Текст книги "Amor deliria nervosa (СИ)"

Автор книги: cup_of_madness

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

– Я уже говорила, что не собиралась просить тебя быть моей нянькой, – прервала она его поток желчи, который почему-то очень походил на возмущение. Скорее всего, оно было связано с тем, что если бы жизнь самого Драко зависела от нахождения кого-то с ним в одной комнате, тот бы приковал человека цепями к своей лодыжке. – Не я просила об этом Макгонагалл, так что не стану упрашивать тебя быть здесь.

– Даже ценой собственной жизни?

Гермиона молчала, перекладывая бумаги излишне агрессивно, и не поднимала на него глаз. Когда стало ясно, что она не станет отвечать, он цокнул:

– Ах, ну да, Гриффиндор и львиная гордость, – саркастично протянул парень. – Очень смахивает на овечью тупость, но…

Гермиона вздохнула, но сдержала себя, промолчав. Возможно, он этого и добивался? Чтобы она умоляла его прийти? Или же просто не относился серьёзно к происходящему? Плевать.

Гермиона водрузила себе на ноги книгу, начиная делать записи. Завтра доклад должен лежать на столе у Бинса, а у неё ещё нет ни строчки.

Наверное, прошло не больше получаса этой вежливой тишины. Гермиона приказала своим глазам слушаться и не отлипать от текста, хотя она и знала, что этого послушания надолго не хватит. Чем быстрее прогрессировала болезнь, тем больше ей хотелось с ним сблизиться. Однажды она думала о тех фильмах про неправдоподобных оборотней, которых заковывали в цепи перед полнолунием, чтобы они никому не навредили. Будто настоящего оборотня сдержали бы цепи. Гермиона полагала, что когда-то сойдёт с ума настолько, что не сможет дать себе оплеуху и действительно побежит к нему.

Сейчас она упрямо сверлила глазами свой доклад, выводя на пергаменте буквы, и лишь изредка посматривала на Драко, который читал, закинув ногу на колено. Это его любимая поза. Он не был напряжён и совсем не выглядел скорбящим. Девушка задумалась о Нарциссе и о том, стала ли потеря мужа для неё ударом, потому что сын Люциуса перенёс это на удивление спокойно.

– Когда это началось, Грейнджер? – шорох очередной страницы в его руках и этот вопрос прервали тишину.

Она замерла с пером в руке, смотря на слово «нелицеприятный», которое описывало гоблинские судебные процессы в позапрошлом столетии. Почему-то Гермиона сразу поняла, о чём он спрашивал. Чтение мыслей или внутренняя связь не являлись признаком ханахаки, а вопрос можно было интерпретировать по-разному, но она знала, как точно его нужно трактовать. Гермиона сглотнула, закусив внутреннюю часть щеки, – у неё там уже появилась ранка от часто повторяющегося жеста.

– На третьем курсе, – едва слышно ответила она и продолжила писать, не концентрируясь на его взгляде, который чувствовала каждой порой, а дьявол за её плечом так и шептал: «подойди к нему». Пошёл ты.

– Я знал, что та пощечина была какой-то исковерканной версией дёрганья за косички, – фыркнул Малфой и оказался сильно близок к правде.

– На самом деле нет, – Гермиона наконец подняла голову. – Точнее, не совсем так. Это произошло сразу после. Вернее, тот случай… он поменял моё отношение к тебе.

Его брови, которые были на добрых несколько тонов темнее, чем волосы, подскочили вверх. Драко явно не ожидал этого. И она тогда тоже этого не ожидала. Он смотрел на неё в упор, явно дожидаясь продолжения. Это было неловко, но пытаться спрыгнуть с темы показалось бы ещё более смущающим, потому что Малфой и так всё знал.

– Ты не ударил меня тогда в ответ, хотя был очень зол. Я видела это в твоих глазах, – сказала Гермиона, пытаясь как можно сильнее сжать эту историю. – Тогда я подумала, что, возможно, ты лучше, чем кажешься.

Она опустила глаза обратно к своему докладу, хотя все мысли перепутались, подбрасывая ей воспоминания в голову и затуманивая мысли. На четвёртом курсе она надеялась, что ей показалось, и это пройдёт. И год за годом понимание влюблённости становилось всё чётче. Она ненавидела видеть его разбитым, ненавидела видеть его в объятиях Паркинсон, с которой Малфой встречался, ненавидела чувствовать собственную боль от его заурядного «грязнокровка». Это было так нечестно. Она не хотела в него влюбляться. По всем законам жанра её сердце должно было выбрать Рона. Или Гарри. Или кого угодно, но не Малфоя, чья тётка пытала Гермиону, не скрывая удовольствия от процесса, а отец мечтал истребить с лица земли. Да, Драко прав: у судьбы весьма недурное чувство юмора.

– Знаешь, почему к проявлению мужской и женской агрессии относятся так по-разному? – спустя несколько минут спросил Малфой, закрыв свою книгу, а Гермиона подавила в себе желание взглянуть на обложку. – Мальчики и девочки примерно одинаково сильны, пока дети, и примерно одинаковы в росте, если мы говорим об одних и тех же годах. Но разница наступает в подростковом возрасте, когда у парней начинает выделяться тестостерон. Мы становимся физически сильнее, особенно, что касается верхней части тела, – Драко говорил спокойно и сосредоточенно, и это навело её на мысль, что впервые он говорит ей что-то абсолютно бесстрастно. – Ты тогда была в ярости. Из-за того, что я что-то там говорил об этом вашем Хагриде и его крылатом уродце, поэтому ударила меня по лицу с довольно внушительной для девчонки силой. Я помню, у меня до вечера не сходила твоя пятерня со щеки.

Гермиона почувствовала, что вновь краснеет, но теперь эта краснота была больше связана с гордостью. Что-то вроде детского: «выкуси». Малфой немного склонился, упершись предплечьями в колени.

– Если бы я вложил в ответный удар столько же силы, сколько ты вложила в свой, с расчётом на мои физические данные уже тогда я бы мог тебя убить, особенно, если бы ты неудачно упала. В моём поступке не было благородства, а лишь холодный просчёт и забота о себе, – завершил Драко речь, и Гермиона видела, что он всматривается в её лицо, будто ожидая эмоций.

– Как и сейчас? – спросила она тише, думая, что парень поймёт.

Он находился здесь не потому, что ему было искренне жаль, а потому что Макгонагалл пригрозила Драко испорченной характеристикой. Никакого благородства, только забота о себе.

– Может, теперь поймёшь, что любить меня – крайне хреновая затея, – Малфой откинулся на кресле.

Гермионе захотелось рассмеяться. Потому что она всегда это знала. Каждый из его гнусных поступков напоминал ей об этом будильником и, несмотря на это, она всё ещё была слишком слаба, чтобы оборвать свои чувства. За это и расплачивается. В итоге ведь судьба у каждого берёт своё, даже если приходится брать силой.

– Спасибо, потому что шипы, пронзающие меня до мяса, были недостаточно доходчивы, – пробормотала Гермиона и вдруг дёрнула шеей, вновь на него посмотрев. – Почему розы?

Малфой выгнул бровь в немом вопросе.

– Ну, я читала, что цветы… они должны быть как-то связаны с объектом… – любви, – связи. Часто это любимые цветы этого человека. И я уж никогда бы не подумала, что эти… – Гермиона повела плечом, будто напоминая, где находилось соцветие.

Драко поднялся со стула и бросил на сидение книгу. Гриффиндорке вновь не удалось рассмотреть, что он читал. Парень подошёл к ней и уже знакомо отодвинул одежду, смотря прямо на распустившийся цветок у неё на плече. Это была необычного вида роза. Она более круглая, а серединка состояла из мелких, будто рваных лепестков, создававших объём. Это были действительно красивые бутоны, и на клумбе они завораживали бы взгляд куда больше, чем торчащие из человеческого тела.

– Этот вид роз называется миранда, – наконец заговорил Малфой. – Так звали прабабушку моей матери. Она страшно любила пионы, но этот вид цветов не считался достаточно аристократическим, поэтому мой прадед – Поллукс Блэк – нанял лучших флористов. Они вывели сорт пионовидной розы, а прадед назвал их в честь той, которую очень любил, – Гермиона вздохнула, когда Драко провёл пальцем по её коже вокруг цветка. – Миранда была очень близка с моей матерью, и после её смерти эти цветы стали любимыми у Нарциссы. Она забрала их в Мэнор и засадила ими огромную площадь сада. Только за этим сортом мать ухаживала самостоятельно, не подпуская гномов, и мы часто проводили время вместе, копаясь в земле, пока я был ребенком, хоть отец и не одобрял этого, мягко говоря. Теперь это мои любимые цветы.

– Я должна была догадаться, что это связано с твоей мамой, – сказала Гермиона полушёпотом, надеясь, что её голос не звучит так, будто она готова растаять кусочком льда, пока он касался плеча девушки.

– Боль действительно прекращается, когда я приближаюсь? – Малфой склонил голову и, кажется, испытывал искренний интерес.

– Да, – кивнула Гермиона, понимая, что нет смысла врать.

В глазах Драко заиграло что-то удивительное. Если бы ей велели бы потом описать увиденное, она бы сказала, что так смотрит сумасшедший учёный на возможность очередного безумного эксперимента.

– Это распространяется только на касания? – спросил Драко, садясь на край кровати девушки.

– Н-наверное, – она нервно поправила рубашку, запахивая её крест на крест.

Гермиона знала, что это распространяется на абсолютно любую его близость, но тон парня настораживал гриффиндорку.

Вдруг он поднёс руку к своему лицу и, не отрывая от неё взгляда, медленно облизал кончик большого пальца правой руки. Гермиона смотрела на это, как заворожённая, пытаясь заставить свой мозг думать, просчитывать на несколько шагов вперёд, но всё, что говорило сейчас её сознание, ничего общего не имело с рациональностью. Тело девушки хотело избавиться от боли и было готово на любые меры для этого.

Малфой протянул руку к ней и, взяв лицо Гермионы за подбородок, мазнул влажным пальцем по её нижней губе. Наверное, если бы она была в себе, то тут же хлопнулась бы в обморок от шока, но всё, на что гриффиндорку хватало сейчас – это потрясённый взгляд.

– Оближи, – велел Драко так, будто Гермиона являлась полоумным человеком, не понимающим очевидного.

И это было легко. Слишком легко для той, которая обещала себе не показывать перед ним этой слабости. Пусть Помфри и Макгонагалл убеждали её, что они были обязаны ему доложить о всём положении вещей, она не хотела стелиться перед ним дорожкой, и у неё это получалось до недавнего времени. Но когда он немного сильнее надавил, проталкивая палец в её рот, Гермиона провела по его кончику языком, чувствуя, как мышцы расслабляются, а стебли замирают. Через секунду губы Малфоя растянулись в усмешке, и он убрал руку.

– Ты же чёртово поле для экспериментов, Грейнджер, – сказал он, подтвердив её догадки и схватив книгу, вышел за дверь, не прощаясь и всё ещё самодовольно усмехаясь себе под нос.

***

Три врача из Мунго, два специалиста из Италии, пять французов. Они толпились над Гермионой после того, как Макгонагалл убедила её, что все подписали договор о неразглашении.

Создавалось такое чувство, что заболеть ханахаки можно лишь каким-то постыдным путём, вроде постоянных беспорядочных половых связей или чего-то подобного, что осуждалось обществом. Но Гермиона всего-то влюбилась в неправильного человека.

Несмотря на то, что директор школы потратила время, чтобы убедить её в этих процедурах, Грейнджер никогда бы не противилась. Возможно, это поможет не только ей, но и медицине в общем.

Драко исчез на два дня, и она не знала, приходил ли он вчера, потому что весь день над ней колдовали специалисты, общаясь с переводчиками. Первый час Гермиона ещё пыталась что-то улавливать и разбирать, надеясь понять прогнозы, но к концу четвёртого часа гул только давил на её мозг и грудную клетку, заставляя девушку всё чаще выплёвывать целые соцветия.

Тот факт, что над ней тряслась половина самых сведущих магических целителей Европы, и ни один из них не мог хотя бы на четверть повторить тот эффект, который оказывал на её болезнь некий высокомерный жеманный придурок, был весьма смехотворным. Ей всё не становилось лучше, поэтому уже к вечеру, когда Гермиона осталась одна, Помфри подключила её к аппарату, очень похожему на маггловский, только он работал на определённых заклинаниях. Трубки были воткнуты в гортань девушки, чтобы вентилировать лёгкие, хотя, как призналась целительница, колдомедики не были уверены, что это поможет, но попробовать стоило.

– Мадам Помфри? – Мариэлла просунула свою светлую голову в комнату, смотря на наставницу, которая каждые полчаса приходила, чтобы проверить показания; пока что от них не было много толку, особенно учитывая, что боль в грудной клетке Гермионы не становилась ни на капельку меньше. – Он здесь.

– О, слава Мерлину! – выдохнула женщина и пару раз взмахнула палочкой, когда поток воздуха оповестил их о полностью открытой двери. – Садитесь, мистер Малфой, – произнесла Поппи натянутым голосом.

Гермиона не видела его, так как не могла приподняться из-за трубок, которые в данный момент убирала Помфри, но могла чувствовать этот покалывающий приятный эффект в теле, который был похож на расслабление натруженных мышц. Трубка выскользнула из её рта, и девушка вздохнула, попросив воды.

Малфой молча сидел на кресле, наблюдая за этим, и почему-то ей казалось, что он зол, хотя, вполне возможно, это была вина вечернего света, который бросал тени на резкие скулы парня.

– Пока что вам это не понадобится, а позже… Дадите мне знать, в общем, – сказала Помфри, и Гермиона кивнула.

Им совершенно не обязательно было оставаться наедине, но она замечала, что, несмотря на разницу в возрасте и авторитетность, мало людей горели желанием оставаться в одном пространстве с Драко. Он был крайне неприятным человеком, когда не хотел обратного, и это чувствовалось абсолютно во всём. Неважно, кто ты такой, тебе не захочется находиться долго под оценивающим взглядом Малфоя-младшего.

– Какого хрена она прогрессирует, если они держат тебя на зельях? – разозлённо спросил он, когда они остались вдвоём.

Гермиона немного поперхнулась водой от неожиданности и отставила стакан на тумбу. Ей хотелось встать и пройтись, но, несмотря на присутствие Драко, она сегодня слишком устала. Возможно, к концу этого часа…

– Я просто сегодня вымоталась. Все эти врачи… – Гермиона чувствовала, что должна защитить честь людей, которые пытались ей помочь. Конечно, она им была больше интересна в качестве экземпляра редчайшей болезни, но всё же это не отменяло их усилий.

– Бесполезны. Мать твою, Грейнджер, ты похожа на живой труп, какой во всём этом толк? – видно, перебивать – его дурная привычка. В миллионе других.

– Это не так работает, Драко, – прервала парня Гермиона. Она редко называла его по имени, и теперь раз за разом позволяла себе эту вольность, решив, что вряд ли подобная мелочь не затеряется в пучине всего остального. – Зелья не помогают так сильно, и врачи, они… – она вздохнула, понимая, что у неё нет сил препираться, и отодвинулась на кровати дальше, подпирая спиной изголовье. – Они делают всё, что могут.

Грейнджер понимала, что его злило то, что он должен оставаться здесь, пока она болеет. Какая-то часть девушки считала, что после такой новости Драко прочитает об этой болезни больше и узнает, что она неизлечима. Формально от неё можно было избавиться, точнее, от её симптомов, если предмет воздыхания признается ей в искренней любви, но с таким же успехом Гермиона могла узнать о раке в терминальной стадии. Но, видимо, это было ему не интересно.

Сегодня Малфой пришёл без книг. Возможно, он надеялся покончить с этим быстрее. Ей хотелось иметь возможность встать и уйти в ванну. Ей хотелось иметь возможность выплакаться, но даже это для неё было под запретом – слёзы забирали слишком много энергии, а для девушки этот ресурс смертельно важен.

На самом деле она врала. Больше всего ей хотелось прикоснуться к нему. Её мозг постоянно нашёптывал ужасные планы. Упасть, как несколько дней назад, чтобы Малфой инстинктивно подал руку, попросить что-то сделать. Ей хотелось рычать на себя, поэтому она прикусила нижнюю губу, почти почувствовав вкус крови. Да, только не хватало ран, сделанных по собственной воле.

Малфой наблюдал за ней, и её борьба становилась ещё тяжелее, но дыхание выравнивалось, и пока этого вполне хватало, чтобы быть благодарной. Вдруг он поднялся, лениво передвигаясь, и Гермионе пришлось поднять глаза. Она никогда не видела его лицо так близко в это время суток. Обычно они могли пересечься взглядами в Большом зале за ужином или на факультативах, но этот зрительный контакт быстро обрывался после презрительного взгляда слизеринца. Сейчас он смотрел сам.

– Если это так не работает, то что-то же должно, верно? – склонил голову Малфой и сел к ней на кровать. Поразительно, как легко он всё это делал, словно в происходящем не было ничего странного.

Девушке стало интересно, как Драко объяснял своё отсутствие друзьям, если подписал договор о неразглашении или же ему удавалось незаметно выскальзывать на час?

– Малфой, ты… – предупредительный тон удался, но Гермиона всё ещё смотрела на его движения опасливо. Храбростью и не пахло. У него всегда было что-то своё на уме, и у неё болела голова от этих загадок.

– Я хочу кое-что попробовать, – произнёс Малфой. – Поэкспериментировать.

– Я тебе не проект по Травологии, – гордо огрызнулась Гермиона, но он резко потянул гриффиндорку за лодыжку, и она спустилась ниже по кровати, оказываясь ближе.

– Травологии? Как удачно подобрана метафора, – хмыкнул Драко, смотря на переплетения соцветий, видневшихся под одеждой.

Гермиона сжала губы, понимая, что ляпнула.

– Зачем тебе это? – спросила она, всё ещё не двигаясь, пока её тело ощущало каждую линию отпечатков пальцев парня на коже ноги.

– Девчонки делали рядом со мной разное, – кичливо ухмыльнулся парень, – но ещё никто не реагировал вот так. Это тешит моё самолюбие, Грейнджер.

Ну, конечно. Она должна была догадаться. Впрочем, Гермиона догадывалась, но не думала, что он просто возьмёт и произнесёт это.

– Я бы мог использовать такое в будущем, это довольно необычная информация, – пожал плечами Драко, как будто рассуждал о том, чего бы съесть завтрак за столом в Большом зале. – Думаю, ответить на пару вопросов – это мизерная плата, как считаешь?

Он давил на самое больное – на её чувство долга. На неловкость Гермионы из-за того, что ему приходится делать ей одолжение, находясь рядом. Малфой был чёртовым стратегом, безжалостным и лишённым морали. Ей подумалось, что если бы война продлилась дольше, наверняка он стал бы генералом в войске Волдеморта. Его мозг был слишком наполнен хитростью и слишком избавлен от социальных норм, чтобы не преуспеть.

– Наверное, – согласилась Гермиона, заставляя свой голос звучать ровно.

– Тогда… тебе становится хуже, если ты долго меня не видишь? – склонил голову Драко, всё ещё не убирая с губ улыбку.

– Обязательно произносить это вслух в таком контексте? – начала раздражаться гриффиндорка, как всегда, когда нервничала.

– Исключительно научный интерес, Грейнджер, – неправдоподобно невинно произнёс Драко.

– Не просто когда не видишь. Контакт должен быть достаточно близким. Таким образом, если посмотреть на фотографию, заболевшему не станет легче, – отчеканила она так, будто просто отвечала профессору сноску параграфа и надеялась, что это избавит её хотя бы от десятой части смущения.

– Хорошо, – протянул Малфой и, подняв руку, прошёлся пальцами по ключице девушки, задевая края лепестков. – И эффект меняется в зависимости от расстояния?

– Да, – сглотнула Гермиона.

Она почувствовала, будто кто-то влил ей в кровь минералку, а каждая газированная частица была обезболивающим. Пузырьки лопались под кожей, создавая приятный тремор.

– Что ты чувствуешь? – Драко понизил голос.

Гермиона закрыла глаза, пытаясь как-то выдавить из себя просьбу не делать этого. Не затуманивать мозг такими вещами. Но после болезненной ночи это было не так просто.

– Похоже на… – она открыла глаза, решая, что это поможет, – на приятные покалывания вдоль позвоночника. И эта штука, – Гермиона прочистила горло, пытаясь понять, как неприятные ощущения в гортани, которые она чувствовала весь день, просто исчезли, – не позволяет цветам расти, делая больно. Нормализует дыхание.

– Интересно, – его пальцы очертили мочку уха, и она правой рукой сжала край подушки. – И меняется ли эффект от, скажем… – Малфой нарочито долго тянул «м», подбирая слова, – интимности?

Гермиона видела, как блестят его глаза, и была уверена, что, несмотря на мимику, которая едва ли что-то выдавала, он играл в игру. Словно ребёнок, получивший странную, доселе невиданную куклу на Рождество.

– Малфой, перестань, – Гермиона попыталась его остановить.

– Но ты же не хочешь, чтоб я переставал, – хмыкнул парень, совершенно не веря. – Ты могла бы апеллировать физиологией, если бы не тот неудобный момент, что эта физиология вызвана влюблённостью.

Гермиона понимала, что он говорил чистые факты и, наверное, ей не следовало бы злиться, но знание того, что Малфой получает удовольствие от её беспомощности, поджигал шнурок Бикфорда в сознании девушки. Смотря в его глаза, Гермионе было интересно, становился ли он добрее хоть с кем-то? Сколько раз она представляла, как Малфой снимает маску, бросает на пол броню и становится тёплым, чутким, мягким. Пусть не с ней, но ей хотелось думать, что он на это способен. Она не желала умирать с мыслью, что полжизни была влюблена в солдата, вылитого из олова.

– Так тебе лучше? – спросил Драко, и разум Гермионы дорисовал в голосе нотки заботы.

Она непроизвольно склонилась к нему, когда он чиркнул пальцем по её подбородку. Девушке нужно было не поддаваться на глупые уловки тела, но когда Малфой медленно наклонялся, не переставая смотреть ей в глаза, Гермиона позволила этому произойти. На секунду, наверное, буквально на мгновение перед тем, как его губы опустились на её, она увидела во взгляде слизеринца проблеск серьёзности. Словно он действительно взвешивал. Потом создалось ощущение, что в её легкие кто-то вдохнул баллон с кислородом, и она полностью растворилась в этом ощущении.

Он легко проник языком к ней в рот, абсолютно не сомневаясь. Этот поцелуй длился меньше секунды, но уже совершенно отличался от того, к чему Гермиона привыкла. Возможно, потому что Малфой знал, что она не оттолкнёт его. Гермиона просто не в состоянии оттолкнуть.

Она наклонила голову, прижимаясь к нему сильнее, и, когда рука Малфоя потянулась к её талии, всё остальное перестало иметь значение. Это было похоже на то, как люди отходят от пыток. После Круциатуса первые секунды кажутся раем, потому что та невыносимая боль наконец-то ушла.

Гермиона понимала, что ей вот-вот снесёт крышу от нахлынувшего облегчения, но впервые почувствовала себя наркоманом, дорвавшимся до самого изысканного сорта мета. Такого же хрустально-прозрачного. Который крошишь, подогреваешь и вдалбливаешь прямо в сознание, отключаясь от внешнего мира.

Гермиона простонала ему в губы и одним движением перекинула ногу через Драко и села к нему на колени, притягивая к себе за шею. Тревога вдали сознания подавала сигналы, блестела красным, но искры перекрывали все цвета, давали маячить лишь слабому чувству ужаса. Малфой ловко опустил руки, приподнял Грейнджер за задницу и подвинул к себе, не переставая целовать.

Раньше Гермиона много думала о поцелуях с Драко. Какие они? Его поцелуи представлялись ей холодными, почти бесчувственными, так, если бы парень просто брал, ничего не отдавая взамен. Так, если бы он насмехался, даже целуя. Они представлялись ей такими, будто прикасаешься языком ко льду, а в реальности оказалось, словно облизываешь оголённые провода.

Ещё мгновение, и Драко сжал руки на её талии. Он лёг на спину, увлекая Гермиону за собой. Прохладное прикосновение его руки к спине девушки заставило её легко вздрогнуть. Одно ловкое движение пальцев, и Гермиона почувствовала, как расстегнулся лиф под футболкой. Он опустил ладонь ниже, сжимая её бедро и то место, которое пульсировало ещё несколько часов назад, вызывая у Помфри взгляды сожаления – те, которые она обычно бросала на участок кожи, перед тем как окровавленные цветы пробирались через кожный покров. Оно перестало приносить какие-либо неприятные ощущения. Будто ей всё приснилось. Будто ничего и не было. Будто это действительно просто кошмар, который прозвали красивым цветочным названием.

Её дыхание сбилось, когда он резким движением перевернул их, выбив воздух у неё из груди. Гермионе пришлось вдохнуть через нос, когда в следующую секунду он вновь её поцеловал. Малфой притронулся ко внутренней поверхности бедра гриффиндорки, располагаясь удобнее. Одна его рука по-прежнему лежала у неё на щеке, немного сдавливая, и каждое подобное касание будто нашёптывало её телу, что всё будет хорошо, и поэтому она практически не трогала Драко, только прижимала к себе за шею. Потому что казалось, что одно неправильное движение, и иллюзия рухнет.

Вдруг он надавил на её щеку большим пальцем сильнее и толкнулся, потершись об неё. Его возбуждение было таким очевидным, что на секунду её здравомыслию удалось прорваться поверх этого… что это было? Естественная похоть? Настоящее желание прикоснуться? Или глупая уловка тела, которое изо всех сил не хотело умирать? Она замерла, и Малфой, почувствовав это, прервал поцелуй с характерным мокрым звуком, немного отклоняясь.

– И на сколько я должен быть ближе? – повторил он свою фразу, слегка усмехнувшись, и ещё раз дёрнул бедрами ей на встречу, будто яснее давая понять, о чём он говорит.

Это подействовало как ушат воды. Господи. Гермиона оттолкнула его и отползла назад, пока не коснулась спиной изголовья кровати. Она подтянула колени к груди, чувствуя, как кровь стучит в ушах, по слогам объясняя ей, что произошло.

Между ними появилось хоть какое-то расстояние, что дало девушке возможность ясно мыслить. Бельё под футболкой всё ещё было расстёгнуто, и Гермиона понимала, что застегнуть его будет непросто, пока он здесь.

Малфой отклонился, рассмеявшись, но голос парня по-прежнему оставался низким, а губы заметно увеличились. Он не то что бы был джентльменом в вопросе поцелуев.

– Серьёзно, Грейнджер? – всё ещё смеялся парень. – Я ожидал как минимум пощечину.

– Какого чёрта, Малфой? – в её голове этот вопрос звучал с вызовом, а на деле вышло истерично, да и сама она не выглядела как здоровый пример девушки после поцелуя: в ужасе забившаяся на другой конец кровати и обхватившая руками ноги, словно желала защититься. Или не броситься к нему снова.

– Не говори, что тебе не понравилось, – сказал Малфой, поднимаясь и поправляя свою футболку у шеи, которую она успела смять руками. – У тебя даже румянец появился на щеках, а это большой шаг вперёд от цвета кожи как у мертвеца на второй день вскрытия.

Гермиона сжала губы, наблюдая за его движениями. Это было странно.

– Ты же ненавидишь меня, зачем ты…

– О, Грейнджер, ну, я не мешаю рациональность с удовольствием, – вальяжно сказал Драко, показательно осматривая её тело. – Ты вполне могла бы стать интересна в плане второго. Слава Салазару, твоё тело не взяло черты твоего характера.

Гермиона чувствовала нахлынувшую лавину из противоречий, которая ощущалась как тяжесть на плечах, и ей едва удавалось её выносить. С одной стороны, она никогда не думала, что ощутит это. Ещё тогда, на третьем курсе, садясь на Хогвартс-экспресс до Лондона, девушка понимала, что ей нужно избавиться от этого странного желания, потому что ему не суждено сбыться, а Драко год за годом подтверждал этот факт. Но минуту назад парень держал её так, будто ещё несколько мгновений, и он бы действительно пошёл дальше. Какая-то часть, бесспорно та, что похоронена под ядовитыми шипами ханахаки, была в искристом и совершенно идиотском восторге от этого.

Но с другой стороны, Малфой делал это, потому что Гермиона оказалась достаточно уникальным вариантом для его эксперимента, и её внешность соответствовала каким-то стандартам члена парня. Сейчас ей хотелось, чтобы цветы вернулись, начали заново душить, и тогда она смогла бы сосредоточиться на физической боли, но, как назло, все бутоны будто опустили свои головы, собрав лепестки, и совершенно не причиняли неудобств. Гермиона могла их почувствовать только если вдыхала очень глубоко, расширяя грудную клетку. Видно, в слюне у слизеринца правда была анестезия, которую её организм жадно поглощал, рисуя на щеках заветный румянец, которого она не видела уже многие месяцы подряд.

– Я больше не нуждаюсь в твоих услугах, Малфой, – отчеканила Грейнджер.

Гермиона знала, что потом пожалеет об этом, но сейчас, когда жизнь насыщала каждую клетку тела, а все молекулы мозга заполнял стыд и злость, это было крайне легко. Малфой лишь закатил глаза и покачал головой.

– Сделаю вид, что это не ты залезла на меня, а я даже не заставлял тебя умолять, – он склонился, сверкнув глазами, – потому что, знаешь, Грейнджер, я бы мог.

Малфой взял куртку с кресла, которую она заметила только сейчас. Как только слизеринец вышел из комнаты, как всегда, не прощаясь, созданный им предмет мебели исчез. Она сразу же ощутила, будто кто-то вынул пробку, и её здоровье начало постепенно просачиваться сквозь пробоину, словно устремлялось прямо за ним в попытках догнать.

***

Скрип двери, точно такой же, как и в предыдущие пять дней, раздался за стеной. Гермиона взяла палочку, прошептав «Колопортус» на всякий случай. Она могла поклясться, что с каждым днем этот скрип раздражал её всё больше. Вполне возможно, что это было связано с нервозностью, которая становилась всё сильнее с возвращением боли.

Сегодня был пятый день, когда они не виделись, и Гермиона чувствовала себя… приемлемо. То, что сделал с её организмом всего-то чёртов язык слизеринца, казалось немыслимым. Гермиона слишком ярко помнила ощущения, когда он просто отсутствовал несколько дней. Только вчера ночью ей пришлось выпить зелье Помфри, чтобы усмирить кашель. Лишь на пятую ночь. Это был рекорд. Она знала, что его близость лечит, но не думала, что эффект такой продолжительный, пусть он и сходил на нет.

В первые два дня Гермиона была готова умолять Макгонагалл дать ей показаться на уроках или же хотя бы сдать свои тесты собственноручно, но директор оказалась непоколебима. Её аргументы были довольно убедительны, потому что вся школа думала, что Грейнджер болеет драконьей оспой. Покажись гриффиндорка в коридорах относительно целой и невредимой, это вызвало бы град вопросов, особенно у тех, кто поддерживает близкий контакт со Скитер. Но Гермиона всё равно чувствовала такой прилив сил, что даже не расстроилась, когда Малфой не показался на следующий день.

Но когда он пришёл потом, лениво развалившись на своём кресле и посмотрев на неё так, будто бы ожидал, что Грейнджер начнёт заикаться или упадёт в обморок от волнения, она просто закрылась в ванной. К чёрту его.