Текст книги "Imago (СИ)"
Автор книги: Darr Vader
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)
========== Uno ==========
На кремово-бежевых простынях с рисунками цветущих магнолий и вишневых веточек темнели жирные пятна от ванильного масла. Оно влажно блестящими узкими ниточками стекало по деревянному изголовью кровати, лужицами расплавленного янтаря мерцало на полу и глянцево поблескивало на коже Арклайт. Филиппа лежала на боку, обхватив себя за плечи; кончики ее пурпурных волос слиплись и торчали словно шипы ежевики. На лопатке наливалась кровью ссадина – девушка умудрилась приложиться спиной об угол прикроватной тумбочки, а на стыке плеча и шеи бордовой опухолью с ярко-алой каймой вспухал засос. Во сне Арклайт вздрагивала; она часто страдала от кошмаров, иногда Призм просыпался от крика Сонтаг, от ее бессвязных, бесслезных рыданий. Ее мучило прошлое, полузабытое, истершееся и поблекшее, как старый рисунок: иногда просыпалось и скалило кровожадную клыкастую пасть из темноты. После Филиппа долго не могла уснуть, и Роберт не спал вместе с ней: обнимал, успокаивающе гладя ее волосы, смотрел вместе с ней эти глупые, крикливые ночные ток-шоу, воровал для Сонтаг с кухни шоколадное молоко и печенье – на утро Реган, не обнаружив свои сладости, бранилась, а Арклайт зловредно пофыркивала в кружку с кофе и поглаживала под столом колено Призма.
Но сейчас Филиппа спала спокойно на перепачканных маслом изломах одеяла, из которых торчала ее нога. У аристократично узкой ступни были длинные, чуть приплюснутые пальцы с темно-фиолетовым педикюром; они потешно поджались, когда мутант тыльной стороной руки нежно пощекотал пятку Арклайт. Она дернула ногой, пряча ее под одеяло, засопела и причмокнула губами во сне. Занятие любовью оставило девушку в изнеможении, она уснула практически мгновенно, успев только поцеловать Призма в висок, пачкая его темно-вишневой помадой, которая сейчас кривыми разводами обрамляла ее рот, припухший после поцелуев, крепких и сладких, как молодое вино. Роберт пьянел быстро, от поцелуев, от ее губ, ее рук, от всей Филиппы целиком. Арклайт давала ему, а Призм все брал и брал и никак не мог насытиться.
Заботливо окутав одеялом плечи девушки, мутант сел на край постели, спустил ноги на пол. Пушистый ворс ковра, белый и жесткий, напоминающий медвежью шкуру, колол ступни; отсветы ночника, красные от перекатывавшихся внутри узкой колбы гелиевых шариков, похожих на медуз, заставляли тело Призма ало вспыхивать и переливаться. Будто он истекал кровью, а кожа Филиппы горела, точно раскаленная медь: прикоснись – и обожжешься. От жара Роберт трескался, изломы наполнялись бледно-розовой сукровицей, которая застывала кристаллической коркой, но никогда не кровили, даже порезы, даже сколы. Призм все чувствовал: голод, боль, жажду; он был… почти обычным, почти нормальным, только целиком из стекла. Мутант не гордился своей способностью, но принял ее, смирился, научился так жить: все-таки некоторым повезло меньше, чем ему; но теперь… собственное тело казалось ему чем-то неправильным и уродливым. Призм не понимал, как он такой мог понравиться Арклайт. Были же ведь Джон, Янош, Сиро, не без “талантов”, но нормальные, из плоти и крови. Роберт все ждал подвоха, ждал, что Филиппа его оттолкнет, отпихнет, словно чумного; ждал и боялся, ждал и не верил, что у них все по-настоящему серьезно. Но Арклайт не уходила, Арклайт его не прогоняла, и любовь Призма густо смешалась с благодарностью за то, что Сонтаг приняла его таким. Его чувства к ней росли… как и желание стать нормальным: оно раздувалось и множилось, будило мутанта посреди ночи, подхватывало и толкало к Арклайт шквальной волной. Роберт не хотел ее терять и закостенел в своей уверенности, что рано или поздно, но девушка предпочтет ему, стекляшке, осколку породы, мужчину теплого и живого.
И судорожно сжатые кулаки мутанта ныли от желания вмазать по зеркалу, так безжалостно демонстрирующему его уродство.
Опираясь рукой на раму, Призм прижался лбом к безучастно-холодной поверхности стекла. Переживания не давали ему уснуть, волнение колючим комком встало поперек горла и тонким звоном забилось в уши, и в голову раскаленным тупым сверлом ввинчивалась мысль: будь у него обычное человеческое тело, как бы они… они бы все равно были вместе? Если бы Филиппа и не обратила внимание на “простого парня”, то Роберт уж точно не смог бы устоять, и не чурался бы прикосновений и ее общества, не избегал бы девушку. Они были бы самой обычной влюбленной парой…
Призм тяжело вздохнул, отпрянув от зеркала, и застыл, встретившись глазами с отражением Филиппы. Девушка не спала, лежала на спине, раскинув руки у головы, и наблюдала за мутантом, сонно щурясь. На щеке у нее отпечатались складки наволочки, одеяло сползло, и кончиком языка Арклайт трогала треснувший уголок рта, который Призм в порыве страсти случайно поранил нижним резцом. Спросонья она была томная, расслабленно-вялая и по-домашнему уютная и милая, и Роберта снова окатило страхом, словно из ушата. Он не мог позволить себе лишиться ее. Не мог.
– Чего не спишь? – пробормотала Сонтаг, зевая, и с наслаждением потянулась. – Думаешь, ночью оно тебе что новое покажет? – девушка подбородком указала на зеркало, бликовавшее ехидно, явно насмехаясь над мутантом. Призм пожал плечами.
– Мне не спится, – он не хотел делиться с Арклайт своими тревогами. Все-таки это его дело, его проблема, и Роберт сам должен с ней разобраться. Филиппа приподнялась на локте, подперев кулаком щеку, и хитро усмехнулась.
– Что, неужели не устал еще? Мало тебе было? – она отбросила одеяло и погладила себя по животу. – Если хочешь добавки, иди сюда…
– Всегда хочу, – честно ответил Призм, опускаясь на край кровати. Девушка на животе скользнула к нему и оплела руками за пояс.
– Ну и похотливый же вы товарищ, мистер, – хихикнула она, азартно сверкнув темно-фиалковым взглядом, и прижалась щекой к его бедру. Призм вернул ей улыбку, запуская пальцы в ее волосы, позволяя отливающим лиловым прядям стекать по его ладони. На близость Филиппы по телу прокатился жаркий отклик, но зыбкое красное марево, излучаемое ночником, густело кровавым туманом, в котором, будто наяву, парой огненных рубинов пронзительно сверкнули глаза мистера Синистера.
***
От первого осторожного надреза скальпелем сердце сжалось и быстро-быстро запульсировало, подскакивая на цинковом подносе. Узкий продольный разрез выбрызгивал красную, похожую на томатный сок, кровь на хирургический фартук Эссекса, на его руки, – ученого, убийцы, – которыми он удерживал жарко бьющийся комочек. Сердце колотилось отчаянно, словно живое, рыбкой норовило выскочить из ладони мистера Синистера. Он держал его на весу над столом, кровь текла между его пальцев, капала на поднос, и от звука бьющихся о металл капель по телу Призма прокатывалась звенящая дрожь. Тяжелый влажный кусок мяса в руке Эссекса мелко задрожал, когда ученый вновь потянулся к нему скальпелем, будто чувствуя опасность. Синистер быстро вогнал тонкое листовидное лезвие в упругую плоть; сердце коротко дернулось и тугой струйкой крови ударило ему в грудь. Темные потеки, змеясь, стекали по фартуку с груди на живот, огибали пальцы ученого и срывались сгустками, когда Натаниэль принялся раскрывать, разламывая, сердце, словно перезрелый персик, и от этого зрелища Призма замутило. Мутант неловко отвел глаза, уперевшись взглядом в шкаф, сплошь заставленный пробирками, склянками и колбами. Пронзительно-белый свет дробился в стекле, мутнея, словно бельмо; бряцали медицинские инструменты, мокро чавкала плоть, и сквозь хлюпающий треск и скрежет Роберт едва расслышал утомленный вздох Натаниэля.
– Весьма любопытная вещь – сердце. Ты не находишь, Роберт? – осведомился Эссекс, откладывая скальпель. Кровь на нем подсыхала, делаясь похожей на клубничный сироп, а с его рук капала тягуче и лениво, словно патока. – Узел из мышц и тканей, – мужчина запустил пальцы в сердце, еще слабо трепыхающееся, как бабочка, заживо пронзенная булавкой. – Кусок мяса, – Синистер подкинул его на подносе, и сердце тяжело шмякнулось, как говяжья вырезка, – однако тело умирает, если оно перестает функционировать, – Натаниэль покосился на тело, лежащее под простыней на цинковом столе. Рука с зеленоватой шелушащейся кожей свисала с его края, Призм видел хищно загнутые желтоватые ногти и синие вздувшиеся вены. – А человек может умереть, если оно разобьется.
Мужчина стянул медицинскую маску на шею. По темным губам пробежала тень, стекшая в уголки рта, где залегла едва заметной улыбкой.
– Заранее прошу простить меня за каламбур, но… тебе когда-нибудь разбивали сердце, Роберт?
– Нет, – отрывисто бросил мутант, стараясь не смотреть ни на Эссекса, ни на труп под простыней. Глаза Синистера впаивались в Призма, жгли, кажется, еще немного, и кристаллическое тело начнет лопаться, пойдет трещинами под взглядом ученого, стаскивающего сейчас с рук медицинские перчатки.
– Хорошо, – удовлетворенно кивнул Натаниэль, – хотя, знаешь, как говорят?.. “Лучше уж любить и потерять, чем вовсе никогда любви не знать”, – слегка нараспев произнес он, и от его снисходительной улыбки тело мутанта сковало трескучим холодом. – Ты согласен?
– Нет, – Призм дернул головой. На секунду ему показалось, что под бурой от крови простыней что-то шевельнулось.
– Понимаю. Из-за твоей способности могут возникнуть некоторые… трудности, – мистер Синистер швырнул использованные перчатки в урну, – и сложно будет найти того, кто будет готов мириться с ними, – камень во лбу Эссекса багряно вспыхнул. – Все-таки наша Филиппа удивительная девушка, верно?
Слова ученого были сокрушительнее, чем удар Блокбастера под дых; Призм покачнулся, хватаясь немеющими пальцами за спинку стула.
– Вы поэтому хотели меня видеть? – голос мутанта ломался от напряжения. Интерес Синистера, как правило, ничего хорошего не приносит, а пробудить его любопытство к своей персоне все равно, что дергать спящего Саблезуба за бакенбарды, и Роберту не понравилось, что Натаниэль завел речь об Арклайт, и как ученый улыбнулся: тонко, льстиво, по-змеиному ядовито, – и принялся раскачиваться из стороны в сторону, будто кобра перед факиром.
– Отчасти – да. Несмотря на то, что я испытываю искреннюю радость по поводу того, что мои подопечные ищут свое место в мире и то, за что будут бороться, я так же несколько обеспокоен и за тебя, и за Арклайт.
– Беспокоиться не о чем, – Призм сглотнул, и ком ледяных граней, обжигая холодом, ухнул в желудок. – Мы оба взрослые люди и сможем разобраться в наших отношениях сами.
– Я говорю не о ваших чувствах, а именно о физиологическом аспекте, – Синистер склонил голову на бок, продолжая смотреть как удав, не мигая, – и прямом взаимодействии ваших тел.
– С этим проблем не возникало, – отчеканил мутант, и его лоб перечеркнуло недовольно изломанным бликом, челюсть затвердела от подобного нахальства. Это не касается никого, в том числе и Эссекса, который смотрел на Призма невозмутимо, с легким проблеском интереса, как на диковинное насекомое, и мужчину передернуло под этим липким изучающим взглядом.
– Но ведь они могут возникнуть, верно? Не лучше ли тогда действовать на опережение, чтобы потом избежать их в будущем?
– Что вы имеете в виду?
– Я имею в виду, что мы можем помочь друг другу, Роберт, – мистер Синистер снял замызганный фартук и небрежно бросил его на стол, рядом с препарированным сердцем. – Структура твоего строения довольна необычна, и я был бы не против поработать с ней, с твоего согласия, разумеется. Операция обещает быть довольно… рискованной, но результат обещает тебе понравиться.
– Какой еще результат? – настороженно прищурился Призм, и лицо Эссекса треснуло поперек от широкой улыбки.
– Друг мой, ну, ты же и так все понял. Я хочу попытаться преобразовать твои ткани, перевести их из кристаллического состояния в… обычное? – широкие черные брови Натаниэля насмешливо приподнялись. – Поэксперементировать с твоей ДНК, что в итоге может привести к обретению тобой нормального тела. Такого, как у меня. Или у нее, – ученый указал рукой на труп, укрытый простыней, точно саваном. – Такого, как у Филиппы. Конечно, работы предстоит много, я не могу гарантировать поведение клеток и твоих способностей, но… мне кажется, что Арклайт заслуживает, чтобы отважиться на такой шаг. Ты согласен со мной, Роберт? Если да, то изволь: мне нужно провести несколько анализов, прежде чем преступить к расчетам.
========== Dos ==========
Айпод Арклайт, ярко-синий, как яйцо малиновки, проигрывал один из новых пошлых шлягеров про полицейского и пляски на полу, и девушка ходила по комнате, пританцовывая. В линялых джинсах и растянутой полупрозрачной футболке, через которую просвечивала узкая майка с блестящим рисунком, она выгружала из пакета коробочки с китайской едой. Филиппа любила азиатскую кухню, и Призма к ней приучила: больше всего ему нравился цыпленок “гунбао”¹ и сельдь на пару, а Сонтаг предпочитала окуня в кислом соусе и жасминовый рис. Мутант сидел на диване, скрестив ноги, наблюдая за Арклайт, беззвучно подпевающей айподу и покачивающей бедрами в ритме музыки. Самого его мягко клонило в сон; несмотря на голод, аппетита не было, хотелось пить, но при взгляде на бутылку содовой во рту будто масло прогоркло. Филиппа поглядывала на Призма встревоженно, с подозрением, но мужчина ловил ее взгляды со слабой, несколько изможденной улыбкой. Сдув со лба легкую челку, девушка грозно нависла над Робертом, скрестив руки на груди. Крупные серьги-кольца в ее ушах раскачивались от каждого поворота головы.
– Роб, ты как? В норме? – Арклайт взяла лицо мужчины в ладони и повернула его из стороны в сторону, придирчиво следя за игрой света в чеканных чертах. – Выглядишь как-то тускловато.
– Все хорошо, – Призм погладил смуглые пальцы Филиппы. У него слегка кружилась голова и заплетался язык, когда он поднял руку, чтобы обнять Сонтаг; широкий рукав его толстовки задрался, обнажая забинтованное запястье. От кисти к локтю тянулись канатами толстые бордово-черные вены, сеточка тонких кровеносных сосудов в кристаллической руке напоминала застывшие во льду кораллы, а трещинка на локтевой ямке подернулась мутно-розовой, похожей на кварцевую пластинку коркой. Арклайт порывисто схватила Призма за руку, рывком задирая рукав. Темные полоски вен ползли выше по руке, но бледнели у предплечья, а потом и вовсе пропадали, круглые ямки-трещинки с темно-лиловыми размытыми сгустками синяков были рассыпаны по всей руке, а кончик указательного пальца был аккуратно спилен и на нем запеклась красная кровавая короста. Несколько секунд Арклайт рассматривала конечность напряженно молчащего Призма. Он чувствовал, как холодеют ее пальцы, сжимающие его ладонь, и когда Сонтаг отбросила руку мутанта брезгливо и испуганно, словно ядовитую змею, мужчина спешно опустил рукав.
– Это еще что такое?! – начала Филиппа свистящим шепотом, но к концу фразы ее голос поднялся и окреп разъяренным криком. – Роб! – она дернула его за кисть, и Призм поморщился. Под плотной повязкой руку пекло, боль вскипела, поднимаясь водой в забытой на плите кастрюле. – Что это за хрень?
– Пустяки, – попытался отмахнуться Роберт, но Арклайт схватила его за плечи, встряхивая. Ее лицо посерело, и возмущенно дрожали побелевшие губы, а аметистовая искра в глазах вспыхнула целым пламенем.
– Пустяки? Пустяки?! – она рывком задрала рукав толстовки Призма. – Я, что, одна это вижу, а? Ро-об, – девушка, поджав ногу под себя, села на диван напротив мутанта, уперев кулаки в бедра. Гневный румянец пунцово горел на ее скулах, рот сжался в тонкую злую линию, а взгляд метал молнии из-под насупленных бровей. – Ты ничего не хочешь мне рассказать? Например, почему твоя рука выглядит так, словно сбежала из Сайлент Хилла?
Мужчина отвернулся, в досаде прикрыв глаза. Он не хотел, чтобы кто-то знал об операции, тем более – Арклайт. За Синистера Призм был спокоен, ученый редко делился своими планами с подчиненным, а свои исследования оберегал ревностно, словно курица-наседка – своих цыплят. Роберт надеялся, что сможет скрывать это до последнего, до самого дня операции: Эссекс обещал назвать точную дату в конце этой недели; но врать и изворачиваться у Призма банально не было сил, как и сопротивляться напору Филиппы.
– Я жду, мистер, – отчеканила девушка, нетерпеливо постукивая ногой по полу, – ответы типа “просто упал” и “об косяк ударился” не принимаются. Если только… Этот косяк не бледный, словно старушечья задница, и звать его не Натаниэль, сука, Эссекс?! Ро-об! – Филиппа по-бычьи склонила голову, свирепо раздувая ноздри. – Только не говори мне, что ты влез в его маньячно-ученые делишки!
Ее лицо полыхало ярче пожарного гидранта, вокруг стиснутых кулаков опасно щелкали бледные молнии, и воздух в комнате завибрировал, нагреваясь, однако Призма слегка морозило. Процедуры становились все более выматывающими, после каждого сеанса терапии Синистера мутант чувствовал себя все хуже, но ученый был весьма доволен результатами и уверял, что все идет как надо. Роберту хотелось в это верить. Не шибко нравилось служить подопытным кроликом Эссекса; да, Призм работал на Синистера, убивал для него, но довериться Натаниэлю – все равно, что сунуть руку в нору ядовитой змеи, а мутант залез туда едва ли не целиком, и давать задний ход было уже поздно. Яд уже в крови, и Призм физически ощущал, как стальные кольца, обвивая, сжимают его тело.
– Ты!.. Ты идиот! – выпалила Арклайт, топнув ногой, и мебель в комнате слегка подкинуло. Девушка схватила мутанта за воротник толстовки и дернула на себя, приподнимая над диваном, точно нашкодившего щенка. – Ты придурок, слышишь? Как… Зачем?.. Какого вообще хрена?!
– Филиппа, – прошелестел мутант. От яростных криков Сонтаг гудела голова. – Поверь, тебе не о чем волноваться…
– О, а я и не волнуюсь! Я совершенно не волнуюсь, я, мать вашу, спокойна! – Арклайт швырнула его об диван, который от удара глухо ухнул спинкой об стену, и разъяренной львицей заметалась по комнате, на ходу дергая себя за мочки ушей. Ее серьги золотистыми полумесяцами покинуто мерцали не полу. – Вот скажи мне честно: он тебя заставил, да? Заставил? Ты же не мог подписаться на это добровольно!
– Синистер… предложил мне то, что мне было нужно, – Филиппа замерла, вскинув голову. Призм смотрел на нее исподлобья, и свет падал так, что под глазами у него залегли лилово-синие блики, придававшие ему изможденный болезненный вид. Он весь осунулся подтаявшей сосулькой, однако его слова полнились убежденностью в собственной правоте. – То, ради чего можно вытерпеть… все это.
– Да неужели? – Сонтаг всплеснула руками, и ударная волна, родившаяся на кончиках ее пальцев, двинулась в сторону мутанта. Он не успел уклониться; тонко хрустнув, треснула переносица, и сквозь узкий продольный разлом просочилась буроватая капля. – И что же это такое? Железные яйца вместо стеклянных? Когти как у Росомахи и пламя из задницы как у Санфаера?
– Нет, – Роберт с достоинством вскинул подбородок. Слова Арклайт его задели, мужское самолюбие было не просто ранено – Филиппа растоптала его словно морлоковский хребет, а ведь все это было только для нее! Чтобы они могли, не таясь, пойти куда угодно: в парк, там, или в кино, и не ночью, и чтобы люди на них не оборачивались! Саднящая гордость вынудила мутанта подняться, несмотря на ноющие колени. – Это мое личное дело, Филиппа. Скоро ты все увидишь.
– А по-моему я уже видела достаточно.
– Послушай… – Призм шагнул к ней, но девушка шарахнулась его, словно прокаженного. Отступая, она ударилась бедром об угол стола, и зло прищуренные глаза туманно блеснули слезами.
– Ничего слушать не хочу! Если вы, сэр, готовы позволять творить с собой всякую неведомую херню, то вперед, шуруйте к Синистеру, вас никто не держит! Пусть он вам еще и клизму с кислотой сделает для остроты ощущений, вы, очевидно, большой их любитель…
– Умолкни, Арклайт! – прогрохотал Роберт, за два шага подлетая к резко замолчавшей Филиппе. Она отшатнулась, заслоняясь рукой, вся сжалась, ожидая удара, и Призма словно с размаху шибанули в грудь, однако ярость рвалась из него толчками, будто кровь из открытой раны. – Ты понятия не имеешь, о чем говоришь. Я сказал: это мое дело и только мое. Ясно?
– Кристально, – процедила Арклайт, пятясь и поводя плечами. Злость в ее голосе иссякла, теперь он сочился гадливым презрением, боевой огонек в глазах потух, а улыбка вышла кривой, будто приклеенной. Лицо девушки напоминало восковую маску. – И как мне только наглости хватило совать нос в твои дела. Прости меня, Роберт, – его имя в ее устах прозвучало резче пощечины, – больше такого не повторится. Никогда.
– Я не это имел в виду… – пробормотал Призм сконфуженно, простирая к ней руки, но Арклайт отшатнулась от него, попятилась, сжимая кулаки и глядя на мутанта раненой волчицей, со смесью боли, обиды и злости.
– Эссекса своего имей, – хрипло отрезала Филиппа, обходя мужчину и отталкивая его протянутые ладони. Роберт потянулся к ней, ухватил ее за запястье, и Сонтаг остервенело дернулась, и грани на его пальцах оцарапали тонкую персиковую кожу на внутренней стороне ее руки. Тонкие алые полосы напоминали следы от кошачьих когтей, а ведь он всего лишь взял Арклайт за руку. Иногда после секса Призм замечал пятна крови на простынях; Филиппа несколько дней могла морщиться при каждом шаге и шуршала упаковками от таблеток, закрывшись в ванной. Она говорила, что все хорошо, и Призм верил, потому что боялся признать, что даже одно неосторожное прикосновение может ранить Арклайт.
Филиппа раненым зверем забилась в угол спиной к мужчине, стояла, обхватив себя за плечи и уронив голову на грудь, и Роберт после нескольких минут гнетущей тишины нерешительно направился к двери. Каждый шаг словно обрывал один трос, на которых мутант балансировал над пропастью, обрывался. Он надеялся, что Арклайт его позовет, попросит не уходить, но Сонтаг молчала, даже не обернулась, когда дверь тихо, печально скрипнула, выпуская Призма в коридор, и кристаллические пальцы обозленно вцепились в ручку; взбунтовалась раненая гордость, раздражение поднималось змеей из травы. Это его тело, и ему решать, что с ним делать. Арклайт не понимает. Не может понимать.
В коридоре, стоило двери в комнату Сонтаг захлопнуться, Призм обессиленно прислонился к стене. Ссора с Филиппой отняла у него те немногие остатки сил, что оставались у него после процедуры, а еще нужно было дойти до своей комнаты, где в последнее время мутант почти не ночевал. Он привык засыпать рядом с Арклайт, прижимающейся к нему через одеяло, – иначе синяков можно набить об его ребра, – чувствуя ее тепло и дыхание на своей шее, и теперь одиночество пугало его сильнее экспериментов Синистера. Рядом с ней Призм чувствовал себя живым, нужным, а, уходя все дальше и дальше от комнаты Филиппы, вновь превращался в брошенный кусок стекла.
Но это не надолго. Арклайт простит его, несомненно простит, когда узнает, что все это было ради нее…
– Эй, Призм! – зычный мужской оклик гулким эхом прокатился по коридору, и квадратная ладонь Гарпуна хлопнула мутанта по плечу. – Что-то вы, ребята, сегодня расшумелись – стены трясутся. Повздорили что ли с Арклайт?
– Вроде того, – пробубнил Роберт, на что Гарпун добродушно усмехнулся.
– Ссоры, примирения – в том вся соль отношений, верно? Чтобы кровь кипела, чтобы ее хотелось одновременно убить… и поцеловать, – Ноатак смешливо фыркнул, подталкивая Призма локтем под ребра. – Не кисни, Арклайт хоть и вспыхивает легче пороха, зато отходит быстро. Подуется да перестанет. Только вы в следующий раз скандальте где-нибудь в другом месте, а то амуры у вас, а потолок на головы нам сыплется. Кстати!.. – мутант щелкнул пальцами, высекая малиновую искру. – Тебя же Эссекс искал. Весь из себя загадочный, как пьяная первокурсница на выпускном, просил прийти тебя как можно скорее. Слушай… – мужчина замедлил шаг, потирая затылок, – не хочу лезть в ваши с ним… хм, дела, но ты это, Призм, – Гарпун шмыгнул носом, и его брови треугольником сошлись над переносицей, – поосторожнее с ним. Хоть он нам и платит, но тварью ползучей, – его голос упал до еле слышного шепота, – он от этого быть не перестает, так что ты… Ну, в общем, ты понял. А то если он на тебя руки наложил, то и за остальных наших примется, и за Арклайт в том числе. Ты… подумай как-нибудь об этом, хорошо? – хлопнув еще раз мутанта по плечу, Гарпун прибавил скорости, обгоняя Роберта. В ушах набатом стучал пульс, саднила треснувшая переносица, глаза, удрученно посеревшие, сравнявшиеся цветом с грязным льдом, задумчиво смотрели вслед мутанту, а после угрюмо почернели. Никто не хочет лезть в дела других, однако все вклиниваются, советуют, поучают. Развернувшись на пятках, Призм, пошатываясь, направился в противоположную сторону.
Мистера Синистера нельзя заставлять ждать.
***
Антикварное радио с потрескавшимися лаковыми боками и с позеленевшей от времени медной окантовкой по всему корпусу пело мягким баритоном Бинга Кросби, которому мечтательно вторил саксофон и с высокомерной томностью подыгрывал рояль. Старые динамики звучали слегка приглушенно, золотой нитью мерцал узор, вьющийся по краям, и каркас поблескивал инкрустрацией из рыжевато-карих стеклышек. В свете бестеневой лампы они бликовали перламутрово-белым, такие же отсветы скользили по острию скальпеля в руках Эссекса, серебристо стекали по лезвиям ножниц и зажимов, искрами замирая на кончиках пятидюймовых трубчатых игл. Жидкость в пузатой колбе над зажженной газовой горелкой бурлила и пенилась, пузыри лезли из узкого горлышка, лопались и жирной пленкой подсыхали на мутных стенках колбы; огонь шипел, ловя редкие капли реагента, вскидывал гибкие синеватые языки. Кисловато-горький запах, густой и воглый, забивался в нос и в горло, вынуждая давиться и сглатывать, но при каждом глотке широкий ремень фиксатора будто туже сжимал шею Призма. Плотная перевязь давила на грудную клетку, металлическая обод на штифтах удерживала голову мутанта, и держатели плотно обвивали его конечности – ни пошевелиться, ни подвинуться. Роберт чувствовал себя рыбой на разделочной доске: еще живой, но обреченной. Призм скосил глаза, ища взглядом Эссекса; ученый стоял спиной к нему, споласкивая руки в белесом растворе, и негромко подпевал радио. Он тщательно вытирал ладони, втирал вещество в кожу, ловя пальцами вязковатые капли, не позволяя им намочить края медицинского халата. Лицо Синистера было спокойным, даже безмятежным, однако темный росчерк морщинки меж темных бровей выдавал его напряжение. Мутант сглотнул, кадыком уперевшись в фиксатор, нервно царапнул ногтями по столу, и Эссекс повернул голову на звук.
– Нервничаешь? – осведомился он участливо, бережно вытирая руки вафельным полотенцем. Пятна раствора расползались по ткани гнойной желтизной. – Право же, не стоит. Все твои анализы в пределах нормы, даже чуть выше, твое тело реагирует на перемены вполне положительно, так что я настроен вполне оптимистично. Не волнуйся, Роберт, – ученый со снисходительной улыбкой натягивал перчатки, – совсем скоро мы сделаем из тебя настоящего мальчика.
На губах Призма треснул нервный смешок, но через миг напряжение стянуло весь рот, склеило, точно смолой, когда Эссекс любовно пробежал пальцами, оглаживая, по игле. Внутри она была полой, тянулась катетером к капельнице, которую ученый подкатил поближе к мутанту. Флаконы с буровато-коричневым веществом негромко брякнули, подпрыгивая в штативах, и колкая дрожь прокатилась по телу от прикосновения смоченного в спирте ватного тампона ко внутренней стороне руки.
– Здесь текстура стала куда мягче, – одобрительно заметил Натаниэль, надавливая, и стекло под его пальцами слегка промялось, – можно рассмотреть кровеносные сосуды… Пожалуй, отсюда и начнем. Надеюсь, ты не против, что без анестезии, Роберт, – Синистер приставил острие иглы чуть пониже локтя Призма, – присутствие каких-либо иных веществ в организме крайне нежелательно. Реакция может привести к довольно неприятным последствиям.
– Я… понимаю, – выдавил мужчина, шумно, натужно выдыхая: воздух застревал в глотке, распирал стянутую ремнями грудь. Он отчаянно жмурился в ожидании боли, и кристаллические веки грозили рассыпаться, раскрошиться. В жилах бурлил адреналин, звал вырываться, бежать, бежать куда подальше, но мутант лежал, затылком вжимаясь в операционный стол. Осталось ведь совсем немного, последний рывок до заветной цели. Мысли его, словно мотыльки у огня, роились вокруг Арклайт, Призм пытался вспомнить ее улыбку: мелкие черточки морщинок в уголках глаз, полные темные губы, плутовато изогнутые, будто бы Сонтаг улыбалась шутке, известной только ей; но вместо этого мутант видел ее встревоженное лицо, злой узкий прищур и влажный блеск слез за ресницами. После той ссоры они больше не виделись, Филиппа покинула базу тем же вечером, и ее уход ранил Призма. Тогда, когда мутант нуждался в ней больше всего, Арклайт предпочла уйти. Неужели она действительно решила уйти от него… Совсем? Почему? Из-за пары грубых слов, брошенных неосторожно, в запале? Он не хотел… Он… Роберт хотел, чтобы она была счастлива. Хотел быть счастливым, быть… Нормальным? Но Сонтаг он понравился и таким, однако желание иметь человеческое тело, доселе тихо тлевшее, разгорелось с одного ее взгляда, прикосновения, поцелуя. Эта операция была нужна ему, а не ей.
Призм вздрогнул, ощутив легкий укол.
– Ты готов, Роберт? – Эссекс примерялся небольшим молоточком по игле. – Не солгу – будет больно, но я уверен, что ты выдержишь. Думай о хорошем – о Филиппе, о той жизни, которая у вас будет. А может, и нет. Никогда не знаешь, что на уме у женщины, – ученый замахнулся, – будет очень обидно, если после операции Арклайт решит, что ты ей больше не нужен.
Страх и злость ожгли ударами кнута, но они лопнули, пропали в огненной вспышке, когда удар молоточка вогнал иглу в руку Призма. Острие едва вошло в тело мутанта, однако боль ошпарила до белого марева перед глазами; на несколько секунд он перестал чувствовать руку. Эссекс ударил снова, вонзая глубже, и рука отозвалась тихим влажным хрустом, как будто лопнула спелая слива, но из узких трещин брызнул не сок, а мутно-красная кровь. Ученый спешно повернул зажим на капельнице, и вещество тягуче потекло по трубке вниз. Оно не прошло и половины катетера, а Синистер готовил уже вторую иглу.
– Кричи, если хочешь, Роберт, – великодушно разрешил Натаниэль, – кроме меня тебя никто не услышит. Мне ты, право же, не помешаешь.
От второго укола в запястье палящая волна прокатилась по всему телу; его подкинуло на столе, но фиксаторы держали справно. Третий удар пришелся в плечо, и его эхо ледяным гвоздем прошило шею; стон змеей скользнул вверх, поднимаясь к горлу, и Призм сжал зубы, сглатывая его и раздувая на выдохе ноздри, но зашелся булькающим хрипом, когда прохладное лезвие иглы вошло в его горло, прямо в яремную впадину. Синистер протолкнул его легко, почти без усилий; на языке разлился горький привкус спирта и желчи. Мутант хапнул ртом воздуха и засипел, не в силах сделать и вздоха, дернул головой, и Эссекс потуже затянул штифты, удерживающие его лоб.
