Текст книги "Он говорит (СИ)"

Автор книги: Crazy Shipper 71

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

– Хватит, – он хватает её руку, когда она в очередной раз тянется к почти пустой бутылке. – Алкоголем тут никак не поможешь, – его голос тихий, к удивлению Эффи спокойный.

– Но…

– Я тоже не в восторге от всего происходящего, принцесса, – он начинает мягко и успокаивающе поглаживать её ладонь, опустив голову. – Я не хочу быть ментором. Опять. Но ведь ничего другого мне не остается, ничего другого я не могу сделать, – он поднимает голову, заглядывает ей в глаза, громко вздыхая. Протяжно так, обреченно.

– Но…

– Тебе придется быть их сопровождающей, – тихо, будто извиняется за что-то. Эффи лишь кивает, смаргивая уже такие привычные слезы.

Молчание, повисшее в столовой, укрывает с головой, неприятно давит, раздражает. Слезы высохли, истерика закончилась, так и не успев начаться в очередной раз, а в голову закралось осознание, тупая констатация факта – она должна сопроводить своих победителей на Третью Квартальную Бойню.

Эффи поворачивает голову, смотрит на Хеймитча, который сидит рядом, держит её ладонь, опустив голову. Он выглядит невозмутимым, чересчур спокойным, но Эффи знает, что внутри у него бушует настоящий ураган из самых разных чувств. Знает, но ничего ему не скажет. Эбернети поднимает голову, смотрит ей в глаза, слабо улыбается.

– Ты… красивая, – запинается, будто выдавливает из себя эти слова. Тринкет слабо, еле заметно улыбается. – Вот только алкоголь тебе совсем не идет, – он ухмыляется, склоняя голову немного на левую сторону, щурит серые глаза. И Эффи полностью с ним согласна.

========== 24. Я тебя не укушу. ==========

Мне сегодня совсем не везет. Опоздание на работу, крики шефа, раздающиеся, кажется, на весь этаж, куча бумаг, которые я в наказание должна была просмотреть, а ещё ливень, не прекращающийся с самого утра. И именно не летний прохладный дождик, который обычно приносит хоть какое-то облегчение в жаркие дни, а самый настоящий ливень с грозами, низко плывущими почти черными облаками и молниями. Тут даже никакой зонтик не спасет.

Бросаю взгляд на наручные часы, громко вздыхая. Время уже позднее, такси вряд ли приедет по такой погоде, а ехать в общественном транспорте мне совсем не хочется. Придется, видимо, идти пешком. Выхожу из здания, передергивая плечами от холода. Тучи медленно плывут по небу, но дождя уже нет, что не может не радовать. Теперь бы дойти ещё до уютной квартирки и уснуть крепким сном. Да вот только эта грязная дождевая вода нарушает мои планы. Путь домой будет не таким простым, как я предполагала.

– Тринкет! – поворачиваю голову направо, откуда меня только что позвали. – Тринкет, иди сюда! – голос очень знакомый, а ещё безумно раздражающий. Опускаю голову, аккуратно ступая по залитому тротуару. Какой черт дернул меня надеть высокие каблуки? Медленно ступая, я дохожу до этого мужчины. Серые глаза насмешливо смотрят на меня, а ухмылка на губах пробуждает во мне злость. Что ему нужно?

– Чего тебе, Эбернети? – мне приходится сдерживаться, чтобы не сказать этому придурку чего-то оскорбительного, ведь это будет «совсем не в твоем стиле, детка», как выразился однажды сам Хеймитч.

– Фу, Тринкет, опять грубишь, – он улыбается, засовывая руки в карманы брюк. – Я хотел тебе помочь, а ты ведешь совсем не так, как надо бы.

Помочь? Человек, которые ежедневно на работе меня поддевает, пытается вывести из себя, что иногда ему удается, сейчас хочет мне помочь? Абсурд.

– Серьезно? – убираю прядь волос со лба. – Ты хочешь мне помочь? – еле заметный кивок, а потом он указывает на свою машину. – С чего бы?

– Не всегда же мне быть плохим, – Эбернети пожимает плечами, продолжая смотреть на меня своими невозможно-прекрасными серыми глазами, которые, кажется, видят меня насквозь. Опускаю голову, рассматривая носки своих туфель. В его глаза невозможно долго смотреть.

– Откуда мне знать, что ты захочешь сделать со мной? – переминаюсь с ноги на ногу, переводя взгляд на прохожих. – Может, ты решил отвезти меня в какое-нибудь безлюдное место, изнасиловать, а потом убить, – вздрагиваю, когда слышу его смех. Чистый и искренний, который раньше я никогда не слышала.

– Тринкет, поменьше фильмов смотри по ночам, – удивленно смотрю на него. – Так ты поедешь?

Смотрю на его серую машину, представляя, что скоро я уже окажусь в теплой квартире, подальше от работы и Эбернети. Последний же в данный момент садится в салон, немного опуская водительское стекло. А я стою как дура посреди полупустой парковки, дрожа от холода, устремив взгляд в одну точку. Прекрасно.

– Эффи, – вздрагиваю, когда слышу, как он зовет меня по имени. За всё то время, пока мы работаем, он только один раз назвал меня по имени, при нашем знакомстве. Потом он использовал только мою фамилию, придумывая иногда какие-нибудь глупые прозвища. – Ты едешь? – взгляд его выражает смертельную усталость, а сам Хеймитч зевает, прикрывая рот ладонью. Киваю, обходя машину и садясь на переднее сиденье. – Ты не бойся, – Эбернети выруливает с парковки, въезжая в поток машин, – я тебя не укушу.

========== 25. Полюблю. ==========

Тихая ночь. Полная луна отражается в немного неспокойной водной глади, с темного неба смотрят тысячи звезд, привлекая внимание своим завораживающим светом. Двое сидят на уже остывшем песчаном берегу, а между ними стоит уже открытая бутылка дорогого виски.

– И почему же ты ушла со мной сюда? Мы ведь едва знакомы. Не страшно? – он улыбается, краем глаза смотря на её расслабленное лицо, подставленное легкому прохладному ветерку. Такая красивая при свете луны, такая спокойная и домашняя.

– А тебе? – она смотрит на него, описывая какой-то силуэт в воздухе. Мужчина тихо смеется, берет бутылку, делая глоток терпкого напитка.

– Будешь? – он протягивает ей бутылку, сверкнувшую в лунном свете. Она делает глоток, немного морщится, а потом встает, слегка пошатываясь на месте. Берет его за руку, тянет ближе к воде, но не заходит в море, начиная медленно идти по берегу, на который забегают прохладные морские волны.

Они молчат, продолжая идти вдоль берега, иногда передавая друг другу бутылку с алкоголем. Звезды продолжают светить, а ветер начинает постепенно затихать. Она поднимает голову вверх, смотрит на яркие созвездия, крепко схватив его за руку, чтобы не упасть. Смотрит на бескрайний небосвод, поражается его красоте, но продолжает молчать. А он и не торопит её, тоже молчит, изредка поднимая взгляд светло-серых, а в темноте почти стальных, глаз на небо.

– Красиво, – он сначала и не улавливает её шепота, только останавливается, когда чувствует, как она тянет его за руку. – Я раньше любила гулять ночью у моря с сестрой, ища на темном небе созвездия, – она садится на песок, подальше от воды, ложась на спину.

– А сейчас? – он следует её примеру, оставляя бутылку посередине, чтобы каждый мог дотянуться до неё. – Сейчас уже не любишь?

– Нет, – она громко вздыхает. – Одной скучно.

– А если я буду с тобой вот так гулять под звездным небом? Полюбишь вновь такие прогулки? – в его голосе слышна нотка надежды. Странной, совсем ему не свойственной.

– Полюблю, – он не видит, но слышит, как она улыбается.

Комментарий к 25. Полюблю.

Сплин – Танцуй (под неё писалось)

Улита, эта глава для тебя.

========== 26. Ты необычная. ==========

Эффи смущается под его пристальным взглядом, осматривающим её всю – от каких-то завитушек и глупых блесток на парике до высокого каблука её туфель. Смотрит оценивающе, будто она какой-то товар, а он покупатель, выбирающий кому-то, а, может, и себе, подарок. А когда она встречается с его серыми глазами, то опускает голову, крепко прижимая к себе какую-то папку.

Эффи упрямо поджимает накрашенные яркой помадой губы, когда Хеймитч равнодушно пожимает плечами на её замечание по поводу внешнего вида. Такое незначительное и робкое, оно вызвало лишь усмешку на губах Эбернети. Такую ленивую, раздражающую, но явно любимую самим Хеймитчем. Фирменную, которую он оттачивал на прошлой сопровождающей, что работала с ним до неё, Эффи.

Эффи по капле теряет свое терпение, которое, как она думала, бесконечное: Хеймитч совершенно не умеет общаться со спонсорами и людьми, занимающими высокие посты в Капитолии. Она вынуждена извиняться за его хамское поведение, покрывая этих «жирных ублюдков», как однажды выразился сам Эбернети, толстым слоем выдуманных комплиментов. Эффи вынуждена выпрашивать спонсоров дать денег для её трибутов, ведь Хеймитч совсем не умеет с ними общаться – он обязательно пошлет кого-нибудь из них куда подальше, да ещё и огреет парой крепких выражений, за которые она, Эффи, вынужденна будет просить прощения.

Эффи злится, когда Эбернети заявляется в их пентхаус с какой-то девицей, слишком ярко накрашенной. Эффи злится, когда Хеймитч ещё в гостиной при ней забирается руками под короткий, чересчур короткий, подол платья этой самой молодой дивы, а та противно хихикает, раздражая Эффи своим писклявым голоском. Она злится, когда слышит громкие и фальшивые, она уверена в этом, стоны это «певички», которые, кажется, слышны во всём Тренировочном Центре.

Эффи удивляется, когда Эбернети заходит в её комнату. Она удивляется ещё больше, когда не улавливает от него перегара, который постоянно с ним, Хеймитчем, как «верный друг и боевой товарищ». Она удивляется, когда он присаживается на краешек её постели, а потом извиняется: за обидные слова, сказанные когда-то в порыве злости; за хамское поведение, не позволяющее им найти какого-нибудь спонсора; за те ночи, когда она вынуждена была терпеть все те крики и стоны от его девушек на одну ночь.

Эффи краснеет, смущенно опуская взгляд, когда Хеймитч, взяв её за руку, тихо говорит:

– Ты необычная.

========== 27. Я знаю. ==========

Он достает очередную бутылку ликера, с громким звуком открывая её. Так, чтобы Эффи на том конце телефона слышала это. Хеймитч, возможно, делает это специально, ведь знает какая последует реакция. И он не ошибается в своих предположениях, вслушиваясь в её раздраженный голос.

– Ты опять пьешь? – её протяжный вздох вызывает ухмылку на губах Эбернети. Он делает большой глоток, продолжая держать трубку у уха. – Ты ведь обещал, что больше не будешь.

– Я знаю, – откидывается на спинку стула, поднимая голову вверх, медленно скользит взглядом по потолку. Тринкет сейчас сидит на диване в своей новой квартире, закинув ногу на ногу, устало сжимает большим и указательным пальцами переносицу. Он в этом уверен. Он знает её слишком хорошо, чтобы ошибаться. А ещё он знает, почему она звонит ему в час ночи. Знает, но хочет это услышать от неё.

Хеймитч со звоном ставит бутылку на стол, подается вперед, вслушиваясь в тишину. Сбросила? Нет, она ещё тут, только молчит. Собирается, видимо, с силами.

– У меня новая квартира, – голос её тихий и неуверенный. Эбернети придирчиво осматривает столовые приборы, лежащие на тёмной деревянной поверхности, немного поражаясь её трусости.

– Я знаю, – он действительно знает. Капитолийцем, дома которых оказались почти стерты с лица города в ходе боевых действий, предоставили новые жилища. Плутарх сам ему об этом говорил, когда Хеймитч последний раз был в Капитолии. Хвастался, что это его план. Говорил, что все жители благодарны ему. Как же. Хеймитч знает как минимум одну не особо довольную даму, которая сама жаловалась ему на всё это. И сейчас эта дама молчит, только громко дышит прямо в телефонную трубку. Она, возможно, специально это делает. Ему в отместку.

– Плутарх нашел мне новую работу. Там платят больше, – в голосе радость и даже гордость. Хеймитч знает и об этом, ведь именно он просил Плутарха, чтобы тот помог Эффи. И Плутарх не соврал, отчитавшись перед Эбернети уже через неделю, как тот покинул Капитолий. Хеймитч даже знает, сколько ей платят, сколько часов она работает, где именно она работает. Плутарх рассказал ему всё, вплоть до имен всех тех, с кем Тринкет работает.

– Я знаю, – обхватывает горлышко бутылки и делает два глотка, немного морщась. Хеймитч удивлен, что его собеседница не спрашивает, откуда он это знает. Догадывается, скорее всего, что он поддерживает связь с Плутархом. Каждую неделю, в воскресенье, Хевенсби звонит ему ровно в десять вечера, начиная рассказывать. А Хеймитч слушает, изредка только что-то спрашивает, уточняет.

– Я встретила одного парня, – голос Тринкет начинает дрожать, выдавая её страх с головой. В серых глазах Эбернети вспыхивает огонек. Неужели они подошли к финишной прямой всего разговора?

– Я знаю, – Хеймитч думает, что сегодня ему не придется говорить ничего, кроме простого «я знаю». Он даже немного рад этому: не придется сильно напрягаться, чтобы придумывать какие-то сложные ответы, над которыми некоторые раздумывают ещё минут десять, тупо пялясь в одну точку.

– Он сделал мне предложение.

– Я знаю, – Эбернети отставляет от себя бутылку, представляя удивленное лицо Тринкет. Он не говорит, что Плутарх как-то «случайно» проронил эту фразу в очередной вечер очередного воскресенья. Он сказал это нарочито медленно, ленивым голосом, будто это какая-то повседневная новость. Хеймитч удивился, конечно, но не стал заострять на этом внимание.

– И я отказалась, – голос его собеседницы понижается до шепота, а Хеймитчу становится её немного жаль.

– Я…

– Из-за тебя, – она выпаливает это быстро, будто боится своих слов. Хеймитч улыбается, откидываясь на спинку стула. Он, наконец, услышал это. Не зря, оказывается, ждал почти семь месяцев.

– Я знаю.

Хеймитч знает, что Эффи сейчас сидит на диване в новой квартире, вытирая мокрые дорожки слез. Он знает, что на её губах появилась слабая улыбка, которая может померкнуть в любую минуту. А ещё Хеймитч знает, что завтра же Эффи отправится на вокзал и купит билет до Двенадцатого. В один конец.

========== 28. Мы обязательно встретимся. ==========

Неровный гул голосов отвлекает от не самых приятных мыслей, что не может не радовать. Прощание с дорогим тебе человеком – не самая приятная вещь, которую я бы предпочла пропустить. Пропустила бы, если бы он не изъявил желание проводить меня, даже не слушая мои отказы. Он слишком упертый, чтобы отступиться. Если уж чего-то хочет, то добьется этого непременно.

– И зачем ты вызвался проводить меня, Хеймитч? – поворачиваю голову к своему другу, смотря на сосредоточенный профиль. Да, другу. Самому лучшему, я бы сказала. Хеймитч пожимает плечами и встает со скамейки, одергивая рукава серого, как и его глаза, пальто.

– А ты против? – его наигранное удивление вызывает у меня слабую улыбку. – Могу уйти, если хочешь.

– Нет, – я ведь и правда не хочу, чтобы он уходил. Хочу, чтобы он уехал со мной, но…

Всегда есть какое-то «но». Иногда это «но» бывает маленьким, совсем незначительным. О таком «но» можно и забыть, если хочешь. А иногда бывает и большое, просто огромное «но», от которого нельзя так просто избавится: всё тебе говорит о том, что ты должен остаться. У Хеймитча как раз и есть это большое «но», о котором он мне не говорит. Просто переводит разговор в другое русло, если я спрашиваю об этом.

– Что ты будешь делать?

– У меня дела ещё здесь остались, принцесса, – он берет мой чемодан, делает пару шагов вперед. Поднимаюсь и иду за ним, засунув руки в карманы пальто. – Сначала нужно разобраться с ним, а потом… – он взмахивает рукой, выписывая какую-то фигуру.

– А что потом?

– Я уеду отсюда, – останавливаюсь, когда он произносит эту фразу. Уедет? Но куда? Зачем? Почему? Прикрываю глаза, стараясь успокоиться и собрать все мысли в кучу.

– Куда?

– Не знаю, – он говорит это так расслабленно и спокойно, будто это какая-то обычная рядовая новость, будто мы о погоде говорим. – Как можно дальше отсюда.

– А…

– Ты не волнуйся, – он останавливается, поворачивается ко мне. В серых глазах усталость, а на губах легкая улыбка. – Мы с тобой ещё встретимся, – сжимает моё плечо в успокаивающем жесте, продолжает что-то говорить. Вот только я его не слушаю, уставившись в одну точку. Встретимся? Когда? Ведь он может уехать надолго, да и неизвестно ещё, куда он собрался. – … Земля же круглая, – вздрагиваю, когда он привлекает меня к себе, крепко обнимает, утыкаясь носом в макушку.

Неровный гул голосов уже не отвлекает меня от мыслей, а только раздражает. Хочется, чтобы все вокруг исчезли, оставив нас одних. Прижимаюсь к Хеймитчу сильнее, силюсь сдержать подступающие слезы. Нельзя плакать, не при нём. Хеймитч не любит, когда я плачу. Да я и сама не люблю этого.

– Мы обязательно встретимся.

========== 29. Всё для тебя. ==========

– Я устал! – Хеймитч отходит от меня и садится на диван, закидывая ноги на низкий столик. Обреченно вздыхаю, подсаживаясь к нему.

– Я тоже устала, Хеймитч. Но будь добр, не веди себя как маленький ребенок. Я же терплю! – не сильно толкаю его в плечо, заставляя посмотреть на меня.

– Злая ты, – он обиженно надувает губы, будто и правда маленький ребенок, а потом отворачивается от меня, скрестив руки на груди. Весь его вид мог бы показаться кому-то смешным, но только не мне: с самого утра я терплю вот такие его концерты, а очередной мне тут не нужен. Хеймитч, скорее всего, понял, что я начинаю злиться ещё сильнее, мысленно представляя, как убиваю его. Да, в последнее время я начинаю всё чаще и чаще срываться на него, но он всё это списывает на мои недосыпы.

– Хеймитч.

– Ладно-ладно, хорошо, принцесса, я встаю. Только не злись, – он встаёт, поправляет рубашку и, взяв меня за руку и подойдя к окну, приобнимает меня за талию. – Мы готовы, – он кивает мужчине, что около стены.

– Мистер Эбернети, Вы уверены?

– Абсолютно.

– Хорошо, – он громко и, как мне показалось, тоскливо вздыхает, направляя на нас фотоаппарат. – Улыбнитесь, пожалуйста.

Я улыбаюсь, а Хеймитч, черт бы его побрал, чихает. Именно в тот момент, как фотограф нажимает на затвор. Очередное фото испорченно!

– Ты будешь стоять тут со мной, пока у нас не получится нормальная фотография. Понял?

– Да, – он виновато опускает голову, вновь обнимая меня. – Как скажешь.

– Отлично.

– Я же всё для тебя сделаю, любимая.

========== 30. Тебе. ==========

Он каждый день заходил в этот магазин. Маленький цветочный магазинчик, при входе в который приветливо звякал колокольчик, оповещая продавца о новом посетителе, где в воздухе витал запах самых различных цветов, а взгляд покупателя перебегал с одного цветка на другой, не зная, на каком остановиться – их великолепие поражало воображение.

Он заходил сюда каждый день ровно в девять вечера, когда покупателей почти не было. Приветливо улыбался продавщице, которая, как он узнал однажды, является и хозяйкой этого самого места.

Он всегда покупал маленькие букеты полевых цветов, перекидываясь парочкой слов с девушкой. А потом уходил, но на следующий день всё повторялось снова.

Сегодняшний день, видимо, исключение: на часах половина десятого вечера, а Хеймитч всё ещё не приходил. Эффи волнуется, поглядывая на улицу через окно, надеясь увидеть знакомый силуэт. Смотрит и тоскливо вздыхает – его нет. До закрытия магазина остается всего лишь полчаса, и Эффи думает, что можно закрыть магазин пораньше. Никто обычно не заходит так поздно. Никто, кроме него.

– Извини, задержался, – Эффи вздрагивает, когда слышит его голос. Переводит взгляд на дверь, улыбается, вглядываясь в глаза цвета мокрого асфальта. Её любимого цвета, к слову, но ему об этом знать не нужно. Хеймитч подходит к прилавку, оглядываясь по сторонам – хоть он и был здесь не единожды, всё равно каждый раз смотрит с восхищением на разноцветные бутоны цветов и удивительные букеты, составленные хозяйкой.

– Ничего страшного.

– А какие цветы ты любишь? Мы с тобой столько общаемся, а я даже этого не знаю, – он одной рукой облокачивается на прилавок, а второй нежно проводит по бутонам небольших красных роз, что стоят в маленькой вазочке.

– Любимые? – Эффи обводит взглядом помещение, думая, какие цветы она могла бы назвать самыми любимыми. Когда её взгляд останавливается на букете нежно-голубых васильков, она улыбается. Хеймитч, проследив за её взглядом, кивает, просит этот букет.

– Спасибо.

– Да не за что. Кому подаришь?

– Не знаю.

Неловкая пауза затягивается, и Эффи думает, что пора бы уже закрываться.

– Знаешь, принцесса, – от этого слова девушка немного смущается, а Хеймитч ласково улыбается, когда они уже стоят на улице, и Эффи закрывает свой магазинчик, – я решил, кому подарю этот букет.

– Кому?

– Тебе, – он подходит ближе, наклоняется и целует её в щеку, медленно передавая букет. А Эффи смущается ещё больше, вдыхая запах цветов. Своих любимых.

Комментарий к 30. Тебе.

Эта часть для тебя, Улита.

========== 31. Прикоснуться. ==========

Прикоснуться. Просто прикоснуться к ней, ощутить под пальцами нежную кожу, покрывающуюся мурашками – это, пожалуй, самое странное желание, которое у тебя когда-либо было. Было, есть и, ты уверен, будет. Даже спасительный алкоголь, отгоняющий призраков прошлого и погружающий тебя в забвение, пусть и временное, отходит на второй план.

Столько лет с ней проработал бок о бок, но ни разу не прикоснулся. Ни одного раза. Сам же себе говорил, что не будешь этого делать. И вот результат.

От этого глупого желания ты становишься слишком рассеянным. Перемены замечают в тебе все, даже Китнисс. Но ты лишь отмахиваешься, встаешь и уходишь, крепко сжимая кулаки.

Комната встречает тебя уже привычной тишиной, в которой ты, налив из одиноко стоящей на столе пузатой бутылки дорогого, без сомнения, капитолийского коньяка, уже в который раз за день думаешь, когда же всё вышло из-под контроля. Присев на кровать и прикрыв глаза, погружаешься в мысли. Прекрасные мысли.

Представляешь себе, как подойдешь к Тринкет сзади, вплотную. Обнимешь её за талию, крепко прижимая к своей груди. И с наслаждением уловишь её удивленный вздох. Она замрет, напряжется, но не начнет вырываться, ведь будет понимать, что ты сильнее. Проведешь носом по её шее, вверх, к границе парика. Будешь вдыхать её запах, а руками, убрав их с талии, медленно будешь вести по открытым рукам, ощущая, как её кожа начнет покрываться мурашками. И на твоих губах появиться улыбка, а руки медленно переместятся на плечи, спину, а потом… А потом ты расстегнешь молнию, кончиками пальцев проводя вдоль позвоночника.

– Хеймитч? – знакомый голос вырывает тебя из плена таких желанных видений, заставляя вздрогнуть. Открываешь глаза и поворачиваешь голову, смотря на застывшую в дверях Эффи. – Ужин. Ты пойдешь?

Киваешь, залпом допиваешь янтарную жидкость и встаешь, оправляя рубашку. Ставишь стакан на стол и выходишь вслед за капитолийкой в коридор, вперив взгляд в её прямую спину. И рука уже тянется к ней, чтобы коснуться, хоть через ткань платья. Но вы выходите в гостиную, где уже собрались остальные. И ты опускаешь руку, присаживаясь на своё место.

А желание всё ещё не покидает тебя, подкидывая всё новые и новые красочные ведения. И ты решаешься. Знаешь, что сегодня утолишь его, сделаешь это наконец-то. Прикоснешься к ней.

========== 32. Они ничего не говорят (2). ==========

Хеймитч встречает её, такую же красивую, с фальшивой улыбкой на лице, с грустью в глазах, в уютном кафе в почти центре Капитолия. Он бы ни за что сюда не приехал, но Хевенсби зачем-то попросил его как можно быстрее явиться в столицу. Сейчас Эбернети сидит и ждет Плутарха, медленно размешивая сахар в кофе, смотрит в упор на неё, сидящую через три столика от него. С мужем. Почему-то этот факт не переворачивает в душе ничего, не заставляет кулаки гневно сжиматься, а желание разбить этому ублюдку лицо застилать сознание мутной пеленой.

Эффи знает, что он здесь. Она видит его, такого расслабленного, когда-то родного, но сейчас безумно далекого. Видит и хочет плакать: ведь любовь не прошла. Наоборот, она с каждым днем разрасталась всё больше и больше, уходя своими корнями далеко-далеко. И если бы не Тобиас, если бы не свадьба, после которой она не видела Хеймитча два года, она бы наплевала на всё, уехала бы в Двенадцатый. Только бы быть с ним.

Эбернети смотрит на неё, но ничего не чувствует. Чувствует лишь тупое безразличие, окружившее его плотным коконом. Горько ухмыляется, кивает вошедшему в это уютное кафе Плутарху и, откинувшись на стул, переводит взгляд на посетителей.

Хевенсби садится за столик, достает какую-то папку и начинает что-то говорить. А Хеймитч слушает. И чувствует её взгляд. Но ему всё равно.

Комментарий к 32. Они ничего не говорят (2).

Маленькое продолжение к «Помни, что я люблю тебя, принцесса». ХЭ к тому драбблу я, увы, не вижу.

========== 33. Не уходи. ==========

Эффи приезжает в Двенадцатый теплым апрельским вечером, когда весеннее солнце уже начинает скрываться за горизонтом, но всё продолжает радовать своими теплыми лучами жителей Угольного. Она никого не предупреждала о своем визите, поэтому в гордом одиночестве идет в Деревню Победителей, удобнее перехватывая в руке не такую уж и большую сумку с самыми необходимыми вещами.

Она останавливается около дома Эбернети, озираясь по сторонам, будто проверяет, не следит ли за ней кто-то. Эффи глубоко вздыхает и, пригладив волосы, не скрытые под тяжелым париком, быстро преодолевает серые каменные ступеньки. Поднимает руку, затянутую в перчатку, чтобы постучать в темно-коричневую, почти черную дверь, но так и не стучит. Сомнение закрадывается в душу противной змейкой, отравляя и убивая те крохи уверенности, которые у неё были ещё в Капитолии. А стоит ли ей сейчас стучать? Стоит, ведь терять нечего больше – престижная, как она раньше думала, работа больше никому не нужна, её дом разрушен, а знакомым или друзьям, которые, как думала сама Тринкет, у неё были, просто нет до неё дела. Остались только Плутарх да Крессида, которые ушли с головой в рабочую рутину. Ей посоветовали уехать, что она и сделала. Только не сразу, а через пять лет после окончания Революции, когда она, взвесив все «за» и «против» решилась. Ведь друзья у неё остались только здесь, в Двенадцатом.

Короткий и, как кажется Хеймитчу, неуверенный стук в дверь отвлекает от разглядывания корешков каких-то старых книжек, которые пылятся на полке уже неизвестно сколько времени. Он поднимается с дивана, оправляет помятую, но чистую рубашку, и неторопливым шагом идет к двери, попутно включая свет. Останавливается около двери, положив ладонь на прохладную медную ручку, и, прокашлявшись, резким движением открывает дверь, собираясь спровадить того, кто пришел. И уже набрав в легкие побольше воздуха, чтобы начать свою тираду, так и застывает с открытым ртом, глядя на девушку, стоящую перед ним. Черты лица кажутся Эбернети безумно знакомыми, а глаза, своим глубоким цветом напоминающие воды лесных озер, что-то переворачивают внутри, заставляют сердце забиться в ускоренном ритме.

Тринкет неуверенно улыбается, всматриваясь в ошарашенное лицо Эбернети. Она отмечает, что бывший ментор некогда самого убого Дистрикта ничуть не изменился – всё те же волосы, которые постоянно лезли ему в глаза, всё те же проникновенные глаза её любимого цвета. Только темные круги под глазами да почти незаметные морщинки говорят о том, что этот человек прошел через многое – и хорошее, хоть этого хорошего и было мало, и плохое, которого хватило бы всему некогда многочисленному населению Капитолия.

– Вы кто? – улыбка на губах Эффи становится ещё шире, и она, неуверенно переминаясь с ноги на ногу, отвечает тихо, всматриваясь в серые глаза Хеймитча:

– Не узнал?

Эбернети хмурится, а потом удивленно поднимает брови, разглядывая улыбающуюся девушку. И тут он вспоминает то, что когда-то забыл. Вспоминает тихий, ласковый и успокаивающий голос Тринкет, когда она приходила к нему после очередного убитого трибута на Арене на очередных Играх, отбирая бутылку; вспоминает нежную синеву её глаз, когда она что-то говорила ему, постоянно ловя его взгляд; вспоминает её нежные руки, когда он пьяный заваливался в её комнату, а она, укрыв его одеялом, аккуратно смахивала со лба волосы.

– Эффи? – он медленно скользит по ней взглядом, отмечая, что в ней всё изменилось, кроме глаз и голоса. Теперь она не похожа на разукрашенную куклу, наряженную в какие-то дикие наряды.

– Впустишь? – она кивает на свою сумку, неловко как-то пожимает плечами.

– Да. Проходи, – Эбернети отходит, пропуская Тринкет внутрь, а потом плотно закрывает дверь, облокачиваясь спиной о дверь.

***

Эффи проходит на кухню, постоянно озираясь по сторонам, поражаясь той чистоте, что сейчас царит в доме Эбернети. Но удивляется ещё больше, когда на столе видит не полупустую бутылку с каким-то пойлом, а тарелку, на которой лежат печенья. Хеймитч же проходит за ней, ставит чайник и садится за стол, в упор глядя на неё. Просто смотрит, молчит, и от этого взглядя Эффи становится как-то неудобно.

– Зачем приехала? – вопрос звучит немного грубо, но по-другому Хеймитч не может.

– Я… – Тринкет как-то досадливо взмахивает рукой и садится за стол, напротив Хеймитча. – Мы же друзья, – опустив голову, крепко сцепив пальцы в замок. Хеймитч откидывается на спинку стула, отбивая пальцами ритм по деревянной поверхности стола.

– Да, принцесса, – от почти родного «принцесса» у Эффи робкая улыбка появляется на губах, и она медленно поднимает голову. – Мы друзья.

Пока Эбернети заваривает чай, Эффи украдкой наблюдает за ним, сложив руки на коленях.

– Тебе, я так понимаю, постелить на втором? – голос вмиг становится безумно-усталым. Эффи лишь кивает, маленькими глоточками пьет чай, поглядывая на сидящего перед ней Хеймитча из-за ободка белой чашки.

В комнате повисает тишина – не звенящая, заставляющая нервничать ещё больше, что удивительно, а поразительно-спокойная, такая… Уютная? Эбернети даже поражается собственным мыслям, а Тринкет слабо улыбается. Им, кажется, эта мысль пришла одновременно.

– Пойдем, – Хеймитч ставит чашку на стол, поднимается и, привычным жестом откинув волосы, идет к лестнице, даже не оборачиваясь: он знает, что Эффи идет за ним. Подхватывает сумку, стоящую около лестницы, начинает медленно подниматься по скрипучим ступенькам, изредка поглядывая через плечо – просто так, чтобы убедиться, что Тринкет идет за ним. И она идет, рассматривая всё, что встречается по пути с, как думает Хеймитч, преувеличенным интересом.

Он заходит в комнату, расположенную напротив его собственной. Кладет сумку на кровати и выходит, не говоря ни слова. Эффи же даже не останавливает его. У них ещё будет время для разговоров.

***

Ему снятся темницы Капитолия. Грязные, протухшие насквозь отвратительным запахом, который проникает глубоко в легкие, вышибает слезы из глаз. А ещё ему снится она. Бледная, полуживая, вся в царапинах и синяках, что-то тихо бормочущая себе под нос, когда он выносил её из той темницы. И он слышит крик. Свой собственный, переполненный отчаянием, пропитанный страхом.