Текст книги "Машины морали, Машины любви (СИ)"
Автор книги: DanteInanis
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)
– Сегодня этот засранец снова с нами! – добавила Дона, глядя косым взглядом на Микеле. Микеле понял, что означали её слова, он знал, кто являлся его биологическим отцом: Биджой Чандр, это он придумал заморозить яйцеклетку, это он составил особый контракт, это он был повинен в том, что Микеле лишился семьи и дома, и в том, что его ненавидел весь мир. И тем не менее, Микеле почему-то не чувствовал ненависти к биологическому отцу. Он просто его не понимал.
Дона взялась двумя руками за клавиши, и зазвучал бас. Мистер «Кик-И» пристроился сбоку, всё так же плохо прижимая четвёртый палец. Дона почти пустилась в пляс, горячим Везувием она выбрасывала звуки словно лаву в людей, а они подхватывали движения.
– Эй, народ! Вы хотите знать, почему мы называем это буги-вуги? – громко сказала Дона в микрофон. – Я объясню. Видите, левой рукой я играю буги, – и она убрала правую руку за спину. – Вот так! Вот такое буги!
Зал одобрительно загудел вместе с темой баса.
– А правой рукой я играю вуги, – она убрала левую руку за спину, – вот таааак!!! Вот такое вуги!
Пальцы правой руки словно ужи на сковородке запрыгали по четвёртой октаве. Микеле улыбнулся, захваченный электрическим задором. Ему тоже захотелось смешать коктейль из секунд, квинт и терций. Дона подняла левой рукой край синтезатора, чтобы правой было удобней скакать по клавишам.
– А теперь вместе! Вместе – это буги-вуги, – закричала она и добавила басов. Музыка лилась словно из рога изобилия, завёрнутая в бесконечную репризу.
– Теперь ты понял, парень? – крикнула Дона маленькому Микеле. – Понял?! Она не заканчивается! Никогда! Ты можешь играть снова и снова! Вот так! Вот так! И ещёёёёёё!!!
Дона повернулась вокруг себя, поблёскивая яркими звуками. Мистер Дженкинс уже дёргал туловищем и улыбался по сторонам, кажется, он забыл, зачем пришёл сюда.
– Потому что буги не заканчивается! – кричала Дона. – Пока можешь играть – вуги не заканчивается!
Она повторила эти слова словно мантру несколько раз, рассыпая волшебные осколки настроения вокруг, и Микеле повторил вместе с ней: «Пока можешь играть – буги-вуги не заканчивается».
*
«Пока можешь играть – буги-вуги не заканчивается», – вспомнил Колин по прозвищу «Кик-И». Хотя он лишь пять дней назад объявился в этой дыре, с Донной они были знакомы более пять лет.
– Не пойму, чему радоваться, а о чём жалеть. О том, что не было ядерной войны или о том, что я дожил до этого дня, – сказал Колин.
Дона махнула рукой.
– Просто как так выходит, что все эти важные засранцы, все эти дипломированные специалисты, все эти сраные демократы, – Колин поднял голову. – Ведь я имею право в своём трейлере называть их «сраные демократы», да? – и он продолжил, – Как все эти тупые ублюдки просто так бросили ребёнка только из-за того, что он родился из замороженной сопли?
Колин опустил голову в стакан пива и плюнул.
– Да хоть из кучи дерьма! Какая разница?! Если этот мальчик никого не убивает, не насилует, не уничтожает мир, но станет музыкантом не хуже, чем его отец. Какое право они имели?
Дона не ответила, она достала кусок плотной бумаги и забила косяк.
Колин покрутил стакан с пивом и сказал:
– Может, усыновим мальчика?
Дона повернулась к мистеру «Кик-И».
– Совсем все мозги пропил, что ли? Кто его усыновит? Чудо, живущее в трейлере? На пособие по безработице? То самое Чудо, что любит лапать сиськи и гриф гитары? Чему ты его научишь, кроме сифилиса? Лабает то он почище тебя!
– Да, – возмутился Колин, – а хоть бы и сиськи! Лапать сиськи по согласию не харассмент!
Дона бросила ироничный взгляд.
– А гитара – не человек. Ну и что, что мне хирург руки с другого места пересадил! – не унимался Колин. – Зато парень будет в семье.
Дона покачала головой.
– Старик Биджой продал ребёнка словно корову, старый болван! – выругался Колин.
– Сам ты старый болван с островом надежд! – Дона показала пальцем на темечко, а потом села на табурет и затянулась. – Просто он очень любил её, любил жизнь и не хотел, чтобы музыка прекращалась, – Дона протянула косяк. – Он играл до самого конца. И сына бы любил. Просто он так долго стучал по клавишам в звукозаписывающей студии, что забыл, как ведут себя люди.
Колин взял косяк в руки, чтобы сделать пару затяжек.
– Вот я и говорю, старый дурак.
– Это да, – согласилась Дона, – тут мы все как дураки. Вспомни своего братца и дом, где теперь это всё? Где твой родительский закуток и бабло? Где этот ублюдок, из-за которого ты живёшь как последний бомж? – Дона закатила глаза. – Если бы не я!
Она улыбнулась как бы говоря, что всё в порядке.
– Все мы горазды обвинять других! Но мы – то с тобой хорошо знаем, малыш.
– Эх, бэби, – Сказал Колин, – Ты ещё будешь оправдывать этих толстосумов со звукозаписывающей студии, которые дали деньги родителям мальчика, чтобы те потом бросили его?
Дона сделала большой глоток и вытерла пену рукавом.
– Порой осуждение хуже воровства, милый. Оно обкрадывает сразу всех. А иногда хуже убийства, потому что убивает всё, вот тут, – она приложила ладонь к груди. – Не забывай, что они бросили ребёнка из-за осуждения.
Дона и Колин хорошо знали, что такое общественное осуждение, ведь большая часть их жизни прошла с этим.
– А ты хочешь взять мальчика, чтобы научить его жизни, – Дона налила себе пиво. – Как мило! – и сделала пару глотков.
– Ай, —махнул он рукой, – знаю каждое твоё слово. Но ты пойми, нельзя так жить! Нельзя! Ну не можем мы жить как… – он постарался подобрать верное слово, – как…
– Как мусор? – предположила Дона. – Так это, родной мой, мы как мусор и живём! Вот поэтому к нам и прибивается всё ненужное, брошенное и похожее на мусор.
Она посмотрела на него тем долгим взглядом, в ответ на который лучше смолчать, и Колин, одетый в потёртую спортивную куртку, смолчал.
– Лучшее, что есть у тебя и в тебе дорогой – это музыка, —Дона взяла косяк и сделала ещё пару затяжек. – Пока мы живём в нашей жизни есть и плохое, и хорошее, и у того, кто может импровизировать есть пару счастливых билетов.
«Пока можешь играть – буги-вуги не заканчивается», – добавила она про себя.
*
К счастью или к сожалению, Микеле никто не собирался усыновлять, и он стал негласным гостем в дыре под номером «ДЫРА». Да, у этой дыры даже номера своего не было, такой дырой уж она была. Зато у Доны и мистеров «Кик-И»-Дженкинса появился маленький секрет, а у Микеле – публика с буги-вуги, которая никогда не заканчивалась, если только ты можешь играть. А Микеле мог! Да ещё и как.
Но на этом мистеры «Кик-И»-Дженкинс и Дона не могли успокоиться. Они хорошо понимали, что если жить среди мусора, то рано или поздно ты и сам станешь мусором. А в случае Микеле допустить подобное было бы преступлением. Поэтому компания новоиспечённых неназванных родителей активно искала себе замену. Но кому нужен был ребёнок, который играет буги-вуги, проходит сквозь стены, бродит по потолку, да ещё живёт с какими-то маргиналами?
Однажды утром в трейлер пришёл мистер Дженкинс. Он снял шляпу-носок и почтительно кивнул, протянув распечатку. Мистер Дженкинс, или же Том, как его называли в детдоме номер пять, всю жизнь прожил без родителей. У него была ужасная дикция, которую называли сложным словам. Том пытался не использовать сложные слова, так как они застревали в зубах. Он не знал сложных слов. Зато Том хорошо знал, что такое мечтать о родителях, пусть даже о таких, как Колин и Дона. Во всяком случае, думалось ему, они хорошие ребята и умеют лабать буги-вуги.
Он объяснил Колину смысл распечатки из интернет.
– Новая_программа! – Сказал он.
– Хорошо, бэби! Только давай помедленнее, поменьше легато! – попросил мистер «Кик-И».
– Инст… – мистер Дженкинс попытался два раза произнести слово «институциональная», но после третьей попытки плюнул и сказал: – Семья «И». Можно жить. Один родитель. Второй родитель. Деньги оттуда, – показал он наверх, словно средства на ребёнка давал бог. – Один, два, три родителя – без проблем. Разные роли. Тут, – он показал на распечатку.
– Бэби! Умница! Ты сам это придумал?
Мистер Дженкинс светился от радости.
– Ты чертовски проницателен, бэби! – сказал мистер «Кик-И» двухметровой детине, которой было где-то за сорок. Но Тома эти слова нисколько не обидели, он был безумно счастлив и благодарен за похвалу. – Пока можешь играть – буги-вуги не заканчивается! – подчеркнул с задором мистер «Кик-И» и обнял Дженкинса, словно тот был грифом гитары.
Дона внимательно изучила документы, и план в самом деле показался реальным. Самое главное, Микеле получал возможность на дотирование от государства и хорошее образование.
*
Когда гигантские башни-щупальца Амор Мунди окружили Ала, он стремительно поднимался на вершину к LoveCage. Через прозрачные стены лифта взор любовался огнями исполинских небоскрёбов, повергнутых туманом ночных облаков. Блики огней отражались в стёклах и бежали словно муравьи по его лицу. Правая рука Ала сжимала объёмный серебристый кейс. Чарльз уже ожидал его на последнем этаже. Худая фигура владельца Амор Мунди смотрела в сторону города, утопающего в ореолах ночных огней.
Чарльз сразу смекнул, как можно использовать фокус с бокалом вина, который Ал продемонстрировал ему лично месяц назад в Торонто. Если с такой лёгкостью можно подменить вино, то чем чёрт не шутит. В этом и состояла истинная причина визита далёкого гостя. В свою очередь Чарльз прилежно выполнил условия сделки. Он принёс вторую версию КРАНа и закончил модификацию LoveCage.
– В мире всего три такие штуки и вот две, чёрт бы их побрал, – улыбнулся Чарльз, глядя на серебристый кейс в руках Ала.
LoveCage включился, активировалась панорама, заработали эмуляторы ветра и запаха, загорелось виртуальное небо. Ал с восхищением разглядывал горячие гейзеры, вулканы, клубы дыма, копоти и лавы, ощутил запах серы и гари.
– Суперски! – крикнул он. – Но мы это улучшим!
– Это не всё, дружище, – сказал Чарльз и подмигнул, пафосно щёлкнул пальцами. Прямо из пола забурлила чёрная жидкость с металлическими блёстками, капли которой полетели к потолку, словно дождь идущий вверх ногами.
– Ах ты ж! – Ал провёл рукой сквозь поток капель, чтобы ощутить необычную текстуру. – А это можно глотать?
– Можно, но не стоит! – крикнул Чарльз и скинул рубашку.
Ал закрепил на голове Чарльза прибор, а Чарльз сделал то же самое для гостя. Включилась музыка.
Тёмная волна сияющей жидкости подняла тела узников LoveCage, словно безвольно трепыхающихся потерпевших кораблекрушение странников, лишившихся одежд и надежды выбраться из морской пучины. Чёрные волны нежно покачивали Ала и Чарльза в свете извергающихся вулканов под девственным небом, полным искусственных метеоритов и виртуальных звёзд.
– Превосходно! – закричал Ал, Чарльз ответил ему искренней надменной улыбкой.
– Эта хрень создаёт настоящий тактильный шторм. Даже сотня женских рук не в силах сравниться с этим! – похвастал он.
– Здорово! – согласился Ал и голосом запустил программу для КРАНа.
Музыка усилилась. Ал закрыл глаза, а тёмная вода, превратившись в щупальца, подняла его к живописному небу. Он выбросил из головы все ненужные мысли, знания о том, что просил его сделать Чарльз, воспоминания о Майкле, мелкие переживания и погрузился в мир приятных ощущений.
Тем временем КРАН подавил работу тета-сегментов, отвечающих за консолидацию с реальностью. Чарльз ощутил это на манер пробуждения во сне, а воображаемые фигуры обрели физическую плотность. Он прикоснулся к женскому телу, которое передало кончикам пальцев бархатное тепло. Чарльз даже ощутил запах пота. Он мысленно приказал появиться Майклу, и в трёх метрах от него на кожаном красном кресле возник мокрый Майкл в разорванной рубашке, которая сгорала в невидимом пламени словно газетная бумага. Чарльз заставил Майкла посмотреть восхищёнными глазами, полными слёз, и в тот же момент сильно возбудился. Он потерял контроль над воображением, а оно подхватило его и захватило, уводя на глубину тайных желаний. В них он увидел Майкла, в страсти разрывающего на себе одежду и получающего удовлетворение от наблюдения за Чарльзом.
Когда нарисованное небо запылало северным сиянием, сервер Амор Мунди предсказал время оргазма и освободил крепления LoveCage. Клетка любви полетела вниз, лишая узников чувства тяжести. Чарльз завис в воздухе, изогнулся в мышечном спазме и закричал, словно ребёнок, вырывающийся на свет из утробы матери.
*
Капельки пара образовывали лёгкую дымку, скрывающую наготу мужчин на деревянных досках. Царило долгое молчание, потому что не было никакой надобности ни делиться впечатлениями, ни обговаривать погоду. Всё и так было написано на лицах, расчерчено усталостью и истомой по телу. Ал и Чарльз просто сидели и вдыхали жаркий влажный воздух. Ал периодически запрыгивал в бассейн, окунался и молча возвращался назад. Если бы лёгкие могли не дышать, а сердце не биться, они бы предпочли выключить их, дабы предаться совершенной неге.
К пяти утра они оделись, Чарльз провёл Ала в номер, а после медленно доставил собственное тело в кровать. Он уснул младенческим сном, лишённым сновидений. Не переживая ни о чём, утративший не только дар речи, но и неповторимый дар материться.
Когда он проснулся, на часах значилось четыре часа дня. Ал к этому времени уже успел пробежать десяток километров по парку вокруг Амор Мунди, позавтракать, сходить в спортзал, принять душ и сыграть пару партий в бильярд. Всё, как и положено заграничному денди в Европе.
Тем не менее Чарльз чувствовал себя не хуже, а может даже и лучше. Выспавшийся, сбросивший какие-то внутренние оковы он живо сновал в халате по номеру, и в таком же домашнем виде без стеснений направился на этаж ниже, где размещались комнаты с бильярдом. Запах травы и цветов в клумбах обнял его худое тело, а ветер чуть не сорвал лёгкие одежды, прикрывающие срам. Так он словно бабочка-анорексичка впорхнул через стеклянную дверь залы и оказался в одном пространстве с Алом. Ал тем временем задумчиво рассматривал комбинацию шаров, но, заметив Чарльза, повернулся к нему лицом, дружески улыбнулся и приобнял за плечи.
– Ну ты соня! – то ли пожурил, то ли похвалил он.
– Я отлично выспался, – сказал Чарльз.
Ал вопросительно посмотрел на него.
– Ночь прошла замечательно?
– Абсолютно, – подтвердил Чарльз.
Ал приставил палец к губам и задумчиво произнёс:
– Впрочем, ну ладно, – он потрогал себя по лбу и продолжил, – У меня тут есть разговор иного рода.
– Разговор? – улыбнулся Чарльз.
– Надо же, – шёпотом сказал Ал. – Да, разговор делового характера.
– Интригуешь, дружище! – воскликнул Чарльз.
Ал даже обеспокоенно посмотрел на него, ещё раз приложил палец к губам, раздумывая о чём-то.
– Впрочем, это не моё дело, – прошептал Ал. – А разговор, – силой воли он вернул себя к теме, которую собирался обсудить. – Допустим, мне удастся спасти CommuniCat от банкротства. На что я могу рассчитывать? В плане денег.
Теперь очередь удивляться пришла к Чарльзу. Он посмотрел широкими глазами на Ала и безразличным бесцветным голосом сказал:
– Тебе нужно поговорить с отцом. Он решает такие дела.
====== Глава 5. Машины любви ======
На эту идею Ала вдохновил именно Майкл. Он не только предложил Алу сделаться копией его идеала, но и создать историю знакомства, которая бы была с точки зрения Майкла идеальной. Как только Ал узнал о проблемах с эффективностью Мемры, он почти сразу сопоставил эти моменты. Что делала Мемра? Вычисляла идеального партнёра? Да! Но чего она не делала? Не обеспечивала идеального знакомства! И пока все бились над поиском ошибок в алгоритме, в котором очевидно ошибок не было, проблема заключалась в ином.
Мало встретить потенциальную любовь на улице, нужно ещё встретить её в нужном ракурсе, при нужных обстоятельствах. Значит, Мемру необходимо обучить создавать правильный контекст встречи. Но как это сделать? Заставить пользователей заучивать диалоги? Писать сообщения в чат, которые будут сгенерированы Мемрой? Нет, очевидно нет. Всё намного проще. Мемру следует научить составлять данные о потенциальном партнёре таким образом, чтобы создать требуемое впечатление ещё до взаимодействия между потенциальными влюблёнными, а это было не столь сложно устроить.
С помощью специалистов CommuniCat Ал очень быстро справился с этим заданием, и уже через пару недель первые результаты опытов повергли в шок. Это был самый настоящий прорыв, а метод его достижения холодил нервы и вызывал неподдельный ужас. Божественный ужас, именно тот ужас, когда мы смотрим в пропасть или на смерть близкого, осознавая конечность бытия.
Всё, что изменилось в системе, – так это логика знакомства. Теперь Мемра случайным, нет, даже «волшебным» образом подсовывала анкету так, словно она не была важной, и составляла описание, изменяла фото таким образом, чтобы вам хотелось её открыть. Открыв анкету во вторник, вы видели одно, в среду – другое, в пятницу – третье. Мемра оценивала ваше настроение, контекст, заботы, эмоциональную нагрузку и весь тот гигантский массив данных, который она добывала из сообщений, постов, действий и прочих цифровых следов. Это было удивительным… представлением, фокусом, иллюзией, в котором тем не менее не было ни капли магии, что никак не умаляло чувство «непостижимости путей господних».
Рене очень хорошо выразил мысль окружающих: «Если об этом кто-то узнает – человечество потеряет веру в любовь». Именно так оно и выглядело. Казалось, будто вся способность человека влюбляться зависела лишь от положения слов в анкете, от логических акцентов и от ощущения удачи. Как сказал бы Чарльз в такой ситуации: «Й*б твою мать!» и всякое такое.
Нэнси не умела красиво материться, она лишь осторожно заметила, что теперь их сервис не такой хороший как ей казалось до этого:
– Это манипуляция, манипуляция. Это плохо. Очень плохо! – каркала она направо и налево.
Виктор беспокойно ходил между офисов:
– Конечно, всё правильно. Мы влюбляемся не в реальных людей, а в то, что о них думаем. Но ведь потом наступает любовь. Правда? – было не ясно, у кого именно он спрашивал, было лишь ясно, что спрашивал он не у Мо, которая наблюдала за ним издалека. Все были на иголках.
Рейчел чувствовала себя подавленной весь день. Майкл догадывался, что она пропустила сквозь призму новых знаний свои старые отношения, и результат пугал её. В обед он пошёл к ней и взял за руку:
– Всё в порядке, – сказал он.
Она с сожалением посмотрела ему в глаза:
– В порядке?
Майкл осунулся:
– Понимаешь, мы считаем важными вещи, которые на самом деле нам не важны. А неважными те, что важны. Мы почти ничего не знаем о том, как мы думаем на самом деле. Мы лишь думаем о том, что мы думаем… – Майкл сбился с мысли. Сделал паузу и с улыбкой добавил: – О том, что думаем, мы думаем всякую чушь.
– Да разве дело в этом! – с негодованием возразила Рейчел. – Вся эта любовь! Чего она стоит? Воспетая поэтами, целованная философами, опекаемая государством. Чего она стоит? Расположение характеристик в анкете? Пара ожидаемых слов на стикере?!
Она вспомнила, что думала о Джеймсе, и ей стало дурно.
– Может быть это и не так плохо, – сказал Майкл.
– Это просто отвратительно! – почти закричала Рейчел.
Он взял её за руку:
– Успокойся. Всё не так. Это не отвратительно, – на него упал её недоверчивый взгляд.
– Я два месяца пытаюсь выучить сонату Гайдна, – тихим голосом сказал Майкл. – Пианист с меня, конечно, никудышный, ты знаешь. Потому что это сложно. Нужно заучить ноты, правильно ставить акценты, справиться с техникой, а ещё уловить мелодию, – он посмотрел ей в глаза, – просто голова идёт кругом. Понимаешь?
Рейчел кивнула, она понимала, как сложно научиться играть на музыкальном инструменте.
– А теперь представь, если бы влюблённость была по сложности как соната Гайдна для непрофессионала. И тебе нужно месяц, два или даже полгода, чтобы научиться. Что тогда?
Рейчел с сомнением произнесла:
– Никто бы не влюблялся...
Майкл кивнул.
–Только избранные.
Рейчел поёжилась:
– Всё это как-то…
– Неприятно, отвратительно, – помог он ей. – Я знаю, – он обнял её, – но это пройдёт. Вот увидишь. Это ощущение пройдёт.
И ощущение прошло, вытесненное успехом. Проект заработал. CommuniCat получила сверхприбыли, а сотрудники – долгожданный процент.
*
Майкл получил возможность реализовать новую мысль, которой вдохновился совсем недавно. Он попросил Паоло видоизменить его проект топологии отношений между людьми и подменить отношения на мемы. Изменение не требовало больших усилий, так как Мемра брала человеческие идеи за основу для анализа личности. Эта мысль показалась настолько простой и естественной, что Паоло, получив первые результаты, поражался, как он сам не додумался до столь элементарной вещи. Хотя объяснение знал: его целью были сложные закономерности, а строить топологию мемов казалось слишком банальным и поэтому не стоящим внимания.
Топология мемов представляла собой несколько видов карт, на которых отображались идеи и их отношения с людьми. Если человек поддерживал идею, она показывалась одним цветом, если ненавидел – другим, если относился нейтрально – точка скрывалась.
На географической карте мемов можно было увидеть связь между идеями и людьми по геолокации. Майкл ожидал открыть паттерны культур групп и народов, но пока ничего не получалось. На карте отношений люди были расположены согласно силе отношений друг с другом. Чем отношения были более близкие, тем ближе относительно друг друга отстояли области. После на эту карту наносилась топология мемов, привязанных к их носителям.
Карта отношений вызвала настоящее восхищение. Как о ожидалось, люди, состоящие в тесных связях, поддерживали в целом одни и те же идеи, и если «перевернуть» алгоритм, то по схожести мемов можно было предсказать степень близости отношений. Это был ожидаемый результат, который доказывал основной механизм работы Мемры.
Куда интереснее было построить карту ненависти, на которой рядом были расположены люди, ненавидящие друг друга. На этот раз ответ оказался неожиданным. Многие из тех, кто питал друг к другу самые негативные чувства, делили между собой девяносто процентов схожих мемов. То есть, по сути, это были потенциальные любовники. Однако в оставшихся десяти процентах находилась одна или всего две идеи, которые возможно являлись причиной раздора. Закономерность была столь сильной, что Паоло убедил Майкла заняться научной работой, но его истинная идея заключалась в ином.
Человек с серебряными волосами в белой рубашке с подогнутыми рукавами мерял глазами расстояние от бильярдного шара до лунки и повернул голову, чтобы увидеть, кто вошёл.
– Привет, Майкл! – поздоровался Ал.
– Привет! – ответил Майкл.
Когда Ал повернулся, Майкл ощутил изменения, для которых не смог подобрать слова. Он внимательно всмотрелся в лицо Ала, которое излучало силу и уверенность.
– Как твой проект с Паоло? – спросил Ал. – Я слышал, вы собираетесь делать научную работу.
– Нам нужна твоя помощь.
Ал не без интереса глянул на Майкла.
– Я хочу запрограммировать КРАН, чтобы он переложил данные топологии мемов на человеческие эмоции.
Ал слегка опёрся корпусом на угол бильярдного стола и задумался.
– Сумасшедший гений, – произнёс Ал с примесью зависти и раздражения.
Ал уже использовал КРАН для усиления сексуальных эмоций, и не было никаких ограничений, чтобы научить прибор трансформировать информацию в чувства. Более того, если правильно переложить топологию отношений между людьми и идеями, можно добиться понимания топологии без визуальной информации. Ал посмотрел на Майкла, пытаясь разгадать, додумался ли он до того же:
– И для чего тебе это?
– Чтобы выразить отношения к идеям в эмоциях, и возможно тогда человек сможет неосознанно понимать, как идеи соотносятся друг с другом, и выносить интегральное суждение. Мы сможем на уровне чувств увидеть человека как вселенную идей. Видеть человека – как сложную эмоцию. Может даже весь мир.
Ал ещё раз посмотрел на Майкла и жёстким голосом спросил:
– Ты сам додумался?
Майкл кивнул.
– Это пришло в мою голову благодаря тебе.
Ал поднял брови.
– Из-за телепортации, – уточнил Майкл, – и из-за Бога.
В отрытое окно ударил порыв ветра.
– Ты поверил? – спросил Ал.
Майкл нескладно улыбнулся:
– Поверил.
Ал подошёл к окну, рассматривая город с высоты Амор Мунди. Крохотные машины перемещались по маленьким дорогам. Чёрные точки медленно двигались по улицам.
– Ты слышал про Чарльза? – после длительной паузы сказал Ал. – Он помирился с отцом, и отец собирается возложить управление CommuniCat на него.
Майкл молча кивнул.
– А ещё он больше не матерится. Совсем, – продолжил Ал. – Уверен, ты догадываешься после чего. Хотя post hoc non ergo propter hoc .
– Он бы всё равно это сделал рано или поздно, – сказал Майкл.
Ал остановил Майкла на вдохе:
– Я не адепт кальвинистов ! Поэтому не вытаскивай это дерьмо передо мной!
Ал подошёл так близко, что можно было ощутить его горячее дыхание.
– Я научу. Знания – не преступление. Остальное решать тебе!
*
Слабый дождь сопровождал Майкла всю дорогу, пока он не доехал до парка, на месте которого когда-то был старый железнодорожный вокзал Кёльна. Теперь вокзал располагался под землей, а над ним красовалась современная зелёная зона с трёхэтажными террасами. Он прошёлся пешком к белокаменному собору, позаглядывал на архитектуру и острые шпили. Вдали в дымке города очерчивались контуры небоскрёбов Амор Мунди.
Майкл подошёл к дверям квартиры. Постоял перед ними некоторое время с мобильным телефоном, который играл роль ключей, и вернулся на лестничную клетку, чтобы подняться на следующий этаж. Он позвонил в ту самую дверь, что располагалась точь-в-точь над его квартирой.
Дверь открыла пожилая женщина в футболке цвета хаки с заколотыми радужными волосами. Майкл заметил, что волосы она окрасила самостоятельно. Женщина пригласила войти.
– Я ваш сосед снизу, – объяснился Майкл.
– Знаю, – ответила она.
– Вы не против, если я задам один вопрос?
Женщина приветливо улыбнулась:
– Пройдите, пожалуйста, в комнату, я приготовлю чай или кофе.
– Нет, я…
– Вы пройдите, пожалуйста, в комнату, – перебила его женщина и буквально подтолкнула в коридор.
Когда Майкл прошёл коридор и следом оказался прямо в комнате, что по размерам и расположению в точь-в-точь повторяла его собственную, он увидел странную тумбу, к боку которой были прицеплены два массивных металлических колеса. Майкл с удивлением уселся в кресло. Женщина принесла чай.
– Скажите, – обратился он к ней, – а что это? – Майкл указал на тумбу.
Женщина улыбнулась и нажала на кнопку в телефоне. Тумба зажужжала, подняла металлические колёса и бросила их на пол. Раздался характерный звук. После тумба поехала по комнате прямо, потом повернула и снова двинулась прямо, создавая знакомый Майклу шум и лязг. Майкл даже не взял в руки чашку чая. Он посмотрел на женщину.
– Это хобби, – ответила она. – Я робототехник. Конечно, в прошлом.
Майкл постарался подобрать слова таким образом, чтобы они выглядели вежливо.
– А зачем? – и это были единственные вежливые слова. – Для чего?
Женщина сделала вид, что услышала странный вопрос:
– Чтобы вызвать заинтересованность. Вы работаете в CommuniCat, которая недавно выпустила приложение для онлайн знакомств. Как же, как же, – женщина поднесла палец к губам. – Ах, вот!
В любви гарантий нет,
В любви гарантий нет,
Гарантию даёт CommuniCat!
Процитировала она рекламный слоган.
– Никогда не слышал… – поморщился Майкл.
Они просидели в тишине какое-то время.
– А почему вы не сказали об этом прямо?
Женщина кокетливо улыбнулась, её глаза заискрились хитрым огоньком.
– А потому, что мы с вами такие люди, которые страшно не любят навязываться, – она налила себе чай и помешала ложкой для проформы. – Я поняла по тому, что вы не пришли. Знаете, я заметила, что двое очень стеснительных людей редко встречаются вместе.
– Но сейчас же я пришёл, – удивился Майкл.
– Верно, сейчас пришли. Это, наверное, потому, что что-то случилось. У меня есть теория про стеснительных людей, – она уточнила: – конечно, конечно, стеснительные люди бывают очень разные. Я имею ввиду стеснительных людей как мы с вами, – и продолжила: – Так вот, такие стеснительные люди как мы, верят, что если пользоваться людьми зазря, то в нужный момент им откажут. Поэтому мы стараемся ограничивать себя в просьбах, общении.
Майкл пожал плечами, на что женщина заметила:
– А вы поразмыслите над своими ощущениями.
– Сегодня я попросил человека нарушить ради меня закон, – сказал Майкл.
– Просьба была важной? – спросила женщина.
– Для меня – да.
– Значит, теория работает.
Они посидели в тишине ещё какое-то время, и женщина продолжила.
– Я тут, кстати, изучаю ваш проект. На сайте написано, что вы один из его разработчиков, – она уважительно улыбнулась. – Так, знаете, что я сделала? Создала фейковый аккаунт с фотографией несуществующей женщины примерно моего возраста и начала заполнять профиль. Да, я знаю, что у вас есть умные алгоритмы для противодействия фейковым аккаунтам, но я ещё та бабушка, – она расправила плечи и поправила руками волосы, как бы выражая тем самым гордость за саму себя. – Так вот, очень интересное удалось выяснить. Сижу я в своём профиле, знаете ли, переписываюсь с симпатичными девушками и тут мне – ввух – профиль моего фейка. Открываю его, читаю: «С виду я стеснительная женщина, но лишь потому, что внутри меня горит безудержный огонь»! Мне сразу захотелось с ней встретиться, потому что эти слова – они идеальны. Идеальны для меня. И тут я понимаю, что этот профиль – мой фейк, и что я такое в анкете не писала. Представляете? – она сделала паузу, чтобы посмотреть на реакцию Майкла. – Да, да, конечно, вы всё это знаете. Этот текст придуман не человеком!
Женщина следила за глазами Майкла, по которым было сложно определить, насколько внимательно он слушал.
– В реальном мире мы бы никогда не встретились, потому что я ни за что бы не смогла сказать таких прекрасных слов, – произнесла она.
*
Тем вечером Майкл пришёл к выводу, что, избавив Джимми от страха потерять зрение, он избавится и от самого Джимми. Наблюдая над работой Мемры, он переосмыслил понимание любви. Люди сходились не ради продолжения рода, а ради продолжения жизни идей, что носили под сердцем. Мир вовсе не принадлежал людям. Он принадлежат тому, что не существовало в полном смысле этого слова, но, тем не менее, было совершенно реальным.
– Джимми, – сказал Майкл, – я поговорил с Чарльзом, и мы нашли способ вернуть тебе зрение, когда ты потеряешь его полностью. Есть такой способ. Можно вырастить в затылочной части мозга световые рецепторы и туда подавать сигнал с камер, которые будут вставлены в глаза. Эта операция конечно же стоит немалых денег, но она реальна. Кроме того, – добавил Майкл, – возможно к тому времени, как твоё зрение значительно ухудшится, появится более совершенный способ.
