Текст книги "Машины морали, Машины любви (СИ)"
Автор книги: DanteInanis
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)
– Спасибо, Майкл, – поблагодарил Джимми, – но это не поможет.
– Почему не поможет? – удивился Майкл.
Джимми бросил мыть посуду и уселся недалеко от Майкла, сложив ладони на коленях.
– Я хочу сказать, если ты хочешь уйти от меня… – Джимми запнулся. – Нет. Если ты хочешь перестать приходить ко мне, – и посмотрел Майклу в глаза, – или если ты хочешь не чувствовать себя виноватым из-за меня, —Джимми подумал ещё и добавил: – Или если ты не хочешь, чтобы я мучался по этому поводу, то операция совершенно не нужна.
Казалось, Майкл понимал каждое слово в отдельности, но вместе не понимал ни одного.
– За десять лет у меня было много времени подумать, как я буду жить, когда потеряю зрение, – объяснял Джим. – Это привело к тому, что я как будто начал жить без зрения уже сейчас, хотя глаза ещё видят. С тобой у меня что-то похожее. Я был полностью уверен, что наши отношения закончились ещё тогда, через месяц от момента знакомства. Но с другой стороны мы уже два года практически живём в гостевом браке.
Майкл внимательно слушал и не перебивал.
– Каждый раз, когда ты приходишь, я заставляю себя думать, что это последний раз, чтобы уменьшить надежду на продолжение. Наверное, ты думаешь то же самое, но немного по-своему. Получается, как и с глазами. Хотя они всё ещё видят – я живу так, как будто уже ослеп.
В предложении подставилась точка. Майкл постарался не затягивать с ответом.
– Джимми, – сказал он и выдохнул, – Джим, – а после сделал ещё один глубокий вдох. – Видишь ли. Нет, – Майкл отбросил какую-то несказанную фразу и начал заново: – Я не испытываю любви вообще. Не только к тебе, Джим, а вообще. Возможно, это какая-то мутация, как с твоим зрением. Поэтому мы не в равных условиях. Вот что очень важно – мы не в равных условиях. – Майкл повторил эти слова несколько раз.
Джим приоткрыл рот от удивления, что делало его немного нелепым и одновременно симпатичным. Майкл невольно улыбнулся:
– Это необычная особенность, – пояснил он.
– Нет, – Джим остановил Майкла, – я не про это, я про другое. Ты хочешь сказать, что всё из-за «неравных условий»?
– Конечно, – ответил Майкл, – это было бы несправедливо.
– Только всё с точностью до наоборот! – сказал Джим. – Мы как раз в самых равных условиях!
Майкл не смог ответить, потому что Джим лишил его равновесия, наклонив прямо над полом, чтобы смотреть ему глаза сверху вниз. Мысли в голове Майкла сдуло ветром страсти, и на следующие пару часов они забыли совершенно обо всём.
*
Под утро Джимми закричал во сне так сильно, что Майкл чуть не упал с кровати. Майкл, как не самый далёкий человек от механизмов работы мозга, был очень внимательным к снам, поэтому за завтраком он попросил Джимми рассказать сон. Джимми покраснел от стыда.
– Это очень личное, – ответил он, – и мне стыдно. Но если для тебя это важно…
Майкл внутренне улыбнулся на слове «личное», словно во снах Джимми могло оставаться что-то личное после того, что они вытворяли в постели. А что, если у Джимми есть тайные сексуальные желания, которые он скрывает? Тем более!
– Конечно, для меня это очень важно.
Джимми опустил голову.
– Хорошо, я расскажу, – произнёс он тихим голосом.
Джимми приснился сон, где они вместе с Майклом гуляли по ослепительно зелёным горам, на краю которых разливалось голубое море. Они вышли к живописному обрыву, чтобы посмотреть закат. Вдруг сильный порыв ветра сбил Майкла с ног, и он оказался висящим на одной руке прямиком над скалистым берегом. Джимми никак не мог помочь Майклу. «Уходи», – сказал Майкл Джимми во сне. Джимми стал перед самым обрывом и закрыл глаза. «Уходи», – сказал Майкл второй раз. Джимми попытался сделать шаг вперёд, но не смог. Майкл отпустил руку и полетел вниз. Джимми неистово закричал и проснулся.
Майкл внимательно выслушал рассказ и озадаченно постучал пальцами по столу:
– Ты так сильно испугался из-за того, что я умер?
Джимми помотал головой.
– А почему ты тогда закричал? – ещё раз спросил Майкл.
– Потому что у меня не хватило духу прыгнуть.
Майкл удивлённо поднял брови:
– Но тогда бы ты умер.
– Об этом я не думал.
– А о чём ты думал? – с ноткой раздражения произнёс Майкл.
– Чтобы упасть вместе.
– Какой же в этом смысл?! – взвыл рациональный ум Майкла.
– Если мы упадём вместе – тебе будет не так страшно, да и мне тоже, – Джимми взял Майкла за руку. – Единственный способ быть полезным, понимаешь?
Майкл кивнул, но так и не понял, а после принялся одеваться.
– Ты сегодня не придёшь? – остановил его Джим.
Майкл почувствовал, будто его поймали, и почти что сказал «Нет», потом в воображении произнёс «Да», потом помолчал, и еле-еле по капле выдавил из себя:
– Не знаю.
Джим ушёл на кухню и больше не доставал глупыми вопросами, на этот раз первым произнести: «До встречи» пришлось Майклу, который чувствовал себя не в своей тарелке. Джимми ответил:
«До» и замолк.
*
Майклу понадобилось несколько дней, чтобы обдумать решение, которое созрело в голове. «Если я не могу влюбиться, – думал он, – это ещё не значит, что я не могу любить». Майкл вспомнил размышления о чувстве порядка, которым выражалась привязанность Джима. «Может быть вся разница между нами состоит в том, что у меня не получается заменить пуфик на Джима? – Майкл пнул пуфик ногой как бы говоря: – Плохой пуфик, плохой».
Чтобы реализовать задуманное, Майклу требовалось наступить на чувство собственного достоинства и заглушить совесть. Он не знал, хватит ли у него духу. Но куда было деваться? А с другой стороны как же всё это было противно, ужасно, жутко!
Майкл постарался как можно меньше задумываться о последствиях и поехал к Джимми. Был пасмурный субботний день. Джимми радостно встретил его в тапочках, несколько заспанный, не проснувшийся до конца. Значит, вчера он поздно пришёл с работы, и видимо это была вторая его работа. Майкл закрыл лицо ладонью, чтобы скрыть злость к самому себе.
– Что-то случилось? – спросил Джимми.
В этом месте Майкл собирался сказать ему: «Не хотел ли бы ты пожить у меня» или: «А давай ты будешь жить у меня» или: «Я властелин Майкл, приказываю тебе, Джимми, пожить у меня» или даже так: «Я великий и ужасный Майкл, лишённый всякой совести и чувства собственного достоинства, желаю тобой воспользоваться с целью решить свои личные проблемы, пользуясь твоей неограниченной добротой, потому что на самом деле мне настолько страшно, что плевать я хотел на твои личные интересы».
Майкл не отнимал ладонь от лица.
– Нет, ничего. А ты хорошо выглядишь, – и эта фраза была верхом таланта Майкла уходить от темы. А если бы не интонация, то она прозвучала бы как откровенное заигрывание.
Джимми, который ощущал себя помятым изнутри, вспомнил, как должны выглядеть на нём старые спортивные штаны, миллион раз стиранная белая футболка, больше походившая на серую, и ответил:
– Спасибо.
Они уселись на помятую узкую кровать. Джимми положил голову на плечо Майкла, закрыл глаза и обнял его словно пуфик. Майкл воспользовался этими минутами спокойствия, чтобы унять свои эмоции и собраться для нужных слов. Но слова не поддавались. Казалось, сказать их проще простого, ведь он знает, что Джимми всегда согласится на всё. И это больше всего вызывало чувство неконтролируемой агрессии.
Майкл прислушался к ровному дыханию Джимми и решил, что тот уснул. Делать нечего, спешить некуда, и, хотя работа придворным пуфиком не вызывала большого энтузиазма, Майкл попытался выбросить все мысли из головы, закрыл глаза и притворился спящим. Он почувствовал, как Джимми медленно ковыряется в пуговицах его рубашки. Минус одна пуговица – минут одна плохая мысль. Минус вторая пуговица – минус ещё одна плохая мысль. Вот-вот минус третья пуговица, наконец, минус третья пуговица – и минус ещё одна плохая мысль. К пятой пуговице в голове у Майкла мыслей совсем не осталось.
Несмотря на бытовую зажатость, робость и скромность, Джимми отлично владел искусством расстёгивать пуговицы и молнии. В этой роли он совершенно изменялся, превращаясь из «человека послушания» в «творца своей судьбы». Джимми алкал из пиалы страсти так же рьяно, как человек, который старался напиться перед долгой дорогой в дюнах. Возможно, это объяснялось тем, что Майкл слишком редко дарил ему минуты близости, а больше у Джимми никого не было.
Тем не мене нельзя было не заметить разительных отличий. Между уверенностью движений, пониманием собственных желаний в сексе и преступной неуверенностью в жизни.
Когда мысли начали снова возвращаться домой, и Майкл ощутил первые нотки негативных эмоций, он не стал дожидаться, пока они отберут власть над волей, и сказал:
– Джимми, поживёшь у меня?
По глазам Майкл прочитал, что его не расслышали, а если расслышали, то не поняли, однако теперь давать задний ход было поздно. И отлично!
– Я хочу сказать, не хотел бы ты захотеть у меня пожить? Если бы ты, конечно, захотел.
Майкл чувствовал, как каждое слово будто бы впивалось ему в язык, но терпел.
Пока Джимми молчал, по спине Майкла то и дело танцевали мурашки.
– Не против, – наконец парень произнёс эти два слова и как ни в чём не бывало спросил: – А что-то случилось?
Майкл покачал головой.
– Нет, всё хорошо, – произнёс Майкл, провожая мурашек.
*
И в самом деле всё стало лучше! Джимми поселился ближе к работе, получил официальное право владения пуговицами, молниями и всем, что за ними скрывалось. Майкл, наконец, мог на время отодвинуть мысли о полноценности и заняться своим проектом, а перед этим решить ещё один важный вопрос, который его волновал.
– Алло! Добрый вечер, Антонио! Как поживаешь? – зазвучал голос Майкла.
– Хола, амиго! Отлично поживаю, а ты? – ответил голос с другого конца.
– А я…
– Не может быть?! – прервал Антонио. – Дай угадаю, высокий красавчик и блондин?
– Почти, низкого роста, шатен.
Прозвучала всеразоблачающая пауза, а после расстроенное восклицание:
– Джимми что ли? Ми чико!
– Да.
Антонио значился в списке контактов как QV, где Q – означала Queer, а V было от слова «value» оно же «valioso» оно же «valuable», оно же «ценный», и говорило о том, что Антонио являлся не только хорошим любовником, но и человеком, к которому можно обратиться за помощью. Именно это и сделал Майкл.
*
Антонио играл на нескольких полях, потому что неуёмной энергии в нём бурлило в два раза больше. Его первое увлечение – нейрохирургия – позволяло копаться в мозгах других, его второе увлечение – реабилитация – позволяло «восстанавливать тело» после того, как мозги уже накрылись, и наконец – гребля! Гребля делала всё сразу: вставляла мозги, восстанавливала тело и убивала время! Главное, не перепутать с формулой Чарльза: убить мозги, вставить в тело и на*й время!
Поэтому Майкл выбрал единственно верный способ – отдать Джимми на греблю. На самом деле это была не просто гребля, это была гребля человека, который занимался мозгами и реабилитацией. Или если говорить простым языком: никакой гребли не было. Зато – солнце, вода, река, игры и хорошая компания. Именно хорошая компания по мнению Майкла и требовалась Джимми, а Джимми как-никак требовался хорошей компании.
Он тихой сапой зарабатывал себе на внимание и репутацию. Но очень быстро участники «гребли» осознали, что Джимми им никак не загрести, а Джимми понял, что его счастье плавает в другом болоте.
Как-то Антонио завёл его в палату с двумя девочками на четвёртой стадии лейкемии. Потом ему пришлось водить его снова и снова, снова и снова, а потом не только к девочкам, и не только к детям. Джимми нашёл место, где он стал по-настоящему популярен. И, чёрт побери, насколько это место оказалось недалеко от кладбища. Тем не менее эффект на лицо. Джимми избавился от кошмаров!
Антонио настолько был восхищён Джимми, что позвонил Майклу и сказал: «Амиго! Я редко тебе советую, и так же редко вижу людей, в которых нет страха или отвращения к смертельным болезням. Подними свою задницу и устрой мальчика в медицинский! С ума сойти, какой парень! Он просто должен стать реабилитологом».
*
Чарльз составил программу для аэронавера – новенькой игрушки, которую он мог себе позволить. Солнце улыбалось с поверхности новых гладких органических экранов. Майкл с удивлением смотрел на новую машину, которая скорее походила на бабушкин пирожок, чем на самолёт. С тех пор как Ал вернулся в Канаду, больше никто не мог подловить Чарльза на сквернословии, может быть поэтому сегодня он был одет во всё белое: белые укороченные джинсы, белая пайта, белая кепи и конечно же белые кроссовки на высокой подошве с автоматической застёжкой. Белоснежный вид Чарльза дополняли забавные чёрные очки, похожие на знак бесконечности.
Майкл пригласил Джимми, чем выбил ироническую искру из глаз Чарльза. Старая компания сорвиголов почти в сборе. Не хватает лишь Паоло, который в этот самый момент ждёт гостей на даче.
– Что-то нас не очень много для пикника, – сказал Майкл.
– Это будет семейный пикник.
Майкл подумал, что Паоло наконец познакомился с девушкой и позвал друзей. Однако он не мог объяснить, почему не приглашены другие сотрудники отдела.
Аэронавер включил двигатели и мягко поднялся в воздух, слегка покачиваясь из стороны в сторону.
– Их всего сто во всём мире, – похвастался Чарльз.
– А он не упадёт? – спросил Майкл.
– Если упадёт, CommuniCat получит несколько миллионов, – улыбнулся Чарльз и, заложив руки за голову, сказал: – Играть «мяу». В салоне аэронавера зазвучал мягкий Chill.
– Вот в этом я ни на миг не сомневался! – ответил сквозь музыку Майкл. Чарльз поправил модные очки и кивнул в знак согласия.
Аэронавер поднялся над домами и рванул вперёд. Он легко покинул пределы Кёльна, а за пятнадцать минут уже летел вдоль Рейна, преследуя ветер, гуляющий над скошенными лугами.
– Вы встречались с Алом перед отъездом? – спросил Чарльз, как только между треками повисла пауза.
– Нет, – ответил Майкл.
– А я думал, между вами всё серьёзно, – сострил Чарльз, совершенно не переживая о том, что его слова попадут в уши Джимми, который рассматривал убегающие дороги. Майкл не подал виду.
– Джим, а, Джим, ты ещё не устал гоняться за Майклом? —Чарльз попытался обратить на себя внимание. Джимми оторвался от окна, чтобы обдумать ответ. Он хотел сказать, чтобы Чарльз перестал ревновать, но подумал, что это будет грубо.
– Как и ты, – коротко ответил Джимми.
– Я? – притворно рассмеялся Чарльз. – Парень, мне ничего не нужно.
Майкл решил прервать этот неприятный разговор:
– Он не устал гоняться, он просто позволил себя поймать.
Последнее время ему не о чем было поговорить с Чарльзом, словно вместе с обсценной лексикой Чарльз потерял яркие краски, превратившись в обычного денди-мальчика, который любит дорогие игрушки, духи и алкоголь.
Всего за десять минут аэронавер преодолел требуемое расстояние и приземлился на зелёной лужайке перед дорогой, недалеко от маленького ресторанчика, напоминавшего своим оформлением пароход с гребным колесом. Друзья преодолели пару сотен метров и очутились в частном секторе из аккуратных ухоженных домиков, высаженных словно цветы на столь же аккуратных и ухоженных улицах. Нужный им дом выделялся гигантской ивой, которая раскинула зелёные руки как бы зазывая гостей.
Гости прошли вдоль забора из разноцветного камня до ворот и попали во двор. Красные настурции с любопытством выглядывали из окон, в саду под ногами шептались львиные зевы, бегонии величаво осматривали пришедших, а фуксии со свойственной им простодушностью протягивали язычки тычинок навстречу восторженным взглядам.
С левого края двора возвышался высоченный дуб, под кроной которого расположились знакомые лица, среди них нашлись Паоло и Рейчел. Паоло поздоровался с Чарльзом, пожал руку Джимми и отвёл Майкла в кухню на пару слов.
– Майкл, видишь вот того парня у дерева, – сказал он, показывая пальцем на подростка с молочно-медным оттенком кожи, стоявшего во дворе. – Это Микеле Чандр. Тот самый ребёнок. Я взялся быть институциональным родителем, и мы выбрали друг друга.
Майкл с искренним удивлением смотрел на Паоло.
– Но как же, он же музыкант…
– Нет, – перебил Паоло, – ему больше нравится математика. И я бы хотел, чтобы всё это осталось между нами. Вся эта ситуация…
– Понимаю, – ответил Майкл.
Если бы Паоло сказал Майклу, что по ночам надевает женские платья и танцует в кабаре, Майкл и тогда бы не удивился так, как сейчас. Они никогда не говорили с ним про детей и теперь Майклу показалось, что он пропустил что-то важное.
– И да, – добавил Паоло, – он очень хочет познакомиться с тобой и твоим проектом. Я вас представлю.
*
Для Микеле знакомство с Майклом станет одним из самых важных вех в жизни. Ещё вечером он напишет на страницах дневника: «В субботу мы встретились с коллегой папы (или они друзья?). Мы с ним почти как тёзки. Он кажется ребёнком. С ним классно. Жаль, у меня нет таких друзей». В тот день ему уже исполнилось тринадцать лет. Он перешагнул важную черту взросления. Новые ощущения, новое восприятие мира. Первые мысли о том, что детство вот-вот пройдёт. Чувство ответственности за весь мир. Именно такие ощущения испытывал Микеле, когда произносил слова:
– Нужно обязательно закрыть этот сервис, чтобы люди перестали знакомиться со своими идеальными копиями.
Майкл внимательно выслушал и произнес:
– То есть, ты считаешь, что алгоритм Мемры нарушает некое природное совершенство?
– Да, – кивнул подросток.
– Но ведь он построен так, чтобы люди находили идеальных партнёров.
– Верно.
– Не понимаю, —удивился – Майкл.
– Мемра находит идеальную пару с точки зрения самой пары. Но как насчёт социума? Насколько два идеальных партнёра буду идеальными для других людей?
Майклу понадобилось время, чтобы переварить эту фразу:
– А какое дело другим до моих отношений?
– Потому что мы люди. Мы есть, пока есть такие же как мы.
– Мы есть пока есть такие же как мы? – повторил Майкл сам для себя. – Откуда ты это взял?
– Ниоткуда. Сам придумал. – сказал Микеле и после паузы добавил, – Я могу задать глубоко личный вопрос?
– Валяй.
– Человек, с которым ты прибыл, он для тебя – идеальная пара?
– Джим? – уточнил Майкл. – Конечно, нет.
Микеле ожидал совсем другого ответа, он посмотрел на Майкла как порой смотрит исследователь на новое неизведанное ему явление:
– Это как?!
– Вот так.
– Ты что, его не любишь?
– Нет.
Микеле чуть не подпрыгнул от неожиданности, как если бы в личной тайной лаборатории открыли новый вид кишечной палочки с признаками интеллекта.
– Расскажи мне об этом! – закричал Микеле, схватив Майкла за руку.
Майкл ощутил себя в новом качестве, до сих пор ему неизвестном. Оказалось, что его ничем не примечательная жизнь может вызывать восхищение и неподдельный интерес. Ему казалось, что уж чья, чья, а жизнь Чандра была больше наполнена самыми разными событиями. Странное рождение, нелепые контракты, ненависть сверстников, отвращение взрослых. Человек ещё не успел родиться, а его уже ненавидели почти все и непонятно за что.
Майкл посмотрел на перевозбуждённого мальчика и спросил прямо:
– Что тебя так восхищает?
Чандр забавно улыбнулся большими пухлыми губами:
– То, что очень многое непонятно в людях.
– Тебя это радует?
– Ну да, мне же не нужен телескоп, микроскоп, космические корабли, всё, что мне интересно, есть прямо здесь!
Майкл бездумно поводил веткой по песку.
– Не нужен ни микроскоп, ни телескоп, – повторил он вслух. – Люди порой так далеки друг от друга, что ни телескоп, ни космический корабль, ни квартира, ни дети, ни влюблённость, ни любовь не способны сблизить их по-настоящему.
*
Если бы во всемирную сеть уплыло заседание суда земель Северного Рейна-Вестфалия, то Лулу могла претендовать стать самым настоящим мемом. Молодой человек, источник текущих её проблем, как раз давал обвинительные показания.
– Скажите, как давно вы знакомы с Лулу Ланг?
– Пол. Полгода, – ответил молодой человек.
– Вы являетесь менеджером отдела закупок?
– Да, – парень неуклюжим движением постарался поправить галстук, на котором виднелось пятно от вишнёвого штруделя. И всё бы ничего, да галстук был голубым, а пятно походило на чёрный квадрат Казимира Малевича. Это создавало цветовой диссонанс. Лулу смотрела на галстук и пыталась сдержать улыбку.
– А Лулу Ланг – сотрудник вашего отдела?
– Точно, – мужчина закрыл пальцем пятно.
– Расскажите, каким образом над вами было совершено сексуальное насилие.
Молодой человек, который был на голову или две ниже Лулу и раза в два тоньше, поёжился в кресле.
– Ну она постоянно говорила о моём… – молодой человек посмотрел в сторону, – я хочу сказать, – и в другую сторону, – как это.
– Вы про пенис?
– Про что?!! – возмущённо напуганным голосом спросил пострадавший.
– Пенис.
Выпучивая глаза словно надувной змей молодой человек произнёс:
– Член, – он сглотнул и с хрипом продолжил: – У меня член, ваша честь.
Судья с лёгким недоумением посмотрела на пострадавшего.
– Допустим, член, – констатировала судья, которая потеряла нить допроса. – И что случилось с вашим членом?
Пострадавший тоже потерял нить допроса и ответил:
– Он есть!
Лулу закрыла рот рукой.
Судья посмотрела на экран, чтобы вернуть заседание в рабочую колею.
– Значит, подсудимая Лулу Ланг говорила о вашем пе… члене?
– Да.
– И что именно она говорила?
Молодой человек напряг память:
– Она сказала, чтобы я его оторвал.
Судья снова посмотрела на пострадавшего удивлёнными глазами, которые задавали немой вопрос.
– И как вы отреагировали на слова Лулу Ланг? – спросила судья.
– Конечно, отрывать я ничего не стал, – объяснил пострадавший.
– А после?
– И после тоже отрывать не стал! – с негодованием ответил молодой человек.
Судья спокойно переформулировала вопрос:
– Суд имеет ввиду, как вы отнеслись к Лулу Ланг. Как вы отреагировали на её слова.
Молодой человек убрал палец с пятна и ответил:
– Я её игнорировал.
– Что произошло после?
– Всё повторилось, – ответил пострадавший.
– Расскажите, пожалуйста, подробнее.
– Она пришла на работу, я пришёл на работу. Она указала пальцем на мой, мой член и сказала: «Удали это».
– Как вы ответили на её реплику?
– Я возмутился! Сильно возмутился! Я сказал, что ЭТО не её дело!
Молодой человек, имя которого растворится в истории быстрее, чем сойдёт пятно с голубого галстука, допустил две непростительные ошибки. Первая ошибка состояла в том, что он был склонен набирать в свой штат только женщин, пользуясь связями матери, которая, между прочим, подарила ему великолепный голубой галстук с крохотными золотистыми звёздами, одна из которых безвозвратно погасла за пятном вишнёвого штруделя. Эта, несомненно, дурная традиция рано или поздно должна была дать губительные плоды. Вторая ошибка господина, или, как говорили в тех краях, «хера» молодого менеджера, состояла в способе привлечения женского пола.
Свою задачу управления отделом закупок менеджер видел следующим образом. Дано: высота офисного стола – восемьдесят сантиметров. Максимальная высота сотрудниц один метр и шестьдесят пять сантиметров, что на шесть сантиметров меньше «хера»-пострадавшего-менеджера. Задача: требуется рассчитать линию взгляда сотрудниц отдела при условии, что они сидят за рабочими столами, а господин менеджер ходит по офису. Все расчёты сводились к тому, что как ни крути, а взгляды женщин будут устремлены в область ширинки. А раз так, то молодой человек решил, что использование небольшой бутафории с целью визуального расширения органа мужской гордости будет способствовать эстетическому наслаждению отдела.
Летом случилось непредвиденное: мать молодого человека на семь дней попала в больницу. Этого времени хватило, чтобы в отдел пробрался чужой. И хотя инструкции матери был в целом истолкованы правильно, в том смысле, что чужой оказалась особа женского пола, остальные характеристики навевали ужас на фауну отдела. Лулу Ланг была крепкой девушкой с косой саженью в плечах в два метра ростом, поэтому молодой менеджер посадил её за самый дальний столик.
Однако это не спасло ситуацию. Лулу быстро поняла скрытый смысл дневных обходов менеджера по местам и очень скоро указала ему прекратить «вилять хвостом» на рабочем месте.
– Кто-то может подтвердить ваши слова? – спросила судья у Лулу.
– Хех, одно дело – может, другое – хочет, – ответила Лулу, – Почему бы вам не посмотреть самому? – без стеснения предложила она судье.
Судья переглянулась с приставом.
– Разве это не нарушение закона? – не сдержался молодой человек, на чём дело было закрыто, а Лулу получила свою законную компенсацию за ложное обвинение в харассменте.
*
Лулу Ланг – в прошлом успешная спортсменка по академической гребле, много обещавшая миру и внезапно исчезнувшая с радаров популярности. Женщина, красоту которой подчёркивал короткий блонд и красивый торс с крепкой аккуратной грудью, и высокий рост которой не был препоной на сексуальной охоте. Её любимчиками были стайеры, бегуны на длинные дистанции, служившие аэробному богу выносливости, а не богу мышечной массы. Пока Лулу находилась в поле спортивных поездок и соревнований, от ухажёров не было отбоя. Впрочем, она нисколько не стеснялась активной роли на войне свиданий.
Лулу обладала отличной волей к победе, и другими полезными качествами спортсменки, но вот макиавеллевского искусства интриг ей не хватало. Она резко реагировала на ложь, близко принимала несправедливость к сердцу, что сослужило ей плохую услугу в спорте.
Как только Лулу покинула большой спорт и поселилась в Дюссельдорфе, она столкнулась с социальной изоляцией. Теперь все её знакомые существовали где-то, онлайн, не рядом, и для человека, который всю свою жизнь привык к непосредственному контакту, новый ритм жизни казался чужим. Знакомиться онлайн Лулу не желала, те мужчины, которых она встречала в барах, ей не подходили. Она вообще не понимала, как можно найти кого-то среди железобетонных джунглей. Это был первый раз в жизни, когда Лулу задумалась о длительных отношениях, так о способе не тратить уйму времени на поиски мужчин. Она только теперь поняла, в каком прекрасном мире жила прежде, где секс был чем-то вроде общения, а ритуал выбора почти отсутствовал. Люди встречались, расходились, общались, радовались. Тем временем последняя неудача на работе и суд заставили Лулу покинуть Дюссельдорф и перекочевать в Кёльн к бабушке. Кроме экономии денег Лулу не получила от этого переезда ровным счётом ничего.
Лулу слышала про сервисы онлайн знакомств, но стеснялась пользоваться, пока одиночество окончательно не толкнуло её на первый шаг. Она обречённо взяла телефон, вошла в «One day, one love», как пелось в какой-то песне, и к своему удивлению в тот же день встретила симпатичного стайера. Жан как и она в прошлом – спортсмен, наделённый искромётным юмором, лёгким налётом наглости, – понравился ей сразу. Он отвёз её в Амор Мунди, чтобы после горячего секса познакомить с остальными участники особой группы.
Они называли себя «идеальным кругом». Группа как цисгендерных так и нет мужчин, женщин, которых связывали рекомендации сервиса «One day, one love». Каждый из группы находил себе идеальную пару. Когда же влюблённость угасала, а дружеские связи оставались, бывшие партнёры находили новую любовь, тем самым расширяя круг.
Жан придумал «идеальный круг» сам. Лулу очень понравилась идея, так как она напоминала ей мир спортивного прошлого. Почти все участники группы были симпатичны друг другу. Их объединяла не только сексуальная энергия, но и новые неожиданно тёплые дружеские отношения внутри. Для Лулу такой была семья, для Жана такой была его первая семья. Он рассказывал ей, как долго мечтал заполучить настоящую семью, как ужасен новый закон про институциональные семьи, где родителей не будет вообще, а за ребёнком станут следить несколько человек. Лулу не понимала истоки отвращения Жана, но Жан ей нравился, и она переняла его эмоции как свои.
Тем временем Европейский Союз утвердил экспериментальный этап для институциональных семей. Частью программы должны были стать дети из детских домов старше двенадцати лет. Свежую волну негодования привлекло уже знакомое имя Микеле Чандра, который, лишившись приёмных родителей в результате скандала, пребывал в платном интернате для одарённых детей Флориды.
Ситуация Микеле была безрадостной. Условия завещания не предполагали никаких средств, инструкций, поэтому потеряв своих приёмных родителей, Микеле оставался совершенно один, а главное, лишённый всяких денег, что делало невозможным его дальнейшее пребывание в интернате. Найти же новых родителей оказалось задачей невозможной. Если Микеле не ненавидели, его уж точно не любили, и никакая семья не пожелала бы стать центром внимания прессы.
Закон про институциональные семьи решал многие проблемы. Он давал возможность Микеле выбрать себе родителей, которые бы с точки зрения современного общества имели с одной стороны статус воспитателей, а с другой стороны – близких людей. Родителей не выбирают? Как бы не так.
Может быть, здесь таился скрытый дракон ненависти? В том, что Микеле мог выбрать себе родителей? Лулу не знала, не понимала. Всё, что она делала – пропускала через себя чувства Жана, впитывая в себя часть его «Я». Это единство дарило ей наслаждение и неповторимое чувство осмысленности бытия.
*
Прошло ярких три года. К Амор Мунди снова подкралась зима, раскрыв плащ из хмурых облаков, которые иногда сбрасывали вниз редкие снежинки. Серебристый кейс уже поднимался в лифте вместе с человеческой фигурой, укутанной в пальто. Когда кабина остановилась на последнем этаже, чёрные ботинки застучали по стеклянным квадратам, из которых исходило зыбкое сиреневое свечение. У гигантского панорамного окна стояла другая фигура в тёмной водолазке, которая смотрела на закопченный город. Она уже услышала мягкий стук шагов, но не спешила поворачивать голову навстречу.
– Я здесь, – мягким эхом раздался голос фигуры в пальто.
Вторая фигура молча повернулась лицом.
– Хочу поздравить тебя со вступлением в должность директора компании, – сказала фигура в пальто.
Вторая фигура поблагодарила, а фигура в пальто раскрыла серебристый кейс, чтобы достать сегменты КРАНа, и начала собирать прибор.
– Что я увижу?
– Ты увидишь и почувствуешь.
– Это безопасно?
– Не более, чем твоя жизнь.
Одна фигура помогла другой надеть КРАН.
– Сейчас инициализируется связь с главным сервером. КРАН связан с GPS и компасом, поэтому положение твоих глаз ему известно. Ты увидишь точки – это люди. Цветовые ауры вокруг них – идеи, носителями которых они являются. КРАН синхронизирует твои эмоции с тем, что ты видишь, таким образом, что ты сможешь понимать, какие идеи наблюдаешь на всех уровнях сознания.
– И это круче секса?
– Посмотришь.
Когда главный сервер закончил процесс связывания КРАНа, тёплая волна прошлась по телу, мышцы сжались и перед глазами Чарльза возникли тысячи маленьких огней, словно огни ночного городе. Огни двигались или дрожали, окружённые радужным свечением. Каждый цвет отдавался в голове неповторимой эмоцией от радости до гнева. Вместе они складывались в хор, проявляя интуитивное знание о том, что за идея перед тобой.
