Текст книги "F65.5: Гематофилия (СИ)"
Автор книги: Чиффа из Кеттари
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)
========== Часть 1 ==========
Возбуждение накатывает жуткими, почти тошнотворными волнами: запах – вязкий, чуть приторный, цвет – насыщенный, раздражающий все рецепторы, вкус…
– Шеф…
Мой снайпер морщится, но это не его дело, вкус – солоноватый, и в то же время сладко-металлический.
Очень много крови. Возбуждение становится действительно болезненным, так хочется кончить…
– Шеф… Джеймс, нужно уходить. Слишком много шума.
Да, действительно, нужно было сделать все тише, но эти хрипы, эта толчками изливающаяся из разрезанного горла кровь, эта агония умирающих тел, все это сводит меня с ума, лишает выдержки. Киваю:
– Да, Себастьян. Ты прав.
А сам никак не могу отвести пальцы от одной из глянцевых лужиц, уже начавшей покрываться мутной пленкой. Заметив это злополучное свидетельство холодной погоды, брезгливо отдергиваю руку. Нет ничего отвратительнее свернувшейся крови, разве что загнивающая. Себастьян вытирает мои пальцы платком, помогает надеть перчатки и легкое, не по погоде, пальто. Уверенный, спокойный, мне бы его спокойствие!
В машине вновь накатывает – закрывая глаза, вижу последнего убитого – его я оставил на потом, как самого красивого – худенький, рыжеволосый мальчишка лет семнадцати, смазливый, как мальчики с обложек. Пытался сбежать, глупый, но от моего тигра не уйдешь – Бас даже шага в сторону не сделал, только резко протянул руку и вот тоненькое тельце уже оседает у его ног, а полковник одной ладонью удерживает оба хрупких запястья. Моран не разрешает пачкать его одежду кровью, поэтому я дергаю мальчишку на себя, подальше от серо-стальных джинсов киллера, и достаю бритву – остальные удостоились лишь внимания моей красавицы «Беретты». Но для этих глаз, я так и не разглядел их цвета – зрачки, от страха, заполнили всю радужку, не жалко немного времени и стараний. Пробный надрез у основания шеи – достаточный, чтобы кровь бойко потекла по бледной, слегка изукрашенной веснушками коже, но недостаточный, чтобы убить.
– Сколько у нас времени, Бас?
Полковник что-то прикидывает в уме и дает мне десять минут. Я вижу, как по его лицу проскальзывает тень почти-что-отвращения и я его не виню – все-таки Моран профессиональный убийца и все мои «игры» с жертвами считает делом недостойным. Что бы он понимал, последний бастион спокойствия, ноль эмоций по Кельвину, с отклонениями в полградуса. Я по нему оцениваю по вечерам свое настроение за день: «плюс пятнадцать по двадцатибальной шкале, относительно полковника Морана – день удачный, было весело», «минус три относительно полковника Морана – я в легкой депрессии», «минус девятнадцать – пытался выстрелить в полковника, был заперт в комнате до утра». Да, и такое бывало.
Десять минут мне хватит немного поразвлечься.
Снять с мальчишки ремень, затолкать в рот, чтоб не орал, хорошенько затянуть на затылке, заставляя распахнуть челюсти до хруста. Я знаю, что Бас стоит за моей спиной с пистолетом наготове – реакция у полковника отменная и если мальчишка решит слишком активно сопротивляться, то я очень быстро лишусь возможности поиграть.
Но мальчишке страшно настолько, что он даже не дергается, лишь мелко дрожит, да по щекам беспрестанно катятся слезы.
Слышу щелчок зажигалки и чувствую запах сигаретного дыма. Мне нравится этот запах.
Сажусь верхом на бедра вжавшегося в стену мальчика, предыдущий надрез выглядит как рубиновое ожерелье – ровная, красивая полоса и неравномерные, ассиметричные, но от этого еще более изысканные, багрово-красные потеки. Чувствую, что надевать узкие джинсы было не лучшей идеей – становится тесно и уже почти больно, ухватываю мальчика за тонкое запястье и прорезаю бритвой, прорезаю глубоко, разрезая сухожилия – мальчик пытается кричать, бьется подо мной, как страстный любовник, становится тяжело дышать, по ладони течет алая жидкость, так и сознание от возбуждения потерять недолго.
А он все хрипит, извиваясь подо мной, неравномерно дергает бедрами, не знаю кто кого трахает в моем воображении – мне все равно, мне хорошо до безумия и уже не до эстетики – я просто делаю взмах бритвой, попадая куда придется, и с восхищением отмечаю, что кровь, переливающаяся на бледной коже сотнями оттенков немного похожа на мое любимое кьянти.
– Шеф, приехали.
Господи, Себ, как же ты не вовремя…
Меня все не отпускает видение этих испуганных глаз, тонкие разрезы на лице и груди.
Себастьяну приходится почти тащить меня до квартиры.
Сладкий запах, чуть слипающиеся от подсыхающей крови пальцы.
Поэтому Моран старается не допускать моего присутствия на «работе».
Не потому, что ему противна та кровавая баня, хотя точнее будет сказать – кровавая оргия, которую я обычно устраиваю. А потому, что я вообще теряю связь с реальностью. И мне это чертовски нравится.
Позволив жестким рукам снять с себя пальто, скидываю туфли и перчатки, направляюсь в душ, где, стоя под теплыми струями воды, довожу себя до разрядки, отмечая, что кровь не так-то быстро смывается с кожи, въедается, и вид все еще слегка окровавленных пальцев (хотя, быть может, это игра воображения?) на готовом излиться члене меня просто добивает… Сотрясаясь в оргазме, закрыв глаза, вижу прямо перед собой последнюю нанесенную рану – прямо поперек горла. И мальчишка жив еще в течении нескольких секунд, пока тягучая красная жидкость покидает его тело, растекаясь по груди, впитываясь в паркетный пол и в мои прижатые к горлу, почти проникшие внутрь, в пока еще теплую, пульсирующую, живую плоть, пальцы.
Открываю глаза, вижу перед собой только стенку душевой кабины.
Надеюсь, полковник сообразит заказать что-нибудь на обед – есть хочется неимоверно.
Хотя что это я, снайпер хоть и непрошибаемый, но сообразителен на редкость.
За то и держу.
========== Часть 2 ==========
Послушный снайпер…
Я-то думал, он будет сопротивляться или хотя бы презрительно фыркнет и уйдет на весь день незнамо куда. Он может. Он послушный, но иногда слишком упрямый.
Но Бас только пожал плечами.
Поэтому я вооружился тремя булавками, бутылкой финской водки, марлей и выдержкой, и уселся верхом на киллера, прижимая его к спинке дивана.
По телевизору идут какие-то сверхтупые американские мультики, но Себастьян упрямо пялится на экран, повернув голову, предоставляя в мое распоряжение левую сторону лица.
Отлично.
Обмакиваю марлю в водку, обтираю ухо, обмакиваю булавку. Руки немного дрожат, то ли от возбуждения, то ли от того, что раньше я подобного не делал.
Сильно оттягиваю мочку, прижимая острие булавки к коже. Наверное это сложнее, чем втыкать нож в податливую плоть. Наверное это быстро. Мне кажется, что это должно быть быстро, но на самом деле это не так. Пальцы скользят по тонкому кусочку металла, булавка гнется, идет вкривь, я пытаюсь ухватиться, вдавливаю глубже, но, кажется, не пробита еще и половина. На месте прокола выступает кровь, Себастьян морщится, стараясь не дергать головой.
Возбуждаюсь. Чертов снайпер, спокоен, как чертов труп.
Игла, наконец, проходит насквозь, чуть уколов палец. Совсем криво прошла, сверху вниз, поэтому, наверное, так долго. Защелкиваю булавку, прижимаю пропитанную алкоголем марлю, стирая капли крови.
Сжимаю пальцами бровь. Полковник дергается – я знаю, так мы не договаривались, но и ты, мой киллер, должен знать, что твой шеф непредсказуем.
Замирает, когда я подношу к его глазам очередную булавку. Вижу, как на несколько мгновений расширяется зрачок, и… всё. Он опять спокоен. Технология та же – протереть спиртом… Нет. Будет мешать. Все-таки специализация у Морана – снайпер. Нужно что-то подальше от глаз, чтобы не отвлекало. Протираю кожу ближе к виску, чувствую, как этот паршивец напрягается, не понимая, что я на этот раз задумал.
Ничего особенного. Хотя это наверное больно. И уж точно будет длиться дольше, чем предыдущий прокол.
Игла аккуратно подцепляет кожу, стараюсь вогнать ее поглубже. Бастиан морщится, мне это мешает и я шикаю на него – это так странно выглядит в моем воображении, что я тихо хихикаю. Решив, что иголка вошла достаточно глубоко, изменяю направление – теперь проталкиваю ее вдоль виска. Остановившись, слизываю появившуюся кровь. Привкус спирта все портит, но Моран все равно вкусный, возбуждающий… и спокойный. Ненавижу. Грубо дергаю иглу, защелкиваю.
Чувствую, как снайпер резко втягивает воздух. Проворачиваю булавку, укладывая плашмя на кожу, смачиваю водкой.
Третья. Куда бы? Осторожно провожу пальцами по щеке, ухватываю за губу, оттягиваю. Знаю, что действовать нужно быстро, но все равно не успеваю – полковник перехватывает мою руку, откидывая в сторону, и пребольно кусает за пальцы. Залепляю ему пощечину.
А он скидывает меня на диван, поднимаясь, и направляется к выходу.
– Вытащишь булавки – уволю и убью.
Выходит из комнаты, слышу, как хлопает входная дверь.
Но было хорошо. Еще чувствую обволакивающее тепло напряженного тела. Вкус крови, смешанный с водкой. «Кровавая Мэри»… Нет, «Кровавый полковник». Капля табаско и привкус сельдерея. Не помешает.
Пойду смешаю себе что-нибудь в этом роде.
Кайенский перец. Сок лайма. Вкусно же.
Оливки и немного креветок.
Моран вернется среди ночи, может даже раньше. Завтра у него работа. Правда без меня.
Ну и ладно. У меня своя работа.
========== Часть 3 ==========
Четыре убийства за шесть часов, в разных концах Лондона, одно даже в пригороде. Все четко.
Два нужны для сделки, одно – сама сделка, и одно – маленькая месть. Хоть я и предпочитаю проводить акты возмездия собственноручно, но с тех пор, как я провел сеанс пирсинга, Моран меня с собой не берет. Хоть упросись, хоть уприказывайся. Бесполезно.
Ну что ж, ладно.
Мне нужно еще подготовить материалы для сделки с макаронниками. Как это не стереотипно – но работать с ними совершенно невозможно, однако если Джеймс Мориарти взялся за дело – он доведет его до конца. Я доведу. А вот потом, если эти чертовы итальяшки меня достанут, пошлю к ним доброго волшебника с винтовкой.
Но вместо дела, мне приспичивает поболтать с моим киллером. Странно, достаточным интеллектуальным уровнем он похвастать не может, но это по сравнению со мной. Со мной вообще мало кто может соперничать в этом плане. А Басти у нас среднестатистический интеллектуал – даже повыше среднего. Но поговорить с ним люблю. Мне нравится, когда он злится на меня, огрызается, и делает это все с абсолютно каменным выражением лица.
– Ты знаешь в честь кого тебя назвали, Басти?
– Не имею не малейшего понятия.
Дуется. Глупый киллер. Подумаешь, на виске кожа припухла, не сильно же. Будет хорошо себя вести – куплю штангу покрасивее, все-таки булавка лучше смотрится в ухе. И мог бы не шипеть, что я смерти его желаю – булавки из хирургической стали с примесью платины – ничего более гипоаллергенного я не нашел. Ну платина это так, повыпендриваться, признаю. Так что пройдет твой висок, ничего, потерпишь.
– А я знаю…
Молчит. Знает, что я хочу, чтобы он меня спросил. Поворачивается на стуле, внимательно рассматривая меня, уже подошедшего почти вплотную.
– И?..
– Ну Бас, так не интересно, кто так разговаривает с любимым шефом?
– Джеймс, ты хотел что-то сказать? Говори.
– Нет. – Чуть дергаю за ухо. Не болит. Вроде бы – с ним же не поймешь. – Я хотел поговорить. Мне скучно.
– Купи себе Мону Лизу и ходи по комнате. Я-то чем могу помочь?
Умеет обескуражить даже меня. Пытаюсь прикинуть чем мне может помочь несчастная Джоконда, тем более, что творчество Да Винчи меня не особо восхищает.
– Зачем?
– Будет за тобой наблюдать. А ты будешь с ней разговаривать.
Господи, Себастьян, у тебя что, чувство юмора отшибло?
– Ну Себ. Ну спроси.
– Какой у тебя любимый художник?
Ну ладно, как хочешь.
– Нитч.
– Не слышал.
– Загугли. Тебе понравится.
– Шел бы ты к черту, босс. Ну выкладывай, чего ты там хотел рассказать.
Бесит, когда он разговаривает со мной, как с ребенком. Хотя он, наверное, меня таковым и считает. Подхватываю со стола изящный нож для бумаг, прижимаю острие к коже под наглыми голубыми глазами.
Замирает. Кажется, даже дышать перестает. Если я вырежу один из твоих прекрасных льдисто-синих глаз, кем ты тогда станешь, злой тигр? Куда пойдешь? Кому нужен одноглазый снайпер?
Хотя тут я не прав. Лучше тогда уж будет подрезать сухожилия на пальцах. И оставить тебя при себе.
Осторожно, плашмя, веду лезвием по чисто выбритой скуле. Мне нравится запах его кожи.
– Был такой святой Себастьян, римский легионер. Ты же знаешь, кто такие легионеры? – Презрительно фыркает, отчего лезвие чуть срывается, самую малость оцарапав кожу. – Ну так вот… Милый был человек.
Скептически морщится.
– Да ну?
– Да… Уболтал двух лучших друзей принять смерть за веру.
– А они геройствовать не собирались?
– В общем-то да.
– Мило. И что с ним стало?
– Истыкали беднягу стрелами. Потом забили камнями и сбросили тело в канализацию.
– Мафиози, блин. Это ты от итальяшек своих заразился?
– Бас, ну это же римляне! Предки как-никак.
– Вон оно что. Ну да. Понятно откуда ноги растут. И в чем мораль?
– Мне откуда знать? Это ты у нас в честь римлянина-мученика назван…
– Мученика? Ну тогда все ясно, – притворно вздыхает. – А я все думаю – за каким чертом я на тебя работаю? А я, оказывается, по определению мазохист.
– И садист, – мурлыкаю ему в ухо, – с дружками-то вон как обошелся.
– Видимо, да…
Бастиан тот еще садист, уж я-то знаю. Знает, что я хочу его поиметь и динамит. Меня. Джеймса Мориарти.
Вот же засранец.
Позволяет тыкать в себя булавками, взрезать кожу острым лезвием, но только не сильно и не глубоко. До первых капель крови. Крови, которая мне кажется пряной, а не просто соленой на вкус, и которую он очень редко, но все же позволяет мне слизывать с загорелой кожи. Тогда я чувствую, какую власть надо мной приобрел этот чертов садомазохист.
Это неправильно, даже для меня, особенно для меня, потому что чертов киллер вызывает слишком много чувств и слишком мало отдает их мне взамен.
И я хочу его убить. Очень хочу. И он знает об этом, совершенно точно знает, я вижу это в синих, завораживающих, хотя точнее будет сказать – замораживающих, глазах. Вижу, когда он смотрит на меня, прикрыв чертовы синие ледышки светлыми ресницами. А я тем временем прижимаю ножик почти что к его горлу. И я могу его убить – нужно только чуть выше и чуть сильнее, и чуть быстрее двинуть рукой.
Но опять – небольшой, рассекающий кожу надрез, совсем небольшой – в длину около пары дюймов. Я подношу к его глазам лезвие, окрашенное его же кровью и он кивает: то ли своим мыслям, то ли мне, то ли еще чему-то. Раз за разом ловлю себя на том, что постоянно возвращаюсь к его глазам. И все чаще мелькает мысль вырезать один – на память, но меня останавливает то, что даже в формалине синий цвет помутнеет и станет того мертвяцкого отвратительного оттенка, который я ненавижу во всем умершем.
Я терпеть не могу мертвых – смерть на все набрасывает тонкое мутно-бледное покрывало – на кожу, становящуюся пергаментно-серой, на глаза, цвет которых тускнеет и теряет всякую привлекательность, даже кровь – с ней все совершенно отчетливо – умершая кровь покрывается этой жуткой пленкой, мутной, тошнотворной, отвратительной.
Решив для себя, что кивок – это своеобразное разрешение для дальнейших действий, делаю еще один надрез – накрест предыдущего и длиннее – дюйма четыре – по всему плечу. Полковник чуть косит глаза на меня и предупреждающе рыкает, чуть приподняв верхнюю губу, как тигр, обнажающий клыки.
Мне мало, мне слишком мало и я готов ослушаться, не внять последнему предупреждению, но снайпер совсем слегка выворачивает мою руку и пальцы сами выпускают нож для бумаг. Я слышу как он со звоном перекатывается по паркетному полу.
Одна ладонь с длинными, жесткими пальцами ложится на шею, надавливая на затылок, и я похотливо тычусь губами в порезы, исследуя взрезанную плоть языком. Вторая ладонь укладывается на обтянутую тонкой джинсовой тканью ягодицу, и скользит меж бедер, заставляя глухо стонать, изнывая от желания. Пряный вкус горячит кожу на губах и я стараюсь охладить ее, прижимаясь то к шее, то к плечу Себастьяна. Ладонь с шеи перемещается на поясницу и я интуитивно чувствую, что сейчас он, как всегда отстранит меня, шепнет на ухо «Ну все шеф, сними себе шлюшку на часок и постарайся не убить» и уйдет – или к себе в комнату, или в ванную, но потом, обязательно – прочь из квартиры, оставив меня справляться со стояком подручными средствами – шлюхами или руками. Я бы даже сказал, что это унизительно, но ему плевать.
И приказывать ему что-либо бесполезно – я достаточно хорошо знаю своего снайпера.
Поэтому я прошу – тихо и, действительно, честно:
– Не уходи. Помоги мне, Басти.
И вижу как он обреченно прикрывает свои холодные голубые глаза, так как будто он знал, что однажды я попрошу, и как будто был точно уверен, что не сможет отказать.
Я тянусь к его губам, но сильные пальцы обхватывают горло, отстраняя и заставляя чуть приподняться, чтобы стянуть джинсы вместе с бельем. С трудом отрываю взгляд от густых, цвета красного янтаря, капель, стекающих по чуть смуглой коже, судорожно облизываю пересохшие губы. Чувствую, как его ладонь обхватывает мой член, плавно отодвигая тонкую кожицу, и жесткий палец размазывает капли смазки по чувствительной головке. Дыхание сбивается – у шлюх тонкие, холеные, мягкие пальчики – их прикосновения не приносят боли и не окрашивают чувства в яркие цвета, вызывая только скуку и физиологическую разрядку – если они хорошо постараются. Снайпер не такой, совсем не такой – он смотрит в мои глаза, держа руку на горле, чуть сжимая кадык, движения на моем члене резкие, жесткие, иногда он проводит ладонью по головке, я чувствую это особенно остро – круговые движения, с небольшим нажимом – и снова вдоль ствола – вверх-вниз.
Я кончаю очень быстро – даже слишком быстро. Еще почувствовав, как я захожусь в предоргазменных судорогах, Себастьян отпустил мое несчастное горло и позволил прижаться губами к вязким каплям крови, слизать их судорожно быстро, толкаясь в его руку, прикусить кожу, сцеживая свежую алую жидкость. Краем глаза успеваю заметить, как он смачно облизывает свои пальцы, но не знаю зачем, не хочу думать, потому что вторая рука ласкает меня так, как мне нужно. Так, как я хочу. Когда влажные пальцы проскальзывают по ложбинке между ягодиц, круговыми движениями оглаживая сжатые мышцы, я уже готов кончить. Когда палец на одну фалангу проникает внутрь, сгибаясь, исследуя – я уже на грани и фиолетово-красно-желтые, ослепительные круги перед глазами уже готовы заполонить всю голову, взорваться тысячами искр. Я бы кончил в тот же момент и без стимуляции простаты, но киллер нашел ту точку, чуть нажал, поглаживая, и я с протяжным вскриком излился ему в ладонь, размазывая языком его кровь по своим деснам.
Не осталось ни одной связной мысли в голове. Отстраненно, краем сознания, чувствую, как он промакивает влажную от спермы кожу салфетками, до которых явно с трудом дотянулся, прижимая меня, обессиленного, к себе, осторожно натягивает на меня джинсы, застегивает. Поправляет перекрутившуюся футболку. Вытирает мои губы. Подхватывает на руки, аккуратно усаживает в кресло.
Приоткрыв глаза вижу, как он смотрит на меня прямо в упор, так задумчиво, с интересом. С трудом размыкаю губы – я не знаю, что хочу ему сказать, но мне почему-то кажется, что что-то сказать нужно. Себ резко качает головой и отворачивается, а я пожимаю плечами, глядя на удаляющуюся красивую, изукрашенную татуировкой, спину. Бросаю, тихо смеясь:
– Святой Себастьян на службе у короля преступного мира.
Не оборачивается, только качает головой, то ли нехотя соглашаясь, то ли опровергая мои слова.
Итак, я как-то слишком сильно отвлекся.
Где там мои итальяшки, потомки римских легионеров?
========== Часть 4 ==========
Чудная неделя выдалась. Тяжелая.
Мне снятся дурные сны и я почти не сплю – только брожу по квартире, периодически, по ночам натыкаясь на снайпера. Он неодобрительно смотрит на меня и предлагает переехать. Думает, что меня беспокоит, что кто-то может вычислить наше место жительства. Во-первых, я для того и держу его при себе, чтобы не беспокоиться, а во-вторых… Во-вторых, я не знаю что меня гложет. Помимо жуткой усталости, конечно.
Снится какая-то ересь – я не могу вспомнить что, но просыпаюсь буквально через час, после того, как закрываю глаза. Просыпаюсь чуть ли не в холодном поту, резко подскакивая на слишком широкой кровати, и долго смотрю в стену, обклеенную дорогущими дизайнерскими обоями.
Себастьян настороженно следит за мной, кажется, что он тоже не спит ночами, но выглядит, однако, намного лучше чем я.
– Тебе лошадиную голову в постель не подкидывали, шеф?
Что он несет? Ах, ну да… «Крестный отец», да? Боже, какой бред. Видимо я абсолютно свихнулся.
«Если тебя ранят – никогда не приходи в мой дом»
– Сколько раз тебе повторять?! – шарахаюсь от него. – Я же говорил тебе!
Себастьян молчит, сжимая зубы, попеременно зажимая то руку, то ребра.
– Сколько повторять? У меня и так неделя тяжелая, а тут ты, среди ночи, весь в кровище!
– Твои дела улаживал, засранец.
Я даже дар речи потерял. Ладно, спишу на болевой шок, но припомню, припомню.
Он меня пугает. Не знаю – мне нравится кровь, но сейчас он меня пугает.
– Куда мне еще было идти?
Я не знаю, куда тебе надо было пойти. Я не знаю, куда ходят наемные убийцы, когда у них прострелена рука, а в ребра, кажется, можно тыкнуть пальцем, причем в саму кость. Если, конечно, хочешь тыкать пальцем в подобие кровавого месива. Я никогда так неаккуратно не работаю.
Это ужасно.
Мечусь по комнатам. Я не знаю, что ему нужно, откуда мне знать-то? И кажется только мешаю, потому что снайпер шипит, отмахиваясь здоровой рукой.
– Бас, ну что мне делать?
– Уйди, а… Джеймс, просто уйди. Ничего смертельного, у тебя еще будет шанс прикончить меня лично.
– Но…
– Джеймс, не дергайся. Успокойся. Иглу принеси. И все остальное.
Говорит сквозь зубы. Выплевывая слова. Непривычно.
Успокойся. Действительно, чего я дергаюсь-то? Игла?
– Я тебе что, белошвейка? Откуда в этом доме вообще могут быть иглы?
Опять отмахивается.
– Сумка, Джим.
До меня доходит – приношу из его комнаты сумку – тяжелая, зараза, не знаю, что он в ней хранит, но не распаковывал при мне ни разу.
– Я посмотрю.
Жмет плечами.
Никогда вживую такого не видел – в фильмах да, всяческие супергерои только так на себе зашивают все подряд и чуть ли не трепанацию черепа в полевых условиях проводят. И ничего – только морщатся чуть-чуть.
Впрочем, снайпер тоже только морщится, да губы кусает – жуткое зрелище.
Да нет, не снайпер – жуткое зрелище, а те блестящие металлические штуковины, которые он извлекает из сумки. Подхожу ближе, кручу в пальцах длинный зажим, изогнутый и с плоскими концами.
– Джим, не мешай, дай сюда.
– И что этим делают? – протягиваю, – Твою мать! Себ! Это ужасно!
«Этим» киллер жмурясь и тяжело дыша, ковыряет в руке; хромированная сталь погружается в плоть, неглубоко, но выглядит все равно отвратительно. Вытаскивает небольшой сплющенный кусочек металла, откладывает щипцы на стол.
– Джим, не стой над душой.
– Почему ты такой спокойный? – мне правда интересно.
Как можно вот так буднично сидеть на кухне, уставленной итальянской мебелью и немецкой техникой, оставлять кровавые отпечатки на винтажном столе и…
– Черт, ты это еще и зашивать будешь?
– Предлагаешь так оставить?
Придвигаю стул чуть ли не вплотную. Кровь на коже уже подсохла.
– Шеф, протянешь руку – я тебе ее отрежу.
– У тебя там и скальпель есть?
– Можешь мне поверить.
Обтирает руку – принюхиваюсь – точно, водку развел с водой. Любопытно.
– Что дальше?
– Мориарти, ты можешь заткнуться и не мешать?
Вон как заговорил. Ну-ну, Себастьян, я запомню.
– Ладно, помоги.
Еще чего.
– Джеймс.
Ладно уж.
– Что, малыш? Папочка тебе поможет.
– Руки вымой. Достань из стопки иглу и из другой – нитку. Вдень одно в другое, ладно?
Ладненько, Джим может поиграть в медсестру. Джим моет руки с мылом, лезет пальцами в стопки с водкой. Вообще интересно, мне нравится.
– Из меня получилась бы хорошенькая медсестричка, а, Себ?
Принимает из моих пальцев изогнутую иглу с заправленной шелковой, кажется, нитью.
Подцепляет кожу, неглубоко, с одной и с другой стороны, стягивает. А так, вроде бы, ничего сложного. Забавно, я думал все куда сложнее.
Стянув края и обрезав нить – льет сверху элитную финскую водку, морщится, немного отхлебывает из горла.
– С остальным сложнее будет, да, Себ?
Кивает.
– Неудобно.
– Хочешь – я?
– Джеймс, ты долбаный извращенец, да ни за что!
– А какие варианты? Будешь тут изображать самостоятельность? Вот мне еще не хватало твоего шестифутового трупа на кухне.
– Как всегда преувеличиваешь, Джеймс. От такого не умирают.
Скептически смотрю на разодранную кожу на ребрах и животе.
– Думаю, рано или поздно ты сдохнешь, Себастьян. Или дашь мне тебя зашить. Кажется ничего сверхъестественного в этом нет. Будешь руководить. Я буду слушаться, обещаю.
Действительно, когда мне еще представится такой шанс?
Хотя я все равно недоволен тем, что кто-то подпортил шкуру моего тигра.
Кивает – правильно, начальство надо слушать.
– На колени ко мне не смей залазить. Процесс видел – давай, вперед.
– Почему крови так мало? – обтираю кожу, аккуратно отлепляя длинные прилипшие нити, от марли, которую снайпер прижимал к ране.
– А тебе всегда мало. Было бы много – я бы, может вообще не дошел.
– А это точно не опасно? Ну, там…
– Джеймс, можешь считать это слишком длинной и немного глубже среднего царапиной.
– Да вроде как царапины сами зарастают. Ох, Себ. Это покруче, чем уши прокалывать.
– Шей давай, медсестра, блин.
– Ты бы не грубил, Себастьян, – стараюсь подцепить кожу иглой, – а то я на тебе слово неприличное крестиком вышью.
Киллер глухо смеется, края раны расходятся. Ну почему он мне всегда мешает…
– Бас. Заткнись.
– А ты не смеши меня… Джим, оба края протыкай разом, не надо меня в дуршлаг превращать, – шипит. Больно наверное.
– Пальцы скользят.
– Пассатижи возьми. В сумке, Джеймс, куда ты рванул?
Возвращаюсь. Господи, я действительно нервничаю. Куда я собрался?
Выдергиваю иглу, удерживая пассатижами.
– До ребер зашей, там само зарастет. Не мельчи – сантиметр-два между стежками.
Прикусываю язык, видимо от напряжения, дергаюсь – из-под двух сделанных стежков проступает кровь. Бас изгибается, внимательно разглядывая мою работу, закатывает глаза:
– Спасибо всем богам, что я уже почти ничего не чувствую.
Накатывает злость. Сжимаю кожу ладонью, сильно, чувствую, как медленно сочится кровь.
– Джеймс! Джеймс, твою мать! Прекрати…
– Больно? – вижу, как зрачки расширяются.
– Сам как думаешь…
– Тогда не хами мне, глупый тигр.
Пытается убрать мои руки, оттолкнуть.
– Я закончу, малыш. Не дергайся, ладно?
Дышит так тяжело, с хрипом. Я люблю обескураживать его переходами с грубости на нежность.
С пассатижами проще и быстрее. Стираю кровь разведенной водкой, делаю еще с полдюжины стежков.
– Как закреплять?
– Просто завяжи концы нити и обрежь.
– Может, до конца дошить?
– Не надо. Водкой залей и все. Дальше я сам.
Сам? Интересно. Вообще-то мне хватает медицинских познаний, чтобы понять, что повязку ему самому будет сложновато затянуть.
Позволяет помочь. Несколько метров белой тонкой ткани резко контрастируют по цвету с чуть загорелой кожей.
Сейчас мне нравится, как он выглядит. Сильный, но теперь слегка беззащитный. Хорош.
– Себ…
-Джеймс, даже не думай, – собирает железки, сваливая в раковину, обдает водой. – Завтра прокипячу. Пойду спать.
– Я с тобой.
– Нет.
– Да.
– Джеймс!
– Малыш, не спорь со мной.
– Джим… Вот вообще не до тебя.
Хмыкаю. Черта с два. Когда ты еще будешь в таком состоянии?
Устало прикрывает глаза. Я тоже чувствую себя потрепанным, как сердце больного ишемией.
Кровать у снайпера узковатая для двоих. Сидя на ней, наблюдаю, как киллер стягивает джинсы и надевает майку.
– Ложись у стены, – выключает свет.
Перекатываюсь к краю постели, через несколько секунд чувствую, как он ложится рядом. Горячий.
– Джим, полезешь ко мне – шею сверну.
Фыркаю.
========== Часть 5 ==========
За окном уже достаточно светло, когда я открываю глаза. Тигр спит рядом, умудряясь сохранять серьезное выражение лица. Ну, не совсем серьезное – чуть приоткрытые губы и подрагивающие светлые ресницы отвлекают от общей суровости. Красивые губы – всего в меру, хотел бы я чуть прикусить их – несильно, но чтобы кровь выступила, а потом можно слизывать ярко-красную жидкость, упиваясь вкусом, мягкостью кожи и запахом. Перевожу взгляд на потолок, сам себя отвлекаю от мыслей об этих губах… Потолок белый – непривычно, в моей спальне он кремовый. Провожу пальцами по обоям – тоже не такие на ощупь – остались от предыдущих хозяев квартиры. Я разрешил киллеру самому устраиваться в своей комнате. Я правда не стал вмешиваться – пускай делает что хочет, я даже заплачу – очень уж хотелось посмотреть, во что он превратит окружающее его пространство. Но, насколько я знаю, он купил кровать и шкаф. Кровать – потому что спать на чужой посчитал отвратительным. Шкаф – потому что любит порядок, а запас оружия у полковника большой. В шкафу хранить удобнее.
Кажется, даже попытался придать комнате больше безликости – выкинул все побрякушки – картины (копии, конечно), шторы, что-то тут еще стояло – уже не помню.
Не верю, что его ничего не интересует кроме работы. Должны быть у человека какие-то увлечения.
Даже не знаю, кто из нас больше сумасшедший.
И еще одна вещь, которую он купил сам, на свои деньги – те, которые я ему плачу. Зеркало. Огромное, наверное семь на пять футов, не меньше. Без рамы, но стильное – с острыми матовыми краями, чуть скошенными к стене. Полковник часто смотрит в зеркала – но не так как я. Я смотрю, чтобы оценить свой внешний вид, чтобы полюбоваться собой, чтобы точно знать, что я неимоверно хорош. Да, знаю, это скорее всего нарциссизм в чистом виде, и меня это ни капли не смущает.
Себастьян смотрит в отражение собственных глаз – я часто это замечаю. Даже если нужно осмотреть себя, свою внешность, одежду, прическу – неважно, он сначала несколько секунд смотрит в глаза своего отражения.
Я недолго рылся на всяческих форумах и нашел-таки красивое объяснение – «некоторые после изнурительного путешествия приходят в себя лишь тогда, когда, поглядев в зеркало, зрительно подтвердили себе свое действительное существование».
Интересно, в чем мой верный тигр сомневается больше – в собственном существовании, или в реальности происходящего?
Длинные светлые ресницы начинают подрагивать, а пальцы чуть сжимают одеяло – сейчас проснется. Забираюсь с головой под одеяло. Душно, жарко и слишком много запахов.
