Текст книги "Свободен (СИ)"

Автор книги: Цвет Морской

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

          Почти сразу, тяжело дыша, с кресла они переместились на кровать: тесно прижавшись, замерли под одеялом. Сначала напряжённые, потом согревшись от тепла друг друга – расслабленные, они долго разговаривали. Первым рассказывал Игорь, но уже без перечисления своего канувшего в лету автомобильного парка, несуществующих членов семьи и такой далёкой сейчас работы. Школа – как жил без него, Москва, не забыл про Катерину... Данил не сводил глаз и слушал, не перебивая. Он не задал ни одного вопроса.

          – Теперь я? – только и спросил, когда Игорь замолчал.

          – Если хочешь... Но я бы хотел знать о тебе всё.

          Данил кивнул, опустил голову, придвинулся к Игорю ещё ближе и рассказал. Он горячил своим дыханием его плечо, шептал во влажную кожу... Он рассказал, наверное, больше, чем Игорю было надо, больше, чем он мог сейчас вынести.

          – Прости, Горьчик... так вышло, – Данил вжался в него и замолчал.

          После первых фраз Игорю показалось, что он оглох, потом – ослеп: монотонный гул жужжащих около него неузнаваемых слов и качнувшийся посеревший потолок комнаты, в центре которого висела горящая трёхрожковая люстра – свет становился всё тусклее и тусклее. Он повернулся и наугад прижался лицом к влажным волосам Данила, касаясь их губами – Игорь вдыхал и вдыхал его уже ставший родным запах. Облегчения не наступало: сердце разрывалось от боли, от всех этих диких и ненужных подробностей. "Выдержать до конца... Я выдержу! Ты мой – Данил! А это всё – не по-настоящему..." В конце Игорь уже не слушал – он втискивал, впечатывал рукой его лицо в себя, словно хотел вжать все эти страшные слова в кожу, вдавить их, чтобы не слышать, не знать...

***

          Данил тяжело дыша, сел за столик.

          – Боялся опоздать? Я всё равно дождался бы тебя, знал, что ты придёшь... – Игорь, недоговорив, замолчал. Всё было не так, не так как он напредставлял себе, пока ждал его. Данил был другой – сосредоточенный и... чужой. Страшный в своей отстранённости.

          – Игорь, я пришёл попрощаться, – Данил опустил голову и начал перебирать стоявшие на столе солонку, перечницу, зубочистки в пластиковом футляре, переставляя их то так, то эдак, избегая смотреть на того, кто напротив. Того, кто давно перестал дышать и мечтал выйти прямо через это огромное стекло сразу на улицу, чтобы не видеть, не понимать, чтобы только не слышать того, что сейчас ему скажут. – Пойми меня, пожалуйста... Я не смог, не смогу... Да и ты тоже. Ты ведь сам...

          Игорь ничего не понимал. Одно было ясно – в метро, то, что за углом, он спустится сегодня один. Но чтобы не растравлять, не мучить ненужными выяснениями по киношному стандартно выпалил, торопясь:

          – Я всё понимаю, правда. Желаю тебе... чего там желают? Вот этого и желаю, – он встал и схватился за куртку. Снова сел. Вырвал из рук Данила всю эту столовую мелочь, что тот уже сгрёб со стола и просто держал в руках:

          – Это всё потому... это из-за того, что в номере я... ну, что я не смог?.. – он смешался, замолк, удерживая чужие холодные руки в своих. – Я смогу, я буду стараться, я научусь. Данил! Посмотри на меня! У меня... у нас всё получится, верь мне. Правда-правда, – опять откуда-то вылезло это детское, давно забытое клятвенное обещание.

          Данил осторожно, буквально, по миллиметру стал вытягивать свои руки из захвата – получалось плохо:

          – Мне больно, Горьчик, отпусти меня, пожалуйста. Не надо... Ты не понимаешь... Всё сложно... Нет, это не потому... Я просто не разговаривал, не смог, – он всё также избегал смотреть на Игоря. – Я пришёл попрощаться с тобой.

          Руки, наконец, удалось освободить. Данил выдохнул, разминая пальцы – Игорь слишком сильно сжал их. С сожалением взглянув на отнятые у него баночки с приправой (зубочистки рассыпались по столу), Данил поднял в первый раз глаза на Игоря:

          – И зачем я поехал в тот день другой дорогой – мы бы не встретились, и не пришлось бы...

          – Ты о чём? Данил! О чём ты сейчас? – Игорь почти кричал, люди начинали оборачиваться. Близился вечер – свободных столиков не осталось. Чтобы справиться с собой мужчина отвернулся к окну. Посетители кафе постепенно возвращались к прерванным диалогам, к своим тарелкам и дымящимся чашечкам.

          – Не надо Игорь, ничего уже не изменишь. Уже давно всё решилось. Дело ведь не в том, что я... что я не один. Игорь, посмотри на меня, – теперь Данил взял чужую руку, сжал её. – Надо было с самого начала. Тогда ещё. А сейчас... мы стали другими, мы чужие друг другу... у нас – обязательства...

          – Чужие? Обязательства?! Ты сошёл с ума, Данил? Ты... Ты...

          Игорь шипел, от волнения брызгая слюной, ему казалось, что он сам сходит с ума. Мысли чётко выстроились у него в голове. "Подставлять задницу..." Хорошо, он готов и на это. Потому что теперь знал точно, что хочет быть с ним, не хочет отпускать, не хочет, чтобы... "Но он сказал, что мы чужие друг другу и получается, что... " Игорь как-то вдруг сразу растерял всю свою воинственность, напор, откинулся на спинку стула, наклонил вперёд голову и массажными движениями прошёлся по шее. Безразличие накатило удушливой волной. Ему захотелось встать и сейчас же уйти отсюда, спрятаться от всех, чтобы никто не видел, не спрашивал ничего, не говорил. Но…

          – А как тебя звали раньше?

          – Что? – Данил даже испугался резкой перемене темы и, главное – настроения. Игорь задал вопрос ровным, даже отрешённым голосом.

          – Ты сказал, что у тебя раньше, в детстве, было другое имя. Вот я и спрашиваю – какое?

          – Зачем тебе... – Данил поморщился – он не любил вспоминать об этом.

          – Скажи, как тебя звали раньше! Мне очень надо, – спокойно и требовательно, будто бы не он только что кричал, забыв об окружающих их людях.

          Игоря не покидало странное ощущение нелепости всего происходящего: как будто он спал и не мог проснуться, словно что-то постоянно ускользало от него, а он снова и снова, делая над собой усилие, пытался ухватить что-то давнее, ускользающее. Игорь точно знал, что если он вспомнит...

          – Игорь, зачем тебе это всё?

          – Вы готовы сделать заказ? – подошла официантка.

          Игорь почувствовал, как у него внутри натянулось и зазвенело горькой струной разочарование: "Ещё мгновение и я обязательно вспомнил бы!.. Зачем она здесь?! – он отвернулся от неё, от Данила. – Пусть сами разбираются".

          – Два американо, пожалуйста, – глядя на стол, на большую пустую чашку нашёлся Данил. – Больше ничего. Спасибо.

          – Игорь, будем реалистами. Успокойся и послушай меня. Игорь! – Данил подёргал его за рукав, – но мужчина с повышенным вниманием провожал взглядом отходящую официантку. – У нас всё равно ничего не вышло бы. Где мы стали бы жить? Как? Нам бы не дали. А уехать?.. Ты же знаешь, я не смог бы уехать от него. Ты меня слышишь, Игорь?

          Данил на мгновение замолчал. Потом размеренно и чётко выговаривая слова – обида, давняя боль душила, она, словно поднялась из глубины, всплыла на поверхность памяти грязными серыми хлопьями боли:

          – Да и тебе это всё не надо. Это сейчас так кажется, что... Если бы мы не встретились, то ничего и не было бы. Ты всегда жил как... параллельно людям окружающим тебя – ты сам по себе. Тебе не нужен никто. Ты даже Ромку к себе близко не хотел подпускать. Ты не знаешь, что такое отдавать себя другому человеку, не знаешь, как это – беззаветно любить... А я не хочу сломать свою и чужие жизни из-за внезапно вспыхнувшего... Чего, кстати? Что это, Игорь? Так ли я нужен тебе или ты просто решил добрать всё, что прошло мимо тебя ещё тогда, в школе? А что будет потом, если ты снова испугаешься себя?

          – Ты мне так и не назвал своё имя... – мужчина поднялся из-за столика, медленно и аккуратно снял со спинки стула куртку, также неторопливо надел её. Достал из кармана купюру, кинул на стол. – Наверное, ты прав, нам не надо было встречаться – всё, что могло быть, осталось там, в школе, Даня. Я всегда хотел так тебя назвать... – он снова смотрел в окно, но видел только своё отражение – кино закончилось. – Думал, что мне можно назвать тебя... Я ведь так и не знаю, как твоё первое имя. Ты не позволил мне узнать его. Может даже... Я бы попробовал с тобой… сначала, с самого начала. Ладно, – мужчина перевёл глаза на Данила и сделал шаг в сторону, намереваясь уйти.

          – Игорь, подожди. Подожди... послушай, – Данил не мог смотреть на него, но и отвести глаз тоже не получалось. "Не видеть. Он смотрит, как..." – Игорь отвернулся, остановившись в шаге от столика.

          – Послушай, – Данил тоже перешёл на шёпот. – Я не могу их оставить. Ты понимаешь? Не могу, – губы Игоря скривились в безмолвном ответе. – Ты не понимаешь... Он уже такой большой, он всё понимает. Когда он смотрит на меня... он такой сообразительный, – Данила уже совсем не было слышно, он говорил сам себе. – Как я скажу ему? А Светка, как она будет?.. Поздно всё это...

          – Ладно, – снова повторил Игорь, поворачиваясь к мужчине и смотря на склонённую к столу голову: "Хорошо, что он не смотрит, так легче".

          – Всего тебе. Будь счастлив, – старался, но прозвучало всё равно не натурально, голос был глухой и хриплый.

          Петляя между столиков к выходу, он натолкнулся на официантку – она застыла перед ним, растерянно выставив вперёд поднос, будто демонстрируя ему две кофейные чашки. Игорь только сейчас заметил, что в зале достаточно темно и по столам уже разнесли крохотные свечки; сквозь запах еды и кофе можно было уловить в воздухе дремотную тягость горячего воска.

          – Несите-несите. Деньги на столе. Ему, думаю, не будет лишней вторая чашка, – не останавливаясь, Игорь обошёл её, словами отмахнувшись от вопрошающего взгляда девушки.

          Выйдя на улицу, он не пошёл к метро. Туда они должны были пойти вместе. Торопясь, размахивая руками и помогая себе быстрее уходить всё дальше и дальше, Игорь дошёл до следующей станции и только тогда спустился под землю. На ступеньках темнели редкие капли дождя.

          Он проехал свою станцию, потом проехал ещё несколько и вышел на поверхность. Дождя нет, но навстречу Игорю всё шли и шли люди с раскрытыми куполами зонтов. К вечеру потеплело.

          Наугад свернув на первую тихую улочку, прошёл её до конца, снова свернул и оказался перед входом в какой-то парк: "Надо же, а ведь здесь я никогда не был". Игорь, нагнувшись, прошёл в небольшую калитку в одной из створок огромных ворот – наверное, парк был уже закрыт и охрана перекрыла главный подъезд. Он остановился, посмотрел по сторонам: прямо на него, к выходу, по вымощенной ровными плитками дорожке катила коляску с надрывающимся младенцем молодая мама (он посторонился), вдалеке медленно прогуливались несколько парочек, слева был пологий спуск, красиво оформленный уже разорёнными в такое время года клумбами, вправо уходила небольшая, словно игрушечная аллейка, обсаженная по краю вечнозелёным кустарником. Рассудив, что калитку в парк вряд ли кто будет закрывать на ночь, Игорь двинулся налево: "Может там пруд?"

          Дорога действительно привела его к водоёму. Он уже пожалел, что пошёл сюда: здесь было ветрено, и холод чувствовался сильнее. Игорь остановился, размышляя: "Ну не уходить же..." Невдалеке под старыми ёлками он приметил несколько скамеек: "Мокрые..." Но ноги его сами привели к ним и вот Игорь уже стряхивает ладонью капли с крашеных уже бесчисленное количество раз деревяшек и садится. Джинсы всё равно намокли, но он не думал вставать. Рябь на воде, несколько уток. Ветер безуспешно пытается поднять в воздух разноцветные листья: "Вроде – осень, положено... " Но они намокли, потяжелели и облепили пёстрым саваном парковые дорожки. "Скоро станет совсем холодно – придёт зима". Он бомбил и бомбил свой мозг простыми словами, изъеденными молью календарными фактами, лишь бы отвлечься...

          На соседнюю лавочку опустился парень. Игорь повернул голову: не по сезону тоненькая курточка, капюшон от толстовки на голове, потрёпанные кроссовки, джинсы. Он сидел сутулившись, и засунув руки в карманы.

          "Пацан, а ведь ты даже воду не смахнул. Как тебе сидится-то?" – Игорь обрадовался появившейся пище для своего измученного разума. – И долго ты так, интересно, просидишь? Давай, кто кого пересидит?!"

          Парень вынул телефон из кармана, взглянул и тут же убрал. Внимательно осмотрелся, оглянулся назад, прощупывая глазами все подходы к лавочкам.

          "Ждёшь кого-то?" – Игорю нравилось делать вид, что он разговаривает с незнакомцем, который в этот момент наклонился вперёд и, подняв что-то с земли, ловко размахнулся, забросил это в воду.

          "Здорово! Как сидя-то получилось так далеко бросить? Слышь, а задница-то у тебя уже точно насквозь мокрая! И куртка твоя... как ты в ней ещё "дуба не дал"?

          – Папа! – с истошным криком, откуда ни возьмись, вдруг подлетел к нему маленький мальчик в синей курточке и красных ботиночках с болтающимися шнурками. Синяя шапка, видно от бега съехала набок. Он с налёта ударился в сидящего всем своим маленьким тельцем и, обхватив за шею, зарыдал:

          – Папа, папочка... хочу к тебе... возьми меня!.. Я буду всегда-всегда тебя слушаться, только возьми!

          Парень, очевидно стыдясь этой сцены, исподлобья бросив короткий взгляд на Игоря, стал неуклюже поглаживать мальчика по спине и шептать ему что-то на ухо. Потом поправил шапку и неловко, будто впервые, прижал к себе. Игорь сидел и как завороженный смотрел на ребёнка, на его подрагивающие плечи, переводил глаза на шевелящиеся губы его, как оказалось, отца.

          "Отца! Не может быть! Тебе сколько, пацан, пятнадцать, семнадцать? Когда успел настругать-то мальчонку?" – вот теперь захотелось действительно поговорить с незнакомцем.

          – Только смог, – зачем-то начал объяснять Игорю молодой отец, словно почувствовав к себе интерес. – Не получилось раньше. А мать его, – он повернулся к сыну и легко поцеловал его в макушку, спрятанную под шапкой, – она и так против, а тут и опоздал... Бабка тайком водит сюда... Ждёт, небось, где-то здесь.

          Во время сбивчивого рассказа Игорь разглядел юного папашу повнимательнее, не такой уж он оказался и юный: лицо грубоватое, слева не хватает одного зуба и ему явно уже больше двадцати, руки крупные, мосластые:

          "На заводе работает или в автосервисе, – подумал Игорь. – Но всё равно, в школе, наверное, учился, когда..."

          Он не знал, какими словами додумать это самое "когда": грубо, как рвалось с языка, не хотелось – было как-то стыдно, и жалко их. Жалко и этого ещё мальчика, но уже отца, было жалко его крошечного всхлипывающего сына.

          Парень опустил голову вниз, и опять начал что-то нашёптывать в детскую шапочку. Временами казалось, что он не говорит, а поёт какую-то песню. Игорь уже не чувствовал, что джинсы совсем вымокли, что порывы ветра стали резче и внезапно стало понятно, что на дворе октябрь и больше тепла не будет, впереди ждёт только ещё больший холод; Игорь всё старался расслышать слова песни. Вдруг он её знает? Это стало так важно для него, просто жизненно необходимо – услышать и непременно узнать её!

          Наконец, мальчишка отодвинулся от отца, нагнулся и маленькими неловкими пальчиками, медленно стал завязывать свои шнурки.

          – Научился? А если у меня шнурок развяжется, ты ведь мне сможешь завязать, Тёмыч?

          Мальчик воодушевлённо закивал головой и довольный такой по-топорному мужской похвалой, улыбнулся. Он уже закончил со вторым ботинком и встал:

          – Папа, пойдём, посмотрим уточек... – Он заглядывал в лицо мужчины. – Пошли, пап.

          Отец не двигался. Тогда мальчик взял его руку и подёргал, стараясь стащить упрямца с лавки. Ничего не помогало. Слёзы ещё блестели на щеках, и отец пальцами грубовато прошёлся по ним, стирая влагу, напоследок вытер нос сыну и обтёр пальцы об свои джинсы, но так и сделал попытки подняться. Мальчик смотрел на него умоляющими глазами.

          – Пап, пойдём, я хочу тебе показать уточек!

          Парень неуверенно смотрел на сына, потом перевёл глаза на Игоря:

          – Уже поздно... пора идти.

          Игорь не понял, кому это было сказано – самому себе, Тёме или ему, случайному свидетелю. Парень, наконец, решился и встал, но ни одного шага так и не сделал по направлению к водоёму. Наверное, ему было пора уходить, а может быть, малыша требовалось вернуть бабушке. Тёма вытащил руку из отцовской и прижал её к груди, намереваясь снова начать упрашивать, но, не выдержав напряжения, не отрывая глаз от отца, словно бы от отчаяния вложил свою ладошку ему в руку. Не вцепился в пальцы, не потянул, а просто вложил покрасневший от холода кулачок, и нерешительно переступив с ноги на ногу горячечно зашептал:

          – Пойдём, пожалуйста, пожалуйста, пойдём, папочка, пожалуйста...

          Игорь рывком вскочил с лавки и чуть ли не бегом бросился к выходу. Вспенилась, забурлила горечь, затопила горло, нос, казалось, что ещё мгновение и она, поднявшись выше, хлынет из ушей, из глаз... Он вдруг вспомнил, такую же несмелую доверчивую ладошку в своей и даже услышал, отчётливо так, ясно:

          – Пойдём... там очень красивые рыбки. Врач вчера говорил... А меня одного заругают...

          Игорь, как ни старался, не мог вспомнить: ни лица говорящего, ни то, пошёл он смотреть рыбок или нет, но умоляющие огромные глаза и тепло маленьких пальчиков... вот, в этой руке. Он поднял правую руку к лицу, будто хотел посмотреть, проверить, не осталось ли там каких следов, но вместо этого только с силой провёл по волосам, шее и зашагал быстрее.

Давно. И снова почти, правда

          Одиннадцатый класс. Последний звонок, а он умудрился проспать. Не позавтракав, толком не умывшись, чуть ни с разбега запрыгнув в костюм, что с вечера приготовила ему мама, Игорь, вылетел из квартиры и припустил вниз по лестнице: "Может, всё-таки успею к первому?"

          На площадке третьего этажа он натолкнулся на Данила. Тот стоял у окна, спиной к лифту, но услышав шаги, развернулся. Игорь резко остановился, словно ударившись о нежданное препятствие. Поморщился, как от боли – видно сильно врезался в то препятствие.

          – Ты чего здесь? – он, конечно, знал ответ на свой вопрос, но что-то надо было говорить...

          – Я пришёл к тебе, – Данилу было страшно – это бросалось в глаза, но он упрямо задирая подбородок, смело смотрел Игорю прямо в лицо. Нижняя губа подрагивала, правая рука яростно теребила кнопку на манжете куртки.

          – Вижу.

          Игорь избегал глаз Данила, он смотрел на эту несчастную кнопку, ожидая, что она не выдержит такого напора и отлетит. "И долго он так будет? Что молчит-то?.." – Игорь злился на себя, на Данилу, на то, что проспал. Он просто злился. Он всё давно решил для себя. Всё.

          – Данил, мне не надо этого всего. Понимаешь? Не надо. Мне противно! Не ходи за мной. Я не хочу... – и Игорь побежал по лестнице вниз.

          С того дня змейка больше не появлялась. Да и другие, более грозные гады исчезли, как не бывало.

Из школьного курса зоологии: «при наступлении холодов все пресмыкающиеся впадают в спячку».

          Впадают... Если, конечно, успеют, если не замёрзнут раньше в неожиданно, не по сезону ударившие морозы. Кому повезёт...

Сегодня. Сейчас

          Мужчины не плачут... Что тогда?.. Хотелось что-то сделать. Прямо сейчас. Немедленно! Тело от напряжения подрагивало – точно рвалось куда-то. Он резко перевернулся на спину и рывком натянул одеяло до подбородка. Только пережить, только переждать... Как? Где то родное тепло, несмелым крошечным родничком зарождавшееся в почти исчезнувшем рубчике на горле – живой маленький ключик... Так пробуждалась вертлявая родная змейка, становясь смелее, сильнее, она спускалась ниже, билась под рёбрами вместе с сердцем. От неё теплело в груди, она росла, ей было тесно, она устремлялась вниз – лаская и оживляя, в конце пути она сворачивалась в животе, рассылая по всему телу... Счастье? Жизнь...

          Пустота. Ничего не осталось. Будто маленькая кнопка "пуск" – Игорь дотронулся до пуговки шрама... Не откликнулось, не забурлило. Холодно.

          Один.

          Сводило рот, как от съеденного целиком лимона. Он сглатывал и сглатывал – не помогало.

          Не выдержав, Игорь рывком сел на постели. Что делать? Что теперь можно сделать?

          Он обежал глазами комнату; на улице было темно, но он мог отлично воссоздать её по памяти – ночь не мешала, знал, что прямо перед ним – большое мягкое кресло, за ним окно и дверь на балкон.

          Вскочив на ноги, Игорь в мгновение преодолел расстояние до окна. Кресло мешало. Обычно, если он вдруг почему-то хотел выйти на балкон, то приходилось протискиваться, с трудом пролезая за спинкой кресла к ручке балконной двери и бочком-бочком просачиваться наружу, на воздух. Так было даже лучше, спокойнее как-то: весь мир – за охранительным барьером. Сейчас же непременно хотелось распахнуть дверь настежь, так, чтобы она ударилась о шкаф, стоящий с другой стороны окна. Чтобы – стёкла вдрызг, чтобы – грохот, чтобы – услышал, чтобы... Кто услышал? и зачем...

          Ногой ткнув в кнопку торшера – лучше видно, куда двигать, Игорь схватился за подлокотник кресла – оттащить в сторону. Он уже слышал дребезжание повреждённой рамы, звон осыпающегося стекла, чувствовал, как маленькие каменные осколки, словно разрешая и открывая путь, впивались в голую кожу ступней... Освобождение!

          "Наступить в стёкла, перед тем..."  Натужно крякнув, Игорь потащил по полу не нужный ему предмет мебели в сторону, туда, где около шкафа был пустой закуток. "Ничего не должно мешать, чтобы совсем пусто!" Кресло вошло идеально, пришлось, правда, повозиться и сдвинуть на пару сантиметров шкаф. Иначе дверь на балкон не сможет открыться так, как задумал – нараспашку.

          "Как бы соседи не пришли? – запоздало подумал Игорь. – Хотя... какая теперь разница!? Сейчас-сейчас, только подвину и сразу... Нет, сначала – по стеклу, чтобы почувствовать, чтобы легче... "

          Никто не пришёл. Он был один. Он и... "новая обстановка..." Игорь зажмурился и яростно замотал головой, отгоняя не ко времени странные сейчас мысли: "Обстановка... Перестановка... Бред! Зачем? Для кого?.."

          Он попятился. Через несколько шагов сзади в ноги ткнулась неизвестно откуда взявшаяся кровать. Игорь плюхнулся на матрац. Вот она – дверь. Сделай только несколько шагов. И тогда... всё, как собирался: дверь, удар, стекло под ногами... Ему нравилось снова и снова прокручивать в голове эту картинку. Сидя на кровати, он оценивал вид на своё скорое будущее.

          "Свободно... Можно... Почему всё ещё сижу?"

          Как ответить? Кому нужен ответ?

          "Хорошо вот так, просто сидеть..." – неоткуда, мелькнуло в голове. Мышцы радостно гудели от нежданной физической нагрузки. Было приятно ощущать лёгкую усталость. Игорь провёл руками по лицу, один раз, второй, захотелось потянуться: сильно, до хруста, всем телом... Опять посмотрел на штору, скрывающую от него... выход?

          Он лёг, медленно, аккуратно, будто бы на пылающие угли. Он боялся, что от резких движений снова всколыхнётся и теперь уже затопит его, засосёт стылое ледяное сожаление.

          Через какое-то время Игорь повернул голову к окну – не надо? Данечка...

          Я так хочу, чтобы он был здесь, чтобы мы вместе двигали это кресло – перестановка! Хочу, чтобы в конце мой Данечка упал в него и смеялся от... неважно, чтобы просто смеялся. Он так редко смеётся. Мне нравится, как он смотрит на меня, словно он... словно мы...

          «Он смеялся... мне нравилось... смотрел...» – так будет правильно. Ошибки надо исправлять. Я понял.

          Теперь я и улыбки его не увижу. Окно свободно – дверь... вниз? Ошибки надо исправлять?

          Всё правильно – жена, маленький ребёнок. А чего я хотел? Столько лет прошло. Он прав. Во всём. Исправлять?.. Нельзя делать ошибки.

          ...Интересно, был ли у него кто-нибудь до меня? Вместо меня. Запоздало, от ревности и омерзения, на которые я даже права не имею, помутилось в глазах... Нет, наверное, нет, ведь тогда в номере всё прошло бы как положено, как правильно.

          О чём я сейчас?!

          Он никогда не сможет опереться на меня... Теперь. Да и раньше не мог. Я оттолкнул его сразу, как только узнал про него, как только понял про себя. На меня нельзя полагаться. Верить... Прости, Данечка. Данечка... я никогда не смогу так называть тебя.

          Рыбки… Мальчик, там же был мальчик, в больнице… Как его звали? Вот ту длинную сволочь не могу вытравить из памяти, а его забыл! Мы... мы сидели с ним на подоконнике... Вспомнил! Мы просиживали там всё время: было хорошо с ним… на подоконнике. Потом... я ведь предал его, его и нашу дружбу. Помню белые кудряшки; когда он плакал от болезненного укола или обидных слов Юрца. Я гладил его по волосам – они пружинили под рукой, растягивались, а потом сразу отпрыгивали в завиток. Он плакал, словно включали маленький краник в его глазах – всё лицо заливало водопадом слёз. Как девчонка... Какого цвета были его глаза? Серые? Голубые? Какие-то светлые. Когда он плакал, то они становились совсем прозрачными. Кто-нибудь разве так будет смотреть на меня?!

          … Данил... как он оттирал мои брюки в туалете… Я ведь не обратил на него внимания, когда он пришёл к нам из другой школы. Кажется. Он ничем не выделялся, учился средне, с девчонками... «Да уж, с девчонками...» – улыбаюсь. Какие девчонки? Я же должен был догадаться! Он так смотрел на меня...

          …Хочу, чтобы он опять смотрел на меня своими огромными глазами, чтобы заглядывая в мои – ждал от меня улыбки, одобрения. Чтобы он нуждался во мне, чтобы я делал всё для него, чтобы он никогда больше... Если бы мне отыскать его тогда... Может с ним... может он... может тогда я смог бы?.. Смог бы стать... Кем? Кем я хотел стать? Кем обычно хотят стать? ... и я бы не мучился, не искал?..

          А я ведь всё время чего-то искал, начиная со школы, да и потом, когда уехал из города, поступив в столичный ВУЗ. И хотя предлагали неплохое место работы, не остался. Я знал, что это не моё, там я не найду... мне надо возвращаться. Что только в своём городе я смогу найти... Чёрт побери, да что я найду? Что мне надо? Чего мне не хватало? Не хватает...

          И что за нелёгкая занесла тебя, Юрка, в мою палату, в мою жизнь. Ты перевернул с ног на голову всё моё детство, всего меня вывернул наизнанку! Из-за тебя я так отчаянно боялся показаться смешным, неловким, глупым и... неправильным. Не мужиком. Все свои поступки, всю свою никчёмную жизнь я мерил твоими словами: Мужик – Не мужик. Всё время бояться, что на тебя покажут очередным обкусанным пальцем и начнут высмеивать. Да, мужиком я так и не стал. Трус! Мужики не станут бояться так... мелко, ничтожно... всяких пустяков. Надо было бороться, надо было..., чтобы всё – по-своему! Жить с оглядкой на других? Порвать с Данилом из-за страха... Какого? Чего я боялся? Осуждения Ромки? Он и так презирал меня и сразу выкинул из своей жизни. Мне надо было поступать так, как хотелось, как душа просила... Как его звали, того мальчика с прозрачными от слёз глазами?

          Душно… словно все мысли, всё, что не даёт дышать, – всё собралось в воздухе и висит надо мной. Даже темноту, что вокруг можно потрогать… она давит, давит... Она задавит меня. Страшно. А если под одеяло?..

          Два маленьких мальчика у окна… Что они делают здесь? Стоя к нему спиной, они смотрели на ночное небо. Игорь наблюдал за ними со своей кровати. В комнате по-прежнему темно и хорошо разглядеть их не было никакой возможности. Он только видел их силуэты: две фигурки в маленьких, куцых пижамках, явно чужих. Кто-то вырос и отдал малышам ставшие ненужными кофточки и штанишки для сна. Кто вырос? Отдал?

          Они, тихо переговариваясь, что-то попеременно показывали друг другу рукой в небе. Игорь силился расслышать хоть слово – не получалось. Иногда первый мальчик, тот, что повыше, склонялся ко второму и начинал шептать ему на ухо, прикрывая зачем-то рот ладонью. От кого он прятал свои слова, в комнате никого больше не было? Игорь даже оглянулся, проверяя – никого. Второй мальчик ахал, поворачивался к первому и в удивлении прижимал руку к открытому рту.

          Захотелось подойти и, обойдя этих двоих, заглянуть им в лицо. Кто это? Игорь был уверен, что узнает их! Узнает, если увидит. Он встал с кровати: бесшумная прежде, сейчас она протяжно заскрипела. Игорь застыл – услышат... Но дети продолжали рассматривать... может звёзды? Задрав головы и не обращая никакого внимания на шум. Игорь осмелел и двинулся вперёд. Сейчас, сейчас, ещё два шага...

          Тот, что поменьше, с вихрастой головкой, протянул ладошку своему другу, что-то сказал негромко, вроде попросил что, и они, взявшись за руки, как-то удивительно ловко забрались на подоконник.

          "Что он сказал?" – как же хотелось слышать, о чём они говорят... Снова раздался детский шёпот.

          "Как они вообще поместились на моём подоконнике. Это же физически невозможно" – Игорь всё шёл и шёл к окну...

          Он уже давно понял – ему не позволено дойти до них, ему нельзя видеть их лица. Он не удивлялся, не спрашивал почему, знал – не заслужил! Но он продолжал упрямо идти, умоляя неизвестного кого-то: "Пожалуйста, пожалуйста..."

          Небо понемногу светлело. Игорь не остановился, не сдался, у него получилось разобрать несколько восклицаний того, кто помладше. Он примостился у самого стекла: почёсывая ножку (колышущая штора щекотала её) и, прислонившись головой к плечу друга, спрашивал: "Правда? Правда-правда?" Старший мальчик гладил его по голове, что-то горячо объясняя, и снова показывал рукой в небо. Малыш затихал на какое-то время, смотрел туда, куда ему показывали. Потом, не выдержав, поворачивался к старшему и переспрашивал с жалобной, просящей интонацией: "А ты не обманешь?" Его опять гладили по голове, перебирая кудряшки.

          В небе появилась утренняя зорька. Света из окна было уже достаточно, чтобы разглядеть их: тот, что постарше – темноволосый, стриженый, помладше – светленький, кудрявый, волосы отросшие... Застиранные, с почти невидным рисунком пижамы. Штанишки, рукава у кофточек, – всё слишком короткое, слишком мáло. Особенно старшему. Сколько им – шесть, семь? Видно, что разница в возрасте небольшая.