Текст книги "Et ce sera mon paradis (СИ)"
Автор книги: Djesefina
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)
Девушка отвлеклась на эти мысли и даже не заметила, как кто-то зашёл в келью. Она все так же была безутешна и одинока.
Но вдруг, всем телом вздрогнула Эсмеральда, почувствовав на своих плечах горячие ладони.
Она почти мгновенно вскочила с места, замахнулась для удара, но занесённая рука была поймана. Священник прижал ее к губам и тут же отпустил, боясь, что сейчас девушка прогонит его. Но цыганка только отдёрнула руку и выбежала из кельи, не сказав ни слова и уронив второпях платок.
Клод опустился на колени, поднял оброненную вещь и долго ещё стоял так, не двигаясь, лицом прижавшись к платку с прикрытыми глазами.
***
Девушка не почувствовала никакого облегчения от того, что увидела Джали. Козочка напоминала о вчерашнем отказе, о том, как она, Эсмеральда, услышала разговор, спрашивала сестричку, как поступить ей… Плясунья только теперь понимала, как боится наступления ночи, как опять окажется под «защитой» одной лишь двери. Она понимала, что сегодня эта преграда может и не остановить священника, а значит она была в опасности. Но ведь они условились с архидьяконом, что он поможет ей. Что же, пока он выполняет свою часть, а она – свою? Ей, рано или поздно, придётся танцевать перед ним, и реакция Клода была девушке известна. И все же, она старалась не думать о плате за свою просьбу. Цыганка вновь боролась сама с собой, хотела сбежать к Фебу и хотела ради него же пройти испытание заточением, стать лучше, стать достойной его. Вчера она не смогла оценить находящихся в келье вещей, не смогла понять их назначения и утром, но мысль, что скоро она все будет знать, уметь, вдохновляла ее, и она отказывалась от побега.
Новые мысли появлялись и исчезали, а на душе было скверно. Плясунья вновь оказалась в главном зале собора и очнулась от своего забытья, лишь только люди стали расходиться и длинные скамьи почти совсем опустели. Она присела на край самой дальней скамьи, сложив ладони на коленях, и прикрыла глаза.
Клод не стал преследовать цыганку, хотя огромных сил стоило ему принятие этого решения. Он боялся, что, спустившись вниз, не обнаружит ее, что она невольно узнает правду, которую он скрыл от неё. Но Фролло остался. Нужно было найти денег для брата, появившегося чуть позже, когда его меньше всего ждали.
Священник долго бродил взад и вперёд по келье, вспоминая танец девушки. Он совершенно не думал о своей части договора. Хотя, по сути, он не сделал для Эсмеральды ещё совершенно ничего, а она уже отплатила за услугу. Архидьякон заламывал пальцы, взволнованно глядя в окно, страшась увидеть бегущую цыганку. Но люди уже давно разошлись, площадь опустела, и девушки там тоже не было. Клод ещё не расстался с оброненным платком, скорее наоборот, сохранил, положив среди своих вещей. В конце концов, плясунья вряд ли заметит пропажу, а для него этот предмет одежды теперь был настоящим сокровищем.
Пусть, Фролло и думал в первую очередь о себе, он уже представлял, как сегодня будет обучать Эсмеральда латыни, как будет говорить с ней о звёздах. Она сама просила научить ее всему, он и научит. Всему, чему она только пожелает.
Клод повернулся к двери, услышав шаги на лестнице. Сердце замерло – священнику почудилось, будто это возвращается Эсмеральда. Но то была лишь слуховая галлюцинация. Чем ближе становились шаги, тем яснее он понимал, что это вовсе не девушка, и, раз ее все ещё нет, она сбежала.
Эта неожиданная страшная мысль поразила архидьякона, и тот кинулся к двери, намереваясь немедленно вернуть беглянку, которая воспользовалась его отсутствием и убежала искать Феба. Но почти на пороге он столкнулся с Жеаном, пришедшим за своими обещанными деньгами.
Тем временем, девушка ещё сильнее, чем прошлой ночью почувствовала своё одиночество, и на миг собор показался ей темницей. Она слишком явно ощущала себя пленницей, обманутой и очернённой в глазах Феба, что уже и не думала о счастье быть его невестой. Только бы он простил ее, только бы разрешил быть рядом с ним. Плясунья осознала всю поспешность своего вчерашнего решения – теперь она ждала лишь наступления завтрашнего дня, чтобы утром отправиться на поиски капитана, увидеть его, вымолить прощение. Потом она, наверное, вернётся сюда и будет учиться быть лучше, но это потом; главное – прощение.
Но она и подумать не могла о том, что план ее не осуществится ни завтра, ни через день, и что новость, которую скрыл от неё Клод окажется для неё слишком жестоким ударом. Ударом, перенести который окажется слишком сложно.
Комментарий к Глава 5
Поздравляю всех с Новым Годом и Рождеством!!))
Желаю, чтобы в этом году все были счастливы, здоровы, чтобы удача вас не покидала, а мечты сбывались!
С уважением, Джесс.
========== Глава 6 ==========
Эсмеральда вернулась в келью, когда за окнами уже стемнело, и собор погрузился в свою таинственную вечернюю полутьму. Своим смиренным покоем собор начал угнетать молодую цыганку, и она не могла более оставаться в главном зале. С каждой минутой ей всё больше хотелось сбежать отсюда, вернуться в шумный Двор чудес, ведь невозможно же свободолюбивой и своенравной от природы девушке сидеть в тени, смиренно сложив ладони на коленях.
Всем своим существом теперь боролась цыганка с атмосферой собора, стремящейся усмирить этот дикарский пыл.
Дневное спокойствие сменилось яростным противостоянием. Нет, бежать нельзя, но и наслаждаться одними лишь лучами солнца, попадающими на витражи и цветными бликами раскрашивающими пол собора, было нельзя. Это несло гибель цветущей душе.
Девушка с силой толкнула тяжёлую дверь кельи. Священника в ней не было.
***
Эсмеральда долго лежала без сна, не смея сомкнуть глаз и предаться сладким грёзам. Мысли мучали ее, исчезновение же Фролло наводило на неприятные доводы. Он мог вернуться в любой момент, и цыганка не знала, как дорого ей обойдётся сегодняшняя выходка.
В мыслях она уже в который раз извинялась перед Фебом, забыв о гордости, молила его о прощении. Но даже в воображении, капитан королевских стрелков был непоколебим, что уж говорить о живом, настоящем Фебе, который не пришёл на площадь?
Девушка боялась задуть свечу, не хотела лишаться этого чуть заметного огонька, олицетворявшего последнюю надежду на счастье. Пламя дрожало, намереваясь погаснуть в любое мгновение.
За дверью было тихо, ни шороха, ни шагов, кажется, все вымерло в Соборе, даже навязчивый, пугающий своими непредсказуемыми действиями Клод.
Пламя дрогнуло вновь и погасло – цыганка взглянула сонными от усталости глазами на луну, почти исчезнувшую за темными тучами и вздохнула.
***
Эсмеральда не могла заметить Клода, мелькнувшего вместе с Жеаном. Фигура архидьякона прошла мимо главного зала, он что-то тихо обсуждал с сопровождающим его юношей. Тот улыбался, коварно прищуривая глаза, и долго воодушевленно рассказывал.
О чем? О предстоящем венчании Феба с Флёр-де-Лис, об их свадьбе, о том, как усердно он, Жеан, изучает все то, что ему преподают и как он запоминает все то, что старший брат говорит ему. Фролло был совершенной противоположностью своего собеседника – суровый и напряженный, он старался не выдавать своего настоящего состояния, не показывал радости, возникшей в нем после слов Жеана о непоколебимости де Шатопера, лишь горящие каким-то болезненным блеском глаза могли раскрыть внимательному наблюдателю истинные чувства спокойно-строгого священника.
Клод невольно оглянулся, приготовившись открыть тяжёлую дверь. Сердце его сладостно защемило, стоило глазам увидеть цыганку. Не сбежала, не нарушила данного ему обещания… А чем же он собирается наградить ее за это?
Фролло нахмурился и отвернулся, уходя на улицу вслед за Жеаном.
***
Архидьякон вернулся засветло, в прекрасном расположении духа. Ночью ему пришлось бродить по городу, чтобы только держать себя подальше от желанной цыганки, чтобы не видеть ее прекрасного, манящего тела… Воскресший в мыслях танец плясуньи вызвал у Фролло тяжёлый вздох; он зажмурился, страдание исказило черты его лица. Сейчас он направлялся в келью, чтобы принести Эсмеральде еду. Священник осторожно подошёл к двери и заглянул в замочную скважину. Девушка ещё крепко спала, повернувшись лицом к окну и сжав в ладони амулет. Клод прищурится, силясь разглядеть цыганку по-лучше, но тщетно.
Лишь через какое-то время упавший на лицо плясуньи луч света разбудил ее; девушка встрепенулась, распахнула глаза и чуть улыбнулась взошедшему солнцу. Ей казалось, что сегодня будет прекрасный день, полный новых надежд. Сегодня она признается во всем Фебу, и он простит ее.
Архидьякон поднялся на ноги и постучал в дверь. Девушка испуганно повернулась, ничего не произнося. Стук повторился, прозвучавшее увереннее и громче первого.
– Девушка, я принёс тебе еды. Забери ее, и я запру дверь, – раздался знакомый голос, от которого Эсмеральда невольно вздрогнула. «Ах, опять этот ужасный священник».
Цыганка поднялась с кушетки и подошла к двери.
– Зачем вы хотите запереть меня здесь? Я выполняю все, что вы говорите, так отчего же? В чем я провинилась? – девушка торопливо надела платье, зашнуровав его.
– Сегодня может прийти сам король, и никто не должен увидеть тебя. Это необходимо, и я ничего не могу поделать с приказанием.
– Как долго мне придётся здесь находиться? Я хочу уйти, мне страшно находиться здесь, – Эсмеральда приготовилась открыть дверь.
– Я вернусь очень скоро, ничего не бойся, девушка. Совсем скоро ты станешь такой, какой хотела, только не нарушай обещания.
***
Эсмеральда сидела на кушетке, когда на улице раздались крики, топот лошадиных копыт. Девушка бросилась к окну, взволнованная и заинтересованная. Священник смог убедить ее смириться со своим положением, но мыслей о побеге Эсмеральда не оставила. Только наступит ночь, и она сбежит к Фебу и исполнит все то, что хотела. Плясунья глядит на площадь и замирает, разглядев в сидящем на коне всаднике Феба же Шатопера. Сердце девушки наполняется радостью, начинает биться сильнее, а сама она, кажется, забывает обо все на свете. Сейчас он зайдёт к ней, спасёт от заточения, простит…
Эсмеральда сжимает пальчиками амулет, дыхание ее перехватывается… К Фебу подходит красивая молодая девушка, и они вместе направляются к Собору. Плясунья не может объяснить, отчего слезы начинают блестеть на ее щеках, а сама она подбегает к двери, нещадно ударяя по ней кулачками.
Комментарий к Глава 6
Здравствуйте, мои дорогие читатели!
Прошу простить за задержку и за такое маленькое продолжение.
Надеюсь, вам понравится.
Сама же ухожу на временный перерыв до июля (последние экзамены) В июле обещаю выложить истрию полностью, тк заключительные главы уже давно продуманы)
С Ув. ваша Джесс
========== Глава 7 ==========
Эсмеральда не знала, сколько времени прошло с того момента, как слезы перестали катиться по горящим щекам, а руки безвольно опустились, судорожно сжав край платья. Девушка сидела на кушетке, отвернувшись к окну и глядя, как птицы, эти свободные создания, не знающие человеческого несчастья, парили над площадью. Они не были пленниками кельи, не сидели в бездействии взапрети, не в силах бороться за своё счастье, не ждали никаких подарков от судьбы. Им никогда не понять того, что испытывала несчастная цыганка теперь, догадавшись, что за девушка сопровождала капитана и что произошло здесь, в стенах Собора. Плясунья уже не пыталась убедить себя в том, что все увиденное ею было ложью, но что же теперь делать? Феб ответил на обман предательством, но разве она, простая цыганка, девчонка с улицы, виновата в своём выборе? Ей хотелось стать достойной его, такой, как та, что зашла с ним в Собор под радостные крики толпы; достойной, а значит, девушкой с манерами и умением правильно подать себя в обществе, быть той, кого не стыдно показать среди равных ему. И что же она получила? Не стерпевший отказа, де Шатопер предал ее, даже не позволив осуществить то, к чему она стремилась, не дав ей воплотить светлые мечты в реальность.
Капитан нанёс неожиданный и сокрушительный удар, которой молодая плясунья едва ли могла перенести.
Она даже не подошла к окну, когда церемония закончилась и крики на площади возобновились с новой силой, она не повернулась, когда около двери раздались шаги; она была равнодушна ко всему, что происходило вокруг неё, ведь то, ради чего она томилась в этой келье, было потеряно навсегда.
Она осознавала, что находиться в этой келье ещё какое-то время опасно, что нужно возвращаться домой, к прежней жизни, но разве могла она теперь танцевать с тем же задором и ловкостью, как раньше, когда она была ещё счастлива? Разве могла она вновь одаривать зрителей своим чарующим взглядом необыкновенно прекрасных глаз?
Невозможно было вернуть прежнюю радость ее устало прикрытым глазам, глядевшим в темнеющее за окном небо.
Понимала ли Эсмеральда, что Фролло обманул ее? Возможно. Но она не подавала виду, что догадывается об этом; после того, что она пережила несколькими часами ранее ей было уже все равно, кто виноват в случившемся. Теперь она не могла ничего сделать, никак помешать свершившемуся таинству венчания, которое было, по ее мнению, очень важно для Феба де Шатопера.
Цыганка не могла больше ничего требовать от капитана: ни любви, ни венчания, ни свадьбы; прощение она уже просить не хотела – всколыхнувшаяся гордость, словно острие кинжала, кольнула девушку в самое сердце. Безусловно, она не собиралась унижаться теперь перед человеком, так низко павшим в ее глазах. Предатель и обманщик. Он ведь говорил, что любит ее, ей же не могло это привидеться?
Девушка настойчиво приподняла головку, нахмурившись, отчего лицо ее стало похоже на личико обиженного ребёнка.
Капитан бросил ей вызов, и она приняла его с природной пылкостью цыганки: он хотел показать ей, что она его недостойна? Что ж, она убедит его в обратном, доказав, что как раз он не достоин и мизинца на ее руке.
***
Клод не мог скрыть изучающе-скептического взгляда, коим он осматривал Феба де Шатопера. Теперь, увидев того, из-за кого ночами плакала Эсмеральда, священник радовался, что избавил цыганку от этого солдафона с его слащавым выражением лица и неприятным голосом постоянного посетителя местных кабаков. Пренеприятнейший человек этот Феб.
Фролло искренне, как подобает священнослужителю, благословил Флёр-де-Лис и Феба де Шатопера и, когда церемония, наконец, закончилась, поспешил проведать Эсмеральду. Он был бы совершенным дураком, если бы думал, что цыганка бросится в его объятья, стоит ему лишь появиться на пороге кельи; а архидьякон таковым не был, посему не ждал от плясуньи совершенно ничего.
Он поднялся к келье и замер на лестнице, заметив у двери Квазимодо. Тот стоял у входа в келью и выслушивался в то, что происходит внутри; звонарь все знал, сомнений никаких нет.
Клод не двигался с места, внимательно наблюдая за звонарем и подмечая с какой нежностью тот глядит на скрывавшуюся за дверью Эсмеральду. Ненависть загоралась сильнее в измученной ревностью душе священника, он зло сжимал кулаки, готовый в любое мгновение воспрепятствовать посещению звонарём кельи. Но тот не предпринимал попыток проникнуть внутрь, и даже, казалось, был рад тому, что девушка не видит его и не может убежать, невзначай разглядев его внешность сквозь щель.
«Девушке нельзя больше находиться здесь, я не смогу долго оберегать ее от этих взглядов и нападок со стороны других служащих, если они прознают об ее пребывании… Что уж говорить о наказании, грозившем за то, что я привёл ее сюда. Нужно как можно скорее увезти несчастную подальше отсюда и уехать вместе с ней», – Фролло тяжело вздохнул. Будет трудно убедить ее поехать с ним куда-либо, сложно будет заставить поверить ему, пока он ничего ещё не сделал для неё; единственное, что он делал до сего дня, так это давал глупые обещания и не исполнял их. Отъезд необходимо было отложить до тех пор, пока она сама не согласится следовать за ним, пока же он прекрасно понимал, что не добьётся ничего.
Плясунья слишком своенравна.
Но учить ее чему-то, значит быть рядом с ней, значит сдерживать себя, чтобы не наброситься и не напугать ее вновь, как в ту ночь. Он с ненавистью сжал в пальцах ткань сутаны: как же ему хотелось избавиться от этого притворства, от облачения, которому не мог больше соответствовать, потому что возжелал девушку, ту, которая находилась совсем рядом и которой тоже была ненавистна его одежда священнослужителя.
Будь он простым человеком, все было бы совершенно по-другому.
Фролло решительно направился к келье.
========== Глава 8 ==========
Что творилось в голове у священника в ту минуту, когда он заставил себя подняться вверх по лестнице и встретиться со звонарём, не знал никто. Безусловно, он понимал, что Квазимодо тягаться с ним не будет, не нарушит тайны этой кельи и не раскроет её никому, но настолько ли был ему верен тот, кого он воспитал? Стоило ли вверять свою судьбу в руки другого человека, после того, как он видел, с какой любовью и каким трепетом глядел звонарь на Эсмеральду?
Фролло стал хмур, казалось, ещё больше, чем обычно, взгляд его, мрачен и строг, был устремлён на Квазимодо, всё так же безмятежно глядевшего на плясунью. Безумная мысль мелькнула тогда в голове разъяренного архидьякона. Убить того, кого воспитал, подобно родному сыну, убить ради какой-то цыганки, ради этого презренного создания, ради ведьмы?
Пальцы дрогнули.
Самообладание, а его в последнее время у священника оставалось всё меньше и меньше, исчезло, как и былое спокойствие, как было утрачено безвозвратно и умение контролировать свои гнев, страсть, ревность.
Словно тень, бесшумно и незаметно для глухого звонаря, Фролло подошёл к келье, и лишь тогда Квазимодо заметил хозяина. Растерянность ли, непонимание, всё сразу или что-то другое? Клод не мог прочесть на лице звонаря что-то, что бы подсказало ему, как вести себя дальше. Но объясняться с ним он не собирался.
Можно ли общаться одними лишь взглядами? Квазимодо не нужны были слова для того, чтобы понять: невольно, решением судьбы, оказался он неподалёку от кельи в тот самый момент, когда его там не должно было быть; велением событий, сменяющих друг друга, он стал свидетелем тайны, которой не был достоин; но что произошло, того не воротить, увиденное не забудешь, слишком уж оно прекрасно…
Квазимодо опустил взор, повернувшись к лестнице, и, не желая более находиться рядом с архидьяконом, ушел прочь. Слишком много противоречивых чувств загорелось в светлой душе несчастного звонаря, и он уже не отдавал отчёта своим действиям, боясь, что новые эмоции, зародившиеся от одной лишь мысли, что архидьякон, этот внушавшийся ему уважение человек, обманщик, обыкновенный мужчина, желающий женщину, заставят его, звонаря, убить своего «отца».
***
Фролло распахнул дверь лишь когда шаги звонаря стихли, растворившись в праздничном гуле собора. Дыхание сбилось в преддверии встречи, сердце больно забилось в груди, как это бывает в самые волнительные мгновения, а мысли спутались, и он совершенно не знал, что сказать опечаленной девушке.
Но ведь потеря её была незначительна. Достоин ли этот омерзительный солдафон прекрасной цыганочки? Безусловно, нет, точно и безоговорочно, по мнению Клода Фролло, человека, в мыслях которого девушка то была примером божества, то самым презренным созданием…
Итак, дверь отворилась, и Эсмеральда невольно приподняла головку, дабы встретиться взглядом с тем, с кем ей суждено провести эти долгие дни. Ненавистная чёрная сутана, пугающие до дрожи в пальцах строгие, безумные от страсти глаза.
Плясунья сидела на кушетке, оправившаяся от потрясения и решившаяся, наконец, ступить на путь, избранный ею поначалу не совсем уверенно.
Она поднялась со своего места, заметив, как метнулся в её сторону архидьякон.
– Вы обещали научить меня всему, что знаете сами, – голос девушки прозвучал твёрдо и уверенно, былой страх исчез, сменившись решительностью, свойственной самой настоящей дикой цыганке. Клод продолжал взглядом изучать изменившиеся за столь малый срок черты лица беззаботной красавицы, весёлые глаза которой теперь были полны обиды, а губы упрямо сжаты, и с каждым новым мгновением осознавал, что в этом новом, ещё неизвестном ему состоянии она была ещё прекраснее. Ему хотелось прикоснуться к ней, накрыть губы своими, почувствовать, с каким желанием, неистовой пылкостью отвечает она на поцелуй, ласкать ладонями ее плечи, горящие от смущения и негодования щеки, ощущать жаркое, молодое тело под собой.
– Я помню своё обещание, и я не нарушу его, верь мне, – он осторожно вошёл вглубь кельи, медленно ступая по полу, словно страшась, что, сделает он хоть один неверный рывок, и она вспорхнёт, словно птица, и поймать ее он не сможет уже никогда. – Показать все, что находится внутри собора, я смогу только ночью, ведь пока тебе запрещено входить сюда, и любой служитель может прогнать тебя, – архидьякон закрыл дверь и прислонился к ней: самообладание вновь начинало покидать его, а ночные видения становились все реалистичнее, отчего огонь снова начинал жечь измученную плоть.
– Что мне ваши обещания? Вы сказали, что мы начнём сегодня же. Я хочу быть достойной этого собора, я хочу приходить сюда, как и все граждане, словно я родилась с этой верой. Я не хочу чтобы меня считали дикаркой, – девушка положила ладонь на стол: из многочисленных предметов, оставленных на нем, можно было найти что-то, что бы успокоило священника, если он опять потеряет контроль над своими действиями.
Клод нахмурился, отвёл взгляд:
– Если ты хочешь начать сегодня, то так тому и быть. Но как можно молиться, не зная молитвы? Как можно быть образованной, не умея читать? – он поднял с пола одну из книг и нерешительно подошёл к цыганке, – разумнее всего начать твоё обучение именно с этого. Но, учти, тебе придётся слушаться меня во всем, если ты хочешь стать лучше и достойнее.
========== Глава 9 ==========
Выбор пал на книгу, занимавшую Клода последнее время: оформленную и составленную лучшими мастерами того времени, поистине знающими своё дело людьми. Она была полностью написана на латинском языке, с иллюстрациями и вложенными между страниц травами. Латинский язык – вот первое, чем, по мнению архидьякона, должна была владеть девушка, чтобы помогать ему с приготовлением различных снадобий. К тому же, знание этого языка открывало перед ней большие возможности.
Эсмеральда приняла этот факт, не изобразив ни радости, ни печали, но в её взгляде мелькнула некая заинтересованность, которая и подкупила Фролло. Удивительное новое чувство посетило священника, когда он наблюдал за цыганкой, рассматривающей неизвестные ей символы, покрывающие страницы неровными строками, проводила по ним тонкими пальчиками, и хмурила прекрасное личико, словно пытаясь догадаться, что же зашифровано в страницах старой книги.
Клод начал обучение с азов языка: алфавита и каллиграфии, что давалось девушке с трудом. Если выведение замысловатых палочек и петелек требовало обыкновенного умения воспроизведения тех наборов букв, которые уже были изображены, то правила чтения освоить без понимания конструкции слова было совершенно невозможно. Для Эсмеральды оставалось неясным: как может ударение зависеть от кратких и долгих слогов, возможно ли подобное? Отчего один и тот же знак может читаться по-разному, если он совершенно такой же? На запоминания элементарных, по мнению архидьякона, правил у цыганки уходили дни. Она сотни раз по слогам повторяла ненавистные слова, продолжая изучать отданную священником книгу, неровным, совершенно детскими кривыми черточками заполняла поверхность каменного пола посредством использования обыкновенной головешки обугленного полена в углу кельи.
Фролло не раз отмечал упорство юной ученицы, но излишняя похвала не бывает полезной, посему внешне свое восхищение он не выражал, оставаясь строгим и временами даже раздражительным. У девушки вопросы вызывали вполне понятные обыкновенному школяру вещи, и это довольно часто испытывало терпение архидьякона, крайне тяжело переносящего подобную глупость.
Он тщетно пытался побороть в себе страсть, возрождающуюся всякий раз, как пересекал он порог кельи и видел сидевшую за столом цыганку. Сам вид этого дикого от природы существа, смиренно сидящего перед раскрытой книгой и шепчущего что-то, лишь смутно напоминающее латинские термины, вызывал у священника смесь разнообразных чувств. Желание наклониться к девушке и коснуться губами этой прелестной шейки, обхватить ладонями хрупкие плечи и стоять так столько, сколько она позволит, овладевало Клодом, когда он подходил к окну и вставал по правую руку Эсмеральды. Та лишь вздрагивала, коротко приветствуя посетителя и чуть приподнимала шаль на плечи, словно чувствуя на себе отяжелевший от похоти взгляд. Она уже не считала священника чудовищем, но он все еще внушал ей ужас, возможно, виной тому было его неумение полностью контролировать свои действия, возможно, – ошибки их первой встречи, ведь ту ночь девушка не в силах забыть и теперь. Но что было, того не изменить, каждый день Клод навещал ее в одинаковое время, иногда брал с собой на службу, и тогда Эсмеральда надевала свое платье и платок, подаренные архидьяконом, вставала в тени, где никто не мог ее заметить и узнать, и молилась вместе со всеми. Слова молитвы, в отличие от сложных латинских слов, легко слетали с уст и придавали девушке сил в достижении своей главной цели. Иногда ей даже казалось, что они делали ее счастливее, внушали спокойствие.
Клод не мог налюбоваться прекрасной цыганкой, когда, стоя на коленях у двери, глядел в замочную скважину, наблюдая, как девушка выполняла все те указания, которые Фролло давал ей, и шептала молитву, сложив обе ладони и прикрыв глаза. Архидьякон тогда презирал себя за свое непозволительное желание овладеть ею, но вскоре одергивал себя, напоминая о том, откуда пришло это создание: с улицы, от цыган, от диких, распутных воров и нарушителей порядка, коим место на виселице или в стенах тюрьмы.
***
Проходили дни, Эсмеральда начинала осваивать грамматику, могла отличить второе склонение от четвертого, осознала возможность существования среднего рода, хотя в действительности ей все еще сложно было представить подобное одушевленное существо. Отдельные слова читала с легкостью, соблюдая правильные ударения и для нее больше не представляли никакой сложности правила. Фролло знакомил ее с травами и элементарными рецептами, заставлял запоминать все с точностью, словно понимал, что это в скором времени может понадобиться, и любая ошибка может привести к непоправимым последствиям.
Все время девушки было заполнено разнообразными занятиями, посему привычная грусть и воспоминания о капитане становились все бледнее и бледнее, как и сама затворница, потерявшая былой румянец щек и чахнущая без солнечного света и легкого весеннего ветерка.
Клод не мог не заметить подобных перемен, но выпустить цыганку на волю, значило никогда больше не получить ее обратно, и раз сама девушка не просила его более о свободе, он не смел ей напоминать.
А что же случилось со звонарем после того, как он застал своего господина с прекрасной цыганкой вновь? Понял ли, какие непристойные цели преследовал архидьякон, прикрываясь благим делом: обучением неграмотной девушки, или священник снова возвысился в глазах «сына», как добродетель? Скорее не то и не другое – Фролло не мог заслужить былого доверия горбуна, но и окончательно потерять его уважение тоже; ночью Квазимодо охранял вход в комнату, где спала цыганка, утром – неподалеку от кельи ждал прихода Клода или же кого-то постороннего.
Эсмеральда никогда не видела звонаря, в то время, как тот был почти всегда рядом, любовался ее красотой на расстоянии и лишь изредка приносил цветы, наполнявшие келью своим ароматом и делающие тем самым затворницу немного счастливее.
Казалось бы, цветы, какой пустяк, юношеское ребячество… но архидьякон не мог допустить, чтобы подобное продолжалось так долго. Ему досаждало излишнее внимание звонаря, ревность пылала страшнее страсти, и, пусть цыганка действительно лучезарно улыбалась, заметив цветы, священник зарекся во что бы то ни стало скрыть девушку и от Квазимодо, чтобы впредь ничто не мешало ему обладать строптивой дикаркой: ни служитель, ни звонарь, ни простой посетитель собора – никто, кроме него самого.
Ночами архидьякон не мог сомкнуть глаз: дневные воспоминания терзали разум, отчего пальцы сжимались в кулаки, а с губ срывался тихий полустон. Она была слишком близка, протяни он руку, коснулся бы ее плечика, окажись он обыкновенным человеком, не обремененным этой ненавистной должностью священнослужителя, – славно бы они жили вдали от этого безумства…
Конечно, эта хрупкая идиллия не могла продолжаться долго, совладать со своей страстью может далеко не каждый человек.
***
Феб появился в жизни Эсмеральды тогда, когда она совершенно не ожидала его увидеть: во время молитвы, когда Клод не мог воспрепятствовать их разговору, ведь он вел службу, отвлечение от которой могло дорого ему обойтись. Девушка посчитала посещение собора офицером обыкновенной случайностью, но то было вовсе не желание отпустить грехи…
Угасшее пламя опалило залечившееся от старых ожогов сердце несчастной.
Комментарий к Глава 9
Следующая глава будет выложена на этой неделе. Надеюсь, продолжение вас не разочарует, мои дорогие читатели) Всех с Новым годом, успехов вам, счастья, удачи и, конечно, здоровья.
Ваша Джесс
========== Глава 10 ==========
Фролло смиренно продолжал службу, но на его лице не осталось и следа от того былого спокойствия, что овладевало им, когда глаза его видели в толпе читающую молитву цыганку. Теперь же взор его ненавистью прожигал офицера, непозволительно близко подошедшего к плясунье и с нескрываемым желанием глядящего на неё. Освещение собора не отличалось превосходной яркостью, посему волнения, отразившиеся в облике Клода, никем замечены не были, однако от внимательных слушателей не укрылись изменившиеся интонации голоса.
Между тем, Эсмеральда долго глядела на Феба, не осмеливаясь открыто заговорить с ним: их голоса могли услышать, а сама речь прервала бы молитву. Но главная причина была в том, что девушке не хотелось, чтобы священник стал невольным свидетелем их разговора. Он слишком долго мучил её своей ревностью, увидев же теперь злейшего соперника, архидьякон мог сотворить всё что угодно, забыв про страх смерти. Дни, проведённые наедине с Клодом, позволили цыганке, наконец, понять – он был столь же страстен и непредсказуем, как и она сама. И, если уж она, испытав на себе насмешки офицера, переступила через свою гордость, чтобы вновь открыто, с любовью глядеть на него, то Фролло, много раз слышавший её тихое «О, мой Феб», тотчас был готов броситься перед ней на колени и молить о том, чтобы она принадлежала только ему. Ей иногда казалось, что священник мог бы даже убить офицера, будь у него такая возможность, она не сомневалась в его безумстве, но хватило ли бы ему на это силы. Это был уже другой вопрос.
