Текст книги "Сахарная пудра была горька, как её счастливая жизнь (СИ)"

Автор книги: Delpinovskaya

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

Она непонимающе посмотрела на меня, а края растрепанной челки сейчас казались абсолютно асимметричными , от вида которых я нахмурилась, продолжая руками лечить игрушку.

–А ты себе челку сама стригла?

Она замотала головкой, устремляя свои зрачки на мыльное облако над носом,-нет, не сама.

Маленькая ладошка быстр шлёпнула по лицу, распластывая шарики по всей коже, а увидев себя в зеркале, девочка начала хихикать. Вслед за ней и я взглянула на отражение, отключая воду, после чего ладони начали с силой выжимать зайку, а вот девочка начала пристально рассматривать мою щечку.

–А что у тебя это?

–Где?– белоснежные длинные ушки были уложены на батарею, а я полностью развернулась к девочке, выпрямляя спину и сразу же ощущая присутствие тех самых шурупов.

–Вот,– пара шагов, и тёплый пальчик упёрся в мягкую щеку девушки прямо там, где находился красный, чуть размазанный отпечаток. Марина мельком вновь взглянула в зеркало, а когда поняла, о чем идёт речь, уголки её губ поднялись вверх.

–Ко мне Мама приезжала, пока ты спала. Вот, она для тебя пирог приготовила, и там ещё кое-что интересное в палате для тебя,-несмотря на запреты Брагина,я приподняла девочку над землёй, затем сажая на свои колени и направляясь обратно в палату.

Девочка тут же села абсолютно по-другому, вновь начиная упрямым взглядом сверлить моё лицо, чему я старалась не уделять внимания,чтобы не смущать её.

–Круто, наверное, когда у тебя есть Мама,да?

–Очень круто,-девушка кивнула , останавливаясь на месте уже в палате, а её взгляд переместился на малышку, которая опять была грустной, но очень старательно старалась скрыть это. Я потихоньку уложила ладонь на её спинку, начиная проводить ею то вверх, то вниз, при том, не отводя взгляд от фарфорового личика.-У тебя нет мамы?

Она отрицательно покачала головой, опуская глазки куда-то вниз и сцепляя пальчики в крепкий замок,-Папа есть, но он не приезжал ещё… наверное, занят.

И вот она опять такая же грустная сидит рядом со мной уже на своей постели. Но на этот раз развеселить её не помогает ничего из испробованного: ни книжки, ни тот мишки, ни даже кусочки пирога не вызывали на её губках улыбку. Останавливаясь в конце очередной страницы книги о жизни принцесс, я опять взглянула на Шуру. Кажется, она совсем меня не слушала, а была полностью погружена в себя, свои мысли и переживания. Мои губы поджались, а книжка заняла своё почётное место в пустой тумбочке девчушки, а она так и не шелохнулась.

–Сашуня, Сашунь,-моя рука нежно обняла ее маленькое тельце, а ладонь разлила ласковое тепло по маленькому животику, что то расширялся, то наоборот, становился маленьким. Девочка сначала тихонько всхлипнула, лишь сильнее сжимая свои пальчики, а чего я совсем не ожидала, следом одним движение уткнулась горячим носиком в мою грудь, начиная чаще и громче всхлипывать, от чего моя кофта за пару секунд намокла.

–У меня мамы не было никогда;папе я не нужна, потому что болею, потому что я не такая, как другие девочки… никому я не нужна, а у тебя… Вон, Мама тебе такие вкусные пирожки печёт, она тебя любит,-загнанный в носик голос кое-как пробивался через слезы, чего нельзя было не заметить.

–Нуууу, зайка,-девочку я тут же усадила на колени, крепко прижимая этот маленький и беззащитный комочек к своему телу. Где-то снизу горячие ладошки начали потягивать на себя ткань моей одежды, а в ответ мои ладони начали медленно выводить завитушки поверх её ребрышек.

В мыслях же я только и делала, что пыталась сдержать подступающие к горлу слезы, хоть это было и сложно. Такое маленькое солнце, которое все понимает, которое все знает… Ни одни человек не может жить без поддержки близких. Трудно представить, что за «поддержку» она получает, когда вокруг находятся лишь чужие люди, для котороных ты – способ заработать хоть какие-то деньги. С каждой минутой Шуру мне становилось лишь жальче. Я ещё крепче обняла девочку, с огромным трепетом опуская свою голову вниз. Губы вытянулись в трубочку, касаясь своей розовой поверхностью макушки головы девочки,и не отрывались ровно столько, сколько она продолжала хлюпать. Внутри меня в это время извергался тот вулкан, который, казалось, уже давным давно потух, но нет.

Шура медленно подняла красные глаза, встречаясь с моим взглядом, чуть затуманенным и мокрым. Шумный вдох через рот распластал легкие по грудной клетке, на выходе задевая лишь края голосовых связок, которые издали шипяще-репящие звуки.

–Малыш, я, конечно, не твоя Мама, но я могу печь для тебя такие пироги хоть каждый день, но пойми, что любовь измеряется не в пирогах, и не в игрушках… Ты подрастаешь, сама станешь мамой, и все поймёшь. Сейчас ты ещё слишком маленькая…

–Не вырасту. Я все слышала и все знаю… Ещё немного и меня больше не будет здесь, а все из-за этой шишки.Даже здесь я не такая… А не такие… не такие никому не нужны

========== Часть 10 ==========

Честно сказать, я впервые в жизни не смогла подобрать никаких слов, чтобы ответить. Тишина начала заполонять своим холодком больничную палату, вскоре уже застывая в ушах звоном, а все ещё слезоточащие глазки смотрели на меня так пристально, будто скальпелем расчленяли оболочки души. Это малышке сейчас, как никому другому, нужна была помощь. И черт с ней, медицинской или физической, ей нужен был рядом родной человек. Тот, кто смог бы ей сказать, что она не одна, что все ее мысли бред;что её любят и ценят за то, что она просто есть, что она живёт, растёт, старается улыбаться и не падать духом каждый день. Увы, в этом мире она оказалась совсем одна, причём настолько резко и жестоко это произошло, что маленькая Шура превратилась во взрослую Сашу, которая все знает, все понимает и все это делает сама. Я просто смотрела на неё, ведь суметь сделать что-то ещё у меня просто не хвалило бы сил, а главное – души. Девочка опять поникла головой, тихонько опуская лоб на мою грудь и заплакала.

Сейчас уже было легче без этого пристального взгляда, сверлящего меня, что-то сообразить. Я обняла ее, ладонями по спине расправляя запутанные кудряшки, и в этот момент, кажется, маленькие ладошки легли на мою талию, которой давно и след простыл. Эту теплоту я ощущала настолько ярко, что сердце начало биться чаще, а его стук уже можно было легко слышать без фонендоскопа.

Ещё недолго маленькая Шура всхлипывала, вскоре замолкая и переставая даже перебирать маленькими пальчиками мою одежду.

За сегодняшний день к отсутствию её сопения я начала немного привыкать,и, понимая, что истощённому переживаниями солнцу удалось заснуть, мои ладони, как можно, более ласковее уложили девочку на постель. Её губки приоткрылись, складываясь в пухлый бантик, который придавал фарфоровому лицу ещё большую кукольность. Махровый плед укрыл ее бледные плечи, а в руки я нежно вложила белоснежного зайца, который пах свежим лавандовым мылом и был ещё горячим после сушки. Саша быстро прижала его к себе, затем зарываясь носиком в пушистую шерстку и шумно выдыхая.

В комнате атмосфера была не из легких, а то напряжение электрическими разрядами начинало трещать в воздухе. И неизвестно, как бы ещё долго эта немая сцена длилась, если бы свежему воздуху бы срочно не понадобилось пропитать собой легкие Марины. Все на том же кресле, она выбралась в коридор,дверь за собой прикрывая совсем немного, чтобы яркий свет из коридора не разбудил девочку. Прохлада тут же начала покалывать щеки и губы, заставляя закрыть глаза и начать жадно дышать, будто в последний раз. За этим всем я даже не заметила, как передо мной появился высокий, статный мужчина. От его пальто несло безумно дорогим парфюмом, о чем и сама одежда кричала; шарф на шее был точно шелковым, а крепкая рука держала маленький картонный паркет, на вид абсолютно пустой. Он строгим взглядом прокалил моё тело, а когда, кажется, грудь начало печь, я пришла в себя, наконец раскрывая глаза.

На часах было почти девять. Время посещений давно прошло, потому я вопросительно изогнула бровь, только собираясь что-то сказать, но он был быстрее.

–Женщина, не стойте в дверях. Вы не воздушная, чтобы через вас можно было без проблем пройти.

Голос с первых же нот показался мне грубым и противным, точно таким же, как и его обладатель. Смотря на него сверху вниз, я выпрямилась в спине, а плечи стали ещё шире после глубокого вдоха. Он настойчиво хотел попасть в нашу палату, но мы с ним знакомы не были ни коим образом. Несложная цепь умозаключений быстро подвела меня к истине, от чего настрой с нейтрального превратился в большей степени агрессивный.

–Знаете, я здесь нахожусь от силы 5 минут, и лишь эти 5 минут преграждаю тебе дорогу в палату. Причём, понадобилось пройти туда только сейчас, когда твоя дочь находится там одна уже черт знает сколько времени, пока ты оглушаете молоденьких девочек своим кошельком. Меня волнует только один вопрос: совесть не мучает, что родная дочка проводил свои крайние дни в четырёх стенах и в компании дикой боли и медперсонала?-взгляд мой за это время вместе с душой настолько похолодел, что я больше была похожа сейчас на эгоистичную стерву, а вот самого мужчину это, видимо, лишь раззадорило.

Он ехидно усмехнулся моим словам, большой рукой толкая коляску в сторону, от чего я чуть не свалилась на пол, если бы не стоящий рядом диван. Он беспрепятственно прошёл внутрь, закрывая за собой дверь, а с огромными усилиями я забралась на диван. От шума из ординаторской вытянул голову взбудораженный Брагин, оглядываясь по сторонам, а заметив меня в паре десятке метров, скрылся обратно на пару секунд, после чего вылетая уже в полузастегнутом халате.

–Марина, черт побери,– бурчал он себе под нос, подходя совсем близко ко мне, но очень странно пытался восстановить дыхание, задирая мою майку и осматривая шов. Его халат пах больничными простынями, а сквозь этот запах еле слышно пробивался аромат распутно бабской CHANEL5. Его губы были красными и отёкшими, шея вся в мелких каплях пота, а я, наверное, была уже не слишком маленькой, чтобы ничего не понимать.

–Можешь не беспокоиться, жить буду,-сухо произнесла я, упираясь влажными ладонями в обивку мебели.– зайди в палату, там, видимо, отец Саши пришёл:хам ещё тот, а она только уснула.

Его ладони касались моей кожи настолько вальяжно, но при этом тепло, что будто мы были отличными друзьями уже добрую сотню лет и знали друг о друге выше крыши. Он наигранно старался быть груб и ненаигранно был взбалмошен. Мысль о том, что я оторвала его от важного дела давольно быстро покинула мою голову: дома будешь с бабами спать, сейчас будь добр отработать.

И, не сомневаюсь, весь этот ход рассуждений он читал в моих глазах, ведь, как никто другой умел разглядеть в них правду. Он стал сдержаннее, упираясь глазами в меня, и, наверное, первым делом заметил пятно от слез Шуры, начиная смотреть вскоре на него.

–Ты так и будешь меня рассматривать, пока там ребёнку окончательно психику ломают, или, может, пойдёшь и выгонишь его оттуда?

–Нарочинская,– он произнёс это хрипло и горячо. Так, как когда-то раньше начинались все его поучения в мою сторону. Мой взгляд не менялся и в тот момент, а он, хотел сказать явно не то, что произнёс следом.

–Без тебя знаю, что делать,– широкие шаги быстро отдалили меня от него, а дверь, как и в прошлый раз была за ним плотно закрыта.

Мои губы стянулись в тугую нить, закусанную зубами, вместе со взглядом, который до сих пор провожал его форму. И вот что это, черт возьми?

За спиной послышался стук каблуков, но на него я даже не обернулась. Однако когда он затих, на моё плечо упала влажная женская ладонь, что не могло заставить меня дальше сидеть неподвижно.

Голова развернулась в сторону источника раздражения, а увидеть перед собой Настю было давольно ожидаемо.

Только на прежнюю Настю, которой я её знала, она была совсем не похожа. Вот так совпадение, меня она тоже парализованную не очень помнила. Её ехидная улыбка обнажала белоснежные зубы, а через изгиб другой руки была перекинута песцовая шуба шоколадного цвета.

–Привет,– э голос был ещё более подозрительным, чем даже тот факт, что она со мной заговорила. Я смотрела в ее глаза, не находя в них ни капли чего-то искреннего, но она продолжала улыбаться.

–Привет,– хоть такой улыбки на моем лице не было, я ответила ей, одергивая ладонь с плеча. Прекрасно понимала я в этот момент то, что для неё я теперь соперница. Жестокие животные инстинкты в ней, видимо, играли так же, как и скрытая ненависть в её глазах, порождающая всеубивающую ревность. -Олег в палате с девочкой и её папой. Если хочешь, можешь туда зайти, проверить.

–Зачем?-Настя наивно усмехнулась, переводя свой взгляд на низ юбки-карандаша и расправляя на нем складки.-или ты считаешь, что я такая дура и думаю, что он от меня к тебе сбежал? Ты себя переоцениваешь, детка.

–Да?-я также усмехнулась в ответ, приподнимая брови.-Ну извини, раз переоцениваю.

–Да ладно тебе. Олегу скоро будет совсем все равно и на работу, и на таких дурочек, как ты. Он же так хотел ребёнка, и вот наконец его мечта осуществится,-её ладонь улеглась на ты самую юбку, начиная поглаживать живот, а в моем горле ни с того, ни с сего образовался твёрдый ком.

В этот момент я даже не знаю, что на меня нашло, но внутри все сжалось, а на лице появилась идиотская улыбка,-Ну, поздравляю с прибавлением тогда.

Девушка ещё раз улыбнулась и ,виляя бёдрами ,отправилась вперёд по коридору к выходу из отделения.

Я так и осталась сидеть одна, на этом чёртовом диване, в который уже наверное вгрызалась ладонями, а внутри меня все становилось ещё непонятнее. Вроде бы, нужно радоваться, Олег наконец станет счастлив, а с другой стороны… С другой стороны все.

И никто не знает, к чему дальше бы привели меня эти мысли, но дверь открылась, а из палаты вышел Брагин вместе с тем мужчиной. Я даже не дёрнулась с места, продолжая сверлить глазами часы, в то время как они медленно направились к выходу. Попрощавшись, Олег направился быстрым шагом обратно, останавливаясь около меня, чтобы что-то сказать, но на этот раз я его опередила, поднимая холодные глаза на него.

–Сделай меня последнее одолжение в жизни: не пускай больше этого урода к Саше. У неё нет столько нервов, чтобы терпеть «выходного папу» раз в месяц по пять минут. Дай ребёнку умереть спокойно ,– и то ли от нервов, а то ли от чего другого, неприятная боль начала отдавать в грудь, но, несмотря ни на что, моё тело поднялось на ноги, делая лишь несколько неуверенных и быстрых шагов. После этого же будто иголка продырявила моё сердце, задевая кончиком самую душу, а где-то на талии начали ощущаться его крепкие руки, что, наверное, полностью перекрывал жар опускаемых на мою шею поцелуев.

========== Часть 11 ==========

И все бы ничего, если бы тот вечер не стал для всех роковым.

По её телу стадами шныряли мурашки, пока широкие ладони так по-родному ласкали рельефную спину, бедра, живот и шею. А вот губы… Губы не открывались от медовых припухлостей эпителия ее губ, заставляя слабое сердце биться с каждым моментом все чаще и сильнее. Они оба даже и не подозревали, что эти часы, эти считанные минуты были последними. Второй обширный инфаркт загнал измученное бесконечными стрессами тело девушки если не в морг, то в критическую реанимацию. Следующие двое суток показались ей мгновением, а вот той малышке, той крохотной Саше, которая в один миг лишилась уже ставшего близким человека, казалось такое время вечностью. Прежде она никогда не отказывалась покушать и поспать, а тут она всю ночь пряталась под кушеткой возле отделения, свернувшись в малёхонький клубочек. Щечки сразу же опухли от слез, и болезненная краснота не сбегала с них ещё долго, пока спустя лишь двое суток без сна и еды, она наконец улыбнулась, видя на расстоянии вытянутой руки обмотанную метрами проводов Марину.

Больше из палаты она не вышла, и выходить отказывалась под любым предлогом;такая малютка лишила себя всего, лишь бы дольше побыть рядом с девушкой, которая на глазах за ближайшую неделю побледнела и похудела, только успев прийти в сознание.

С того дня каждое утро ее начиналось с тихого дыхания Саши, копны проводов и невыносимой боли в груди. Ах да, страх неведения тоже входил в эту компанию. К огромному сожалению, сердце уже практически целиком вышло из строя: кровь перекачивалась медленнее, застаивалось, а если бы не крохотный электрочип,то по несколько раз на дню останавливалось.

Така перспектива совсем не радовала ни одного врача, однако самым озабоченным в этом вопросе казался Брагин, хотя и отчаянно утверждал обратное. С первого дня он, если не каждый час, то каждые пол часа навещал девушку, пытаясь то проверить состояние, то покормить , то просто, узнать как дела. Грустные серые же глаза всегда выдавали лживое и шепотливое «отлично», изо дня в день повторяемое ей мантрой. Ночные дежурства его стали ещё более частыми, и непонятно: то ли сбегал он к Марине, а то ли уже не мог вытерпеть вынос мозга от Насти, что в последнее время стал ещё более невыносимым.

И, как бы то не звучало прискорбно, спасти такую долгую для него жизнь могла только пересадка. Пересадка донорского сердца, которое до этого перекачивало кровь четвёртой группы.

И на этом моменте все позитивные прогнозы обрывались. Повреждение ног, возраст, отсутствие семьи и детей-ничего из этого не приводило Марину к тому, чтобы стать хоть на единицу ближе к заветному органу.

В реанимации ей опять пришлось задержаться надолго.

Так один за одним, кажется, быстро промчались летние месяцы. За окном уже опадали листья, а этим августом, на странность, рано пришли холода, не позволяя бабьему лету вступить в свои права.

И, может, не каждый заметил, но та девчушка за это время совсем по-плохела. Мешки под глазами закрывали почти половину лица, худенькие ножки стали совсем прозрачными, а челка уже практически сровнялось в длине с другими волосами.

Ещё один удар уже подбило репутацию крепкой мужской души в тандеме с нервами. Ремиссия закончена, а опухоль настолько быстро выросла, что уже начала сдавливать соседние органы. Речь потихоньку сбивалась, походка становилась ещё более путанной, и уже не заметить этого было тяжело даже Марине.

А в один прохладный вечер, когда за окном уже начали сыпать осенние дожди, малышка снова быстро уснула рядом с женщиной. И сама девушка… Она уже не считала этого человечка просто девочкой с соседней кровати, а то, что каждое утро в спешке, только раскрыв глаза она нащупывала ладонью слабое дыхание, уже говорило о многом.

Женя навещал меня редко. Раз, иногда два, в неделю, но то и понятно:смотреть на два недотрупа совсем не сказочно, да и Шуру он совсем не любил, а больше пытался сплавить ее куда-нибудь от меня. На вопросе о том, когда ее заберут, я предпочитала разговор заканчивать, тут же отворачиваясь на бок и целуя маленькую в нос.

Ближе к ночи, когда все отделение, кроме нашей палаты, спало, в двери появлялся Олег. И каждый день разный, непохожий на вчерашнего и позавчерашнего.

–Олег, а что между нами?-серый взгляд то и дело устало проглядывал на сопящую под боком девочку. Маленькая ладошка лежала растопыренным в разные стороны желто-алым осенним листом на уже совсем не пышной груди. Так, как такие же листья поздней осенью лежат на укрытой седыми травами земле, пригревая ее своим пожарищем, горячая кожа пыталась хоть как-то избавиться от избыточного жара,который с каждой секундой ставил под угрозу маленькую жизнь . Лоб малютки был практически раскалён, будто огромные булыжники в банном котле , готовые вот-вот испарить со своей поверхности ледяную воду.Чудовищно высокая температура за вторую неделю суровой и быстрой прогрессии болезни уже не сбивалась ничем, кроме наркотического обезболивающего, которое на считанные часы лишало маленькое тело не только горячности, но и изнурительных мук от суровых головных болей. Те, в свою очередь, ни раз доводили мозг, а вместе с ним и все мышцы до страшных судорог.

–Между кем «между нами»?-редкими местами седовласый мужчина, чей халат сидел как-нельзя восхитительно на широких плечах, крепкой груди и брутальных руках,будто так и должно быть, будто этот вопрос он слышит по несколько раз на дню поправлял мягкий махровый плед с разноцветными бабочками. Он укрывал красные, но покрытые огромными мурашками ножки, одна из которых была по-родному опрокинута на впалый живот блондинки с отросшими корнями уже как пол года, но только сейчас его это волновало в «минус первую» очередь.

–Если между вами с Сашей, то твоя футболка и ее пижама,– тихо произнёс он, ещё раз, в надежде увидеть хоть какие-то улучшения, подсовывая градусник под худую, но до обжигания горячую ручку.

–Я не про Сашу,-остатки воздуха шумным потоком отшлифовали ослабленные связки Марины, вырываясь в приглушённый темно-домашний свет палаты шепотом, а маленький носик где-то под боком по-странному шумно вобрал в легкие свежую ночь.

–Между нами с тобой что? Как раньше, дружба?– в ее голосе совсем не было никакой надежды, и, кажется, спрашивала это она лишь для того, чтобы ответом, как грязной тряпкой, затушить свои чувства.Никакой надежды… Она знала, что, даже если он всем сердцем хочет сейчас лечь рядом, они будут «друзьями». Даже спустя ночь поцелуев в ординаторской, спустя столько сорванных нервов, пропущенных снов и выпитых литров… Они были и будут друзьями, но, как часто это бывает, мозг все понимает, тело подчиняется, а душу не угомонить даже уговорами.

Комментарий к Часть 11

А точно ли Друзья? ДРУЗЬЯ

Ах, сколько таких друзей вскоре в загсы ходят, но об этом ли наш роман?

========== Часть 12 ==========

–Ну да… Как раньше,– его голова несколько раз качнулась вперёд, а ладонь уж совсем ласково приподняла вверх светлую влажную челку малышки, сопящей под ставшим родным бочком, занимая ее прежнее место. И кажется, он совсем не задумывался, отвечая на вопросы Марины,но мыслей в таких словах было куда больше, чем в романе Толстого. Да и он сам попросту не знал правильных ответов, а от того и думал, надеялся, что ответит правильно.

Только эти правильные ответы не приносили ей ровным счетом ничего. Ничего, что могло бы ее утешить, успокоить или пригреть. Отчеканенные его губами фразы только уносили, уносили куда-то в даль те самые кусочки веры, ощущения тех горячих губ на своей шее, запах тех отвергнутых ладоней на своей талии и вкус тех неподаренных цветов, которые трижды за год успели завять в самой красивой вазе. Даже сейчас его ладони так близко… Близко к ее телу,но на самом деле до души им ещё ближе, чем кажется.

–Отлично,– голос был по-прежнему сухим, как и замёрзший на окне букет. И замёрз он, не поверите, на второй день. В августе, как никогда раньше, ударил лютый мороз из несбывшихся мечт, который был тщательно украшен разбитыми желаниями, да настолько ледяной была эта буря в стакане, что даже сквозь прозрачную обвёртку пробиралась без труда. И вот день, когда они появились там, погода всем своим нутром намекала на что-то неладное. Неладное это… стояло уже давно в тумбе, прикрытое красным футляром и подаренное Неклюдовым. Красивое, золоток, с одним крупным бриллиантом по центру,и как бы это не звучало прискорбно, кольцо, и не просто кольцо, а «предложение руки и сердца».

Ну да, сердце ей сейчас бы точно не помешало, особенно донорское. Однако и сердце, и ладони, и все остальное тело Брагина сделало бы ее в разы счастливее, нежели сейчас, а вот рука Жени не вызвала в ее холодной душе ни капли эмоций.

Она ещё долго смотрела прямо перед собой : то ли на Олега, а то ли в никуда – сама ещё не определилась, а в этот момент отдавал все своё тепло этим ладоням, лежавшим где-то около груди, он. И, кажется, они сами противоречили его словам также, как и чувства с эмоциями Нарочинской – абсолютно.

И неизвестно, чего ему было больше нужно : смелости или жестокости, чтобы сейчас подняться с постели и отправиться домой. Конечно, с одной стороны в квартире Олега ждала Настя и ладно бы ещё одна, но компанией для неё был двадцатинедельный малыш, который все это время составлял с девушкой единый организм, а с другой… Душе становится спокойно лишь здесь, сидя на больничной кушетке и наблюдая за этими двумя «девушками», которые давно имели VIP-место в мужских мыслях.

Широкая ладонь медленно сжалась в кулак, а его выбор на внутренних дебатах был уже очевиден. Часть матраца, до этого пригретая им, начала холодеть, а грубые «муссоны» быстро окутали ее ноги одеялом из миллионе мелких иголочек. Олег встал, оказываясь перед ней таких большим и мужественным, что от собственной ничтожности , взглянув на него, из глаз захотели покатиться слезы, но даже их следа на бледных щеках не показалось. Отлично, так держать статус своей независимости.

Как бы следующее не звучало странным, его ноги двинулись не к двери, а в сторону изголовья кровати, а оставленный на моей щеке поцелуй заставил лицо заполыхать огнём. Мой взгляд, такой же непоколебимо-равнодушный, уткнулся в его необыкновенной красоты грустные глаза, и уже говорить, и отвергать что-то совсем было желания. Он вновь выпрямился, поправляя одеяло на наших с Шурой телах, отчего магическим образом, действительно, стало теплее.

–Все, спокойной ночи…-и голосом он пытался совсем не потревожить сон девочки. Так он разговаривал крайне редко, и такие времена я старалась запоминать как можно чётче, до самых мельчайших деталей, до вздохов, до молекул, парящих в воздухе, до морщин улыбок на его лице.

Он развернулся, шагами такими же, как он сам, терпкими отдаляясь от постели, а скоро совсем покинул палату, оставляя за собой лишь одинокую полоску света,будто это ползущая по непослушной водной глади лунная дорожка.

И я уже знала, куда он поедет сейчас, во что оденется и на чем следом поедет к своей семье. Знала, и как того маленького и непослушного щенка тыкают в лужу носом, также тыкала и себя в эти грабли. Помогало, правда, не очень хорошо, зато отлично подавало пример того, как делать не нужно.

Она вновь начала топить себя в огромном болоте, а эти мысли быти необъятным балластом , что тянул вниз.Наверное, если бы в это утро под боком не оказалось уже еле-тёплое и неподвижное тело девочки, она бы и продолжила так лежать дальше, однако кого теперь это интересует? В тот момент, когда вместо тёплого дыхания , по ладони прокатился холод, Марина, кажется, больше была не в состоянии думать о чем-то, кроме только что оборвавшейся жизни этой девочки. Самое ужасное дежавю пролетело перед слезящимися глазами, а капли жидкости больше точно не могли сдерживаться веками. Спустя 15 минут палата опустела от детского тела, а по моим сосудам уже бежало снотворное, только что вколотое медсестрой. И сегодняшним было то самое утро, когда спать совсем не хотелось.Есть тоже, куда-то двигаться смысла не было, а жить… Жить после такого, наверное, было краем карниза, потому и дальше бессмысленно тратить кислород и занимать чьё-то место в донорской базе было прискорбно. С такими мыслями она распрощалась с сознанием, начиная дышать медленнее и тяжелее, а уже через пол часа в дверь заглянул Женя, счастливое лицо которого была неспособна скрыть даже крутая гримаса грусти.

========== Часть 13 ==========

Апатия теперь ещё азартнее взялась погашать жизнь молодой девушки; чего говорить, если лишь за неделю после смерти девочки ее щеки стали ещё более впалыми, а на ненавистный прежде весах, которые стояли в дальнем и темном углу, уже было вместо устоявшихся семидесяти, были шаткие 52.

–Хоть один плюс,-ехидная усмешка даже не подумала появиться на сером лице, когда взгляд равнодушно упал на пол.

–Марин, я тебя совсем не узнаю,– и этот прежде всегда задорный голос Нины сегодня был куда более обеспокоенным, и повод для того действительно был. Свою Марину она не узнала сегодня совсем, но причина для этого была ещё более веская, чем все остальные причины.

За окнами уже сгущался серый ночной туман, что в смеси со смогом не пропускал к сырой земле ни сияния звёзд, ни света Луны, а лишь алым заревом отражал искусственное свечение придорожных фонарей за окном. Совсем обессиленное тело, будто камнем, рухнуло на кушетку, а взгляд, наполненный доверху отвращением к стоящему на тумбе горячему ужину, окончился узкой щелкой век.

–Давай я Олегу позвоню?-она знала, что упоминания о Брагине сводят в еще большую бездну краски женской жизни, но именно его рядом сейчас не хватало лежащей на кушетке подруге.

–Думаешь, что если рядом будет сидеть ещё и он, мне меньше будет хотеться сбежать отсюда? Неудачная попытка,– безразличное бурчание наполнило своим объемом палату, полностью выводя железное терпение Нины за пределы разумного. Девушка подвинула стул прямо к кровати подруги, занимая место и начиная сверлить строгим взглядом ее глаза, совсем не оставляя той шансов не поддаваться этому.

–И долго ты ещё собираешься здесь лежать?

–Нин, прекрати…У него есть свои дела, работа, жена с ребёнком в конце концов. Все мои проблемы со здоровьем в его профиле закончились, и если ты ещё раз заговоришь о нем не с точки зрения врача, можешь смело отправляться за дверь,– холодностью ее голоса в тот момент пробрало до костного мозга прежде радикально настроенную Нину, но поддаваться такому мнению девушки, которая прямо сейчас лежит напротив и роет себе могилу собственными убеждениями было выше.

В ответ Нарочинская была окинута презрительным взглядом, и стул в тот момент опустел вместе с тумбой. В одной руке медсестры была папка, только что отправленная сюда из кардиологии, в которой чёрным по белому был накатан приговор жизни, обитающий за тонкой стеной позади спины уже долгое время. Другая рука сама собой потянулась к телефону. И, знаете, ее не остановило ни время в два часа ночи, ни слова Марины, ни субординация и никакие другие моральные признаки. Если сейчас она не сделает этого, то дальше всю жизнь будет ненавидеть саму себя.

Весь воздух из лёгких удалился через приоткрытые губы, а вместе с тем и горячий запудренный лоб упёрся в ту самую стену, отчасти забирая ее холод. Мобильник был прислонен к уху, а через пару гудков на том конце послышался сонный мужской голос.

–Михалыч, из кардиологии пришёл ответ по Марине. Сердце пол часа назад появилось, отказ на операцию подписан рукой заведующего…

Ладонь повисла на его голове, а вот женское тепло, со спины обогревающее его в этот же миг удалилось. Он поднялся, быстрыми темпами собираясь, наверное, как никогда раньше. В ту ночь лежащая на постеле в полном недовольстве девушка ни на момент не заставила его подумать о том, нужно ли ему сейчас подниматься, торопиться, спешить, и те страхи, родившиеся в это время внутри, раз и навсегда расставили точки над «i».