Текст книги "Он говорит (СИ)"

Автор книги: Crazy Shipper 71

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

– У тебя хорошо получается, – делаю шаг вперед, медленно выходя на поворот. – И мне кажется, ты врал, – смотрю в его глаза, выпрямив спину. – Ты умеешь танцевать.

– Тебе кажется, Тринкет. Я никогда не танцую, – когда он останавливается, я врезаюсь в его широкую грудь, так и замерев в его объятьях.

– Врешь, – шепчу, глубоко вздыхая. Почему-то становится страшно.

– Вру, – не вижу, но чувствую, как он улыбается.

========== 9. Они ничего не говорят. ==========

Don’t kid yourself

And don’t fool yourself

This love’s too good to last

And I’m too old to dream

Слишком нервничаешь, наблюдая за яркими языками пламени в камине, почти нежно лижущими сухие поленца. Нервничаешь, изредка озираясь по сторонам, будто в твоем доме есть кто-то посторонний, чужой, пристально наблюдающий за тобой из темного угла гостиной.

Копаешься в себе, анализируя два или три последних года своей жизни. Постоянно приходишь к тому, что почти ничего не добился, разве что стал победителем Второй Квартальной Бойни и одним из главных лиц давно уже прошедшей Революции. Ах да, ещё же есть любовь, которую ты вновь обрел, стоило всему дерьму закончиться. Ты всегда думал, что стал слишком старым и непривлекательным, чтобы кому-то понравиться, но ты ошибался. Она, например, тебя полюбила. Ещё давно, после твоей триумфальной победы над глупыми трибутами, жаждущими крови и победы.

Ты до сих пор не веришь, что нужен кому-то, что кто-то любит тебя. Слово какое-то странное, необычное, правда? До сих пор не можешь к нему привыкнуть.

Порой ты думаешь, что это все сон. Что однажды ты проснешься, а её не окажется рядом. Ты не услышишь тихого сопения на ухо, такого милого и смешного, от которого ты постоянно улыбаешься. Порой тебе кажется, что ты просто обманываешь себя, дурачишь, водишь за нос. Но это не так.

Don’t grow up too fast

And don’t embrace the past

Бывают дни, когда ты хочешь вернуться в детство. Когда тайком уходил в лес, добывая что-нибудь на ужин. Когда зимой играл с младшим братом в снежки, веселясь и смеясь, будто бы и не было Игр, на которые ты мог попасть в любой год, не было тессеров, из-за которых ты каждый год ещё больше рисковал попасть на Арену, но которые не давали твоей семье умереть с голоду. Будто бы и не было проблем вообще, а счастье, такое нереальное и слишком сильное, переполняло тебя, разве что не выплескиваясь наружу, заполняя собой всех и вся.

Иногда бывают дни, когда всё с точностью наоборот. Ты усиленно гонишь от себя воспоминания о своем детстве, переключаясь на какую-нибудь ерунду. Например, погоду. В такие дни она обычно плохая, с дождем и грозами, идущими почти целый день. Гонишь эти воспоминания, выстраивая щит, который постоянно ломается, новым потоком пропуская их в твое измученное сознание. Они обволакивают тебя своими холодными щупальцами, прокручивая в памяти самые неприятные моменты, покрытые легкой, почти незаметной, дымкой. В такие дни ты видишь именно плохое, заставляющее ненавидеть всех и вся на этом свете, винить их, проклинать. Тут ты, пожалуй, не прав. В своих прошлых бедах виноват ты. Никто больше.

This life’s too good to last

And I’m too young to care

Откидываешься в кресле, устало прикрывая глаза. Вопрос, над которым ты сейчас размышляешь, слишком часто проносился, да и проносится в последнее время, у тебя в голове, требуя очередного самокопания и анализа. Почему ты не умер? Ты бы мог, у тебя было много шансов, но кто-то, видимо, решил, что ты нужнее здесь. В подлунное царство тебе ещё рано, даже и не мечтай об этом.

Твоя жизнь могла бы быть хорошей, если бы не Игры. Они-то и стали коренным переломом в твоей собственной истории. Но даже с ними, с этими проклятыми Играми, твоя жизнь была лучше, чем у многих жителей Двенадцатого. Да, твоя семья погибла по твоей вине, как ты часто любил себе напоминать об этом, но время идет, а всё плохое забывается. Постепенно ты начинаешь забывать свою Бойню, время, когда был ментором. Только воспоминания о Революции, прошедшей семь лет назад, ещё свежие, очень яркие, будто и нереальные вовсе.

Сейчас у тебя у самого семья: пятилетняя дочурка, так похожая на свою маму, почти копия, прекрасная жена, которая носит под сердцем твоего второго ребенка. И ты, вроде бы, счастлив, но что-то тебя тревожит, не дает спокойно спать по ночам. Вытаскивает из объятий Морфея, заставляя каждую ночь разжигать огонь в камине и заниматься самокопанием, от которого тебе уже тошно становится. Но ты продолжаешь это делать, даже и не думая останавливаться.

Don’t kid yourself

And don’t fool yourself

Сейчас, сидя в гостиной, освещаемой мягким уютным светом огня, ты пытаешься убедить себя, что это, всё-таки, не сон. Убеждаешь, что Эффи никогда тебя не бросит, а маленькая Мари не испарится, не исчезнет, точно мираж. Убеждаешь, что не такой уж ты и никчемный, коим тебя частенько кто-то называл, что не такой уж ты и старый, чтобы умирать, хоть ты и хотел этого иногда. Убеждаешь, что кошмары уйдут и больше никогда не вернутся, не будут почти за шкирку вытаскивать тебя из уютной постели, пинками подгоняя вниз, в гостиную, заставляя в очередной раз уже отточенными до идеала действиями разжигать камин. Убеждаешь, что больше никогда не будешь заниматься самоанализом, прокручивая в памяти самые неприятные, а иногда неожиданные даже для тебя самого, моменты. И у тебя это неплохо получается.

Ты почти веришь себе, но всё же сомневаешься. Что-то не дает тебе полностью убедиться в этом, отбросить все сомнения и неверия прочь, противным чувством страха зарождаясь где-то внутри. Кажется, оно никогда не исчезнет.

Нервно озираешься по сторонам, в поисках кого-то, кто мог бы сейчас за тобой наблюдать. Мог бы, да вот никто этого не делает. А ты опять начинаешь копаться у себя в голове. В который раз ломая все свои убеждения.

This life could be the last

And we’re too young to see*

Комментарий к 9. Они ничего не говорят.

*В тексте присутствуют слова из песни группы Muse – Blackout.

========== 10. Он ничего не говорит (2) ==========

Сизая струйка дыма поднимается вверх к бежевому потолку, немного клубясь, а потом растворяясь в пространстве, будто её и не было вовсе. Выпускаю колечко, прослеживая его путь до преграды, которая не даст ему улететь выше, в небо. Всегда есть преграда для кого-то. Так уж получается.

– Хватит, Эффи, – ровный голос Порции привлекает мое внимание, заставляя посмотреть на женщину. – Ты слишком нервничаешь. Это уже третья сигарета за последние пять минут, – Порция хмурится, неодобрительно покачивая головой. – Такими темпами ты выкуришь пачку минут за пятнадцать, а потом у тебя ничего не останется. На дворе ночь, магазины закрыты. Что делать тогда будешь?

– Что-нибудь. Вообще, тебе легко говорить. Не ты завтра выходишь замуж, – стряхиваю пепел, отправляя его на бежевый мягкий ковер. В этой комнате всё бежевое, даже торшер, одиноко стоящий в углу. Не понимаю, зачем делать комнату в одном цвете? Разве это не надоедает? Немного красок не помешало бы, разбавило бы эту монотонную картину.

– И что? – глупый вопрос, как мне кажется. Могла бы успокоить, подбодрить, сказать, что всё пройдет без сучка, без задоринки. Действительно, почему я так нервничаю? Все свадебные нюансы учтены, никаких промахов не должно случиться. Жених никуда не сбежит, явится вовремя, как и обещал. Но почему тогда в груди неприятным комком сжимается сомнение, мешая мне верить в прекрасный исход? – Даже я, когда выходила замуж, так не нервничала.

– Ничего не могу с этим поделать. Ты всегда была спокойной, в отличие от меня, – затягиваюсь, выпуская облако серого дыма в сторону подруги. Порция машет рукой, разгоняя дым, слегка кашляя. Забыла, что она не любит, когда я так делаю.

– Ты можешь успокоиться и лечь спать, – она смотрит на наручные часы, громко, скорее всего специально, зевая. – Завтра, а точнее уже сегодня, тебе рано вставать, а ты до сих пор не в кровати. Хеймитч будет расстроен, – он не узнает, даже если и захочет. Порция ему не скажет.

– Он мне не мамочка, – резче, чем надо было бы отвечаю я. Ловлю укор в глазах подруги, немного неловко улыбаясь. Это всё нервы, предсвадебный мандраж. – К тому же, макияж спрячет все мои круги.

– Да. Тут ты права.

Мы молчим, думая о своем. Приятное молчание, совсем не гнетущее, скорее, даже, подбадривающее. Разглядываю белоснежное платье, висящее на манекене. Порция настояла на том, чтобы оно не висело в шкафу, дабы не помялось. Даже манекен притащила откуда-то.

Платье нежное цвета айвори с завышенной талией. Топ умеренно расшит стеклярусом и стразами. Ручная работа, как говорила Порция. Юбка плиссе, уходящая в пол. Вырез на спине, заканчивающийся чуть ниже лопаток, бант на плече – не слишком объемный, но и не слишком маленький, чтобы его было трудно заметить, кажется, придают платью какую-то изюминку.

– А что, если он…

– Он любит тебя. Никогда не бросит и не уйдет к другой. Хватит себя накручивать, – Порция встает с небольшого диванчика, потягиваясь, направляясь к выходу из «бежевого зала», как я успела уже окрестить эту комнату. – Советую хоть немного поспать, – тихо говорит она, прежде чем почти бесшумно прикрыть дверь.

Громко вздыхаю, доставая очередную тонкую сигарету. Яркий огонек вспыхивает в полумраке, сразу же исчезая. Крепко затягиваюсь, почти до тяжелого кашля, откидываясь на спинку кресла.

Нужно успокоиться, ведь Порция права. Хеймитч никогда меня не бросит, не уйдет к другой. Он любит меня.

========== 11. Да, ты умеешь убеждать. ==========

– Я убью тебя!

Стакан с грохотом летит на пол, стоит мне услышать крик, полный раздражения и гнева. Хмурюсь, собирая осколки, стараясь не порезаться. Подпрыгиваю на месте, когда на втором этаже раздается грохот, от которого, кажется, затряслись окна здесь, на кухне.

– Безмозглое существо!

Хеймитч злится, причем сильно. В последнее время его редко можно довести до такого состояния, но кому-то это удалось. Удивительно. Я готова поаплодировать тому, кто это сделал.

– Куда ты побежал? А ну-ка иди сюда!

Кажется, Хеймитч упал или сильно ударился обо что-то, потому что такого отборного мата я не слышала давно. Выкидываю осколки ни в чём неповинного стакана, прислушиваясь к звукам. Тихо. Пролети сейчас муха, я бы её услышала. Это очень подозрительно.

– Я тебя сейчас на котлеты пущу, безмозглое существо!

Кажется, я знаю, кто посмел нарушить покой моего мужа. Они никогда особо не ладили. Выхожу из кухни, медленно поднимаясь по лестнице. Аккуратно ступаю по скрипучим дощечкам, прислушиваясь к каждому шагу и слову Хеймитча.

– Кусаться вздумал? Берегись, уродец!

Подхожу к спальне, заглядывая внутрь. Картина, открывшаяся передо мной, вгоняет в ступор: одеяло и подушки сброшены с кровати на пол, книги, аккуратной стопочкой лежавшие на столе, теперь валяются по всей комнате, кремовый ковер собран гармошкой, а Хеймитч, так неистово кого-то ругавший, ищет что-то под кроватью, и моему взору предоставлены только его ноги. Самого виновника сего торжества нигде не видно.

– Хеймитч!

Невнятное бормотание, громкое шипение и парочка ругательств, от которых завяли бы уши у любого, раздаются из-под кровати, а потом оттуда вылезает Хеймитч, с красным лицом и растрепанными волосами. Надо бы отучить его от брани.

– Наконец-то! – Хеймитч чуть ли в ладоши не хлопает, когда видит меня. Будто я как-то могу изменить всю ситуацию. Злость с его лица уходит, но на смену ей приходит отчаяние. – Эффи, достань его оттуда! Это животное не дает мне покоя с самого утра!

– Успокойся, – говорю тихо, подходя к Хеймитчу, начиная поглаживать его по голове, немного почесывая за ушком. Как кота. Только вот Хеймитч не прикроет глаза от удовольствия, не начнет громко мурлыкать или тереться об мои ноги. А жалко.

– Не надо мне так делать! Будешь чесать за ухом своему паршивцу, – он встает, отряхивая штаны. Руки его расцарапаны, на левой довольно сильный укус, на котором начинают проступать капельки крови.

– Что опять случилось?

– Он нагадил в мои тапочки. Опять. Второй раз за месяц! Что я ему такого сделал, что он меня так ненавидит? – Хеймитч почти воет от обиды или отчаяния, понуро опуская голову. Теперь понятно, почему он так кричал. С моим котом у него всегда были напряженные отношения.

– Кис-кис, Барон, – наклоняюсь к полу, выискивая взглядом своего кота под кроватью. Янтарные глаза, светящиеся в полумраке каким-то особенным светом, смотрят на меня с недоверием, подозрением и, может, совсем немного, с презрением. – Ну же, Барон. Иди ко мне, мой хороший, – проходит минута, а потом из-под кровати показывается белая пушистая мордочка, с перепачканной пылью шерстью. Кот громко мяучит, будто жалуется мне на Хеймитча, принюхиваясь к моей руке.

– Почему-то меня ты никогда не называла так, – Хеймитч сейчас похож на старика, постоянно что-то бубнящего себе под нос. Плохая привычка, она ему совсем не подходит.

– А ты и не просил, – беру своего питомца на руки, почесывая ему за ушком. Прикрыв глаза от удовольствия, кот успокаивается, начинает носом тереться об мою ладонь и громко мурлыкать, немного ворочаясь у меня на руках. Почти как ребенок.

– Напомни, почему я согласился завести кота? – Эбернети вздыхает, подходя ближе ко мне, с опаской глядя на своего «врага». Вообще, мой кот дружелюбный, но вот с Хеймитчем у них как-то не заладилось.

– Ты меня любишь.

– Люблю.

– И я умею убеждать.

– Да, ты умеешь убеждать, – Хеймитч целует меня, кладя руку на талию. Громкое шипение прерывает наш поцелуй, заставляя обратить внимание на того, кто у меня всё ещё в руках. – Я точно когда-нибудь убью его.

========== 12. Я здесь. Я рядом. ==========

Стены длинного коридора, уходящего вдаль, давят на меня, будто они вот-вот рухнут, погребая меня здесь заживо. Легкая дымка у самого пола, переливающаяся от девственно-белого до грязно-серого, движется, совсем как что-то разумное, нагоняет страх, что противной змеей спускается по спине. Всматриваюсь вдаль, надеясь найти выход отсюда, которого, к слову, нигде не видно. Что ж, надо идти вперед.

Осторожно ступаю по каменному полу, прислушиваясь к гнетущей тишине. Громко дышу, вертя головой по сторонам, в надежде найти хоть что-то похожее на выход. Останавливаюсь, когда слышу звук разбивающейся капли воды об каменный пол. Страшно. Невыносимо страшно и одиноко. Передергиваю плечами, возобновляя свой путь.

Туман, стелившийся до этого у самых ног, начинает медленно подниматься, заполоняя и без того тесное пространство полностью, мешая хоть что-то увидеть. Противный комок встает поперек горла, мешая нормально дышать и мыслить. Вытираю потные ладошки об штаны, ускоряя шаг. Кажется, я начинаю бояться таких вот узких пространств.

Вздрагиваю, улавливая позади себя чьи-то шаги – тяжелые, частые, не слишком аккуратные. Будто кто-то знает, что здесь именно я, знает, что я ничего не смогу сделать ему. Это очень и очень плохо. Перехожу на легкий бег, постоянно оборачиваясь назад, пытаясь кого-то разглядеть. Все мои попытки тщетны.

Смех. Злой, надменный, хриплый, похожий на смех какого-то старика. Вскрикиваю, ускоряясь, желая только поскорее выбраться отсюда. Где-то там, вдалеке, я вижу блеклый свет. С каждым моим шагом он становится ярче, дарит немного надежды на то, что я смогу отсюда выбраться. Дыхание сбивается, шаги позади становятся громче, смех всё ближе, но я продолжаю бежать. Ничего другого мне не остается.

Я вижу дверь. Высокую, красную, сильно выделяющуюся на фоне всей этой серой массы, от которой исходит нежное свечение. Открываю её и проваливаюсь в темноту. Плотную, в которой не видно ничего, даже собственных рук и ног.

Картинка меняется, и вот я уже в знакомой комнате, сижу на коленях, что-то шепча себе под нос. Человек, стоящий позади меня, смеется, что-то подбрасывая в руке. Секунда, и в комнате раздается свист хлыста. Я знаю эту комнату, знаю этого человека. Мне пришлось здесь побывать, когда миротворцы меня арестовали и посадили в эту камеру, ежедневно пытая, думая, что я что-то знаю о Революции. Тогда я абсолютно ничего не знала, но они были уверены, что я вру. Сноу точно был в этом уверен.

Свист, удар, нечеловеческий крик, отдающийся от посеревших со временем стен эхом – вот и всё, что можно было услышать тут. Пятна крови, крапинками «украшающие» пол и стены, привлекают внимание, заставляют сосредоточиться на них, чтобы не сойти с ума от адской боли в спине, пожирающей тебя полностью.

Смех, ругательства, а потом новый удар вдоль позвоночника, чтобы я могла прочувствовать всю мощь. Умоляю прекратить, оставить меня в покое, клянусь, что ничего не знаю, но меня не слушают. Кажется, им нравится просто меня мучить.

Свист, но удара нет. Открываю зажмуренные глаза, вглядываясь в пустоту перед собой. Нет ничего, даже стен, которые я успела изучить за всё то время, пока была в капитолийских темницах. Громко всхлипываю, обхватывая руками свои истерзанные ударами хлыста плечи.

Свист, и я просыпаюсь. Громко кричу, отмахиваясь от чьих-то рук, что настойчиво тянутся ко мне. Плачу, даже не пытаясь утереть соленые дорожки, только громко всхлипываю. Так, как во сне.

– Ну же, Эффи, тише. Всё хорошо, – ласковый голос раздается где-то совсем рядом, а потом меня наконец обнимают чьи-то сильные и ласковые руки, привлекая ближе к себе. Утыкаюсь носом в широкую грудь, руками обвивая теплую шею. Хеймитч крепко обнимает меня, медленно гладя по спине. – Это был просто сон. Ничего этого не было. Всё хорошо, успокойся.

Сон. Кошмар. Очередной. Слишком реальный, чтобы быть неправдой. Кошмар, в котором я вновь и вновь вижу всё, что со мной происходило после ареста. Переживаю те пытки и наказания в камере, пытаясь убедить себя, что этого больше не будет, что это просто мое больное воображение. Получается плохо.

– Тише, принцесса. Никто тебя больше не обидит. Я здесь. Я рядом.

Мои всхлипы становятся реже, дыхание медленно выравнивается, а Хеймитч постепенно расслабляется, не собираясь меня выпускать из объятий. В очередной раз он прижмет меня крепче к себе, уткнется носом в затылок, охраняя мой сон. Каждый раз мне становится легче засыпать.

Вот только это не всегда спасает.

========== 13 Помни, что я люблю тебя, принцесса. ==========

Этот день – самое главное событие в жизни каждой девушки и женщины, которые мечтают об этом долгие месяцы. Грезят о торжестве длинными бессонными ночами, продумывая всё до мелочей. Мечтают, чтобы всё прошло идеально, чтобы это запомнилось на всю жизнь. Не только им, но и гостям.

Моя свадьба была испорчена. Точка невозврата началась тогда, когда я пригласила его, Хеймитча, на торжество. А он согласился. Хотя и не должен был.

Это было больно. Больно было видеть его напряженную фальшивую улыбку, сожаление и грусть в серых глазах, обреченное выражение лица. А ведь всего этого не было бы, если бы он был чуточку смелее. Сейчас бы Хеймитч стоял рядом со мной, по-хозяйски притягивая к себе за талию, а не Тобиас. Это Хеймитч одел бы кольцо мне на палец, доказав всем, что я его. Во всех смыслах. Сейчас Хеймитч бы не делал вид, что несказанно рад за нас, желая нам удачи в супружеской жизни.

– Я отойду на минуточку, – тихий шепот Тобиаса выдергивает меня из мутного водоворота печальных мыслей, возвращая в реальность. Киваю, широко улыбаясь. Надеюсь, моя улыбка выглядит настоящей. Сейчас я готова расплакаться. Отнюдь не от счастья. Сердце рвется к другому. Сердце любит другого. Только другой опоздал.

– Могу я пригласить тебя на танец? – этот голос я узнаю из тысячи. В нём сквозит печаль и забота, окутывая меня полностью, точно плащом. Легкая хрипотца придает ему некой загадочности, от которой мурашки пробегают по телу. – Надеюсь, жених не будет против, – Хеймитч обходит меня, останавливаясь напротив, отпивая немного игристого шампанского из высокого бокала. Темно-синий костюм идеально сидел на нём, будто он сшит специально для него.

– Можешь, конечно, – уголки губ опускаются вниз, а в глазах стоят слезы. Невыносимо трудно изображать из себя счастливую. – Тобиас не будет против. К тому же, он отошел сейчас, – слегка развожу руками, показывая, что моего новоиспеченного супруга тут нет. Хеймитч улыбается, ставит бокал с недопитым шампанским на столик, подавая мне руку. Сердце начинает биться быстрее, а руки немного дрожат, выдавая всё мое волнение.

– Не бойся. Я не кусаюсь, – он слегка смеется, замечая мое замешательство. Я не боюсь тебя, Хеймитч Эбернети. Никогда не боялась.

Медленная музыка раздается на всё помещение, создавая какой-то поистине магический момент, полный нежности и страдания. Многочисленные гости, в основном приглашенные Тобиасом, кружатся в медленном танце, не обращая ни на кого внимание. У них есть только их вторые половинки, улыбающиеся и счастливые.

– Почему ты не счастлива, принцесса? – вздрагиваю, поднимая взгляд на Эбернети. Он еле-еле улыбается, осторожно ведя меня в танце. – Разве невесты обычно не радуются, когда выходят замуж? – его рука на моей талии кажется почему-то невообразимо тяжелой, а голос слишком громким.

– Я счастлива, – маска из фальши уже плотно закрепилась на моем лице, не желая сниматься даже сейчас, когда я наедине с самым родным человеком. Я знаю, что его не обмануть. И он это тоже знает.

– Побольше искренности, солнышко, – немного резкий разворот, из-за которого я чуть ли не падаю. Чертово платье. – Тогда я тебе поверю.

– Ты не изменился, – немного сильнее сжимаю руку на плече Хеймитча, опуская взгляд. Не могу я смотреть в эти глаза. Кажется, он видит меня насквозь. Хотя это так и есть.

– Ты тоже, – он замолкает, громко и протяжно вздыхая. Я слышу, как бьется его сердце, ускоряя свой ритм. – Как тебе роль жены? Нравится? – беспомощно смотрю на Хеймитча, надеясь, что таких вопросов больше не будет.

– Да, нравится, – если уж врать, то всем и до самого конца. Просто замечательно.

– А Тобиас? – что? Причем тут мой муж? – Тобиас тебе нравится? – останавливаюсь, высвобождаясь из таких желанных объятий Хеймитча. – Ты его любишь? – он говорит это на удивление твердо, сложив руки на груди, будто упрекая меня в чём-то. Это абсурд. Полнейший.

– Ты сам прекрасно знаешь ответ, Хеймитч, – поправляю лямку платья, отступая на шаг назад.

– Нет, не знаю, – Хеймитч берет откуда-то очередной стакан с шампанским, делая жадный глоток. Кажется, не одна я сейчас нервничаю.

– Здесь не самое лучшее место для разговоров, – обвожу взглядом помещение, как бы намекая, что здесь могут быть лишние уши. Я прекрасно знаю, о чём он хочет поговорить. Но уже слишком поздно.

– Ответь.

– Да, – моментально, не задумываясь над этим ответом, не глядя Хеймитчу в глаза. – Люблю.

Молчание, повисшее между нами, напрягает, только ухудшая и без того ужасную атмосферу. Танцующие, кажется, не замечают нас совсем, продолжая танцевать. Просто поразительно.

– Врешь, – в голосе сталь, а во взгляде безграничная любовь. Удивительное сочетание эмоций и чувств. – Ты не любишь его, – прямое утверждение, просто констатация факта. Да, ты прав, Хеймитч. Я не люблю Тобиаса. Я люблю тебя, даже спустя семь долгих лет, сильно изменивших мою жизнь. – Ты всё еще любишь меня, – вздрагиваю, когда его пальцы нежно касаются моей щеки, приподнимая, заставляя посмотреть в глаза. Удивительные, цветом напоминают серебро, самые любимые.

– Эффи! – голос Тобиаса раздается как гром среди ясного неба, рассеивая магию момента.

– Помни, что я люблю тебя, принцесса, – смазанный поцелуй в щеку, а потом он уходит, растворяясь среди танцующих пар.

Он произнес слова, которые я ждала так долго. Надеялась, мечтала, воображала себе момент, когда он признается мне. И вот он сделал это. Жаль, что он опоздал.

========== 14. Малиновый рассвет. ==========

Рассвет. Самая красивая и прекрасная часть нового дня. Небо сбрасывает с себя темные краски ночи, а солнце, медленно поднимающееся с востока, окрашивает его в мягкие оранжевые и светло-желтые цвета. Цвета перемешиваются, сливаются в одно целое, раскрашивая небосвод в удивительные оттенки, которые вряд ли можно назвать каким-то одним словом.

Ты стоишь у окна, обхватив плечи руками, глядя на постепенно поднимающийся солнечный диск, который раскидывает свои красные лучи на темный хвойный лес, раскинувшийся далеко-далеко, что и не увидеть края. Вдыхаешь полной грудью, на минуту прикрывая глаза, прислушиваешься к своим ощущениям и чувствам. Казалось бы, все ещё должны спать, сладко посапывая и досматривая свои сны. Но ты поднялась сегодня раньше обычного, на часах только 5:30 утра.

Мысли, бушевавшие вчера бурей в твоей голове, сейчас не лезут одна на другую, подкидывая не самые радостные картинки развития событий. Ты вообще ни о чём не думаешь, замерев у окна как статуя. Только иногда оборачиваешься, всматриваясь в очертания силуэта мужчины, с головой укрытого одеялами.

Громкий вздох заставляет тебя вздрогнуть, обернуться назад, немного испуганно глядя на него. Хеймитч переворачивается на левый бок, подсунув руку под щеку. Это выглядит очень мило, так по-детски невинно, что ты еле подавляешь странный порыв погладить его по голове, нежно напевая колыбельную, которую тебе пела мама, когда ты была совсем маленькая.

Отворачиваешься, вновь устремив свой взгляд на пейзаж. Неприступный темный лес плотной стеной огораживает ваш домик здесь, в Норвегии, как бы защищая ото всех. Вы здесь одни, никто и не сможет догадаться, что тут кто-то может жить. А вы живете. Иногда приезжаете сюда, когда удается освободить два-три дня из полностью забитой недели, выключая все телефоны и ноутбуки, никому ничего не говоря.

– Почему ты проснулась так рано, принцесса? – сердце пропускает удар, вновь начиная биться с удвоенной скоростью, когда ты слышишь этот хрипловатый голос на ушко. Руки покрываются мурашками, когда он медленно проводит по ним кончиками пальцев, от кисти до плеч, прикрытых ткань тонкого халатика. – Опять кошмар приснился? – от его нежного и участливого голоса тебя переполняют чувство радости и любви, смешиваясь в восхитительный коктейль ощущений.

– Нет, всё хорошо, – шепчешь, откинув голову ему на плечо. – Просто не спалось, – глубоко вздыхаешь, когда чувствуешь, как его сильные руки начинают медленно спускаться вниз, оглаживая твои бока.

– Отлично, – такой же тихий шепот достигает твоего слуха, эхом отдаваясь в голове. Ты полностью сосредотачиваешься на прохладных пальцах, которые очерчивают край твоих трусиков, проникая под белье. Широко раскрываешь рот, глотая воздух как рыба, когда он круговыми движениями начинает медленно ласкать твой клитор, второй рукой сминая твою грудь. Легкие поцелуи-укусы в районе шеи вырывают стон из твоей груди, только распаляя Хеймитча.

– Х-хеймитч, – громко стонешь, двигая бедрами, мысленно умоляя его перейти к большему. Тяжелое дыхание где-то около плеча немного отрезвляет тебя, но ты тут же теряешь ощущение реальности, когда чувствуешь, как его палец проникает в тебя, начиная медленно двигаться. Внизу живота полыхает огонь, возбуждение и желание достигли, кажется, предела, а тело требует немедленной разрядки и удовлетворения, вот только не пальцами.

Солнце, поднявшееся над лесом, наполовину озаряет вашу спальню, отбрасывая на стены две четкие тени. Распахиваешь глаза, когда он входит в тебя двумя пальцами, начиная быстро двигаться, слегка пощипывая вставшие соски. Твои стоны смешиваются с его хрипами, наполняя спальню без остатка.

Резкий разворот, твое громкое «ох», его серые глаза, полыхающие желанием и страстью, а потом поцелуй. Страстный, немного грубый, до нехватки кислорода в легких, такой долгожданный. Хеймитч снимает твой лишний сейчас халатик, отбрасывает его куда-то в сторону кровати, подхватывает тебя под бедра, а потом резко входит, утыкаясь носом в твою ключицу. Ваши стоны раздаются одновременно, немного оглушая, отвлекая.

Плавный толчок. Вцепляешься пальцами в его плечи, откидывая голову назад, упираясь в прохладное стекло. Толчок, от которого перед глазами расплываются цветные круги. Хеймитч постепенно наращивает скорость, звонко шлепая тебя по ягодице, оставляя яркие малиновые засосы на твоей тонкой шее. Ты уже кричишь, оставляя красные полосы от ногтей на его плечах, крепко зажмурив глаза. Тугой узел возбуждения в животе скручивается всё больше, обостряя все твои чувства. Толчок, ещё один, и ты замираешь, впиваясь в его губы поцелуем. Твое тело сотрясает легкая дрожь, дыхание никак не приходит в норму, а сладкая волна удовольствия растекается по телу, мягко обволакивая твое сознание.

Улыбаешься, когда он в два шага преодолевает расстояние до кровати, бережно укрывая вас теплым одеялом. Его теплые руки притягивают тебя ближе к себе, гладя по спине и плечам. Малиновые лучи рассветного солнца окрашивают комнату в яркие цвета, успокаивая тебя, нагоняя дрему.

Удивительный рассвет. Такой редкий и завораживающий, переполняющий детским восторгом и чувством щемящей нежности в груди.

========== 15. Можно я нарисую твой портрет? ==========

Лазурное небо с белыми облаками, похожими отсюда на мягкую перину, раскинулось над Луговиной бескрайним нежным одеялом. Ветер, иногда резкий, холодным потоком бьющий в лицо, мягко колышет зеленую траву, наклоняя цветы на тонких стеблях к земле. Мы сидим на траве под раскидистым деревом, молчим. Ты думаешь о чём-то своём, а я просто любуюсь тобой, повернув голову в твою сторону.

Волосы, не спрятанные под тяжелой ношей цветастых капитолийских париков, собраны в небрежный пучок, который, кажется, вот-вот распадется, аккуратно рассыпая пряди пшеничного цвета по твоим оголённым сейчас плечам и выступающим ключицам. На правом плече у тебя небольшая родинка, резко контрастирующая с бледной, почти фарфоровой кожей. Она тебе не нравится, но мне кажется, она только красит тебя, придает некую изюминку, загадку, которую хочется разгадать.

Аккуратный, немного вздернутый носик, который хочется постоянно целовать, наблюдая, как ты потом забавно морщишься. Губы, невероятно мягкие и постоянно желанные, приковывают взгляд, не отпускают. У тебя аристократичные черты лица. Ты не похожа на всех капитолийцев, которых я когда-либо видел, а их я повидал за свою жизнь много. Чаще всего по работе, когда был ментором, отправляя несчастных детей на Игры. Хорошо, что те времена уже прошли, и наступил, наконец, долгожданный покой.

Крик сойки, доносящийся из густого леса, заставляет меня вздрогнуть, на секунду оторваться от тебя, обеспокоенно оглянуться в ту сторону. Высокая стена тёмно-зеленых деревьев неприступно возвышается над поляной, устремляя свои верхушки вверх. Эхо доносит до нас почти затихнувший беспокойный крик птицы, но ты не обращаешь на него внимания, продолжая сидеть на месте.