Текст книги "Сахарная пудра была горька, как её счастливая жизнь (СИ)"

Автор книги: Delpinovskaya

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

В тот вечер я ещё час просидела на этом чертовом столе, пока мужчина не успокоился, насильно впихнув мне в рот несколько ложек бульона, чтобы был сварен из одинокой перемёрзлой курицы, которая там находилась неизвестно сколько. Следующие дни, недели и, наверное, даже месяцы тянулись чередой одинаково длинных минут, проведённых в четырёх стенах. Да, иногда приходили родители, чаще мама и чаще помогала что-то по дому. Из квартиры я совсем перестала выходить то ли из-за стыда своего тела, то ли из-за боязни, сама я толком не понимала на то причин. Наверное, только благодаря дружеским отношениям с Брагиным я до сих пор «сидела на больничном», а не числилась безработным инвалидом. Кстати, с того момента, как Олег покинул квартиру, мы не виделись ни разу. Лишь несколько раз болтали по телефону, но очень сухо и шаблонно.

С такой жизнью мне стало сильно не хватать той повседневности, что была раньше. Постоянная работа, ночные дежурства, сложные операции, любимый коллектив, который за столько времени даже ни раз не позвонил. Да уж… вот так глупо и нелепо у меня заканчивается, пожалуй, все.Закончилась моя первая, вторая любовь, счастье, жизнь самого близкого и родного человека и жизнь, которая в некоторой степени заменила ее. Видимо, пришло время насовсем со всеми и со всем завязать.

Спустя только четыре месяца после случившегося у меня был первый приём у кардиолога и нейрохирурга. Выход из дома дался мне совсем тяжко. Свежий воздух с непривычки давил на легкие изнутри; глаза,которые последний раз видели реальную жизнь так близко ещё зимой в нежных сугробах и редкой слякоти, слепил яркий солнечный свет вместе с блестящими зелёными почками и листочками на деревьях.

И, вроде бы, все так красиво:рядом идёт тот, кто все это время в буквальном смысле носил меня на руках, всячески пытался помогать, поддержать, но на душе скреблись упрямые кошки, никак не дающие этого всего принять. Мое сердце не начинало колотиться быстрее, когда он касался кожи; дыхание не становилось глубже, медленнее и роскошнее, как когда-то раньше. Я не раз пыталась все ему «разложить по полочкам», но, увы. Попытки не увенчались никаким успехам. Он лишь затыкал мой рот поцелуем, что отдавал горечью на губах, а с каждым разом она становилась все противнее.

Всякого права голоса в нашей «семье» я лишилась уже давно и во всем. Даже сегодня, несмотря на тёплую погоду и мою любимую кожанку, дожидающуюся своего часа в темном шкафу, на мне было теплое пальто. Спустя уже пару минут на солнце спина покрылась каплями пота, а щеки приобрели красноватый оттенок из-за сдавливающего шею своим жаром шарфа. Зная, что вернуться в квартиру и переодеться мне никто не «разрешит», я молча дотерпела до автомобиля, чтобы не выслушивать нудятины со стороны «гражданского мужа», лишь там стягивая с себя шарф, а пуговицы пальто одним движением расстегнулись.

До клиники нужно было ехать примерно минут 20, но они, кажется, затянулись на целую вечность тишины, от которой не спасало даже радио. Мне было нечего ему рассказать : в двухкомнатной квартире не происходит ничего более интересного утреннего щебетания птиц, которое глухим эхом доносилось до нашего этажа.

Эта атмосфера заставляла меня лишь глубже окунуться в собственные мысли. Я снова, не поверите, вспомнила Олега. Во времена, когда от присутствия чужого мужчины на соседней половине постели становилось совсем тошно, я представляла рядом его… Странно,да, но ощущать рядом друга, пусть исключительно ментально, но куда приятнее жестокой реальности. Да и наша дружба не походила уже совершенно ни на что. Я скучала по нашему душевному общению, по его пальцам в моих волосах, по ехидным шуточкам и чертяцкой улыбке, только по ней больше всего остального. Воспоминания загоняли меня в глухой тупик, заставляя глаза начинать наполняться слезами, и тогда я возвращалась на землю, приходя в себя и осматриваясь по сторонам. Слава богам и богиням Олимпа, к тому времени мы уже были парковке, а Женя по одной застёгивал пуговицы пальто. Его ладони быстро были одернуты моими, а закончила одеваться я сама, следом поправляя аккуратный пучок из волос на голове.

Родной Склиф казался мне сегодня ещё более красивым и необычным. И та аллея, вся местами зелёная, с полуголыми деревьями казалась особенной. Настрой стал немного получше, а в голове появилась интересная мысль. Женя сегодня должен был работать в дневную смену, которая должна была начаться с минуты на минуту, от того я могла получить хоть такой маленький глоточек свободы и самостоятельности.

–Женя, Жень,– я повернула голову на него, в руках держа пластиковую папку со всякими выписками и результатами прошлых исследований.-Ты на смену сегодня?

–я на несколько часов подменился. Пройдём с тобой врачей, и я пойду,– он кивнул, поправляя шарфик на моей шее, затем с улыбкой потеребив мой нос.

–А давай, я сама? Зачем ты будешь меняться? Везде есть лифты, а меня, думаю, ещё не забыли, помогут.

На уговоры было растрачено порядка пятнадцати минут, после чего я вырвала своё право на личную свободу, отправляясь впервые за четверть года в такое большое путешествие.

По словам кардиолога, почти все последствия инфаркта были устранены, но вот теперь следить за собой нужно будет лишь тщательнее. Ничего другого я услышать не надеялась, но вот от предложения лечь на недельку в стационар «прокапаться» я была в небывалом восторге, чего не скрывала. Статный мужчина от того даже засмеялся, ведь прежде при одном только намёке на отделение кардиологии и меня в нем, в качестве пациента, заставляло покинуть кабинет с большей скоростью. С выпиской и широченной улыбкой на лице я «выкатила» из кабинета кардиолога, а впереди, буквально в другом конце коридора меня уже ждала дверь с табличкой на той «Брагин Олег Михайлович». На кушетке рядом сидел один мужчина крепкого телосложения , на вид лет 40-45, который всячески пытался уговорить меня пойти перед ним. Наша беседа получилась очень веселой, но вот соглашаться с ним я не собиралась, от того даже пошла на его предложение: он идёт вперёд, но вместе с моим телефончиком. За те пять минут в очереди я, честно признаюсь, насмеялась за все время лечения и даже ещё больше, но вот как только дверь распахнулась, а от туда вышла хмурая девушка, я тут же замолкла, провожая этого «молодого человека» взглядом.

Впереди оставались самые волнительные 15 минут перед нашей встречей. Мои ладони медленно начали холодеть от волнений непонятной природы, а спина затекла сидеть в таком положении, потому я не нашла ничего лучшего, кроме как перебраться на диван.

Ладони в один момент резко скользнули вниз от того веса, который был возложен на влажную кожу, а я вмиг оказалась на полу, четко в эту секунду ощущая резкую боль в ногах и даже пискнув от этого. Однако, только в следующий момент мой мозг впал в окончательный ступор : только что я ощутила боль в ногах. В парализованных, черт побери, ногах!

========== Часть 8 ==========

Она с каждой секундой все сильнее пронзала мое тело, заставляя взвывать, однако в душе я совсем не верила в происходящее. Боль быстро охватило все тело: и руки, и грудь, и ноги, и даже кончики их пальцев свело невыносимой судорогой, которую я чётко ощущала. От собственной глупости я попыталась приподняться, и последним, что смогла увидеть, была открывающаяся дверь и высокий мужчина в белого цвета халате.

Все потемнело, уши заполнились треском, а затем сознание окончательно решило, что дальше нам не по пути, помахав мне рукой из уходящего вдаль поезда.

За окнами звонко трещали ласточки, а где-то внизу не тише пищали маленькие дети, которые резвились на площадке. И все-таки странное место – больница. Здесь темная смерть находится совсем рядом с блещущей яркими красками жизнью, и порой разделяет их одни миллиметр, один удар, один миллиграмм. Первый крик, последний вдох, громкий взгляд и молчаливый рот. Такими мыслями мою голову бомбардировало на парах по патанатомии давольно редко, но, когда началась практика, эти мысли стали появляться куда чаще. Где-то в стороне слышался треск кардиографа, который заставил мое лицо поморщиться. Никогда не любила этот звук, а сейчас он кажется таким громким, что ещё противнее становится.

Тьма, перекрывающая мой взгляд, вдруг стала слишком заметной. И вообще, какого черта она перед моими глазами? Один взмах ресниц, и зрачок резко суживается от яркого, с непривычки слепящего, сочного, живого света солнца. Эти белые стены лишь делают его более дурманящим, заставляя веки часто двигаться, чтобы хоть на немного привыкнуть к нему.

Перед ней вновь стены палаты. Большой, светлой и непривычной. Просыпаясь последние несколько месяцев с одним и тем же видом в обнимку, такой интерьер показался мне диковинкой. Немного освоившись, она начинает осматриваться по сторонам, замечая вокруг себя ещё несколько обжитых белых кроватей. Одна с пледом в разноцветных бабочках и с плюшевым кроликом поверх него; другая с грубым шерстяным одеялом коричневого цвета, от одного его вида вспоминаешь его колючки, которые ощущались даже через пижаму и пододеяльник, а в носу ощущается запах детства и бабушкиной дачи.

Странно. Никого рядом не было, но вот руку очень тянуло в области запястья, будто ее что-то крепко держит. Переводя взгляд на свою же постель, в глазах все зарябило от розового пледа со звездочками всех оттенков желтого, а поверх него, укрывающего мои ноги, лежала рука, что была туго пристёгнута к каркасу кровати. А причиной тому была немного выше, прямо в районе локтя введённая игла катетера, из которого тянулась прозрачная трубка капельницы.

Первая же попытка пошевелить пальцами руки увенчалась успехом, от чего даже нагнетающая своей остротой боль куда-то отступила, чего нельзя было сказать о синем следе от ремешка на коже. Флакончик наверху был уже практически пустой, но остатки так и продолжали поступать в мой отпекающий организм, что был наглухо подключён к аппарату ЭКГ.

И все же годы работы в отделении не прошли зря. За пару минут осмотревшись,сомнений не оставалось, что была я в одной из палат нейрохирургии, а это могло значить лишь то, что в ближайшее время встреча с Брагиным точно будет неизбежна.

Дверь шумно скрипнула, и с хлюпающей носом малышкой лет четырёх с растрёпанными бантиками на голове в палату вошёл рослый, широкоплечий мужчина, в хирургической шапочке со смешариками и белым халатом поверх приглядывающей из-под него формой сине-зеленого цвета. Не знаю от чего, но я резко закрыла глаза, делая вид, что так и продолжаю мирно спать, находиться в коме или без сознания, до сих пор сама не понимала «в чем» я была.

–Смотри, Шурик, твоя новая подружка спит,-такой знакомый голос не мог быть мною не угадан, даже в сиплом, добром шепоте, которым он обращался к девчушке.– А если ты будешь плакать сейчас, то разбудишь её, а просыпаться пока Марине не нужно,-шаги были тихими, но далеко не беззвучными, от чего можно было легко определить путь мужчины: от подошёл к соседней кровати, та, что была с одиноким зайцем, затем присел на неё и, кажется, что-то положил на тумбу. Маленькая девочка все ещё продолжала хлюпать и, видимо, носиком утыкалась в его халат, вызывая такое приятное уху шуршание ткани. Их кровать начала тихо поскрипывать, а в голове я уже представляла, как он сейчас держит на руках эту малютку, раскачиваясь из стороны в сторону и пытаясь успокоить. На лице стало тяжело сдерживать улыбку, но делать это было можно, да все бы ничего, если шея в этот же момент не начала бы предательски затекать, заставляя дёрнуться меня, а вместе с этим и девочку, что в тот момент смотрела на меня, оборвать всхлип и замолчать, но кажется ее слезы стали спускаться по щекам в разы громче, а она повернула головку на доктора, который уже давно стал ее другом, надежным защитником и тёплым мишкой, смотря красным виноватым взглядом на него.

–Пласти, я не хотела, ее будить,-и она прошептала это ещё тише, чем это делал Олег, но маленький голосок казался таким болезненным, таким измученными и таким… обделённым чем-то родным, что тут я уж точно не выдержала медленно раскрывая глаза и переводя взгляд на них.

Честно говоря, видеть такого большого Олега с такой маленькой девочкой на руках было одновременно трогательно и непривычно. Ее личико было ещё более печальным, чем ее голосок, а та широкая ладонь, поверх которой лежала ей малюсенькая ладошка, крепко удерживала девочку на коленях. И на Олега я старалась не смотреть. И так же сильно, как в последний вечер, старалась делать вид, что ничего не было странного между нами.

Язык быстрым движением смочил сухие губы,а такой больной взгляд я постаралась сделать как можно более добрым ,наблюдая за окутанными красной сеткой бирюзовыми глазами.

–Все в порядке, я не спала,-голос был хриплым и почти «никаким», будто я всю ночь в клубе горланила песни РукиВерх, но на самом деле малышку это совсем не испугало.

Она тихонько утёрла нос рукавом кофты, не спуская с меня глазок, чуть ерзая на его ногах, удобнее усаживаясь и, кажется, становясь менее скромной, несмело и осторожно приоткрыла припухшие губки,-Пливет, меня Шула зовут.

Лишь краем-самым крайним краем глаза, я смотрела на его лицо, и то, не смотрела. Лучше сказать, задевала, касалась шифоном электромагнитного поля его щетины, а в мозгах уже представляла, как она неприятно колет шею, когда мужской подбородок укладывается на моё плечо. Но сейчас центральным персонажем здесь была далеко ни эта колючая борода, ни его глаза, и даже ни он сам. Мои зрачки с пристальной нежностью исследовали хрупкое личико девочки, которое становилось для меня лишь милее с каждым новым изгибом, румянцем, ресницей и складкой.

Вот он, кажется, улыбнулся. Хотя, это не моё дело : его рот, что хочет, пусть то и делает.

Раньше телепатией он не очень отличался, но, видимо, без меня здесь настолько стало скучно, что начал практиковать. Будто читая мои мысли, он посадил девочку на кровать, после чего утёр с щёчек той остатки слез, посильнее зажимая локоток, внутри которого была разносящая свой алкогольный аромат ватка, и направился ко мне.

Титул самого непонимания и отсутствия логики сегодня был точно моим. Увы, как раз понимала я все очень хорошо, но глаз с малышки не отвела даже на сантиметр, в то время как та взрослым, понимающим взглядом смотрела на Брагина. Он подошёл прямо к кровати ,смотря на меня сверху вниз и, , наверное, ожидая моего ответного шага, но свою корону отдавать я не собиралась никому.

Что-ж, решила поиграть? Ну хорошо. Я присел на белый стул , стоящий прямиком перед её постелью. 1:1. Упираться таким милым взглядом в паховую область моего живота было для неё слишком глупо, что она и сама прекрасно понимала и только потому перевела взгляд немного выше, на моё такое неприятное, судя по не реакции, лицо.

Её взгляд в тот же момент стал чуть более холодным, но усилий к тому она приложила много. Ладно, переплюнула, 2:1.

–Выспалась?-ирония уже давно была неотъемлемой частью меня и часто помогала начать разговор. Не воспользоваться этим шансом сейчас – настоящий грех. Клятва Гиппократа обязывает, потому, так и не дождавшись ответа, мои ладони решительно стянули с туловища той одеяло, оставляя его на том самом стуле, где только что сидел я.

–На всю жизнь за эту весну отоспалась,– она что-то пробурчала себе под нос, а пальцы своими кончиками крепко сжали белую простынь. Ну… тот осуждающий взгляд, больничная рубашка и шрам, украшающий отныне всю её спину вдоль позвоночника – все это ментально её мыслями наталкивало меня на то, что маленькая Шура, которая, к сожалению или к счастью, занимала единственную кровать в этой палате до сегодняшнего утра, здесь отчасти лишняя. 3:1, признаю.

–Шура, пойди мой фонендоскоп у Нины попроси,-руки, что прежде осматривали налитые ноги девушки , оторвались от тех, без препятствий помогая мне расправить спину и смотреть ей в глаза абсолютно спокойно.

Малышка же осторожно слезла с кровати, добираясь до двери спиной к нам, а напоследок окинув мою кровать взглядом, удалилась.

–Говори, я слушаю,-губы изогнулись в меланхоличной улыбке, которая казалась больше истеричной, но её глаза больше не отходили от моих. Со счёта я сбился, и, видимо, здесь победу одержала она.

–Что говорить?-хриплости меньше не стало, но стало в ней больше тоски. Последовал глубокий вдох, что даже начал распирать ребра, позволяя ощутить внутри себя что-то постороннее.

Та ухмылка теперь сменилась лишь более истеричной усмешкой, а говорить с ней, такой близкой, вот так, сверху, было ещё более непривычно, чем зашивать рану ногой: -Что я испортил тебе жизнь. Не так?

Её рот был все таким же холодным, за собой утягивая в пучину ледников и закрывающиеся на мгновенье глаза, которые секундой позже вновь смотрели на меня, но и они помогали протолкнуть вниз тот ком, что перекрывал её горло.

–Знаешь… Вот сутки назад я бы тебе это точно сказала, но сегодня. Давай сразу и прямо : сколько шурупов в моем позвоночнике и какова вероятность того, что я смогу передвигать без этого четырёхколёсного пежо?

–Восемь шурупов, по 4 на два соседних позвонка. Через год снимем первую пару, а вторую дальше по делу посмотрим.Вероятность…Ну раз в 15 больше.С математикой плохо было, не помню, во сколько раз сто больше восьми,– она ещё мгновенье холодела, затем грубая и хмурая морщина разгладилась на ее лбу, и вот здесь уже победа была моей.-Шейман отговорен от вживления электродов в твой спинной мозг, позвоночник развалиться не должен-саморезы крепкие, чувствительность восстановлена, так что пара месяцев в спорт зале и на костылях смело сможешь бегать,-к концу я уже почти смеялся, а она расплылась в улыбке, пытаясь протянуть руки вперёд, чтобы обнять меня, но обе быстро остановились кожаными ремешками.

–Брагин, ты лучший. К черту бы тебя послала, но Павлова меня за увольнение такого ценного кадра потом сама уволит, если не уже,– он медленно наклонился вниз, подставляя ее губам щетинистую щеку, а не улыбку Чеширского кота, как хотелось бы. Она тихонько засмеялась, вытягивая чуть онемевшие губы в трубочку и касаясь ими моей щеки.

–Если уволит, я потом тебя к себе заберу. Там работодатель хороший, да и пациенты его в основном невротики,-смех уже было тяжело сдерживать но вместе с тем я начал освобождать её руки, а на запястьях остались красно-фиолетовые полосы, которые быстро стали давать о себе знать тянущими болями. Лицо само по себе начало ершиться, а Олег сел обратно на стул, продолжая смотреть на меня.

–Слышал, ты обратно с Неклюдовым сошлась? Привыкай, теперь будешь лучшей подружкой ремня,-кольнула эта шутка меня, наверное, даже сильнее чем её. Да, я был женат, да, все то время почти не звонил, но картины это не меняет: от слухов о их новых отношениях мне было неприятно и (как же это странно🤷🏾‍♀️) обидно. Да, большому сорокалетнему женатому лбу обидно, что его девочку кто-то присвоил к себе. Такая себе дружеская обида, когда не хочешь ни с кем делить свою хорошую подругу.Взгляд девушки не потускнел, но брови, сведёнными вместе, ясно дали понять, что ответа мне ждать не нужно.

–Давай посмотрю тебя, железный человек, или просто иголочками потыкаем, потом ты от счастья поплачешь? Только сразу договоримся, сознание, как в коридоре утром, терять не надо,– маленькая иголка быстро прошлась по всей ноге, отчего пальцы и ступни дернулись, а Марина, не отрываясь, смотрела на это, будто впервые в жизни.

Маленькая девочка же в это время лихо раскрыла дверь, запихивая за щёчку очередную печеньку в форме рыбки, вытащенную из кармана, быстро подбегая к Брагину и вручая ему «слушалку».

–Сейчас Оледа будет тебя слусалкой слусать, а ты слусайся,– девочка заняла своё место обратно на кровати, подтягивая к себе того самого зайчишку и, дождавшись, пока мы оба не будем на неё смотреть , расстегнула игрушку со спины, пересыпая туда несколько горсток печенья.

–Шура, если ты хочешь кушать, могла пойти с Ниной попить чай и там покушать печеньки. Они всегда у неё есть и брать их оттуда «про запас» не надо.

–я никого не блала,-её губки сложились в трубочку, а зайчик был крепко прижат к её груди. Я вновь посмотрела на эту малышку, ещё раз расплываясь от ее милашества, но уже куда-то вдаль. Она была похожа на какую-то маленькую Принцессу-Несмеяну, которая всегда угрюма, и изредка улыбается. Подобие ее хвостиков ещё сильнее завилось в крупные кучеряшки, а эти вмиг прекратившие жевание,растянутые сладким щеки были и сами в тысячи раз слаще сахара. Сладкая девочка с худенькими ножками и ручками. Такая себе Дюймовочка. Чтобы не смущать не, я вновь начала наблюдать за Олегом, а в стороне опять начал слышаться хруст.

На странность, за пару минут, пока Брагин пытался найти что-то новое в швах, это шуршание затихло, а на постели рядом также в обнимку с зайцем лежала та малышка.

–Шустрая она у тебя ,– шёпот совсем не получался и быстро превратился в сипение, которое , впрочем, лишь лучше передавала смысл слов, не нарушая той атмосферы.

–Да уж, шустрее неё, только её же глиома,-кончик шариковой ручки упёрся в один из белых листов больничной карты, начиная быстро рисовать на нем закорючки.

–Субтенториальная?– мой взгляд быстро перебрался с девочки на мужчину, а от такого диагноза по спине пробежал холодок.

–Угу-у,-он не отрывался от листа, бормоча это, но разговор на этом далеко не закончился.-Вообще, очень интересная девочка…

–И чем же?

–Её папа – один из тридцатки Форбс; мамы, как ты понимаешь нет, но до этого менялись очень часто, потому и свою первую не помнит – сейчас же нельзя в высшем обществе найти себе жену, чтобы она родила тебе ребёнка. Если вкратце, то через годик после рождения, очень тяжело пошла, и очень странно. Папе такая замороченная дочь оказалась не нужна – оно то и понятно, новых мам распугает. В итоге, три года живёт практически в детском доме , а потом её переселяют в другой под видом базы для фигурного катания. Пару месяцев назад попытались поставить на коньки, а к тому моменту опухоль развилась до того размера, что начала подлавливать на мозжечок сильнее. Вот итог – Отделение нейрохирургии, оперативное лечение противопоказанно из-за критических размеров.Метастазировать уже начала в другие отделы мозга, потому вот так может спокойно уснуть, спать двое суток.

Мои губы сами собой поджались, а образ этой кудрявой малышки в моей голове совсем не укладывался с таким диагнозом,-такая маленькая и такая… и виновата только в том, что родилась такой.

–Вот так,– над чертой была поставлена точка вместе с его выдохом, а карта закрылась,отправляясь на стол.-Ты же не против,чтобы вы вместе пожили здесь? Павлова меня уже несколько раз ловила на том, что с ней слишком много вожусь и не работаю, а оставлять ее одну у меня совесть не поворачивается. Она не буйная, не подумай, просто очень разговорчивая и искренняя. С медсестрой один раз попробовал оставить, так она не через пять минут в палату отправила под предлогом «работать мешает»…

Он даже не успел договорить, а я вновь посмотрела на эту девочку. Не ожидала смерть. Самая настоящая смерть в ближайшем будущем, суровая и беспощадная, обрывающая жизни всех без разбора и даже такой малютки.

–Иди работай, мы вдвоём справимся,– я кивнула, потихоньку поднимаясь на кровати повыше вместе с подушкой, что через пару секунд уже удачно поддерживала мою спину и позволяла быть в позе похожей на то, как нормальные люди сидят.

Олег с улыбкой кивнул, забирая с тумбочки карту, а после этого , тепло коснулся своими губами моей щеки, от чего теплота его «дружеского поцелуя» разлилась по всему лицу. Я несмело улыбнулась, вновь смотря на неё, а Олег быстро направился к двери, уже там на пару секунд останавливаясь,– К тебе вечером мама заехать хотела. Пусть заезжает?

Я закивала, вновь переводя глаза на Сашу после того, как дверь была закрыта. Она так и продолжала спать, но даже не сопела, как этого делают все дети. Помню, очень любила слушать спящего Максима. А ещё больше помню, что сопеть он начинал намного раньше, чем спать, потому засыпала первой всегда Мама со смены, а этом маленький шила начинал шастать по всей постели. К слову, даже представить то, что своего родного ребёнка я могла бы куда-то сдать, а тем более по своей воле, во имя мужиков и в детский дом… Себя бы туда быстрее сдала. Материнская нерастраченная любовь сразу дала о себе знать, а ещё и то, что с Максом мы не встречались с того самого дня, когда с нашего «места х» меня в полусмерти, с инфарктом и обморожением увезла скорая. Внутри стало паршиво, а в мыслях замелькали те отрывки дней, когда он со звонким смехом бежал ко мне в коридор, чтобы заобнимать от души, как однажды пытался сделать подарок на день рождения, проснувшись раньше и приготовив мне праздничный завтрак, практически спалил кухню; как в последние недели жизни он каждую ночь засыпал только со мной в обнимку, а как только слезы давали о себе знать, магическим образом просыпался, начиная своими детскими речами и ладошками меня успокаивать, совсем не понимая, что от этого слезы начинали литься только быстрее.

И сейчас, лёжа на соседей кровати с этой одинокой девочкой, прячущей печенье в зайце, я больше всего боялась прикипеть к ней душой, хотя и прекрасно понимала, что уже начинаю это делать. Пускай это солнышко почувствует себя любимой и нужной. Пусть запомнит эту жизнь такой, какой она, наверняка, видела её в книжках и мультиках. Пусть на мгновенье она станет счастливой.

Я быстро взяла в руки сдыхающий без зарядки телефон, успевая настрочить недлинную СМС-ку маме.

«Я знаю, что ты собиралась приехать ко мне. Порадуй свою маленькую девочку, привези мне пару детских книжек и чего-нибудь сладкого, домашнего и с сахарной пудрой

Твоя маленькая Мариша…»

========== Часть 9 ==========

На город быстро начала спускаться ночь, заполняя своей бесконечностью длинные проспекты,маленькие улочки, узкие коммуналки и прозрачные стекла магазинов. На ближайшие 10 часов она стала царицей этого мира, самой загадочной и необъяснимой из всех его правительниц. По коридору начали вспыхивать лампы, которые через застекленные двери, изнутри закрытые жалюзи, доносили своё квантовое тепло и до наших кроватей. Маленькая Саша все ещё спала, но то, как она это делала, хорошо потрепала мои нервы. Почти каждые пять минут и без того невесомое дыхание замирало, и вместе с этим останавливалось и моё сердце. Наверное, в этом мире ничего нет страшнее, чем с ужасом считать секунды мертвой тишины, которые тянутся бесконечно.

Примерно в семь, когда новенькая медсестра занесла нам в палату ужин и включила свет, за окном уже была кромешная тьма, разбавляемая только редким сиянием далеких звёзд. Мама заехала совсем не на долго, но прогуляться по отделению, пусть и на коляске, как раньше, и с неприятной болью мне удалось. В это же время на тумбочке рядом с моей постелью испускал невероятно сладкий и манящий аромат вишневый пирог, что ещё в обед был мукой, яйцами и вишневым вареньем. Это было моим любимым лакомством с самого раннего детства, но, как бы то не звучало странным, не ела я его уже года три так точно. К сладкому пристрастия не было, да и возраст в сопоставлении с растущими цифрами на весах не позволял лишний раз попробовать что-то «из детства». Другой же пакет, который лежал прямиком на синем одеяле со звёздочками, был просто забит разнообразными книжками, которые многое повидали на своём веку, как и маленький, застиранный-перестиранный, небесно голубого цвета и с разноцветными разнокалиберными заплатками мишка, что все детство не разлучался со мной. Сколько тайн и секретов маленькой и не очень Марины он знает и надежно хранит сосчитать было нельзя, но более обожаемой игрушки у меня не было никогда.

Спустя пол часа Мама отправилась по делам, напоследок оставив поцелуй алой помадой на моей щеке, как в детстве, которую потом тут же принялась стирать, но то, что условные рефлексы со временем пропадают – бред. Ни с чего, я негромко запищала, оставляя отпечаток губ под ладошкой, что надежно защищала его.Однако потупленный взгляд мамы и ещё пару секунд вернули меня из детства в настоящее , заставляя начать смеяться.

Прямо так, с красным следом на лице, я вернулась в палату, где меня уже ждал приятный сюрприз.

Маленькая шкода за то время, пока меня не было, успела проснуться и сейчас уже в обнимку со своим зайцем стояла возле тумбочки. Один кусочек пирога она настырно пыталась запихнуть за щеку, но помещаться туда такой большой кусок категорически отказывался. Ещё же один торчал из дырки в брюшине зайца, а вот его «шерсть» была напрочь измазана вареньем. Услышав за своей спиной звук открывающейся двери, Шура резко повернулась, переставая жевать, и прижала зайца липкими ладошками к своему животу.

Наблюдая эту картину, я находилась в лёгком шоке, но… Этот виноватый взгляд, эти щеки и запачканные в варенье и руки, и футболка, и даже чёлка, все это вызывало у меня огромную жалость к этой девочке. Она не роняла ни слова, кажется,уже готовая сгореть здесь со стыда, но этого сделать ей я бы не позволила. На своём автомобиле я добралась до девочки, молча беря со столика пачку влажных салфеток и начиная вытирать натянутые щеки. Маленькие глазки, кажется, стали ещё более грустными, вот-вот уже готовы были заплакать, а пальцы все крепче сжимали зайца, который начал «кровоточить» вишней. Замечая такое состояние малышки, я несмело улыбнулась, проводя кончиком указательного пальца по ее щеке.

–Не думай, что я сейчас буду кричать.Я тебя не собираюсь ни за что ругать. Это был твой пирог, но вот зайчика было им кормить совсем не обязательно. Смотри, какой он грязный теперь,– взгляд Шуры стал чуть менее испуганным и переместился на зайчика, а сама девочка переступила с одной ножки на другую, начиная пережевывать огромные куски теста в варенье, а когда место во рту хоть немного освободилось, виноватые глазки поднялись с пола на лицо Марины.

–Пласти. Он очень вкусно пах, и я была обязана его поплобовать…

–Тебе не за что извиняться, солнце,– улыбка на моем лице стала уже шире, а когда мои глаза в полной мере оценили ранение зайца, а шумно вздохнула.

–Твоего зайчика срочно нужно лечить, побежали.

Спустя уже пять минут мы стояли в ванной. Шум воды трескался о кафельную плитку, откликаясь неприятным звоном в наших ушах, а заяц уже был намылен нашими совместными усилиями с Шурочкой. Девочка наконец начала хоть немного улыбаться, переминая своего друга, а чтобы ещё сильнее поднять ей настроение, я зачерпнула немного пены в ладошку, всю её оставляя на кончике носа малютки.