Текст книги "Голубая трава (СИ)"

Автор книги: Девочка с именем счастья

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

– Ek is trots om te noem hom my vriend. («Я горда называть его своим другом»), – ответила Дарси. Беорн слегка склонил голову в знак уважения перед ней. Дарси повторила его жест. Но тут внимание оборотня переключилось на хоббита и волшебника. Точнее, только на Гэндальфа, поскольку Бильбо полностью спрятался за него.

– А ты кто?

– Я волшебник, меня зовут Гэндальф Серый…

И пока Митрандир решал вопросы с Беорном, Дарси дотянулась до сознания Армитога.

«Как далеко ты?»

«Беорн подсказал мне неплохое место для охоты. Вас он накормит, но я решил поохотиться сам. Иначе растолстею и не смогу влезть в свою броню».

Дарси хмыкнула. В этот же момент из хлева вышли Двалин и Балин, и Беорн, схватившись за свой массивный топор, кинул на нее быстрый взгляд.

«Все хорошо?» – спросил Армитог. Она слышала на периферии пересекающихся сознаний шелест травы и веток – то, что слышал ее друг.

«Он не любит гномов», —сказала Дарси, видя, как Беорн мрачнеет с каждым вышедшим из дома гномом.

«Мне вернуться?»

Эсироу помедлила. В этот момент из дома вышли Фили и Кили. Оборотень непроизвольно рычал на них, крепче сжимая рукоятку топора.

«Не думаю, – наконец решила она. – Он до сих пор на нас не набросился – это хороший знак. Счастливой охоты, vriend («друг»)».

Присутствие Армитога несколько ослабло. Тут из дома вышел последний гном – Торин. Дарси, против воли, быстро оглянулась на него, а потому не успела уловить смену настроения у оборотня.

– Теперь я узнал и тебя, – внезапно сказал Беорн, и гномья женщина посмотрела на него. – Ты – та сама невеста Торина Дубощита, Дарси Эсироу, безбородая гномья женщина из знатной семьи, Звездорожденная.

– Не устаю поражаться, сколько людей меня оказывается знает, – пробормотала девушка. Беорн ей усмехнулся.

– Пойдемте в дом. Расскажите, что там с вами приключилось, если, конечно, на это не уйдет весь день, – добродушно проворчал великан и отворил дверь в свои хоромы.

Последовав за ним, гномы, волшебник и хоббит оказались в просторном помещении. Несмотря на жаркое лето, в очаге, устроенном прямо посередине, пылали поленья; дым поднимался к закопченным потолочным балкам и уходил через дыру в крыше. Они пересекли этот мрачноватый зал, в котором всего и было света, что пламя костра да лучи, проникавшие в потолочную дыру. Беорн пригласил их в комнату, где стоял огромный дубовый стол. Окна выходили на юг и за день комната прогрелась; заходящее солнце пронизывало ее косыми лучами и золотило полный цветов сад, подступавший к самому крыльцу.

Они уселись на деревянные лавки, и Гэндальф начал рассказывать. Бильбо тем временем болтал ногами, не достававшими до пола, и, поглядывая на диковинные цветы в саду, гадал, как они называются, поскольку никогда в жизни и половины таких цветов не видел. Гномы, не теряя времени, приступили к позднему завтраку. Беорн редко кого пускал к себе в дом без особой на то необходимости. Друзей у него было мало, и жили они очень далеко. Поэтому больше одного-двух гостей одновременно Беорн никогда не приглашал. А тут у него на веранде собралось целых пятнадцать незнакомцев!

Подобной трапезы у гномов не было с тех самых пор, как они покинули гостеприимный Дом Элронда и попрощались с его хозяином.

– Так значит ты и есть тот самый Дубощит, – сказал Беорн, подливая Фили молока из огромного кувшина. – Знаменитый жених и не менее знаменитая невеста с Бронированный медведем. Прекрасный из вас выйдет союз.

Дарси, сидящая рядом с Торином почти во главе стола, проигнорировала то ли шутку Беорна, то ли его искреннее мнение. Сам Торин, однако, кинул на нее быстрый взгляд, но девушка была слишком увлечена едой. Внезапно она почувствовала голод, который не ощущала уже очень давно. Суровые условия приучили Эсироу к жесткой экономии еды, и она все еще не могла съесть больше минимальной порции. Но то ли Гэндальф с его волшебством что-то с ней сделал, то ли она просто приходило в норму, но есть хотелось ужасно. Волосы она собрала в высокий пучок, и только несколько прядей падали ей на лицо. Их она, впрочем, убрала за уши.

Торин наблюдал за ней с каким-то особым удовольствием.

– Скажи, почему Азог Осквернитель охотится за тобой? – продолжал Беорн, будто ничего и не говорил до этого.

– Ты знаешь Азога? – спросил Торин. Он не прикоснулся к еде, пока его собратья пировали. – Откуда?

– Мой народ первый заселил эти места, еще до прихода орков с севера, – начал Беорн. Дарси отвлеклась от еды и внимательно слушала рассказ оборотня. Лишь в конце она заметила, что каждый из их отряда последовал ее примеру, даже Бомбур отложил вилку и нож.

– My meegevoel («Мои соболезнования»), – наконец сказала Дарси в конце короткого рассказа и добавила уже на общем наречие. – Могу представить, как вам было тяжело.

– Можешь? – усмехнулся оборотень.

– Мой брат, последний оставшийся в живых родственник, умер у меня на руках, – холодно оповестила она. Фили, Кили, Торин и Двалин с Балином уставились на нее, но девушка предпочла проигнорировать их взгляды. С ними она о семье не говорила. – В моей семье было восемь человек. Они все погибли, а похоронить я смогла только троих.

Торин внимательно смотрел на невесту. Ни с кем из них – то есть, из гномов – она почти не говорила о том, что случилось с другими наследниками семьи Эсироу. А если и говорила – то вскользь, не останавливаясь на этом, будто стремясь поскорее забыть. Но эти слова все равно было обращены не к ним – к Бильбо, к волшебнику, даже к оборотню, но не к ним. А что особенно задевало Торина – ни к нему. Его невеста усиленно обходила этот разговор, скрывая то, что на самом деле чувствовала. Где-то там, внутри этого таинственного кокона ее эмоций было место для любви к нему, верности к нему, дружбы к нему и к другим, но боль, бережно ею хранимая, навсегда впиталась в сердце Дарси и терзала ее во сне и наяву.

Со двора раздался приветливый радостный рык, и Эсироу поднялась.

– Армитог! – весело воскликнула она и бросилась к выходу. Беорн проводил ее задумчивым взглядом.

– Бедная девочка, – произнес он. – Я думал, гномы берегут своих женщин, а не берут в столь опасные путешествия такие раненые души.

– Дарси – моя невеста, – возразил Торин. – Она сильнее многих и вольна делать, что ей хочется.

Когда гномы закончили трапезу, то Беорн намекнул, что им не мешало бы вымыться. Очевидно, для чуткого обоняния оборотня грязные и потные гномы не были чем-то приятным. Дарси, которая возилась с Армитогом – Бильбо был поражён тому, как сильный и грозный зверь лежал на спине, позволяя гномке чесать ему пузо и моментами порыкивал от удовольствия – сказала, что помоется после них всех.

– Все всем скопом и быстро, а я все равно провожусь дольше вас, – сказала Дарси.

Беорн выдал ей огромный кусок лавандового мыла, махровое полотенце, деревянный таз, жесткую губку, гребень для волос и показал солнечное местечко. Дарси была бесконечно рада возможности наконец-то привести себя в порядок.

Ванна была для девушки особым удовольствием. Порой она устраивала себе настоящий отдых. Грела много воды, а затем наполняла старую бадью и кисла в ней, пока вода не остынет, оттирая себя разными отварами и настойками. Эффект был прекрасным. Кожа оставалась гладкой, без язв и прыщей.

Первым делом, оказавшись в непосредственной близости от воды, Эсироу разделась до нижнего белья и принялась стирать вещи, в которых шла с самого Ривенделла. Беорн оказался прав – вода была теплой, как парное молоко. Дарси села на ближайший валун и принялась с усердием вычищать свою одежду. Гномка не боялась, что кто-то ее увидит – гномы уважали ее и ее положение при Торине, Бильбо явно смутился бы больше ее самой, а орки не совались в дом к Беорну.

На то, чтобы вычистить одежду и шубку пришлось потратить довольно много времени и почти половина от огромного куска мыло. Дарси развесила одежду на солнце, чтобы она сушились, и наконец-то смогла сама зайти в воду. Она несколько раз нырнула, а потом принялась с усердием оттирать с тела и волос грязь. Все вокруг заполнил запах мыла, и Эсироу едва ли не мурлыкала от ощущений. Кожа неприятно горела после того, как ее жестко обтерли и сняли с нее грязь, но Дарси не обращал внимание.

С волосами оказалось сложнее – сначала их пришлось расчесать сухими, что само по себе было сложным заданием. Пышные и густые они свалялись, как шерсть больного животного, и чтобы привести их в божеский вид пришлось изрядно потрудится и вырвать несколько клочьев. У Дарси даже мелькнула шальная мысль, чтобы попросить Армитога достать ей ножницы, но она тут же эту мысль откинула. Она любила свои волосы, и не собиралась обрезать их.

Зато после всех водных процедур она чувствовала себя по-настоящему счастливой и, наконец-то, чистой. Она расчёсывала уже высыхающие волосы, сидя в штанах и нижней рубашке, пока верхняя одежда досыхала на солнцепеке. Расчесывая чистые волосы, от которых пахло теперь лавандой – да она сама вместе с одеждой пахла теперь так – Дарси думала, что хотела бы задержать в этом милом месте чуть подольше.

– Мы думали, что ты утонула.

Дарси развернулась. Торин стоял, прислонившись к дереву.

– Я сказала, что провожусь дольше вас, – пожала плечами девушка, откладывая гребень и заводя руки за спину, заплетая тугую косу.

Торин внимательно цеплял каждое ее движение.

– Я не сильно нас задержала? – спросила Дарси поднимаясь и потягиваясь. – Мы же не уходим прямо сейчас?

– Завтра с утра, – ответил ей Торин. Дарси улыбнулась. Поддаваясь своему порыву легко поцеловала его в щеку, мужчина в свою очередь крепко обнял ее за талию. Его голубые глаза потемнели, выдавая слишком долго скрываемые чувства. Дарси не было стыдно – ни за это, ни за тот поцелуй на горе. Ей вообще редко бывало неудобно за проявление своих чувств. Если она любила, а ее любили в ответ, то Эсироу не теряла возможности показать это.

Проблема с Торином была в том, что он был не просто гномом, в наследником, поэтому такое открытое проявление чувств было несколько недопустимо. Но Дарси, зная, что Торину она не безразлична, ухитрялась остаться с ним наедине и хотя сам тогда-еще-не-Дубощит ворчал по этому поводу, было видно, что чувственные порывы невесты ему льстят.

Он поцеловал Дарси в самый кончик носика, а его темная борода щекотала лицо и губы. Эсироу улыбнулась, осторожно обняв его за пояс. Сильные руки крепче прижали девушку к Торину, не давая возможности отстраниться.

Синева против синевы. Торин поцеловал ее лихорадочно. Голова моментально пошла кругом. Вот же! И почему ее близость так дурманит кровь, превращая ее в алкоголь, который бьет по мозгам не хуже топора?

Торин толкнул ее в сторону дерева, продолжая покрывать ее лицо быстрыми поцелуями, чувствуя, как тонкие пальцы суженной скользят по его лицу, шее, волосам. Безумно, отчаянно. Дубощит готов был ни на секунду не покидать ее, гладить, целовать до изнеможения, исследовать снова и снова. И он стремился к Дарси, жадно брал предложенное и требовал еще.

Свободной рукой он мимоходом коснулся щеки девушки, стирая капли воды, провел пальцами по изящной шее и вниз, к хрупким ключицам. Взгляд скользил вслед за движениями руки, которая слегка раздвинула ворот рубашки, задумчиво изучая оголившееся пространство. Кожа все такая же нежная и теплая. Когда его пальцы скользнули за ворот рубашки, Дарси внезапно отстранилась и попыталась вырваться из его объятий. Не сразу поняв, чего именно пытается добиться невеста, Дубощит продолжал свои упоительные ласки.

– Нет, Торин… – яростно зашептала Дарси. – Торин… Нет, нет. Стой!

Последнее слово, сказанное повышенным тоном и на грани какой-то истерики, ударило по сознанию Дубощита, что дало Дарси возможность рвануть в сторону. Ее руки судорожно тряслись, пока она пыталась застегнуть рубашку, но, с шестой попытки застегнув только одну, она бросила эту затею.

– Что… —начала Торин, стараясь унять сбившееся дыхание. Остался стоять на месте. Девушка остановилась на безопасном расстоянии, побледневшая, с огромными глазами. – Что-то не так?

– Нет, нет… – быстро залепетала Эсироу. Гномка только сейчас подумала, что такое резкое поведение могло обидеть Короля-Под-Горой. Она прикрыла глаза, стараясь собраться с мыслями, но получилось откровенно плохо. – Просто…

– Что? – узбад подошел ближе, сокращая расстояние между ними и беря девушку за локоть, заставляя посмотреть на себя – Мы уже были близки, помнишь?

– Да, в том-то и проблема, – нервно усмехнулась Дарси. – Помнишь, что ты мне сказала тогда?

Когда мы к черту послали все правила и просто… в твоих покоях…

Торин сосредоточенно кивнул.

– Много чего. Что люблю тебя, что ты прекрасна.

– Вот именно. Ты сказал, что я красивая. Что я прекрасна, – Дарси тяжело вздохнула, но, к огромному облегчению Торина, не пыталась вырвать руку. – Сейчас все по-другому, Торин.

– В каком смысле?

Эта недосказанность, которая мертвым грузом висела между ним и Дарси уже порядком выводила Дубощита из себя. В отличие от Эребора, сейчас невеста не была с ним открыта. Он прикрывает глаза, и пытается собраться с мыслями, овладеть своими эмоциями. Торин зажимает вторую руку до белых костяшек, думая о том, что не должен срываться прямо сейчас. У Дарси, наверняка, были свои причины молчать, и давить на нее было бы неразумно. Но чертова недосказанность…!

– Я… – Дарси внезапно тихо выдохнула и мягко забрала свою руку, начиная медленно расстегивать пуговицы рубашки, придерживая ее. – Я не ищу твоей жалости, но ладно, проще показать.

Дарси сняла рубашку и сжала ее в руке. От ребер до плеча тянулись три шрама – два из них были выражены наиболее четко, третий остался розовой полосой. Но два самых больших останутся на всю жизнь, уродливым напоминанием о том, что их нанесло. Торин отвел взгляд от шрамов на груди девушки и посмотрел ей в глаза. Она не плакала. В голубых глазах Эсироу, так похожих на его, стояла легкая грусть и обреченность. Она уже успела смириться с мыслью, что с такими шрамами никогда не будет по-настоящему красива.

– Приручение Бронированного медведя не проходит бесследно. Шрамы украшают мужчин, но женщина. Особенно – такие шрамы.

Она собралась застегнуть рубашку, но Торин внезапно перехватил ее руку, а три его пальца скользнули по шрама, повторяя кровавый узор. Дарси приоткрыла в удивлении рот. Дубощит внимательно посмотрел на невесту, а потом дернул ее на себя, возвращая в то положение, в котором они были парой минут назад. Оголенные соски скользнули по верхней одежде узбада, и Дарси сжала зубы, сдерживая стон.

– Дарс. Ты зародила в моей душе огонь… – Торин положил руку Дарси на щеку. – Твои глаза словно в пустыне океан. Ты прекрасна, словно восход солнца, все так гармонично, нежно, соблазнительно. Ни до тебя, ни тем более после – я никогда не хотел так ни одну женщину, как сейчас хочу тебя.

***

– Торин! – шипит Дарси, стараясь расчесать волосы. Узбад, поправляя шубу на плечах, смотрит на невесту с легкой ухмылкой. Эсироу старалась усиленно расчесать волосы, которые до его появления были в порядке. – Мои волосы – это же кошмар, ты же знаешь! Теперь чтобы расчесать их… аргх!

Узбад тихо смеется. Он подходит к невесте и кладет руку ей на шею и притягивает к себе. Мужчина впился в ее губы, силой заставляя ее ответить на поцелуй. Вторая рука легла на талию, и Дарси поддалась. Торин редко прибывал в таком настроение, особенно сейчас – кажется, за весь поход он впервые дал понять, что заинтересован в ней так же сильно, как и в Эреборе. Его поцелуи были чем-то, сродни обещанию, и только после случившегося и после его слов Дарси окончательно убедилась —нужна. Не зря она пошла в этот поход.

Щеки Дарси вспыхнули румянцем, дыхание сбилось. Она непроизвольно закусила губу. От вида растерянной, смущенной и беззащитной девушки улегшееся было возбуждение вернулось с удвоенной силой. Узбад ласково очертил пальцами ее прикушенные губы, а потом повернул к себе спиной и сам стал бороться с непослушными волосами Эсироу.

Когда они вернулись к дому Беорна, то увидели, что остальные гномы устроили настоящую гулянку. Они пели какие-то песни, пили, ели и веселились по полной. Торин, как поняла Дарси, хотел было их отчитать, но передумал: неизвестно, выпадет ли им шанс еще раз собраться так и быть такими же беззаботными.

– Мне надо переговорить с Двалином и Балином насчет дальнейшей дороги, – сказал Торин Дарс кивнула. Узбад быстро поцеловал ее в висок и отошёл к сыновьям Фундина, которые обсуждали что-то вместе с Глоином. Дарси зашла в дом, оставила там все вещи, что дал ей Беорн и снова вышла во двор. Ее взгляд метнулся к белому медведю, который, вытянувшись во весь свой немаленький рост, спал в тени деревьев. Приближался вечер, поэтому заметно холодало. Рядом с Армитогом сидел хоббит. В руках Бильбо сжимал чашку и как-то рассеяно смотрел на веселящихся гномов. Те громко засмеялись над чем-то, и Кили с Фили затянули новую песню. Бэггинс на это улыбнулся.

– Почему в стороне? – спросила Дарси, подходя к хоббиту и Бронированному медведю. Армитог приоткрыл один глаз и посмотрел на хозяйку, а потом снова заворочался и задремал. Дарси присела рядом с хоббитом, перекрестив ноги. – Мне казалось, теперь все относятся к тебе куда лучше.

– Дело не в этом, – качнул головой Бильбо. – Просто… там очень шумно, а со стороны наблюдать так же весело.

Дарси понимающе улыбнулась. Если гномы гуляли, то гуляли с размахом, и неподготовленный участник сего действия мог быстро утомиться. Но хоббит внезапно посмотрел на нее и сказал:

– Слушай, ты можешь рассказать мне.

На лице Дарси появилась уже знакомая хоббиту холодная маска. Она сжала губы.

– Не думаю.

– Можешь, – уверенно произнес Бильбо Бэггинс. – Когда кому-то выговариваешь, становится немного легче. Я же вижу, как тебя жжет желание рассказать то, что ты пережила.

Дарси промолчала. Носить все в себе и вправду было сложно, но обнажить души перед Торином или кем-то еще казалось неуместным: для них она должна была оставаться сильной, а не слабой девчонкой, которая на самом деле-то сломалась после всего, что она пережила.

А между тем хотелось поговорить – Бэггинс был прав. Ее молчаливой поддержкой был Армитог, но даже вдвоём нести этот груз было невозможно. Поэтому в этот прохладный веселый вечер, Дарси Эсироу начинает рассказ для Бильбо Бэггинса о непростой судьбе гномьей женщины из семьи Эсироу.

========== Глава 7 ==========

– Мой отец, Трак, был странным. Сильным, красивым, знатным, хорошим воином, но странным. К моменту моего рождения у него было уже два сына, Ферт и Атлан, и когда моя мама понесла снова, он стал молиться богам, чтобы у него родилась дочь. И не просто дочь – самое красивое дитя на свете. Если ты видел гномок, то их легко можно спутать с мужниными; у наших женщин борода иногда даже длиннее, но мягче и поухоженнее, но в целом, различить сложно. И отец молился, чтобы его дочь не была похожа на всех остальных: кожа должна была быть белее молоко, глаже чем камни, которые точит вода на протяжение веков. Он хотел, чтобы по красоте его дитя походило скорее на эльфов, которые любят высмеивать наш род. И родилась я. Без бороды, бакенбард, почти человеческий ребенок.

– Но его желание сбылось, – вставил Бильбо. – Ты очень красивая.

Дарси улыбнулась. Насмешливо и как-то печально. В ее следующих словах была одна сплошная горечь.

– Да, красивая. Только толку от этого не было. Своим рождением я огорчила мать: она испугалась, что отец заподозрит ее в измене с человеком, но отец ей верил, и любил меня, очень сильно. Не как ребенка, как желанный подарок. Мама же все время смотрела на меня, и боялась того, что скажут о ней гномы: что она изменщица, предала мужа и все такое. Но шли годы, и родители научились действительно любить меня. Да, я не была похожа на остальных, но это не мешало моей семье, особенно когда отец рассказал о том, что он желал видеть меня такой. После этого, и мама стала меня больше любить – ведь я была любимой папиной дочкой, он не подозревал ее в измене, и в ней наконец появился та материнская любовь, которую она дарила братьям. Те, кстати, во мне души не чаяли с самого рождения, и защищали, если кто-то начинал задирать меня. Мы были знатными и богатыми, любили друг друга, и это был мой… Валинор.

Дарс слабо улыбнулась.

– Потом у моих родителей появились ещё дети – сестры Фелиция и Лола, братья Ростр и Триниан. Я росла. Красавицей. За мной закрепилась слава самой прекрасной среди гномов, и никого не волновало, что от гномов у меня был только рост – не знаю, действительно ли звезды исполнили желание моего отца, или это из-за чего-то еще, но меня это мало волновало. Потом я стала переживать, что меня никто не возьмёт замуж.

– Если ты была самой прекрасной, отчего же?

Эсироу глянула на хоббита так, будто спрашивала: ты шутишь?

– У гномов больше, чем у других народов ценится то, что женщина может родить ребенка – наш народ немногочислен и медленно размножается. А я была красивой, но слишком… хрупкой, по их мнению. Знаешь, размер бедер, все мое телосложение говорило о том, что я не могу родить достойных здоровых наследников. Но меня все еще считали красивой; как искусную драгоценность, которую создали мои родители, но бесполезную. Когда я начала это понимать, мой мир перевернулся. В тот момент я потеряла веру в то, чем гордилась; моя красота, которую все восхваляли, показалась мне проклятьем, я ненавидела ее. И именно в это время в наш дом пришел Траин, отец Торина.

Он предложил моему отцу выдать меня за его сына. Отец согласился. Мы с Торином знали друг друга по имени, у кого какие родители, и практически все, ближе мы не общались. Когда заключили помолвку пришлось все менять. Я все еще проклинали свою красоту, да и было ясно, что Торина не радует возможность жениться на такой как я; он тоже видел во мне лишь украшение. Но время шло, мы привыкали друг другу. Я умела то, что ценилось в гномах: была искусным ювелиром, умела немного сражаться, любила ездить верхом и охотиться – потеряв веру в свою внешность, мне пришлось практически учиться жить заново. Между мной и Торином появилась сначала дружба, а потом, когда до свадьбы оставалось чуть больше полугода, поняла, что влюбилась. Было даже не удивительно: практически идеал, красивый и мужественный, к тому же еще и наследник Королевства Под Горой… не было ни малейшей возможности, что я устаю. Мне хотелось верить, что и Торин видит во мне что-то большее, чем навязанную ему девчонку-невесту.

Но потом прилетел Смауг, и все, что я любила, ценила, что было важным для меня – все погрязло во огне. Как уж тут любовь, тут бы просто выжить.

Родители погибли сразу, поскольку в тот роковой день должны были обсуждать с королем – отцом Торина – предстоящую свадьбу. Я осталась дома, и играла в саду с сестрами и братьями, когда появился дракон. Братья Ферт и Атлант были с отцом, и только один из них добрался до меня и попытался увести. Мы побежали, и на нас обрушился горящий дом. Под ним были похоронены две моих сестры – Фелиция и Лола, а в пути от голода и суровых условиях умерли еще два моих младших брата. Боль утери, конечно, пришла не сразу, мне понадобилось время, да и у меня все еще оставались Ферт. Ненадолго, правда. Мы выжили, но эта жизнь была не такой уж и желанной. Мы не знали, куда деться, куда пойти, и постепенно, я теряла всех, кого любила, и кто любил меня. Но у меня все еще был брат, и казалось, вот он – просвет, я, Ферт, мы могли трудиться, гномья работа всегда ценилась.

Она замолчала и молчала еще какое-то время. На ее лице Бильбо впервые увидел не просто женскую красоту, а отпечаток глубокой старости и скорби. Испытания, которые подкинула ей судьба, закалили ее, но и сделали куда старше, чем она была.

– Но вашего брата нет сейчас с вами, – аккуратно попытался продолжить разговор Бэггинс.

– Сейчас у меня уже никого нет. Даже этот отряд… – Дарси посмотрела на веселящихся гномов, и в ее глазах мелькнула тоска. Она поджала губы и продолжила говорить, но мысль оставила незавершенную. – В одну ночь мой брат вернулся очень злым. Я не знала, что случилось, но он велел мне ложиться спать и забыть об этом, и я подчинилась. Я не сразу узнала, что ему предлагали продать меня в публичный дом за приличную сумму. Брат отказался конечно же. Он ввязался в драку за мою честь, его ранили, но у нас не было возможности обработать рану. Понимаете, мистер Бэггинс, получая деньги за любую работу, мы тратили их на еду, хоть какую-то одежду, и крышу над головой. Что-то для обработки ран было недоступно, поэтому брат не сказал мне ни слово. Все было очень плохо, у него началась лихорадка, он умирал, а я сидела у его постели.

Дарси тяжело выдохнула и откинулась спиной на тело медведя. Бильбо заметил, что она сжала пальцы одной руки второй и хоббит понял, что они подходят к финалу истории.

– В последний вечер Ферт не спал, а много говорил со мной. Рассказывал, как хорошо я буду жить, но я уже не верила. Я заснула на пару секунд, а когда проснулась, мне показалось, что он был мертв. И я попыталась проткнуть себе сердце кинжалом, и умереть рядом с последним, кто у меня был, но тут его рука остановила меня. Я испугалась, а он на последнем издыханием прохрипел: «Не смей», сказал «Седлай лошадей, сестра. В Эребор, сестра. Домой» и тогда умер по-настоящему…

Моя жизнь была кончена. Без брата я не видела смысла в этой жизни, но я не могла покончить с собой, ибо это был его завет. Но после всего этого жизнь неожиданно послала мне ласковую улыбку: меня взяли в одну таверну, ее хозяин просил меня делать украшения только его жене и дочери, и тогда он будет платить мне, а я смогу жить в его таверне и всегда буду накормлена и с крышей над головой. Я согласилась, мне уже нечего было терять. Я пыталась наладить свою жизнь, но к вечеру неизменно оказывалась у стойки, и хозяин таверны наливал мне. В один из таких вечеров я встретила Гэндальфа, и он предложил мне участие в этом походе. И я согласилась.

– Это очень… очень смело с вашей стороны. После всего…

– Я не уверена в успех этого похода. Я здесь, потому что верю в то, что умерев в этом походе, за правое дело, буду достойна своей семьи. Потому что последние слова моего брата были об Эреборе, который он считал домом, – Дарси тяжело вздохнула и вдруг выдохнула: тихо и решительно. – Я не ищу богатств. Я ищу достойной смерти.

Бильбо прикрыл рот, потом закрыл, но не знал, что сказать. Девушка только что открыто признала ему – не кому-нибудь еще, а ему, которого знает от силы две недели – что желает смерти. Раздался шорох и мимо них внезапно прошел Торин. Бильбо испуганно посмотрел на узбада испуганным, но тот смерил Дарси каким-то странным взглядом и пошел к веселящимся племянникам. Дарси прикрыла глаза.

Слышал. Вот же черт! Эти слова предназначались не для него.

А Бильбо внезапно понял, что сказать.

– Не будь красивой, – Дарси непонимающе посмотрела на Бэггинса. Тот выглядел как никогда решительным. – Все продолжают говорить, что красота – это то, что нужно каждой девушке. Но честно? Забудь это. Не будь красивой. Будь зловещей, будь интеллигентной, будь остроумной, будь неуклюжей, будь интересной, будь веселой, люби приключения, будь сумасшедшей, будь талантливой – существует бесконечное количество вещей, отличающихся от красоты, и они все у тебя есть. Да и что есть красота: всего лишь набор букв, составляющих это слово. Всегда следуй собственному определению изумительности. Это гораздо важнее, чем что-либо красивое.

Эсироу улыбнулась ему. Армитог доверчиво ткнулся ей в бок, стремясь подбодрить.

***

– … Он обойдёт кругом и встретит вас на другой стороне леса. По Лихолесью медведям сложно пройти, уж поверь.

Дарси, поглаживая запястье одной руки, сосредоточенно слушала наставления Беорна, пока гномы седлали пони. Армитог – в коричневой шкуре и в блестящей броне – сидел рядом и также внимательно слушал оборотня. Беорн объяснял, почему медведь не мог пойти с гномами через Лихолесье, и смог-таки убедить Дарси и Армитога в необходимости разделиться; хотя это не нравилось ни Эсироу, ни Бронированному медведю. Но Беорн был убедителен, и Дарси кивала, соглашаясь с ним.

Беорн был щедр, прощаясь с гостями: гномам и хоббиту он решил дать каждому по пони, а Гэндальфу – лошадь, чтобы путники могли верхом добраться до Леса. А кроме того, Беорн собирался снабдить их провизией, которой должно было хватить на несколько недель. Он обещал упаковать все так, чтобы нести было легко и удобно: орехи, муку, запечатанные кувшины с сушеными фруктами, а также глиняные горшочки с медом и дважды пропеченные лепешки, которые долго не плесневеют и очень питательны: съешь кусочек – и сыт! Рецепт их приготовления Беорн держал в секрете; во всяком случае, они были на меду, как и многое на его столе, и довольно вкусные, хотя их все время хотелось чем-нибудь запить. Беорн предупредил, что запасаться водой нет нужды, так как по дороге к Лесу будет много ручьев и ключей.

– Дарс! – позвал Торин, уже сидящий на пони и держа под уздцы еще одну лошадку; Дарси от нее отказалась, поэтому пони загрузили провизией и водой. Эсироу повернулась к Беорну, собираясь поблагодарить его в последний раз, но оборотень внезапно сказал.

– И да, вот еще что, – и протянул Эсироу что-то, спрятанное в большой ладони. – Армитог поведал мне твою историю и вчера вечером я ее слышал. Смотри на это, и думай о доме. Человеку всегда надо иметь место, в которое он может вернуться.

Это оказался стеклянный куб на пятнадцать сантиметров в высоту и ширину, заполненный водой. Сверху вода была обычной, снизу – желтая. Внутри куба были две водяных мельницы, упирающиеся друг другу в основание где-то посредине, и создавалось впечатление, что одна мельница стоит, освещенная солнечным светом, а другая – ее отражение в воде. Если перевернуть куб, то вода желтая и прозрачная начинали стекать с разных сторон, крутя колесо.

Дарси перевернула игрушку дважды, завороженно наблюдая за тем, как течет вода. Потом она посмотрела на оборотня.

– Спасибо, – произнесла Эсироу, слегка склонив голову. В одном этом слове было больше, чем Дарси могла сказать.

Ехали они больше молча, неизменно пуская лошадок в галоп везде, где трава была пониже, и земля поровнее. По левую руку темнели горы, и линия росших вдоль реки деревьев все приближалась. Солнце, едва перевалившее за полдень, когда они отъезжали от ворот Беорна, золотило окрестные земли весь день до самого вечера. Трудно было свыкнуться с мыслью, что по пятам гонятся гоблины, и, отъехав несколько миль от дома Беорна, гномы стали потихонечку разговаривать и даже запели, забыв и думать о поджидавшей их впереди опасной лесной тропе. Тем не менее вечером, когда надвинулись сумерки и лучи заката окрасили багрянцем горные пики, гномы, остановившись на ночлег, не преминули выставить караульных. Спали почти все неважно, и в сны вплетались вопли гоблинов и волчий вой.