Текст книги "Сахарная пудра была горька, как её счастливая жизнь (СИ)"

Автор книги: Delpinovskaya

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

========== Часть 1 ==========

«…люди встречаются, люди влюбляются, женятся..»

Красиво, не правда ли? Кажется, именно такой многие из нас представляют себе идеальную историю любви: случайная встреча, любовь с первого взгляда, красивые свидания, предложение руки и сердца при луне, пышная свадьба и жаркий медовый месяц, как старт счастливой супружеской жизни. Кому-то везёт, да настолько, что их жизнь действительно похожа на такую сказку. А если ещё и обрывается на «и умерли они в один день», так уж тем более…

Но кто-то… Кто-то встречает по жизни миллионы людей, каждый день новых, разных, со своими историями, опытом, характером и привычками. Только как из всех них можно выбрать одного единственного? Да и слово «выбрать» здесь совершенно неуместно, потому итогом часто становится то, что встречаем мы одних, влюбляемся в иных, а женимся и живём с другими, а самый идиотский парадокс в том, что все эти «одни, иные, другие» это один и тот же человек.

Будучи выпускницей медицинского института, юной девочкой с бесконечными амбициями и нерастраченным, благодаря бесконечной учебе, желанием любить и быть любимой, такое яркое чувство, как первая любовь, с головой накрыло, с одной стороны, неглупую Марину Владимировну Нарочинскую на её первой в жизни заграничной практике. И все было тогда, действительно, как в сказке, ведь по-иному быть в самом сердце мировой романтики, куда за яркими впечатлениями стремились все влюблённые, не могло. Средних лет француз, совсем не на много старшее, украл её сердце с того самого первого взгляда, а дальше были красивые букеты, прогулки по Елисейским полям, подарки, романтические ужины, и… Не поверите, спустя всего три недели, счастливый звонок из радужного, кипящего эмоциями Парижа в сырую и промозглую Москву чуть ли не плачущим голосом «я выхожу замуж, Мама». И, кажется, жизнь удалась, и все прекрасно, как белоснежное платье из струящегося фатина, что тысячами страз переливалось на ласковом солнышке, как роскошная фата до самого пола, как бой каблучков по брусчатке и первый танец, что предшествовал самой нежной, как тогда казалось, ночи в её жизни.

По окончанию же такой стажировки с её глаз будто упал железный занавес. И вся та красота ночного Парижа, по которому они некогда ранее вместе гуляли, стала жутким ужасом одиночества, и переливающийся блеск на безымянном пальце уже совсем не создавал сияния на её глазах, хотя, как раз таки, в виде огромных слез разочарования создавал. А все из-за этой ещё детской наивности, её романтизма, что в 28 походил больше на 14, из-за огромной доверчивости и влюбчивости.

Те три недели мнимого счастья совсем уж не стоили следующего года суматохи с разводом, сменой документов, трудностей отказа от ВНЖ и всяких других передряг, в которые она влипла. В них, к слову говоря, входила и ещё одна маааленькая проблема, если таковой можно было назвать огромный живот на 39 неделе беременности, после встречи с которым маму своей «малышки-крошки» приводили в чувства нашатырем. И надо же быть такой глупой, чтобы в ночь перед расторжением брака по-пьяне переспать с почти уже бывшим мужем , да ещё и с такими последствиями.

К счастью, или уже по собственной глухости того самого француза, при помощи одной бумаги она смогла вернуться на родину, пусть и с таким «сувениром», но в душе полностью уверенной, что с заграничными стажировками и романами раз и навсегда покончено. К слову говоря, спустя всего лишь три недели в квартире новоиспечённых пра-родителей появился маленький розовый комочек любви, а прежде 29-летняя крошка Марина, всего за пару дней стала настоящей Мариной Владимировной, но, даже если и не стала, то решительно была настроена ей стать. Ну и какой ещё сувенир, кроме сладкого и ароматного круассана можно было привести из Франции?

Круассан, по непонятным ни для кого причинам, всем и сразу приглянулся только под именем Максим, каковым и стал в ближайшем будущем.

Малыш же, несмотря на всё то отсутствие любви, ласки и родного плеча под рукой , что пережила его мама, рос так, словно его с самого первого дня окутывали пеленой ласк. Молодые бабушка и дедушка уже было хотели взять бразды воспитания первенца в свои руки, но все ещё неугомонная и амбициозная Мариночка, которая все-же осталась где-то глубоко внутри Марины одним махом препятствовала этому.

Правильно ли она это сделала? Возможно, и нет: зря отказалась от такой важной и нужной помощи, однако уже как два года девушка спокойно работает в отделении нейрохирургии НИИ им.Склифосовского, при том каждый вечер спеша по пробкам в родное гнездышко к маленькому французскому батону, за которым все это время присматривала бабушка. И, казалось, мальчику хватало того океана любви, что выливался на него, но уже будучи сильно повзрослевшей, Марина отлично понимала, что воспитать настоящего мужчину может только мужчина.

И знаете, в какой-то степени, была права. Как по щелчку пальцев буквально через неделю в их отделение перевёлся новый анестезиолог. Горячий мужчина, который просто не мог не заметить такую красотку.

Годы прошли и, возможно, взяли своё, но вот влюбчивость никуда не ушла… Не поверите, но все было четко по старому сценарию, вплоть до предложения руки и сердца. Сейчас только пространственно-временные рамки чуть раздвинулись.

Малышу должно было со дня на день стукнуть 4 годика, а каждое утро он с уверенностью называл просыпающегося рядом с его мамой мужчину – папой. Тот с широкой же улыбкой реагировал на это, действительно замещая этому мальчишке отца, но, видимо, счастью «любить и быть любимой» было сейчас совсем не время.

Уже как неделю он не появлялся на работе, не ночевал дома и не отвечал на телефонные звонки. Да ладно бы только это ее жизни не давало покоя. Тревожный звонок в один из рабочих дней и уже спустя неделю поставленный Максу диагноз «лимфобластный лейкоз» совсем стёрли с её глаз следы былого счастья. Малыш за два месяца сгорел прямо у неё на руках, в одно из зимних морозных утр оказавшись рядом с мамой в холодной от отключенного на кануне света постели, его пальчики и сами были не горячее льдинки и уже совсем не сжимали прежде охваченную горячую ладонь.

Казалось бы,что может быть хуже мертвого ребёнка, что ещё вчера обнимал тебя со словами «все будет холосо», чем пытался успокоить меня? Только ещё один точно такой же внутри.

И вот, спустя уже два года, вспоминать этот день мне, как тогда, тяжело. И кажется, начни жизнь с чистого листа, но как? Как начать все с начала, когда конец каждую ночь душит тебя слезами, да так, что воздуха не хватает в огромной одинокой квартире? От той наивности, детскости, романтичности…Уже не осталось и горстки пепла, как и той Марины больше не было. На работе, которая и стала её домом в последнее время, на улице, в автомобиле, да где угодно, она была Мариной Владимировной. Холодной и, как бы то странно не звучало, черствой, за исключением некоторых моментом, Мариной Владимировной.

А такими моментами была, да-да, её работа. То, что стало жизнью, даже не частью, а целой жизнью. Сотни успешных операций, здоровые пациенты и коллеги, многие из которых ей стали самыми близкими. Друзья, семья, общество – все это ей заменил персонал. Все, но не любовь, да и от этого скупого слова её давно тошнило. Никаких отношений, ни-ка-ких. И верна этому она была уже давно.

Однако большая часть мужской половины врачей пыталась хоть как-то подобраться к этой непробиваемой уже ничем девушке, причём, все до единого тормозились на уровне дружбы. Все, кроме одного. На их фоне, то ли из-за кольца на безымянном пальце, то ли за счёт своей ненавязчивости, он казался ей самым «положительным персонажем». Был им, не сказать, что молодой, но уж чересчур обаятельный и, что не маловажно, понимающий доктор Брагин.

За пол года его работы в Склифе о нем стали ходить легенды, как о невероятном хирурге, но среди мужской составляющей ещё и о том, что он сумел найти ключ от самой коварной двери, от неприступной крепости, имя которой Нарочинская.

Но мало кто знал, что все это – действительно легенды. Они стали всего-то отличными друзьями: друг для друга теми, кто может без угрызений совести напиться, с кем можно было в любое время дня и ночи поговорить о чем угодно, и думаю дальше бессмысленно объяснять.

За глаза и наедине он ласково называл свою подругу Мариночкой, а она, само того и не подозревала, как строгий Олег Михайлович превратится в такого тёплого и уютного Олежу, который всегда был готов скрасить скучное дежурство, разделить магарыч и стать жилеткой.

Сегодня город был, как назло, усыпан снегом. Ровно так, как в тот день. Все дороги стали намертво в нескончаемых пробках и даже работа метро пошла коту под хвост. Больше всего в жизни я ненавидела зиму, а тем более такую. По такой погоде для меня тронуться с места ,сидя за рулем автомобиля, было сравнимо с самоубийством, во многом благодаря той трусости, которая была единственным непониманием о прошлой жизни, и того я никому не показывала. Из окна наблюдать за этим было совсем печально, а от одной мысли о том, что сегодня уж точно не попаду к мужчине всей своей жизни, становилось лишь более тоскливо. Раннее утро, а трасса уже так забита.И куда они все спешат?.. Горячий кофе, казалось, привёл меня в сознание и дал хорошего пинка, от чего я отправилась работать. Приём завершился уже к обеду, когда за окном немного стало яснее, а пушистый снег лишь сильнее засыпал тротуары, по которым малыши в шерстяных шапках и с огромными рюкзаками за спинами спешили после школы домой, держа в крохотных ручках, облачённых в варежки, ладони мам, пап, бабушек и дедушек. На лице мимолетно скользнула улыбка от мысли, что сейчас среди этих малышей мог бы оказаться и Максимка, который этой осенью пошёл бы в первый класс, а сейчас, там, внизу, я бы шла рядом с ним, сжимая пальчики того тёплой ладошкой.

Взгляд постепенно начал тускнеть, устремляясь в небо, а когда зрачки были направлены прямиком на затянутый серыми облаками горизонт, я шумно выдохнула, поджимая некрашеные розоватой помадой губы.

–Прости, малыш, но сегодня погода совсем не хочет, чтобы я с тобой встретилась…-ласковый шепот был таким тихим, что ,кажется, и стоящий в паре сантиметров от неё человек не смог бы того расслышать. Грудь давило изнутри от стыда, а сердце начинало неприятно покалывать по той же причине. В руках появился пузырёк , что уже как пол года был у меня всегда под рукой из списка «жизненно необходимых», а две таблетки быстрым движением руки поместились под язык, спустя пару минут уже возвращая организм к нормальному ритму работы.

Последовала и я примеру своего тела: приемный кабинет опустел, а я неторопливо поплелась в ординаторскую, по пути, не теряя возможности заказать хоть какое-нибудь такси, чтобы сегодня мой малыш не остался один.

Когда же, спустя пол часа, чашку кофе и через силу съеденный бутерброд, Яндекс.Такси наконец ответило и на экране начало отсчитываться время ожидания, я слишком уж быстро начала собираться, уже через пятнадцать минут предупреждая медсестру на посту, что ненадолго отъеду по важным делам, а через пол часа же сидела в салоне авто, вновь повторяя водителю пункт назначения «Новодевичье». За окном так же, как и утром, сыпал снег, а температура все никак не поднималась выше отметки в «-12», однако изнутри меня уже грела мысль о том, что мой мальчик сегодня не будет один.

Уже через час по пробкам водитель получил указанную в чеке сумку, а я же тихо закрыла заднюю дверь машины, покрывая голову частью шарфа, что был обмотан вокруг моей шеи. Спустя пару шагов сердце вновь начало покалывать, но, к собственному ужасу, не обнаружив ни в кармане, ни в сумке, нигде того пузырька, я сама себя попыталась убедить в том, что эта боль совсем не страшная, при этом продолжая движение к пункту назначения.

Вскоре в поле моего зрения появился невысокий гранитный памятник с черно-белой фотографией улыбающегося во все зубки кучерявого малыша, а спустя минуту я и сама стояла прямо перед ним. Кончики пальцев дрожали неизвестно от чего, но при этом одну за одной уже утирали подкатывающие слезы. С каждым ударом сердце кололо все сильнее, а дышать уже было и вовсе трудно. Она все уже сама понимала: её жизнь идёт к логическому концу; ноги в один миг свело судорогой, от чего тело упало на колени прямо на край ледяного гранита, и все, что из последних сил могла произнести она, сорвалось с ее губ.

–Видишь, мой маленький, мама с тобой.Ты рядом, все хорошо…

========== Часть 2 ==========

На завьюженный снегом город начала медленно спускаться по истине прекрасная ночь. Сегодня, кажется, как никогда раньше, небо было усыпано звездами: жёлтыми, красными, оранжевыми и даже синими. Они быстро мерцали одна за одной, создавая невообразимые картинки, на которые можно было любоваться и любоваться, пока этот свет не затмится лишь яркими лучами восходящего солнца, приносящего в мир новый день, полный надежд, дел, возможностей и шансов. Подумать только, вся наша жизнь – это миллиарды попыток, столько же или ещё больше возможностей. Каждый наступающий день, час, да что там – секунда может изменить судьбу любого из нас.

Однако это все завтра, а сейчас время любоваться такой прекрасной ночью.

Времени заниматься этим у меня было не так уж и много: лишь те 15 минут в автомобиле по дороге из тёплой и уютной квартиры, где ещё не так давно меня окружали тёплый ужин, нежный аромат духов дамы моего сердца и поцелуй, что приятным теплом остался на щеке, к не менее любимой работе. Сегодня моё дежурство должно быть, как никогда, удачным, а все потому, что дневная смена была под контролем Мариночки. Это был тот самый человек, который, во что бы то не стало, довёл все до конца. И пусть закончится её смена, пусть ноги трясутся от голода и спать невероятно хочется, она всегда доделывает то, что начала, а мне частенько за такой упорный характер её жаль. А вот когда её смене наступал конец, а ночью дежурил я, мне всегда нравилось наблюдать за тем, как она становилась живой. Как в тайне от посторонних взглядов она наконец снимала с лица маску черствости, как тугой пучок из волос превращался в лоснящиеся кудри, как прежде уставшие от проведённого дня на каблуках ноги вытягиваются на книжном столике, начиная от каждого движения похрустывать.

В такие моменты я всегда улыбался, а если она это все делала с прикрытыми от усталости глазами, то незаметно подходил сзади, начиная мять уставшие плечи. Именно так наши «отношения», если так можно было назвать нас, доросли до настоящей пацанской дружбы. Она мало что от меня скрывала, но некоторые детали все же оставляла нераскрытыми, и в этом я её понимал. Несколько раз оказавшись рядом с Мариной Владимировной «глубоко под шофе», она несмело заводила разговор о своей жизни, и то, без особых подробностей. Все те речи я внимательно выслушивал, затем позволяя ей уснуть прямиком на моем плече и не важно где: в ординаторской, у неё дома, в моей квартире. На утро этого всего будто и не было, но если в тот момент так было нужно – я никогда не противился женской воле.

В общем, лишь одним фактом такого близкого общения без каких-либо там дурных идей мы безукоризненно подтверждали факт существования дружбы между мужчиной и женщиной.

В тот же прекрасный, с одной стороны, вечер все с самого начала шло не по-обычному.

В Отделение было давольно тихо, потому шансы застать Мариночку в ординаторской были равны твёрдой единице, но на странность в просторном помещении не пахло её любимым кофе так, будто она его пила недавно. Обычная одежда, никак не отличавшая меня от простого человека отправилась в тёмный ящик, сменяя джинсы на штаны цвета зеленки и такого же цвета широкая футболка пришла на смену шерстяному свитеру. Пять минут, и Олежка из соседнего подъезда уже превратился в Олега Михайловича, готового спасать жизни своих пациентов, хотя, в нейрохирургии мы редко занимались именно спасением. Подразумевая значение «хирургии», мы проводили не только операции ,а большую часть реабилитаций, но об этом немного позже.

На посту сегодня дежурила новенькая медсестра Лариса, с которой мы не так часто встречались до этого, потому повод поговорить был очень и очень веский – знакомство.

Неторопливо я покинул прежде тёплую ординаторскую, выходя в коридор и спустя уже несколько метров останавливаясь у стойки поста, отдающей матовым сиянием, столкнулся взглядом с серенькими глазами этой девочки, которая сидела за ней. Алые её губки быстро растянулись в улыбке, а она ловко спрыгнула со стула, поправляя туго посаженный колпак на своей голове.

–Добрый вечер, Олег Михайлович.

–Добрый-добрый,– не улыбаться, видя такую красотку перед собой, я совсем был не в состоянии, почти сразу же начиная это делать. Стоящая вокруг нас тишина с каждой секундой все сильнее нагнетала обстановку, и тут я вспомнил истинную причину нашего разговора,– Лариса, а Марина Владимировна Нарочинская тут мимо случайно недавно не пробегала?

–Нет, нет, Олег Михайлович. Её уже как… Как почти четыре часа нет,-её взгляд быстро переместился на часы, что висели позади меня в главном холе отделения напротив телевизора, который все ещё транслировал в этот мир передачи отшумевшего как месяц назад нового года.

–Странно.Как это Марина Владимировна и оставила своё родное отделение без врача?-легкая ухмылка скользнула на моем лице от предположения, что впервые за столь долгое время она слиняла с работы пораньше и , наверняка, не просто так. Видимо, кто-то тооочно сумел завладеть такой неприступной красоткой, а точнее её сердцем и разумом уж тем более, что она оставила все отделение на Ларису.

–Она сказала, что не на долго.У неё там какие-то важные дела. Может, сразу домой поехала, её смена то закончилась – чего ей тут делать?

–Тоже верно, но это не слишком похоже на Мариноч… Марину Владимировну.

–Олег Михайлович,-смех девушки звоном заполнил старший недалеко стеклянный шкаф с картами, а острый подбородок упёрся прямиком на кулак, крепко державшийся на стойке локтя,– А правда, что у вас с Мариной Владимировной… Дружба, тоооолько ДРУЖБА, и ниииичего кроме ДРУЖБЫ?

–Исключительно дружба,– тут уже я не смог удержаться, начиная смеяться, смотря на такую наивную девочку,-А вот не было бы у меня жены, может и не только ДРУУУЖБА, и не только с Мариной Владимировной была бы,-решая подшутить над деткой, я игриво той подмигнул, решая, что ничего более интересного уже не узнаю, и отправился обратно в ординаторскую, только доставая сообщение, чтобы настрочить девушке что-то вроде «Ай как не стыдно, Марина Владимировна», но мои планы резко изменил звонок Куликова из неотложки, тут же встретивший меня на дисплее мобильника.

–Давай без лишних вопросов дуй ко мне, и желательно кардиолога прихвати с собой.

–Куликов, а ты ничего не попутал? Или уже меня от Нинки не отличил в телефоне?

–Брагин, у меня в смотровой лежит, между прочим, твоё начальство с обморожением, и это самое безобидное в сравнении с подозрением на инфаркт и отсутствием двигательных рефлексов.

Шуточки быстро отпали в стороны, а я, насколько только мог, быстро примчался в приемное,отделение которого уже стояло на ушах, начиная разносить уже по всей больницы самые что ни на есть разные сплетни.

В смотровой же к моему приходу находился Куликов и компания из ещё нескольких врачей, что дружно стояли вокруг синюшного тела девушки с фиолетовыми губами и веками, в мокром от таявшего снега пальто и не более сухой одежде.

По их лицам совсем нельзя было сказать, что они куда-то торопились. Какая-то девушка неспешно подключила кардиограф, который тут же начал издавать тихий писк, проецируя ничтожно малые цифры, а от их спокойной реакции на происходящее я был, мягко говоря в шоке.

–Вы собрались тут постоять и посмотреть, как человек жизни лишается? – внутри потихоньку начинала закипать злость, а попытка пробраться ближе к телу девушки закончились одёргиванием меня Куликовым.

–Она три часа : лежала в снегу,на ледяном мраморе, в комплекте с приступом стенокардии. Спасать её нет никакого смысла, Олег. Она будет овощем, и наврятли за это тебе будет благодарна,– Куликов говорил абсолютно спокойно лишь изредка поглядывая на жизненные показатели, что постоянно падали, а под конец и вовсе сошли на нет.

Противный писк в тот момент разрезал слух всех присутствующих, а я, прекрасно понимая его смысл, вместо того, чтобы прямо тут придушить Куликова, быстро стянул с Марины всю одежду рывками, начиная реанимировать ту.

Так продолжалось две минуты, три, почти пять. Когда силы и всякая вера уже были исчерпаны,казалось все потеряно. Раз за разом вдавливая грудную клетку , затыкая ледяной нос в мелких ссадинах и кровоподтёках от холода, шансов становилось все меньше.Полагаться оставалось лишь на чудо, и , возможно, это было именно оно. Мои губы невнятно что-то бормотали, со лба стекал пот, а руки изрядно забились, когда в последний раз, изо всех сил я вдохнул полную грудь воздуха в её рот, а монитор вдруг перестал пищать, сменяя ноль хоть и малой, но более живой цифрой. По-звериному злой взгляд упал на Куликова, что спокойно стоял в стороне, а я рукавом промокнул лоб,-Я придушу тебя совсем немного позже, а сейчас, пока ты не до конца ещё возомнил себя богом, помоги побыстрее доехать до операционной.Уж слишком ваше величество много времени потратило на своё дебильное решение…

========== Часть 3 ==========

Свет в прозрачных окнах, которыми были утыканы все многоэтажки, начал медленно отключаться. Скоро уже было сложно найти бело-жёлтый квадрат, а в одном из зданий огромной клиники это было сделать намного легче. Сегодня ночью не спало все приемное отделение, а вместе с ним и мелкая периферия не могла уснуть, беспокоясь о одной единственной жизни. Никто даже не заметил, что за те долгие девять часов весь город оказался в сияющей белой шубе. Холодный снег окутал своей пеленой все: пустующие дороги, высокие прежде серые фонари, до этого разноцветные балконы, припаркованные на улице автомобили и даже двери некоторых домов; все было укрыто пуховым одеялом. Как только первые скупые лучи кое-как пробивающегося сквозь тяжелейшие темно-серые тучи начали будить заспанный город, на улицах замелькала техника, а прямо под окнами мужчины и женщины в ярко-оранжевых жилетах начали расчищать «пути для встречи с новым днём».

Наблюдая за всей этой умертвляющей красотой через такое же прозрачное окно тёплой палаты реанимации отделения нейрохирургии, я пытался прогнать одну упрямую мысль, что так настырно забиралась в глубины моего сознания. Уже даже не помнил, когда в последний раз стоял в операционной, полагаясь на самого себя в самую последнюю очередь. Первым же пунктом, в этом списке были удача и нечеловеческое везение. Сейчас, смотря на эти огромные снежные бугры, кажется настоящим чудом то, что эта девушка не ушла под снег также, как и все, находящееся в эту ночь на улице. Затем восемь часов, проведённые в операционной. На всем их протяжении я твёрдо пытался внушить себе, что все мы боремся за жизни: жизнь человека, которому уготовлен длинный путь, которая просто не имеет права так глупо оборваться прямо здесь и сейчас. На самом деле мы боролись за тлен; какой-то водяной пар, который нельзя поймать, остановить, задержать. Именно такой тогда была жизнь Марины.

Глаза уже начинали медленно смыкаться от усталости, то и дело «засыпая» все тело на ходу. Отрывая взгляд от времени на мониторе пищавшего кардиографа, я то и дело замечал, что моргание длится то две, то пять, а то и все семь минут. Заставлял меня разлепить веки только нудный писк, который иногда был чуть громче прежнего. С каждым часом таких «вскриков» становилось все больше, но их я уже не слушал. Прекрасно понимая, что продолжать сидеть напротив её постели и ждать второго пришествия нет никакого смысла, я посадил на своё место одну из медсестёр, а сам отправился закрывать свою смену и начинать смену Нарочинской, которая и должна была сменить меня в 8:00, уже как два часа назад. После обхода моей бодрости чуть прибавилось, а крепкий «тройной американо» заставил мой мозг думать, что всю ночь тот валялся в тёплой уютной постельке в объятьях любимой Настены.

Было совсем не удивительно, что к обеду в отделении появился и не очень довольный, с напущенным переживанием на лице Шейман. Слухи в больнице расходятся так быстро, что за ночь успевают человека дёрнуть из отпуска, делая весь его грядущий день «дерьмовым», ну а я… А я с его появлением решил отправиться домой. Состояние Марины за это время не сдвинулось с мертвой точки ни в одно сторону, что было в какой-то степени хорошо: организм начинает медленно возвращаться к жизни.С другой же стороны, и без того долгое время лишенные свежей крови клетки мозга хотели нечто большего от давления 90/50, и если бы не инфаркт, который впридачу ко всему этому букету пережила девушка,я бы ещё ночью начал повышать его, но тут что-то одно. Здоровой мысли в мой мозг уже не приходило, от того я отправился домой, перед этим выстояв почти час пробки, но в итоге к трём часам дня был без сил дрых в огромной постели с головой укутанный в одеяло.

Мало что могло оторвать меня от такого сладкого времяпровождения, но вот дребезжащий на тумбе телефон был первым в списке раздражителей, после приятных поцелуев рыжей бестии и её холодных после улицы рук. Взгляд стал в один момент более светлым и сосредоточенным, когда на экране мобильника высветилось «Шейман». В параллель с этим в нос начал биться приятный запах тушеного с овощами мяса, а горящий на кухне свет не оставил сомнений, что там меня ждёт приятный ужин и моя широкая футболка, кое-как прикрывающая аппетитные бедра невысокой дамочки. Мысли о теплом семейном вечере отошли на второй план, и я наконец двинул ползунок ответа в сторону.

–Да, Юр,– сонный голос был низким и хриплым, от чего следом послышался кашель, что быстро прекратился.

–Зрачок на свет реагирует, давление сейчас уже ближе к 110/60, но временами падает. Двигательных рефлексов так нет, и я склоняюсь к мысли, что их так и не появится. Пришли результаты МРТ, приедешь сам убедишься завтра.

–Все херово, да?-взгляд же упал на окно, которое уже было задёрнуто жалюзи, что значило давольно глубокий вечер.

–Знаешь, похуже. Буквально час назад её родители уехали.Представляешь, да, что здесь было?

–Да уж…Ладно, я через час, может, раньше, если получится, приеду. Ты все равно в отпуске, не виноват в косяках Куликова.

–Косяк тут только её был… Дура, знает же, что нельзя ей никуда без своих таблеток, так нет же.Хотя, можно её понять было. Жить не особо хочется в тридцатник одной, да вчера и повод был.

–Прекрати чушь нести, Михалыч. Какой к чертям повод,-закатывая глаза, я поднялся с постели, наощупь натянул джинсы и свитер, лишь затем выходя в коридор, который уже пропитался этим манящим ароматом домашней еды.

–Чем не повод годовщина сына?

В голове прокручивая события и пытаясь вспомнить вчерашний день календаря, а совсем и думать забыл, что вчера было ровно два года со дня смерти её сына. О таких подробностях она совсем не делилась, да и если бы однажды, как раз год назад, я не застал её хлюпающей носом в повернутом к окну кресле, то и не знал бы до сих пор. Я прекрасно понимал, что имеет в виду Шейман, но почему-то в моей голове совсем не укладывалась та мысль, что она могла по своей воле забыть таблетки, и даже потом не позвать на помощь и не вызвать скорую. Она слишком любила свою жизнь, свою работу, чтобы так поступить, но, правда, кто знает, в какую сторону вчера могли тронуться её нервы.

–Все, приеду поговорим,-вызов был прерван, а я за пару шагов подошёл к девушке, обнимая ту сзади чуть выше талии и в момент зарываясь носом в её волосы. Одна ладонь сейчас ощущала полное отсутствие белья под той самой футболкой, что была ей велика, а другая то и дело сдерживалась от того, чтобы задрать такую короткую «ночную».

Она тихонько засмеялась, своей горячей рукой укладывая мою ладонь на грудь, при том заставляя медленно её сжать, а такому развитию событий я был лишь рад.

–выспался?– прошептала рыжая девушка, наконец разворачиваясь ко мне лицом, а ничем не покрытые губы быстро слились с моими, будто больше не могли терпеть своего расставания в целые сутки.

–Выспался, и сегодня ты тоже выспишься,– её брови в тот же момент нахмурились, а губы и то перестали меня целовать, скривляя из себя непонимающую гримасу,-Марину вчера по скорой привезли, ночь напролёт в операционной. Павлова вызвала с медового месяца Шеймана, все утро надутый ходил. Нужно поехать её осмотреть, и ещё кое-какие результаты проверить. Если все будет в порядке, я постараюсь под утро приехать.

На её лице уже начинала читаться обида, которую та по-актёрски тщательно скрывала, под конец вовсе от меня отворачиваясь и помешивая содержимое сковороды,– конечно, езжай, раз ТЕБЕ нужно.

И переубедить уже надумавшую что-то себе Настю было сложно, потому я вновь крепко обнял ту, хоть и со спины, целуя пухленькую щечку и только потом покидая квартиру.

Дорога до работы сегодня была, как никогда, длинной. В десять часов трафика почти нет, а снег, ему плевать на трафик и мои планы, он идёт когда, сколько и где захочет. Дороги были занесены, а коммунальщики оправдывались тем, что утром все было чисто, и до сдающего утра должно было этой «чистоты» хватить. В общем, к полуночи я добрался в Склифосовский, после чего прямиком направился в палату реанимации, где и столкнулся взглядом с Шейманом, что стоял у окна.

–Что я и говорил,-тот лишь пожал плечами при виде меня, а я взглянул на постель, сразу замечая распахнутые на её лице глаза, из которых по обе стороны висков спускались мокрые, но уже почти сухие, дорожки. Я быстро подошёл к девушке, которая неподвижно лежала на постели, смотря прямо перед собой, а её зубы, как прежде утром, зажимали инкубационную трубку.

–Из реакций только зрение и слух,– из стороны вновь послышался голос врача, который подошёл к светящемуся монитору со снимками томографии на том, зажигая свет.

Я не обратил на того никакого внимания, быстро нависая над её головой и стирая мокрые дорожки с висков. Глаза были, даже на первый взгляд, холодны.Они будто застекленели ещё вчера, так и не оттаяв к сегодняшнему моменту.

Мои горячие ладони были уложены на её щеки, и лишь тогда взгляд переместился на меня, спустя пару секунд лишая нас контакта веками и ресницами, что тут же сомкнулись.

–Ты меня слышишь?-мой голос старался быть спокойным, а я сам сел рядом с тёплым пуховым одеялом на постели,-Моргни два раза, если слышишь.