Пятый отступил, напряжённо всматриваясь в пустое лицо, и потом попятился быстрее, уговаривая себя, что ему только показалось и лучше бы ему взять себя в руки, а не рыдать с манекеном в обнимку. Он ведь ещё не знал, что принесёт ему ночь. Но лучше быть готовым ко всему.

Схватив тележку, он первым делом двинулся в отдел с канцелярией. Выбрал там блокнот потолще, даже не понимая толком, собирается он туда записывать хронику происходящего, или что-то ещё, и пару упаковок ручек. Следом он перебрался в отдел для активного отдыха, выбрал рюкзак побольше, несколько бутылок керосина и керосиновую лампу. Двинулся дальше, теперь уже к рядам вешалок. Школьная форма, конечно, определяла, кто он такой, но сейчас в этом нужды не было. Ему некому было говорить, что он часть Академии Амбрелла. Ему некому было что-то доказывать.

Даже отцу.

Разве что самому себе.

Поэтому он повесил форму на вешалку и бросил к себе на тележку. Он был почти уверен, что она теперь никогда не просохнет, но просто выбросить её здесь он был, почему-то, пока не готов.

Зато он натянул на себя несколько слоёв одежды, включая удобный зелёный дождевик и высокие ботинки на шнуровке. Он вооружился в отделе садовых инструментов, пытаясь решить, что, кроме ножа ему понадобится, а потом остановил свой выбор на топоре. Это был тяжёлый инструмент, но лучше было иметь его под рукой, чем надеяться, что здесь отсутствуют вообще все, а не только люди.

А потом, конечно же, он добрался и до отдела с продуктами. Что-то уже обветрилось, но пока он ещё мог набрать хоть какие-то запасы еды. На первое время. Пока продукты не начали портиться.

На улице, пока он перебирал вещи и решал, что ему нужно, стемнело. Пронзительная тишина, раньше нарушаемая только редкими всплесками воды, кусок за куском съедающей всё больше суши, наполнилась какими-то новыми звуками. Пятый выключил фонарик и, оставив тележку у манекена, замершего в позе объятий, прыгнул ближе к окну и притаился, всматриваясь в темноту.

Из воды там, где её было больше всего, показались двуногие фигуры. Не человекоподобные, и нагоняющие жути совсем не такой, как безликие манекены у него за спиной.

Они светились. Ровным белым светом, который пусть и освещал улицы, по которым они шагали, но был холодным, как у глубоководных рыб.

Зато так Пятый точно мог их рассмотреть.

Это были серо-зелёные существа с длинными и когтистыми верхними лапами. На толстой шее была рыбья голова, полная зубов, мостящихся в несколько рядом. Чёрные бусины глаз поблёскивали в темноте. Они переговаривались булькающими и щёлкающими звуками, и делали почти то же, что и он. Обыскивали дома.

И Пятому оставалось только надеяться, что сегодня ему повезёт и в универмаге его не учуют.

Он вернулся – без прыжка в этот раз, просто прошёл дальше, низко пригнувшись – к манекенам, и устроился среди них, сжав в руках топор.

– Отец мог бы мне и сказать, мол, «Нет, Номер Пять, будущее полное говно». И я бы не прыгнул, – пробормотал он себе под нос. Это были первые слова, которые он сказал в этом мире. Первый раз, когда он нарушил молчание, потому что больше не мог молчать. – Потоп и рыболюди. К такому он нас никогда не готовил, старый неудачник… – он стиснул зубы и нахмурился, и хмурился до тех пор, пока не заныли мышцы. – Как в таком вообще рассудок сохранить. Когда даже поговорить не с кем. Обсудить, что дальше делать.

Ему показалось – он заставлял себя думать, что ему показалось – что манекен двинулся. Склонил к нему голову. Шевельнул шарнирной рукой.

– Да, уже, похоже, началось, – он прижал к себе топор крепче и подтянул к ноги. Помолчал немного и перевёл взгляд на манекен снова. – Я могу забрать тебя с собой. Как тебя зовут?

Манекен, конечно же, не ответил.

Рыболюди по-прежнему не приближались к универмагу, только ходили по кругу, и потому Пятый всё же решился поспать.

И когда он засыпал, манекен шевельнулся снова. Безликая голова повернулась к Пятому, и он услышал тихий, нежный шёпот:

– Меня зовут Долорес.

========== Древо мироздания ==========

Утром Пятый проснулся, потому что стало холоднее. И плеск воды звучал громче. Ближе. Он уснул на постаменте, рядом с манекенами, и теперь обнаружил, что в магазине воды по щиколотку. Он подскочил, обхватив манекен руками.

– Вот только этого нам и не хватает, верно, Долорес? – он шмыгнул носом и посмотрел на пустое лицо. Улыбнулся нервно, скорее сам себе, взглянул на тележку, потом на полки. – Я плохо помню, а ты тут всегда жила. Здесь же есть лодки, да? – снова заговорил он. Так всё-таки было легче. Даже если манекен ему никогда не ответит, он хотя бы будет контролировать своё безумие. Ему будет не так одиноко.

Но сейчас, гораздо сильнее собеседника, ему нужно было средство передвижения.

Пятому пришлось рассчитывать прыжки. От полки до полки, пока он не добрался до походного снаряжения. Дотянуться до первой попавшейся коробки с надувной лодкой и распаковать её, сидя всё так же наверху, столкнув в воду, как только она начала надуваться. А оказавшись в ней, Пятый заодно перехватил коробку с керосиновой плитой – если всё так, как он думает, то совсем скоро ему понадобится разводить огонь, чтобы не голодать и не замёрзнуть ночью. А ещё он взял клей, чтобы заклеивать лодку, и коробку спичек. Брать больше не стоило – ещё пара дней и все спички мира отсыреют и станут совершенно бесполезны.

На лодке, кое-как справившись с пластиковыми вёслами, Пятый доплыл обратно к островку с манекенами. Переложил собранные вещи в рюкзак и лодку, а потом, постояв немного рядом с Долорес, решился и снял её с подставки, открутив металлическую решётку полого тела от пластиковых ног. На её шарнирные руки и плечи он натянул свой пиджак. Никогда больше он не наденет форму Академии Амбрелла, а Долорес так будет теплее.

Даже если на самом деле она не чувствует холод.

В качестве следующего шага он распаковал керосиновую лампу. В лодке она постоянно падала, и не придумав ничего лучше, Пятый раскрутил нижнюю часть торса Долорес, обмазал клеем и приклеил к ней лампу. Только после этого он подлил в лампу керосина, зажёг её и закрутил Долорес обратно, как было. Теперь она светилась, как настоящая путеводная звезда.

Заполненная его скромным скарбом, лодка плыла приземисто и медленно, но Пятый знал, что это явление временное. Со временем у него станет меньше вещей. Со временем он, наверное, сменит лодку.

Если только удача не улыбнётся ему, и он не найдёт людей. Последних выживших, тех, кто остался и готов противостоять рыболюдям.

– План такой, милая, – Пятый погрёб к выходу. Двери ему, конечно, придётся открыть, чтобы лодка могла протиснуться наружу, но это был малость. – Я попробую сориентироваться и мы найдём Академию. Если кто-то и выжил, то моя семья. Если не найдём Академию вечером, заплывём куда-нибудь ещё и переночуем там. Тебя это устроит?

Краем глаза он заметил, что Долорес кивнула. Или, может, ему показалось, что она кивнула. Но так ли важно это было?

Они выбрались на улицу, и Пятый снова попытался понять, где они. По вывескам, по знакам ориентироваться было нельзя, и он попытался вспомнить карту. Каждый поворот. Длину каждой улицы. И так, квартал за кварталом, перекрёсток за перекрёстком, он действительно добрался до Академии.

До единственного здания, которое было не затоплено, а разрушено.

Развалено.

Вместо нескольких этажей, в которых была вся его жизнь, в которых была почти сотня комнат, засушенные уродцы, книги и его братья и сёстры, была только куча обломков и дерево, собранное из арматуры.

Огромное дерево, будто искусственный Великий ясень, возвышающийся над мирозданием.

Пятый потёр глаза, прежде чем всмотрелся. На ветках что-то висело.

Он больше не грёб и вёсла болтались в пазах. Лодка дрейфовала, и подплывала всё ближе и ближе к руинам, пока не упёрлась в них.

– Нет, – выдохнул он почти неслышно. Голос его дрогнул, и глаза снова наполнились влагой, а в горле встал ком.

Они были старше, чем он их помнил. Но он их узнал – не мог не узнать.

Дерево было раскидистым, и самых широких ветвей было пять. И на каждой из них висел его брат или его сестра, мёртвые, с безвольно повисшими руками, перемазанные кровью, грязью и строительной пылью.

Он искал свою семью и нашёл – тех, кто дожил до февраля две тысячи девятнадцатого и тех, кто умер в бою.

Лютера, на котором не осталось живого места.

Диего, словно иголочная подушечка, исколотого собственными ножами.

Эллисон с перерезанным горлом.

Клаус с чёрными провалами, вместо когда-то ярких серо-голубых глаз.

И Ваня, бледная, с перебитыми пальцами и дорожками крови из ушей.

Они все были мертвы, и висели здесь, как трофеи. Люди вешали головы животных, пойманных на охоте, а рыболюди побеждённых героев.

Пятый закашлялся от рвущегося наружу крика и зажал рот руками. Зажмурился, едва сдерживая рыдания, и собрался в крохотный комок: он был один. Единственный в мире.

Последний Харгривс.

Последний человек.

– Эй, – снова раздался тот нежный голос. Деревянные пальцы коснулись его спины. – Ты можешь спасти их. Если постараешься.

– Ага, я даже вернуться не могу, – Пятый даже не дёрнулся в этот раз. Теперь он не зажимал рот, а прижал ладони к глазам, но даже так никак не мог избавиться от видения мёртвой семьи. Он видел их и с закрытыми, и с открытыми глазами.

Они висели там, перед ним, возвышаясь тем местом, где когда-то была Академия, и этот вид отпечатался в его памяти. И как бы крепко он ни закрывал глаза, эта картинка останется с ним навсегда.

Это было очевидно.

– Ты сможешь к ним вернуться, если откроешь правильную дверь, Номер Пять, – Долорес теперь устроила руки у него на плечах. – Тебе просто нужно её найти.

Пятый всхлипнул громче. Снова захлёбывался рыданиями, и не мог перестать.

– И ты обязательно найдёшь дорогу домой, Номер Пять.

Пятый не ответил снова.

Он просидел так ещё какое-то время, прежде чем всё же взял себя в руки, вытер щёки и нос, даже умылся тёмной водой (и оказалось, что она солёная, как вода в океане), а потом снова взялся за вёсла. Оттолкнувшись от кучи камней, не глядя на дерево из ржавой арматуры и на своих мёртвых братьев и сестёр, он развернул лодку и поплыл дальше.

Сейчас им нужно было найти укрытие. Высокое, незаметное и как можно дальше отсюда. Если Харгривсы висят здесь как символ начала нового мира, значит и рыболюдей здесь будет больше всего.

Завтра он непременно уберётся отсюда. Подальше от города, подальше от места, где всё это началось.

А сейчас он спешил и грёб так быстро, как только мог. Крохотный мальчишка с безликим манекеном в лодке бежал отсюда подальше. Он плыл туда, где серое небо соединялось с тёмной водой, и оставлял за спиной искусственный Великий ясень и пять фигур на нём.

В эту ночь он не мог уснуть до самого утра. Он плакал. Плакал так много, будто пытался выплакать слёзы за все тринадцать лет жизни. Плакал, пока не выбился из сил, и только тогда провалился в сон.

Это был последний раз в его жизни, когда он поддался слезам.

========== Мир потерянных детей ==========

Так шло время. Днём мир принадлежал Пятому, ночью рыболюдям. Он никогда не проводил в одном месте больше одной ночи, и никогда не давал огоньку в лампе Долорес погаснуть. Керосин, наравне с едой, был его главным ресурсом. Так он включал газовую плиту и так он поддерживал ночью костёр. Когда-то, в этом он был уверен точно, керосин перестанет годиться для розжига, и перспектива остаться без света и тепла его всерьёз волновала.

Он плавал от города к городу, вдоль побережья, минуя гнилые деревянные щиты, обозначающие въезд в города и штаты, и с каждым днём привыкал к этому миру всё больше.

Надувная лодка не прожила долго, но к счастью Пятый сразу же нашёл ей замену, в виде новенькой моторки, брошенной кем-то в порту. Она была выносливее и удобнее, и их с Долорес путешествие тут же стало быстрее. Ещё через время Пятый нашёл арбалет. Современный, тяжёлый и громоздкий, но очень удобный. Даже долгая перезарядка не была проблемой, как не было проблемой скрыться с места, если кто-то его замечал.

В блокноте, который он взял в универмаге, Пятый делал заметки. На обложке делал зарубки, считая дни. Внутри записывал всё, что узнавал про рыболюдей. Зарисовывал их – внешность, повадки, манеру движения. Избегать их долго он не мог, и не было ничего удивительного в том, что в первый же месяц он с ними столкнулся лицом к лицу.

Они были быстрыми, сильными и ловкими, но и Пятый не отставал. Его тренировали всё детство и он был готов к бою. Их силе он противопоставил телепортацию и топор, и в первой же стычке вышел победителем. С тех пор он уже не боялся встреч с новыми обитателями мира так сильно, а заодно стал изучать их ещё активнее. Некому было сказать ему, что копаться во внутренностях подводников нехорошо, да и кого сейчас волновало чужое мнение.

Он изучал их.

И всё конспектировал.

Месяц на третий путешествий с Долорес, он начал понимать речь рыболюдей. Понемногу. Сначала только устную – он записывал транскрипции и перевод на полях, все их щелчки и бульканье. Но чем больше они обустраивали мир под себя, тем больше появлялось их мест поклонения, мест передачи знаний. Пятый начал натыкаться на глифы с новой историей мира. Он записывал их и по ночам, сидя при свете лампы Долорес, переводил понемногу. Так он узнал, что рыболюди, на самом деле, зовутся глубоководными. Так он узнал имена их великих, древних богов и колдунов.

У глубоководных были и свои книги. Вернее, свитки из тканного материала, опознать который Пятый не мог, и письмена на стенах. Их он тоже копировал и разбирал, ныряя с головой в древние космические науки, совершенно непохожие на всё, что он знал раньше.

И с каждым днём, с каждой неделей, с каждым месяцем он узнавал всё больше. Видел всё больше. Даже Долорес теперь была другой. Она изменилась. Белая пустота уступила место лицу с живой мимикой и пронзительным взглядом, а шарнирные руки двигались теперь всегда, а не только тогда, когда Пятый на него не смотрел.

Но гораздо важнее было, что теперь он видел чудовищ.

Раньше он замечал их, выглядывающих из воды, повиснувших на зданиях только мельком. Краем глаза. Ужас, который ты чувствуешь затылком, потому что по спине пробегают мурашки, потому что встают дыбом мелкие волоски.

Но теперь он видел их отчётливо. Монстров со щупальцами, которым глубоководные приносили дары и пели свои клокочущие песни. Членистоногих тварей, следящих за всем и знающих всё. И тайные знаки, ведущие к тайным знаниям.

Со временем он открыл ворвань глубоководных. Вышло это не сразу и почти случайно. О ворвани кратко заикнулась Долорес, и Пятый в шутку решил проверить её теорию. Очередной забредший к нему урод оказался упитанным, и подкожного жира у него было достаточно, чтобы скрести его в крохотную кастрюльку и вытопить, пока он не станет жидким.

И он прекрасно горел. Им можно было наполнить бутылки и затолкать туда куски ткани, и обороняться, если когда-нибудь – внезапно даже для них самих – глубоководные атакуют его все вместе. Им можно было заменить керосин – и в лампе Долорес, и в его верной плите.

И с этого его момента, ему были интересны только древние знания. То, что глубоководные передавали друг другу. Он больше не волновался о том, что лишится источника огня, самой важной драгоценности этого мира, и мог сосредоточиться на поиске дороги домой.

Пятый знал, что если древние боги смогли открыть дверь в их мир, то и он сможет открыть дверь в своё время.

Вернуться к семье и остановить Апокалипсис. Ему просто нужно больше терпения и времени, чтобы набраться нужных знаний. Чтобы не только видеть мутные нефтяные разводы, когда стенки этой реальности утончаются, приоткрывая щель, через которую можно проскользнуть в мир космических древних чудищ, но и создавать их самому.

Не только между мирами.

Пятый, конечно, знал, что он едва коснулся тайн древнего ужаса, окружающего его теперь. Приоткрыл кулису. И что на познания глубже уйдёт не один год.

Он с этим смирился. У него всё равно не было выбора.

Но мысль о том, что однажды он сможет вернуться к семье и остановить Апокалипсис грела его так же, как огонь, как тёплая одежда и тёплый свет, исходящий от Долорес.

А сейчас всё, что он мог, это переплывать из города в город, в утонувшем, захлебнувшемся мире, и собирать обрывки чужих знаний. Не предназначенных для людей, для их слабого, рационального разума, и сводящих с ума любого, кто погрузится в них с головой.

У Пятого, впрочем, была фора. Он был ребёнком, который взрослел там, где живут чудовища и впитывал их мир каждой клеточкой тела. Безумие, которое должно было его захватить, уступало любопытству и детской игривости. Даже осознавая, что всё происходящее реально, Пятый порой будто бы наблюдал за всем этим со стороны, постоянно повторяя одно и то же:

– В следующий раз, Долорес, всё будет иначе. В следующий раз ничего этого не будет.

Долорес всегда, каждый раз, когда он говорил это, сжимала его руку в своей, переплетая суставчатые деревянные пальцы с его.

– Конечно, Номер Пять, – нежно шептала она. Всполохи огня освещали их лица оранжево-жёлтым светом, а за окном раздавалось щёлканье глубоководных.

Так было ночь за ночью. Один шажок за раз.

И так, вздох за вздохом, целую вечность спустя, Пятый обнаружил, что прошло два года. Он больше не был ребёнком, потерянным в тёмных водах, и он всё ещё им был.

А дорога домой всё ещё казалась недостижимой.

И всё же, каждое утро он поднимался, подливал ворвань в лампу Долорес, смазывал воском тетиву и пересчитывал стрелы в кивере, а потом садился в лодку и плыл дальше.

Каждый день.

День за днём.

Комментарий к Мир потерянных детей

Вежливое напоминание, что события в тексте разворачиваются параллельно с событиями в тексте Dreamer_Kind. Третью главу “Шкатулки с картами” вы можете найти здесь: https://ficbook.net/readfic/10050402/25876365

========== Глубины ледяных вод ==========

– Ну, что скажешь?

Пятый допил остатки рыбной юшки из своей чашки, встал и высунул её из окна. Дождь сегодня ночью лил беспощадно, так что можно было легко сполоснуть посуду, не прилагая сильных усилий. Не говоря уже о том, что часть дождевой воды можно было собрать в фильтр и превратить в питьевую.

– Уха тебе сегодня удалась. Какой-то глубоководный рецепт нашёл? – Долорес смотрела на него со своего места, обняв себя шарнирными руками.

– Да нет же, – Пятый прополоскал рот, сплюнул и вернулся на своё место. – Ты бы хотела познакомиться с моим отцом?

– Знаешь, ты мне о нём столько рассказал, что мне бы этого не хотелось. Не говоря уже о том, что он бы точно назвал меня обычным манекеном и попытался избавиться.

Пятый рассмеялся.

– Мой отец – глупец. И он ничего не знает. И сомневаюсь, что ему удалось бы постичь хотя бы крупицы того, что по-настоящему важно.

– Ты сам постиг только крупицы, Номер Пять.

– Я знаю. Но ему не дано даже этого.

– Ты точно не умрёшь от скромности.

– Перед кем мне быть скромным, прости? Ты прекрасно знаешь, что я говорю правду, а глубоководные, кажется, меня даже побаиваются.

– Кажется? – Долорес фыркнула. – Милый, я уверена, что они своих маленьких рыбодетей тобой пугают.

– О, – Пятый сделал вид, что смущён и прижал руку к сердцу. – Я тронут, сахарная.

– Ты вообще ещё помнишь, что такое сахар?

– Конечно помню.

– А какой он на вкус?

Пятый задумчиво пожевал щёку, потом сморщил нос и ответил:

– Сладкий.

– Как это?

– Помнишь, мы пару лет назад ещё находили персиковые консервы? Вот примерно так, – Пятый протянул руку к Долорес, и они снова переплели пальцы. – Чёрт, я скучаю по сладостям. Ореховая помадка. Сэндвичи с ореховой пастой и зефиром, – он прикрыл глаза и даже застонал от приятных воспоминаний. – И по кофе. Да я, наверное, даже по брокколи скучаю, и шпинату.

– Рыбная диета полезна, – Долорес пожала плечами, поглаживая его руку пальцем.

– Да, но я думаю, я скоро начну светиться так же, как эти уроды снаружи. Странно, что ещё не свечусь.

– Ты светишься, – Долорес склонила голову набок. – Просто по-другому.

Пятый улыбнулся. Потом лёг рядом с ней, всё так же сжимая её ладонь в своей, и глядя на тёплый огонь у неё в груди, только слегка стеснённый его старым форменным пиджаком.

Он знал, о чём она говорит. Он и сам иногда мог видеть это свечение, ярко-алое, мерцающее в такт биению его сердца.

Ему было семнадцать, и он был влюблён.

Поспать спокойно, впрочем, в эту ночь ему не удалось. Он проснулся не от шума, а от подозрительной тишины. Потрескивал огонь, но снаружи не было ни единого всплеска, словно на улице был светлый день, а не непроглядная тьма, и Глубоководных не было.

– Что-то не так, – Пятый выпустил руку Долорес и притушил, но не загасил, огонь в плите, потянулся за арбалетом и кивером, а следом повесил в петлю на спине топор.

В кивере, кроме обычных стрел были и те, к которым были примотаны пропитанные ворванью тряпки. Он не только охотился на глубоководных, он был готов к атаке в любое время.

Тем более, что случались они с завидной регулярностью. Их становилось больше, и планы их тоже были всё лучше, но и Пятый не стоял на месте. Он думал, как они, он знал их. И с каждый днём, он становился всё быстрее и сильнее.

Ещё ни разу они не застали его врасплох.

И стоило клекотанию и шлепкам перепончатых ног раздаться из темноты, Пятый тут же сунул один из болтов в огонь, поджигая промасленную тряпку и выстрелил в заранее выложенный из тряпок и ворвани круг. Вокруг него и его скромного скарба поднялась стена огня, и теперь Пятый был готов к бою.

Стрел у него было немного. В мире древних почти не осталось из чего делать новые, и после каждой охоты он собирал те, что остались целыми, протирал их и снова складывал в кивер.

Поэтому арбалетом он расстреливал столько глубоководных, сколько мог – и ни одна стрела не проходила мимо цели. А потом, отбросив одно оружие в сторону, Пятый брался за топор.

Он отточил свои прыжки во пространстве до совершенства, и перемещался быстрее, чем его успевали заметить. Синяя вспышка и удар топора, ещё синяя вспышка, и снова. Иногда, конечно, он останавливался, чтобы посмотреть в немигающие рыбьи глаза и подмигнуть им, прикрикнув щелчками и бульканьем:

– Такие глубокие познания в космических науках, а дойти до простой мысли начать меня избегать вместо того, чтобы бежать мне на встречу так и не додумались, – и исчезнуть снова.

Он крушил хрупкие черепа и кости, разрубал их на части, и пачкался в серебристой жиже, которая была у них вместо крови, и не давал им передышки.

Только одного из них он пощадил. Последнего. Израненного и обожённого, он сбросил его в тёмные воды, шепнув ему перед этим:

– Я убью вас всех до единого, если вы не оставите меня в покое.

И только тогда вернулся в круг огня.

Огонь не догорел и к утру, но Пятого это уже не касалось. Он собрал жир, чтобы потом перетопить его в ворвань, и стрелы. Закинул рюкзак на плечо, обнял Долорес и перенёсся с ними прямо в спрятанную у лестницы лодку с остатками вещей.

Они выплыли в очередной серый день через окно. Рука в руке, под тихий плеск и шум работающего на ворвани мотора.

Когда ему исполнилось восемнадцать, Пятый решил, что пришло время заглянуть под воду.

– Зря я раньше об этом не подумал, – он оставил ботинки и одежду сложенной ровной стопкой возле Долорес и опустился на ступеньку ниже. Вода за эти годы поднялась на пару этажей, и Пятый планировал начать с малого. Сначала спуститься на этаж, потом ниже. Как и раньше, шаг за раз.

Вода была ледяной, и Пятый стиснул зубы, чтобы не выдать своего желания развернуться и отказаться от этой затеи.

– Зачем тебе вообще под воду?

– Потому что они живут в воде, верно? Значит в воде будет больше полезного, – Пятый пожал плечами и спустился ещё на ступеньку.

– Во-первых, милый, они живут намного, намного глубже чем два затопленных этажа. Во-вторых, они живут под водой. Ты будешь на их территории. Понимаешь, к чему я клоню?

– Детские шажки, – Пятый пожал плечами. – К тому же мне дыхания не хватит спускаться на большую глубину. Если только мы не найдём акваланг, или типа того, – Пятый спустился ещё на два шага. А потом, не дожидаясь новой реплики Долорес, ушёл под воду.

Он не плавал – как плавают в бассейне или реке, без лодки – с тех пор, как оказался в зловещем будущем. Тёмная вода пугала, как пугали когда-то глубоководные. Она была такой же непроницаемой, как тьма ночью.

Вернее, она казалась такой.

Стоило Пятому дать тёмной воде сомкнуться над ним, как оказалось, в ней он видит лучше, чем при свете дня. Всё вокруг было таким отчётливым, будто его пропустили через фильтр резкости, и Пятый видел всё.

Каждую мелочь.

И каждый глиф, начертанный на стенах. Он ликовал – первое же погружение принесло ему что-то новое, и замерев напротив надписи, он пробежался по ней взглядом несколько раз. А потом вынырнул, поднялся по ступенькам и натянул на голые плечи свою непромокаемую куртку. Откинул мокрую чёлку назад – стрижка была неровной, потому что делал он её сам.

– Тебе понравится, – он обернулся и посмотрел на Долорес. – Серьёзно, понравится, – он рассмеялся, дрожа от холода. – Там написано «Берегитесь последнего человека».

– Неплохо.

– «Неплохо», – Пятый хмыкнул. Потянулся за одеждой, начал одеваться и переместился поближе к включённой плите. – Мне точно нужно будет добыть акваланг. И, думаю, подводное ружьё.

– Ты когда-нибудь остановишься, милый? – Долорес коснулась его щеки. – Мы уже пять лет в пути.

– Ты же знаешь, что пока я не найду способ вернуться домой, я не остановлюсь, – Пятый коснулся её щеки в ответ. – Я должен вернуть нас в безопасность, любовь моя.

И снова не стал дожидаться её ответа, а притянул Долорес к себе и поцеловал.

Теперь он открывал для себя не только мир над водой. Он покорял и тёмные воды. Находил подсказки на стенах, тайные отметки и так узнавал, где можно найти что-то полезное, и выбирался на поверхность уже зная, куда двигаться дальше.

Когда ему стукнуло двадцать, он и вправду нашёл лёгкий акваланг и спортивное гарпунное ружьё. Вооружённый, он смог уходить под воду глубже, и теперь его поиски перестали быть такими рассеянными и рассредоточенными. Он не подбирал огрызки и обрывки чужих знаний, он знал где и что искать.

И он учился. Знал всё больше, сиял всё ярче, видел всё отчётливее.

А в двадцать один он убил своё первое чудовище – не силой проб и ошибок, а изучив этот вид, разузнав про его слабые точки. Пятый просто заточил свой топор и использовал свою силу. Неповоротливый монстр с тонкими, хрупкими руками, не успевал его поймать или ударить, задевая только по касательной. Он был не первым, кому удалось Пятого ранить, но его это не спасло. Он всё равно стал первой тварью, умершей от его руки – Пятый отрубил все его шесть рук с шестью тонкими, длинными пальцами, по шесть суставов на каждом, и ослепил его, метким выстрелом стрелы с горящей вымоченной в ворвани тряпкой прямо в один из глаз. Морда у твари была крепкая, но глаза – как и у многих других, были слабым местом.

Она рухнула в тёмные воды, и тёмные воды сомкнулись над умирающим монстром, и Пятый не мог сдержать ликующей улыбки.

Конечно, оставленные тварью раны заживали долго, но его послание глубоководным было всё яснее.