Текст книги "Будь моей (СИ)"

Автор книги: Cold February

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

– Для любого вана земля – это живая священная субстанция. Мы не считаем работу с землей чем-то грязным!

– Прошу простить, моя царица, – фыркает Трук. – Я направлю к вам двоих, чтобы они начали работу с этой частью. Но пообещайте мне, что потом займетесь чем-то более приемлемым.

– Хорошо-хорошо, – побеждено улыбается Сигюн и дополняет, высматривая какую-то активность вдалеке, где оной еще не должно быть: – Кстати, плоды с самых дальних грядок, что у свода с расщелиной, тоже корнеплоды. Они же в курсе?..

Трук оборачивается по траектории взгляда царицы и резко хмурится.

– Я проверю.

Сигюн со смешком возвращается к своему незатейливому занятию, наполняя очередную корзину. Сбор урожая греет душу. Посещая плантацию ежедневно, Сигюн, по мере произрастания растений, просто приходится оставаться в пещере, объясняя йотунам принцип ухода. Мало-помалу она проникается этой работой, налаживая отношения с Труком и остальными. С каждым проведенным на плантации часом страх ледяных великанов понемногу от нее отступает. Дает зачатки понимания, что внешняя холодность и молчаливость – лишь неумение общаться с другими расами. Йотуны в принципе по природе оказываются немногословны. Длинным фразам и предложениям они предпочитают короткие жесты. В этих аспектах царь Йотунхейма с ними полная и колоссальная противоположность. С каждым проведенным на плантации часом Сигюн находит для себя то утраченное, что ей катастрофически не хватает. Связь с землей. Бытуя в Ванахейме с постоянным доступом к этой живой субстанции, она даже не задается мыслью, что это ей так необходимо.

Сигюн вдруг вздрагивает от неожиданности, когда сквозь свои думы к ней приходит понимание, что за ее спиной кто-то стоит. У нее над головой звучит снисходительный вздох.

– Не объяснишь мне, почему моя жена копается в земле, как землеройка?

Она, давя улыбку, мысленно закатывает глаза. Еще один…

– Ваны…

– До ненормальности чтят землю, считая ее священной и живой, а потому чистой во всех своих проявлениях. Я в курсе. – Он жестом велит ей подняться. – Только ты не в Ванахейме, милая. И я этих твоих потуг не приветствую.

– Простите. – Сигюн виновато отряхивает с рук землю. – Вы пришли посмотреть, как идут работы?

– Вообще-то я пришел за своей женой, – красноречиво вздергивает брови царь Йотунхейма. – Если она, конечно, не против уделить своему мужу каплю своего драгоценного внимания и оторвать взгляд от другого йотуна.

Сигюн подпрыгивает на месте, пойманная на том, что проверяет, справляется ли Трук с делами на краю свода, аккурат за спиной мужа. Она в панике раскрывает рот.

– Я не!..

– У вас на диво хорошо сложилось общение… – хмыкает он. – Мне начинать ревновать?

Сигюн перебирает губами, но вовремя замечает в алом взгляде издевательские смешинки. Она с укоризной вздыхает.

– Мой царь…

– Идем, – саркастично посмеиваясь, приобнимает ее за плечи царь Йотунхейма, – они и без тебя прекрасно со всем справятся.

– Надеюсь… – тянет Сигюн. – Что-то случилось? – чуть обеспокоенно интересуется она.

– А я могу забрать тебя, только если что-то случилось? – провокационно щурится он и получает в ответ смущенное «Конечно, нет». – Вот и отлично. У меня выдалась свободная минутка, – он ехидно скалится и наклоняется к ее уху, чтобы прошептать: – Как раз будет время для того, чтобы ты убедила меня не казнить Трука.

Локи заходится плутоватым смехом, смакуя смущение вперемешку с негодованием. У него входит в привычку задевать ее за живое. Сигюн всегда реагирует неоднозначно. За полгода совместного проживания они притираются друг к другу, но все равно не могут предсказать реакции супруга. Она – потому что его реакцию предсказать в принципе невозможно. Он – потому что Сигюн ходит из крайности в крайность. Она то до одури напоминает ему Фриггу с ее жестким стержнем внутри и непререкаемостью в решениях, то становится невинным ребенком, готовым есть у него с руки любую, самую глупую чушь. Готовым угождать ему буквально во всем, о чем он ее только попросит. За полгода совместного проживания Сигюн влюбляется в него окончательно. Локи не может объяснить причину, но это то, что случается. Он видит это в ее сверкающих глазах; в раскрепощенности, когда они остаются наедине в его спальне; в готовности внимать каждому его слову, даже если он говорит о пресловутой, непонятной ей совершенно политике; в жгучем интересе к его персоне и к его прошлому. За полгода совместного проживания Сигюн становится для него необходимой. Как лучик света в постоянной мгле, как отдушина.

Но любит ли он ее?

Локи двумя руками обхватывает Сигюн за талию, чтобы поднять и усадить на коня. И она с изумленной улыбкой мягко ловит его за руку. Он, погруженный в свои мысли, лишь отголосками сознания различает ее речь, твердящую ему о том, что она прибывает сюда на своей лошади.

Любит ли он ее? Вряд ли…

========== Асгард ==========

Сигюн ведет подушечкой пальца по краю обсидиановой шкатулки из Свартальвхейма. Подцепляет нить черного жемчуга из Мидгарда и комкает губы в задумчивости. Вертит меж пальцев кольцо с адамантом из Альвхейма. Поглаживает змейку браслета из черного пылающего металла Муспельхейма. Бегло проходится по дивным серьгам с сапфирами, кованным мастерами-цвергами. Сигюн тяжело вздыхает, отнимая от украшений руку. Их так много, что она просто не может выбрать… Холодные, серебристые, черные, белые, со всеми оттенками синего и голубого. Они полностью контрастируют с теми, что она привозит с собой из Ванахейма. С теплым золотом и яркими рубинами, травяными изумрудами и нежными шпинелями. От всего этого – Сигюн приходится отказаться. Все это – ужасно не подходит суровому холоду Йотунхейма. Все это – совершенно не вяжется с ее стальными голубыми платьями, грубыми кожаными элементами, меховыми накидками и высокими сапогами. Ведь царица должна соответствовать. В случае Сигюн, в основном, чтобы не давать повода для придирок старейшинам. Ведь по их чаяниям она уже давно должна быть беременна.

– Не можешь выбрать?

Сигюн вздрагивает, бросая взгляд на отражение невесть откуда взявшегося царя Йотунхейма. Губы изгибаются в невольной улыбке. За годы супружества она уже свыкается с его озорными проделками и манерой бесшумно подкрадываться или внезапно возникать иллюзией ни с того ни с сего. Это становится неотъемлемой частью жизни. Чем-то привычным, чем-то родным, чем-то, что трогает за сердце и заставляет их обоих не погрязнуть в рутине. Это все – становится непосредственной частью самой Сигюн. Она знает, и даже, в какой-то мере, ожидает, что в следующую секунду муж вынырнет из так любимой им невидимости и сразу заведет разговор. О чем угодно.

Но именно сейчас его появление для Сигюн неожиданно. По ее подсчетам он должен был явиться еще нескоро.

– Уже подошло время? – Она взволнованно цепляется кончиками пальцев за край меховой отделки пеньюара. – Я не думала, что уже так поздно. Простите… – Она украдкой бросает взгляд на двух малышек-йотунш, что смирно стоят, опустив головы чуть поодаль.

Почему ее не предупредили?

– Нет, – царь Йотунхейма коротко усмехается. – Я пришел многим облегчить твои женские тяготы.

Он взмахом руки материализует на ее постели сочное травяное платье, совсем не похожее на то, что Сигюн привыкает носить. Настолько, что яркий цвет после стольких лет жизни в вечных льдах даже кажется диким. Она с нескрываемым удивлением переводит взгляд на мужа и только сейчас подмечает, что он облачен в совершенно иные одежды, нежели одежды царя мира ледяных великанов. Этот кожано-тряпичный камзол с золотыми пластинами в качестве отделки больше напоминает… асгардский? Ее вдруг охватывает ностальгия. В чем-то похожем она встречает царя Йотунхейма впервые в дворцовом саду Ванахейма. Еще даже не зная, с кем имеет дело. Еще даже не зная, что через несколько часов будет помолвлена с этим мужчиной. А на следующей день – станет его женой. Еще даже не зная, что он окажется ее первой любовью. Сигюн интересуется:

– Вы решили изменить своему обыкновению?

Локи улыбается своей смышленой женщине. Он говорит:

– Скорее, воздать должное.

Он ловко подцепляет комкающие меховую отделку пальцы и наклоняется, чтобы поцеловать тыльную сторону ладони. Чтобы окрасить увесистое кольцо на безымянном пальце левой руки в золото. Локи съедает самодовольным взглядом ее невинное удивление с примесью восторга, ведь знает: ей нравится его магия. Он невесомо очерчивает стертыми подушечками пальцев тонкое запястье, обвешивая его в зеленом свечении браслетами-змейками. Глаза-изумруды вспыхивают в последнем штрихе, больше для пафоса, чем для нужды. Где-то в потемках изворотливого ума давно поселяется подозрение, что Сигюн уже разгадала его якобы ненарочные попытки ее впечатлить. Но Локи предпочитает закрывать глаза на эту общую истину. Он вкладывает в раскрытую маленькую ладонь увесистые серьги. И наконец, убрав локоны витого золота на одно плечо, вешает на тонкую шею изысканное ожерелье. Локи собственнически проходится ладонью по невольно втянутому животу и подбирается губами к маленькому ушку. Он глухо проговаривает с тихим укусом:

– Надень.

Его крайне забавляет, как Сигюн в крайнем смущении (все еще, несмотря на почти десять лет, Боги!) неловко вставляет петли висячих серег в уши под его пристальным взглядом. Он осматривает свою жену через отражение резного трюмо из альвхеймского дерева. На лицо против воли налезает шальная улыбка. Он собственнически проходится по невольно втянутому животу ладонью, которую ту же мягко сжимает пара рук. Локи может позволить себе эту редкую минуту несвойственной нежности, потому что для слуг – царь и царица просто ведут светскую беседу, не более. Это еще один плюс его магии, не оставляющий Сигюн равнодушной. Локи хмыкает каким-то своим мыслям и подводит сухой, но пропитанный глубоким смыслом итог:

– Для Асгарда вполне сгодится.

Для Асгарда, в который они отправляются всего на несколько дней впервые за десятилетие.

– Спасибо…

Сигюн одаривает его мягкой улыбкой. Пожалуй, только ради этой улыбки Локи был бы готов подарить ей еще что-нибудь.

– …но совсем не обязательно было…

– По твоим старым украшением сразу понятно, что они из Ванахейма, – прерывает ее царь Йотунхейма. – Я не потерплю, чтобы кто-то даже помыслил, что я не могу одарить свою жену драгоценностями.

Сигюн коротко кивает, получая в ответ еле приметное поднятие уголков губ. Он так говорит, но… как объяснить гору всего остального? Она, сама того не замечая, покрывается алым румянцем.

– Что ж… – царь Йотунхейма отстраняется, возвращая себе извечный холодный вид.

Сигюн уже наизусть выучивает этот знак. Знак, означающий, что иллюзия спала.

– Оставляю тебя. Помогите царице одеться! – отдает распоряжение он маленьким йотуншам, быстро принявшимся хлопотать с легким шелковым платьем. Он разворачивается, чтобы выйти из спальни супруги, но вдруг останавливаться, не сделав и пары шагов. – Ах да, чуть не забыл, – он, не глядя, материализует на трюмо золотую кованую диадему с маленькими рожками.

Сигюн с веселой усмешкой подцепляет ее и разворачивается, чтобы задать вопрос. Но дверь уже закрывается за царскими широкими плечами. Сигюн хмыкает, со звоном откладывая золотой полукруг, и поднимается с места. Йард, Фер и Драна подносят ей насыщенное зеленое платье под стать изумрудам в украшениях. Она с каким-то сомнением проводит рукой по невесомым складкам и золотой вышивке. Пальцы обдает давно забытым трепетным ощущением. Оно поднимает откуда-то изнутри чувство болезненной ностальгии. И, сказать по правде, Сигюн оно совершенно не нравится.

***

– Добро пожаловать в Асгард! – провозглашает грубый громогласный голос, стоит последним радужным вспышкам сверкнуть перед глазами.

Сигюн со сдержанным детским восторгом глубоко внутри поворачивает голову из стороны в сторону, с интересом рассматривая грозные золотые кованые щиты на стенах, зияющую темноту космоса, светом звезд заманивающую в свои опасные недра, монолитный золотой пол и пьедестал со знаменитым в Девяти мирах стражем Бивреста. Асгард – мир богов-воинов – встречает ее с самых первых минут своей суровостью и серьезностью. А еще несравненным величием. Воинственность и величие. Пожалуй, это лучшая характеристика для центрального мира на древе Иггдрасиля.

– Как всегда на своем посту, – вместо приветствия хмыкает царь Йотунхейма.

– Охранять вход в Биврест – мой священный долг.

– Надеюсь, ты оставишь свой священный долг хотя бы на сегодня, Хеймдалль! – радостный бас громыхает по всей зале, приближаясь к гостям широкими шагами.

Царь Йотунхейма едва заметно улыбается, сошедшему с моста царю Асгарда. Для Сигюн вполне известный факт, что муж остается публично холоден ко всем, включая ее. Но вот почему он холоден даже к своему брату – для нее загадка. Сигюн учила историю. Она прекрасно ознакомлена со всеми прениями между этими двумя. Но ей почему-то казалось, что оба брата оставили все тяжбы позади. Возможно, Сигюн ошибалась?.. Она надеется, что не ошиблась.

– Локи! Сигюн! Как добрались?

– Тебе прекрасно известно «как»… Так! Нет-нет-нет! Даже не думай!

Царь Йотунхейма ловко уворачивается от железных братских объятий, выставляя синеющие руки вперед в яром протесте. Он сменяет свое йотунское обличие на обличие аса еще на сталактито-сталагмитовой аллее арок. Так что посягание царя Асгарда на личное пространство имеет вполне обоснованную опасность. Он морщится и фыркает:

– Свои телячьи нежности оставь своей супруге!

– Или твоей, – хитро усмехается Тор и, ничуть не расстроившись, сжимает пискнувшую невестку. – Отлично выглядишь, Сигюн!

– Спасибо… – она отходит на шаг в максимальной неловкости.

Единственный мужчина в ее жизни (не считая отца и брата), с которым она была близка, – ее муж. Столь тесные взаимоотношения с кем-то другим ставят в откровенный тупик. К тому же…

– Ты прибыл встретить гостей или обжиматься с чужой женой? – с тихим недовольством вздергивает брови вверх царь Йотунхейма.

– Ты мне не чужой, – хмурится царь Асгарда. – А Сигюн – моя невестка. Чего ты драконишься?

– Это называется «издевка», братец, – скалится Локи.

Подставляет локоть супруге и тянет ее в сторону прохода к мосту. Он оборачивается через плечо, чтобы съязвить:

– Так вы идете, Ваше Величество?

Сигюн невольно прикрывает рукой глаза, стоит им выйти из залы стража Бивреста. Дневной свет всей своей силой бьет по отвыкшим к такой степени яркости глазам. Ни многочисленные свечи в отапливаемом крыле Локихейма, ни светящиеся кристаллы в пещере-плантации не идут ни в какое сравнение со светом светила. Сигюн сама того не осознавая растягивает губы в млеющей улыбке. Она может утверждать разумом все, что угодно, но глубоко внутри ей до дрожи в кончиках мизинцев этого не хватало. Ей, ванахеймской царевне, выращенной в теплых лучах и жарком согревающем воздухе. Сигюн – редкий весенний цветок, который сорвали, срезав тонкий стебель, и увезли далеко в Зиму в драгоценном футляре.

Ландшафт Йотунхейма, по сути, однообразен: заснеженные равнины; замерзшие и заледенелые горы и холмы; каменные сталагмиты, стремящиеся как пики вверх. Ландшафт Асгарда же совершенно иной. Он больше напоминает Ванахейм, хотя и в корне разнится. Асгард – мир рек и водопадов. Водные потоки струятся, разделяя землю асов на островки, падая шумными брызгами с гор и каменных сооружений. На каждой площади Асгарда – фонтан, в каждом саде поместья – озеро.

Архитектура Йотунхейма довольно уныла, если не считать выстроенный новым царем дворец. Оставшиеся от правления Лафея скалы и аллея каменных арок даже с натяжкой не претендуют на произведения искусства. Архитектура Асгарда многогранна во всем своем проявлении. Десятки мостов, начиная с радужного Бивреста, сотни статуй и жилых строений всех форм и размеров.

Неотъемлемая часть Йотунхейма – лед, присутствующий буквально во всем, что бытует в мире инеистых великанов. Даже в названии их расы. Неотъемлемая часть Асгарда – блеск вездесущего золота.

Йотунхейм – мир льда и холода – в свое время поражает Сигюн своей безжизненностью и ощущением остановки времени. Асгард – мир золота и роскоши – кажется ей слишком грозным в обилии драгоценного металла. Слишком… напыщенным. Сигюн улыбается, украдкой скашивая взгляд на правящего лошадью мужа. Теперь становится понятно, откуда у царя Йотунхейма такая тяга к лоску и экстравагантности.

Гладсхейм встречает прибывших гостей вереницей стражи и снующей туда-сюда прислугой, с головой ушедшей в приготовления к празднеству. Йоль – праздник середины зимы, один из самых почитаемых праздников в Девятимирье, а у асов – в особенности. Йоль – время, когда граница между миром мертвых и живых негласно стирается. Это, конечно, лишь красивая сказка. Но обычаи, заложившиеся с давних времен Имира, все еще почитаются и возносятся, все еще имеют для народа сакральную ценность. Йоль – многодневный праздник с ночью Модранехт перед самым кануном солнцестояния. Модранехт. Или попросту Ночь Матери.

Локи ловко спешивается с лошади и подает руку Сигюн, чтобы помочь спуститься. Он принимает ее, ловя за талию, и ставит рядом с собой. Рыжее золото пышными кудрями слепит глаза в ослепительном блеске. Свет настоящего светила и широкая улыбка – пожалуй, это действительно то, что делает Сигюн полностью совершенной. Он вдруг хмурится и спешно отводит от нее взгляд, зубами до боли прикусывая щеку. Сегодня Сигюн – последнее, о чем он должен думать, но…

– Что-то не так? – Она обеспокоенно касается его предплечья кончиками пальцев, заглядывая, кажется, в самую душу.

Локи отрицательно качает головой с натянутой ухмылкой и принудительно берет жену под руку. То, что она с каждым разом все лучше и лучше начинает его читать, становится непростительно опасным. Если это те самые побочные эффекты супружества, то ему стоит как следует это обдумать. В этом нет ничего хорошего.

– Не думала, что еще когда-нибудь увижу тебя в личине аса. Ты вроде пристрастился к облику йотуна.

Локи плотоядно скалится и отрывается от голубых глаз, круто разворачиваясь.

– Сиф. Никогда не думал, что когда-нибудь увижу тебя в сопровождении стражи. Что, растеряла все свои навыки, бытуя в регалии царицы?

– Ну началось!.. – со смешком фыркает Тор. – Можете хотя бы раз мирно просуществовать рядом и не поцапаться?

– Это нереально, – елейно усмехается Локи. – Твоя женушка меня терпеть не может, и мы оба прекрасно знаем это.

Сигюн силится скрыть свое удивление, невзначай осматривая представшую перед ней женщину. Она задается вопросом: что нынешняя царица Асгарда и бывшая боевая союзница двух царевичей могла не поделить с царем Йотунхейма? Или виной всему не унявшаяся обида за его проступки? Сигюн может лишь задаваться вопросами, не получая на них ответы. Ведь в собравшейся четверке она явно лишняя.

– Не хочу ничего подобного слышать сегодня! – парирует царь Асгарда. Он в два шага минует расстояние до своей жены и чуть приобнимет ее за талию. – Сигюн, это леди Сиф, моя жена. Сиф, это…

– Леди Сигюн, моя жена.

Сиф не сдерживает смешок. Она ловит веселый взгляд Сигюн и чуть приподнятый уголок губ. У бывшей царевны Ванахейма выдержка явно сильнее.

– Прозвучало… по-дурацки, – слегка хмурится Тор.

– Согласен, – безэмоционально кивает Локи.

– Ты мне нужен для кое-каких дел. Сиф, не составишь Сигюн компанию?

– Конечно. Сгораю от нетерпения узнать женщину, что смогла вынести его отвратительный характер.

Локи саркастично смеется, наклоняясь к рыжим кудрям, и тихо шепчет:

– Не принимай все, что она говорит, всерьез, милая.

Сигюн послушно кивает, мысленно моля, чтобы он не бросал ее одну в незнакомом мире с совершенно незнакомой женщиной. Но, увы, у ее мужа на это счет совершенно другие планы. И когда спины двух царей удаляются за аркой, ведущей в коридор дворца, она остается один на один с царицей Асгарда.

– И почему мне кажется, что они сбежали, только чтобы не выглядеть еще более смехотворно? – леди Сиф с усмешкой подходит к ней почти вплотную.

Сигюн сдержанно улыбается. Ей невдомек: стоит ли открываться перед этой женщиной, стоит ли с ней сближаться. Понравится ли мужу, что она заведет столь тесное знакомство с его «неприятельницей»? С другой стороны, царь Йотунхейма не говорит этого не делать, он намекает лишь «чтобы Сигюн соответствовала. Была стойкой и гордой. Возможно, даже холодной. Но в то же время милостивой и понимающей. Чтобы она сохраняла свою разумность и верность, благодаря которым он ее выбрал». Чтобы она оставалась независима в своем мнении касательно его персоны. Сигюн предполагает:

– Возможно, двум братьям просто захотелось провести немного времени вместе. Основная часть гостей из других миров прибудет только завтра, и у них уже не будет такой возможности. В этом году ровно сто лет со смерти царицы Фригги, и именно поэтому мы здесь. Чтобы быть рядом с семьей.

– Это, бесспорно, – соглашается леди Сиф. – Но, по мне, ты все же просто слишком высокого мнения об этих двоих. Пройдемся?

– Конечно.

Царица Асгарда минует вместе с ней несколько коридоров, но предлагает не зацикливаться на стенах, а посетить здешний сад. Сигюн с радостью с ней соглашается. Во дворце она может посидеть и в своем родном ледяном мире. К тому же, вездесущее золото в высоких колоннах, в стенах и поле, в подсвечниках с игривым пламенем и сводах арок нещадно рябит в глазах. Камни пастельного и песочного цвета фасадов строений куда более приятны отвыкшему от такого буйства блеска глазу. Куда более сочетаются с зелеными горами и поместьями, выстроенными на них, точно грибы на холмике. Куда более сочетаются с небольшим кристальным озером, к которому приводит ее Сиф. Сиф, потому что негоже двум царицам «выкать» друг другу, особенно, если по факту они теперь почти сестры.

Первое впечатление Сигюн о ней, как о напыщенной бывшей воительнице, развенчивается спустя пару минут общения. Сиф смеется. И непринужденно улыбается. И разговаривает обо всем, ничуть не чураясь того, что ее мнение может вразрез идти с официально принятыми установками и дворцовым этикетом. Сиф вообще не боится вести себя не в соответствии с дворцовым этикетом. Не боится поднимать такие темы, которые в приличном обществе избалованных леди сочли бы недостойными и неправильными, в каком-то роде постыдными. Сиф скучает по былым битвам, мужским пьяным компаниям, доспехам, мечу на поясе и поту, стекающему в разгаре жаркой схватки. И Сигюн даже немного завидует ей.

Она – совсем не такая. Сигюн, в отличие от Сиф, всегда старается подбирать слова правильно. Вообще всегда патологически старается делать все правильно. Сигюн – с самого детства правильная девочка, ведомая правильными мыслями и совершающая правильные поступки. Сигюн – идеальная царевна в прошлом и царица теперь для внешней публики. Хорошо воспитанная, хорошо обученная. Сигюн знает свое место, и в ней преобладает чувство долга. Именно за это ее выбирает царь Йотунхейма. За то, что она всегда правильно реагирует на его выпады, его слова, его действия. Всегда правильно подстраивается под его потаенные желания.

Знал бы только кто, как тяжело ей дается это «правильно». Знал бы кто, что большинство из этого «правильно» – только доля искрометной удачи и инстинктивной мгновенной реакции. В отличие от Сиф, Сигюн не всегда уверена в себе и своих поступках. В отличие от Сиф, Сигюн очень-очень переживает за то, как ее слова и поступки могут отразиться на других. В особенности на собственном муже. Сигюн – та, кто всегда отдает и очень редко что-то получает. Сигюн – та, кому просто везет, что брак по расчету сводит ее с достойным мужчиной, которого она с легкостью смогла полюбить.

– Все хорошо? – вдруг обеспокоенно интересуется Сиф. – Сигюн?

Она отставляет чашку с ароматным чаем на столик крытой беседки и, склонив голову, заглядывает в отрешенные глаза. Ей уже давно кажется, что с Сигюн что-то не так. И почему-то кошки скребутся на сердце от этого. Сиф, как и Тору, прекрасно известно, что Локи может быть сколько угодно галантным и обходительным на публике, но на самом деле – ужасным жестоким манипулятором. Никто никогда не узнает, что происходит в Йотунхейме; как строятся отношения царской четы; как царь относится к своей царице. Можно предполагать лишь худшее или, как Тор ее заверяет, – лучшее. Сиф не хочет предполагать худшее, но она не понимает, как такая почти идеальная женщина смогла ужиться со столь своенравным и невыносимым типом, как Локи. Как Сигюн смогла что-то найти в нем такого, что каждое ее неприлично уважительное слово о нем пропитывается нескончаемой нежностью. Как Сигюн могла влюбиться в того, кто еще до ее рождения натворил столько бед, что миры разгребают их по сей день. Как этому трикстеру вообще могло так повезти, что его супружество из сухого брака по расчету вылилось в почти что идиллию. По крайней мере, внешне.

Сигюн взволнованно дергается, откликаясь на свое имя. Спешно выбирается из собственного комка волнения, напряжения, непрошеных сожалений и белой зависти. Она, подобно Сиф, оставляет чашку недопитого чая на поверхности каменного стола.

– Да, все хорошо… просто… – Сигюн совсем невесело смеется и как-то неуверенно делится одним из не особо приятных открытий: – Начиная с прибытия в Асгард, на меня все так странно смотрят… Я как-то не так выгляжу?

– Выглядишь ты, как женщина Локи, – хмыкает Сиф, предпочитая умолчать о характерном зеленом цвете платья и рогатой тиаре, явно с самого начала задумывавшихся как собственническая метка. – Не обращай особо внимания. Дело даже не столько в тебе… Им просто интересно, что за святая смогла вынести характер бывшего младшего царевича. Ты не представляешь, сколько наш народ натерпелся от его выходок. И это я сейчас отнюдь не имею в виду попытки захвата трона и нападение на Мидгард.

Сигюн коротко улыбается, отводя взгляд в сторону водной глади и комкая пальцами подол обшитого золотом платья.

– Не стоило мне поднимать эту тему…

– Ничего страшного, – Сигюн неожиданно улыбается. – Я знаю, что раньше мой муж совершал не самые лучшие поступки. Я не пытаюсь оправдывать его, но считаю, что прошлое должно оставаться в прошлом. Сейчас он царь Йотунхейма и… Он все еще сложный, но приятный… и заботливый.

– Мы точно говорим не об одном Локи, – Сиф сконфуженно усмехается и быстро поправляется: – Но если все так, я рада за тебя. За вас обоих.

Сигюн благодарно кивает.

– Мне приятно. Спасибо.

***

Сигюн медленно обводит взглядом угрюмую, слишком темную спальню, заставленную книжными шкафами. Похоже, привычка волочить книги в место обитания у царя Йотунхейма рождается отнюдь не из-за дефицита свободного места, как думается ранее. Причина куда сложнее. И почему-то Сигюн уверена, что та совсем не позитивная. А в корне наоборот. В его былых, асгардских, покоях вообще нет ничего позитивного. Все те же, присущие остальному интерьеру дворца, песочные стены с изобилием золота; все тот же монолитный каменный пол; все та же резная, чересчур, по мнению Сигюн, вычурная богатая мебель; обивка с узорами, вышитыми золотыми нитями. Но вот аура здесь совершенно иная. Она отчужденная, озлобленная, воинственная. Сигюн внутренне вся сжимается. Кажется, что она попадает в змеиное гнездо, и из каждого угла на нее того и гляди выпрыгнет гадина и с шипением вопьется в кожу, впрыскивая смертельный яд. В былых покоях царя Йотунхейма совершенно неуютно. Поэтому, когда он, минуя гостиную, падает на софу в спальне и с облегчением вздыхает, говоря: «Наконец-то можно расслабиться», – Сигюн откровенно недоумевает.

Локи прикрывает глаза, оставляя жену стоять неприкаянной посередине комнаты. День с братом его изрядно выматывает. Не то чтобы Локи был не рад провести время вместе, но… В отличие от Тора, ностальгировать по былым временам, вспоминая сюжеты прошлого, для него оказывается болезненно. Каждое воспоминание, связанное с матерью, отзывается в нем тупой болью. Каждая фреска на сводах отзывается в нем тупой болью. Каждый уголок дворца, в котором она любила бывать, отзывается в нем тупой болью. Решение Тора – отдать покои Фригги Сиф – отзывается в нем приступом ярости. Будь он на его месте, он бы сохранил их, как есть, нетронутыми и закрыл, повесив пару-тройку запирающих заклятий. Но Локи царь совершенно другого мира, а здесь, в Асгарде, – он только гость. У него больше нет прав на какие-либо решения (как будто раньше они у него были). Он больше не царевич. И даже не ас. Он тот, кому нужно немного успокоиться, чтобы по привычке не поднять на уши весь Гладсхейм какой-нибудь изощренной выходкой. Локи больше не завистливый юнец, ищущий одобрения у Всеотца. Он царь. И он не может позволить себе запятнать ни свою репутацию, ни репутацию своего мира.

– Иди сюда, – он ленно простирает руку среагировавшей, как по команде, Сигюн.

Она та, в ком Локи беспрецедентно находит успокоение. И в некотором роде он даже становится от нее зависим. Сигюн мягко опускается на его колени, кладя руки на шею. Молча. Без лишнего шума, без лишнего звука, таких ненужных сейчас вопросов. Он обнимает ее за талию крепкой хваткой, откидывает голову на мягкую спинку софы и спрашивает, требует занять его мысли, упиваясь нежными пальчиками, оглаживающими висок:

– Как прошла прогулка с Сиф?

Сигюн начинает медленный убаюкивающий рассказ. И по мере его течения Локи изредка кривит губы в ироничной усмешке. Какой-то до боли нехорошей и давящей. Сигюн впервые читает в его ставших такими родными фирменных усмешках именно такой оттенок – нехороший, злобный в какой-то мере. Это заставляет где-то внутри теплого, пышущего золотом, сердца залечь пласт нервозного волнения и опасения. Опасения, что былой мир вернет ее мужу былую тягу к жестокости. Сигюн не хочет видеть его таким. Сигюн не хочет узнавать его таким. Сигюн – не та царевна, которая ждет «принца на белом коне», подобно сюжетам в сказках. Но она не хочет развенчивать ту сказку, которая сложилась вокруг нее. Она готова сделать все, что угодно, чтобы ее муж не вышел из прогрессирующей ремиссии. Даже отказаться от дружбы с той, кто за короткий срок стала ей хорошей подругой.

– Вижу, вы нашли с Сиф общий язык.

Сигюн прикусывает нижнюю губу, опуская взгляд. Его глаза все еще закрыты, но, кажется, что вот-вот распахнутся и вопьются в нее с осуждением. Однако вопреки ожиданиям, царь Йотунхейма говорит:

– Это хорошо.

– Хорошо? – не удерживается от вопроса Сигюн. И вот теперь-то она встречается с его пленительными изумрудами.

– Конечно. Она ведь жена Тора. Или у тебя есть какие-то свои соображения по этому поводу, милая?

– А… нет. Просто припоминаю ваши слова.