Текст книги ""На синеве не вспененной волны..." (СИ)"

Автор книги: dragon4488

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

Девушка, явно не испытывающая смущения в кругу высокородных и надменных гостей, ободряюще улыбнулась и подошла к нему.

− Не стоит так краснеть, Тимоти, − прошептала она, поправляя на юноше шарф и придирчиво оглядывая, − ты и впрямь чудесно выглядишь. Обновка?

− Да, Габриэль решил сменить весь мой гардероб перед сегодняшним вечером, − так же шёпотом ответил Тимоти.

− О, − Розалия многозначительно приподняла брови, − не обижайся, но Габриэль правильно сделал. Кстати, куда он запропастился?

− Отлучился поговорить с другом, Уильямом Моррисом, кажется…

− Нашёл время! – возмутилась Розалия, оглянувшись по сторонам в поисках Габриэля и едва удержавшись от озорного желания показать язык почтенному господину, весьма активно строящему ей глазки.

− Габриэль полон решимости уговорить Морриса позволить его невесте, Джейн, позировать для образа Беатриче, − пояснил Фрэд, неслышно подошедший к паре.

− Вот как? – усмехнулась девушка, почувствовав лёгкий укол ревности от того, что Данте больше не вдохновлялся ею.

– Но, похоже, он уговаривает саму мисс Джейн, где-нибудь в укромном уголке, потому как Уильям Моррис мило беседует с Хантом и Миллесом, − пробормотал Фрэд и указал на молодых людей, обсуждающих что-то в стороне. – Дьявол, он неисправим…

Услыхав едва слышный вздох, больше похожий на стон, Розалия повернулась к юноше и сама едва не застонала в голос: боль, промелькнувшая в голубых глазах, заставила её сердце облиться кровью. Мальчишка был, бесспорно, влюблён и сорвавшиеся с губ журналиста слова без сомнения ранили его.

− Ты наверняка ошибаешься, Фрэд… − быстро сказала Розалия, нежно погладила юношу по плечу, виновато улыбнулась и шепнула в самое ухо: − Он сказал глупость, солнышко, прости его. Я знаю, что Габриэль с тобой, и он счастлив. Я никогда прежде не видела его таким…

Тимоти растерянно кивнул и перевёл взгляд на юркого молодого человека, стоящего неподалёку от них, держащего в руках блокнот и карандаш и явно ждущего подходящего момента, чтобы подойти. Заметив его взгляд, молодой человек откашлялся и, представившись журналистом, попросил моделей, вдохновивших художника на бесспорный шедевр, назвать свои имена, чтобы упомянуть их в своей заметке.

− Розалия Барнетт, − с готовностью представилась девушка, кокетливо улыбнулась и указала на хранящего гробовое молчание Тимоти. – Этого неразговорчивого юношу зовут Тимоти Тейлор.

Услыхав его имя, журналист удивлённо вскинул брови.

− Тимоти Тейлор? Позвольте уточнить, не вы ли тот самый мистер Тейлор − автор перевода одного из сонетов великого Петрарки, напечатанного в сегодняшнем выпуске «Иллюстрированных лондонских новостей»?

− Что?.. – юноша поражённо округлил глаза. – К-какого перевода?.. – он повернулся к Фрэду. Молодой человек мягко улыбнулся ему и кивнул, признавая свое участие в публикации. – Но как? Откуда?..

− Габриэль передал мне твой сонет «На жизнь Мадонны Лауры» и просил при первой же возможности напечатать его, − пояснил Фрэд, полез в карман и вложил в его руку аккуратно сложенный листок. – Что ж, теперь я его возвращаю с чувством исполненного долга, гордости и трепета.

− Но я же просил не делать этого… − растерянно прошептал Тимоти, комкая злосчастный листок. – Просил…

− О, ваша скромность делает вам честь, мистер Тейлор. Однако мы все должны благодарить мистера Россетти и мистера Уолтерза за предоставленную возможность познакомиться со столь чудесной интерпретацией известного сонета, − возразил журналист. – «На что ропщу, коль сам вступил в сей круг? Коль им пленён, напрасны стоны. То же, что в жизни смерть − любовь. На боль похоже блаженство. „Страсть“, „страданье“ − тот же звук»…*** – расплывшись в восхищённой улыбке, начал цитировать журналист, но его оборвал ехидный смешок.

− Так-так! Вот, значит, кто автор сего шедевра? А я все утро ломал голову над тем, кто же такой − этот неизвестный Тимоти Тейлор?

Тимоти испуганно вздрогнул: отодвинув любопытного журналиста в сторону, на него с высокомерной усмешкой взирал ни кто иной, как сам Чарльз Диккенс. Юноша был в курсе – великий писатель, неизвестно по какой причине, был ярым ненавистником Братства и считал особым удовольствием при любой возможности оскорбить или посмеяться над его членами.

Тимоти беспомощно огляделся, ища глазами Габриэля – несмотря на злость, закипающую в сердце, с ним он почувствовал бы себя сейчас гораздо спокойней и уверенней, но итальянец как сквозь землю провалился.

− Невероятно! – провозгласил великий писатель и сложил руки на груди, с любопытством разглядывая белокурого юношу. – Выходит, мы должны благодарить за сей перевод вас − скромного натурщика?

Тимоти нерешительно взглянул в прищуренные насмешливые глаза.

− Да, сэр, − смог выдавить он, желая только одного – умереть на месте.

− Позвольте полюбопытствовать, молодой человек, чем же вам пришлись не по душе «отцы английского сонета» − Уайетт и Суррей, подарившие миру превосходные переводы Петрарки, в частности, того же «На жизнь Мадонны Лауры»? Вы решили их затмить?

Тимоти тяжело сглотнул, чувствуя, как яростно заливается краской, и покачал головой.

− Ни в коем случае, сэр. Я лишь хотел попробовать сам… − пролепетал он и запнулся.

Почувствовав тонкие пальчики Розалии, коснувшиеся его дрожащей руки, он благодарно сжал их, отчаянно ища поддержки.

− Потрясающе! – воскликнул Диккенс и вскинул руки. – Просто потрясающая наглость! Впрочем, ничего удивительного, ведь вы попали под дурное влияние, − доверительно сообщил он юноше. − Потому что так называемое «Братство прерафаэлитов» – это не что иное, как сборище незрелых, самоуверенных выскочек, мечтающих о славе. Хотел бы я сказать, что искренне сочувствую вам, желторотому птенцу, попавшему в силки сомнительной компании, но, пожалуй, воздержусь. На мой взгляд, вы затмили своей наглостью всех членов Братства, вместе взятых. Господа! – обратился писатель к обступившей их публике, − Позвольте представить вам этого юношу с ошеломляюще очаровательной внешностью и с не менее ошеломляющей наглостью. Мистер Тимоти Тейлор – обычный натурщик, по совместительству − великий переводчик. Великий – в своей дерзости, но не в мастерстве.

− Малолетний выскочка, возомнивший себя светочем языкознания и поэзии, − вставил слово мистер Стоун – куратор выставки − с довольной усмешкой слушающий оскорбительную речь Диккенса. Он ненавидел Братство ничуть не меньше писателя.

Тимоти отшатнулся, словно ему влепили пощёчину.

− Не смейте так говорить! Зачем вы оскорбляете его?!

Звонкий голосок Розалии прозвучал в его ушах словно сквозь толщу воды. «Пожалуйста… я хочу уйти, просто хочу уйти отсюда. Уйти!»

− О, мисс Барнетт! – рассмеялся писатель, переключив своё внимание на девушку. – Очаровательная мисс Барнетт, ставшая прототипом Девы Марии… Милочка, даже при всех стараниях Россетти скрыть распутство в ваших глазах, увы, ему это не удалось. Только взгляните, − он ткнул в холст, − сколько похоти в этом якобы невинном и испуганном взгляде, направленном не на лицо юного архангела, а гораздо южнее! О чем вы думали, милочка, когда позировали? О том, как бы забраться под тунику этого юноши?

− Богохульство в форме живописи! – возмутился мистер Стоун.

− Совершенно верно. Да, господа, поразительная беспечность этого с позволения сказать «художника» при выборе моделей не оставляет камня на камне от столь благочестивой идеи и заставляет ещё раз крепко задуматься над его собственной нравственностью, − подытожил Диккенс.

− Над своей бы задумались! – огрызнулась Розалия, выпустив руку Тимоти и подбоченившись. – То-то я вас частенько вижу в Садах! Скажете, что заглядываете туда, чтобы читать мораль девушкам и распространять листовки о своём приюте, якобы созданном для спасения душ блудниц? Знаю я вас! И не позволю издеваться над милым, чудесным юношей, который совершенно этого не заслуживает!

Писатель вытаращил глаза и расхохотался.

− Браво! Вы очаровательны, мисс! Только о ком вы говорите? Я не вижу никакого юноши, − фыркнул он и отвернулся, посчитав разговор исчерпанным.

Розалия опешила. Круто развернувшись и не обнаружив рядом с собой Тимоти, она вопросительно посмотрела на Фрэда.

− Он ушёл…

− Не стоило заедаться с Диккенсом, − робко произнёс Миллес, нервно сжимая поля цилиндра. – Мы для него и так вечный повод для насмешек и оскорблений, а теперь ещё и этот юноша со своим переводом. Теперь Габриэля непременно разгромят в рецензиях, мало не покажется…

Хант промолчал, лишь сжав челюсти в тихой ярости.

− Габриэля? А как же Тимоти? Ведь… ведь… Какие же вы друзья?.. – с болью пролепетала девушка, обводя взглядом каждого члена Братства. – Эх, вы…

***

Тимоти беззвучно вышел в галерею, прикрыл за собой дверь выставочной залы и, прислонившись к ней спиной, запрокинул голову, чтобы укротить набежавшие слезы. Как же больно! Какое унижение! Заслуженное? Едва ли… Пусть он был лишён какого бы то ни было тщеславия, но он знал, что его переводы – достойны похвалы. Габриэль искренне восхищался ими, а в этом вопросе Тимоти доверял ему гораздо больше, чем самому себе. Но самым болезненным было то, что в момент его публичного осмеяния Россетти не было рядом. Некому было заступиться за него, кроме чудесной Розалии. Но Розалия была всего лишь другом, тогда как Габриэль…

Проглотив так и не выбежавшие слезы и прокляв день, когда он оставил у Данте злополучную тетрадь, не принёсшую ему ничего, кроме страданий и унижения, юноша горько усмехнулся. Здесь ему нечего делать. Тяжело вздохнув, он отлепился от двери, намереваясь сейчас же покинуть Академию, но донёсшийся из глубины безлюдной галереи тихий смех пригвоздил его к месту. Он не мог не узнать этот смех… Тимоти обернулся и обомлел, увидав Габриэля, нежно сжимающего ручку прекрасной темноволосой девушки, статью напоминающей древнюю царицу. “Царица” без особого рвения пыталась высвободиться из тонких пальцев художника.

Нахмурив брови, юноша прижался к статуе рыцаря в тускло мерцающих доспехах, стоящего на страже у входа в выставочную залу и прислушался.

− Я уговорил вас? – услышал Тимоти бархатный голос.

− Вы чересчур нетерпеливы, Габриэль. Сперва мне следует посоветоваться с Уильямом. Знаете, он не в меру ревнив…

− Ох, эти ревнивцы, − рассмеялся Данте, нежно сжимая пальчики красавицы. – Позвольте мне ещё раз поговорить с вашим женихом. Думаю, я смогу убедить его, − он коснулся лёгким поцелуем руки Джейн и вопросительно изогнул чёрную бровь.

Девушка подняла голову и задумчиво посмотрела на прекрасного искусителя.

− Пожалуй, у вас это получится.

− Не сомневайтесь. Но вы сами? Вы согласны? Вы хотели бы стать моей Музой, моим Вдохновением, Джейн?

− Вашим – да…

Данте склонился к лицу девушки.

− Отныне я буду жить и дышать лишь надеждой на милость вашего жениха…

Тимоти с такой силой сжал старый доспех на ноге несчастного рыцаря, что тот, оглушительно скрежетнув, отломился.

Комментарий к

Их поцелуй прервался, боль сладка…* – Данте Габриэль Россетти, Сонет V “Брачный сон” (из сборника сонетов “Дом жизни”)

Не дай надежде обмануться…** – Данте Габриэль Россетти, строки из сонета “Лилия Любви”

На что ропщу, коль сам вступил в сей круг? Коль им пленён, напрасны стоны…*** – Франческо Петрарка, “На жизнь мадонны Лауры” (CXXXII)

========== Часть 10 ==========

Комментарий к

Я искренне прошу прощения за столь долгий перерыв в работе…)

Вздрогнув, Габриэль и Джейн обернулись на шум.

− Тимоти? – выпустив руку прелестницы, итальянец удивлённо вскинул брови. – Друг мой, ты нас напугал. − Он приложил ладонь к сердцу и, шумно выдохнув, невинно улыбнулся. – В следующий раз постарайся так не шуметь, а предупреждать о своём появлении образом, более приличествующим цивилизованному, воспитанному человеку. Вы согласны со мной, Джейн?

Красавица тихо рассмеялась и повела плечом.

− Что ж, раз уж ты здесь, − Габриэль одёрнул безупречный чёрный фрак и склонил голову, − то позволь представить тебе очаровательную мисс Джейн Верден. Джейн, это − Тимоти Тейлор, он позировал мне для образа Гавриила. Не правда ли, он премилый юноша?

− Приятно познакомиться, мистер Тейлор, − проворковала красавица. – Не могу не согласиться с мистером Россетти − вы настоящий ангел.

Юноша ничего не ответил, только сверкнул взглядом из-под белокурой чёлки, до боли сжав в ладони холодный металл.

− Судя по всему, ангел решил сбежать от жутких исчадий ада, заполонивших выставку, а заодно прихватить на память весьма оригинальный сувенир, − рассмеялся Данте, указав на покалеченную фигуру рыцаря. − Друг мой, мистер Стоун вряд ли одобрит твой порыв – он трепетно относится к каждому экспонату.

Тимоти с недоумением посмотрел на часть доспеха, оставшуюся в руке, аккуратно положил её на постамент и замер, опустив голову.

− Вообще-то, было бы неплохо вернуть сей элемент на место, − заявил Габриэль, засунув руки в карманы брюк и подмигнув Джейн. – В противном случае мы рискуем стать свидетелями бурной истерики, которую старый зануда непременно закатит… − юноша даже не пошевелился, сосредоточенно глядя себе под ноги. − Тимоти, ты меня слышишь?

Не дождавшись ровно никакой реакции, художник подарил Джейн виноватую улыбку, подошёл к нему и попытался заглянуть в глаза.

– Это не очень любезно с твоей стороны, − тихо заметил Данте. – Ответь хоть что-нибудь или ты проглотил язык?

− Как ты мог?.. – шёпотом спросил Тимоти.

– Прости?

− Как ты мог отдать мой перевод?

Лицо итальянца озарилось улыбкой.

− О! Фрэд опубликовал его и ни слова мне сказал, шельмец?! Что ж, поздравляю тебя с дебютом и смею надеяться… − начал он и осёкся, увидев вовсе не радость в голубых глазах. – Но… что случилось?

Юноша поджал губы, метнув в сторону мисс Верден полный боли взгляд – он не испытывал ни малейшего желания объясняться в её присутствии.

− Пожалуй, я вернусь к Уильяму, − правильно расценив этот взгляд, мягко улыбнулась Джейн. – Он бывает таким неловким в присутствии чужих людей, за ним нужен постоянный присмотр.

Габриэль согласно кивнул, хмуря брови и всматриваясь в лицо молчащего Тимоти.

− Да, вам лучше вернуться. И прошу простить грубость этого юноши, мисс Верден. Думаю, он просто-напросто переволновался из-за всеобщего внимания, оказанного его не в меру скромной персоне.

− Все в порядке, я нисколько не сержусь на мистера Тейлора, − заверила девушка и скрылась за тяжёлой дверью залы.

− Да уж… большего порядка и представить сложно, − пробормотал Данте, в задумчивости глядя на закрывшуюся дверь. Усмехнувшись и покачав головой, он повернулся к Тимоти. – Ты был непозволительно бестактен и груб. Я весьма разочарован твоим поведением.

Поджав губы, юноша молча оттолкнул его и твёрдым шагом направился к выходу из галереи.

Габриэль на мгновение замешкался, удивлённый необъяснимо дерзким поведением своего прекрасного натурщика.

− Тимоти! − позвал он, двинувшись вслед за ним, но гордо расправленные плечи даже не дрогнули. − Ты игнорируешь меня? Черт возьми! Что за игра в молчанку?!

Догнав юношу, художник схватил его за руку и, развернув к себе, прижал к стене.

− Объяснись, в конце концов! Куда ты собрался?

− Я ухожу, мне здесь нечего делать, − процедил Тимоти, старательно пряча взгляд.

− Ну, нет! Потрудись объяснить, в чем дело? Что тебя так расстроило?

− Что расстроило?! Что?! − не сдержавшись, закричал Тимоти, яростно засверкав глазами. − Скажи, кто дал тебе право распоряжаться тем, что тебе не принадлежит?!

− Прости, но я не понимаю твоего гнева!

− Я не просил о публикации! Мне это не нужно! Это подло!

Габриэль недоуменно захлопал ресницами, искренне не понимая, в чем его вина.

− Подло? Черт возьми, это замечательный перевод! Достойный того, чтобы его прочли! Неужели в тебе нет ни капли тщеславия? – возмутился он.

− Тщеславия?! Нет, Габриэль. Это чувство мне не присуще. Мне не нужна слава! Это только моё! Понимаешь? Моё! Так я выражал свои чувства, которые не касаются никого, кроме… – юноша сокрушённо покачал головой, глядя в карие глаза. – Ты не имел права так поступать! Тем более, после того, как мы обсудили эту тему! Ты не послушал, проигнорировал меня! Тебе наплевать на других, на их желания! Ты слышишь только себя!

− Что ты такое говоришь? Нет! – замотал головой Габриэль. – Господи, Тимоти, я отдал твой перевод Фрэду ещё до нашего разговора. Я не подозревал, что ты так болезненно это воспримешь.

− Тогда почему не попросил Фрэда вернуть его? Зачем позволил напечатать?

− Не успел…

Тимоти зло рассмеялся.

− Зачем ты лжёшь? Ты и не собирался его ни о чем просить!

− Да, не собирался! Потому что хотел, как лучше! Ради тебя! – взорвался Данте. – Хотел, чтобы не только я, но и другие могли познакомиться с твоим неоспоримым талантом и восхититься им! Хотел, в конце концов, сделать тебе сюрприз!

− Тебе удалось, − горько усмехнувшись, кивнул Тимоти и дёрнулся, попытавшись высвободиться. – Отпусти меня…

− Нет, не отпущу, − прошипел Габриэль, сильнее сжимая его плечи. – Твой дядя прав − ты, действительно, ведёшь себя порой как мальчишка!

− Лучше вести себя как мальчишка, чем быть… − юноша запнулся, не договорив, и опустил глаза.

− Кем? – выдохнул Данте, прищурившись. – Самовлюблённым, самоуверенным индюком, как я? Ты это хотел сказать? Так скажи! Что молчишь? – он тряхнул юношу. – Скажи, что я снова разочаровал тебя!

− Оставь меня в покое… − едва сдерживая слезы, выдавил Тимоти, пытаясь отцепить его руки. – Возвращайся к своей новой музе! Она ведь уже дала своё согласие, не так ли? А несчастный одураченный Уильям Моррис – это же такой пустяк! Вдвоём вы легко уговорите его!

− Что ты несёшь?! Какая муза?! – закричал Габриэль, встряхивая его, словно куклу.

− Я слышал, что ты говорил ей! Слышал каждое твоё слово! Ты – лжец, Данте! Лжец и притворщик! Оставь меня!

Зарычав маленьким разъярённым зверьком, Тимоти утроил попытки высвободиться из сильных рук, отчаянно выворачиваясь и изо всех сил пытаясь не разреветься, словно юная леди.

− Да оставь же меня, в конце концов! Отстань от…

Удивительно, но звонкая пощёчина, оборвавшая его на полуслове, мгновенно осушила слезы, кипящие в голубых глазах.

Он был трепетным романтиком и всегда старался избегать драк, предпочитая отвечать обидчику словом или вовсе не отвечать, если была такая возможность. Однако, как и любому мальчишке, ему не раз приходилось участвовать в школьных потасовках, с некоторой гордостью демонстрируя потом полученные синяки и ссадины верному Сэму. Он не любил драк, но, если уж дело доходило до физической расправы − не страшился ответить ударом на удар. Хоть это и претило его нежной душе.

И он ответил.

От неожиданности Габриэль выпустил его и, ошарашенно заморгав, прижал ладонь к скуле.

− Оставить тебя?.. – прорычал он и, криво усмехнувшись, отступил в сторону. – Что ж, ты свободен. Иди! Я не собираюсь удерживать тебя, а тем более оправдываться. Потому что не в чем! Но ты, видимо, слишком глуп, чтобы понять это. Убирайся!

Сжав дрожащие губы, Тимоти сорвал с шеи художественно повязанный шарф, швырнул его под ноги Данте и быстрым шагом направился к выходу из галереи.

Послав испепеляющий взгляд в спину стремительно удаляющегося юноши, Габриэль тряхнул смоляными кудрями.

− Всё к черту… Всё…

Он не вернулся в выставочную залу, предоставив высоколобым надутым критикам замечательную возможность вдоволь потешиться за его спиной. И не услышал речи пришедшего позже Рёскина, всецело направленной на защиту его и Братства, так же как и обещания покровителя написать хвалебную статью в «Таймс».

Габриэлю стало не до этого. Неожиданно ему стало совершенно наплевать и на карьеру, и на Рёскина, и на Братство…

***

Джин нисколько не помогал забыться. Злость, обида и непонимание терзали художника с остервенением своры голодных собак, рвущих на части несчастную жертву. Царящее вокруг развратное веселье больше раздражало, чем помогало отвлечься от тяжких дум, но он продолжал упорно сидеть под пологом яркого шатра, без особой заинтересованности рассматривая размалеванных, громко хохочущих девиц и их кавалеров. Раздражало абсолютно всё, однако Габриэль твердо решил – этот вечер, а, возможно, и ночь, он проведёт, пустившись во все тяжкие, напьётся и поимеет кого угодно, но выбросит из головы все до единой мысли о маленьком белокуром чудовище. Решение было до безобразия простым, но вот с его реализацией дело не ладилось…

− Не эти ли два сердца бились в лад,

Плащ на двоих деля, и звёздный сад

Внимал обетам? Что же впереди?

Я знаю только, что его настиг;

Но он дрожит и подавляет крик:

«Оставь − тебя не знаю − уходи!»*

Пробормотав себе под нос сложившиеся строки, Габриэль мрачно посмотрел на почти опустевший бокал и в сердцах выплеснул остатки джина на землю. Запустить ни в чем не повинную ёмкость в сторону ему помешала рука, опустившаяся на плечо и тихий приятный голос, прозвучавший у самого уха:

− Давно тебя нигде не было видно. Ушёл с головой в работу?

Данте повернулся. Лицо молодого человека, склонившегося над ним, показалось знакомым, но ни сил, ни тем более желания вспоминать его имя не было. Итальянца хватило только на то, чтобы вопросительно приподнять брови.

− Райли, − подсказал молодой человек и, не спрашивая разрешения, уселся напротив. – Я позировал тебе для одной из картин, – он накрутил на палец волнистую каштановую прядь, выбившуюся из нарочито небрежно завязанного хвоста, и кокетливо улыбнулся. − И не только позировал…

− Райли, − кивнул Габриэль. − Да, помню. Что ты тут делаешь?

− То же, что и все эти милые дамы – томлюсь в ожидании клиента.

Итальянец удивлённо хмыкнул.

− Здесь?

Он немного подался вперёд, с любопытством заглянув в светло-карие глаза собеседника – одного из представителей элиты лондонских «мальчиков», которая, Данте прекрасно знал, в Садах практически не появлялась и уж точно в них не работала.

– Насколько я помню, ты предпочитал более тихие и комфортные места. Что-то вроде борделя мадам Жозефины.

Райли тихо фыркнул и кивнул.

− Так и есть, − он огляделся и, откинувшись на спинку дивана, улыбнулся. − Но, к сожалению, бордель прикрыли. Вернее, он процветает, как и прежде, но нам туда ходу нет − полиция сделала своё дело. До сих пор с ужасом вспоминаю, как уносил ноги… − Райли передёрнул плечами. − Удивительно, что никого из наших не сцапали − был явный донос. Вообще, полицейские рейды в бордели участились, так что Сады сейчас для нас самое безопасное место, поверь. К тому же, мы не занимаемся этим в кустах, ни в коем случае. Здесь мы только знакомимся, а все остальное… − он понизил голос, − Ты слышал о таверне «Белый лебедь»? – Данте кивнул. – Хозяин заведения тайно предоставляет нам чудесные комнаты на втором этаже. За определённую плату или услугу, сам понимаешь. Ох, он та ещё сволочь − своего не упустит, но в любом случае так спокойней. Никому не хочется оказаться у позорного столба, на каторге или… − Райли снова передёрнул плечами и невесело усмехнулся.

− Господи, − Данте поморщился, − неужели у полиции других дел нет, кроме как выслеживать мальчиков?

− Ну… никто не отменял законов, − ответил молодой человек. − Иногда складывается впечатление, что мы так и застряли в старом добром средневековье вместе с его «охотой на ведьм», − он тяжело вздохнул. – Доблестные блюстители нравственности и правопорядка озверели в последнее время. Рыщут сами, нанимают сыщиков, и ты прав: будто им больше нечем заняться, будто вовсе не существует других преступлений… Страшно.

− Ты не кажешься очень уж напуганным, − улыбнулся Габриэль, изучая лицо молодого человека.

− Жить-то на что-то надо, − Райли вздохнул и легко коснулся его руки. – Ну, а как поживаешь ты? Слышал, ты выставил новую картину.

− О, неужели ты интересуешься моим творчеством? – усмехнулся итальянец.

− Что тебя так удивляет? Мы же работали вместе, − промурлыкал Райли, хитро улыбаясь. − И я был бы счастлив вновь… поработать с тобой, − тихо произнёс он и провёл кончиком языка по губам, окинув художника томным взглядом.

Габриэль хмыкнул и, отведя глаза в сторону, пробормотал:

− Да, новая картина была выставлена сегодня в Академии. «Благовещение»… − он нахмурился и нервно взъерошил кудри.

Образ разъярённого Тимоти, его сверкающие гневом и ревностью глаза, едва не брошенное в бездумной ярости оскорбление, поджатые в обиде нежные розовые губы, худые плечи, которые с силой сжимали его руки, ответная оплеуха, шарф, ненужной тряпицей упавший у его ног – все это упорно не желало покидать мысли художника. Резко выдохнув, Данте потёр грудь и поморщился, вытащив из-за пазухи яркий аксессуар, немногим ранее украшавший шею Тимоти.

Сдавленно зарычав, итальянец смял в руке пёструю ткань.

− Ты в порядке? – поинтересовался Райли, с тревогой глядя на окончательно помрачневшего художника.

Габриэль откинул с лица блестящие черные кудри и посмотрел на него долгим оценивающим взглядом. Конечно, о сравнении с Тимоти не могло быть и речи – с невинно-соблазнительной красотой мальчишки решительно никто не мог сравниться, он уже смирился с этим фактом, но и Райли вовсе не был уродцем. Очень даже привлекательный молодой человек. И явно намекающий на продолжение беседы. Что же, он не против продолжить. Ведь ради этого он и пришёл сюда, не так ли? Чтобы отвлечься, расслабиться и, в конце концов, забыться. Кто поможет ему в этом – мужчина или женщина – значения не имело.

Через силу улыбнувшись, Данте накрыл изящной ладонью руку молодого человека.

− В полном, − склонив голову набок, он игриво приподнял бровь. – Не переживай, я в полном порядке и… ты же познакомишь меня поближе с «Белым лебедем»?

− С большим удовольствием, Данте.

Заплатив по счёту, Россетти поднялся.

Скомканный яркий шарф так и остался сиротливо лежать на столе.

Уже на выходе из Садов художника окликнул звонкий голосок. Узнав его, он ускорил шаг, потянув за собой притормозившего Райли, не желая никаких объяснений.

− Габриэль! Постой!

Недовольно скривившись, Габриэль остановился, обречённо вздохнул и повернулся к подоспевшей Розалии.

− О, дорогая, я думал, ты все ещё продолжаешь сверкать рядом с моей картиной, затмевая этот сомнительный шедевр своей красотой, − язвительным тоном произнёс он. – Но, как вижу, ты уже освободилась от тяжкого бремени славы и вернулась к более насущным делам. Не смею тебя задерживать – этим вечером в Садах весьма оживлённо, а предлагаемые услуги необычайно многообразны, − он подмигнул Райли, − так что тебе стоит поспешить.

Девушка пропустила мимо ушей откровенное хамство и, подозрительно покосившись на Райли, спросила:

− Тимоти не с тобой? Я думала, что вы ушли вместе.

− Как видишь – нет, − развёл руками итальянец. – После весьма занимательного разговора мы расстались.

Розалия облегчённо выдохнула.

− Слава Богу, значит, ты все-таки поговорил с ним. Бедный мальчик, он был так расстроен. Надеюсь, ты утешил его, ведь он совершенно не заслужил всех этих нападок. Но где же он сейчас?

− Почём мне знать? – фыркнул Габриэль, абсолютно не понимая, о каких нападках идёт речь, но закипающее с каждым мгновением раздражение не позволило заострить на этом внимание. − Вероятно в пабе у дядюшки, где самое место его стеснительной и глупой персоне. Впрочем, ты можешь сама проверить, а заодно утешить этого до смешного ранимого мальчишку, – он пожал плечами и отвернулся, не желая продолжать разговор.

− До смешного ранимого?! – Розалия не поверила своим ушам. − Как ты можешь такое говорить, Габриэль? – она ухватила его за руку и настойчиво развернула к себе. – Тимоти прилюдно оскорбили и высмеяли, и твой язык поворачивается назвать его после этого до смешного ранимым?! Да ты ничуть не лучше всех этих чванливых индюков! Ты просто невыносим! А я-то поверила, что ты изменился, поверила в то, что ты полюбил. По-настоящему. Но, видимо, я ошиблась: ты не способен любить никого, кроме себя! Тебе плевать на чувства других! Ты только и делаешь, что пользуешься ими, влюбляя в себя красивыми и пустыми словами, а когда тебе наскучивает – бросаешь! В тебе нет ни капли морали! Ты – предатель и это, − девушка ткнула пальцем в замершего Райли, − лучшее тому доказательство!

− Нет, вы только послушайте, кто тут запел о морали – обычная шлюха! − рассмеялся Габриэль, кладя руку на плечи молодого человека.

Вторая за вечер увесистая оплеуха не заставила себя долго ждать. Отшатнувшись от разъярённой девушки, итальянец зацепился за собственные ноги и если бы не Райли, вовремя подхвативший его – позорно растянулся бы на земле.

− Кто как не шлюха может говорить о морали?! – воскликнула Розалия, сверкая гневным взглядом и сжимая кулачки. – Кто как не она лучше других видит бессердечие и всю грязь человеческой души? Твоя душа черна как ночь, Данте, а сердце – холодный камень! Я очень надеюсь, что теперь Тимоти поймёт, с кем его угораздило связаться! Поймёт и ужаснётся! И, знаешь, что я тебе скажу? Может, это и к лучшему! Потому что ты − жестокий, бессердечный эгоист − не заслуживаешь и мизинца Тимоти! Не заслуживаешь бескорыстной любви этого чистого, прекрасного мальчика! – девушка в сердцах ударила его кулачком по груди.

− Хватит! – прорычал Габриэль, оттолкнув её и едва удержавшись от ответного рукоприкладства. – С меня хватит! Думайте, что хотите! Оба! Мне плевать!

Схватив за руку ошарашенного Райли, он потащил его к выходу. Молодой человек обернулся и, прежде чем скрыться за ажурной оградой Садов, успел заметить горькие слезы, хлынувшие из глаз хрупкой девушки.

***

Мерцающий свет нескольких свечей изо всех сил пытался развеять мрак в небольшой уютной комнатке, расположенной на втором этаже таверны и, возможно, ему бы это удалось, если бы не художник, напоминающий своим видом грозовую тучу.

Оказавшись в «Белом лебеде», Габриэль первым делом потребовал выпивки, чтобы успокоить взвинченные до предела нервы. Но, видимо, ему было не суждено обрести душевное спокойствие – обвинения Розалии не переставали звучать в его голове, больно раня своей несправедливостью, а влитый в отчаянной попытке забыться джин вовсе не пьянил, ещё больше усугубляя его мрачное настроение.

Пройдясь по комнате и пнув подвернувшийся на пути стул, он опустился на вычурно пёстрое покрывало широкой кровати, отхлебнул из горлышка и глухо застонал, положив голову на руки.

− Вот скажи мне, неужели я так ужасен? Что преступного я сделал, сказав пару льстивых слов даме, которую хочу заполучить в качестве модели? Модели – не больше! Я не виноват, что мои слова расценили по-своему, приревновав меня на пустом месте. Глупый мальчишка… А перевод? Ведь я не желал ничего дурного, руководствуясь самыми благими намерениями. Но вместо благодарности получил поток оскорблений и парочку оплеух!