Текст книги "По шумама и горама (1942) (СИ)"

Автор книги: Д. Н. Замполит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц)

По шумама и горама (1942)

Глава 1
Я знал, я знал!

Ну и холодрыга!

Ладно под Москвой сейчас колотун, так январь же, но здесь-то! Какая сволочь сказала, что на Балканах тепло? Ну зима, ну январь, ну сразу весь в инее, как только остановишься, но отчего мне так холодно, ась?

Пошевелился, разгоняя кровь, растер шерстяной варежкой нос и щеки, подвинул винтовку поудобнее, но замер, когда Лука шикнул, выдохнув столбик пара:

– Тише!

И точно – вдалеке скрипнул снег.

Наши во главе с Бранко ушли меньше часа назад, но чужие в такой мороз не шастают, а по теплым домам сидят. Это только мы можем лежать по холодным сугробам в белоснежных полях под Сараево.

И который раз катать в мозгу неожиданные выверты командования. Не могу сказать, что это моя заслуга, скорее, Верховному штабу вложили ума наши главные учителя – немцы, но в конце декабря в отряды ушла новая директива. «Исходя из опыта боев в Сербии, всем партизанским частям ставится задача уклоняться от фронтальных столкновений с противником, наносить ему удары в тыл и во фланги и за счет маневрирования удерживаться на своей территории».

Но стоило порадовался за наших стратегов, как они выдали новый план по «овладению промышленным и горнодобывающим районом Вареш-Бреза-Зеница». Причем не для того, чтобы лишить оккупантов угля, а для того, чтобы рабочий класс с рудников набрать в партизанские отряды. Ну да, в крестьянской стране никто ведь кроме пролетариата воевать не будет, точно-точно. Но мы же коммунисты, мы же должны опираться на пролетариат, так что – извините-подвиньтесь!

И пофиг, что сил на «овладение» тысяч восемь партизан да тысячи две четников, но из них союзнички еще те. Впрягли в одну телегу коня и трепетную лань: партизанами у нас компартия рулит, а четниками-равногорцами – монархисты.

А в район медленно, но верно стягивают две немецкие дивизии, да еще парочка домобранских бригад сидит в гарнизонах. Даже если они неполным штатом, то все равно тысяч тридцать набегает, а если полным – то и сорок.

От таких планов чуть не взвыл, но памятуя не то ссылку, не то командировку в Плевлю, засунул язык в задницу, а то открутят мне голову и скажут, что так и было. Противно быть пророком, пусть и не в своем отечестве. Впрочем, мои скептические гримасы штабные товарищи запомнили.

В том числе и по случаю переименования нашей бригады в «пролетарскую». Понятно, что у комми в голове сплошь «Капитал» с «Анти-Дюрингом», но ведь классики марксизма не отрицали необходимости применяться к обстановке, а Ленин так вообще гений политической тактики! И худо-бедно принципы маркетинга основоположники интуитивно понимали – «встречают по названию». Вон, бывало, откроешь Яндекс или там Алиэкспресс, так любая приблуда со словом «тактический» в описании стоит раза в два дороже, чем без оного. При том, что и производитель, и модель те же самые.

И работает это в обе стороны: при первых известиях о «пролетарской» бригаде, четники как с цепи сорвались. Еще бы, такую красную тряпку им под нос сунули! Коминтерн, большевики, атеисты проклятые, враги сербов! Начались мелкие укусы, нападения, палки в колеса… Почему на всю Красную армию Пролетарская дивизия одна, а у нас пролетарских бригад уже две, наша и черногорская?

Чем, ну чем название «Первая ударная народно-освободительная бригада» хуже, чем «Первая пролетарская народно-освободительная»? Ну, кроме удовлетворения неких догматиков из ЦК КПЮ? Они-то идеологическую чистоту соблюли, а нам расхлебывай.

В самом прямом смысле – разруливать непонятки с четниками посылали наиболее представительную часть, то бишь нас. Полторы сотни головорезов или, как их тут зовут, башибозлуков. Отлично экипированных, да еще до зубов вооруженных – оружия итальянского после взятия Плевли у нас навалом – автоматы Беретта, пулеметы Фиат-Ревелли, винтовки Каркано и тому подобное.

Нам такая честь ни к чему, но попытки свалить в сторону успеха не имели – приказ, извольте выполнять. В кулуарных разговорах подсластили пилюлю – дескать, ты из русских кадетов, а не коммунист, четники такому больше поверят. И вообще ты склонен искать варианты, а не сразу стрелять.

Может, в товарище Тито политик просыпается вместо догматика? Неплохо бы, но насторожило что благие пожелания только в устной форме, а в приказе слова совсем другие.

Вот мы и валялись в новогоднем снегу, разглядывая теплые огоньки в деревне, где разместился штаб Сараевской бригады равногорцев. И тревожно вслушивались в звук шагов, ровно до того момента, когда снизу раздалось:

– Эй, мы вернулись!

– Что так быстро? – стоило высунуть нос из балаклавы, как его тут же ущипнул морозец.

– Да сразу у околицы трех бедолаг прихватили, – бровастый пулеметчик Бранко подпихнул вперед дрожащих не то от холода, не то от страха четников.

Один сразу бухнулся на колени, почувствовав во мне командира, и принялся молить о пощаде.

– Тихо! – пришлось даже рыкнуть на него. – Мне без разницы, кто вы, как стали четниками, сколько у вас детей. Говорите правду и тогда отпущу после разговора с вашим командантом. А коли соврете, не обессудьте.

Четники наперебой согласились, я махнул ребятам и пленных развели в разные стороны. Даже пугать не пришлось, обычные крестьяне, выложили все: и где часовые, и где штаб поручника Дериконя, и когда должен подойти отряд из Романийской бригады.

– Ты думаешь о том же, о чем я? – подошел ко мне Бранко.

– Да. Надо только шапки развернуть задом наперед, чтобы красные звезды не заметили.

Мы тронулись вниз, по протоптанной Бранко тропинке, стараясь не шуметь и настороженно прислушиваясь. Светлой пряжей вились дымки из труб, одиноко гавкнула собака да скрипела на ветру незапертая калитка или воротина.

Всю дорогу пленные ныли – дяденька, мы больше не будем, прости застранцев, отпусти да отпусти, но замолкли после того места, где Бранко их повинтил. Мы свернули белые накидки и двинулись вперед почти строем через пустые улочки.

Только в самой середине Висоевицы, недалеко от штаба нас окликнул часовой, закутанный в овчины, засыпанный снегом и оттого больше похожий на сугроб:

– Кто идет?

Пленные тревожно дернулись, но Бранко встряхнул переднего за шкирку:

– Ну!

– Драголюб! – посиневшими губами выговорил четник пароль.

– Дрина! Один ко мне, остальные стоять на месте! – выдохнул вместе с паром караульный.

Сразу видно – из недавних солдат, не забыл еще порядок службы.

– Да ты рехнулся, дядя! – от холода мое возмущение вышло совсем натуральным. – Мы романийцы, замерзли как цуцики, а ты нас на морозе держать хочешь?

Пока часовой думал, Небош попросту отстранил его, а шедший следом Глиша не дал раскрыть рот, уперев в лоб ледяной ствол пистолета. Бойцы шустро разоружили сугроб и мы спокойно подошли к большой брвнаре штаба.

И тут выступил Лука:

– Надо две гранаты в окно закинуть, а как наружу полезут, перестреляем.

Даже будь это немцы или усташи, способ так себе, неизвестно сколько их еще по деревне и как обратно выбираться.

– Скажи мне, гуманист хренов, а хозяевам как потом в разбитом доме жить? На морозе-то?

– Да кулаки это! – отмахнулся Лука.

– А дети у них тоже кулаки?

Комиссар по обыкновению надулся.

– Всем разом не пройти, – оглядел неширокую дверь Бранко, – а пока будем внутрь лезть, спохватятся и стрелять начнут.

– Мы вдвоем пойдем, двоих не испугаются. Лука, если такой смелый, бери гранату, – скомандовал я. – Чеку вынь. Как свистну, заходят остальные. Если взрыв, то мочите всех. Пошли.

Скрипнула дверь и вместе с морозным паром мы ввалились в пропахшее дымом тепло. В очаге посреди комнаты горел огонь, жар шел и от небольшой печки в углу.

– Добар дан, православни! – широко улыбнулся я, подходя к столу, за которым над едой замерло несколько человек. – Подвиньтесь.

Пользуясь замешательством «вы не ждали нас, а мы приперлися», Лука и я уселись и выставили на стол кулаки с зажатыми в них гранатами:

– Знаете, что это?

– Итальянка, – заторможенно ответил один из хозяев.

– А что будет, если я ее уроню?

– Брось эти дурацкие шутки, дечко! – даже не дрогнул широким лицом малый лет тридцати.

– Бросить? Да легко, – широко улыбнулся я. – Но сперва поговорим.

Свободной рукой развернул шубару, чтобы звездочка-петокрака встала на свое место.

Четники кто неотрывно смотрел на гранаты, кто покосился на сложенное в углу оружие, но все застыли, сообразив, что из не сильно большой комнаты убежать не успеют.

– Так что, поговорим?

– Поговорим, – согласился широколицый и отодвинул глиняную миску с кашей. – Ты кто такой?

– Командир ударной роты Первой партизанской бригады Владо Мараш. А ты?

– Командант Сараевской бригады поручник Сава Дериконя.

– Ты-то мне и нужен, – я полуобернулся и свистнул оставшимся на улице.

Партизаны заходили в натопленную избу, отчего в ней сразу стало прохладно и тесно, а лица четников понемногу менялись с испуганных или удивленных на завистливые – три пулемета и четыре автомата на десять человек это вам не баран начхал.

Убедив собеседников в нашем подавляющем огневом превосходстве, мы с Лукой вернули гранатные чеки на место.

– Вчера в пяти километрах от вашего штаба, – мягко начал я, пристально глядя в глаза поручнику, – на дороге от Олова до Семизоваца неизвестные в шапках с сербскими кокардами обстреляли два партизанских грузовика из пулемета.

Дериконя напрягся – у нас тут без малого гражданская война, за такое могут пристрелить, а не просто побить, пусть и ногами. Прямо тут, под закопченными балками потолка, на которых висели вязки лука и чеснока.

– Во-первых, – продолжил я, – прошу немедленно обратить внимание на качество стрелковой подготовки во вверенной вам бригаде.

Один из четников глухо заворчал в густую бородищу.

– А во-вторых, – посмотрел я на него, – у нас приказ в случае повторения подобного, отвечать огнем на поражение. Как мы стреляем, показать?

– Наслышан, – буркнул командант.

А бородач выругался сквозь зубы, и посылал проклятия на головы безбожных коммунистов.

Разгреб слои одежды на вороте, выудил крестик на гайтане и показал ему:

– Такой же православный, как и ты.

– Жидам служишь! – взвился бородач, чем живо напомнил мне покойного Бубку Шопича.

– В разум приди, уяче, чушь несешь.

– Какой я тебе уяк, племянничек! Каждый знает, что у вас в Ужице сплошь странцы командовали!

– Это кто же? – все наши выпучили глаза

– Янкович болгарин, Линдермайер евреин, Борота мадьяр, да еще муслимане!

Давясь смехом, спросил у Бранко:

– Знаешь таких?

– Сколько в штабе не был, – изо всех сил держался мой зам, – ни разу не встречал.

– Вот и я тоже. Сербов навалом, черногорцы есть, хорваты и македонцы попадались, а вот твоих, уяче, иностранцев не видал.

А вообще в контрпропаганде Дражи Михайловича ничего нового – жиды и комиссары, комиссары и жиды. Прямо как у немцев, неудивительно, что он сотрудничества с ними искал.

– Что, и в отрядах у вас сербы? – ернически упирался бородатый. – не цыгане и не арнатуты?

– А чего меня спрашивать, смотри сам, – и я потыкал пальцем в бойцов, – серб, серб, черногорец, серб, серб, серб…

Поручник молча следил за нашей перепалкой, но бородач выложил главный аргумент:

– Бабы у вас общие!

Тут уж не только меня, но и всех наших пробило на неудержимый ржач – в бригаде отлично знали, как я отношусь к любым подкатам к Альбине или как Марко ходит вокруг Живки. Общие, придумают тоже…

Улыбнулся и Дериконя, тупая пропаганда рассчитана на тупых бородачей, а командант бригады должен верно понимать ситуацию. Но бородача наш веселый хохот не убедил, сдаваться он не собирался:

– Церкви закрываете, службы не даете…

Смех только усилился.

– Ага, попа Зечевича спроси, он как раз в Ужицком комитете за главного был, сколько он храмов затворил…

– Комитет, видали мы в гробу такие комитеты…

– Ну предположим. А что взамен, где ваши органы власти?

Бородач заткнулся – своих органов четники не создавали, предпочитали действовать через структуры коллаборантского правительства Недича. И мы наконец-то отдышались, утерли слезы и добрались до делового разговора. За нас, кроме пулеметов и автоматов, говорила и громкая слава после взятия Плевли и стычек с итальянцами, усташами и немцами. Преувеличенный по предложению Милована список трофеев обрастал в пересказах фантастическими подробностями и вызывал у четников зависть до зубовного скрежета. Вот и сейчас Дериконя жаловался на нехватку оружия, на вышедшие из строя два последних пулемета, на невозможность действовать в такой холод.

Из хозяйской комнатки появилась закутанная в платки тетка, переглянулась с поручником, тяжело вздохнула, поставила на стол еще миски и навалила в них каши. Пожрать горяченького это мы с удовольствием и дальше разговор приобретал все более деловой характер. Поручник мне понравился – не юлил, глазами не бегал, через губу не разговаривал. Понемногу, тем более, что его все больше щемили немцы, договорились, после чего даже перешли к рассказам о подвигах.

– А что же вы итальянцев отпустили? – влез худой, как жердь четник с крестом на шапке.

– По условиям капитуляции обещали, а мы свое слово держим.

– Кончать их надо было, – презрительно выплюнул худой.

Бранко насупил лохматые брови:

– Сперва воевать научись, да город возьми, советчик.

Худой с бородатым вскинулись, но Бранко продолжал:

– Вы сколько раз на немцев нападали? Сколько в боях были?

Четники промолчали, хотя в последнее время стычки участились.

– Ну хотя бы стреляете как?

– Да патронов у нас в обрез, – сморщился Дериконя и вдруг попросил: – Оставьте нам один пулемет, а? У вас вон сколько…

– А вы нам в спину из него? – оскалил зубы Лука.

Поручник поджал губы.

– Оставлю, – неожиданно решил я к удивлению всех бойцов. – В обмен на продукты. Но гляди, Сава, не дай бог кто из твоих по нашим выстрелит…

– Да как же! – возопил Лука.

– А вот так! – отрезал я. – Пулемет оставим без затвора.

– Славно придумал, – зло ощерился бородатый, – очень нужная вещь!

– Именно. Пойдешь с нами, – ткнул я ему в грудь, – отойдем подальше, отдам затвор. И две ленты, черт с вами.

На том и порешили, к радости команданта.

В километре от околицы отпустили бородатого, после чего Лука принялся выговаривать мне, что четники враги, что надо было всех перестрелять, что нечего с ними разговаривать и миндальничать. Но у меня другой счет – если не расстрелянные сегодня четники убьют хотя бы парочку немцев, это уже хорошо. Зуб даю, Дериконя не тот человек, чтобы из нашего же пулемета по нам стрелять. Глядишь, и вообще его в партизаны переманим.

Часа через два добрались до Средне, до Верховного штаба. Хорошо хоть шагали бодро, но все равно промерзли и в дом, назначенный нам на постой, ввалились заиндевевшие и задубевшие. Ребята кинулись отогреваться к огню и вечерять, а меня в тепле развезло, завалился в угол у печи, накрылся кожушком, закрыл глаза и тут же выключился.

И сразу же вскочил, будто одно мгновение спал – сердце колотится, на лбу холодный пот и перед глазами сон в деталях. Только не про обычные дела в оставленном XXI веке, а точнехонько кусок из моей прежней жизни, здесь же, в Боснии, давным-давно, лет пятьдесят тому вперед, в годы первой молодости…

Взвод добровольцев Новосараевского отряда армии Републике Српске перебрасывали туда-сюда, по большей части южнее осажденного Сараево, где шла драка за господствующие горы Игман и Белашницу.

На одном из привалов Терек, АГС-ник наш, казачина двухметровый, ткнул пальцем в памятник партизанам:

– Гляди.

– Чего? – не въехал я. – Памятник как памятник, их по всей Югославии полно.

Даже без скульптуры, тесаный плоский камень на обочине, с выбитыми звездой, винтовкой и надписью.

– Ну да, полно, – хохотнул Терек, – чуть меньше, чем товарищу Тито. А вообще ничего странного не замечаешь?

Я вчитался – «…по температуре од 32 степена испод нуле Прва Пролетерска НО бригада извела je двадесет трочасовни Игманский марш…» и ахнул:

– Скока-скока?

– Тридцать два ниже нуля, ага. Но не в этом дело.

– А в чем же?

Висевшие на груди крест-накрест ленты выстрелов для АГСа звякнули, когда Терек доверительно наклонился ко мне всей немаленькой тушей:

– Памятники, что мы за последнюю неделю видели…

Велико Поле, Брезовач, Босна… А точно! И на каждом – «Прва Пролетерска бригада» и «легендарни Игмански марш». И температура эта, совсем не балканская.

Вечером, когда добрались до постоя, Терек полез с расспросами к хозяину, пожилому сербу.

– Так это, младичи, известная история, при Тито ее все знали, даже фильм сняли.

– А подробнее, стари? – мы уселись за стол, поставив оружие к стене.

– Вторая неприятельска офанзива, немцы да усташи титовых партизан окружили, вот бригада сутки из окружения выходила. В лютый холод, через горы, в чем были. Много людей поморозили, – вздохнул дед.

– Это когда же?

– Так в январе сорок второго.

Вот на этом месте меня из сна и выбросило.

С чего мне такой подарочек, ясно – про будущее-прошлое мне снится, стоит только кого-нибудь от верной смерти избавить, сегодня, наверное, за спасенных от погрома четников. Но в черепе заметались и панические мысли: тут как раз январь начался, а Прва пролетерска бригада – это мы и есть. Это что же, нам не сегодня-завтра задницы отмораживать??? С героизмом вместо серьезной зимней одежды и с топорами вместо ледорубов?

Отдышался, вытер лоб, напрягся, чтобы вспомнить надписи на памятниках – точно, «двадесет седмог jануара»! Значит, недели три у нас есть.

Вскочил, и не умывшись, не поев, побежал накручивать своих на обеспечение будущего марша. Хорошо бы, конечно, чтоб его не случилось (бог весть, насколько я историю уже подвинул), но лучше подготовится. Да и воевать зимой в теплых шмотках как-то приятнее.

Белые маскировочные накидки с нашей подачи потихоньку распространялись в рядах народно-освободительных отрядов, тут мы мало что могли добавить. А вот местных кузнецов, слесарей, шорников и сапожников мобилизовали на задание особой важности – трикони делать и крепить к ботинкам, а также ладить кошки, чтоб на обувь пристегивать. И не только для себя, но и для бригады. Конечно, на всех наделать не успеют, но даже сотня-другая бойцов в шипованой обувке могут сильно помочь. Как и подковы с шипами.

Бабулек подрядили срочно вязать носки, варежки стрелковые с одним пальцем да балаклавы. Половину слободановых денег извел, вроде мелочь, но одна бабка – рубль, а десять – уже червонец. А если их сто? Зато на выходе почти тысяча шерстяных изделий!

По мере усиления морозов наш передовой опыт распространялся и по соседним подразделениям, преодолев изначальный скепсис штаба бригады в лице Кочи и Фичи. Это не клички или псевдонимы, а всего лишь сокращения от Константина и Филипа. И даже Попович и Кляич тоже не прозвища, а фамилии команданта и комиссара, совсем молодых (с моей точки зрения) ребят. Фиче двадцать восемь лет, Коча малость постарше, тридцать два, успел повоевать в Испании, целым командиром артдивизиона.

Что характерно, у меня с ним взаимопонимание куда лучше, чем с Фичей. Видимо, влияет опыт службы – с Бранко у меня тоже заметно лучше, чем с Лукой, да и в Верховном штабе с кадровым офицером Арсо Йовановичем лучше, чем с идеологом и пропагандистом Милованом Джиласом.

И если во главе соседних отрядов и рот, не входившие в Прву пролетарску, стояли люди с военным опытом, то они тоже озаботились утеплением, пусть и не с нашим размахом. А вот назначенные партийцы нет, видимо, их согревало всесильное учение Маркса. Но по мере того, как мы носились из края в край, приводя четников к нормальному бою, на экипировку нашу нагляделись многие. И даже если верхушка не соизволила, то рядовые бойцы старались копировать, вроде как мы стали законодателями партизанских мод.

Но если честно, я бы предпочел отоспаться и отдохнуть – никто ведь ни махновские наши налеты на союзничков, ни обычную подготовку не отменял, более того, в нее добавили курс по итальянскому оружию. Раньше-то, до Плевли, большинство воевало только немецким или югославскими маузерами.

А тут еще и немцы начали наступление, не иначе, чтобы нас взбодрить и скуку разогнать, охватывали Врхбосну с севера, выдавливая партизан и четников подальше от шахт и рудников.

Продуманные, суки – превосходящими силами, 718-я и 342-я дивизии, все по науке. Первым вынесли два батальона Бирчанского отряда, следом досталось Оловскому отряду. Мало у нас сил, одно счастье, что наступают фрицы только вдоль дорог, да усташские гарнизоны из городов не высовываются, отошел на километр в сторону – все, свобода. И жри снег, потому как прокормиться зимой в горах ой как непросто. Не дай бог еще итальянцы подключатся, с юга поднапрут, совсем худо будет, одна надежда на вечную романскую расслабуху.

Не успели мы дожать все восемь «бригад» Романийского корпуса четников, как переквалифицировали нас в пожарную команду – тормозить наступление немцев. Фича настаивал, чтобы мы всей ротой метались, но я убедил Кочу, что лучше разделить на три части, для пущей мобильности. Групповым оружием усилить два взвода, выходящих на задания, а третий в порядке ротации оставлять на занятиях.

– Ну один взвод это ты, – шевельнул густыми усами Коча. – А вторым кто командовать будет?

– Так Бранко же. Места ему знакомы, мы как раз тут летом с ним, Лукой и Марко беженцев через Дрину в Сербию выводили.

– Хорошо, утверждаю.

И понеслась, засада да налет, налет да засада. Выслали наблюдателей, сами зарылись в снег под белыми накидками, пропустили разведку, дождались колонну, ударили всеми минометами-пулеметами и бежать.

Лыжи бы еще, чтоб по снегу быстрее перемещаться, вообще сюр будет – зимняя олимпиада 1942 года в Сараево. И трамплин до кучи. Только у немцев танки, пусть хреновенькие, «единички» и «двойки», и холодно пока не так, чтобы замерзшим на лету плевком броню пробивать. Нет у нас против панцеров ничего, кроме минирования дорог, нету. А мины гансы после первого же подрыва насобачились искать.

Да и соседи медленно, но отступали. Романийский корпус вообще весь откатывался, только наши батальоны упирались. Все перемешалось, штабы от своих подразделений оторвались, роты раскидало, еще чуть – и потеря управления. А немцы заняли Миличи и Зворник, заняли Кладани и Власеницу, на очереди Олово с Хан-Песаком. Ничего, пусть здесь за нами гоняются, а не под Москвой дыры затыкают.

Вот после очередной засады только присел я отдышаться и отогреться, как дернули в штаб бригады. А там Фича нахмуренный и Лука, тоже жизнью недовольный.

– Скажи, друже Владо, почему вы танки не уничтожаете?

– У нас тактика другая, – хорошо хоть «товарищем» назвали, а не сразу «гражданином», – мы их с двухсот-трехсот метров бьем и отходим без потерь. Да и чем мы танк пробьем?

– Гранатами! – решительно влез Лука. – Я первый в атаку пойду!

– Гранатами можно, но тут на короткую дистанцию выходить надо, а это значит, что гранатометчики погибнут. Две-три засады – и нет роты.

– А почему с четниками договаривался, а не уничтожал их штабы? – вот это номер, никак комиссары решили мне за все сразу предъявить.

– У меня приказ был обеспечить безопасность, а не уничтожить, – вяло отбрехивался я, а сам все соображал, что это за подставы.

Не понравилось, что я миром дело решал – могли сразу отстранить. Я когда с романийцев контрибуцию едой и теплыми вещами брал, никто почему-то не возражал.

– Так, другове, – почти вбежал щуплый Коча, стряхивая лед с усов. – Заканчивайте говорильню, у нас проблема поважнее. Все связные, что мы отправили за последние три дня, вернулись ни с чем. Связь с Верховным штабом потеряна.