Текст книги "Свободен (СИ)"
Автор книги: Цвет Морской
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)
После проведения всех запланированных опытов у них осталось время до звонка и в общем галдеже класса, который педагога уже не беспокоил (она следила за дежурными, убирающими реактивы в подсобку), они продолжили прерванный разговор. Начал Игорь. Он, несмотря на то, что его любовь чуть ли не с первого класса отдала предпочтение этому выскочке Виденееву, всё-таки ревностно относился к любым посторонним проявлениям внимания к Ане; с Никитой он смирился.
– Данька пялится на Аню? С чего ты взял?
– Слушай, Гарик, отстань ты уже от неё... Найди себе для страданий какую-нибудь другую Аню. Вот Белову, например.
– Я не пристаю. Сам к своей Беловой вали.
– Конечно, не пристаёшь, куда тебе!
– И что, правда, смотрит? – Игорь пропустил обидную колкость в свой адрес.
– Смотрит-смотрит. Прям во время урока – повернётся и разглядывает. На перемене – не замечал. А что? Может тоже влюбился, совсем как ты, а, Гарик? – Ромка подмигнул помрачневшему парню. – Да не расстраивайся, ты! Этот Данил... он ничего из себя не представляет, а туда же – Аню ему подавай! Не светит ему... куда ему до красавца Ники-Вики! – Ромка засмеялся, подхватил свою сумку (и когда успел всё собрать-то?), встал. – Ща звонок будет. Я – в столовку, давай за мной двигай.
Он влюбился в Плетнёву в третьем классе, в одно мгновение, в секунду. Лихо съехав с горы на своём яростно розовом рюкзаке, со снега девочка поднимала уже практически пустую Barbie-шкурку – не выдержал ученический багаж такой нагрузки. Оглянувшись назад, Аня увидела ледяной спуск, усеянный сверху донизу её тетрадками и учебниками. Игорёк, ехавший почти сразу за девочкой, наблюдал, как по мере спуска с горы, словно обиженные таким неуважением к себе школьные принадлежности по очереди постепенно покидали свою хозяйку. Вставал на ноги мальчик уже под аккомпанемент рёва горе-растеряши. «Мужчина не даёт в обиду девочек!» – только этим смогла помочь ему бабушка, тогда, после слёз и несвязных обрывочных признаний, когда Игорь вернулся домой из больницы. Он запомнил и с тех пор свято соблюдал эту единственную из известных ему мужских заповедей. Вот и теперь обозревая слишком высокую и слишком крутую гору, Игорь сделал то, что должен был сделать мужчина: снова забрался на неё и, постепенно сползая вниз на пузе рядом с залитой ледяной лентой, смешно раскорячившись и изо всех сил упираясь носками ботинок, чтобы не скатиться раньше времени, он собирал и собирал уже припорошённое снегом личное и библиотечное имущество. Принимая от мальчика уже совсем вымокшую стопку своего добра Аня, глядя на него сияющими глазами, проикала сквозь высохшие слёзы:
– Ты... – настоящий... ры... царь! Как... в сказке, на... к... оне! Н... нет – она обернулась, отвлечённая воплями одноклассников, мчавшихся вниз "паровозиком" и добавила, – на... горке...
Девочка стремительно чмокнула его в щёку, не глядя затолкала всё в рюкзак, и тут же стала снова карабкаться на гору, видно торопилась успеть к следующему "паровозику". Но Игорь уже ничего этого не видел. Потрясённый и словами юной кокетки, и её поцелуем он, как во сне брёл домой, совершено позабыв о своей сменке, что осталась валяться в куче чужих сумок и рюкзаков у школьного забора. "Я – рыцарь? Значит, я – настоящий мужчина!?" С того самого дня для него существовала только одна девочка – Аня.
И вот сейчас, собирая со стола рассыпанные разноцветные ручки (зарисовывали опыт), Игорь оглянулся: "Где Данил сидел-то на лабораторке?" Он выискивал его взглядом по классу – одноклассники стояли, ходили, кто-то ещё сидел – урок только закончился, и быстро найти кого-то конкретного в этой хаотично движущейся массе было затруднительно. Злило, что этот новенький Данил тоже, как и половина мальчиков в его классе влюбился в Аню. Игорь давно понял, что девочка вряд ли обратит на него внимание – детский поцелуй на ледяной горке остался в прошлом, – но всё равно бесился: "Тебе ничего не обломится! Она со своего Ники-Ви... тьфу, ты, Никиты глаз не сводит!"
Одна из ручек укатилась под стол. Пришлось лезть. Пытаясь выбраться с добычей с другой стороны, Игорь понял, что сглупил: столы были прикручены к полу и стоящий у стены шкаф практически полностью перегораживал ему выход. Развернувшись на корточках, Игорь двинулся обратно – туда, где залезал. Было неудобно, он несколько раз ударился головой о крышку стола:
– Уродство... эти столы... кто ж придумал... – бухтел Игорь, "любуясь" на свои брюки – коленки были коричневые от грязи, значит, придётся выслушивать бабушкины стенания: "Если дядя Сёма не отмажет, конечно".
– Заблудился? – загрохотал отодвигаемый стул, и перед лицом Игоря очутилась чья-то ладонь. – Давай помогу.
Игорь ухватился за протянутую руку и, чуть дёрнув к себе, кряхтя, как старичок, выбрался, наконец, из-под стола. Шутка ли – проползти чуть ли не на карачках сначала в одну сторону, потом в другую. Столы были специальные, лабораторные: снизу к каждому была приделана ниша загадочной функциональности (химоза строго-настрого запрещала класть туда что-либо), по длине они были гораздо больше привычных парт; учительница так гордилась, что выпросила их для своего кабинета. Правда, пришлось вынести из класса чуть ли не все шкафы, чтобы влезли эти лабораторные гробы. Но сидеть и вправду за ними было удобно. Но сейчас их "специализированность" и "настоящесть" не грела – Игорь, чуть не плача, осматривал свои брюки: "Здесь даже крендельки бессильны – точно попадёт! И почему их самих заставляют мыть полы в классе? Это дебильное дежурство! Почему нормальные уборщицы не убирают?!"
– А школа-то наша – помойка... – Игорь уже всё понял и смирился, но по инерции, словно надеясь, что случится чудо, продолжал разглядывать свои штаны.
– Согласен.
Бывший узник школьного "подстолья" поднял голову и посмотрел на того, чьей помощью сейчас воспользовался – Данил. Пока он выискивал закатившуюся ручку, успел забыть и про Аню, и про нового претендента на её чувства. Сейчас же злость накатила с новой силой:
– Спасибо, – буркнул он, сгрёб всё, что не успел убрать раньше и просто скинул в рюкзак. Рванул за лямку, забросил на спину и зашагал к выходу. В столовке ждал Ромка – наверняка места уже занял, надо торопиться.
– А что с брюками будешь делать? – оказалось, что Данил не отстал и семенил рядом, подстраиваясь под его быстрый шаг.
– Не знаю...
– У меня щётка есть с собой. Хочешь?
– Ты носишь с собой в школу щётку? – Игорь зло рассмеялся и, остановившись, развернулся к Данилу, чтобы получше рассмотреть этакого чистюлю. – Ну, ты даёшь!
Они были практически одного роста, но глядя сейчас в его порозовевшее лицо – Данилу пришлось чуть ли не бежать за Игорем, казалось, что разговариваешь с пятиклассником. Он был какой-то весь... "невыросший" что ли, какой-то мелкий. Стоит... Рот приоткрыт – помогает носу вдыхать, волосы растрепались, глаза распахнуты... казалось, что и они помогают Данилу поглощать кислород: "Кудри эти дурацкие – девчонка, в натуре! Чего прицепился-то?!"
– Чего дышишь так? Стометровку бежал, дохляк? – злость не уходила.
Данил опустил голову, но тут же резко поднял её:
– У меня проблемы с лёгкими – быстро задыхаться начинаю. Поэтому и на физру не хожу.
Игорю как-то сразу стало не по себе: и от своего грубого тона, и от слов Данила – такого бесхитростного и прямого ответа. "Видит же, что специально достаю, и всё равно... придурок какой-то! – злоба тут же уступила место непонятной тоске. Сразу засосало там, куда каждый день (он уже привык) спускалась в конце своего пути маленькая змейка. Он уже было схватился за живот, но тут же отдёрнул руку.
– Что, такие грязные? – он не знал, как сгладить свою грубость. "Может и правда взять у него щётку?"
– Сам посмотри, ты нормально так пол ими вытер, – Данил улыбнулся. – А щётка у меня с собой случайно оказалась: моя сумка стоит в прихожей, около тумбочки... Короче, когда папа уходил на работу... думаю, он своим портфелем задел её и просто скинул вниз. Я ещё на алгебре её обнаружил.
– Ну, давай свою щётку, – Игорь снова осмотрел свои брюки. – Попробую отчистить.
– Пошли в туалет, её намочить надо. Папа всегда так делает.
Игорь кивнул и теперь уже он еле поспевал за запыхавшимся, но не сбавляющим шаг Данилом.
В туалете никого не было, весь народ околачивался в столовке. Сегодня был тот единственный на неделе счастливый для желудка день – день оладушек со сгущёнкой, а их ели чуть ли не все в школе. Пока Игорь соображал, как он будет сейчас управляться с этим волосатым приспособлением для чистки – ни разу не доводилось ей пользоваться, Данил открыл кран, быстро провёл под струёй воды небольшой одёжной щёткой, стряхнул лишнюю воду, и, опустившись, на колени перед застывшим Игорем, быстрыми движениями стал смахивать коричневые пятна.
– Ты... зачем... я сам могу, – Игорь растерялся: он стоял столбом, чувствуя мягкие, почти массажные движения щетинок у своих колен. Было приятно. Но видеть светлую макушку Данила у своих ног, это было... это было странно. Неожиданно Игорь почувствовал, что краснеет: впервые его воспитанная змейка внезапно покинула своё привычное место и заструилась ниже. Стало не просто тепло, а горячо. Он опять схватился за живот, пытаясь как-то задержать её, заставить не двигаться. Но вертлявая змейка не желал слушаться.
Данил тем временем закончил: он опустил щётку и несколько раз провёл по штанинам другой рукой, снимая оставшуюся влагу с ткани. Поднял голову вверх:
– Ну как? Нормально?
Игорь заморожено застыл, не зная, что говорить и что делать. Сейчас, как минуту назад в школьном коридоре, Данил смотрел на него снизу вверх, правда, теперь, он и правда был гораздо ниже и его поза... Всё неправильно. Не так. Надо было посмотреть на то, что получилось с брюками, но Игорь не мог себя заставить отвести взгляд от вопросительного лица одноклассника. Да ещё и этот неугомонный живой шнурок совсем взбесился – выписывал такие круги в паху, что захотелось отлить. Может он тогда успокоится? Мальчик приподнял рюкзак и неуклюже выставил его перед собой – так открыто стоять на виду, чувствуя стыдные шевеления в брюках было невыносимо.
– Спасибо. Хорошо получилось, – Игорь чуть не перепрыгнул через продолжавшего сидеть на полу Данилу и выбежал из туалета.
– Но ты даже не посмотрел!.. – неслось ему вслед.
Перемахивая сразу через две ступеньки, Игорь мчался в столовую, готовясь к уже привычному Ромкиному нытью из-за своего опоздания. «Чистильщик нашёлся на мою голову!» – он всё ещё чувствовал мешающее ему шевеление в паху. Где-то вдалеке, невнятным пунктиром памяти проступало ощущение уже испытанного, точно такого же... Словно всё это уже было: ждущие глаза напротив, на тебя, снизу-вверх и что-то тёплое, родное поднимающееся изнутри... С чего бы? «Есть хочу!»
Оладушки! Игорь затормозил перед самой столовой, наклонился – как брюки выглядят теперь он, собственно, и не видел. Наскоро оценив работу Данила "на отлично" – старшеклассники, толпой выходившие из распахнутой двери ему навстречу, мешали сделать это обстоятельно, – он влетел внутрь. Ромкино лицо не предвещало ничего хорошего. "Сейчас главное, начать есть, до того, как он успеет открыть рот, а потом уж пусть мозг выносит сколько влезет!" – подумал Игорь, плюхнувшись с разбега на соседний с другом стул.
– Ну и где ты столько времени таскался? – Ромка был не так раздражён, как ожидалось. "Может, наелся и подобрел?"
– Брюки в туалете оттирал. Дома убьют!
– Нормальные у тебя брюки, хватит врать!
Ромка делал сразу два дела: и возмущался, и пытался утащить с чужой тарелки, временно оставленный без присмотра кусок блинчика, за что тут же огрёб – получив болезненный пинок по ноге под столом.
– Я бы ещё таких штук сто поел. Мать так не умеет, столько раз просил её, – плаксиво ныл Ромка, отводя глаза от тарелки друга и потирая пострадавшую конечность.
– Поэтому они и нормальные, что оттёр, пошли, "поедатель блинчиков", сейчас звонок будет, – Игорь засунул последний кусочек в рот, собрал остатки сгущёнки с тарелки пальцем, облизал его и встал. Так быстро он ещё не ел.
Алгебра. На доске выстроились ряды примеров с расписанными тут же решениями.
– Сейча-а-ас– вы– всё– перепи-и-ишите– се-бе– в тетра-а-адь, – чуть не по слогам менторски медленно выговаривала математичка. – Это мы с вами уже проходи-и-или, поэтому вопросов быть не должно-о-о. Я правильно говорю, Иванченко? Завтра, напоминаю, контро-о-ольная по точно таким же зада-а-аниям. Реша-а-ающая для некоторых. Да, Сидоров? Будьте внимательны, когда переписываете, – похожая на маленькую тумбочку учительница неспешно ходила между рядов.
– Вот-вот, опять, смотри... – Ромка толкнул его ногой под партой, – он опять смотрел.
– Отстань, – зашипел Игорь, – дай списать нормально. У меня оценка решается – Гариловна не выставила, ждёт, как контрольную напишу.
– Сам же спрашивал, придурок!
– Ну что, что-о тебе, – Игорь раздражённо повернулся к соседу. – Ну, где?
– Опоздал, раньше надо было... – Ромка обиженно отодвинулся.
– Ладно, может ещё посмотрит. Я буду следить, не бесись только.
Игорь и правда несколько раз до конца урока бросал взгляд на Данила. Он сидел на первой парте, по диагонали от них с Ромкой, на соседнем ряду. Место у Игоря было очень удобным для наблюдения – вроде и на доску смотришь, а в то же время можно и Данила из вида не упускать. Аня сидела как раз перед ними – Ромка не раз тыкал то ручкой, то линейкой в её спину, – так что траекторию влюблённого взора можно было хорошо проследить. Но ничего интересного Игорь не увидел, один раз Данил и правда повернулся, но поймав его взгляд и улыбнувшись, вновь отвернулся к доске. Игорь тоже улыбнулся, почему-то вспомнив мягкие касания щётки о свои колени. Уже успокоившаяся змейка снова подняла голову в его животе...
– Ну, что, теперь видел? – не смог смолчать Ромка, когда урок подошёл к концу.
– Нет, он больше не поворачивался.
– Да поворачивался он, ты просто опять всё пропустил! Он даже ей улыбнулся. Я вот что не понимаю, чего это он так запросто лыбится ей – Анька что, спокойно на это реагирует, кошка мартовская? Разрешает, что ли? Но ему всё равно ничего не обломится – ни рожи, ни кожи.
– Какая?
– Что какая?
– Ну, ты сказал "кошка...
– Мартовская? А-а-а... ну это... короче, слыхал, как кошки весной по ночам орут на улице? Так вот это они трахаться хотят и зовут к себе всех желающих. Мне отец недавно рассказал, когда под нашими окнами одна такая визжала – я думал, что её кто-то живьём жрёт. Вот он и объяснил мне про... как его там... инстинкт какой-то там у животных. А ты не знал?
У Игоря от обилия информации закружилась голова: «трахаться», «кошки», «все желающие». Он тоже нередко слышал и вечером, и на рассвете эти душераздирающие вопли, но кроме того, что хвостатые в драке делят территорию, ему ничего в голову не приходило. Но сейчас он думал не о том – не о кошках и их инстинктах: "Анька может тоже хочет, чтобы её... трахали? Вот и ведёт себя так: улыбочки принимает от разных... весна всё-таки". Стало противно, даже замутило слегка. Больше он не следил за взглядами Данила – Аня как-то вдруг стала ему неприятна.
В последний учебный день Егор, Денис и ещё трое одноклассников (кто именно, Игорю плохо было видно) с пивом, забившись под кусты акации, расположились на лавочке в соседнем со школой дворе. Он бы и не заметил их – удачно они замаскировались от всех под густыми раскидистыми ветками, – если бы не узнал смешной хлюпающий смех Егора. Ромка куда-то свинтил после четвёртого урока, и Игорь шёл домой один: "Наверное, здóрово вот так сидеть, как взрослые мужики у подъезда, отрывисто и чётко сплёвывать на асфальт, после очередного глотка из бутылки, но..." Но его не позвали. Впрочем, как обычно. Хотя мальчик и не горел желанием сидеть с чужой, в общем-то, ему компанией, прикасаясь губами к горлышку общей бутылки – бр-р-р... ("Вряд ли им хватило денег, чтобы купить пиво каждому"), но были какие-то понятия, правила: он чувствовал, что так и непонятый, но такой нужный ему процесс приобщения к "мужскому" происходит без него, проходит мимо него. Игорь плюнул себе под ноги – получилось красиво, наверное, потому, что никто не видит и ускорил шаг.
Впереди было последнее свободное лето. Через несколько дней он уезжал в лагерь, а после его ждала деревня, где у отчима был небольшой домик, окружённый старым яблоневым садом.
Не так давно. И почти, правда (продолжение)
За лето, к девятому классу Игорь здóрово вытянулся. За все каникулы ножницы ни разу не касались его головы. И он, сам не догадываясь, вошёл в класс первого сентября, как мечтает войти каждая девушка – "чтобы шеи посворачивали"; рослый, с небольшим хвостиком и пробивающимися чёрными волосками над верхней губой – этим он особенно гордился. Но Игорь ни о чём таком не мечтал и поэтому не следил за реакцией на своё появление, а зря... Шею никто не свернул, конечно, но удивлённые его преображением были. Три летних месяца сильно изменили его, он как-то неожиданно возмужал, вся его фигура словно подсохла, подтянулась, казалось, что все мышцы, наконец, точно определились со своим местоположением и больше не растекались бесформенной массой, черты лица утратили детскую округлость, заострились, что делало его ещё более взрослым. Даже Ромка на мгновение завис, разглядывая новое, странно привлекательное лицо друга.
В этом году первый учебный день выдался на редкость ненастным: сильный дождь, гроза – на сером небе вспыхивали ослепительные молнии. Праздничной линейки не было и все ученики, минуя украшенные по случаю дня знаний ворота и натянутую над входом в школу приветственную надпись, прямиком, не задерживаясь, проходили в свои классы. Ввысь улетали набившие оскомину детские песни про чудесные школьные годы.
Как только Игорь появился в классе, ему тут же замахал рукой со своего места как всегда радостный Данил.
– Привет, – он кивнул ему в ответ, бросая свою сумку рядом с Ромкой на парту.
– Видал уже свою Аньку? Во вымахала – каланча! Ники-Вики теперь с ней... как хоббит, – Ромка, так и не утративший своей язвительности, не мог не съехидничать по поводу роста, сам-то он уже в прошлом году был выше Никиты чуть не на голову. – Может, сам подкатишь? – он со значением оглядел своего изменившегося друга. – Попробуешь?
– Мне теперь незачем!
Игорь снова прислушался к себе: "И правда, незачем. Не волнует, совсем!" Настроение поднималось – зависимость от Ани прошла. Он вместе со стулом развернулся к Ромке:
– Как отдохнул? Где был?
– Нормально. С родаками был в Греции. Ничего себе так, потом меня отправили к брату в Гродно. Вот там-то мы и оторвались на...
– Я конечно, очень ра-а-ада всех вас видеть сегодня, таких взро-ослых и загорелых, рада, что вы так соскучились друг по другу, что... да, Иванченко, да-а... и тебя тоже рада видеть, если ты соблаговолишь вылезти из-под парты... – оказывается классная уже несколько минут стоит у доски и никто не обращает на неё внимания – в классе гул, все заняты друг другом. – Но, дорогие мои, пора уже урок начинать. Учебники, надеюсь, все получили?..
Начинался первый школьный день, за ним последовал второй, третий... Уроки, оценки, доставшая до зубного скрежета домашка, слёзное (и не очень) выпрашивание оценок, "почётное" дежурство по школе, выяснение отношений с учителями, одноклассниками, курение за углом около висевшей на одном штыре погнутой водосточной трубы, – словом, обыкновенные будни.
– А Данил-то свою старую любовь не забывает. Смотри-смотри, Гарик, он всё также пялится, – Ромка дёргал друга за кончик ручки, тащил из-под руки тетрадь. – Да хватит тебе писать, успеешь ещё написаться, весь год впереди. Ты посмотри лучше!
– Ну, смотрю, – Игорь поднял голову и нашёл глазами Данилу на своём обычном месте.
– Опозда-а-ал... Но подожди, подожди, сейчас, – не отставал Ромка, гипнотизируя спину настойчивого влюблённого. – Ну, давай, давай, обернись... – молил он шёпотом.
Игорю казалось, что Ромка от нетерпения сейчас вскочит с места и подбежав к Данилу сам развернёт его за плечи и заставит смотреть на Аню, чтобы только ему, Игорю доказать наглядно свои слова.
– Слушай, а тебе не всё равно? Ну, смотрит он на Аню и что? – ему надоело уже, что почти на каждом уроке Ромка то шепчет ему в ухо, то толкает его ногой, то неожиданно больно засадит локтем в бок, заставляя отслеживать взгляды одноклассника.
– Мне?.. Да мне плевать, да пусть он хоть глаза себе сломает... Больно надо, – Ромка надулся, уткнулся в тетрадь и до конца дня не трогал друга совсем.
Девятый год обучения, медленно, но верно подходил к концу. Плетнёва ещё в первой четверти переметнулась со своим гренадёрским ростом к Дмитричевскому, баскетболисту из одиннадцатого. Никита утешился во второй, найдя замену в лице рыженькой милой коротышки, Сонечки, из восьмого.
А в третьей четверти как-то незаметно оказалось, что теперь они везде ходят втроём: Игорь, Ромка и Данил. Если раньше общение первых двоих не выходило за школьные стены, то теперь, все вместе, они облазили весь город: парки, стадионы, исходили все мало-мальски примечательные с точки зрения Данила улицы. (Он даже что-то такое пытался рассказывать про их "примечательность"... Неужто готовился?) Всю зиму заставлял таскаться с ледянками на другой конец города, чтобы покататься с огромной горы. Несколько раз Данил даже вытаскивал их в лес.
Сначала Ромка был удивлён и будто бы недоволен появившемуся между ними третьему, но вскоре расслабился и принял "новичка". У Игоря было подозрение, что Данил попросту "купил" Ромкино расположение, отдавая ему в столовой свои блинчики. С другой стороны, заподозрить их нового друга в подхалимаже, с целью "втереться" к ним, тоже было нельзя: им с Ромкой нередко доставалось от Данила, когда они первое время пытались звать его Дан, Даньк, Данилыч, – на что хватало их фантазии, пока не поняли, что любой другой "позывной" для парня заканчивается для них тяжёлым подзатыльником, от которого потом звенит голова, а то и пребольным тычком под рёбра или даже пинком. Он перевоспитал их: ну, что ж, нельзя, так нельзя. Зато Игорь впервые понял, что такое настоящий друг. С Данилом было интересно, он умел не только острить и подкалывать, но мог и поддержать, помочь, когда это было нужно, и удивительно вовремя становился незаметным, когда чувствовал, что любое сказанное в эту минуту слово или жест будут неправильными, лишними...
Игорю нравилось проводить с ним время. Он даже не понял, что его змейка, к тому времени прочно обосновавшаяся у него в груди, слушалась только Данила. Словно солнечная батарея, он своими глазами заряжал, подпитывал её, она становилась ручной лишь от одного его присутствия, она грела ярче, делясь своим теплом и светом.
К концу года, когда экзамены были всё ближе и ближе, и учителя только и делали, что заставляли писать бесконечные пробники и стращали... стращали... Ромка стал мрачнеть день ото дня. Игорь понял, что что-то изменилось, когда обычно суетливый и разговорчивый "поедатель блинчиков" за день произносил не больше пары слов и, если не выгоняли учителя, то все перемены подряд просиживал в кабинетах. С Игорем он пусть сухо, а бывало и странно язвительно, но как-то общался, а вот с Данилом почти не разговаривал. Всё реже и реже гулял с ними, особенно резко отказывался, если Данил звал куда-то. Игорь замечал, как часто Ромка с непонятной задумчивостью смотрит на светловолосого третьего в их компании. Сам же Игорь был счастлив. Он перестал дёргаться, перестал оценивать себя со стороны – он просто жил. Ему всё нравилось теперь. Ну, если не брать в расчёт предстоящие экзамены.
– А ты был прав... – в один из дней, когда солнце уже совсем по-летнему припекало и ничего не хотелось делать, Игорь расслаблено лежал на парте и, совершенно не интересуясь доской и учителем, рассматривал всё вокруг: мебель, лампы под потолком, одноклассников, деревья с распустившимися почками на улице, свою новую гелевую ручку (к экзамену прикупил), спину Ани погипнотизировал по старой привычке. – Данил действительно влюблён в Аньку, он теперь и сидит вполоборота, чтобы всё время видеть её.
– Что? – Ромка в эту минуту силился понять так и не давшуюся ему ещё в третьей четверти геометрическую прогрессию: математичка не теряла надежды за последнюю неделю наверстать с классом упущенное. – Кто?.. Данил?.. – наконец, поняв, что ему говорят, он так громко расхохотался, параллельно грохнувшись всем телом на парту, что подскочившая от неожиданности математичка выгнала его в ту же секунду, крича так, что позвякивали стёкла в окнах.
– Ты сегодня какой-то буйный. Что я такого сказал? – Игорь после урока подошёл к выставленному из класса другу.
Только что прозвенел звонок. Коридоры постепенно заполнялись учениками. Игорь не стал ждать, пока соберётся Данил и вышел из класса одним из первых. Ромка, нахохлившись, сидел на полу, сразу около двери в кабинет. Не глядя он выхватил из рук друга свою сумку, которую тот ему вынес, поднялся и быстрым шагом стал удаляться, процедив сквозь зубы:
– Да пошёл ты, Гарик!
– Ром, подожди! Что случилось-то? Ты куда?
С этого дня Ромка стал открыто избегать как Данила, так и Игоря. Он пересел на последнюю пустовавшую в их ряду парту и, казалось, даже забыл, что был знаком с ними. Игорь делал попытки поговорить, но Ромка смотрел сквозь него и тот отступался.
К концу одиннадцатого класса Игорь настолько близко сошёлся с Данилом, что считал его чуть ли не братом. Однажды за ужином дядя Сёма сказал:
– Ты, Игорь, смотри, таких друзей люди всю жизнь хотят найти. Не каждому везёт, как тебе. Он – настоящий, не скурвится, не предаст.
Отчим на прошлой неделе принёс своему пасынку и его друзьям три билета на тренировочный футбольный матч, но когда Игорь, растерявшись, начал что-то невразумительное мямлить: "Ромка... он... у него... Он вряд ли сможет... " – махнул рукой и пошёл третьим.
Они провели почти весь день вместе: стадион, после – тир в парке недалеко от дома, потом дядя Сёма повёл их в кафе – к концу дня они умирали от голода. Игорь поначалу стеснялся отчима: как он будет себя вести, о чём с ними разговаривать, не заведёт ли, воспользовавшись случаем, как любой взрослый какую-нибудь воспитательную беседу. (На весенних каникулах они всем классом ездили на экскурсию, так сопровождавшие их двое родителей всласть начитались им нотаций.) Поэтому он с затаённым страхом прислушивался к словам отчима, к ответным репликам Данила, но, к счастью, ничего постыдного в поведении маминого мужа он не узрел: нелепых вопросов не задавал, поучением не занимался. Зато Игорь заметил, как внимательно дядя Сёма слушал его друга, смотрел на него, словно изучая. И вот теперь, эти слова...
– Семён, не при ребёнке, прошу тебя. Твой жаргон... – женщина осуждающе покачала головой и положила свою руку мужу на плечо.
С того вечера, после слов отчима, Игорь осмелел и попросил разрешения остаться Даниле у него с ночёвкой. Мама посмеялась, обозвала их попугаями-неразлучниками и разрешила, но напоследок, видно, решив, что научилась шутить не хуже дяди Сёмы, ни к месту брякнула:
– Значит, будет пижамная вечеринка? – глядя на вытянувшееся непонимающее лицо сына добавила уже своим обычным голосом. – После полуночи, чтобы – ни звука!
Они с Данилом ещё много раз оставались друг у друга. Или болтали полночи, или зависали в Counter-Strike: ругались возмущённым шёпотом и задушено вскрикивали в особо напряжённые моменты. Бывало, что ни играть, ни разговаривать не хотелось, тогда они, лёжа в темноте, подолгу молчали. Тишина их совсем не напрягала. Но как бы не складывались эти совместные ночёвки, поспать им удавалось каждый раз от силы часа четыре.
Без Ромки (как не совестно Игорю было в этом себе признаваться) их дружба стала глубже, сделав по-настоящему близкими людьми: им было хорошо друг с другом. Рядом с Данилом Игорь плавился от необъяснимого ощущения счастья и покоя. Он всё время чувствовал на себе заботливый взгляд друга, ощущал его поддержку: уверенности в себе, просто излучаемой одним, теперь хватало и на другого.
Ромка всё также продолжал их игнорировать. В один из дней, поймав полный непонятно откуда взявшегося презрения взгляд бывшего друга, Игорь решил поговорить с ним ещё раз. Сказав Данилу, чтобы он один шёл домой, сам сел у спортивного зала – Ромка после уроков три раза в неделю занимался в школе лёгкой атлетикой.
– Ром, подожди, я ждал тебя...
– И зачем это, интересно? И где твой верный пёс? – взмыленный, тяжело дышащий он вышел из дверей спортзала, остановился и, ухмыляясь, смотрел на Игоря.
– Пёс? Слушай, Ром, может, хватит? – Игорь начинал злиться. – Тебе не надоело? Ты можешь мне сказать, что с тобой случилось?
– Со мной? Это ты мне скажи, что с тобой случилось, с каких пор ты педиком заделался? – прозвучало визгливо, злым фальцетом.
Школа пустела – близился вечер, эхо отразило страшное слово, размножило его тысячекратно, закружило, разнесло по коридорам, этажам. Ромка развернулся и двинулся к лестнице.
– Ты!.. Ты!.. – Игорь выпучил глаза, от шока он не мог ни связно говорить, ни, казалось, дышать. Сидя на полу, он хватал воздух открытым ртом, словно рыба, выброшенная на берег.
– Га-а-арик-к... – обречённо и зло взревел Ромка, уже дошедший до ступенек. Он размахнулся и швырнул вниз свою сумку, она покатилась кубарем и, ударившись о противоположную стену, остановилась. Повернулся к Игорю – гнев ушёл, уступив место усталому разочарованию. – Ты... значит... Я понял. Значит, он так и не сказал тебе ничего? А ты сам не догадался? Какой же ты тупой, Гарик! – Ромка вернулся от лестницы к Игорю и сел на пол, но не рядом с ним, а – напротив, под стендами со спортивными достижениями школы.
