Текст книги "Невероятностные вероятности, или Новый путь (СИ)"

Автор книги: Чук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

И вот теперь Хан Нуньен Сингх готов вернуть себе свою жизнь и свой корабль целиком!

Минуту торжества прерывает голос компьютера, показавшийся Артуру знакомым, будто недавно его где-то слышал, слышал такой же или очень похожий.

– Создатель Хан, команда буксировки настраивает приборы мостика, – диктатор немного напрягается вновь. Ему неприятно слышать как то, что кто-то мимохожий хозяйничает на его корабле, так и то, что безупречный побег теперь под угрозой. – Некоторые настройки будут повреждены, слишком грубое вторжение в программу, я не смогу воздействовать на мостик удаленно.

Артур, все ещё стоящий совсем близко от Хана, наблюдает, как угрожающе сходятся на диктаторской переносице брови, как опять проступает в чертах улетучившееся было напряжение, как загораются глаза – недобро, безрадостно и немного отчаянно. Затем Нуньен Сингх поворачивает голову к Артуру, взгляд его смягчается, уголки губ чуть приподнимаются в намеке на улыбку:

– Спасибо за твою помощь, Артур, без тебя все могло повернуться совсем иначе! И спасибо за чай – не представляешь, насколько мне хотелось пить, – Артур улыбается в ответ и бормочет про «не стоит благодарности», чем заслуживает уже похлопывание по плечу и взгляд прямо в глаза. – Ещё как стоит. И не только благодарности: отныне ты можешь рассчитывать на мою дружбу и помощь, когда бы они тебе ни понадобились.

Хан убийственно серьезен, это смущает мистера Дента, но в то же время он чертовски рад услышать такие слова от натерпевшегося и одинокого захватчика миров:

– Равно как и ты! – Артур улыбается ещё шире и тоже опускает руку на дружеское плечо. – Моя помятая персона к твоим услугам! – и шутовски расшаркивается, вызывая более явную Ханову улыбку.

Впрочем, захватчик и диктатор неспроста начал этот разговор:

– Артур, теперь тебе дальше нельзя, я пойду на мостик, там будут вооруженные люди, мне они причинить вреда не смогут, а вот тебя не спасет, скорее всего, даже твой чудесный халат. Поэтому прошу – останься здесь, присмотри за моим экипажем, в скором времени я с тобой свяжусь.

Хан отходит, устало поводит плечами, немного потряхивает головой – нужно прийти в себя – и подключается к консоли опять, вбивая координаты мостика: теперь ему предстоит телепортироваться туда, чтобы завершить начатое.

Замешкавшийся после слов диктатора Артур, с сомнением поглядывавший то на торпеды, то на вымотанного Хана, подходит к нему и кладет руку на плечо, собираясь убедить в необходимости потратить время хоть на поиск аптечки. А в следующий момент Хан уже отбрасывает Артура за переборку в совершенно другом помещении.

Мистер Дент ошарашен – его друг не демонстрировал признаков агрессии, с чего бы?.. Несколько проясняет ситуацию звук выстрела, потом, почти сразу – падающего тела, вокруг воцаряется суматоха, Артур хочет подняться быстрее, но узнает в помещении приснопамятный мостик, и опять неведомая сила мешает ему ускориться или расслабиться.

Выстрелы учащаются, крики членов команды Кирка становятся все более громкими и все менее связными, повторяется словосочетание «под сердце», и Артура будто подбрасывает: они целятся – и попадают! – в Хана! Только он успевает подняться, как тут же наблюдает картину: распластавшийся в прыжке Хан, озлобленный, рычащий, с обожженными руками, плечом и спиной, и – Артур ахает – со страшной раной под сердцем!

Последний офицер стоит спиной к Артуру, но его оружие немного отличается от стандартных «пистолетиков», и Артур холодеет, когда видит, как Хан застывает: прямо посреди движения, упершись взглядом в глаза противника, с усилием дыша и почти не моргая. Это плохо, это очень плохо!

Хуже всего то, что взгляд Хана через пару секунд становится обреченным и отчаянным, плечи опускаются, тогда Артур, уже совершенно не соображая от ужаса, мечтая только помочь, защитить, не дать свершиться непоправимому, бросает между застывшими противниками полотенце.

Махровая ткань послушно расправляется в полете, перекрывая дорогу жгуту энергии, выпущенному из странного оружия, поглощая этот жгут почти без остатка, отдачей отражая часть заряда в стрелявшего. Офицер как-то странно булькает и оседает на пол.

Впрочем, Артуру уже нет дела до офицера, он рвется к другому человеку, рухнувшему чуть раньше и сейчас неподвижно лежащему под полосатым полотенцем. Руки Артура подрагивают, когда он приподнимает ткань, но Хан дышит! Дышит! Очень тихо и почти незаметно, но дышит!

Первое облегчение проходит, и Артур лихорадочно пытается придумать, как можно помочь другу, чем сейчас может поддержать едва живого сверхчеловека человек до крайности обычный?..

Так ни до чего и не дойдя, Артур устраивает тяжелую голову диктатора у себя на коленях – так лежать всяко помягче – а потом укрывает полотенцем, насколько хватает длины тряпицы. Хан немного расслабляется под Артуровыми руками и под защитой махровой ткани, но в себя приходить не спешит.

Момент, когда на мостик врывается девушка, Артур позорно пропускает – все внимание его сосредоточено на помощи другу.

Влетевшая на мостик Ханна застает страшноватую картину: повсюду лежат бессознательные офицеры, а в центре, возле капитанского кресла, почти бездыханного Хана отогревает и укачивает тот самый человек-с-чаем.

Ханна падает на колени возле странной парочки и хватает своего мужчину за запястье – пытается определить, насколько все плохо. Похоже, всё очень плохо. Шуганувшийся было – Артур Дент, человек, с Земли – вспоминает Ханна, приходит в себя и пытается её сначала оттолкнуть, а потом – уговорить:

– Помогите ему! Арестуйте, только помогите! – голос звенит отчаянием, если бы Ханна не слышала, ни за что бы не поверила. – Ему плохо, очень плохо! Несколько раз стреляли под сердце, а он ещё после тех молний не отошел!

Ханна хватает ртом воздух при виде раны и готова собственноручно придушить Хана – зачем так подставлялся?! – но сейчас важнее оказать ему первую помощь. Регенерация вытянет, если дать организму хоть какой-то шанс! И уж упускать этот шанс Ханна не намерена!

Ближайшая аптечка оторвана от стены вместе с креплениями и вскрыта одним мощным рывком – соотносить силу в таких мелочах Ханна сейчас не способна, гипошприц заряжен, повязка подготовлена – и Артур, к удивлению девушки, довольно толково помогает. И смотрит как-то уж очень проницательно:

– Лючия Соло – это же не твое настоящее имя?

Ханна удивленно вскидывает глаза от гипошприца, секунду смотрит Артуру в глаза, кивает и возвращается к обработке ран. А через мгновение ощущает, что мистер Дент стал относиться к ней гораздо лучше – радикально меняется весь его настрой. Но Ханне не до этого – Хан начинает приходить в себя:

– Почему я ещё жив?.. – голос слабый, глаза едва могут сфокусироваться на её лице, руки судорожно вцепляются в полотенце. – Ханна?..

– Вот дурак!.. Я с тобой пыталась-пыталась связаться, а ты тут геройствуешь!.. – она прилагает все усилия, чтобы в голосе не звучали слезы, но удается плохо. Обхватывает его руку своими ладонями, делится теплом, звенящим восторгом – быть вместе! – и тем чувством родства, что ещё не обзавелось своим названием. – Не смей умирать! Держись!

Хан, до того ощущавший себя так, будто выстрел все же достиг цели, но почему-то не убил безнадежно глупого диктатора, и будто черная стрела – это не название модели оружия, а натуральная огромная железка, впившаяся в пробитую драконью броню, раскаляющаяся от внутреннего огня и немилосердно обжигающая тело, теперь начал оправляться от кошмарного видения.

Дракон не побежден, пока он сам с этим не согласится!

Артур держал его за одну руку, Ханна уцепилась за другую – диктатора не оставляло чувство волшебной нереальности происходящего. Впрочем, чтобы жестокая реальность не напомнила о себе слишком жестоко, он повернул голову вверх и отдал команду:

– «Ханна-два», малышка, поднимай щиты и блокируй каналы связи, – Хан переводит дыхание, – а также – готовься отцепиться с буксира.

– Будет выполнено, Создатель, – механический голос неспроста напоминает голос оригинала, когда Хан проектировал интеллект корабля, он все ещё считал Ханну погибшей. А совсем без Ханны он бы не смог.

Диктатор обессиленно откидывается обратно на служащие ему подушкой колени Артура, чувствуя себя одновременно самым счастливым и самым разбитым человеком – о, ради всего святого, человеком! – во Вселенной. Артур поддерживает его за плечи, Ханна сидит совсем рядом и держит за руку – жизнь не может быть лучше. А ещё Хан укрыт теплым и пушистым, мягким, полосатым, бело-зеленым, в сердечко полотенцем. Совершенно чудесным полотенцем из другого измерения.

Мысль о том, насколько Артур не отсюда, посещала Нуньена Сингха ещё в первую их встречу – всего-навсего два дня назад! – и оказалась верной: махровая ткань отчего-то сохранила инаковость той, родной Артуру, Вселенной, не реагируя ни на сканирование, ни на любые виды энергетического воздействия.

Тогда же Хан, помнится, раздумывал – чем отличается Артур Дент, человек, с Земли от его, Хана, экипажа? Почему диктатор реагирует на человека в халате совсем иначе? И все эти дни аналитический ум искал ответ, а теперь – Хан усмехается – кажется, нашел.

Семьдесят два человека команды, семьдесят два бойца, семьдесят два верных сердца – и ни одного по-настоящему родного. Тридцать шесть пар и он, вождь, хан, кого поддержат без сомнений, который справедливо и по-отечески рассудит, кто принимает решения и ответственность, но кто всегда в одиночестве. Семьдесят два человека, которым он доверил бы свою жизнь, но ни одного, которого он мог бы назвать своим другом.

Они были его семьей, семью любят безоговорочно, но не выбирают, а друг… Настоящий друг слишком большая, по всей видимости, редкость в Галактике, чтобы попасться на пути Хана Нуньена Сингха.

И другу Хана Нуньена Сингха пришлось прийти аж из другого измерения.

Хан лежит и копит силы: надо ещё связаться с Кирком, а потом усмехается опять – вот бы глянуть на лицо надменного полувулканца, когда он поймет!.. Впрочем, к выходу на связь – будем надеяться, что узел до сих пор в порядке – надо ещё подготовиться, поэтому, как ни жаль Хану оставаться без Ханны под боком, а придется ненадолго разорвать тактильный контакт:

– Надо оттащить всех офицеров в каморку поблизости, – Хан уже может произносить почти длинные фразы, – чтобы потом отправить их на Энтерпрайз.

Ханна смотрит ему в глаза и кивает: она сильнее Артура и справится с этим гораздо быстрее. Потом диктатор опять прикрывает глаза и сосредотачивается на других своих ощущениях: на коленях у Артура мягко и тепло, халат пахнет мылом, чаем и почему-то звездами, шорох оттаскиваемых тел и торопливые шаги – Ханна тоже спешит, слабый шум электроники – все в порядке. Только по-прежнему жжет рану да сознание мутится от приступов боли – регенерация работает, но вовсе не так быстро, как хотелось бы, а волны дурноты и продирающие по нервам разряды никуда не уходят.

Когда Ханна тащит к камере последнего, седьмого, офицера Звездного Флота, активизируется её механическая тезка:

– Создатель, зарегистрирована первая попытка Энтерпрайза выйти на связь, желаете принять вызов?

– Нет, малышка, жди, – Хан переводит дух и с помощью Артура усаживается, тяжело приваливаясь к дружескому плечу, – сообщи, когда будет пятый вызов.

Кирк нетерпелив, но у него есть хладнокровный Спок, а это значит, что у Хана есть время прийти в себя. Хотя бы отчасти.

Артур бормочет что-то, обеспокоенно глядя на диктатора и придерживая тяжелую голову на своем плече, Хан старается не вникать в слова, а ловить ощущения – доверия, защиты, уюта, дружеской поддержки, это помогает держаться и копить силы, чтобы на этот раз переместиться уже в капитанское кресло.

Ханна подлетает к ним, ворчит, будто заразившись этой привычкой от Артура, но помогает своему Хану устроиться на законном месте – капитана этого корабля.

Он все ещё очень слаб, но слыша оповещение о пятом вызове, решительно усаживается прямо, ухватываясь за металлические подлокотники, и командует открыть частоту.

На экране ожидаемо высвечиваются обеспокоенный Кирк и небесстрастный Спок, и оба, разумеется, как-то не рады лицезреть Хана – пламя и смерть! – во главе военного флагмана, самого мощного и самого тяжелого корабля Федерации на данный момент. Против Нуньена Сингха у них нет никаких шансов, и, кажется, все это прекрасно осознают. Тем лучше. Вести долгие переговоры он сейчас не в состоянии.

– Что ты сделал с командой буксировки? – Кирк едва сдерживается, он помнит – его ребра помнят! – насколько Хан силен. – Отвечай!

– Капитан Кирк, мы, насколько я помню, не пили на брудершафт, – надо держать себя в руках и формулировать проще, не то заметят, как срывается дыхание полуживого захватчика. – Извольте уважать во мне капитана другого корабля.

Вынужденная пауза – набрать дыхания! – выглядит немного зловеще, но тем лучше: Кирк застывает, Спок, не сдержавшись, дергает острой бровью, а Хан просто дышит. На плечи опускаются с разных сторон две ладони, и дышать сразу становится легче, а командный состав Энтерпрайза замечает и других людей на мостике «Ханны-два».

Кирк ошалело разглядывает безмятежного – Хан чувствует его настроение – Артура, а Спок пораженно уставился на Ханну:

– Энсин Лючия Соло? Неужели у нас на корабле больше недели, – ого, как растерялся, даже дни и часы не подсчитал, – работал неквалифицированный специалист?

– Не бойтесь, коммандер Спок, – она улыбается, по голосу слышно, – квалификация у меня самая настоящая, в отличие от имени. Позвольте представиться и устранить недомолвки: Ханна Нуньен Сингх, пара Хана Нуньена Сингха.

Хан отрывает руку от подлокотника и накрывает ладонь Ханны на своем плече, а потом чувствует, что её улыбка становится ещё шире. Впрочем, пора закруглять необходимый, но безрадостный разговор:

– Ваш экипаж, капитан Кирк, не пострадал, – Хан лукаво блестит глазами, – ну, почти не пострадал. Если вы согласитесь снять щиты, мы телепортируем их на Энтерпрайз, если нет – шлюзы из камеры открываются сразу в открытый космос.

Кирк бледнеет, Спок порывается что-то сказать, но диктатор опять не дает им вставить слово и запустить дискуссию ещё на пару десятков витков:

– Атаковать ваш корабль я не собираюсь, если вы, разумеется, не станете атаковать мой, – кажется, это для них открытие. Оказывается, если не провоцировать Хана, можно не выходить на противостояние каждый раз. Сюрпри-из. – И хотя ваш экипаж отчаянно сражался в попытке меня уничтожить, мне не нужны их жизни.

Кирк пока не в состоянии что-то сказать, сюрприз слишком сокрушителен даже для него – теперь слово берет Спок:

– Мы не можем отпустить вас, ибо велика вероятность того, что вы обрушитесь на Землю, – Спок в отчаянии, но никто, разумеется, об этом никогда не узнает, если будет воспринимать коммандера только визуально. Хан же понимает логическую цепочку, что выстроил вулканец, и наслаждается отраженным светом своей славы в темных глазах. Да-да, там пламя и смерть.

Однако обмен любезностями сильно затянулся:

– Захват Земли в моих планах не значится, можете расслабиться, – перед глазами опять мутная пелена, Хан делает паузу, которая звучит опять предсказуемо зловеще, и продолжает: – Но если вам не нужен экипаж, я просто-напросто выброшу их в открытый космос.

Кирк тут же отмирает, командует офицерам мостика снять щиты, машет на возражающего Спока, радуется, как дитя, когда ему рапортуют о том, что все живы и почти здоровы, а потом опять оглядывается на замершего в кресле Хана:

– Но как же… Но ты же!.. – Хан вздыхает огорченно – опять никакого уважения! – Ты же террорист!.. – сплошное детское разочарование. Арлекин не играет Арлекина. Какая прелесть.

– Если вы хотите, капитан, я могу уничтожить ваш корабль или разметать звездный док, но, – тяжелый, очень тяжелый вздох, – верите вы или нет, этого не хочу уже я. Мой путь – другой путь, новый путь, не омраченный ни злобой создателей, ни чужими приказами, ни военными задачами, ни использованием тактических преимуществ, – рука Ханны сжимается на его плече сильнее, – мой путь зовет меня, зовет нас. И первое, что я сделаю – это подброшу Артура до дома, думается мне, та Вселенная гораздо уютнее этой, и захватывать миры, если мне в голову придет такая блажь, там гораздо интереснее!

Артурова ладонь тоже уцепляется в плечо крепче, но Хан чувствует – силы на исходе, максимум – пара минут активных разговоров, поэтому лепит неразборчивое:

– А вы хоть целуйтесь тут с вашим Споком! – и ещё слышит, как радостно вопит на мостике МакКой, а потом командует «Ханне-два» прекратить вещание и закономерно, планомерно, размеренно и продуманно падает в обморок.

========== Глава восемнадцатая, заключительная ==========

Сознание трепещет, периодически то растворяясь в черноте, то опять поднимаясь на поверхность: Хан чувствует, что его почти несут – перемещают, подхватив под руки – Ханна и Артур. Сейчас, судя по гудению, они в лифте, и о чем-то тихонько переговариваются. Если поднапрячься, можно даже разобрать пару фраз:

– Куда мы едем? – это Артур, теплые руки, мягкий халат, полотенце щекочет ухо. – И почему он такой, – пыхтение, – тяжелый? Худой же, будто палка!

– Мы едем в медотсек, – разборчивый шепот Ханны, но диктатор вздрагивает: медотсек, опять, иглы, сканеры… – Хотя, пожалуй, мы едем в капитанскую каюту!

Если бы Хан мог приподнять голову и обозначить свою признательность, он бы это сделал, но сознание опять плывет, и следующую реплику девушки он слышит уже отрывками:

– …тяжелый, потому что наши кости укреплены… – какая скукотища, – они прочнее, но и тяжелее гора..

Лифт плавно тормозит, но этот рывок мотает Ханову голову, и диктатор вновь погружается в беспамятство…

В другой раз Хан приходит в себя оттого, что на его боку меняют повязку: сначала горячо и больно, потом – прохладно и уже не так больно… Хан одобрительно ворчит, небольшая ладонь гладит его по волосам, оторвавшись от наложения повязки, руки же побольше опять придерживают его за плечи. И до чего приятно терять сознание, когда со всех сторон окружен друзьями!..

Потом Хан спит, очень долго, почти нереально долго, даже во сне наслаждаясь своей компанией – то под бок подкатывается девушка, обнимая поверх одеяла и разгоняя любые кошмары одним своим присутствием, то в изголовье сидит мужчина, рассказывая что-то о своем удивительном чайном мире. И Хану чертовски хорошо от их присутствия.

Где-то на пятые сутки диктатор, пламя и смерть, а также ужасно вымотанный человек изволит проснуться. Под боком опять сопит Ханна, даже во сне приобнимая обессилевшего мужчину. По корабельному времени ночь, но, судя по торчащему в проеме полотенцу, Артур тоже недалеко ушел. Хан приглядывается – так и есть, уснул в кресле. От их заботы на месте ледяного кома разгорается теплый луч, где-то в районе солнечного сплетения все поет и светится. Ханна, почувствовав перемену его настроения, беспокойно ворочается, но не просыпается, Хан прислушивается к её ощущениям – устала, изволновалась – и прикасается к её разуму легко и осторожно: отдыхай, спи, восстанавливай силы, скоро все наладится.

Ханна вздыхает во сне, устраивается чуть вольнее и обнимает Хана поверх одеяла рукой и ногой. Это странно и непривычно, но невероятно великолепно. Нуньен Сингх, не пытаясь выпростать конечности из-под одеяла, утыкается носом в макушку своей пары и засыпает снова.

Ещё через пару дней Хан высыпается достаточно, чтобы найти в себе силы оторваться от кровати – притяжение на данном конкретном участке каюты будто возрастает, хотя захватчик уверен, что настройки внутренней гравитации корабля нисколько не пострадали. Во всем теле ещё гуляют слабость и отзвуки боли – иногда её разряды прошивают нервы от излишне резкого движения, заставляя диктатора шевелиться очень медленно и плавно. И пока – только в пределах капитанской каюты.

Ханна ужасно рада улучшению его самочувствия, и от её постоянного доброжелательного присутствия Хан млеет и расслабляется ещё больше – несколько раз он засыпает прямо в кресле или за столом, или – уж совсем удивительно! – сидя на полу и глядя через огромный панорамный иллюминатор в черноту космоса. И каждый раз после незапланированного отдыха, он находит себя укрытым одеялом, да ещё и обязательно в чьей-то компании – поблизости находятся либо Артур, либо Ханна.

Артур тоже рад, что Хан приходит в себя – разговоры теперь становятся двунаправленными, а где-нибудь рядом всегда обретается по кружке чаю на лицо. Артур мыслит парадоксально и зачастую нелогично, его точка зрения на многие предметы отличается от Хановой, но тем интереснее им общаться, тем более захватывающее направление приобретают их разговоры – они оба умеют слушать и воспринимать собеседника, и слишком уважают друг друга, чтобы видеть в словах обидный смысл.

Так, за чаем, разговорами и засыпанием посреди фразы, проходит вторая неделя после побега. В начале недели третьей Хан находит в себе силы попытаться дойти до мостика – и идет: не торопясь, с остановками, ощущая, как оживает организм, как размеренно и уверенно стучит сердце, возвращаясь в рабочий – здоровый! – ритм.

Перед очередным поворотом коридора Нуньен Сингх притормаживает и прислушивается – за углом кто-то размеренно прыгает. Диктатора мучает любопытство, и он тихонько выглядывает из-за угла. Радостному изумлению его нет пределов: Ханна, будто маленькая девочка, сходство с которой усугубляет стандартная форма космофлота – этакое платьишко, прыгает по плитам пола. И не просто так прыгает, а на одной ножке. Периодически эту ножку меняя. Хан уже начинает улавливать систему движения – левая нога, прыжок, смена ноги, прыжок, приземление на обе, потом опять перемена и все сначала – когда Ханна его замечает.

Поначалу девушка смущается, но потом вглядывается в лицо своего Хана и не находит ни осуждения, ни разочарования, а только радость и удивление. Нахлынувшее озорство толкает Ханну взять его за руку и вытянуть на середину коридора со словами:

– Теперь твоя очередь!

Хан ворчит и сопротивляется:

– Да нет же, да куда же мне-то прыгать?.. – а голос у диктатора становится совсем растерянный.

Из-за того же угла, из-за которого чуть раньше явился Хан, теперь выруливает Артур:

– По какому поводу спор? – как всегда спокоен и доброжелателен. – Может, я тоже могу поучаствовать? – Артур подходит ближе. Замечает странный порядок плит пола и, не задумываясь, прямо в тапках пропрыгивает разделяющее их расстояние.

А потом поднимает голову и натыкается на два одинаковых восхищенных взгляда – сине-зеленый и прозрачно-серый. Теперь в растерянности Артур:

– Эй, ребята, вы чего?.. – переводит взор с одного на другую и обратно. – Хан? Ханна?

Первой отмирает девушка:

– Откуда ты это умеешь? Как ты это сделал, покажи ещё!

Артур заразительно смеется в ответ и фыркает:

– Да у нас на улице все так умели! Это называется «классики»! – а потом прыгает опять, систематично чередуя ноги, под прицелом двух внимательных взглядов. – Неужели вы ни разу не слышали?.. Тут нет ничего страшного, попробуйте!

Демонстрацию приходится проводить ещё дважды, под взглядами, наполненными неослабевающим и серьезным вниманием. Будто Артур их тут не играть учит, а, как минимум, жить!

Наконец, Ханна отваживается повторить – и получается все с первого раза, Хан спокойно наблюдает, как эти двое увлеченно обмениваются мнениями, экспериментируют со сменой и частотой фигур, устраивают почти что соревнование по классикам!..

И Артур впервые слышит, как захватчик и диктатор смеётся в голос. Пофыркивавшая от удовольствия Ханна присоединяется к Нуньену Сингху, а уж Артур тем более.

И стандартный, безликий, пустоватый внутренний коридор корабля кажется им самым чудесным и восхитительным местом на свете, смех всех троих дробится, отлетает эхом от стен, расцвечивая металлически-синие интерьеры всеми цветами радуги.

Потом Хан всё-таки добирается до мостика, проверяет состояние корабля и замороженного экипажа, вбивает команды в консоль «Ханны-два», переводит все оповещения в капитанскую каюту и отправляется запускать процесс открытия капсул. Криостаз в них особенный, требует – особенно после такого перерыва в активной деятельности! – медленного и постепенного извлечения. Хана передергивает от воспоминания о своей капсуле, мутном сознании и мучительной боли, поэтому настраивает он компьютер на максимально щадящий режим перехода из состояния пассивного в активное – на все про все уйдет два месяца. Хан готов ждать, никаких осечек тут быть не должно.

Тем же вечером, уже у себя в каюте, разглядывая с Артуром космические пейзажи – за иллюминатором переливается туманность Конская Голова – Хан возвращается мыслями отчего-то не к экипажу, а к прыгающей, будто девчонка, Ханне. Сердце, вроде бы вошедшее уже в здоровый ритм, опять пропускает удар, а потом срывается в галоп, и диктатор не может объяснить эту странность. Щеки опаляет внутренним жаром, и очень хочется обнять Ханну. А потом – не отпускать, никогда и ни за что!..

Чувство родства снова подымает голову и требует каких-нибудь решительных действий. По-видимому, что-то такое происходит и с его лицом, потому что Артур ни с того ни с сего спрашивает:

– А как вы с Ханной познакомились и сошлись? – неужели у Хана все настолько явно значится на лбу?.. – Она упоминала, что вы пара…

– Мы были созданы друг для друга, – Артур слушает как всегда прекрасно: внимательно, не перебивает, воспринимает. – Разумеется, мы пара.

– Вы были созданы друг для друга? – Артур переспрашивает и неверяще улыбается чему-то. – О, Хан, я и не знал, что ты такой романтик!

Хан неожиданно чувствует прилив веселья и смеется, долго не может остановиться. Друг смотрит на него удивленно, улыбается немного, хотя и не понимает причину веселья. Наконец диктатор кое-как выдавливает:

– Артур-Артур, нас действительно создали друг для друга! – теперь фыркают они оба.

Впрочем, вспомнив классики, Хан не может упустить пропущенную тогда деталь – Артур, пока прыгал, потерял сначала один тапок, потом – другой, что заставило захватчика задуматься, но мысль перекочевала из-за необычной обстановки в долгосрочные проекты.

– Артур, я понимаю, что твой костюм во всех смыслах уникален, – Хан тщательно подбирает слова, – но ты уверен, что в тапках и пижаме тебе удобно?

Артур все ещё похохатывает, улыбается широко и открыто:

– Я уж думал, что ты никогда и не предложишь – может, у вас тут напряг с одеждой?

Теперь черед Хана фыркать снова:

– Идем, о повелитель полотенца и могущественной махровой ткани, я покажу тебе, для чего ещё можно использовать репликаторы!

Тем вечером Ханна будто избегает его, на следующее утро девушки тоже поблизости не видно, диктатор начинает волноваться – он только что нашел себе новый смысл идти вперед: ради друга, экипажа и ради неё – а тут новое обстоятельство. Может быть, теперь, когда она увидела многообразие людей, побывала на Энтерпрайзе, Хан больше ей не по нраву? Но заботилась же, когда угроза его жизни была совсем не пустой. Вопросы копятся полдня, а потом захватчик не выдерживает, извиняется перед Артуром, получает понимающую улыбку – да есть хоть что-то на свете, чего его друг не понимает? – и отправляется на поиски.

Хан недолго искал свою Ханну по кораблю – надо было только уточнить её местонахождение, обнаружить пропажу в капитанской каюте и настолько быстро, насколько это возможно, однако не срываясь на бег, чтобы сберечь силы и дыхание, проследовать туда.

Двери открылись с обыкновенным шорохом, но Ханна, сидящая прямо на полу, поджав ноги по-турецки и глядя в звездно-праздничную черноту космоса, не обернулась. Хан же невольно тоже застыл и залюбовался. Но не космосом. Взгляд мужчины приковало зрелище гораздо более захватывающее, заставляющее сердце сначала замирать, а потом биться в два раза чаще.

Кто-то мог бы увидеть в Ханне излишне широкие бедра или не соответствующую стандартам красоты этого века талию, узковатые плечи, не очень-то изящные запястья и отсутствие грации в традиционном понимании – и этот кто-то, самодовольно улыбается Хан, не увидел бы совершенства, что звалось Ханна.

Наконец, не выдержав такого пристального внимания, девушка обернулась – Хан всё ещё столбом стоял в дверях, не в силах слово сказать или подойти – таким завораживающим был образ Ханны, настоящей, живой Ханны, в его каюте, на его корабле, перед их звездами.

Девушка неожиданно смутилась, а потом, в попытке побороть свое смущение произнесла:

– Знаешь, ты сейчас напомнил мне того Дракона… – взгляд широко раскрытых глаз, легкий румянец, обозначившаяся улыбка, и Хан понимает, что он сделает сейчас что-то очень необдуманное. Или наоборот – слишком хорошо обдуманное. А она продолжает!.. – Такой красивый, ласковый, красно-золотой, – прижмурилась!..

Он точно сделает сейчас что-то!.. Возможно, это «что-то» будет совершенно нелепым или наоборот – уместным, Хан сейчас не в состоянии адекватно и объективно оценивать свои действия.

Ханна опять смотрит на него распахнувшимися глазами, но теперь причина очевидна и она в самом Хане: великий диктатор медленно опускается на одно колено… на второе… опирается на правую ладонь, переносит вес, на левую ладонь, воображаемый хвост заставляет тело чуть покачиваться, красно-золотая чешуя больше не служит броней – исключительно украшением! – правое колено, левая рука, левое колено, правая рука – Хан приближается к сидящей Ханне на четвереньках, глядя прямо в глаза, их лица на одном уровне, и это чертовски удачно!

Хан приближается медленно, плавно, будто и впрямь тем самым Драконом подплывая все ближе, ближе, его притягивают глаза Ханны – не ожидала, совсем не ожидала! – в этих глазах оторопь мешается со смехом, боязнь – с радостным предвкушением. И это сочетание абсолютно точно сводит Хана с ума.

Он уже совсем близко – Дракон, подобравшийся к своей Звезде, чтобы больше никому её не отдать! – глаза в глаза, лица на одном уровне, и вот тогда Хан горячо выдыхает почти Ханне в губы:

– Похож-ш?

А потом мысль покидает диктатора окончательно: Ханна – его Ханна! – сама целует, нежно касается лица, запускает руки в волосы…

***

У Ханны дико кружилась голова. Она сама только что поцеловала Хана! Сама! А ведь она даже не спросила его о самом главном! Серые прозрачные глаза с почти черной обводкой радужки вновь пристально смотрели на нее, приближаясь опять.

– Хан, подожди! Подожди, мне нужно тебя кое о чем спросить! – Ханна умоляюще посмотрела на него.

Безумные глаза чуть успокоились, зрачки немного сузились.

– О чем же? – пророкотал диктатор, не меняя положения и не делая попытки отдалиться, вернуть дистанцию, что подспудно очень радовало.