Текст книги "Пути Миритов. Холод знамений"

Автор книги: Дана Канра

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

− Скажите, герцог, на Востоке умеют быть благодарными?

Ли захотелось потупиться, и потому он вскинул голову. На что намекает Эртон? Не на тот ли давний случай, когда они с Нио так глупо и действительно скверно попались, а он их защитил, хотя до этого грозился отправить в Апимортен. Как знать, не был бы там Нио в большей безопасности, чем на городских улицах, куда его отправил Ли? Верный друг, достойный пример для потомков, нечего сказать. Они с Нио действительно не испытывали благодарности к Эртону. А он, видимо, считал, что должны. Что ж, придется его выслушать и ответить, как надлежит?

− Я хочу сказать, – старик вздохнул, – если бы не ваш друг Нио, то я бы не беседовал с вами сейчас. Это он ведь тогда увел меня с тропы, ведущей в Живой лес.

Ли удивился таким словам и продолжал внимательно слушать.

– Поэтому я и спрашиваю вас, герцог, если я, когда найду Нио, дам понять, что благодарен за тот случай и не собираюсь причинять вреда ни ему, ни вам, он поверит? У вас в ходу подобное?

От старого ворчливого Эртона можно было ожидать всего: неприятной брюзгливости или очередной попытки «поставить на место спесивую молодежь», только не этого, и Ли сначала ощутил нечто вроде раскаяния. Потом осторожно ответил, избегая пристального взгляда западного герцога:

− Разумеется, неано Эртон. Поверит.

− Хорошо, − отозвался старик, чуть помолчав, и перестал рассматривать мальчик с пугающим вниманием. – В таком случае, я скоро отправлюсь в город. Один, без вассалов − все-таки западники и восточники до сих пор не ладят, вынужден признать. Я извещу вас, как только вернусь.

− Благодарю вас, − произнес в ответ Ли, доселе не представлявший даже опасной мысли, что когда-нибудь скажет эти слова.

Но Фрэнсис Эртон ничего не ответил – он молча, шаркающей стариковской походкой покинул комнату. И даже не попрощался! Ли не собирался обижаться, но почувствовал себя еще более не в своей тарелке; такое неуважение задело бы любого уважающего себя восточного дворянина. Впрочем, тревожные мысли об участи Нио вскоре заняли его сильнее, чем беспокойство о манерах герцога Эртона, и задержались там довольно надолго. Позже, перед другими пажами и Его Величеством, он старался выглядеть сдержанно и смотреть прямо, дабы не дать никому повода для сомнений в его хорошем настроении. И это даже удалось юному герцогу, тем более, что король сегодня был невесел и неразговорчив. А вечером, ложась спать, Ли мысленно помолился за благополучие Нио. Его друг всегда был увертливым и способным к быстрому бегу, и все будет хорошо!

Во всяком случае, Ли очень хотелось в это верить.

Следующим утром, заканчивая завтракать, мальчик невольно вспомнил о пропавшем друге – снова. И тут же к нему подошел тихим шагом человек в черно-желтом мундире, проскользнув в Малую столовую, чтобы передать сообщение от Фрэнсиса Эртона.

− Неано Найто, вас ждут в холле первого этажа, − сказал он тихо, и тотчас удалился.

Когда-то давно ему прислали записку с похожим содержанием, а потом арестовали по злому навету, только помнить этого Ли не желал. Немного подождав, он как можно незаметнее выскользнул из помещения и порывисто бросился вниз по лестницам – к счастью, никто не встретился по пути.

Он мгновенно успел удивиться, когда увидел, что в холле его ждут двое, но тут же опомнился, узнав старика Эртона и рядом с ним – Нио.

− Доброго вам дня, герцог, – Ли успел напомнить себе о вежливости. – Здравствуй, Нио.

Нио улыбался и выглядел, кажется, вполне довольным жизнью, но по щеке у него протянулась тонкая царапина.

− Сударь, – Ли посмотрел на герцога Запада. – Надеюсь, вы не причастны к ранению моего друга и родича.

− Не стоит благодарности, – ответствовал герцог Эртон.

− Я должен принести извинения, – начал Ли.

− Это не герцог, это я с одним подрался. Давно уже.

− И это наименьшая из ваших неприятностей. Давайте, расскажите, откуда вас вытащили, сударь. Оттуда, где вам точно не место.

− Что произошло? – вздрогнул Ли.

− Ничего особенного, просто этот весьма достойный молодой человек сначала прибился к стайке побродяжек, а потом попался вместе со всеми во время ограбления лавки булочника. Мне пришлось приложить изрядные усилия, чтобы его вытащить и не дать при этом знать о себе.

− Мы благодарны вам, – сказал Ли. – Ваша помощь неоценима.

− Так-то оно так, но если вы будете снова нарываться на неприятности, я больше не смогу вам помочь, – заметил Эртон. − Тем более я стар для таких приключений.

Ли молчал, мрачнея. Ему хотелось выслушать рассказ Нио, а не нотацию герцога, но прерывать его было бы невежливо, однако Эртон наконец умолк, и Нио быстро вставил:

− Все, что со мной произошло, не было напрасным. Я узнал кое-что, что будет небезынтересно моему сюзерену. – Он взглянул на Эртона.

− Я не интересуюсь вашими тайнами, молодые люди, и сейчас же уйду. Но если вы не хотите снова попасть в опасное положение, то лучше вам ничего не таить от старших.

Герцог удалился, а Ли посмотрел на Нио.

− И что ты узнал? Что говорят о покушении на его величество?

− Да почти ничего. Об этом не так уж многие наслышаны, а кто знает, тем есть о чем поговорить и без этого, – сердито засмеялся Нио.

− Как так? – повторил в недоумении Ли.

Неужели для кого-то из подданных его величества могло быть что-то важнее, чем его возможная гибель?

− Я ведь не с дворянами разговаривал и не у господ подслушивал, – продолжал Нио. – Вы все-таки очень наивны, герцог, если думаете, что уличным мальчишкам много дела до того, кто ими правит.

− Не корчи из себя интригана, тебе не идет. Так что же говорят уличные мальчишки?

− Я мало их слушал, больше горожан на рынке. А им нравится, когда выясняется, что у господ за душой есть пороки, притом такие, о которых порядочные горожане и думать стыдятся.

Ли понял, о каких пороках говорит Нио, и смутился. Он имел смутное представление о подобных вещах, но старался о них не задумываться.

− Надеюсь, народ не подозревает нас с тобой, – сказал он.

− Малы мы еще для таких вещей, хотя… – Нио озорно улыбнулся. – Я бы мог, но только с какой-нибудь пригожей служанкой. Подозревают не нас. И не народ, к сожалению.

− А кто же?

− Пойдем в твои покои. Негоже о таких вещах посреди коридора говорить.

Нио был прав, а внутри у Ли загорелось жестокое огненное любопытство – однако он не проронил ни единого слова, пока они поднимались в покои, никем не замеченные. Только когда они очутились в пустых комнатах, юный герцог обратил внимание на одежду своего друга – она состояла из старых обносков и рваных башмаков. Интересно, как его впустили во дворец в таком виде – снова герцог Эртон постарался? Все-таки, этот старый и брюзгливый человек не так уж и плох, каким кажется на первый взгляд.

Оба мальчика присели на стулья, Нио, потому что устал, а Ли, потому что не желал показывать своего явного нетерпения.

− Ходят слухи об особенных отношениях между пропавшими графами Шелтоном и Алленом, − произнес Нио вполголоса и почти без улыбки. – Один рьяный консилист кричал об этом едва ли не на весь трактир, куда нас занесло. Откуда ему знать, интересно? С виду вроде бы не западник. А их сестры, по его гнусным словам, грешат этим же.

− Как? – ахнул Ли. – Неанита Кэтрин и неанита Лилиан? Фрейлины Ее Величества?

− Именно.

− А разве это как-то относится к покушению на короля? Погоди, Нио, я совсем запутался…

− В том-то и дело, − горестно сказал Нио, утратив всякую радость, − что я ничего не узнал. И наше расследование никуда не годится.

Ли молча покачал головой – теперь ему отчаянно захотелось, чтобы герцог Эртон и герцог Анвар вместе с ними, двумя, объединили свои усилия и нашли преступника. Но, видимо, свершиться этому было не суждено.

Глава 14. Вилма Эртон

Волноваться и нервничать негоже для герцогини – это была одна из важных истин, внушенных Вилме отцом. И она старалась держать себя в руках больше года, но теперь пришла пора решительных действий – Вилма твердо решила стать женой благородного Гая, несмотря на скептическое отношение отца к его семье и на странности Ирвина Силивана, непременно желающего увидеть женой Гая северянку. Про реакцию герцога Эртона на столь возмутительно своеволие девушка старалась не думать, как и про возможный срыв ее замысла. Но, если все удастся, она окажется счастливейшей из фиаламских дворянок, и сердце Вилмы беспокойно трепетало от сладостного восторга, предвкушения скорой свадьбы с любимым человеком.

Сам Гай был осведомлен о том, что она под видом северной графини, как и в прошлый раз, явится в маленький замок Силиванов, и от него требовалось ничего не перепутать и не забыть. А уж Вилма все сделает правильно, как было задумано! Сияя от счастья, она легла спать вечером восемнадцатого дня месяца Осенних Заморозок, а утром получила письмо от Гая, свидетельствующее о его прибытии в Эртвест, и тонким, срывающимся от волнения голосом, велела собирать вещи и принести ей присланные женихом шелковые платья вместе с дорожным нарядом.

Ей уже доводилось примерять эти чудесные вещи летом, но тогда верилось с трудом, что они пригодятся – однако теперь Вилма точно знала, что удача не отступала на нее ни на минуту. Одна беда: в дорогу такую красоту ей надевать не придется. Для дальнего пути придется выбрать другое платье – тяжелое, темное, бархатное. Грех жаловаться, оно ей очень даже шло, в чем Вилма убедилась, оглядев себя в зеркало, но как же в нем будет душно.

О том, что оно, мягко говоря, старомодно, даже и вспоминать не хотелось.

Однако сильно Вилма переменилась за эти недели. Совсем недавно ее не беспокоило, как и во что она одета. По погоде? Удобно? Опрятно? Так чего же еще? Но теперь нужно произвести впечатление на родичей Гая и при этом выглядеть правдоподобно. Кстати, о правдоподобии. На севере, верно, уже выпал снег.

− Принеси еще плащ, – сказала она. – На меху выдры. И сапожки к нему.

Служанка замешкалась.

– Пожалуйста, поскорее.

− Но, госпожа, вам ведь будет жарко.

− Послушай, – строго сказала Вилма. – просто принеси плащ и сапожки.

Вилма знала, что ее поведению будут удивляться, что свита, которую она берет с собой, недовольна ее распоряжением – в дорогу одеться по-зимнему. Сейчас-то еще очень тепло, и зима, кажется, будет мягкая. Да еще и придется брать только потомков северян, которые знают тамошнее наречие – хорошо хоть таких в Эртвесте не так уж мало, иначе свита выглядела бы неподобающе ничтожной. Тогда можно оставить всякие надежды расположить Силиванов к себе. А Гай… как бы он ни любил ее, у него может не хватить мужества.

Когда Вилма закончила одеваться, вошла бледная тихая Вивьен с опущенной головой:

− Ты уже уезжаешь?

− Да, чем скорее, тем лучше. Удар на опережение.

− Кого же ты собралась ударить?

Пришлось смолчать. Действительно, кого? Каролину Ольсен, именем которой она назовется? Вилма хотела бы почувствовать вину перед ней, но никак не могла. У той пострадает репутация, Вилма же…

− Я ведь не смогу тебя отговорить? – спросила Вивьен.

− И даже не пытайся, − в ответе зазвенела твердой сталью решимость.

− Тогда да хранит тебя Творец и все слуги его.

И сестры обнялись на прощание. Когда они отстранились друг от друга, у Вивьен были мокрые щеки, а у Вилмы щипало в глазах. Пришлось поторопиться, дабы не растрачивать себя на лишнюю печаль, да и перед графом Силиваном следовало предстать веселой и бодрой, а потому больше Вилма не задержалась в своих покоях. Покидая поспешно замок, она не переставала чувствовать на себе прощальный взгляд обеспокоенной сестры, вышедшей следом на высокое крыльцо бесшумно, как кошка, но так и не оглянулась. Радостное нетерпение захлестнуло невольно Вилму Эртон, когда она оказалась в седле и распорядилась о начале пути.

Дорога между родовыми замками Эртонов и Силиванов предстояла и без того неблизкая, а Вилма решила еще более усложнить себе и свите задачу, обогнув через северный тракт поместья Шелтонов и Алленов. Живя в Эртвесте, северный герцог Мартин Дальгор, рассказывал им с Вивьен про этот путь, именно по нему он гнался за некой преступницей, и Вилма постаралась запомнить. Славно, если повезет и здесь их не увидит ни один человек.

Выпрямившись в седле, она задумчиво смотрела на бледную голубизну раскинувшегося над западным краем страны огромного неба, и размышляла о том, что сегодня же с ее девичеством будет покончено. На что не пойдешь ради любви! Отец не поймет и разозлится, Вивьен, верно, станет плакать, но Вилма хотела верить: ей удастся убедить обоих в том, что брак с Силиваном лучше, чем с опостылевшим троюродным братцем. А с другой стороны, помня бедную молчаливую мать Гая, подавленную и замкнутую женщину, Вилма опасалась оказаться в ее печальном положении, ведь Гай рассказывал ей: всем в семье заправляет Ирвин Силиван, держа в крепких руках каждого человека в поместье и столичном особняке – от собственной жены, до малолетних слуг. Сможет ли она, Вилма, хотя бы попытаться противостоять твердости и гордыне этого человека? А провести всю жизнь под именем Каролины Ольсен?

Хотя, вероятнее всего, после свадьбы, ее разоблачат, это лишь вопрос времени. Но по правилам консилисткой церкви сделать уже ничего будет нельзя, это и спасет Вилму Силиван от бед и бесчестья.

Все еще Вилма Эртон продолжала спокойно сидеть в седле и не обращать внимания на стремительно возникающий под одеждой липкий пот. Служанка оказалась права, но удобство сейчас не имеет никакого значения, и едва впереди показалась черная решетка кованых ворот, девушка звонко сообщила ехавшим следом за ней людям, что они приехали. О необходимости лгать знали те из них, кого захочет расспрашивать старый Силиван, как и необходимости хранить молчание перед другими людьми.

Расторопные слуги графа по другую сторону решетки ловко и быстро распахнули перед гостями ворота – Вилма въехала в них первая. Пути назад у нее больше не имелось.

− Приветствую вас, госпожа графиня, – услышала она почтительный возглас.

− Сообщите, что графиня Ольсен прибыла со свитой к своему нареченному, – быстро ответила она. – Полагаю, меня уже ждут.

Дальше началась привычная последорожная суета. Свита спешилась, и один из верных слуг помог сойти с коня графине – так она старалась называть себя мысленно, как будто это могло помочь не сбиться и не выдать себя.

Она стояла на плитах двора и смотрела, как уводят на конюшню их лошадей. Там их должны были почистить, накормить и дать воды. Лошади будут отдыхать. Подумав об этом, Вилма ощутила, насколько устала сама. А ей еще очень долго не придется отдыхать. Она так и будет напряжена, как струна… не порваться бы.

Явился слуга Силиванов и почтительно пригласил «госпожу графиню» пройти в гостиную. Слугам было велено пойти в людскую и там отдыхать – до распоряжений.

Вилма успела переглянуться с несколькими, то ли ободряя, то ли ища ободрения. Затем она проследовала за слугой. В замке все было так же, как в прошлый ее визит. Собственно говоря, почему что-либо должно было измениться? Ради невесты? Но вряд ли, очень вряд ли ради нее здесь будут осуществлять какие-то перемены. Вилма, признаться, не хотела ничего подобного, чтобы ради нее что-то меняли. Она предпочла бы, чтобы просто не стали менять ее. Но она знала старую премудрость – когда невестка уходит в чужую семью, она оставляет старые привычки в родительском доме.

За тяжелой дверью было тихо, только огонь в камине потрескивал. Должно быть, ее уже ждали.

Она вошла – и в нее сразу полетели взгляды, как камни. Она учтиво склонила голову и негромко сказала:

− Приветствую всех собравшихся.

Фраза прозвучала странно, но… ее ведь можно будет списать на привычки северянки, не совсем хорошо знавшей общие и западные традиции?

− Мы все рады вас видеть, милое дитя, – ответил старый граф, – надеюсь, вы благополучно добрались?

− Как нельзя лучше, – ответила «графиня». – Благодарю вас.

Она отыскала взглядом Гая, и он посмотрел на нее в ответ. Нежно и немного робко, как смотрит всякий влюбленный.

Дальше пошли дежурные вопросы о погоде, о дороге, о семье. Последних Вилма боялась, но Силиван – говорил почти один он – не спросил ничего такого, что поставило бы ее в тупик.

− Но я надеюсь, графиня, на брачную церемонию вы явитесь в более подобающем виде, – закончил старый Силиван. – То, что на вас сейчас, право, слишком уж буднично.

− У нас уже выпал снег, – ответила лже-Каролина, – и я оделась тепло и практично. Конечно же, я постараюсь выглядеть на свадьбе, как пристало невесте.

− Дерзкий ответ, – сказала в задумчивости темноволосая дама. Каролина помнила, что это мать Гая. – Вот уж действительно северянка. На юге в ответ на упрек девицы могут лишь извиняться и благодарить. И они не решаются прилюдно переглядываться со своими нареченными.

− А что они делают наедине с нареченными? – спросила старуха, жена Ирвина Силивана. Вилма еще в первый визит не могла понять, нравится ли она ей или пугает.

Свекровь захотела смутить невестку или своеобразно подбодрить Вилму, но ее старания остались напрасными; грациозно подняв голову, дама внимательно посмотрела на пожилую неаниту ясным темным взором, небрежно повела плечом. В этой семье каждый старался побольнее задеть другого, это уже стало понятно Вилме, однако идти на попятный слишком поздно. Может, ей повезет, и Гай сможет защитить ее от ехидства родственников, раз уже решился на лживый брак? Неважно. Слишком многое уже сделано ради их совместного счастья, и раз ей предстоит теперь жить в родовом поместье Силиванов, прохладном и сумрачном, то придется отрастить зубки.

− Наедине с нареченными они выполняют супружеский долг, − спокойно и четко произнесла Джан Силиван − теперь-то девушка сумела выудить из глубин памяти это имя, − как и следует достойным женщинам.

− Верно, − вмешался зачем-то граф Ирвин, − жаль, что вы, дорогая, оказались исключением.

Несмотря на природную смуглость, лицо Джан залилось алой краской, и она, опустив взгляд, поспешно отошла в другой конец залы, чтобы опуститься там, в кресло у камина. Вилма же, поймав на себе внимательный изучающий взгляд графа, почувствовала, как по спине бегут мурашки: верил он ее игре? Могло ли так случиться, что после заочной помолвки он узнал что-нибудь и пригласил невесту внука лишь для того, чтобы подготовить надежную ловушку? Но нет, это глупо, и потом, что он может сделать с ней, сорвав маску с вероломной лгуньи? Не так уж и много у Силиванов связей и денег, чтобы опозорить кого-нибудь, уничтожая репутацию, и потом, вряд ли ему будет угоден скандал…

Вилма умела мило сверкать белозубой улыбкой и опускать глаза, когда следовало, даже если в душе пылало пламя праведного гнева или больно кололи ледышки бессильной тоски, так же поступила она и сегодня, ни на минуту не опуская головы. До свадьбы она станет вести себя идеально, как и Гай, а потом все счастье этого мира станет принадлежать только им – и легкое касание теплой ладони любимого вдохнуло в нее абсолютную уверенность в этом. Убедившись, что граф, угрюмый виконт и обе графини ослабили свою строгую бдительность, влюбленные смогли обменяться счастливыми взглядами и незаметными подбадривающими кивками.

Верно, если бы Гай осмелился, он поцеловал бы ей руку прямо здесь, при всех. Но все-таки воспитание давало о себе знать, и они просто любовались друг другом. Ничего, это ненадолго. Скоро они вдоволь насытятся своим счастьем, выпьют его до дна, как самое лучшее вино, но пока они будут наслаждаться букетом, вдыхая аромат, и ждать, ждать, ждать…

Так долго, так страшно! В любое мгновение может случиться что-то, что разобьет все их надежды. И тогда… Не так больно не принадлежать любимому, как достаться другому.

Гай, верно, согласился бы с ней, если бы они могли высказать друг другу, что лежало на душе.

− Думаю, нашей гостье стоит отдохнуть с дороги, – молвил граф Ирвин. – Путь с севера не близок, и молодая графиня нуждается в сне и покое, не так ли?

− Благодарю вас, – ответила Вилма. – Вы правы.

− Тогда вам сейчас же покажут приготовленные для вас покои. Вы сможете располагаться, как пожелаете. Никто, – это слово граф выделил, – не побеспокоит вас, я сам об этом позабочусь.

И он посмотрел в сторону внука – а вот виконт Деметрий Силиван остался стоять с каменным лицом на месте и не вымолвил ни единого слова. Сложно было угадать его мысли и чувства, глядя в льдистые недовольные глаза, девушка не стала и пытаться.

Гай немного погрустнел, тревожно было и Вилме. Им препятствовали оставаться наедине, и это вполне объяснялось требованиями приличий… или подозрениями старого графа. Стоит ли тревожиться о последнем? Если и да, то лучше прятать свои чувства и мысли за спокойным выражением лица и милой улыбкой, и уходить неторопливым шагом вместе с молодой молчаливой служанкой по имени Айсун. Вероятно, камеристка неаниты Джан, недавно выписанная из Эн-Мерида, ведь недавно будущая свекровь Вилмы стала королевской придворной дамой, и ее отпустили на свадьбу сына.

Южные женщины ведут себя затравленно, уныло, кутаются в платки и шали, закрывают лица книгами, если в их сторону случайно посмотреть – об этом Вилме рассказывал отец. Ему ли не знать, как ведут себя все женщины Фиалама! И чудо, что они с сестрой не родились бастардами от одной из его многочисленных любовниц, но сейчас грешно о том мыслить. Герцог Эртон все еще в столице, писем от него нет, и как знать, может он и вовсе не вернется домой… Глубоко вздохнув, Вилма мысленно заставила себя прекратить предаваться унынию, и наслаждаться новой жизнью, пусть и не настолько роскошной, как в родовом замке. Графы Силиваны уже пол-кватриона влачат бедноватое существование, неведомо какими средствами зарабатывая на картины, оружие и изящные статуэтки, и она, герцогиня Вилма Эртон, знала, на что шла, отправляясь сюда. Значит, так тому и быть – она вынесет бедность, прикрытую фальшивым блеском, придирки свекрови Джан, заносчивую насмешливую старуху, пристальное внимание графа, человеческие пороки и прочую грязь. Ну а Гай ей в этом поможет.

Тем временем Айсун опустила голову в черном платке и открыла перед герцогиней дверь просторной светлой комнаты, и та решительно сделала шаг вперед. От ее прежних покоев обстановка отличалась поразительной простотой: большая кровать с пологом, дубовый стол и стул, сундук под вещи, и пушистый ковер. Ни украшений, ни книг, да и на что в общем-то было надеяться Вилме в замке, где живут такие люди?

Какие именно, она точно не смогла бы ответить даже самой себе, однако понимала, что граф Силиван – человек непростой, а его жена и невестка знают явно больше, чем хотят сказать, и даже Гай… Но нет, прочь дурные мысли, любимый человек точно не может быть злым или жестоким. Вилма не сомневалась, что знает об этом наверняка.

− Хорошая комната, − произнесла она нараспев, застыв возле стола. − Кто-нибудь жил здесь раньше? Надо полагать, женщина? Ведь Силиваны не принимают гостей, да и гостевые покои не рассчитаны обычно на одного человека, верно, Айсун?

Смуглая женщина вздрогнула и потупила взор.

− Я не знаю, госпожа, − сказала она быстро. – Возможно, покойная матушка графа.

− Славно, − кивнула Вилма. – А теперь давайте договоримся: вы ничего не говорите про меня своей госпоже, а я не мучаю вас придирками.

− Да, неанита…

− Ступайте. Мне нужно побыть одной и освоиться.

− Ваши вещи скоро принесут, − пролепетала несчастная испуганная чем-то камеристка, и поспешно выскочила за дверь.

Вилма вздохнула и принялась медленно расстегивать шубу, прислушиваясь к шагам и звукам за дверью. Но ничего, привлекшего ее внимания, не обнаружила, и очень скоро смогла добраться до платка, дабы стереть с висков и лба струящийся пот. Опасное дело началось, и Вилме оставалось лишь надеяться, что оно станет первым и последним риском в ее жизни.

Глава 15. Грета Ларсон

С того дня, как в гостиницу «Четыре дороги» заявлялся неизвестный нахал и угрожал Грете то ли убийством, то ли похищением, минуло примерно десять дней, а она так и не успела испугаться. Переезжать с место на места у женщины никакого желания не было, тем более по мелочному поводу, а Лизель и Жаку она естественно ничего не сказала. Посвятить в свои беды пришлось только Сюзанну, девушка не болтлива и умна, но пока не явилась в гостиницу в темном плаще с капюшоном, сделать это казалось невозможным.

Мирно и серо тянулся двадцать пятый день месяца Осенних Заморозок. В окна звонко ударяли капли дождя, стекая потом мутной влагой на деревянные рамы, Гретхен пересчитывала выручку, Жак беззаботно играл с котом, а Лизель заигрывала с единственным посетителем зала. Остальные все исчезли: кто ушел, расплатившись, а кто остался спать наверху или там же играли в карты. Некого было ждать. Скрипнула дверь, Грета едва сдержала нервную дрожь и сурово глянула на мокрую фигуру в плаще.

− Здравствуйте, − донесся чистый девичий голос, едва успела Грета что-то понять.

− Госпожа Сюзанна! – воскликнул Жак, вскакивая, и обиженный от резкого падения Матти, зашипел. – Это вы?

− Тише, − одернула мальчишку Грета, а потом засуетилась. – Сюзанна? Что же вы под дождем пришли? Осенью так и простыть недолго.

− Боялась слежки, − откликнулась та, откидывая капюшон с лица. – Но вы не беспокойтесь, я почти не вымокла.

Грета не поверила и велела Жаку принести горячий травяной чай, а сама предложила повесить промокший плащ девушки возле печи, и та не стала спорить. Вид у Сюзанны Лефевр был немногим лучше, чем в тот мерзкий день, когда Грете пришлось едва ли не силой выставлять вон из гостиницы ее обидчика. Генри Холт, что ли? Хоть бы убили его на войне, изверга этакого! Жаль, что такие сами, как правило, не лезут в пламя, толкают других, добрых и совестливых людей, вроде Шона Тейта, а те и рады считать участие в войне честью.

Наверное, славно, что Грета не воевала, но находилась к минувшей войне настолько близко, как только может раненый в голову – к смерти. И чего она тогда пыталась добиться, безуспешно занимаясь маркитанством ради фиаламской армии, раз та война ничего не решила? Сейчас шла следующая, не менее кровопролитная, и тоже с аранийцами. Грете очень хотелось верить, что Фиалам сильнее Арании, однако подобные мысли слепы, куда сложнее обдумывать истинные причины войны.

Чего хотят аранийцы на самом деле?

Связано ли это с кражей королевской реликвией, и той ряженой девицей, за которой, если верить слухам, почти год назад погнался северный герцог, прямо из этой гостиницы? Грета предпочитала не знать таких сведений, но лишь для разумной осторожности. Если кто напоит ее допьяну или станет пытать, она не расскажет ни о своих догадках, ни о чужих словах, просто потому, что не задумывалась над тем. А надеяться, что теперь ее оставят в покое, нельзя, особенно после того жуткого визита. Боялась Грета не за себя – за мальчишку с девицей, служивших ей, за посетителей, за гостиницу, в конце концов, которую могли и спалить запросто.

Только отказать скромной просьбе о помощи, со стороны Сюзанны, она как не могла, так и не может.

− Не желаете ли бриоши? – спросила Грета, присаживаясь напротив молчаливой камеристки. – Или печенье какое?

− Благодарю, но нет, − откликнулась Сюзанна, еще ниже опустив голову. – Сейчас не до сластей.

− Вот как? – голос у Греты дрогнул и обрел испуганную хрипотцу, но она быстро смогла взять себя в руки и внимательно взглянуть в побледневшее лицо гостьи. − Что-нибудь стряслось?

− Нет. Но во дворце до сих пор ходят злые толки про ту историю с нашим проникновением во дворец, − чуть помедлив, объяснила Сюзанна. – Ее Величество сделала мне внушение, и… о том стало известно моей бабушке.

− Вы находитесь во власти своей бабушки?

− После того, как скончался дед, она – единственная, кто опекает меня, − не поднимая головы, быстро проговорила девушка, а затем быстрым движением заправила за ухо рыжую кудрявую прядь. – Разумеется, она стала волноваться и учинила мне целый допрос насчет всех, с кем я имела честь находиться той ночью. Молодых Найто и Тайто она назвала глуповатыми прохвостами… хотя я пыталась возразить, что это взаимоисключающие слова. Видите ли, Грета, человек может быть либо глуповатым, либо отъявленным простецом.

Грета понимающе кивнула, хоть придерживалась иного мнения. Исходя из подслушанного между графами Силиваном и Холтом, они оба являлись именно такими. Трусливые хитрецы, загнанные в угол людьми, от которых зависят, и даже она, Грета, простолюдинка с северо-запада, знала, что к чему. Деметрий Силиван явно побаивался кого-то из своей родни, неприятного и влиятельного человека, а Холт лебезит перед сюзереном, особенно уже попавшись на какой-то проделке. Подробностей Грета не знала, не ей и судить об остальном.

Подперев щеку рукой, она медленно размешивала колотый кусочек сахара в остывающем чае, и лихорадочно размышляла, не могут ли эти люди навредить еще и Сюзанне? Да уже ведь навредили, похитив бедняжку во время празднования Новолетья, куда уж больше, казалось бы?

− Бабушка сказала, − продолжала щебетать оживившаяся красавица, − что я сильно рисковала, да и вы тоже. И что она хотела бы с вами познакомиться.

− Чудесно, − мрачно подытожила Грета, выразив этим коротеньким словом истинное отношение к такой затее. – Кем же является ваша бабушка?

− Мещанка.

− А имя?

− Леона Лефевр. В молодости она тоже была камеристкой, − развела узкими ладошками в черных перчатках Сюзанна. – Матушка умерла от родильной горячки, слишком рано, ей не исполнилось и семнадцати, а отец сложил голову на войне. Он был простым солдатом.

− Да, − вздохнула Грета, и к глазам подкатили злые слезы, − много тех несчастных. – Но еще больше тех, кто рвется умирать сейчас. Так для чего же я нужна Леоне Лефевр?

− Вы заинтересовали ее, − растерялась Сюзанна.

И Грета поняла и поверила, что подруга действительно ничего не знает, не притворяясь и не кокетничая в попытках сменить тему. Она поверила ей, подлила в обе чашки еще чаю, и стала слушать дальше, заострив внимание на личности таинственной Леоны, и стараясь не перебивать. Хотя чем длиннее тянулась речь камеристки, тем сильнее казалось, что это невозможно. Слова готовы были сорваться с языка сию минуту несколько раз, только Грета одергивала себя мысленно и слушала дальше.

Из подробного рассказа Сюзанны выходило следующее: бабушка Леона являлась женщиной суровой, насмешливой, резкой, однако с хорошими людьми она вела себя душевной. Грете не понравилось это уточнение – с чего бы ей, бывшей маркитантке, прослыть порядочной дамой? Но… Что сделано, то сделано, раз однажды посмела пробраться во дворец и избежать заключения в Апимортен, придется платить, как это говорят при дворе, репутацией. Едва Грета подумала об этом, как распахнулась входная дверь от сильного толчка, и за спиной низкорослой худой гостьи раздался шипящий шум льющегося дождя. Сдернув резким движением капюшон того же черного, что и у Сюзанны, плаща с головы, старая женщина заприметила взволнованного Жака и поспешила избавиться от промокшей насквозь ноши.